Homo lego: новый человек в пространстве культуры XXI века

Размещено на http://www.allbest.ru/

HOMO LEGO: НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК В ПРОСТРАНСТВЕ КУЛЬТУРЫ XXI ВЕКА

Проблема телесности издавна привлекала внимание исследователей. На разных этапах развития науки она либо теряла актуальность, либо оказывалась в фокусе внимания, но никогда не уходила с научных горизонтов полностью. На философскую и научную рефлексию на тему телесности огромное влияние оказывала доминирующая религиозная традиция - от растворения телесности во вселенском Дао на Востоке, до принижения телесности в западной иудео-христианской традиции. На протяжении долгого времени телесность рассматривалась в отрыве от духовности, что особенно характерно для европейского средневековья. Интересно, что и много позже университетская традиция разделяла плоть и дух, провоцируя метафизический и экзистенциальный конфликт. Философско-культурологическая мысль ХХ века убирает эту нарочитую «биполярность», усложняя сам концепт телесности. Мы уже когда-то указывали, что в ХХ столетии, прежде всего, в его второй половине, основная масса исследователей обращает внимание на сложную организацию феномена телесности [6, 145-146]. Так Ж.Бодрийяр выделял четыре варианта тела, в зависимости от контекста рассмотрения - труп для медицины, робот для политической экономии и т.д. [1] Оригинальная концепция «тела без органов», востребованная, прежде всего, в искусствосфере, была предложена А.Арто.

В отечественной традиции детальная разработка феномена телесности начинается с А.Ф.Лосева, выделявшего именно социальные характеристики тела. Марсель Мосс указывал на то, что телесные практики социальны и называл их «habitus» - привычкой, передающийся с помощью памяти, и формирующийся в зависимости от набора определенных условий.

«Habitus» варьируются «главным образом в зависимости от различий в обществах, воспитании, престиже, обычаях и модах» [2, c.37]. Так телесность «формируется» в процессе социализации, и в реальной повседневной практике мы имеем дело с некоей «культурной телесностью». Современные исследователи В.А.Подорога, В.Л.Круткин, Л.В.Жаров, И.М.Быховская продолжают эту традицию, анализируют телесность «по слоям» и в контексте социокультурной деятельности. В. А. Подорога в своих работах вообще представляет иную феноменологию тела. Тело для него - совокупность порогов: «объект», «мое тело», «аффект». «Мы в каждый конкретный момент являемся смешанными телами- состояниями… мы всегда пересекаем этот уникальный порог становления, изменяя дистанции, обрывая и возобновляя коммуникации с собой и с Другим, захватывая и отдавая свои экзистенциальные территории, преобразуясь из одних тел в другие…» [3, стр. 20]. Мы переживаем образ собственного тела крайне субъективно, что выводит телесность за пределы традиционной системы пространства-времени.

Тело и Власть

Биосоциальная природа феномена телесности как и крайняя степень зависимости этой природы от социального окружения и существующего властного дискурса уже давно не вызывают споров. В свое время М.Фуко указывал, что тело в эпоху Нового времени становится проводником этого властного дискурса. Собственно, по мысли М.Фуко оно всегда таковым и являлось - власть в буквальном смысле воздействовала на тело физически, утверждая себя. Только с XVIII века воздействие становится все более изощренным и, возможно, не столь очевидным широким массам. Хирургическое вмешательство, массовый спорт, медицинские осмотры - все это буквально пронизывает жизнь человека и развивается по нарастающей, начиная с XIX века. В тоталитарных государствах ХХ века эти методы достигают своего апогея. Проводится работа с городским пространством, жестом, позой, формой - каждый отдельно взятый человек индустриального общества становится предметом тщательно изучения и контроля. И сегодня мы все также имеем дело с обществом контроля. В двух лекционных курсах «Безопасность, территория, население» [4] и

«Рождение биополитики» [5]. Философ анализирует феномен контроля уже в дискурсе развития либерализма. М.Фуко утверждает мысль об избытке свободы, о бесконечных возможностях либерализма на современном этапе учитывать множественные интересы, при этом разрабатывая новую, гибкую систему контроля. Причем, речь идет об управлении поведением. Власть усиливает вмешательство в личную жизнь пропорционально расширению спектра свобод и их совершенствованию [6, 146].

О стремлении власти подчинить себе тело написано много. Причем речь идет не только о научных текстах. Усиление влияния феминистской критики актуализировало гендерный анализ художественного текста, что в свою очередь вывело на авансцену научной и художественной рефлексии проблему феминности и маскулинности в современном обществе. Одной из центральных тем феминистских текстов становится тема клиторального обрезания. В этой теме воедино сливаются сразу две научные проблемы - это феминистская критика и сам по себе феминистский научный дискурс с одной стороны и проблема давления власти на личность - с другой. Остановимся на нескольких наиболее показательных образцах. Так автобиографический текст сенегальского автора Хади «Искалеченная» повествует о женщине из сельской глубинки и поднимает эту мрачную проблему - по сути, настоящую трагедию, - которую по сей день переживает до двух миллионов девочек. Тема домашнего насилия подается здесь совершенно буднично. Хади описывает повседневность Сенегала в спокойной повествовательной манере, избегая нагнетания страстей. Текст сложно назвать художественным. Это не «литература» в чистом виде. Перед нами документ, со всей очевидностью показывающий разрушительную и бесчеловечную сущность патриархального общества - общества, базирующегося на калечащих человека и давно отживших традициях. Сейчас в России много говорят о необходимости возрождения традиций, о неких мифологических достоинствах консерватизма, о «духовных скрепах» и корнях. «Искалеченная» как раз об этом - о традициях и «скрепах». И о том, что они делают с человеком. Понятно, что в рамках феминистского дискурса на первый план выходит протест против мужского насилия и подчиненного места женщины. Но мы должны обратить внимание и на иной аспект - посредством калечащей телесной трансформации власть утверждает свое господство. Именно так, через тело проводится идея подчинения.

Эту же тему, но уже в более привычных нам литературно-художественных формах развивает Венсан Уаттара. Роман «Жизнь в красном» - текст, написанный в традиционной для ушедшего постмодернизма манере «псевдоавтобиографии». Роман представляет собой своеобразное интервью: пожилая по меркам Буркина-Фасо Йели - ей 55 лет - рассказывает историю своей жизни alter ego автора. Повествование насыщено бытовыми деталями - особенности повседневной жизни, пища, праздники и обряды, устройство дома - что позволяет читателю соприкоснуться с африканскими реалиями, буквально ощутить их. Мы видим, как девочку воспитывают в абсолютном подчинении, детям запрещают задавать вопросы, каждому предназначена определенная, проверенная веками роль. И снова власть утверждает себя через удаление клитора, словно бы еще более подчиняя женщину. Ведь стремление к свободе проявляется не только в уличных протестах или творчестве - оно в неконтролируемых чувствах и сексуальных желаниях. Сначала патриархальная власть в лице родителей запрещает задавать вопросы, а потом калечит тело.

Именно в телесных практиках проявляется стремление к свободе, к освобождению от диктата традиций и власти. Но патриархальная власть мстит за любую попытку бегства. И, что характерно, мстит еще большими телесными увечьями или, даже, физической смертью. Об этом повествует роман-скандал «Сожжённая заживо. Жертва закона мужчин», написанный под псевдонимом Суад. Долгое время считалось, что женщина, скрывавшаяся за этим псевдонимом, - первая выжившая после того, что в арабской традиции называется «убийство чести», когда женщину, заподозренную во внебрачной связи, убивают. Чаще всего - сжигают заживо. В данном случае перед нами - душная, вызывающая клаустрофобию арабская повседневность Западного Берега реки Иордан. Традиционно- патриархальное общество здесь явлено во всей своей неприглядности. Женщина ценится в этом обществе меньше домашней скотины, а потому «лишних» девочек мать сама убивает сразу после рождения. Старшие девочки, родившиеся первыми, а потому «нелишние», ибо могут принести пользу через выгодный брак, проживают такую жизнь, что завидовать им в любом случае не приходится. Главная героиня нарушила семейные заповеди и позволила себе полюбить, за что ее облили бензином и подожгли. Она позволила себе распорядится своим телом по-своему, за что и была наказана. Ведь в патриархальном обществе тело принадлежит общине, семье, а не человеку. Объятая пламенем, Суад бежала и чудом спаслась.

Роман не однозначный, поскольку написан в результате восстановления подавленной памяти. Тереза Тейлор, исследовательница из Австралии, указала на ряд несоответствий в тексте, включая отельные культурно-бытовые реалии. Также неясной осталась и степень ожогов тела - в европейском издании это 70%, а в американском - вообще 90%. Как бы там ни было, даже если сам текст и является художественном вымыслом, основан он на реальном положении дел и на реальной патриархальной традиции «убийства чести». А в нашем контексте нас интересует, прежде всего, феномен несвободы тела в патриархальном обществе.

Современная власть не случайно ратует за сохранение традиционной семьи и отказывается принимать любые иные ее формы, ограждая неприкосновенность биполярных патриархальных отношений даже юридически. Так дети ни в коем случае не должны узнать о многообразии семейных форм или возможности добровольной смены гендерной роли и свободе выбора гендера, ибо одно лишь это знание поставит под вопрос легитимность существования патриархальной власти. Сегодня нам кажется, что такие понятия как «детство» и «подростковый возраст» являются естественными и определенными природой. Между тем, мы забываем о том, что оба понятия есть не более чем продукт человеческой цивилизации, причем продукт весьма и весьма молодой - он создается лишь в XIX столетии, когда общество вступило в новый этап развития и механизмы контроля, заложенные в XVIII веке заработали в полную с силу. «Детство», которое нужно оберегать, - это лишь один из самых жестких механизмов властного контроля. бодрийяр тело искусствосфера телесность

Свобода гендера как бегство от Власти

Социокультурную динамику невозможно обратить вспять. Семья сегодня более не является хозяйственной ячейкой и по этой причине не центрирована на деторождении. Ребенок более не является «хозяйственной единицей», призванной обеспечивать благополучие семьи и - шире - общины. А значит и телесные практики, включая сексуальность, стали индивидуальным и свободным выбором. Информационное общество колоссальным образом расширило границы неформальной социальной сферы, предоставив человеку бесконечное множество выборов стратегии поведения. Хотелось бы вспомнить в этой связи весьма показательный фильм режиссера Алекси Салменперы «Как стать мамой» (2004). Он рассказывает историю молодой женщины, желающей завести ребенка, но получающей отказ от своего молодого человека. В фильме поднимается тема искусственного оплодотворения и полной свободы выбора - женщина более не привязана к мужчине в своих желаниях. Режиссер идет дальше, показывая зарождающееся любовное чувство между главной героиней и женщиной-врачом клиники. Лесбийские отношения окончательно выводят мужчину «за скобки». Но это пример «мягкого» протеста, когда не возникает необходимости глубоких физических трансформаций - героине оказалось достаточно дать себе свободу, посмотреть на ситуацию «из вне», и тем самым вырваться за пределы традиционных ценностей.

Мы осознаем собственную идентичность лишь при наличии границ - границ между собой и обществом. Если эти границы не идентифицируются «естественным» образом, то их надо установить ради обретения чувства безопасности. Проблема границ - это ключевая проблема информационного общества. Сегодня научные достижения позволяют нам конструировать наши тела, исходя из особенностей самоидентификации. Наше тело - это одновременно инструмент саморепрезентации, убежище и путь к освобождению.

Современный человек использует разного рода бодимодификации не только, чтобы очертить границы, но и чтобы обрести свободу, ускользнуть от диктата власти. Ему становится тесно в жестких патриархальных биполярных структурах. Именно с этих позиций мы должны рассматривать идею трансгендерности. Как физическая смена пола, так и сознательный выбор иной гендерной роли не просто бросаеют вызов существующей власти - подобная модель поведения задает новый формат отношений, если не уничтожая, то расшатывая патриархальную биполярность.

Патриархальность семейно-брачных отношений, их пропагандируемый и охраняемый сегодня столь тщательно гетеронормативизм, на самом деле сводятся к примитивной биологизации межличностных отношений. Между тем мы должны помнить, что человек - это существо биосоциальное, а в информационном обществе более социальное, чем биологическое. На протяжении почти всей человеческой истории биологические и хозяйственные основания как бы дополняли и поддерживали друг друга, работая на укрепление вполне определенной системы властных отношений.

И, во многом, это было если и не оправдано, то объективно неизбежно. Но со сменой хозяйственного типа и формирование новых, информационных реалий биологический детерминизм уходит. Мы могли бы назвать этот процесс «гендерной эмансипаций» - освобождением личности от хозяйственно-биологического детерминизма и обретением свободы, основанной на личном выборе и новых технологиях.

В свое время мы уже упоминали «Манифест киборгов» (1985) Донны Харауэй [6, 148-149]. Этот отчасти иронический текст, обращенный к анализу женского опыта, во многом предвосхитил сегодняшний день. Феминистка утверждает мысль, что мы - киборги, это наша онтологическая сущность, ибо киборг - это соединение материальной реальности и воображения. Примечательно, что во многом причиной «рождения» киборга становится прорыв границ между человеческим и животным; между животно-человеческим и машиной; между физическим и нефизическим. «Достраивание» себя - это механизм выживания и достижения гармонии. Киборг - это достижение целостности и, в том числе, преодоление гендерной биполярности, ибо киборг является существом постгендреного мира [7]. Это символ единства и целостности. Характерно, что в процесс гендерной эмансипации сегодня включаются также и представители того возрастного сообщества, которое мы традиционно называем «детской субкультурой», ибо отсталость и ущербность патриархального гетеронормативизма осознается представителями вех поколений с большей или меньшей ясностью. Хорошо известна история Джазза Дженнигса - подростка-трансгендера и модели. Будучи биологически мужского пола он/она осознал/а себя девочкой в два года. А в четыре года врачи поставили ребенку диагноз «гендерная дисфория». В 2014 году была опубликована книга Дженнигс «Я Джаз» для детей от 4 до 8 лет, где рассказывается от трансгендрах и о тех трудностях, которые они переживают. Не меньшую известность приобрела история Кори Мейсон, хотя в данном случае мы и не имеем дело с миром шоу- бизнеса. Таким образом, революция уже началась и сегодня все больше детей проходят лечение ингибиторами пубертатности. Исходя из всего вышеизложенного, мы приходим к очевидному выводу: сегодня феномен телесности наполняется принципиально иными, новыми смыслами. Концепт «телесность» более не должен рассматриваться в контексте дихотомии души и тела или, узко, в рамках проблемы соотношения физического и социального. Современная телесность - это телесность, выполняющая две центральные функции: защитную (от информационного шума, несанкционированного вторжения) и функцию освобождения (от властного дискурса, узких бытийно-традиционных рамок). Современные технологии сформировали новый тип личности, - Homo Lego, - это человек, являющийся продуктом собственного выбора, ибо больше нет ничего, определенного раз и навсегда фактом рождения - ни тех или иных форм ментальности, ни неизменной телесности. Тело Homo Lego уподобляется конструктору и мы, его владельцы, вправе достраивать и перестраивать его, исходя из собственного представления об адаптации и/или самореализации.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бодрийяр Ж.М. Прозрачность зла / Ж.М.Бодрийяр. М.: Добросвет, 2009. С. 387.

2. Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии / М. Мосс; Сост., пер. с фр., предисловие, вступит, статья, комментарии А. Б. Гофмана. М.: КДУ, 2011.416 с.

3. Подорога В.А. Феноменология тела. / DEJA VU алиби-не-алиби. Режим доступа: http://ec-dejavu.ru/b/Body.html (20.11.2015), свободный. Загл. с экрана. Яз. рус.// Подорога В. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. М., Ad Marginem, 1995, с. 9-98.

4. Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций. // Центр гуманитарных технологий. Режим доступа: http://gtmarket.ru/laboratory/doc/6693 (28.07.2015), свободный. Загл. с экрана. Яз. рус.

5. Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций. // Центр гуманитарных технологий. Режим доступа: http://gtmarket.ru/laboratory/doc/6709 (28.07.2015), свободный. Загл. с экрана. Яз. рус.

Размещено на Allbest.ru