1

Размещено на http://www.allbest.ru/

Диалогика герменевтики П. Рикера

Г.В. Дьяконов, Кировоград

Особое место среди западных герменевтов занимает П.Рикер, который в первом периоде своего творчества разрабатывал «герменевтическую феноменологию» как связующее звено между феноменологией и психоанализом. В последующие годы он изучал суть и особенности феномена интерпретации как таковой, а также анализировал методологию и технику «прочтения» текстов как модели герменевтического понимания. В отличие от многих исследователей герменевтики, которые акцентируют внимание на субъективной стороне интерпретации текста, П.Рикер стремится постичь особенности познания объективного значения текста, отличающегося от субъективных интенций автора, а также связь между дискурсиями текста и интерпретациями. Развивая герменевтику как философию интерпретации и учитывая различие устной и письменной речи, Рикер говорит о «парадигме текста» (по Т.Куну), в которой содержание текста и внутренние интенции автора могут заметно расходиться между собой, порождая «конфликт интерпретаций» (15). Он разделяет хайдеггеровские представления о бытии человека в мире, согласно которым понимание соотносится не с другой личностью, а с новым бытием-в-мире (19, 10), а потому в письменном тексте происходит освобождение и от автора текста, и от ограничений ситуации общения и открывается истинная цель дискурса как проекта мира. П.Рикер рассматривает смысл текста как отправную точку для формирования нового воззрения на мир и призывает «повернуться больше к герменевтике Я существую, чем к герменевтике Я мыслю» (11, с. 305).

Если В.Дильтей отделил друг от друга понимающие и объясняющие методы исследования (6, 7), то П.Рикер стремится раскрыть диалектику их взаимоотношения и тем самым связать их в единое целое (10, 15). Он признает значимость «герменевтического круга», но переосмысливает его и показывает, что в процессе интерпретации осуществляется диалектика прямого и обратного хода - движение от понимания к объяснению и наоборот. Помимо смысла текста вне его связи с миром (как его рассматривают структуралисты), существует «глубинная семантика» текста, состоящая не в том, что собирался сказать автор, а в том, что говорит сам текст, открывающий «новый способ бытия». Диалектика соотношения объяснения и понимания, по Рикеру, заключается в том, что в процессе интерпретации объяснение есть предпосылка понимания (поскольку знание целого предполагает знание его частей и всевозможных связей между ними), а понимание порождает новые объяснительные гипотезы, реконструирующие смысл текста как целого. При интерпретации текста большое значение имеет правильная формулировка вопросов и «вопрошание» рассматривается как философский метод, причем «задача философа заключается в открытии нового способа вопрошания» (10, с.70).

На наш взгляд, бытийно-трансцендентное, глубинно-семантическое понимание текста П.Рикером создает метатекстуальную, металингвистическую, метапсихологическую интенцию, выражающую диалектику потенциалов и функций содержания текста. Говоря языком философии диалога М.М.Бахтина, М.Бубера, С.Л.Франка, П.А.Флоренского (2, 3, 4, 16, 17, 18), эта диалектика представляет собой антиномично-парадоксальное и процессуальное единство опосредованности и непосредственности, вненаходимости и «внутринаходимости», тождественности и несамотождественности, бытийности и инобытийности содержания и смысла текста.

Исходя из понятия металингвистического действия Р.Якобсона, который использовал структурный анализ для изучения метафорического процесса, П.Рикер развивает металингвистическое понимание текста и структурную семантику текста, весьма близкие к металингвистически-метапсихологическим представлениям М.М.Бахтина и С.Л.Франка о диалоге и реальности человеческого бытия (15, с.112-113).

Важнейшими исходными понятиями герменевтики Рикера являются символ и интерпретация. Под символом разумеется «всякая структура значения, где один смысл, - прямой, первичный, буквальный, означает одновременно и другой смысл, косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть понят лишь через первый. Этот круг выражений с двойным смыслом составляет собственно герменевтическое поле.» (15, с. 18). А интерпретация - это работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении; интерпретация раскрывает скрытые смыслы и порождает новые смыслы. П.Рикер указывает, что символ и интерпретация являются соотносительными понятиями: «интерпретация имеет место там, где есть многосложный смысл, и именно в интерпретации обнаруживается множественность смыслов» ( 15, с.18).

Символизм исключительно интересен для философии и психологии тем, что благодаря структуре двойного смысла, он обнаруживает двусмысленность бытия, т.е. показывает, что "Бытие говорит о себе различными способами» (15, с.102). Перефразируя Рикера, можно сказать, что символизм и множественность смыслов (полисемия) имеют двоякий смысл: исходя из двусмысленности бытия, они раскрывают двусмысленность и множественность смыслов текста, а текст и символы, обладая двусмысленностью и множественностью смыслов раскрывают и порождают многосмысленность и реальность самого бытия. Поэтому главная роль феноменов символизма, метафоры, полисемии заключается не в том, что они являются отклонениями от правильной и точной речи или украшениями разворачивающегося текста, а в том, что благодаря им происходит постоянное углубление, обновление и порождение новых смыслов, нового бытия, новой реальности человеческого существования. Многосмысленный, символико-метафорический дискурс предстает как действие смысла, разворачивающегося не в линейной последовательности эквивалентно-самотождественных, внутренне-непротиворечивых знаков и значений, а в нелинейно-неаддитивной, противоречиво-несамотождественной, субъектно-ситуативной целостности смыслов (15, с.110).

Одним из ядерных феноменов диалогического мировоззрения М.М.Бахтина является представление о двуголосии всякого слова, высказывания, текста (т.е. дискурса в терминологии Рикера), означающее, что любое слово и высказывание предполагает “другое слово” и высказывание, соотносится с ним, ориентировано на него, испытывает его постоянное влияние (2, 3). “Двуголосое слово” антиномично-парадоксально, ибо оно является самим собой (самотождественно) и в то же время является чем-то иным (несамотождественно), оно отделено от другого слова (неслиянно), но и неразрывно с ним связано (нераздельно), оно несет свой собственный “голос” (одноголосо), но и включает в себя “другой голос” (двуголосо). В герменевтике П.Рикера слово и высказывание, по сути дела, тоже понимаются как “двуголосые” феномены, поскольку сущность символизации и интерпретации усматриваются в двусмысленности, которая возникает именно вследствие динамичного соотношения исходного, первичного, буквального смысла слова-высказывания со смысловым влиянием “другого” слова, высказывания или “другого” субъекта коммуникации. Рассматривая слово как дискурс, Рикер анализирует и природу двусмысленности слова, и природу множественных смыслов слова, высказывания и текста, что позволяет говорить о соответствии его герменевтических представлений с диалогическими представлениями о двуголосии (и диалогической полифонии).

Размышляя о полисемии, двойственности и множественности смыслов, Рикер находит механизм символизации в действии контекста: «Когда я говорю, - пишет Рикер, - я реализую только одну часть потенциального означенного; все остальное пребывает в тени тотального значения фразы, которая действует как единство речи. Но оставшиеся семантические возможности не уничтожаются, они витают вокруг слов как не полностью уничтоженная возможность; контекст же играет роль фильтра; …благодаря выборочному, или просеивающему действию контекста, мы из многозначных слов составляем однозначные фразы.» (15, с.109).

Эта характеристика механизма действия контекста очевидно напоминает гештальт-психологический механизм «фигуры и фона», лежащий в основе психологии восприятия (8, 9). Как известно, основные особенности механизма «фигуры- фона» состоят в следующем: фигура находится на переднем, первом плане, а фон - на «заднем», втором плане; фигура всегда более структурирована, чем фон, а потому она более ясная, яркая и/или «живая»; фигура всегда имеет замыкающие линии и контуры (даже если объективно они отсутствуют); «хорошая» фигура всегда «закрыта», имеет завершенную форму; фигура имеет более «вещный», а фон - «субстанциальный» характер; феноменально фигура всегда более сильна и устойчива, а фон выступают как второй или задний план ( 9, с. 96 -113). Хотя в соотношении «фигуры и фона» главенствует фигура, а фон находится на «заднем» плане, однако, весьма важно, что фон является не только слабым, пассивным и вторичным дополнением к фигуре, но и выполняет едва ли не столь же важные функции, что и фигура: фон служит общим уровнем, на котором выступает фигура; он образует единую структуру вместе с фигурой; фон оказывает косвенное влияние на фигуру, усиливая или ослабляя ее; наконец, в случае двойственных стимулов фон может превращаться в фигуру, а фигура уходит в фон.

Закономерности соотношения «фигуры и фона» проявляются не только в психологии восприятия, но и во многих других сферах психической жизни человека и прежде всего в процессуальной динамике чувств и потребностей, исследование и использование которой лежит в основе современной гештальт-терапии (13, 14). семантика герменевтика рикер

Очевидно, что механизм «фигуры и фона» играет существенную роль в соотношении текста и контекста и потому механизм контекста играет не только роль фильтра (на что указывает Рикер), выполняющего функции отбора и просеивания, но и ряд других функций (ориентации, оценки, указания, влияния, движения, трансформации, порождения, экспрессии-импрессии и др.). Видимо, наиболее общими функциями механизмов контекста и «фигуры-фона» являются холистически-телеосемантическая (состоящая в формировании целостного жизненно-ориентированного смысла) и антиномично-парадоксальная (проявляющаяся во взаимотрансформации «фигуры и фона»). Контекстуальный, «фигуро-фоновый» характер символизации и интерпретации, является одним из центральных моментов психологии диалога и потому контекстуальное понимание феноменов символизации и интерпретации является еще одной гранью и свидетельством диалогизма герменевтики П.Рикера.

Так же, как металингвистическое понимание диалога М.Бахтина выходит за рамки научных представлений структурной лингвистики, семантика многозначных выражений в герменевтике П.Рикера противоречит идеально-структуралистским теориям и моделям языка. Рикер считает, что это противоречие по своему характеру соответствует гуссерлевскому идеалу однозначности и некоторые перспективы развития семантики многозначных выражений он видит в идеях аналитической философии Л.Витгенштейна (22) и лингвистической философии, философии обыденного языка (Дж.Мур, Дж.Остин, П.Стросон). В отличие от лингвистики, которая движется в замкнутом и самодостаточном универсуме всегда соотносящихся и истолковывающихся друг через друга значений, герменевтика рассекречивает и раскрывает универсум знаков, значений и смыслов.

По Рикеру, задача герменевтики состоит в том, чтобы показать, что существование достигает слова, смысла, рефлексии лишь путем непрерывной интерпретации всех значений, которые рождаются в мире культуры. В то же время в зависимости от субъектно-предметной интенциональности интерпре-таций существует много герменевтик, которые отличаются своим содержанием, замыслами, функциями, техникой осуществления, например, библейская, психологическая, историческая, психоаналитическая, эстетическая и др.

Как и у Хайдеггера (19, 10), в герменевтике П.Рикера слово, текст, дискурс приобретают онтологическое значение и может показаться, что в своей онтологии он примыкает к иоанновской концепции слова, т.е. к тому, что «Вначале было слово…» и, значит, слово есть исток и основание онтологии реальности. Рикер убежден, что: «…нет символики до говорящего человека, хотя сам символ имеет еще более глубокие корни; именно в языке космос, желание, воображение получают возможность быть выраженными; непременно нужно слово, чтобы воспроизвести мир и сделать его священным» (15, с.19). В то же время Рикер ясно подчеркивает, что герменевтические интерпретации и символизации фундаментально выражают и нелингвистическую реальность, т.е. раскрывают ее металингвистический характер (15, с.100) и тем самым утверждают не только онтологию Слова, но и онтологию Бытия, Реальности. «Рассекречивание», раскрытие «сокрытого» возможно потому, что в каждой герменевтической дисциплине интерпретация находится на стыке лингвистического и нелингвистического, языка и жизненного опыта; специфику герменевтик как раз образует то, что победа языка над бытием и бытия над языком достигается различными способами. Таким образом, в герменевтике Рикера диалектика Слова и Бытия предстает как антиномия дискурса и реальности, что сближает герменевтическую онтологию с онтологией диалогического мироотношения.

Для А.Ф.Лосева личность есть миф, а миф есть чудо (12); С.Л.Франк рассматривает «непостижимость» человеческого бытия на уровнях природно-предметного бытия, субъектного самобытия, интерсубъектного со-бытия и транссубъектного ино-бытия (16, 17); М.М.Бахтин пишет о тождественности-несамотождественности личности, о «незавершимости диалога», открывающего и творящего все новые пласты бытия (2, 3). Интерпретативно-символическая герменевтика П.Рикера также исходит из представления о неисчерпаемости текста и бытия, причем “тайна языка” усматривается в том, что он “что-то говорит” и “что-то говорит о бытии”. А “загадка символизма” связывается прежде всего с двусмысленностью языка и двусмысленностью дискурса, которые выражают связь языка с жизнью, субъектом, интерсубъективностью (15, с.121). И если лингвистика все время закрывает дискурс и превращает его в замкнутый универсум знаков, в чисто внутреннюю игру их взаимных отношений, то задача философии и герменевтики (и психологии диалога - ДГ) состоит в том, чтобы неустанно открывать дискурс навстречу бытию.

Механизм раскрытия дискурса состоит в том, что вследствие символизма текстов “язык взрывается, устремляясь навстречу к иному, чем он сам», причем «этот взрыв есть говорение; говорить же, значит показывать» (15, С.102). Процесс «взрыва» символического потенциала текста Рикер называет «распечатыванием» и указывает, что основой этого «взрыва», «распечатывания» является антиномия языка и дискурса, которая создает пространство и возможность для выхода смыслов и самого бытия за пределы наличного бытия. Характеризуя антиномичность семантики высказывания и семиологии языка, философ указывает на фундаментальные антиномии структуры и события, системы и деятельности как в языке, так и в самом бытии (15, с.123). Говоря языком философии диалога, через все эти антиномии осуществляется выход во вненаходимое бытие, в сферу нового бытия, в сферу ино-бытия как органичную ипостась диалога.

Развивая философско-диалогические построения, М.М.Бахтин, С.Л.Франк, П.А.Флоренский (2, 3, 16, 17, 18) выступают против психологизации в понимании диалога, взаимоотношений и взаимопонимания между людьми, литературно-художественного творчества, которая заключается в утверждении фундаментально-решающей роли механизмов аналогии, подражания, отождествления, вчувствования, симпатического проникновения, эмпатии, перевоплощения, словом того, что со времен античности называется мимезисом (1 ). Мы уже видели, что эти психологические процессы играют центральную роль и в представлениях основателей герменевтики В.Гумбольдта ( 5), Ф.Шлейермахера (23, 10), В.Дильтея (6, 7, 10). Но, как и российские мыслители, П.Рикер понимает, что миметико-психологические механизмы не раскрывают всей глубины, полноты человеческого бытия и его диалектической онтологии, поскольку они замкнуты в логике самотождественности, однозначности, статичности, линейной эволюционности. Логика психологической самотождественности исключает возможность вненаходимо-инобытийного, символико-интерпретативного, двуголосо-металингвистического, полифонично-метапсихологического, антиномично-парадоксального “взрыва” и “распечатывания” бытия, благодаря которым происходит порождение нового бытия. По мысли П.Рикера переход к новой единице дискурса путем “распечатывания” или “взрыва” представляет собой разрыв, мутацию в иерархии уровней дискурса, смысла и бытия (124) и, на наш взгляд, данное представление открывает возможности бифуркационно-синергетической и биогенетической метафор в истолковании механизмов трансформации смыслов и самого бытия.

По мысли Рикера, слово, высказывание, текст есть то место, где постоянно совершается обмен и взаимодействие между структурой и событием, системой и деятельностью, текстом и контекстом, причем слово и текст становятся третьим лицом, опосредующим компонентом между разнообразными (и вышеперечисленными) дихотомиями дискурса. Такое понимание открывает возможность разных философско-методологических и конкретно-научных интерпретаций. С позиций философии диалога Бахтина это означает, что слово обладает двуголосием (или полисемией), а также и тем, что можно назвать “внутриголосием”, поскольку бытие смысла в слове не дано, а задано и представляет собой не завершенный факт, но подлинный акт - акт бытия и смысла. С точки зрения гештальт-терапии (13, 14) слово выступает как контактная граница, которая - парадоксально! - и разделяет, и соединяет дихотомии дискурса, и через которую осуществляется обмен смыслами и самое формирование смысла этого слова. Интересные подтверждения своим лингвистико-герменевтическим представлениям П.Рикер видит в генеративной грамматике Н.Хомского (20, 21), которая исходит из того, что общение представляет собой не столько обмен уже готовыми мыслями и утверждениями, сколько постоянный и непрерывный процесс порождения новых фраз, высказываний и смыслов, причем и грамматико-стилистически правильные, и неправильные высказывания могут быть всегда понятно и правильно истолкованы (15, с.138-139). Это означает, что функционирование слова, продуцирование высказываний всегда имеет творческий характер, а язык и дискурс являются той сферой жизни человека, в которой постоянно происходит порождение новых смыслов и нового бытия.

Рикер фундаментально доказывает, что слово есть дискурс и его дискурсивная концепция слова и текста оказывается весьма созвучной идеям металингвистического, двуголосо-диалогического понимания слова и высказывания М.М.Бахтина. Как и Бахтин, он показывает, что структуралистская позиция лишает язык и слово жизни, ибо исключает из них и внешнее свершение и внутренне индивидуальное исполнение, свободное комбинирование, осуществление невыговоренных формулировок (в чем, собственно, и состоит сущность речи). В структуралистской семиологии исключается история и производство культуры. “Исключается и первичная интенция языка - чтобы говорить что-то о чем-то.” (15, с.129). А между тем, по Рикеру, у языка двойная нацеленность: одна - идеальная (сказать что-то), другая - реальная (сказать о чем-то). Пересекая в своем движении сразу два порога: порог идеальности смысла и - по ту сторону этого смысла - порог сотнесенности, языковой мир выявляет свою фундаментальную двойственность (антиномичность) и выступает как феномен имманентно-наличного и трансцендентно-духовного бытия (15, с. 130).

В противоположность структурализму, язык, слово, дискурс - всегда открыты и разворачивают свое бытие не в статично-однозначных соответствиях синхронии, а в пространстве динамично-множественных смыслов диахронии. Функционирование слова есть “живое” бытие смысла, это всегда процесс, акт, деятельность, разворачивающееся событие. В то же время высказывание всегда есть некий эксперимент, которому говорящий и слушающий подвергают язык, самих себя и реальность бытия. “Для нас, говорящих, - пишет Рикер, - язык является не объектом, а посредником” (15, с.131), благодаря которому мы выражаем себя и вещи.

Раскрывая антиномию структуры и события как существа языка и высказывания, Рикер, фактически формулирует основные положения дискурсивной концепции слова и языка как металингвистико-диалогической концепции (2, 3 ). Во-первых, он утверждает, что изречение, высказывание есть а к т, т.е. актуальное событие, акт перехода, акт исчезновения, акт порождения смысла и бытия. Во-вторых, дискурс трактуется как в ы б о р одних значений и отвержение других; причем этот выбор является противоположностью принудительного характера системы, а потому он порождает свободу. В-третьих, выбор производит н о в ы е комбинации высказываний и понимание еще не высказанных фраз; в этом Рикеру видится существо акта изречения и понимания речи.

Далее, в дискурсе язык реализует свою способность к соотнесению и именно соотнесенность укореняет наши слова и наши фразы в реальности, а момент, когда происходит поворот от идеальности смысла к реальности вещи - это момент трасцендирования знака в фразу, открывающую и утверждающую реальность. Наконец, последняя черта дискурса состоит в том, что событие, выбор, новизна, соответствие включают в себя способ обозначения субъекта дискурса: кто-то говорит с кем-то - в этом суть акта коммуникации, а субъективность акта говорения является вместе с тем интерсубъективностью.

Весьма характерно, что одно из своих важнейших произведений Рикер назвал “Конфликт интерпретаций” и показал как изначально-извечную конфликтность-антиномичность различных интерпретаций, так и то, что именно их “неслиянно-нерадельное”, взаимодополняющее взаимодействие является истоком множественности и различия их смыслов - с одной стороны, и основанием возможности и реальности порождения новых смыслов и нового бытия - с другой стороны. Тем самым герменевтическая концепция и парадигма конфликта интерпретаций становится и герменевтической концепцией и парадигмой диалога интерпретаций. И если ядром концепции конфликта интерпретаций П.Рикера является представление о многочисленных антиномиях языка, слова, текста - дискурса, то учитывая выявленную нами диалогичность герменевтики Рикера, эти антиномии следует рассматривать как д и а н о м и и. Выходя же за рамки философско-герменевтического обсуждения в плоскость конкретно-научных представлений психологии конфликта и психологии диалога, мы убеждаемся, что герменевтико-диалогическая, герменевтико-дианомическая концепция П.Рикера является фундаментальным свидетельством и доказательством того, что диалог и конфликт являются “неслиянно-нераздельными” феноменами, проявление-функционирование и исследование-понимание которых невозможно в отрыве друг от друга.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ауэрбах Э. Мимесис. - М.: Прогресс, 1976.

2. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Советская Россия, 1979. - 320 с.

3. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. Сост. С.Г.Бочаров. - М.: Искусство, 1979. - 424 с.

4. Бубер М. Два образа веры. Под ред. П.С.Гуревича и др. - М.: Республика, 1995. - 464 с.

5. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. - М.: Наука, 1985.

6. Дильтей В. Описательная психология. СПб: “Алетейя”, 1996. - 160 с.

7. Дильтей В. “Понимающая психология” // Хрестоматия по истории психологии / Под ред. П.Я.Гальперина и А.Н.Ждан. - М.: Изд-во МГУ,1980. - с.124 - 143.

8. Коффка К. Восприятие: введение в гештальттеорию //Хрестоматия по ощущению и восприятию. Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер и М.Б.Михалевской. - М.: Изд-во МГУ, 1975. - с. 96-113.

9. Осгуд Ч. Точка зрения гештальттеориии // Там же, с. 114- 127.

10. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. - М.: Изд-во МГУ, 1991. - 192 с.

11. Лейбин В.М. Фрейд, Психоанализ и современная западная философия. - М.: Политиздат, 1990. - 397 с.

12. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.: Изд-во полит.лит-ры, 1991. - 525 с.

13. Перлз Ф. Опыты психологии самопознания. - М.: Гиль - Эстель, 1993. - 239 с.

14. Польстер И., Польстер М. Интегрированная гештальт-терапия. Контуры теории и практики. - М.: “Класс”, 1997. - 272 с.

Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. - М.: Медиум, 1995. - 415 с.

Франк С.Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии // Сочинения. - М.: Правда, 1990. - С. 183- 559.

17. Франк С.Л. Реальность и человек. - М.: Республика, 1997. - 479 с.

18. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. В 3-х т. - М.: Правда, 1991.

19. Хайдеггер М. Время и Бытие: Статьи и выступления / Пер. с нем. - М.: Республика, 1993. - 447 с.

20. Хомский Н. Логические основы лингвистической теории. //Новое в лингвистике. Вып. 1У. - М., 1965.

21. Chomsky N. Aspects of the Theory of Sintax. Cambridge, Mass.,1965/

22. Schleiermacher Fr. Sammtliche Werke. B. 7. Berlin, 1838. // Цит. По: 15.

23. Vittgenstein L. Schriften. B. 4. Frankfurt am Mein.1969.

Размещено на Allbest.ru