Философские взгляды Аристотеля

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Аристотель является одним из самых уникальных и универсальных мыслителем всех времён и народов. Вся современная философия, наука и культура, так или иначе, обязаны Аристотелю. Философская мысль Древней Греции достигла наибольшей высоты в творениях Аристотеля, воззрения которого, являются грандиозной системой конкретно-научного и собственно философского знания в его удивительной глубине, тонкости и масштабности. Образованное человечество училось, учится, и в веках будет учиться у него философской культуре.

Аристотель - ученик Платона, но по ряду принципиальных вопросов он расходился со своим учителем. В частности, он считал, что платоновская теория идей совершенно недостаточна для объяснения эмпирической реальности. Именно Аристотелю принадлежит изречение: «Платон мне друг, но истина дороже!». Он стремился преодолеть платоновский разрыв между миром чувственных вещей и миром идей. Даже стиль Аристотеля существенно отличался от платоновского. Если Платон создавал свои произведения в форме диалогов, то Аристотель писал философские трактаты.

Аристотель - собранный вдумчивый исследователь, который ничего вокруг не склонен оставлять без внимания и определения. Хотя в античные времена не было науки в современном понимании, Аристотель подошёл к ней ближе, чем все его предшественники. Можно сказать, что именно Аристотель был первым учёным, совершившим большие прорывы в области научного знания.

Аристотель создал понятийный аппарат, который до сих пор пронизывает философский лексикон и сам стиль научного мышления. Он был первым мыслителем, создавшим всестороннюю систему философии, охватившую все сферы человеческого развития: социологию, философию, политику, логику, физику. Его взгляды на онтологию имели серьёзное влияние на последующее развитие человеческой мысли.

1. Биография

Аристотель родился в Стагире (поэтому получил прозвание Стагирит), греческой колонии в Халкидиках, недалеко от Афонской горы, в 384 г. до нашей эры. Отца Аристотеля звали Никомах, он был врачом при дворе Аминты III, царя Македонского. Никомах происходил из семьи потомственных лекарей, в которой врачебное искусство передавалось из поколения в поколение. Отец был первым наставником Аристотеля. Уже в детстве Аристотель познакомился с Филиппом, будущим отцом Александра Македонского, что сыграло не последнюю роль в его будущем назначении воспитателем Александра. Юношеские годы Аристотеля пришлись на время начала расцвета Македонии. Аристотель получил греческое образование и был носителем этого языка, он симпатизировал демократическому образу правления, но в то же время он был подданным македонского правителя. Это противоречие сыграет определённую роль в его судьбе. В 369 году до н. э. Аристотель лишился родителей. Опекуном юного философа стал Проксен (впоследствии Аристотель тепло отзывался о нём, а когда Проксен умер, усыновил его сына Никанора). Аристотель наследовал от отца значительные средства, это дало ему возможность продолжать образование под руководством Проксена. Книги тогда были очень дороги, но Проксен покупал ему даже самые редкие. Таким образом, Аристотель в юности пристрастился к чтению. Под руководством своего опекуна Аристотель изучал растения и животных, что в будущем развилось в отдельную работу «О возникновении животных». В 347 г. до н. э. Аристотель женился на Пифиаде, приёмной дочери Гермия, тирана Ассоса в Троаде. В 345 г. до н. э. Гермий выступает против персов, за что был свергнут ими и казнён. Аристотель вынужден уехать в Митилины. У Аристотеля и Пифиады была дочь, Пифиада.

И в Македонии, и в Стагире Аристотель слышал рассказы об афинских мудрецах, о Сократе и Платоне. Итак, в 367 г. до н. э. он отправился довершать своё образование в Афины. Но по прибытии, обнаружил, что Платона в городе не было, так как он в это время на три года уезжал во второй раз на Сицилию. Не теряя времени, Аристотель принялся за изучение философии на месте её происхождения.

По прибытии Платона в Афины, Аристотель стал новым учеником его академии, то есть общественный сад в окрестностях Афин. Из числа его новых учеников Аристотель выделялся решительно всем, не исключая своей внешности. Крайняя живость ученика возбуждала в Платоне постоянное желание его сдерживать. Аристотель же с юности своей не приучен был к лишениям и стеснениям, имел свои привычки и нравы, иногда не входившие в кодекс греческого философа. Свободный образ жизни Аристотеля послужил основанием к различной взведённой на него клевете. В действительности же Аристотель, не терпевший стеснений, никогда не предавался излишествам.

Аристотель провёл в сообществе с Платоном семнадцать лет. Есть основание думать, что Платон любил своего гениального и непокорного ученика и не только передал ему все свои знания, но перелил в него всю свою душу. Между учителем и учеником образовалась самая тесная связь со всеми её необходимыми последствиями - временными размолвками, горячим примирением и так далее. Достоверно известно, что оставил город Афины за 348 лет до н.э., в год смерти Платона, для того, чтобы путешествиями дополнить своё образование.

В Аторнее Аристотель женился на младшей сестре своего друга Гермия, Пифиаде. От Пифиады у Аристотеля была дочь, носившая то же имя. После смерти Пифиады Аристотель женился на красивой рабыне своей, Герпилиде, у которой родился от него сын Никомах.

Во время своего пребывания на острове Лесбос Аристотель получил приглашение от македонского царя Филиппа приехать в Македонию и сделаться воспитателем сына его Александра.

аристотель философия бытие знание

Любопытной чертой крайней живости Аристотеля служит то, что он не мог излагать лекции стоя, но говорил, ходя по тенистой аллее Лицея в сопровождении слушателей. От этой привычки школа Аристотеля получила название «перипатетиков», то есть гуляющих философов.

Большая часть его сочинений была написана в Афинах в последние тринадцать лет его жизни. Это был такой труд, который мог поглотить всё время. После же смерти Александра ему невозможно было оставаться в Афинах. Не имея никаких причин к его удалению, афиняне обвинили его в неуважении к богам, потому что он чтил память друга своего Гермия и жены Пифиады и воздавал им почести, приличные только богам. Обвинителями Аристотеля явились двое подставных свидетелей. Аристотель оставил Афины, чтобы Афиняне вторично не совершили преступления против философии: он имел в виду смерть Сократа. Из Афин Аристотель уехал в Халкиду, где вскоре и умер в 322 году до н.э. от болезни желудка; он страдал ею более или менее всю жизнь, и она в семье его была наследственной болезнью. Тело Аристотеля было перевезено из Халкиды в Страгиру, где его сограждане воздвигли ему роскошный мавзолей, носивший его имя.

2. Философия Аристотеля

Принципы вещи.

Основное содержание философии Аристотеля изложено в его труде "Метафизика". В ней он сохраняет присущее элеатам и Платону понимание бытия как чего-то неизменного, устойчивого, стабильного. Но Аристотель радикально переосмыслил платоновское учение об идеях, сообразно которому вся земная реальность строится из бесформенной хаотичной материи. Аристотель тоже не отрицал наличие идей. Он не мыслил себе мира без их существования, но строптивый ученик Платона оказался категорическим противником постулирования особо самостоятельного мира - мира идей. По Аристотелю, идея веры находится внутри самой веры, то есть идея веры и есть сущность этой вещи. И выделил четыре принципа всякой вещи.

Первый принцип - форма. Она суть бытия. Без вещей форм не бывает. Если же форма мыслится без материи, т.е. когда форма не воплощена в материальную оболочку, то это первая сущность вещи, форма как она есть.

Второй принцип - у материи два уровня:

1) материя ещё не является таковой, она не физическое вещество, а лишь потенциальная предпосылка, возможность образования вещи;

2) материя - это реальное вещество, обладающее массой, синтез дискретности и континуальности, то есть то, из чего изготовлена конкретная вещь.

Третий принцип - движение. Движение - это способ превращения возможности в действительность. Это значит, что и форма может существовать и двигаться сама по себе, и материя тоже может существовать и двигаться сама по себе. Здесь у Аристотеля форма и материя выступают, как потенциальная возможность превратится в конкретную вещь. Сама же вещь появляется лишь в том случае, если такое соединение формы и материи осуществляется. Причиной же такого соединения выступает движение или движущая причина, по определению Аристотеля.

Четвёртый принцип - целесообразность, цель. Цель толковалась им как-то, ради чего" существует нечто. Распространяя представления о цели, характерной для человеческой деятельности, Аристотель определил цель как конечную причину бытия. Движение соединяет формы и материю не просто так, неизвестно для чего, а для чего-то, ради какой-то цели. Нельзя понимать движение как нечто абстрактное, т.е. без результата, который оно даёт. Отсюда вывод - целью возникновения всякой вещи является сам конкретная вещь.

Аристотель всегда связывал движение с соответствующей энергией, без которой не может произойти превращение потенциального в реальное. Само понятие "энергия" также впервые было сформулировано Аристотелем. Всякое развитие должно иметь завершение, а энергия - воплощение во что-либо. Такая завершённость у Аристотеля получила название абсолюта или энтелехии. Под энтелехией он понимает наличный результат, достижение цели движения и развития, завершённость процесса. Каждое бытие, считал Аристотель, содержит в себе внутренние цели. Благодаря им, заключённый в предмете результат находится в бытии до его осуществления. Как видно, понятие энтелехии вносит в движение телеологический смысл. Телеология Аристотеля находит своё конкретное воплощение в его учении о перводвигателе, вечном двигателе.

Первая философия Аристотеля.

Учение о причинах начала бытия и знания.

Первая философия, которая «имеет своим предметом первые начала и причины», изложена в сочинении, получившем название «Метафизика». Слово это возникло случайно - из того, что в собрании Андроника Родосского это сочинение следовало «за физикой» (meta ta physika). Однако с течением времени за этим словом закрепился особый смысл: учение о «заприродных», сверхчувственных принципах бытия, не раскрываемых еще «физикой», имеющей дело с этими принципами в той форме, как они проявляются в чувственных вещах, и их движении. Сопоставляя первую философию с другими дисциплинами, Аристотель писал, что «естествоиспытатель занимается всем тем, что составляет деятельности и состояния такого-то тела и такой-то материи... Свойства же, неотделимые от тела, но, с другой стороны, поскольку они не являются состояниями определенного тела и берутся в абстракции, изучает математик; поскольку же они отделены от всего телесного, их изучает метафизик».

Платон признал, что нельзя дать общего определения для какой-нибудь из чувственных вещей, поскольку вещи эти постоянно меняются. Идя указанным путем, он подобные реальности назвал идеями, а что касается чувственных вещей, то о них речь всегда идет отдельно от идей, но в соответствии с ними, ибо все множество вещей существует в силу приобщения к одноименным. Тем самым окончательно формируется понимание формальной и целевой причин. Но именно здесь Аристотель радикально разошелся с Платоном. Его критика теории идей - впрочем, это в какой-то мере и самокритика бывшего платоника - суммарно изложена в четвёртой и пятой главах XIII книги «Метафизики», хотя затрагивается и в других местах этого труда.

Возражения Аристотеля Платону таковы:

1) Приписывая всем вещам одноименные идеи, платоник удваивает мир, как будто думая, будто большее число сущностей легче познать, чем меньшее.

2) Ни один из способов доказательства существования идей не достигает своей цели.

3) «Третий человек»: связь предмета и идеи требует «посредника». Так, между человеком вообще и отдельным человеком, Платоном, должен существовать еще один «человек», скажем, «грек». Но в таком случае между человеком вообще и греком должен существовать еще один «человек», допустим, «белый человек», и так далее до бесконечности.

4) Идеи провозглашаются причинами, но не могут ими быть, так как неподвижные идеи не могут быть причиною движения.

5) Платон не выяснил, что означает «причастность» вещей идеям, - это «пустые слова и поэтические метафоры».

6) Вообще невозможно, «чтобы врозь расходились сущность и то, сущностью чего она является». Аналогичные возражения направляет Стагирит против пифагорейских представлений о математических объектах, якобы существующих отдельно от вещей. Эти объекты на деле «не являются сущностями в большей мере, нежели тела, и... они по бытию не предшествуют чувственным вещам, но только логически».

Свое собственное учение о причинах и началах Аристотель начинает с закона исключенного противоречия. Мы уже говорили о его логической формулировке - в «Метафизике» он превращается в начало бытия. Это наиболее достоверное из всех положение гласит: «Невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же смысле». И далее: «Не может кто бы то ни было признавать, что одно и то же существует не существует, как это, по мнению некоторых, утверждает Гераклит». Ссылка на Гераклита показательна.

Критика платоновской теории идей подводит к мысли, что Аристотель считает отдельные вещи тем единственным, что заслуживает имени самостоятельно существующего. Так решалась проблема «первой сущности» в «Категориях». «Вторичная сущность», то есть общее, должна с этой точки зрения оказаться «единым во многом», а не вне многого.

«А о причинах, - пишет Аристотель,- речь может идти в четырех смыслах: одной такой причиной мы признаем сущность и суть бытия, вещь такова, как она есть восходит в конечном счете к понятию вещи, а то основное, благодаря чему вещь именно такова, есть некоторая причина и начало, другой причиной мы считаем материю и лежащий в основе субстрат; третьей - то, откуда идет начало движениям четвертой и благо, ибо благо есть цель всего возникновения и движения».

Аристотель исходит в своем анализе причин из структуры акта человеческой деятельности. Любой предмет, считает, он, имеет именно эти причины. Предположим, перед нами тот прекрасный горшок, которым Сократ так уязвил Гиппия. Он имеет некоторую форму, то есть внешний облик, вид, делающий его телом определенных очертаний, а вместе с тем - внутреннюю форму, понятие, которое делает его именно горшком, и без которого гончар не смог бы горшок сделать. Далее, горшок сделан из глины, некоторого субстрата, который сам по себе еще не составляет горшка, но без которого горшок все же невозможен. Нужен, далее, гончар, который на основе понятия (формы) привел бы глину в движение, сделал этот горшок, обжег бы его и так далее. Наконец, необходима цель, ради которой гончар прилагает такие усилия, - сделав горшок, продать его и тем самым заработать на жизнь. Признавая эту структуру универсальной, Аристотель по аналогии трактует все мировое целое и каждое из явлений в нем. Только рассматривая природные процессы, он видит в них самоосуществление формы: его любимый пример состоит в том, что если врач лечит других ради здоровья, то природа похожа на человека, который лечит сам себя.

Что же первично среди причин? Аристотель считает, что по сути дела все причины могут быть сведены к двум, ибо и действующая, и целевая причины могут быть подведены под понятие «формы». Тогда остаются материя и форма. Материя не может быть первичной: она пассивна, бесформенна, а следовательно, может представлять лишь материал для оформления. Сама вещь как объединение формы и материи тоже не может быть признана первичной: она сложна. Остается принять, что первичная форма - она и есть сущность и суть бытия в собственном смысле. А значит, стремясь преодолеть теорию идей Платона, Аристотель приходит лишь к иной разновидности того же идеализма: первична форма как понятие, «смысл» вещи. Причем формы у Аристотеля столь же неизменны» вечны и всеобщи, как и идеи у Платона времен «наивной» теории идей.

В самом деле, рассуждает Стагирит, возникающее возникает под действием чего-нибудь, образуется из чего-нибудь и становится чем-нибудь. Например, медный шар - из меди. Но делать медный шар - не значит делать саму форму «круглого»; она всегда «налицо». Поэтому «очевидно, что и форма также, как бы нам ни называть в чувственной вещи образ, не возникает, и в отношении к ней процесс возникновения не имеет места, равно как и суть бытия. Не возникает и материя - она вечна, переходя из одного состояния в другое под воздействием формы и движущего (действующего) начала, то есть формы. Однако в таком случае возникает вопрос: а как существует «материя вообще», безотносительно к формам, и как существует «форма вообще», безотносительно к материи, в которой она воплощена? Если исходить из изложенного, то вопрос как будто бы, не имеет смысла: нет материи без формы и формы без материи. Но сам Аристотель этот вопрос ставит и отвечает на него таким образом. Есть и «первая материя», «то, что само по себе не обозначается ни как определенное по существу, ни как определенное по количеству, ни как обладающее каким-либо из других свойств, которыми бывает определено сущее». Есть и «форма форм» - божество.

За этой проблемой следует новая. Если ни материя, ни форма не возникают, то как же возникает, вещь? Первый ответ состоял в том, что они возникают посредством оформления материи, соединения формы и материн. Но ведь если они - за исключением «первой материи» и «формы форм» - не существуют по отдельности, то как могут они соединиться? И не существуют ли тогда вещи вечно, не возникая и не уничтожаясь? Избежать этого «элейского» вывода Аристотель, вовсе не желающий следовать Пармениду, смог за счет введения в философию двух новых важных понятий, а именное «возможность» (dynamis) и «действительность» (energeia). Понятия эти тесно увязаны у него с понятиями формы и материи. Материя - это возможность, поскольку она не есть то, чем может стать впоследствии. Форма - действительность, или действительное как таковое. Отсюда своеобразная диалектика материи и формы, возможности и действительности.

Формулировка Аристотелем учения о возможности и действительности имела важное значение в истории философии. Во-первых, это учение позволило разрешить парадокс возникновения: если что-либо возникает, то оно возникает как осуществление возможности, а не «из ничего». И в то же время не из простого сочетания частиц материи - гомеомерий, «корней», атомов. Во-вторых, оно позволяет более реалистически представить источник движения. Источник этот лежит не вне мира, как у Платона, а в самом мире, представляя его особый аспект. Наконец, здесь реализуется учение Аристотеля о причинах, данное уже не в статике, а в динамике.

Видимо, одна из главных слабостей учения Аристотеля о причинах - его тавтологичность. В самом деле, определение формы как действительности ведет к тому, что на вопрос о причине того или иного явления явно подразумевается ответ, что она должна быть отлична от самого исследуемого явления.

Впрочем, своей натурфилософии Аристотель более адекватно понимает причинные связи. Что же касается первой философии, то ее завершением (впрочем, также и началом) можно считать понятие божества. Уже в первой книге «Метафизики» Стагирит устанавливает, что к числу причин и начал (принципов), по общему согласию, следует отнести божество. Если в отношении материи и формы он выступает как «форма форм», то применительно к изменению - как «перводвигатель» или «неподвижный двигатель». Неподвижный - потому, что всякое движение конечно и логически требует конца. В то же время бог - «мышление мышления», и блаженство божества состоит в блаженном самосозерцании. Отсюда отождествление Аристотелем первой философии с теологией.

Конечно, это не традиционная теология с ее антропоморфными богами. Бог Аристотеля - «бог философов», безличное и универсальное мировое начало. Но отсюда и противоречия в понимании божества. И прежде всего - «неподвижный двигатель».

Однако «материя» Аристотеля не просто «лишённость» формы и возможность ее обретения. Из материи проистекает естественная необходимость, необходимость природы, а также случайность-они ограничивают целесообразную деятельность людей и самой природы. Иначе говоря, материя оказывается источником несовершенств в мире, как и противоположностей небесного и земного, мужского и женского, добра и зла. Отсюда нравственная оценка природных процессов, также искажающая картину мира.

Учение Аристотеля о бытии. Учение об отношении между понятиями и чувственным бытием.

На пороге теоретической философии Аристотеля мы встречаем введенное им понятие субстанции («сущности»). Под субстанцией Аристотель понимает бытие вполне самобытное, пребывающее в самом себе, но не в чем-либо ином. Как бытие, не способное пребывать ни в чем ином, субстанция никогда не может выступать в суждении как его предикат или атрибут, а может выступать только как его субъект.

Так как общее есть общее для множества предметов, то субстанцией, то есть бытием вполне самобытным, оно быть не может. Поэтому субстанцией, в аристотелевском смысле, может быть только единичное бытие. Только оно одно самобытно в точном и строгом смысле слова. Для правильного понимания всего дальнейшего аристотелевского развития учения о единичном, или субстанциальном, бытии необходимо помнить, что, ведь свой анализ необходимого объективного, независимого от субъекта бытия, Аристотель неуклонно имеет в виду это бытие как предмет познания, протекающего в понятиях. Другими словами, он полагает, что существующее само по себе и потому нисколько не зависимое от сознания человека бытие уже стало предметом познания, уже породило понятие о бытии и есть в этом смысле уже бытие как содержание понятия.

Чтобы знание было истинным, оно, по Аристотелю, не только должно быть понятием о предмете. Кроме того, самим предметом познания может быть не преходящее, не изменчивое и не текучее бытие, но только бытие непреходящее, пребывающее. Такое познание возможно, хотя отдельные предметы, в которых только и существует непреходящая сущность, всегда только предметы преходящие, текучие. И такое познание может быть только познанием «формы». Эта «форма» каждого предмета вечна: она не возникает и не погибает. Мы наблюдаем, например, как глыба меди становится медной статуей, получает «форму» статуи. Это нельзя понимать так, словно «форма», то есть известное мыслимое нами очертание, возникло здесь впервые. Это следует понимать только так, что данный предмет (медь) впервые принимает очертание, которое, однако, как таковое никогда не возникало. Очертание это становится «формой» данной глыбы меди, но «форма» сама по себе не возникает здесь как «форма».

Таким образом, в «форме» Аристотеля соединяются вечность и общность. Установление этих определений «формы» дает возможность продолжить исследование субстанции, или самобытного единичного бытия. Предыдущим выяснено, что «форма»-- общее, реально же -- единичное. Поэтому, для того чтобы «форма» могла стать «формой» такого-то единичного, или индивидуального, предмета, необходимо, чтобы к «форме» присоединилось еще нечто. Но если к «форме» присоединится нечто, способное быть выраженным посредством определенного понятия, то это вновь будет «форма».

Поэтому Аристотель полагает, что присоединяемый к «форме» новый элемент может стать элементом субстанции только при условии, если он будет совершенно «неопределенным субстратом» или «неопределенной материей». Это тот субстрат (материя), в котором общее («форма») впервые становится определенностью другого бытия.

Но сказанным Аристотель не ограничивается. Он раскрывает в подробностях свое понимание процесса, посредством которого и в котором в отдельных предметах чувственного мира возникают новые свойства или «материя» принимает «форму». «Материя», или «субстрат», по Аристотелю,-- это, во-первых, отсутствие, «лишенность» того определения, которое ей предстоит приобрести как ее определенность, иначе говоря, «материя» есть прежде всего «лишение» «формы». Однако понятие «материя» не может быть сведено как к своей единственной характеристике -- к «лишению» или «отсутствию» «формы», к «отрицанию» «формы». Когда «материя» принимает определенность, или «форму» (например, когда глыба меди превращается в медный шар или в медную статую), то основанием этой новой определенности не может быть простое отсутствие («лишение» -- отрицание) формы шара или формы статуи. Отсюда следует, заключает Аристотель, что «материя» -- нечто большее, чем «лишение» (или «отсутствие»). Откуда же в материи берется «форма»? «Форма» эта, отвечает Аристотель, не может возникнуть, во-первых, из бытия. Если бы она возникала из бытия, то нечто, возникающее как новое, возникающее впервые, существовало бы еще до своего возникновения. Но «форма» эта, во-вторых, не могла бы возникнуть и из небытия: ведь из небытия ничто произойти не может. Выходит, что то, из чего возникает «форма», не есть ни отсутствие «формы», ни уже возникшая, действительная «форма», а есть нечто среднее между отсутствием («лишённостью») «формы» и «формой» действительной. Это среднее между отсутствием бытия и действительным бытием есть, согласно Аристотелю, бытие «в возможности».

Стало быть, действительным, по Аристотелю, становится только то, что обладает «возможностью» стать действительным. Аристотель поясняет свою мысль примером. Человек, ранее бывший необразованным, сделался образованным. Но образованным он стал не потому, что был необразован, не вследствие «лишённости» или «отсутствия» образованности, а потому, что человек этот обладал «возможностью» (способностью) стать образованным. Но если это так, то необходимо признать, что «материя» («субстрат») заключает в себе или предполагает два определения: 1) отсутствие «формы», которая в ней возникает впоследствии, и 2) возможность этой «формы» как уже действительного бытия. Первое определение -- «лишённость» -- всего лишь отрицательное, второе -- «возможность» -- положительное. В отличие от «материи», которая есть бытие «в возможности», «форма» есть «действительность», то есть осуществление возможности.

В понятии «материя» («субстрат») Аристотель различает два значения. Под «материей» он разумеет, во-первых, субстрат в безусловном смысле. Это только «материя», или, иначе, чистая возможность. И во-вторых, под «материей» он понимает и такой субстрат, который уже не только возможность, но и действительность. Различие этих понятий Аристотель поясняет на примерах или процессах производства -- ремесленного и художественного. Рассмотрим, например, сделанный медником медный шар или изваянную скульптором медную статую. И этот шар, и эта статуя существуют в действительности. Но что же в них будет собственно «действительным»? И о статуе, и о шаре у нас имеются понятия, и каждое из них есть совокупность известных признаков. Если мы считаем статую и шар действительными, то мы приписываем действительность их понятиям. Однако ни шар, ни статуя не понятия.

Приписывая им действительность, мы рассматриваем их не в отвлечении от действительности (как Платон рассматривал свои «идеи»), а как реализованные в самой действительности, в определенной «материи», и определенном «субстрате».

Каким же образом следует мыслить эту «материю» («субстрат») применительно к медной статуе или медному шару? Очевидно, «материей», ставшей шаром (статуей), является в этом случае именно медь. Теперь отвлечемся от понятия шара (шаровидности) как от «формы». Совершенно очевидно, что шар сделало именно шаром вовсе не «отсутствие» формы шаровидности.

Опыт медника подсказывает, что из меди может быть отлит шар. Выходит, стало быть, что, хотя, по отвлечении от формы шаровидности, медь есть не шар, она всё же возможность шара, или шар «в возможности», иначе, возможность той действительности, какой будет существующий, уже сделанный шар.

До сих пор мы рассматривали медь, медную глыбу в качестве «материи» для шара. Но это не единственный способ рассмотрения меди. Мы можем, рассматривая медь, совершенно отвлечься от мысли о шаре и поставить вопрос: что есть эта медь сама по себе, независимо от того, что из нее может быть сделан шар?

Первый ответ на поставленный вопрос будет: «это медь». Говоря это, мы рассматриваем медь уже не как возможность для чего-то другого (шара, статуи и так далее), а как реальность. Меди мы, таким образом, приписали действительность. Но для меди как действительности, то есть как «формы», необходимо указать «материю», в которой эта «форма» осуществляется.

Для отыскания и указания этой «материи» Аристотель опирается на традицию греческой физики. Начиная с Эмпедокла, эта физика утверждала, что все возникающие и разрушающиеся материальные предметы представляют различные сочетания четырех вечных, не возникающих физических элементов -- огня, воздуха, воды и земли. Стало быть, если глыба меди -- действительность («форма»), то «материей» для этой действительности будут четыре физических элемента в некотором определенном сочетании. В качестве «материи» для «формы» меди эти четыре элемента, во-первых, «отсутствие» («лишение») меди, еще не медь; во-вторых, они «возможность» меди: ведь при определенном их сочетании из них может возникнуть медь.

Но и на этом рассмотрение вопроса об отношении «формы» к «материи» у Аристотеля не заканчивается. Сочетание четырех физических элементов, порождающее вещество меди, не только «материя» для иной действительности. Элементы эти, взятые сами по себе, по отвлечении от мысли о меди, составляют особую и самобытную действительность. В этом качестве они обладают особыми, принадлежащими им свойствами. Понятие о них слагается из признаков, которые существуют не только в нашей мысли как признаки понятия, они как свойства существуют и осуществляются в какой-то «материи».

Таким образом, и на этой ступени анализа мы обнаружим сочетание «формы» и «материи». Четыре физических элемента обладают и «формой», поскольку они образуют понятие об элементах, реализующихся в некоторой «материи», и должны, кроме того, обладать «материей», так как и для них должен существовать некий «субстрат».

Что же это за «субстрат»? Если мы отвлечемся от понятия о четырех физических элементах как о действительности, то этот «субстрат» есть опять-таки, во-первых, «отсутствие» («лишение») признаков, входящих в понятие об элементах, и, во-вторых, есть возможность осуществления этих признаков. И здесь первый момент «субстрата» отрицательный, второй -- положительный.

Можем ли мы продолжить это «нисхождение» по ступеням абстрагирования сочетаний «форма» -- «материя»? Для Аристотеля, который мыслит в этом вопросе как античный грек, дальнейшее нисходящее движение здесь уже невозможно. «Материя», из которой возникают четыре физических элемента, не обладает уже никакими определенными признаками. Поэтому природа этой «материи» не может быть выражена ни в каком понятии. Но это означает, согласно Аристотелю, что «субстрат» четырех физических элементов уже не есть действительность и потому не может и рассматриваться как «действительность». Он может существовать и существует только как «материя», только как «возможность» другой, какой угодно действительности.

На изложенных размышлениях основывается важное для метафизики Аристотеля различение «первой» и «последней материи». «Последняя материя», согласно разъяснению Аристотеля, -- та «материя», которая не только есть возможность той или иной «формы», но, кроме того, будучи такой возможностью, есть одновременно и особая «действительность». «Последняя материя» обладает своими особыми, ей одной принадлежащими признаками, и относительно ее может быть высказано ее определение, может быть сформулировано ее понятие. Так, рассмотренные выше медный шар, медь, четыре физических элемента -- примеры «последней материи». О них существуют понятия, содержащие каждое некоторую сумму особых признаков.

В отличие от «последней материи» «первая материя» есть «материя», которая может стать действительностью, однако не так, как становится ею «последняя материя». Мы видели, что в случае «последней «материи», по отвлечении от действительности (шара, меди, четырех физических элементов), то, что мы отвлекали от нее (медь -- по отношению к шару, четыре элемента -- по отношению к меди), само по себе было некоторой действительностью. Напротив, «первая материя» вовсе не может уже рассматриваться как «действительность». Она есть только «возможность», может стать какой угодно «действительностью», но сама по себе не есть никакая «действительность». Эта «первая материя», по Аристотелю, нигде и никогда не может восприниматься чувствами; она только мыслится и есть поэтому «неопределенный субстрат».

Заключение

Данте воспевает Аристотеля как «великого учителя сведущих, мощного мертвеца, торжественно шествующего по сумрачным чертогам невидимого мира…»

Более двух тысяч лет прошло со времени рождения Аристотеля, но он всё ещё живет среди нас своими мыслями, и «сведущим» всё ещё есть чему у него поучиться. Трудно указать область знания, в которой Аристотель не оставил бы следа, уцелевшего до настоящего времени. Каковы бы ни были наши мнения о его заслугах в области отдельных наук, мы должны признать беспримерной его сильную, более или менее деспотическую власть, продолжавшуюся десятки столетий, признанную в Багдаде и в Кордове, в Египте и Британии и оставившую многочисленные следы своего влияния в языке и образе мыслей каждой цивилизованной нации.

Аристотель прожил честно, свободно и просто на земле шестьдесят три года. В этой жизни нет никаких нравственных подвигов, никаких особенных событий, на которых мог бы остановиться всякий простой смертный, широко открыв глаза. Но мы берём на себя смелость сказать, что такою должна быть жизнь человека, умственная деятельность которого предназначена служить потомству и отдалённым векам.

Список использованной литературы

1. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. В 86 тт.

2. Богомолов А.С. Античная философия. - Москва. 1965.

3. Асмус В.Ф. Аристотель. Сочинения в четырёх томах. - М.: Мысль1967. - 550с. - с.4-62.

4. Чанышев А. Н. Аристотель. - М.: Мысль, 1981. - 200с.

5. Лосев А. Ф. Критика платонизма у Аристотеля. М.: Издание автора, 1929. 204 с.

6. Севальников А. Ю. Онтология Аристотеля и квантовая реальность. // Полигнозис. М., 1998. № 4. - С.25-47.

7. Васильева Т. В. Афинская школа философии. Философский язык Платона и Аристотеля. (Серия «Из истории мировой культуры»). -- М.: Наука, 1985. -- 173с.

8. ru.wikipedia.org

Размещено на Allbest.ru