Виртуальная дискуссия философов о свободе слова и печати

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Российской Федерации

федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

"Санкт-Петербургский государственный экономический университет"

гуманитарный факультет кафедра коммуникационных технологий и связей с общественностью

Аналитическая работа

на тему: "Виртуальная дискуссия философов

о свободе слова и печати"

Выполнила: студентка группы С-201

Белоусова Татьяна Андреевна

Проверила: ст. преподаватель каф. КТ и СО

Сыркина Алина Николаевна

Санкт-Петербург 2013

Оглавление

Введение

1. Виртуальная дискуссия

Заключение

Список литературы

Введение

Свобода мысли и слова - это вопрос, который обсуждался философами, политиками, журналистами и простыми обывателями еще с древности. С одной стороны, человек имеет право свободно выражать свои мысли. С другой, это право может вступать в противоречие с правами и свободами других людей.

В Российской Федерации право на выражение свободы мысли и слова закреплено в Конституции, статья 29. Согласно этой статье каждому гарантируется свобода слова и мысли, но существуют определенные ограничения, такие как запрет на пропаганду и агитацию, возбуждающую социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть или вражду. Также гарантируется свобода массовой информации, запрещается цензура.

Такие понятия, как "свобода слова", "свобода печати" и "свобода массовой информации" тесно связаны. Свобода слова проявляется как в устной, так и в письменной форме.

Статья 19 Всеобщей Декларации прав человека гласит: "Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ".

Свобода слова связана с одной стороны с вопросом осуществления политики государства, а с другой - с реализацией естественных прав человека и их защиты. Изначально ограничение свободы слова возникло именно как способ поддержания органов власти и влияния на общественное мнение. Однако фактом остается то, что для каждого грань "добра" и "зла", позитивной и негативной информации своя, таким образом, цензура является довольно субъективной.

Многие мыслители обращались к вопросу о свободе слова, считая, что отсутствие ограничений в получении информации способствует развитию человека, так как, не познав плохого, невозможно познать хорошее. Однако, не все считали свободу слова обязательным атрибутом развития, наоборот, были и те, кто считал необходимостью введения цензуры дабы оградить общество от нежелательной, неполезной информации.

Итак, в своей аналитической работе я проведу виртуальную дискуссию между противниками и сторонниками свободы слова и печати. В дискуссии примут участие следующие мыслители: Платон, Джон Мильтон, Томас Гоббс, Джон Локк, Жан-Жак Руссо, Дэвид Юм, Георг Вильгельм Фридрих Гегель, Джон Стюарт Милль, Вильгельм Вейтлинг, Карл Маркс и Владимир Ильич Ленин. Предлагаю представить, что мыслители собрались вместе, чтобы обсудить вопрос том, нужна ли цензура или свобода слова не должна быть ограничена.

1. Виртуальная дискуссия

Платон: Добрый день! Господа, мы собрались сегодня, чтобы обсудить вопрос, который является одним из важнейших во все времена: свобода слова и печати. Давайте попробуем разобраться, должна ли существовать цензура? Лично мое мнение таково, что свобода слова должна иметь четко определенные границы, ибо "свобода, преступившая границы, - величайшее зло, но в надлежащей мере - это великое благо. Отсутствие меры может привести к чрезмерной свободе, которая и для отдельного человека, и для государства оборачивается ничем иным, как чрезвычайным рабством".

Мильтон: Платон, смею позволить себе не согласиться. Каждый человек вправе сам для себя определить, что является добром, а что - злом. "Добро и зло, как мы знаем, растут в этом мире вместе и почти неразлучно; познание добра тесно связано и переплетено с познанием зла, и, вследствие обманчивого сходства, различить их друг от друга бывает так же трудно, как те смешанные семена, которые должна была в непрерывном труде разбирать и разделять по сортам Психея". Более того, человек, не познавший зла, не познает и добра! "И в самом деле, какой акт мудрости или воздержания может быть совершен при нынешнем состоянии человека без познания зла? Только тот, кто способен понимать и судить о пороке со всеми его приманками и мнимыми удовольствиями и, тем не менее, воздерживаться от него, отличать и предпочитать настоящее добро, - только тот есть истинный воин Христов ". цензура свободомыслие дискуссия виртуальный

Гоббс: Позвольте возразить. Человек нуждается в том, чтобы находиться в подчинении. Любой закон, любое ограничение упрощает деятельность человека, помогает найти свое место в жизни. "Где нет власти, способной держать всех в подчинении, люди не испытывают никакого удовольствия (а напротив, значительную горечь) от жизни в обществе. Ибо каждый человек добивается, чтобы его товарищ ценил его так, как он сам себя ценит, и при всяком проявлении презрения или пренебрежения, естественно, пытается, поскольку у него хватает смелости (а там, где нет общей власти, способной заставить людей жить в мире, эта смелость доходит до того, что они готовы погубить друг друга), вынудить у своих хулителей большее уважение к себе: у одних - наказанием, у других - примером"

Локк: Возможно, Вы и правы. Я, пожалуй, соглашусь с тем, что свобода слова должна быть ограничена. "Ни в одной области разум не нуждается в более тщательном и осторожном руководстве, чем в пользовании книгами".

Мильтон: Почему же именно книги должны подвергаться цензуре?

Локк: Книги, безусловно, несут в себе информацию, как позитивную, так и негативную. Однако что, как не цензура, может оградить человека от вредной для него информации? Позволю себе заметить, что "обучение наукам способствует развитию добродетели в людях с хорошими духовными задатками; в людях, не имеющих таких задатков, оно ведет лишь к тому, что они становятся еще более глупыми и дурными".

Мильтон: Знаете, друзья, "если Бог предоставил человеку свободу в выборе пищи для своего тела, установив лишь правила умеренности, то Он предоставил ему и полную свободу в заботе о своей умственной пище; вследствие этого каждый взрослый человек может сам заботиться об упражнении своей главной способности". Более того, "если мы хотим регулировать печать и таким способом улучшать нравы, то должны поступать так же и со всеми увеселениями и забавами, - со всем, что доставляет человеку наслаждение".

Юм: Говоря об ограничениях со стороны государства, позвольте, господа, привести в пример Англию. "В Великобритании существует свобода и даже, возможно, вольность в такой же мере, в какой в Риме раньше процветали рабство и тирания. Эти принципы объясняют большую свободу печати в наших королевствах, превосходящую все то, что допускается при любых других системах правления. <…> Необходимо часто возбуждать дух народа, чтобы обуздать честолюбие двора; а боязнь возбудить этот дух нужно использовать, чтобы не допустить возникновения указанного честолюбия. Нет более эффективного средства для достижения данной цели, чем свобода печати, благодаря которой все знания, ум и гений нации могут быть использованы на стороне свободы и каждого можно поднять на ее защиту".

Милль: Я согласен с Вами, Дэвид, в том, что политика Англии является довольно необычной. Однако хотелось бы заметить, что "власть считалась необходимым, но и весьма опасным оружием, которое можно обратить как против внешнего врага, так и против подданных. Следовательно, нужно ограничить власть правителя над обществом, и это ограничение и есть то, что мыслится под свободой. Ее можно достичь двумя путями. Во-первых, признанием некоторых прав. Во-вторых, установлением конституционных ограничений". Так что нельзя утверждать, что человеку должна быть предоставлена полная свобода, как в действиях, так и в печати.

Руссо: Позвольте добавить, что не имеет смысла рассуждать о законах каждой страны, ибо они, несомненно, имеют отличия. Дело здесь скорее не в политике государства, а в менталитете народа. "Бесполезно проводить различие между нравами какого-либо народа и тем, что он почитает, ибо все это восходит к одному и тому же принципу и неизбежно смешивается. У всех народов мира не сама природа, а их взгляды определяют, что им любо. Исправьте взгляды людей, и нравы их сами собою сделаются чище. Любят всегда то, что прекрасно, или то, что находят таковым; но в этом-то суждении и ошибаются; следовательно, именно это суждение и следует выправлять. Кто судит о нравах, судит о чести, а кто судит о чести, тот выводит свой закон из общего мнения".

Гегель: Знаете, друзья, судя по всему, мы с Вами по-разному понимаем, что такое вообще свобода. "Когда говорят, что свобода состоит вообще в том, чтобы делать все, что угодно, то подобное представление, свидетельствует о полнейшем отсутствии культуры мысли, в котором нет и намека на понимание того, что есть сами в себе и для себя свободная воля, право, нравственность и т. д."

Платон: Разумеется, дело касается, прежде всего, свободы слова и печати. Ограничение свободы, возможно, является неуместным в современном обществе, однако я твердо убежден, что "соблюдающие справедливость соблюдают ее из-за бессилия творить несправедливость, а не по доброй воле, это мы всего легче заметим, если мысленно сделаем вот что: дадим полную волю любому человеку, как справедливому, так и несправедливому, творить все что ему угодно, и затем понаблюдаем, куда его поведут его влечения. Мы поймаем справедливого человека с поличным: он готов пойти точно на то же самое, что и несправедливый, - причина тут в своекорыстии, к которому, как к благу, стремится любая природа, и только с помощью закона, насильственно ее заставляют соблюдать надлежащую меру". Исходя из этого, можно заключить, что ограничение свободы может уберечь общество от анархии и хаоса. А что Вы думаете по этому поводу, Карл?

Маркс: Я считаю само существование каких-либо ограничений свободы слова, а именно законов о цензуре, неприемлемым, особенно если по этому закону будут наказаны писатели. "Закон, карающий за образ мыслей, не есть закон, изданный государством для его граждан, это - закон одной партии против другой. Преследующий за тенденцию закон уничтожает равенство граждан перед законом. Это - закон не единения, а разъединения, а все законы разъединения реакционны. Это не закон, а привилегия".

Милль: Что именно вы имеете ввиду, говоря о разъединении?

Маркс: Это же очевидно! Органы власти, порой, не могут быть достаточно компетентны для того, чтобы судить о пользе или, наоборот, вреде, который может принести то или иное издание. "в таком обществе, в котором какой-либо один орган мнит себя единственным, исключительным обладателем государственного разума и государственной нравственности, в таком правительстве, которое принципиально противопоставляет себя народу и поэтому считает свой антигосударственный образ мыслей всеобщим, нормальным образом мыслей, - там нечистая совесть политиканствующей клики измышляет законы о тенденции, законы мести, карающие за тот образ мыслей, которого на самом деле придерживаются одни только члены правительства. Законы, преследующие за принципы, имеют своей основой беспринципность, безнравственный, грубо-вещественный взгляд на государство. Они - невольный крик нечистой совести".

Мильтон: Полностью согласен с Вами, Карл. Более того, я считаю, что введение цензуры приведет к потере доверия между народом и властью. Цензоров выбирает именно правительство, и народ не может знать, кто этот человек, чем раньше занимался, каковы его личные предпочтения. "Государство может управлять мной, но не критиковать меня; оно так же легко может ошибаться в цензоре, как цензор в авторе; это довольно часто случается", - может сказать любой читатель. Я считаю введение цензуры неуважением к авторам.

Ленин: Я, будучи человеком, агитирующим издание партийной литература, хотел бы заметить, что в России, например, партия большевиков, придя к власти с помощью революции, пришла к введению жесточайшей цензуры. "Проклятая пора эзоповских речей, литературного холопства, рабьего языка, идейного крепостничества! пролетариат положил конец этой гнусности, от которой задыхалось, все живое и свежее на Руси. Но пролетариат завоевал пока лишь половину свободы для России".

Платон: И в чем же заключается ваша цензура?

Ленин: Все довольно просто. "Литература может теперь, даже "легально", быть на 9/10 партийной. Литература должна стать партийной. В противовес буржуазным нравам, в противовес буржуазной предпринимательской, торгашеской печати, в противовес буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, "барскому анархизму" и погоне за наживой, - социалистический пролетариат должен выдвинуть принцип партийной литературы, развить этот принцип и провести его в жизнь в возможно более полной и цельной форме".

Гоббс: Я так понимаю, о свободе слова, в вашем случае, речи не идет?

Ленин: Не совсем. "Мы хотим создать и мы создадим свободную печать не в полицейском только смысле, но также и в смысле свободы от капитала, свободы от карьеризма; - мало того: также и в смысле свободы от буржуазно-анархического индивидуализма". Однако здесь есть некоторые нюансы. "Каждый волен писать и говорить все, что ему угодно, без малейших ограничений. Но каждый вольный союз (в том числе партия) волен также прогнать таких членов, которые пользуются фирмой партии для проповеди антипартийных взглядов. Свобода слова и печати должна быть полная. Но ведь и свобода союзов должна быть полная. Я обязан тебе предоставить, во имя свободы слова, полное право кричать, врать и писать что угодно. Но ты обязан мне, во имя свободы союзов, предоставить право заключать или расторгать союз с людьми, говорящими то-то и то-то". Разве это не цивилизованный подход?

Мильтон: Цивилизованный подход? Я категорически не согласен. Это жестокость чистой воды! Конечно, можно вводить минимальные ограничения, но нужно знать меру! "Для церкви и государства в высшей степени важно бдительным оком следить за поведением книг, так же, как и за поведением людей, и в случае надобности задерживать их, заключать в темницу и подвергать строжайшему суду как преступников; ибо книги - не мертвые совершенно вещи, а существа, содержащие в себе семена жизни, столь же деятельные, как та душа, порождением которой они являются; мало того, они сохраняют в себе, как в фиале, чистейшую энергию и экстракт того живого разума, который их произвел. Тем не менее, если не соблюдать здесь осторожности, то убить хорошую книгу значит почти то же самое, что убить человека. Кто убивает человека, убивает разумное существо, подобие Божие; тот же, кто уничтожает хорошую книгу, убивает самый разум, убивает как бы зримый образ Божий".

Гоббс: А что делать с книгами провокационными, даже агитационными? Нельзя отрицать, что "поддаваясь сильному и приятному впечатлению от великих военных подвигов <…> молодые и другие люди, которым не хватает противоядия солидного ума, получают вместе с этим яркое представление обо всем, что, кроме того, сделали народы, и воображают, что их великое преуспевание было обусловлено не соперничеством отдельных людей, а демократической формой правления. При этом такие люди не принимают во внимание тех частых мятежей и гражданских войн, к которым приводило несовершенство их политического строя. Благодаря чтению таких книг люди дошли до убийства своих королей, так как греческие и латинские писатели в своих книгах и рассуждениях о политике объявляют законными и похвальными такие действия, если только, прежде чем их совершить, человек назовет свою жертву тираном. Ибо они не говорят regicide - "цареубийство законно", а говорят tyrannicide - "тираноубийство законно"".

Руссо: К чему вы клоните, Томас?

Гоббс: К тому, что чем больше люди читают книг, рем более мудрыми они себя считают. "А люди, имеющие высокое и ложное мнение о собственной мудрости, берут на себя смелость порицать действия властей, ставить под вопрос их авторитет и своими публичными выступлениями опрокидывать законы, дабы преступлением считалось лишь то, что выгодно считать таковым им самим. Эти же люди бывают иногда склонны к таким преступлениям, которые состоят в коварстве и обмане своих соседей, так как они полагают, что их замыслы слишком искусны, чтобы в них можно было проникнуть".

Маркс: Конечно, некоторые книги на самом деле могут содержать упомянутые вами элементы, однако не следует забывать, что мнение автора также нужно учитывать. Быть может. Он пытался донести идею, отличную от той, что смог вынести недобросовестный читатель? "Все объективные нормы отпадают, всё сводится к личному отношению, и гарантией остаётся только такт цензора. Что же цензор может нарушить? Такт. А бестактность - не преступление. Что ставится под угрозу на стороне писателя? Его существование. Какое государство когда-либо ставило существование целых классов людей в зависимость от такта отдельных чиновников?"

Вейтлинг: Быть может, в чём-то Вы и правы, Томас, я вынужден сказать, что "Свобода печати для всех лишь средство достижения равенства всех путем революционных преобразований".

Руссо: Согласен с Вами, Вильгельм. "Свобода - это не плод, созревающий под всеми небесами, поэтому она доступна и не всем народам. До тех пор, пока некоторое число соединившихся людей смотрит на себя как на единое целое, у них лишь одна воля во всем, что касается до общего самосохранения и общего благополучия".

Гегель: Вы считаете, что свобода заключается во мнении большинства? Я считаю, что человек должен думать и действовать самостоятельно, ибо "Независимость от общественного мнения есть первое условие совершения чего-либо великого и разумного". Вы согласны, Джон Стюарт?

Милль: Я, пожалуй, соглашусь с Вами и добавлю: "Общество само по себе тирания, тирания коллектива над отдельными личностями, и возможность угнетать не ограничивается действиями чиновников. Законов против тирании чиновников недостаточно; нужна защита от тирании господствующих мнений и чувств, от стремления общества навязать свои идеи как правила поведения".

Юм: Я тоже соглашусь. "Существует деспотическая власть, однако существует способ и средства, чтобы помешать ее развитию. "Нет более эффективного средства для достижения этой цели, чем свобода печати, благодаря которой все знания, умения, ум и гений наций могут быть использованы на стороне свободы и каждого можно поднять на ее защиту".

Платон: Итак, пора подводить итоги. Кто желает высказаться?

Вейтлинг: В заключении я бы хотел сказать, что, безусловно, свобода слова необходима обществу. "Свободу для всех должны вы потребовать, свободу для всех без исключения. Но получив ее можно лишь только уничтожив право собственности и наследования, отменив деньги и восстановив общность пользования всеми земными благами. Перед этой главной задачей вся остальная политическая толкучка - только второстепенная мелочь".

Юм: Действительно, "ее (свободу) можно считать общим правом человечества, и она должна быть представлена людям почти при любой форме правления, за исключением церковного, для которой она действительно оказалась бы роковой".

Маркс: Я тоже позволю себе высказаться против цензуры. "Действительным, радикальным излечением цензуры было бы её уничтожение, ибо негодным является само это учреждение, а ведь учреждения более могущественны, чем люди. Наше мнение может быть верным или нет, но, во всяком случае, <…> писатели приобретают больше либо действительной свободы, либо идеальной, т. е. больше сознания".

Милль: Мое мнение таково, что государство не должно вмешиваться в дела человека и ограничивать его свободу. "Единственное оправдание вмешательства в свободу действий любого человека - самозащита, предотвращение вреда, который может быть нанесен другим. Собственное благо человека, физическое или моральное, не может стать поводом для вмешательства, коллективного или индивидуального. <…> Чтобы оправдать вмешательство, нужно выяснить, причинит ли его поведение кому-нибудь вред. Человек ответственен только за ту часть своего поведения, которая касается других. В остальном - абсолютно независим. Над собой, своим телом и душой личность суверенна".

Мильтон: Я считаю, что само существование цензуры является неприемлемым и оскорбительным как по отношению к писателям, так и к обществу в целом. "Если мы опять возвращаемся к инквизиции и цензуре, если мы до того трусливо относимся к самим себе и подозрительно ко всем людям, что боимся каждой книги и шелеста каждого листа, даже не зная еще их содержания; <…> то из этого получится не что иное, как новая тирания над наукой; и скоро станет бесспорным, что епископы и пресвитеры - для нас одно и то же, как по имени, так и по существу".

Руссо: Вы можете считать цензуру оскорблением, однако нет сомнений в том, что цензура все-таки имеет и положительные стороны. "Цензура может быть полезна для сохранения нравов, но никогда - для их восстановления. Учреждайте Цензоров, пока законы в силе; как только они потеряли силу - все безнадежно; ничто, основанное на законе, больше не имеет силы, когда ее не имеют больше сами законы. Цензура оберегает нравы, препятствуя порче мнений, сохраняет их правильность, мудро прилагая их к обстоятельствам, иногда даже уточняет их, когда они еще неопределённы".

Локк: Я, однако, считаю, что общество нуждается в отсутствии ограничений. "Абсолютная свобода, справедливая и истинная свобода, равная и. беспристрастная свобода - вот в чем мы нуждаемся. И хотя об этом много говорилось и я сомневаюсь, чтобы этого не понимали, свобода, я уверен, вовсе не практиковалась ни нашими правителями в отношении народа вообще, ни враждующими партиями внутри народа по отношению друг к другу".

Гоббс: Я остаюсь при своем мнении: Люди нуждаются в том, чтобы ими руководили. "Граждане пользуются тем большей свободой, чем больше дел законы оставляют на их усмотрение. Граждане цепенеют, если не делают ничего без прямого предписания закона. Законы установлены не для устрашения, а для направления человеческих действий, подобно тому как природа поставила берега не для задержания течения реки, а для того, чтобы направлять его".

Ленин: Я придерживаюсь своего мнения о том, что литература должна подвергаться жесткой цензуре. "В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть "свободы" реальной и действительной".

Гегель: Я считаю, что при введении цензуры необходимо учитывать мнение и общества, и власти. "Истина о праве, нравственности, государстве столь же стара, сколь открыто дана в публичных законах, публичной морали, религии и общеизвестна. В чем же еще нуждается эта истина, поскольку мыслящий дух не удовлетворяется обладанием ею таким наиболее доступным для него образом, если не в том, чтобы ее постигли и чтобы самому по себе разумному содержанию была придана разумная форма, дабы оно явилось оправданным для свободного мышления, которое не может остановиться на данном, независимо от того, основано ли оно на внешнем положительном авторитете государства, на общем согласии людей, на авторитете внутреннего чувства и сердца и непосредственно определяющем свидетельстве духа, исходит из себя и именно поэтому требует знания себя в глубочайшем единении с истиной".

Руссо: Хотелось бы добавить, что "Если одерживает верх мнение, противное моему, то сие доказывает, что я ошибался и что то, что я считал общею волею, ею не было. Если бы мое частное мнение возобладало, то я сделал бы не то, чего хотел, вот тогда я не был бы свободен".

Платон: Я так полагаю, большинство из нас все-таки выступает против введения цензуры. Мое же мнение можно назвать двойственным. Я считаю, что самым главным является то, что человеку должна быть доступна истина в любом ее проявлении. "Надо высоко ставить истину. Если мы правильно недавно сказали, что богам ложь по существу бесполезна, людям же она полезна в виде лечебного средства, ясно, что такое средство надо предоставить врачам, а несведущие люди не должны к нему прикасаться".

Заключение

Таким образом, в ходе виртуальной дискуссии мнения разделились. Можно согласиться с любой из сторон, однако лично я согласна с мнением Карла Маркса, который считает цензуру субъективной и напрямую зависящей от личностных качеств цензора, что является недопустимым.

Вопрос о том, является ли цензура необходимостью, является одним из самых актуальных на сегодняшний день. На сегодняшний день, несмотря на то, что свобода мысли и слова гарантирована Конституцией, многим людям, особенно публичным, следует быть осторожными в своих высказываниях, так как мнение, выказанное случайно во время интервью или написанное в блоге в порыве гнева, может оскорбить других людей и повлечь за собой неприятные последствия. Следует помнить о том, что со свободой приходит и ответственность.

Однако, что касается введения цензуры, я считаю, что ограничивать свободу слова и печати недопустимо, более того, это практически невозможно отследить. Если же ввести цензуру, это, несомненно, вызовет возмущения со стороны как представителей СМИ, так и народа в целом.

Чтобы избежать конфликтов, публичным лицам необходимо помнить не только о своем праве на выражение мысли, но и о нравственности и правилах приличия, принятых в современном обществе.

Список литературы

1. Платон. Государство // Собрание соч. в 3-х тт. - М., 1971

2. Мильтон Дж. Ареопагитика // История печати: антология. - М., 2001

3. Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. - М.: Мысль, 2001

4. Локк Дж. Сочинения в 3-х т. - М.: Мысль, 1985

5. Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты / Пер. с фр. - М.:"КАНОН-пресс", "Кучково поле", 1998

6. Юм Д. О свободе печати // Сочинения. Т. 2. - М.: Мысль, 1996

7. Гегель Г.Ф. В. Философия права. - М.: Мысль, 1990

8. Милль Дж. Ст. О Свободе. Антология мировой либеральной мысли (I половины ХХ века).- М.: Прогресс-Традиция, 2000

9. Вейтлинг В. Гарантии гармонии и свободы. - М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1962

10. Маркс К., Энгельс Ф. Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции // Сочинения / Издание второе. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1955

11. Ленин В.И. Партийная организация и партийная литература.// Собрание сочинений В.И. Ленина 5-е изд. - М.: Издательство политической литературы, 1967

Размещено на Allbest.ru