Понятие изначальной временности у М. Хайдеггера: апории (на материале "Бытия и времени")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Понятие изначальной временности у М. Хайдеггера: апории (на материале «Бытия и времени»)

Н.А. Артёменко

Настоящее и прошедшее,

Вероятно, наступят в будущем,

Как будущее наступало в прошедшем.

Если время всегда настоящее,

Значит, время не отпускает.

Элиот Т.С. «Четыре квартета»

Известно, что хайдеггеровский проект представляет собой попытку заложить новое начало в онтологии. Причем время, надлежащим образом переосмысленное при постановке вопроса о бытии, выступает предельным онтологическим основанием, поэтому хайдеггеровский онтологический поворот связан в первую очередь с раскрытием онтологической роли времени.

В первой части нашей статьи «Хайдеггеровская версия феноменологии темпоральности человеческого бытия: вопрос о целости Dasein» мы продемонстрировали, как выявление временности связано с вопросом о возможной целости структуры Dasein. Обратимся теперь к тем трудностям, которые порождает феноменологическое описание времени, и попытаемся ответить на вопрос: достигает ли Хайдеггер изначального измерения временности?

Начнем со следующего тезиса: «Феноменологически исходно временность проступает в собственном целом бытии присутствия, в феномене заступающей решимости» [2, с. 304]. Иными словами, временность проявляет себя исходным образом в заступающей решимости. М. Фляйшер замечает:

«Исходная и собственная временность имеют одинаковую структуру. Собственная временность предстает как экзистенциальное исполнение исходной временности в собственно экзистирующем Dasein. Событие временения (Zeitigungsgeschehen) исходной временности делает это исполнение возможным, но не идентично с ним. Тогда исходное временение как бытие Dasein должно находиться в каждом Dasein, также и в несобственно экзистирующем, и это тем более верно, что Dasein, по Хайдеггеру, фактично "ближайшим образом и большей частью" экзистирует несобственно. Изначальное измерение (Ursprungsdimension) временности лежит за пределами собственной временности, но которая, как было сказано, как экзистенциальное исполнение исходной временности как раз структурно подобна ей и "проявлена" в собственной заботе» [4, S. 19].

Как будущее свидетельствует заступающая решимость для себя наступание (Auf-sich-zukommen). Заступающая решимость есть экзистенциально «бытие к самой своей отличительной способности быть. Подобное возможно только так, что присутствие вообще в его самой своей возможности способно настать для себя <...>. Заступание делает присутствие собственно настающим, а именно так, что заступание само возможно, лишь поскольку присутствие как сущее вообще уже всегда настает для себя, т. е. вообще в своем бытии наступающе» [2, с. 325]. Таким образом, с одной стороны, мы имеем собственное будущее как экзистенциальное исполнение заступания в неком собственно модифицированном Dasein, и исходное будущее как в бытии Dasein вообще всегда уже совершающееся - с другой стороны, и собственное будущее здесь фундировано в исходном (таким же образом исходное будущее под-лежит несобственному бытию, о чем говорит следующее: «Если к бытию присутствия принадлежит собственное соотв. несобственное бытие к смерти, то оно возможно лишь как настающее в указанном <...> смысле» [2, с. 325]. Однако далее Хайдеггер замечает: «И в таком само допущении себя настать выносит эту возможность как возможность, т. е. экзистирует. Выносящее отличительную возможность допущение настать себе в ней для себя есть исходный феномен будущего» [2, с. 325]. Фляйшер отмечает, в частности, что возможность бытия собственного будущего смешивается здесь с экзистенциальным исполнением его же, и дифференция исходного измерения и собственного экзистирования сглаживается.

Далее, решимость как модус понимания «значит экзистируя принимать бытие виновным, быть брошенным основанием ничтожности. Но принять брошенность значит собственно быть присутствием в том, как оно всегда уже было» [2, с. 325]. Это возвращение Dasein к себе в то, «как оно всегда уже было», что означает: в свою собственную бывшесть, есть исполнение собственного экзистирования. Как это возможно? - «Лишь поскольку присутствие вообще есть как я есмь-бывший <...>» [2, с. 326]. Казалось бы, ясно: бывшесть исходной временности фундирует бывшесть собственной временности. Бытийное измерение и исполнение экзистенции здесь четко различены Представляется необходимым процитировать здесь Хайдеггера полностью: «При-нятие брошенности опять же возможно только так, что наступающее присутствие самым своим "как оно всегда уже было", т. е. своим "уже былым", способно быть. Лишь поскольку присутствие вообще есть как я есмь бывший, оно способно в будущем так само для себя настать, чтобы вернуться в себя. Собственно наступая, присутствие есть собственно уже бывшее. Заступание в предельнейшую и самую свою возможность есть понимающее возвращение в самую свою бывшесть. Присутствие способно собственно бывшим быть лишь поскольку оно настающе. Бывшесть возникает известным образом из будущего» [2, с. 326]. - Как это можно было бы понять? - Как попытку «свести» исходное настающее и исходную бывшесть в некое изначальное, исходное единство? Однако (на что уже было указано) и в этом вероятном «скрещивании» двух исходных модификаций временности будущее очевидным образом исходнее..

Если исходное будущее модифицируется в собственное как решающее заступание, а исходная бывшесть - как выбор принятия брошенности, то возможно было бы различить бытийный уровень и экзистенциальное исполнение в отношении настоящего (Gegenwart) как бытии-при...? Хайдеггер определяет собственное настоящее как мгновение ока (Augenblick). Но что такое собственное настоящее? Процитируем самого Хайдеггера:

«Заступающая решимость так размыкает конкретную ситуацию своего вот, что экзистенция, поступая, усматривающе озабочивается фактично мироокружным подручным. Решительное бытие при ситуативно подручном, т. е. поступающее допущение-встречи с мироокружно пребывающим, возможно лишь в актуализации этого сущего. Лишь как настоящее в смысле актуализации решимость способна быть тем, что она есть: неискаженным допущением встречи того, за что она поступая берется. Наступающе возвращаясь к себе, решимость, актуализируя, вводит себя в ситуацию. Бывшесть возникает из будущего, а именно так, что бывшее (лучше бывшествующее) настающее выпускает из себя настоящее. Этот феномен, как бывшествующе-актуализирующее настающее единый, мы именуем временностью» [2, с. 326].

Последнее предложение особенно важно, поскольку им Хайдеггер настаивает на неотъединимости трех экстазов времени в едином феномене временности. О настоящем (собственном или исходном или и том, и другом сразу) мы узнаем, что оно в событии временения «возникает» как онтологически «последнее». Возможно ли различить исходное и собственное настоящее как третий экстаз и третий структурный момент заботы как бытия-при? От несобственного настоящего Хайдеггер отличает собственное настоящее как «мгновение-ока» «Сдержанное в собственной временности, тем самым собственное настоящее мы называем мгновением ока» [2, с. 338].. Далее следует очень интересное замечание: термин «мгновение-ока», пишет Хайдеггер, «надо понимать в активном смысле как экстаз» (курсив наш. - Н.А.). Как должно истолковывать этот «активный смысл»? «Он подразумевает решительный, но в решимости сдержанный прорыв присутствия в то, что из озаботивших возможностей, обстоятельств встречает в ситуации» [2, с. 326]. При этом «мгновение ока» отлично в принципе от такого временного феномена, как «теперь», являющегося его модификацией или «дегенерацией». «Теперь» принадлежит к времени как внутривременности; внутривременность есть временная определенность внутримирного сущего [2, с. 333]. «Время как внутривременность возникает из сущностного способа временения исходной временности» [2, с. 333]. «Мгновение-ока» «как собственное на-стоящее дает впервые встретиться тому, что может быть подручным или наличным во времени» [2, с. 338]. Таким образом, «мгновение ока», с одной стороны, есть допущение встречи, позволение присутствовать подручному или наличному, которое в теперь проходит или налично, т. е. оно является фундирующим для теперь как «времени» внутривременности в качестве исходной временности; с другой стороны, Хайдеггер называет «мгновение ока» в этом же контексте как собственное на-стоящее.

На то, что здесь возможно говорить о «мгновении ока» как исходной временности (или исходного настоящего), указывает еще и следующее: допущения-имения-дела априорно и есть условие возможности встречи подручного - в онтическом смысле, и высвобождение всякого подручного как подручного - в онтологическом смысле [2, с. 85]. Однако в каком именно контексте звучит термин «мгновение ока», понятый как собственное на-стоящее? Хайдеггер пишет: мгновение ока «вводит экзистенцию в ситуацию и размыкает собственное "вот"» [2, с. 347]. О какой ситуации идет речь? «К заступанию решимости принадлежит настоящее, в меру которого решение размыкает ситуацию. В решимости настоящее не только возвращено из рассеяния по ближайше озаботившему, но сдержано в настающем и бывшести». Этот "сдержанный прорыв", на-стоящее, или "время" поступка не имеет длительности: "в мгновение ока" ничего не может произойти» [2, с. 338], оно «временит» в решении, в которое его вбрасывает ужас «Ужас возникает из будущего, настающего в решимости» [2, с. 344]., но при этом «настоящее» ужаса оказывается исходнее мгновения ока или времени поступка (как собственного настоящего, ибо поступок - это отказ от растворения в публичном и затерянности в людях, это выбор собственной самости): «Настоящее ужаса <...> не имеет еще характера мгновения-ока <...>. Ужас вводит лишь в настроение возможного решения. Его настоящее держит мгновение-ока, в каком такое настроение, и только оно, возможно, на взводе» [2, с. 344]. Стало быть, если в контексте решимости и размыкания собственного «вот» мгновение-ока оказывается собственным на-стоящим (оно не имеет длительности, т. е. не «идет», не «проходит», оно есть именно «стояние», на-стаивание, застывшая решимость «перед» броском в поступке, это время перехода), то подлежит ему исходная временность «в виде» настоящего ужаса как исходного феномена и в рамках экзистенциальной аналитики могущего быть истолкованным как a priori.

Таким образом, «мгновение-ока», с одной стороны, оказывается исходной, исконной временностью Dasein как исходное-настоящее позволения встретиться подручному или наличному, с другой стороны - как модификация исходной временности, разомкнутой в феномене ужаса, представляет собой собственное настоящее, или время-поступка. Здесь, однако, требуется одно принципиальное уточнение. Процитируем Хайдеггера: «Актуализация, в которой первично основано падение в озаботившую подручность и наличность, в модусе исходной временности оказывается включена в настающее и бывшесть» [2, с. 328]. Настоящее, включенное в настающее и бывшесть, едва ли можно назвать третьим экстазом единого феномена временности У Августина мы находим: «Настоящим можно назвать только тот момент во времени, который невозможно разделить хотя бы на мельчайшие части, но он так стремительно уносится из будущего в прошлое! Длительности в нем нет. Если бы он длился, в нем можно было бы отделить прошлое от будущего; настоящее не продолжается». Августин констатирует некий парадокс: то, что мы называем временем - самое «сокровенное и обычное» - в виде трех его возможных модификаций может существовать только в душе [1, с. 219]..

Еще один контра-пункт задает следующая цитата: «Источник "отталкивания" актуальности, т. е. падения в потерянность, дает сама исходная, собственная временность< ...>» [2, с. 348. Курсив наш. - Н.А.), в которой исходная и собственная временность сближаются до синонимичности.

Не позволяет ли это сделать вывод о том, что исходная временность оказывается проблематическим понятием, и обнаружить исходное измерение временности не удается? Но если собственная временность собственно существующего Dasein есть экзистенциальное исполнение исходной временности, а Dasein ближайшим образом и большей частью экзистирует несобственно, то что такое несобственная временность? В следующей части мы попытаемся наметить возможные ходы для ответа на этот вопрос. Но пока еще одно замечание самого Хайдеггера: «Разомкнутость вот и экзистентные возможности присутствия, собственность и несобственность, фундированы во временности» [2, с. 350]. Следует ли эту временность понимать как исходную?

Фундаментальным для хайдеггеровского анализа времени является следующий тезис: «Всякое "возникновение" в онтологической области есть дегенерация» [2, с. 334]. Именно в этом смысле «возникает» несобственная временность. По Хайдеггеру структура дегенерации выглядит следующим образом: все временные «возникновения» происходят из исходной и собственной временности (статус которой оказался проблематичным) [2, с. 327]. Несобственная временность оказывается временностью несобственного понимания, несобственного расположения, экзистенциального падения и озабочения.

«Источник "отталкивания" актуальности, т. е. падения в потеряннность, дает сама исходная, собственная временность» [2, с. 348]. Казалось бы, это отвечает структуре дегенерации. Но Хайдеггер замечает: «Актуальность "отталкивается" от соответствующего ожидания (характер ожидания имеет несобственное будущее. - Н.А.) в подчеркнутом смысле избежания» [2, с. 347]. И далее: «Актуальность отталкивается от ее собственного настающего и бывшести <...>» [2, с. 348]. Стало быть, актуальность отталкивается не от собственного настоящего. Почему? - «Чтобы лишь обходом через себя дать присутствию прийти к собственной экзистенции» [2, с. 348]. В избежание собственного будущего и бывшести впервые и возникает актуализация - она возникает как бытие при..., в модусе потерянности. Только в обход ее может Dasein вообще прийти к собственной экзистенции и таким образом -- к собственному настоящему. Что это означает?

Падение имеет свой экзистенциальный смысл в актуальности. Но падение - это основообраз бытия повседневности, Dasein уже всегда «отпало» от собственной способности-быть-самостью (поскольку Dasein большей частью и ближайшим образом экзистирует несобственно) и «упало» в мир, растворилось в людях, потерялось в них. Этот основообраз бытия несобственным (т. е. падения или потерянности) временит актуализирующе. В априорном онтологическом событии падения «берет начало» актуализация как потерянность и вместе с ней - несобственность. Актуализация и несобственность соотносятся друг с другом настолько тесно, что можно было бы сказать, что актуализация (как модус несобственной временности) есть ее первичный экстаз. Несобственная временность вообще возникает как настоящее: поскольку несобственное понимание «набрасывает способность быть из могущего-озаботить, то значит оно временит из актуальности» [2, с. 338], иначе говоря, несобственное понимание временит как «забывающее-актуализирующее ожидание», т.е. актуализация акцентируется как исходная временность несобственного понимания. Далее, несобственное расположение, с одной стороны, характеризуется страхом, который исходным образом основан в бывшести (или забывании), с другой стороны, в аспекте временения «внутри целого заботы» страх возникает из «растерявшегося настоящего» [2, с. 344]. Если «первичный феномен исходной и собственной временности есть будущее» [2, с. 329], и если исходная временность составляет бытие Dasein, то будущее должно иметь преимущество в обеих модальностях, в которых осуществляется Dasein. Между тем Хайдеггер замечает: «Приоритет настающего сам будет сообразно модифицированному временению несобственной временности видоизменяться, но даже еще и в производном "времени" не перестанет выходить на передний план» [2, с. 329]. Конечно, в рамках хайдеггеровской концепции смысла бытия для Dasein, в бытии которого речь идет о самом его бытии, вперед-себя имеет особую важность.

Однако при рассмотрении несобственной временности обнаруживается еще одна проблема: настоящее (актуализация) и бывшесть соотносятся друг с другом как две стороны одной медали. Несобственная временность вообще обнаруживает на самом деле только два экстаза, что противоречит определению временности как единства трех экстазов. Несобственное настоящее есть бытие при... в модусе потерянности в людях и при озаботившем. Экзистируя таким образом в модусе актуальности, Dasein оказывается «повсюду и нигде». Dasein «забывает» свое собственное можествование быть, целое исходное измерение раскрытости бытия через заступание в смерть «В актуальности лежит растущее забывание» [2, с. 347].. Его растерявшееся настоящее есть его забытость (забывание, забвение самости). Забытость же, по Хайдеггеру, есть настающая бывшесть «Забытость как несобственная бывшесть относится <...> к брошенному, своему бытию; она есть временной смысл способа бытия, в меру которого я ближайшим об-разом и большей частью бывший - есмь» [2, с. 339].. Бывшесть и настоящее здесь практически идентичны, точнее говоря, их дифференция возможна в зависимости от способа вопрошания о падении как модусе несобственного экзистирования: если мы спрашиваем, «где» падение укоренено первично, то отвечаем - в растерявшемся настоящем; если же мы спрашиваем об «откуда» падении, то можно было бы говорить об уже-забытости изначальной раскрытости бытия. Другая попытка подступиться к настоящему также лишь указывает на невозможность строго дифференцировать актуализирующее и бывшесть:

«Бросок брошенности в мир сперва не бывает собственно уловлен присутствием; заложенная в нем "подвижность" еще не приходит к "остановке" из-за того, что присутствие теперь "есть вот". Присутствие тоже захвачено брошенностью, т. е. как брошенное в мир оно теряет себя среди "мира" в фактичной обреченности на озабочивающее. Актуальность, составляющая экзистенциальный смысл этой тожезахваченности, никогда от себя не достигнет никакого другого экстатического горизонта <...>» [2, с. 348].

Здесь, по крайней мере, становится ясно, что означает, что падение есть понятие онтологической динамики. Однако актуальность показывает себя здесь как тожезахваченность «броском брошенности в мир». И не сливается ли она, стало быть, с бывшестью как соответствующим модусом брошенности?

Стремление Dasein задержаться при наличном, убегая от предстоящего, превращает настоящее в единственной временной экстаз, оно же оказывается исходным для Dasein в модусе несобственного существования.

Итак, экзистентные возможности Dasein, собственность и несобственность фундированы во временности. То есть временность должна подлежать этой дифференции, так что фундаментальные структуры Dasein осмысляются как модусы временения временности, но при этом должна дифференциацию «сводить» к целому: «Временная конституция названных феноменов (понимание, расположение, падение, речь. - Н.А.) восходит всегда к единой временности, которая как таковая ручается за возможное структурное единство понимания, расположения, падения и речи» [2, с. 335]. Временность конститутивна не только для несобственной и собственной модальностей существования Dasein, но и для экзистенциального различия разомкнутости, а именно что касаетсяпрежде всего понимания, расположения и бытия при внутримирном сущем временение исполняется в каждом случае во всех трех экстазах:

«Понимание основывается первично в будущем (заступание соотв. ожидание). Расположение временит первично в бывшести (возобновление соотв. забытость). Падение первично укоренено по времени в настоящем (актуализация сотв. мновение-ока). Тем не менее, понимание есть всегда "бывшествующее" настоящее. Тем не менее, расположение временит как "актуализирующее" будущее. Тем не менее, актуальность "отталкивается" от бывшествующего будущего <...>» [2, с. 350].

Для речи «не остается» какого-либо экстаза по преимуществу «Речь временит первично не в каком-то определенном экстазе <...>. Речь сама по себе временна» [2, с. 349].. Стало быть, у Хайдеггера мы обнаруживаем шесть феноменов времени. Что касается собственной временности, то мы находим: понимание как заступающая решимость, расположение как выбор принятия брошенности и, наконец, разомкнутость ситуации в поступке собственно экзистирующего Dasein. Вопрос о возможной дифференции собственной и исходной временности здесь остался проблематичным.

В отношении несобственной временности обнаружилось гораздо больше проблемных, а подчас и тупиковых моментов. Итак, мы находим: понимание (самонабрасывание), которое временит себя преимущественно как ожидание, расположение (характеризуется страхом), показывающее себя исходно как само-забытье, и падение (потерянность в людях и при озаботившем), временящее актуализирующе. Однако, как это было показано, несобственная временность «возникает» как настоящее по преимуществу и настоящее же, если должен быть исходный первичный временной экстаз, оказывается таким экстазом.

И поскольку исходного измерения временности очевидным образом достичь не удается, то вся структура дегенерации оказывается лишенной фундамента.

Вопрос временности в сравнении с другими центральными темами «Бытия и времени» представляется наиболее запутанным, и цель состояла в том, чтобы пройти по этому лабиринту. Но есть ли у этого лабиринта выход?

Список литературы

онтологический временность бытие экзистирование

1. Августин А. Исповедь / пер. М.Е. Сергеенко. - М., 1997.

2. Хайдеггер М. Бытие и время / пер. В.В. Бибихина. - М., 1997.

3. Херманн Ф.-В. фон. Понятие феноменологии у Хайдеггера и Гуссерля / пер. И. Инишева. - Томск, 1997.

4. Fleischer M. Die Zeitanalysen in Heideggers „Sein und Zeit“: Aporien, Probleme und ein Ausblick. - Wuerzburg, 1991.

Размещено на Allbest.ru