О Платоновской интерпретации тезиса Протагора

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

О Платоновской интерпретации тезиса Протагора

Прокопенко В.В.

Актуальность заявленной нами темы связана с необходимостью пересмотра традиционной трактовки положения Протагора о человеке как мере вещей. Мы считаем, что представление этого тезиса в качестве программного лозунга субъективистской и релятивистской философской программы основано на некритическом его восприятии, восходящем к Платону.

Вряд ли в истории античной культуры и философии можно встретить явление более неоднозначное, чем софистика. В оценках сущности и значения софистического движения мы встречаем полярные точки зрения, начиная с V в. до н.э. и до сегодняшнего дня от полного отрицания и неприятия до апологетики. Современники чаще всего склонялись к представлению софистов как интеллектуальных мошенников, ловко манипулирующих слушателями при помощи риторических уловок и намеренных логических ошибок и это представление во многом было унаследовано историками последующих веков. Только в середине XIX в. происходит реабилитация софистов. В оценке софистики Г.В.Ф. Гегелем [3, с.4-33] и Дж. Гротом [16, с.350-399] появляется суждение о том, что деятельность софистов заключает в себе определенное положительное содержание, играя роль своеобразного греческого Просвещения. Софистам приписывается открытие принципа свободного самополагания субъекта, опирающегося на принцип исключительной достоверности мышления. Гегель называет софистов учителями Греции, благодаря которым идея образования нашла свое воплощение: софисты учили людей мышлению о том, что для них важно, в чем состоит сила, «а так как одна лишь философия знает, что этой силой является всеобщая, растворяющая все особенное мысль, то софисты были также и спекулятивными философами» [3, с.9].

Нельзя сказать, что такая оценка софистики стала окончательной, в современной философии споры вокруг софистики не утихают: очередной виток дискуссии спровоцировал Ален Бадью, введя термин «большая софистика» для определения всего антифилософского в современной мысли: «Решающая важность языка и его переменчивости в разнородных играх, сомнения касательно уместности понятия истины, риторическая близость к эффектам искусства, прагматическая и открытая политика вот сколько общих черт у греческих софистов и у множества современных направлений, что и объясняет, почему в последнее время умножились исследования и отсылки, посвященные Горгию или Протагору. Мы тоже сталкиваемся с необходимостью критиковать неукоснительное следование софистике с полным уважением ко всему тому, о чем она учит в отношении нашей эпохи» [2, с.64].

Тезис этот дошёл до нас из нескольких источников. Платон, который наиболее близок к Протагору по времени, использует формулировку: «Человек-мера всех вещей, существующих, что они существуют, несуществующих же, что они не существуют» [10, с.244], сходным образом тезис выглядит у Секста Эмпирика [11, с.72], Диоген Лаэртский даёт его в следующей формулировке: «Человек есть мера всем вещам существованию существующих и несуществованию несуществующих» [7, с. 348].

Краткость высказывания, его афористичная форма и несвязанность с более широким контекстом (как известно, от трудов Протагора сохранились только названия), породили множество разнообразных интерпретаций. Различные версии понимания слов Протагора выдвигались и выдвигаются, от Платона до наших дней, но к настоящему времени уверенности в аутентичности нашего понимания, осталось, пожалуй, меньше, чем когда бы то ни было раньше. К такому весьма пессимистическому заключению приходит после широкого обзора интерпретаций тезиса Дж. Керферд, автор классического труда о софистах [18, с.87-89]

Вместе с тем, нам хотелось бы заметить, что пространство дискуссий относительно тезиса Протагора довольно строго ограничено обсуждением ряда вопросов, первый из которых: о каком человеке идёт речь у Протагора, об отдельном индивиде или же о человеке вообще? Классическая историко-философская традиция, начиная с Секста Эмпирика, склоняется к тому, что речь у Протагора идет об индивиде, это подкрепляется примером Платона о ветре [10, с.244-245], который кажется одному холодным, другому - теплым. Такова позиция Г.В.Ф. Гегеля [3, с.24], Э. Целлера [12,с.80], УК. Гатри [17, с.183-185], Б. Чернышева [13, с. 121]. Ситуация не меняется от того, что индивиды могут придти к коллективному согласию относительно каких-либо предметов (например, законов, которые могут всеми приниматься за истинные, но только до их отмены). Человек при этом не занимает какого-то исключительного места в мире и может быть заменен свиньей или бабуином [10, с.258].

Вопрос второй касается онтологического статуса вещей и их свойств. Обладают ли вещи определенными свойствами сами по себе или же только относительно воспринимающего их субъекта? Определяется ли также и само существование вещей как носителей этих свойств человеческим восприятием? Идёт ли речь о зависимости существования и несуществования вещей от человека в онтологическом смысле или только о различиях в восприятии свойств этих вещей в ощущениях, относится ли утверждение о текучести вещей также и к человеку, воспринимающему эти вещи? Так или иначе, получается, что все эти вопросы должны, в соответствии со своей направленностью, получить разрешение либо в онтологической, либо гносеологической плоскости.

Такая направленность понимания тезиса Протагора задана именно Платоном, которому, собственно говоря, мы обязаны большинством имеющихся у нас сведений об учении Протагора. Нельзя при этом сказать, что Платон объективен, или хотя бы беспристрастен по отношению к родоначальнику софистики. «Начерченные Платоном портреты не имеют даже общего сходства с оригиналом; как нельзя судить о Перикле и Сократе по комедиям Аристофана, так не следует судить о Протагоре, Продике и Горгии по диалогам Платона» [4, с.6]. Отношение Платона к софистам в целом резко враждебно и о причинах этого Платон говорит неоднократно: софист ложный мудрец, его речи есть речи о небытии. Софистика не стремится к истине, это искусство, с помощью которого можно обольщать молодых людей и тех, кто стоит вдали от истинной сущности вещей, речами, действующими на слух, показывая словесные призраки всего существующего. Так и достигается то, что произносимое принимают за истину, а говорящего за мудрейшего из всех и во всем» [10, с.358].

В этом отношении есть двусмысленность, которая во многом определена тем обстоятельством, на которое указывает В. Иегер: «Софисты образовательный феномен в собственном смысле слова. Они вообще могут быть оценены по достоинству только в рамках истории образования...» [8, с. 103]. И цель софистического образования совершенно иная, чем у традиционной поэтической и мифологической пайдейи, софисты не ставят перед собой задачу воспитания арєтги (доблесть, мужество, превосходные качества). Точно так же софистическая образованность отличается от философской, ее не интересует психологическая практика воспитания души идеей истины. Протагор в одноименном платоновском диалоге определяет свою цель следующим образом: «Юноша,... вот какая польза будет тебе от общения со мной: в тот же день, как со мной сойдешься, ты уйдешь домой, ставши лучше, и завтра то же самое; и каждый день будешь ты получать что-нибудь, от чего станешь еще совершеннее.... А тот, кто приходит ко мне, научится только тому, для чего пришел. Наука же эта смышленость в домашних делах, уменье наилучшим образом управлять своим домом, а также в делах общественных: благодаря ей можно стать всех сильнее и в поступках, и в речах, касающихся государства.» [9, с.207]. Софистическое обучение в этой речи определяется его конечной целью научиться принимать разумные практические решения в домашних и государственных делах. Несмотря на то, что на практике софисты строили свои курсы по-разному: возможно, что некоторые из них вообще не предлагали ученикам фиксированных курсов со сколько-нибудь чёткой и последовательной программой. Если очевидно наличие таких оплачиваемых курсов у Протагора, Горгия, Продика и Гиппия, то о Фрасимахе и Критии таких сведений нет, а в отношении Антифонта они сомнительны [15, с. 10]. И, несмотря на то, что из цитированного диалога также ясно, что Горгий и Гиппий учили несколько иначе, чем Протагор, это отождествление добродетели с практической пользой всегда было характерным для всего софистического движения в целом.

Между тем, стараниями Платона полемика между софистикой и философией (вопрос о Сократе, как историческом персонаже, а не действующем лице платоновских диалогов, мы оставим в стороне) была перенесена именно на почву философии, где образовательные стратегии софистов были представлены в качестве стратегий отношения к истине. Соответственно, большинство софистических утверждений приобрели звучание и смысл, который сами софисты вряд ли в них предполагали.

Интересующий нас тезис Протагора объясняется Платоном следующим образом: «Так вот, он говорит тем самым, что-де какой мне кажется каждая вещь, такова она для меня и есть, а какой тебе, такова же она в свою очередь для тебя. Ведь человек это ты или я, не так ли? Да, он толкует это так» [ 10, с.244].

И далее, когда Сократ связывает это утверждение о всеобщей относительности с такой же всеобщей текучестью: «Стало быть, ты превосходно сказал, что знание есть не что иное, как ощущение, и это совпадает с утверждениями тех, кто вслед за Гомером, Гераклитом и всем этим племенем полагает, будто все течет, словно река, или вслед за Протагором, мудрейшим из мудрецов, считает мерой всех вещей человека» [10, с.256-257]. И наконец, о критерии: «А вот началу этого изречения я удивляюсь: почему бы ему не сказать в начале своей «Истины», что мера всех вещей свинья, или кинокефал или что-нибудь еще более нелепое среди того, что имеет ощущения...» [10, с.258]. В итоге утверждается, что Протагор в своём утверждении о человеке как мере всех вещей (а с этим связан и его тезис о невозможности противоречия в речах) приходит к самоотрицанию: «Сократ. И вот что занятнее всего: ведь он признает истинным и то мнение, которое полагает его собственное мнение ложным, коль скоро соглашается, что всякое мнение бывает лишь о том, что существует. Феодор. Верно. Сократ. Так не придется ли ему признать, что его собственное мнение ложно, если он согласится с тем, что мнение тех, кто считает его ложным, истинно?» [10, с.271].

Человек действительно может рассматриваться и как индивидуальное, и как родовое понятие, вокруг этого споры велись ещё в древности. Mexpov мера, в значении «единица измерения, измерительная линейка, мера жидкостей, длины и т.д.» [5. С.810]. В контексте применения к вещам, данный термин выглядит не вполне уместным, поскольку он применяется, прежде всего, к измерению количества, а вряд ли Протагора интересовала проблема такого измерения.

Ho, в центре нашего внимания находится третий элемент эдэтцшха. Во всех, без исключения, переводах на русский язык переводят просто как «вещь». И это значение, конечно, подтверждается практикой его применения: «то, чем пользуются: вещь, дело, некое множество, масса и т.д.» [5, с.1352; 6, с.722; 14, с.2004-2005]. Однако, если бы Протагор говорил о существовании или о познании вещей (объектов, бытия). И здесь следует, на наш взгляд, обратить внимание на тот смысловой оттенок (или, быть может, устойчивую коннотацию). В словаре И.Х. Дворецкого он просматривается в значении №3 («материальные блага, имущество, добро») и, кстати, в возможно неслучайной, игре значений английского good (товар и добро) в словаре LSJ.

По нашему мнению, речь в высказывании Протагора идёт не о существовании или познаваемости вещей, а об их оценке. Человек является мерилом наличия в вещах пригодного для него, ценного, того, что может быть им использовано. Аристотель в «Никомаховой этике» говорит, что «имуществом мы называем всё, стоимость чего измеряется деньгами» [1,с. 121]. Вероятнее всего, вещи, о которых говорит Протагор, занимают его исключительно со стороны заключённой в них ценности, а то, что ценность является не объектом, а отношением, которое не может быть абсолютным и устойчивым, греки знали задолго до Протагора достаточно вспомнить многочисленные изречения Гераклита (о золоте и соломе, морской воде как сладчайшей и горькой и проч.). Определение свойств вещи в дилемме ценного и не ценного не имеет отношения ни к существованию самой вещи, ни к познаваемости ее, ни к о объективности рассматриваемых свойств.

протагор человек философия аксиологический

Список використаних джерел

1. Аристотель. Сочинения: в 4 т. / Аристотель; [Перевод с древнегреч.]. М.: Академия наук СССР. Институт философии. Мысль, 1975 -1983. Т.4. -1983. 830 с.

2. Бадью А. Манифест философии/ А. Бадью; [Перевод, с франц. В.Е. Лапицкого]. СПб.:, 2003. 184 с.

3. Гегель Г.В.Ф. Сочинения: в 14 т./Г.В.Ф. Гегель; [Перевод с нем.]. - М.: Партийное издательство, 1929 1958. Т. 10. 1932. 440 с.

4. Гиляров. А.Н. Источники о софистах. Платон как исторический свидетель / А.Н. Гиляров. - Киев: И.Н. Кушнерев. К, 1891. 185 с.

5. Греческо-русский словарь / [состав. А. Д. Вейсман]. С.Петербург: Издание автора, 1899. 1370 с.

6. Дворецкий И.Х. Древнегреческий-русский словарь: в 2-х т. / И.Х Дворецкий. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей. 1958.-Т.2-768 с.

7. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Диоген Лаэртский, [ред. тома и авт. вступ, ст. А.Ф. Лосев; пер с древнегреч. М.Л. Гаспарова]. 2-е изд. испр. М. : Мысль, 1986. 571 с.

8. Иегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека. [Перевод с немецкого А.И. Любжина] / Вернер Иегер. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 2001 -393 с.

9. Платон. Сочинения: в 4 т. / Платон; [Под общей редакцией А.Ф. Лосева и Ф. Асмуса. Перевод с древнегреч.]. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та; Издательство Олега Абышко, 2006 2007. -Tl,2006. 631 с.

10. Платон. Сочинения: в 4 т. / Платон; [Под общей редакцией А.Ф. Лосева и В.Ф. Асмуса. Перевод с древнегреч.]. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та; Издательство Олега Абышко, 2006 2007. Т.2. 2007. 626 с.

11. Секст Эмпирик. Сочинения: в 2 т. / Секст Эмпирик; [Общ. ред., вступ, ст. и пер. с древнегреч. А.Ф. Лосева.]. М.: Ин-т философии АН СССР; Мысль, 1976. - 728 с.

12. Целлер Э. Очерк истории греческой философии./Э. Целлер; [Перевод с нем.]. СПб.: Алетейя, 1996. - 294 с.

13. Чернышев Б. Софисты. / Б. Чернышев. М.; Ранион, 1929. 174 с.

14. A Greek-English Lexicon [by HG. Liddell and R. Scott, rev. by St. Jones]. New York; Oxford University Press Inc. 1996. 2042 p.

15. Gagarin M. Antiphon the Athenian: oratory, law, and justice in the age of the Sophists./ Michael Gagarin. Austin: University of Lexas Press, 2002. 222 p.

16. Grote. G. History of Greece./ George Grote. New-York: Harpers and Brotliers Publishers, 1879. 524 p.

17. Gutlirie W.K.C. Llie Sopliists./W.K.C. Guthrie. Cambridge: CanibridgeUniversity Press, 1971. 358 p.

18. Kerferd. G.B. Lhe Sophistic Movement. / G.B. Kerferd. Cambridge: Cambridge University Press, 1981. 185 p.

19. Plato. Lheaetetus. Sophist. / Plato; [With an English Lranslation by H.N. Lowler]. London: William Heineman. New-York: G.P. Putnam's Sons, 1931. -- 459 p. -- (The Loeb Classical Library)

Размещено на Allbest.ru