Теория модернизации: история и современность

В духовной области происходит изменения в ценностных ориентациях социальных групп, возникает необходимость освоения новых ценностей, соответствующих современным реалиям, секуляризация образования и распространение грамотности, многообразие течений в философии и науке, религиозный плюрализм, развитие средств распространения информации, приобщение крупных групп населения к достижениям культуры.

Культура - один из важных моментов в изучении процессов модернизации. Она пронизывает любой аспект общественной жизни. В процессе модернизации не менее важным является замена устарелых культурных привычек и обычаев новыми и продуктивными системами культурных ценностей. А.П.Манченко предлагает понятие «культурошок», которого определяет как стремительный и глубокий процесс изменений экономических, социальных, политических и мировоззренческих структур и отношений, в ходе которого большинство утвердившихся ранее ценностей, концепций, норм поведения и направлений мысли неожиданно становятся устаревшими и ненужными [9]. Одним из широко исследуемых проблем модернизации является проблема конфликта ценностей. Признается, что многие ценности западной культуры не подходят и потому не уживаются в некоторых культурных средах. Индивидуализм в некоторых случаях признается как чисто западный продукт. В связи с этим представляет интерес изучения западными учеными проблемы «современной личности».

Влияние на человека процессов современности формируют в нем также личностные установки, качества, ценности, привычки, которые являются предпосылками для эффективного функционирования современного общества. Некоторые авторы пытались выделить «личностный синдром», «современный менталитет» (Р.Белла) или модель «современного человека» (А. Инкелес). Классическое исследование по данному вопросу было проведено в 70-х гг. под эгидой Гарвардского проекта по социальным и культурным аспектам развития. Сравнительное изучение шести стран - Аргентины, Чили, Индии, Израиля, Нигерии и Пакистана - позволили построить аналитическую модель современной личности. Были выявлены следующие качества: открытость экспериментам, инновациям и изменениям; готовность к плюрализму мнений и даже к одобрению этого плюрализма; ориентация на настоящее и будущее, а не на прошлое; экономия времени, пунктуальность; уверенность в способности организовать жизнь так, чтобы преодолевать создаваемые ею препятствия; планирование будущих действий для достижения предполагаемых целей как в общественной, так и в личной жизни; вера в регулируемость и предсказуемость социальной жизни (экономические законы, торговые правила, правительственная политика), позволяющие рассчитывать действия; чувство справедливости распределения, т.е. вера в то, что вознаграждение не зависит от случая, а по возможности соответствует мастерству и вкладу; высокая ценность формального образования и обучения; уважение достоинства других, включая тех, у кого более низкий статус или кто обладает меньше властью.

«Для теоретиков модернизации, - пишет В. Рукавишников, - «человек современный (modern man)» - это по сути дела не кто иной как представитель западной культуры - независимо мыслящий, и социально, и политический активный индивидуалист самостоятельно добивающийся успеха в жизни («self-made man») и признающий право других действовать подобным же образом, соревнуясь с ними за место на вершине дохода и власти [10].

Существует различная типология модернизации. В самом общем виде специалисты различают две основных разновидностей модернизации: органическая и неорганическая. Органическая модернизация относится к тем странам, где модернизация происходила в силу эндогенных факторов. Такой вид модернизации присущ Англии, где модернизация «была естественной, как долго вызревавший продукт развития общества»[11]. В отличие от этого, вторичная, неорганичная модернизация являет собой ответ на внешний вызов со стороны более развитых стран и совершается путем заимствования чужой технологии, приглашения специалистов, обучения за рубежом, инвестиций. Соответствующие изменения происходят в социальной и политической сферах: меняется система управления, вводятся новые социальные институты, меняется система ценностей и т.д. Неорганическая модернизация начинается не с культуры, а с экономики и политики. Иными словами, если органическая модернизация происходит «снизу», то неорганическая - «сверху». Неорганическая модернизация так же характеризуется как «догоняющая» или «запаздывающая» модернизация.

В политическом плане различаются либеральная и консервативная модернизация. Для либералов успешное развитие и модернизация связаны со степенью вовлеченности рядовых граждан в систему представителей демократии и возможностями для открытой и безопасной конкуренции внутри правящей элиты за голоса избирателей, а по мнению консерваторов модернизация требует высокоцентрализованных, политических институтов, жесткого режима, способного обеспечить стабильность, порядок, интеграцию общества.

В рамках теории модернизации существуют термины «контрмодернизация» и «антимодернизация», введенные А.Туреном. Первый означает альтернативный вариант модернизации по незападному образцу, а второй термин означает открытое противодействие модернизации. Вслед за А.Туреном Н.Н.Зарубина предлагает следующую типологию: модернизация, контрмодернизация и антимодернизация.

Считая эту типологию обоснованной, Холмогоров также предлагает типологию в форме модернизации, контрмодернизации и антимодернизации, добавив еще один тип - сверхмодернизацию, которую определяет как попытку достижения превосходства над цивилизацией-лидером, когда основные социокультурные показатели «современности» принимаются и превосходятся на собственном ценностном и технологическом фундаменте. Осуществившая сверхмодернизацию цивилизация становится новым лидером, формируя свою ойкумену и бросая модернизационный вызов другим цивилизациям, через создание притягательного образа современности [12].

П. Штомпка, рассматривая теорию модернизации, предлагает понятие «ложной модернизации» по отношению к посткоммунистическим странам, под которой подразумевает несогласованное, дисгармоничное, внутренне противоречивое сочетание трех элементов: 1)современных черт в отдельных областях общественной жизни; 2) традиционных, домодернистских характеристик во многих других областях и 3) всего того, что облачали в изысканные одежды, призванные имитировать современную западную действительность.

Опыт стран также показывает, что безболезненный переход к современному обществу мало вероятен. Массовые проблемы социально-экономического, политического и т.п. характера свидетельствуют о «неприемлемой, высокой социальной цене», которую Н.Наумова рассматривает как рецидивирующую модернизацию[13].

В первоначальных теориях модернизации отмечалось целостность характера модернизации, который предполагал изменения во всех без исключения областях общества. Но критика теории модернизации выявил такие характеры модернизации как сплошной и частичный. Суть частичной модернизации сводится к тому, что «формирование новых институтов и современных организационных принципов не обязательно приводит к целостному обновлению общества, а может даже сопровождаться укреплением традиционных систем через влияние новых форм организации [14].

Вместе с тем можно выделить такие типы модернизации, как вестернизация без модернизации и модернизация без вестернизации (Египет, Филиппины), где модернизация происходит на основе национальных культурных ценностей (Япония, новые индустриальные страны).

Появление различных вариантов модернизации свидетельствует о невозможности механического воспроизведения опыта развитых государств. Здесь немаловажную роль играет внутренний потенциал модернизируемого общества. Примером может послужить успешный опыт модернизации Японии и «новых индустриальных стран», которые заставили заговорить о «модернизации без вестернизации» (С. Хантингтон). Например, В.Хорос утверждает, что «модернизация, развитие могут успешно осуществляться лишь на почве собственных национальных традиций» [15].

Развивающееся общество не стремится к обретению гомогенности на основе заимствования новых ценностей и институтов, но является сложной гетерогенной структурой, в рамках которой эндогенные и заимствованные ценности находятся в состоянии сложных взаимодействий. Успех модернизации зависит, таким образом, не от интенсивности реформ или заимствований, которые порой пересаживаются на традиционную почву, еще не готовую их воспринять, а от формирования структурированного синтеза смыслов, ценностей, норм и институтов, в котором возможно конструктивное взаимодействие традиционных и современных, эндогенных и заимствуемых ценностей.

Таким образом, модернизация - принятие ценностей, институтов и культурных моделей «современности», стремление полностью уподобиться лидеру в значимых для его культурной модели характеристиках. При этом могут сохраняться значительная культурная вариативность и многочисленные традиционные элементы.

3. Постмодернизм - основное направление современной философии, искусства и науки

Постмодерн" - это определение эпохи, наступившей вслед за модерном, которая является его отрицанием и преодолением. По сути, "пост-модерн" - это значит "пост-запад". Эпоха модерна, с его культом утилитарной рациональности, наивной верой в прогресс, плоским сайентизмом, поклонением технике, превращением человека в одномерную "человека экономического", - это сущность Запада. Отрицание всех этих атрибутов модерна, несет в себе постмодерн - это отрицание глубинных основ западной цивилизации.

Общий характер постмодерна представляет сущностную характеристику развития человеческой цивилизации. Этот культурный направление принято условно называть «постмодерном Востока» (или «постмодерном разнообразия»), в отличие от «постмодерна Запада» (или «универсалистского постмодерна»). Если «постмодерн» Запада представляет собой «конец истории» и экстравагантное наложения безсмислових внутренне разнородных этических массивов при отсутствии ценностного центра, то «постмодерн Востока» представляет собой:

- возврат к синтетическому, интегрального стиля, воспроизводит на новом историческом уровне целостность, присущую традиционным обществам;

- отказ от «расистского», «супрематистского» разделения культур на «развитые» и «неразвитые», «прогрессивные» и «архаичные», на «цивилизованные» и «нецивилизованные». Каждая культура должна оцениваться в системе координат, свойственных ей самой, а не якиись абстрактной внешне модели, претендует на истину в последней инстанции.

Постмодернизм стал проводником нового постиндустриального общества, изменило или хотя изменяет на Западе традиционное буржуазное индустриальное общество. В этом новом обществе самым ценным товаром становится информация, а прежние экономические и политические ценности - власть, деньги, обмен, производство - стали подвергаться деконструкции.

Постмодернизм возникает как кризис классического модернизма конце 1930х гг Впервые постмодернизм стал философским понятием после выхода в свет и широкое обсуждение книги французского философа Жан-Франсуа Лиотара "Постмодернистская судьба", в которой он критиковал понятие метарозповиди, или метаистории, то есть власти единой стратегии, парадигмы - научной, философской или художественной.

В постмодернизме царит общий микс и насмешливость над всем, одним из его главных принципов стала "культурная опосредованность». Другой фундаментальный принцип постмодернизма - отказ от истины. Немецкий философ Вольфганг Вельш: "Постмодернизм, - пишет он, - это та историческая фаза, при которой радикальный плюрализм становится реальной и общепризнанной признаком социальной жизни... Он неотделим от настоящей демократии ".

Против экономического монизма либеральной политэкономии выдвигается концепция экономического плюрализма. На практике это означает, что мировая экономическая система состоит из отдельных суверенных хозяйственных единиц, которые развиваются по своей внутренней логикой и не могут быть оценены исходя из какой-то общей теории. Так же как невозможно доказать на основании абстрактных критериев предпочтение одной культуры над другой, так же невозможно обосновать преимущество одной системы хозяйствования над другой, так как это означало бы перечеркивание самобытной экономической истории каждого конкретного народа и государства.

Экономический плюрализм этой модели на хозяйственном уровне отражает принцип многополярности.

Во второй половине XX в. в европейской культуре произошло кардинальное изменение понимания феномена « Рациональность » : прежняя вера в существование единой мегапарадигмы рациональности угасла, уступив местом плюрализма локальных парадигм. Понятно, что события такого масштаба случайными не бывает.

Они всегда связаны с существенными изменениями в самочувствии людей, возможно, даже не только в интеллектуальном самочувствии. Изменения, о которых здесь идет речь, связаны с отказом от механистической и биологической моделей миропонимания, царившие в предыдущие века, и с переходом к лингвистической модели миропонимания. До появления этой последней в сообществе создателей науки было принято ( чтобы понять мир в целом ) придавать ему черты или механизма, или организма. Теперь же Вселенная все чаще стал идентифицироваться как язык, текст, мультиверсум дискурсов. И главные трудности заключались не в выборе одного из этих мнимых мыслеобразов Вселенной, а в том, чтобы объяснить, почему все они одинаково работоспособны. почему эффективно работают ложные мыслеобразы Вселенной ?

Воинственный рационализм эпохи Модерна утверждал, что кодекс Разума является единым для всех времен и народов. Рациональность единственная и общеобязательная для всех творцов науки. Ни о каком плюрализме парадигм рациональности в культуре не может быть и речи. Однако реальное положение дел свидетельствовало о том, что « единственная мегапарадигмы рациональности » - это,скорее, желаемое, чем действительность, стратегия воинствующего рациоцентризму Модерна - это путь в эпистемологический тупик. Отсюда и широко распространенная сейчас недоверие к любым версий философии рациоцентризму, которая выражается в таких вопросах :

* почему мы должны верить в то, что « научность » и « рациональность » - это синонимы "истинности" ?

* разве « рациональность » - это не вера, которая удерживает сообщество творцов науки в горизонте особого мировоззрения, а именно - мировоззрения тех, кто осуществляет инквизицию природы?

* а как наука Запада - это не единственно законная, а одна из многих возможных моделей свитоосягення ?

Недоверие, о которой здесь идет речь, обусловлена ??тем, что интеллектуалы постмодерна понимают рациональность не как онтологическую константу, а как историческую переменную. В каждое время эта перемена принимает особое значение, которое и играет роль парадигм ее рациональности. Каждая смена парадигм рациональности - это особый виток спирали истории когнитивной практики. Но в XXI в. происходит трансформация не только парадигмы рациональности Модерна, но и самого понимания природы «феномена рациональности ». всем этим и объясняется всплеск интереса, наблюдается сейчас в дискуссии, связанной с осмыслением парадигмальных сдвигов, которые происходят практически во всех областях культуры, с выявлением главных особенностей не только старой, но и новых парадигм рациональности.

Центральный вопрос современной дискуссии можно сформулировать так : какая власть должна доминировать в культуре: власть единой глобальной общеобязательной мегапарадигмы, или власть плюрально локальных парадигм ?

Предлагаемая ниже ответ на этот вопрос станет намного понятнее, если предварительно уточнить связь понятия « рациональность » с такими понятиями, как « логическое пространство » и « пространство текстов ».Понятие « логическое пространство » играет ключевую роль в концепции раннего Витгенштейна.

Впервые оно встречается в его « Логико - философском трактате ». Описывая мир в пространстве, в котором можно мыслить только то, что может быть выраженным, и в котором можно выразить только то, что логично, автор указанного трактата определяет « логическое пространство » как пространство всего того, что возможно логично.

Позже, в « Логических исследованиях », Л. Виттгенштейн характеризует логическое пространство как пространство знаков, знаковых конструкций, текстов. Здесь пространство знаков проявляет себя как порядок возможностей, в котором мир и мышление появляется как одно и тоже. «Порядок возможности, мир и мышление - утверждает Л. Виттгенштейн,- Должны совпадать ».

Итак, в витгенштейнивський концепции пространства знаков философия логического исчисления и онтология опытного мира будто сливаются в нераздельное целое. Благодаря такому слиянию метафора «пространство» трансформируется в ключевую концепцию витгенштейнивського анализа отношения между логикой, онтологией и метафизикой. Поствитгенштейнивска практика использования метафоры пространства в различных сферах интеллектуальной деятельности породила своеобразный ансамбль философских концепций, связавшие между собой логику, лингвистику, философию с процессом «опросторування» мышления.

Наиболее известными аналитиками этого феномена «опросторування мысли» в европейской философии является Ф. Ницше, Бергсон, А.Н. Уайтхед, М. Хайдеггер, Ж. Деррида. Подвергая этот феномен острой критике, указанные мыслители противопоставили «опросторуванню мышления» в качестве гораздо более существенной его черты - «темпорализацию мышления» (т.е. «очасовування» его).

Итак, в эпоху постмодерна мыслеобраз рациональности перестал означать « линейный порядок », или « мировое древо ». Здесь он ассоциируется с образом грибницы Ризома, морозного узора на стекле.

Стремясь отличить этот мыслеобраз рациональности от ее картезианского образа, теоретики постмодерна говорят о ризоматичну, ризомоморфну рациональности. Метафора «общество как ризоматична рациональность », которая представляет « общество в его исторической эволюции », означает, что постмодернистский мыслеобраз общества при перманентно находится в ремонте. О нем нельзя сказать, что он существует, или актуально в наличии. Он всегда становится. И пока живет общество, становление его мыслеобразы никогда не может быть завершено, оно всегда продолжается. До завершения процесса его становления неправомерно идентифицировать мыслеобраз социума с образом его какого-то темпорального состояния.

Подменять живую ризома образом ее какого-то фиксированного состояния, - значит вводить себя в заблуждение. В контексте постмодерна не может быть и речи о том, чтобы всех граждан планетарного социума инкарцеруваты в границах какой-то одной единственной традиции. Постмодернистское общество предоставляет гражданам право жить в рамках любых традиций. А это значит, что постмодернистское общество испытывает потребность не в таких интеллектуалах, которые способны легитимировать, а в интеллектуалах, которые могут переводить достижения каждой традиции на языки всех других традиций. Осуществляя эту социальную функцию, они таким образом обеспечивают возможность продуктивного диалога между сосуществующими традициями. С учетом сказанного становится понятным два обстоятельства :

* первое - почему постмодернистское общество отказывается узаконивать, легитимизуваты, институциональные только одну единственную традицию с последующим вытеснением всех других.

* второе - почему постмодернистском обществу ( в отличие от общества Модерна ) становятся ненужными интеллектуалы - законодатели.

Потребность постмодернистского общества в создании условий возможности продуктивного диалога между сосуществующими традициями определяет основную социальную функцию постмодернистских интеллектуалов. Осознавая это, они перестают считать себя законодателями при власти и постепенно осваивают функцию социальных интерпретаторов.

Итак, вихрь трансформаций социума, которые произошли в сутки постмодерна, кардинально изменил прежнюю роль и социальное положение интеллектуалов - гуманитариев. В новом обществе метафора « Законодатель », которая выражала их социальную функцию в обществе Модерна, становится неадекватным и уступает место другой метафоре - « переводчик ». Субъект этой деятельности осуществляет перевод достижений одних традиций на языки любых других.

Сказанное выше о планетарном социальное общество правомерно и для профессионального научного сообщества суток постмодерна. Научное сообщество суток постмодерна также видит себя как парадигму ризомоморфнои рациональности.

Постмодернистский текстуальное пространство всегда открытым будущим темпоральных катастрофним преобразованиям. Именно поэтому его часто называют мультиверсум текстов, связанных друг с другом нелинейными отношениями. В таком текстуальном мультиверсум НЕ предполагается, что для всех возможных текстов ( или текстовых пространств) существует единственная и общеобязательная логика, которая навязывает всем им « единственно правильную» мегапарадигму рациональности. В разных текстовых пространствах этого мультиверсуму могут доминировать разные логики взаимосвязи текстов. А это значит, что в каждом таком текстуальном пространстве может доминировать своя локальная парадигма рациональности. Отсюда и общий ответ на вопрос - « единственная мегапарадигмы или плюральность локальных парадигм ? ». В постмодернистском мультиверсум текстов и текстовых пространств может существовать необозримо множество различных типов рациональностей.

В мире тотальной рациональности, о которой грезили ее воинственные апологеты эпохи Модерна, должно было найти свое место абсолютно все - общество, государство, коллектив, личность, познание, общение, наука, религия, искусство, мораль, техника, прогресс, свобода. Необходимость тотальной рационализации здесь мотивировалась тем, что ни механическая, ни химическая, ни биологическая, ни социальная машина не сможет работать без такой рациональности. Без нее не смогут эффективно функционировать никакая религиозная община, никакой армейский организм, никакая фабрика.

По мнению воинствующих рациоцентристов Модерна, только такая рациональность, которая четко и однозначно выраженная в языке и которая интегрирует в единое целое не только способности отдельных индивидов, но и силы общества и организационную работу социальных институтов, открывает путь к настоящей реальности и истины. Только она может служить надежным гарантом бесконечности человеческого существования, познания, творчества.

С учетов охарактеризованных выше особенностей стратегии нововременной субъекта мышления и субъекта действия ( мегатендеции « модернизации» ) нетрудно понять, почему в эпоху Модерна мир оказался в « Администраторской перспективе». Таким он оказался потому, что на него были экстраполированы : способ бытия субъекта администраторской деятельности, способ его мышления, парадигма рациональности эпохи Модерна. Носитель такой мегапарадигмы рациональности смотрит на мир, планетарное общество, пространство человеческой свободы, прежде всего, как на объект созерцания, упорядочивание, дисциплинирования, управления и контроля. Мир - это хаос и «субъект администраторской рациональности » пришел в него, чтобы с помощью науки и индустрии наукоемких технологий превратить этот хаос на управляемый и надежно контролируемый Порядок (Космос ).

Вряд ли нужно особо доказывать, что стратегия « модернизации», - это « рациональность ее зрелые состоянии », что она - не что иное, как политика администрирования в различных его проявлениях. Главная ее цель - максимизация материально - экономической пользы.

Поскольку стратегия « модернизации» насилует, сковывает, лимитирует искусственными пределами эволюции природы, истории жизни, пространство человеческой свободы, постольку рациональность метафизиков - администраторов - губительна для человечества Отсюда и та оценка нововременной мегапарадигмы рациональности ей дают оппоненты стратегии модернизации. В их глазах, она апологией крайне рискованной волюнтарной агрессивности Homo sapiens ` a по всех остальных биологических видов планеты.

Субъект постмодернистской рациональности отказывается от спекулятивного создания и практического осуществление утопических проектов тотального преобразования мира. Он не доверяет гранднаративам суток Просвещения о привилегированное сословие Homo sapiens ` a во Вселенной. Он стремится не перестраивать, а обживать Вселенную, пытаясь устроиться в нем с максимальным комфортом, с разумно допустимым уровнем субъективного благополучия. Материально - экономическое благополучие для него перестает быть самоцелью. Система постматериальных ценностей для него становится более приоритетной, чем система материально - экономических ценностей.

Собственно говоря, здесь зарождается своеобразная мегатенденция « постмодернизации рациональности ». будучи не только проявлением " эмоциональной усталости" от гнета вседисциплинуючои ментальности Модерна, менторства этического кодекса его воинственных рационалистов, от параноидального рациоцентризма, который привел к " эмоциональной девальвации", эта мегатенденция постмодернизации оказывается стремлением как-то смягчить, ослабить, либерализовать практику тотального администрирования, развить плюралистический подход к творчества, несовместим с диктатом канонов рациональности все администрирует. вопреки ожиданиям апологетов мегатенденции модернизации, во второй половине XX века эта мегатенденция стала уступать своим властным место весьма парадоксальной мегатенденции постмодернизации. Инициаторы этой последней ( Деррида, Лиотар, Рорти, Бурдье, Вирилио, Бодрийяр, Ваттимо и др.). Подвергают глубокой и беспристрастный критике НЕ только общество Модерна, но и в гораздо большей степени то общество, идущее ему на смену. Более того, можно с уверенностью утверждать, что в наше время нет более острых и более глубоких социальных обличителей негативных сторон постмодернистского общества, чем интеллектуалы постмодерна. Учитывая все это, интеллектуалов постмодерна умнее характеризовать как тех гуманитариев, которые с позиции культуры осуществляют глубокую и многовекторную критику постмодернистского общества, которое формируется на наших глазах. Как правило, такие интеллектуалы - гуманитарии навсегда оставили надежды на тотальное превращение мира в духе универсально общему критериев истины, здравого смысла и вкуса.

Для них хранить верность таким надеждам в XXI веке - верх наивности. И хотя некоторым из них Модерн еконструируется эх роst facto как время, обладавшей тем, о чем сильно ностальгирует наше время ( а именно - универсальными критериями истины, настоящей рациональности, здравого смысла и вкуса ), никто из них уже не верит, что улучшение логического обоснования европоцентристские « цивилизаторской » программы, которая осуществлялась нововременной стилем культуры, имеет шансы на успех.

Администраторская рациональность Модерна, таким образом, подорвана Не столько постмодернистской критикой ее основ, сколько обострением внутренних противоречий самой цивилизации Модерна. Приучив своих граждан думать, что культура, скроенная по мерке общества Модерна, обречена «автоматически» прислуживать этому обществу и прокладывать ему дорогу в светлое будущее, администраторская рациональность Модерна проигнорировала то обстоятельство, что культура служит обществу не как бездумный апологет. Как справедливо отмечает 3. Бауман, «культура служит одновременно и как зоркий критик всех деяний общества, и как священнослужитель, и как шут, трубадур, пересмешник » [ 3, c.73 ]. администраторской рациональности Модерна не удалось полностью приручить и склонить культуру на свою сторону, обуздать ее непокорный оппозиционный дух. «Культура Модерна была ( и не могла не быть ) культурой сомнения, критики и сопротивления. Свой оптимизм относительно будущего она совмещала с пессимизмом относительно настоящего. Если же она выражала энтузиазм по поводу намерений общества, то обязательно осуждала и бранила их очередные практичнивтилення. Предметом культурной критики оказывались все очередные осуществления цивилизации Модерна - ни одно из них не выдерживали испытания культурой. Вопреки надеждам и обещаниям воинственных рационалистов, ни одно из них не сделало наш мир регулярным, прозрачно - постижимым, удобным для рационального мышления, свободным от многозначности ».

Теория модернизации развивалась на протяжении более чем целого столетия. Широкий круг специалистов по социальным теориям в своих утверждениях сходился на том, что трансформации технологического и экономического характера логически связаны с предсказуемыми преобразованиями в сфере культуры и политики. Однако не утихали споры относительно характера их причинно- следственных связей: экономические преобразования влияют на изменения в культуре и политике или наоборот?

Маркс возводил во главу угла экономический детерминизм, утверждая, что технический уровень развития общества формирует его экономическую систему, которая, в свою очередь, определяет его культурные и политические характеристики: технологический уровень ветряной мельницы таков, что в основе общества будет лежать натуральное сельское хозяйство, а масса обездоленных крестьян будет находиться в подчинении у поместного дворянства; паровой двигатель влечет за собой появление индустриального общества, в котором доминирующей элитой становится буржуазия, эксплуатирующая и угнетающая городской пролетариат.

Вебер, со своей стороны, подчеркивал влияние культуры: ее не следует сводить к вторичному явлению в рамках экономической системы, напротив, она представляет собой важный фактор, имеющий самостоятельное значение; культура способна формировать экономическое поведение, равно как и испытывать его воздействие, Например, становление протестантской этики способствовало расцвету капитализма, что благоприятствовало как промышленной, так и демократической революции; согласно этому взгляду, системы убеждений и верований влияют на экономическую и политическую жизнь, а также сами подвергаются ее влиянию.

Некоторые из последователей Маркса переносили акцент с экономического детерминизма (который предполагает спонтанное возникновение революционной утопии) на роль идеологии и культуры, уделяя им большее внимание. Например, Ленин утверждал, что рабочий класс сам по себе никогда не выйдет на такой уровень классового сознания, который необходим для успешного осуществления революции; необходимо, чтобы во главе пролетариата встал идеологически стойкий авангард профессиональных революционеров.

Мао Цзэдун уделил еще большее внимание роли революционного мышления. Порвав с ортодоксальным марксизмом, он провозгласил, что в Китае не обязательно ждать процессов урбанизации и индустриализации, чтобы изменить лицо страны; если идеологически подкованные кадры сумеют пробудить достаточный энтузиазм у масс, коммунистическая революция способна победить даже в аграрном обществе. Казалось, что вера Мао Цзэдуна в могущество идеологической убежденности, способной восторжествовать над материальными препятствиями, нашла свое подтверждение в победе китайских коммунистов в 1949 году над противником, имевшим в своем распоряжении неизмеримо большие финансовые и людские ресурсы. Однако же тот факт, что идеологический детерминизм имеет свои пределы, был продемонстрирован в 1959 году позорным провалом «большого скачка»: оказалось, что для развития современного общества необходимы не только сознательные массы, но и знающие специалисты. Для осушения болот или строительства прокатного стана есть правильные методы и есть неправильные методы, вне зависимости от идеологической перспективы.

Обеспечивает ли модернизация становление демократии? Реформы Хрущева конца 1950-х годов породили надежды на то, что коммунистический блок пойдет по пути демократизации. Эти надежды укрепились в результате распада колониальной системы и появления множества молодых независимых государств в 60-е годы. Однако весь оптимизм рухнул, когда в 1964 году коммунистическая верхушка отстранила Хрущева от власти, в Советском Союзе воцарился брежневский авторитарный режим, которому, казалось, не будет конца, и одновременно авторитаризм восторжествовал в большинстве постколониальных наций. Утверждают, что экономическое развитие изначально благоприятствует демократизации, однако сегодня большинство социологов скептически воспринимает эту концепцию. Авторитарные режимы стали казаться неотъемлемой чертой современного мира, даже (если не в особенности) в тех коммунистических странах, которые добились внушительного экономического роста. Индустриализация, оказалось, способна вести как к демократии, так и к диктатуре.

Мы предлагаем новый взгляд на теорию модернизации. Мы согласны с ее сторонниками в отношении самого главного их тезиса: экономическое развитие, культурные преобразования и изменения политического характера логическим образом связаны друг с другом и в определенной степени даже предсказуемы. Одни направления преобразований более вероятны, чем иные, поскольку определенные системы ценностей и верований, наряду с политическими и экономическими институтами, оказываются взаимно благоприятными, тогда как в отношении других дело так не обстоит. Таким образом, зная один компонент общества, можно прогнозировать судьбу других компонентов, причем с вероятностью, выходящей за рамки простой случайности.

Однако, соглашаясь с Марксом, Вебером и их последователями в том, что направления преобразований имеют не случайные, а, напротив, прогнозируемые характеристики, мы расходимся с большинством сторонников теории модернизации по следующим четырем важным моментам:

1. Социальные преобразования не имеют линейного характера. Они отнюдь не следуют одному направлению вплоть до конца истории. Напротив, рано или поздно они достигают поворотной точки и в последние десятилетия идут в совершенно новом направлении.

2. Предыдущие варианты теории модернизации носили детерминистский характер: марксизм делал упор на экономический детерминизм, а теория Вебера склонялась к детерминизму культурному. Мы считаем, что взаимосвязи между экономикой, с одной стороны, и культурой и политикой, с другой, носят взаимодополняющий характер, как это происходит в отношении различных систем биологического организма. Бессмысленна была бы постановка вопроса о том, что определяет деятельность человеческого организма: мускульная система, система кровообращения, нервная система или система дыхательных путей; каждая из них играет свою важную роль, и вся жизнедеятельность прекращается при отказе любой из них. Аналогичным образом, политические системы, равно как и экономические, требуют поддержки со стороны культурной системы, в противном случае им пришлось бы опираться на откровенное принуждение, которое нельзя признать эффективным. И напротив, культурная система, несовместимая с экономикой, вряд ли окажется жизнеспособной. Экономический детерминизм, культурный детерминизм, политический детерминизм -- все они представляют собой не что иное, как упрощенный подход к данной проблеме; причины и следствия определены здесь чересчур жестко. Если эти системы не будут поддерживать друг друга на взаимной основе, им грозит отмирание.

3. Мы не согласны с этноцентристской позицией тех, кто приравнивает модернизацию к «вестернизации». В какой-то исторический момент модернизация действительно была чисто западным явлением, однако сегодня вполне очевидно, что этот процесс обрел глобальный характер и что в определенном смысле его возглавили сегодня страны Восточной Азии. В соответствии с этой точкой зрения мы предлагаем модифицировать интерпретацию тезиса Вебера, сформулированного им в 1904--1905 годах и касающегося роли протестантской этики в экономическом развитии. Вебер совершенно правильно расценивал подъем протестантства как важнейшее событие в ходе модернизации Европы. Однако нельзя утверждать, что такое влияние присуще только протестантству; в то время оно в основном объяснялось тем обстоятельством, что рационализм и холодная расчетливость пришли на смену целому комплексу религиозных норм, характерных для большинства доиндустриальных обществ и сдерживающих экономическое развитие. Протестантство действительно является феноменом чисто западным, однако этого нельзя сказать о холодном расчете и рационализме, Несмотря на то, что индустриализация началась на Западе, ее подъем представляет собой всего лишь один из вариантов модернизации.

4. Демократия отнюдь не является феноменом, имманентно присущим фазе модернизации, как считает ряд сторонников этой теории. Возможны и альтернативные последствия, причем наиболее ярким их примером служат фашизм и коммунизм. Однако демократия действительно оказывается все более вероятным явлением по мере перехода от стадии модернизации к постмодернизации. На этой второй стадии осуществляется совершенно особый комплекс преобразований, которые до такой степени повышают вероятность утверждения демократии, что в конечном счете приходится дорого платить за то, чтобы ее избежать.

4. Философские идеи появляются параллельно историческим, общественным процессам. В этой призме «нереализованные интенции модерна» (Ю.Хабермас) в определ?нной степени обусловили «переоценку модерна как универсалистского проекта» (З.Бауман).

Эпоха «главенства культуры», «культурной гегемонии», провозглашающая социокультурное многообразие, провоцирует культурную гетерогенность, которая выступает как важная составная картины мира постсовременности.

На фоне девальвации прежних ценностей и ориентиров постмодерн с его ценностной пестротой и мозаичностью обусловливает новую контекстуализацию. Именно такие наблюдаемые сегодня тенденции, как плюралистичность и фрагментарность, актуализируют и популяризуют постмодерн. В свете новых реалий постмодерн выступает как характерная черта современности.

Следовательно, «постмодерн» обозначает современное культурное состояние, а понятие «постмодернизм» ? состояние осознающей его ментальности. Исходя из отмеченного, постмодернизм, выражая специфику современной эпохи, обусловливает и актуализирует постмодернистское видения мира, приобретая парадигмальный статус.

Постмодерн в континууме модерна. Неоднозначность понятия, неч?ткость контуров определения, отсутствие отч?тливо артикулируемой формулировки и усмотрение генетической связи между постмодерном и модерном, а также идея о преодолении модерна постмодерном обусловливают его рассмотрение в континууме модерна. В силу того, что постмодерн порождает проблему синтеза противостоящих точек зрения и актуализирует научное изучение сложившейся ситуации в свете современных тенденций, можно говорить о различных подходах в определении постмодерна.

Историко-культурные параметры постмодерна выявляют необходимость анализа постмодернити в проблематике модернити, т.к. осознать то или иное мировосприятие как отображение его эпохи можно лишь пут?м его сравнения с типичным мироощущением принципиально другой эпохи. В частности, по Г.Кюнгу, «постмодерн - это структурирующее проблему «поисковое понятие», предназначенное для анализа того, что отличает нашу эпоху от эпохи модерна». В этом измерении вырисовываются следующие подходы:

? постмодерн как кризис модерна,

? постмодерн как критика модерна,

? постмодерн как противоположность модерна, что обусловливает необходимость проследить во временном измерении тенденции, характеризующие движение от философии модернити к философии постмодернити, и выявление характерных черт постмодерна, примером которых является, в частности, смена ролей (субъекта и объекта).

Критика постмодернизма. В свою очередь в критике постмодернизма также наблюдаются различные подходы. Современный мир переживает ряд кризисов, одним из которых является кризис ментальности. В качестве основных катализаторов наряду с другими аргументами выдвигаются характерные черты постмодерна, к которым можно отнести деконструкцию, радикальную плюральность, релятивизм, эклектизм, фрагментарность, замену реальности симулакром, бесструктурность, бессистемность и др. В целом, постмодернити характеризуют и как переход от категоричности позитивной науки в модернити к обобщ?нной неопредел?нности (неизвестности).

В свете указанных тенденций наблюдается следующие подходы в критике постмодернизма:

? отождествление постмодернизма с модернизмом,

? отождествление постмодернизма с религией,

? постмодернизм как иллюзия поликультурности и плюрализма.

Социальная проекция постмодерна. Современные тенденции репрезентируются, прежде всего, в обществе, в социокультурной сфере, а такие явления, как дифференциация образов, стилей жизни и, как их следствие, распад социума, сосуществование различных культурных фрагментов выступают как постмодернистские индикаторы и проявления «социального постмодерна», что актуализирует социологический анализ постмодерна.

Социальная проекция постмодерна является важной составной при выявлении специфики и динамики современных общественных тенденций.Несмотря на обилие литературы, огромное разнообразие точек зрения и суждений, постмодерн недостаточно изучен на социетальном уровне, тем более на примере конкретного общества, в особенности незападного, т.к. общепринятым положением является тезис, о том, что к постмодерну общества переходят после того, как переживут свои условия модерна. В целом, исследования постмодерна в основном осуществляются умозрительно и через язык.

Незападная проекция постмодерна. Интерпретация постмодерна как явления, следующего за модерном, а также его определение как тенденции, наметившейся в культурномсамосознании развитых стран Запада в последние полтора-два десятилетия, привели к тому, что данная ситуация стала анализироваться касательно западных модернизированных обществ. В то же время, вышеуказанные проявления наблюдаются и в модернизирующихся обществах, в незападных.То обстоятельство, что постмодернизм исходит из отрицания единственной истины, в то же время означающего отказ от идеи универсальности Запада, единственность которой с появлением постмодерна становится критикуемой, популяризует его в незападных странах. В этом ключе актуализируется анализ предпосылок возникновения постмодернизма или других культурных идей в незападных странах, а также осмысление его (постмодернизма) незападного понимания.

Типичное и даже неизбежное для развивающихся стран одновременное сосуществование исторических условий традиционного (премодерна), модерна и постмодерна обусловливают специфичность изменений в социокультурной структуре общества, которые могут быть охарактеризованы как признаки постмодерна, его социальной проекции в незападных странах, а также выявление причин популярности.

Постмодерн и сознание. Общественное сознание выступает рефлексией социальной данности, что акцентирует внимание на роли и значении общественного сознания в обществе, а также на его динамической структуре и рефлексивной сущности. Все имеющиеся в обществе тенденции, идеи находят отклик в общественном сознании и поведении равно, как и вся динамика общественного сознания непременно репрезентируется в обществах, выражаясь в социальных явлениях и умонастроениях.

«Постмодернизм ? эпоха не столько в развитии социальной реальности, сколько cознания» (З.Бауман). Постмодерн провоцирует сдвиги в сознании, мировоззрении. Формирование новых идей происходит на фоне отхода от традиционных понятийных оппозиций, характерных для модерна. Таким образом, происходит стремительная ломка существующей системы ценностей, установок и форм поведения, что выражается в трансформации ценностного сознания в соответствии с новыми реалиями, когда в ситуации постмодерна оно приобретает новые особенности.

В общественном сознании ценностный аспект играет важную роль. Пересмотр ценностей выступает как характерная черта постмодерна. В этом ключе приобретает особую актуальность анализ отражения постмодерна в общественном сознании через изображение концептов развития общественного сознания в незападных странах.

Социокультурные различия общественного сознания обусловливают вариативность рефлексии в общественном сознании проявлений постмодерна в зависимости от опыта и тенденций в конкретном обществе, что выявляет необходимость вычленения историко-культурных параметров ситуации постмодерна в незападных обществах на примере конкретного общества.Многомерность сознания и своеобразие конкретной модели в ряде незападных стран обусловливают специфичность общественного сознания и тенденций, наблюдаемых в конкретном современном обществе, соответственно, вариативность ответов на вызовы современности в незападных странах как следствия индивидуальности социокультурной почвы. В этом ракурсе актуализируется роль стереотипов в восприятии, в общественном сознании.

Постмодернизм как философия идентичности. Идентичность в постмодерне актуализируется на фоне расчленения и плюрализма действительности. Субъективности выходят на первый план, и в обществе наблюдаются поиски и конфронтации, связанные с идентичностями, так называемые «культурные войны» на фоне отстаивания прав на различные стили жизни, равноценности мировоззрений и жизненных миров. В качестве альтернативы наблюдается тенденция обращения к религии, дающей возможность заполнить мировоззренческий вакуум и решить проблему самоидентификации.

Религиозно-постмодернистская проблематика постмодерна. Анализ ситуации постмодерна в незападных странах актуализируется с точки зрения процессов, идущих в социально-религиозной сфере незападных стран и имеющих отношение к социальному постмодерну. В частности, для постмодерна характерны рост религиозности вследствие так называемого «религиозного возрождения» и/или эпоха неосекуляризма.В современном обществе наблюдается трансформация социокультурных функций религии. Одним из подходов к изучению проявлений в социально-религиозной сфере является их интерпретация в постмодернистском ключе. В частности, переживаемое религией состояние характеризуется как «постмодернистское». Постмодернити характеризуется своеобразным «религиозным ренессансом». В то же время, наблюдается отход от религиозной тотальности и многообразие религиозных практик, обусловленное характерной для постмодерна индивидуализацией, деконструкцией, десакрализацией религии и плюралистичностью религиозного сознания.

Ещ? одна тенденция - религия переста?т отражать религиозность людей, превращаясь в «поведенческий код», что корреспондирует с символической репрезентативностью постмодерна в религиозной сфере и актуализирует ценностно-мотивационный анализ религии в постмодерне.

Постмодерн как нео-секуляризм. Отход религии от своей интегрирующей функции в постмодерне интерпретируется как е? уход с социальной сцены и е? замена секуляризмом. Однако вследствие тематизации и актуализации религии в постмодерне наряду с вызовом религиозной тотальности данная ситуация стала определяться как нео-секуляризм.Выражения нео-секуляризма, обусловленные сосуществованием обеих парадигм - секулярности и религиозности, взаимодействующих в соответствии со своеобразной логикой постмодерна - сосуществованием разного, свидетельствуют о том, что ситуация, интерпретируемая как вступление в «постсекулярную» эпоху является не отказом от религии, а обретением ею общественной формы, о ч?м свидетельствуют исследования социальной реальности.

Термин «постмодернизм» впервые был упомянут в 1917 году в работе немецкого философа Р.Паннвица «Кризис европейской культуры». В 1947 году в книге А.Тойнби «Постижение истории» этот термин приобретает культурологическое значение. Его широкое хождение начинается с конца 60-х годов, вначале он используется для характеристики новаций в искусстве, а впоследствии трансформаций в социальной сфере. В 80-е годы, в первую очередь благодаря работам французского философа Ж.-Ф.Лиотара, распространившего дискуссию о постмодернизме на область философии, постмодернизм получает статус понятия, фиксирующего ментальную специфику современной эпохи в целом. В основном, постмодерн интерпретируется в континууме модерна и/ или как его антитеза: по мнению теоретиков постмодерна (Ж.Деррида, Ж.-Ф.Лиотар, М.Фуко, Ж.Бодриййар и др.), модерн исчерпал свой исторический потенциал. Ведущие представителями постмодернизма (Р.Барт, Ж.Батай, М.Бланшо, П.Вирилио, Ж.Дел?з, Ф.Гваттари и др.) анализируют понятия «постмодерн» и его признаки.

Постмодернизм популяризировался благодаря работам В.Вельша, Ф.Джеймисона («Культурная логика позднего капитализма») и др. Р.Рорти, Дж.Ваттимо («Конец модерна (современности)», «Эпоха интерпретации»), Ф.Фукуяма («Конец истории), И.Валлерстайн («Конец знакомого мира»), З.Бауман и др. интерпретировали новые реалии в свете современных тенденций.

Постмодернизм, отождествляясь с культурой постиндустриального, информационного общества, различные концепции которого были разработаны З.Бзежинским, Дж.Гэлбрейтом, Э.Тоффлером, А.Туреном, Ю.Хабермасом и др., вместе с тем выходит за рамки культуры и в той или иной мере проявляется во всех сферах общественной жизни, что обусловливает определение общества как постмодерного, наряду с постиндустриальной и информационной характеристиками.

Осмысление вышеприведенных процессов трансформации осуществляется пут?м привлечения анализа роли религиозного фактора в общественной жизни различных стран (П.Бергер, М.Вебер, Т.Лукман, Т. Парсонс, Э.Геллнер, С.Забала). Такие авторы, как Дж.Гэлбрейт, Э.Тоффлер, Д.Белл, М.Кастельс, исследуют трансформацию культуры и религии как составной части нового общества в социальных теориях постмодернизма, Ю.Хабермас, Э.Гидденс в концепциях позднего или радикализованного модерна. Несмотря на то, что исследованием проблем, связанных с религиозным модернизмом, занимались многие авторы, единой концепции этого понятия не существует. Это мы можем отнести и к религиозному постмодернизму. В работах таких исследователей, как А.С.Ваторопин, К.М.Ольховиков, исследуется процесс изменения роли религии в концепциях религиозного постмодернизма.

Постмодерн и глобализация. В современную эпоху тенденция расширяющегося взаимовлияния культур способствует размыву различий между «своим» и «чужим». Сегодня можно говорить о существовании всемирной культуры, которая, в отличие от мировой культуры как совокупности различных культурных образований, представляет собой единую интегрированную систему общечеловеческой культуры, в то время как постмодерн характеризуется мозаичностью ценностей и норм, культурных фрагментов внутри национальной культуры, зачастую сосуществованием плохо совместимых фрагментов культуры, неоднородным социумом. В то же время, обе тенденции - глобализация и постмодерн выступают как характерные черты современности. Анализ постмодерна в контексте глобализации и на фоне указанных явлений обусловливает рассмотрение соотношения постмодерна и глобализации как двух тенденций современности, провозглашающих гетерогенность и гомогенность, соответственно, имеющих противоположную направленность.