Проблема рациональности познания

Размещено на http://www.allbest.ru/

ПРОБЛЕМА РАЦИОНАЛЬНОСТИ ПОЗНАНИЯ

С.М. Халин, М.Н. Ересько,

М.Н. Щербинин

Проблема рациональности традиционно обсуждается в философском дискурсе. Еще Б. Паскаль отмечал, что в отношении разума допускаются две крайности: «зачеркивать разум, признавать только разум»¹. С древности разумность признавалась и за самой действительностью, например, за космосом. Эту разумность космоса древние греки именовали «нус», в отличие от разумности самого человека, которая связывалась с «логосом».

Разумность человека связана с духовностью. По мнению Гегеля, «то, что в живом как таковом есть род, то в духовном есть разумность», а «то самое, о чем дух имеет разумное знание, становится именно в силу того, что оно познается разумно, разумным содержанием»². Гегель настаивал также на том, что «хотя обычно думают, что невыразимое и есть как раз самое превосходное, однако это претенциозное мнение не имеет никакого основания»³.

Мы исходим из того, что рациональным в широком смысле является все то, что доступно человеческому рассудку и разуму и что может быть выражено в понятиях и закреплено в знаковых системах, языке. Рациональным в узком смысле является то, что уже получило выражение в понятиях и языке. Если из первого «вычесть» второе, то получается огромная область «нерационального» в узком смысле слова. Такое «нерациональное» есть не что иное, как еще не познанное. Однако вряд ли правомерно, как нередко бывает, отождествлять такое «нерациональное» с «иррациональным» или, исходя из представлений своего времени, возводить абсолютные границы рациональному познанию.

По утверждению А. Камю, сознание рождается вместе с бунтом⁴. Но это такой «бунт», в результате которого понадобилось изобретение речи и языка, создание знаковых систем, в частности, как замечает Ян Линдблад, для того, «чтобы делиться тем, что умели делать руки»⁵. Не случайно М. К. Мамардашвили называет символизацию идеи Бога, как символа Бога, «изобретением колеса» в области духовной мысли и элементом «решения «машины» умственных сцеплений и техники»⁶.

Рациональность вообще и рациональность познания в частности связывают с целесообразностью, пониманием, концептуальностью, смысловой проблематикой и т. д. Рациональность познания в узком смысле непосредственно связана с целеполагающей способностью человека.

О связи рациональности с концептуальностью идет речь в работе В. С. Степина «Становление научной теории»⁷. С концептуальностью связывает рациональность

С. Тулмин, однако, он полагает, что «никогда не было обязательным» уравнивание рациональности и логичности⁸. Действительно, логичность - это признак мышления как особого процесса, происходящего исключительно благодаря человеку. Логичность не является признаком внешних предметов. Логичность можно привлекать только для объяснения рациональности в узком смысле - в отношении содержания, уже репрезентированного в языке и понятийно оформленного.

Рациональность тесно связана с проблемой смысла, в том числе в сфере самого познания и вокруг познания. Смысл составляет содержание репрезентации, субъективирования предметной реальности посредством объективирования непредметной реальности (продуктов сознания). По мнению Э. Кассирера, истинный смысл понятия «в его чистоте» состоит в том, что для него не существует «большего» или «меньшего»: «если мы попытаемся мысленно отвлечь, абстрагировать от него хоть мельчайшую долю бытия, мы тем самым упраздним его в его существе».

Чувственные предметы, наоборот, «не только уживаются с этой неопределенностью их бытия, - она составляет саму их природу»⁹. Смысл также связан с творениями самого сознания.

Познание наполнено «смысловой» проблематикой. Эволюция в познании обусловлена тем, что человек в рамках любого типа познания ищет наиболее удовлетворительный смысл своего знания, его применения и т. п. Этот искомый смысл не есть некий смысл-в-себе, а есть смысл, который, по словам М. М. Бахтина, существует «для другого, то есть существует только с ним»¹⁰.

Г. Фреге разводит понятия «значение» и «смысл»: «Значением собственного имени является сам предмет, который мы обозначаем этим именем; представление, которое мы при этом имеем, полностью субъективно; между ними лежит смысл, который хоть и не столь субъективен, как представление, но все-таки не является и самим предметом»¹¹. Можно сказать, что смысл находится в перманентном процессе становления, а значение преимущественно константно, относительно устойчиво.

Особо следует остановиться на вопросе соотношения рациональности и понимания, которое трактуется по-разному. Для М. Шлика, например, «понять» не означает ничего иного, как прояснить правила, по которым употребляются слова»¹². П. Рикер связывает понимание с объяснением¹³. Всякое понимание предполагает знание. Чем обстоятельнее знание, тем глубже и вернее понимание сути вещей. И чем полнее и яснее знание репрезентировано в понятиях и языке, тем совершеннее, адекватнее наше понимание вещей и друг друга. Это является исходным условием познавания, познавательной деятельности как таковой. Интересна точка зрения

В. Н. Сагатовского, который требует четко различать «исходное непосредственное переживание бытия и знание, опосредованное другими знаниями. Переживание есть чувство не в смысле «отражающего что-то (иное бытие)», но чувство как эмоциональное «отношение к...». Автор устанавливает герменевтическую границу между эмоцией и смыслом: «переживание, в отличие от знания, не интерпретируется - оно просто имеет место, «бытийствует»¹⁴.

О соотношении рациональности и субъективности (не путать с субъектоцентризмом) также говорится немало. Ж. Маритен считает, что «субъективность как субъективность неконцептуализируема»¹⁵. Но с таким же успехом можно говорить о невозможности концептуализации никакой вещи самой по себе («в-себе»). Проблема заключается в том, как адекватно выразить содержание чего-либо с помощью понятий и языка.

При обсуждении проблемы рациональности более всего внимания, как правило, уделяется соотношению знания и веры. Вера присуща человеку как психофизическому существу, однако грубой ошибкой является отождествление веры как таковой и религиозной веры. Вера как атрибут человека связана с функцией преодоления человеком ситуаций неопределенности, непознанности. Каждый акт веры в значительной степени есть всегда и акт рационального сознания, даже самосознания. Вера есть основа любых наших убеждений, в том числе научных. Ученый, вступая в область новой предметности, верит, что в ней он обнаружит объективные закономерности, управляющие непознанными еще явлениями, найдет доказательства, проверит истинность соответствующих новых гипотез.

Религиозная вера также связана с неизвестным, являясь механизмом овладения или приспособления человека к непонятности и отчужденности окружающего и собственного внутреннего мира. Однако религиозная вера, в отличие от нерелигиозной, является пределом обыденного познания, а не его отправной точкой, она не терпит сомнения и не требует аргументации и, следовательно, далеко отстоит от научной рациональности. Запоминание какого-то значения, которое ошибочно принимается за истинное знание, приобретает в религиозном сознании соответствующий смысл, превращается в религиозное убеждение, основанное на специфической вере, которая и образует ядро религиозного познания. Вместе с тем, по словам Гегеля, «как бы ни заблуждалась религия, ей все-таки присуща истина, хотя и в искаженной форме»¹⁶.

Все религии можно рассматривать как исторические формы соединения материального (телесного) и духовного начал в человеке. Рациональное вообще и рациональное в научном познании часто противопоставляются духовности. Многими духовность объявляется таким качеством, которое якобы избегает рациональности, или объективации.

Но всякая духовность возможна только при посредничестве и постоянной опоре на развитую в той или иной степени рациональную способность. Без этого духовность легко, к сожалению, «растворяется» в агрессивной среде повседневных жизненных отношений.

Итак, всякое познание следует признать рациональным как в узком, так и в широком смысле. То, что мы относим к «иррациональному», является не чем иным, как своеобразной формой выражения и попыткой первоначального освоения еще непознанных сторон внешней и внутренней действительности, включая самосознание и познание во всех их формах и разновидностях.

рациональность познание философский самосознание

Примечания

1 Ларошфуко, Ф. Суждения и афоризмы / Ф. Ларошфуко, Б. Паскаль, Ж. Лабрюйер. М., 1990. С. 217.

2 Гегель, Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Ч. 3. М., 1956. C. 242.

3 Там же. С. 273.

4 См.: Камю, А. Бунтующий человек: пер. с фр. М., 1990.

5 Линдблад, Я. Человек - ты, я и первозданный. М., 1991. С. 204.

6 Мамардашвили, М. К. Философские чтения. СПб., 2002. С. 149.

7 См.: Степин, В. С. Становление научной теории. Минск, 1976.

8 См.: Тулмин, С. Человеческое понимание. М., 1984. С. 60.

9 Кассирер, Э. Избранное: индивид и космос. М. ; СПб., 2000. С. 25.

10 Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

11 Фреге, Г. Избранные работы : пер. с нем. М., 1993. С. 29.

12 Аналитическая философия. М., 1993. C. 48.

13 См.: Рикер, П. Этика. Политика: московские лекции и интервью. М., 1995.

14 Сагатовский, В. Н. Бытие идеального. СПб., 2003. С. 16.

15 Мир философии. Ч. 2. М., 1991. С. 275.

16 Гегель, Г. В. Ф. Лекции по философии истории. СПб., 1993. C. 228.

Размещено на Allbest.ru