Особенности интерпретации проблемы как формы знания в конструктивизме

Размещено на http://www.allbest.ru/

Особенности интерпретации проблемы как формы знания в конструктивизме Публикуется при поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России 2009-2013 гг.».

И.Б. Ардашкин

Конструктивизм (особенно радикальный) - сравнительно молодое направление в эпистемологии, которое предлагает достаточно нетрадиционные трактовки организации и осуществления процесса познания. Фактически в рамках конструктивистской эпистемологии пересматривается характер познания, по крайней мере, того понимания его, которое сложилось в рамках классической эпистемологии. Это и выступает поводом для того, чтобы обратиться к вопросу о месте и роли проблемы как формы знания в контексте конструктивистской схемы познания.

Почему именно проблемы? Не секрет, что в классической эпистемологии проблема (научная проблема) как форма знания играла значительную роль в процессе организации познания (научного познания). Эта значительность определялась и собственно эпистемологическими функциями, поскольку от правильности постановки проблемы зависела «цена» нового знания, количество средств, которое затрачивалось на организацию познания. Неграмотно поставленная проблема могла принести серьезные финансовые, материальные потери. Кроме того, смена проблем (от более простых к более сложным) определяла характер прогресса знания (прежде всего научного).

Такая существенная роль проблемы обусловливалась соответствующими философскими предпосылками онтологического и эпистемологического плана. Классическая эпистемология исходила из того представления, что мир, в котором пребывает человек и в котором он осуществляет какие-то познавательные действия, неоднороден, субстанционален. В сознании человек сталкивается с миром феноменов, представлениями человека (субъекта) о мире, сформировавшимися посредством восприятия внешнего мира (мира ноуменов), который и выражает собой настоящий мир, подлинную реальность. Эта подлинная реальность (настоящий мир) не дана человеку непосредственно, сокрыта от него, поэтому познание строится как субъект-объектное отношение, где субъект и объект представляют собой разные сущности.

Наиболее адекватная форма соотношения этих сущностей - истина, которая означает, что субъект (его знания) соответственным образом выражает объект. Как пишет А.В. Кезин, «западноевропейская традиция понимала познание как попытку бегства из "пещерных" уз, как процесс, идущий от видимости к подлинному бытию. Произошло удвоение мира: есть мир феноменов - опосредованная органами чувств видимость, и есть подлинное бытие (ноумены). Поэтому истина - нечто сокрытое, нечто, находящееся за видимостью, позади феноменов. В соответствии с этой традицией двух сфер укоренилась сфера субъект-объектных отношений» [2, с. 4].

Познание направлено на постижение независимой от человека действительности, на формирование таких представлений, которые на самом деле отражали подлинное состояние этой действительности. Получалось, что субъект полагал, что новое знание определяется не им, а той сферой внешнего мира, на которую было направлено его внимание. Поэтому и знание, получаемое в результате, должно быть объективным, т.е. независимым от субъекта (человека). Знание должно соответствовать объекту - главный ориентир классической эпистемологии. Субъект определяет поле исследования во внешнем мире (реальности), выдвигает какие-то предположения относительно того, как выглядит интересующая его сфера, а после посредством эмпирической и экспериментальной верификации уточняет, подтвердились ли его предположения или нет. Фактически человек действует «вслепую», но следует оговориться, что свои предположения он делает не на пустом месте, а с учетом тех знаний, которые уже имеются. Тем не менее до эмпирической проверки человек не может утверждать, прав ли он был или нет, а зачастую и после эмпирической проверки.

Ситуация, когда субъект (человек) определяет сферу внешнего мира, которую он собирается познавать, когда он выдвигает относительно нее какие-то гипотезы (предположения), и является проблемной. Проблема как раз и выражает разорванность в знании между миром субъекта и миром объекта. Это видно и из тех определений, которые выражают сущность проблемы. Проблема - это:

«1) то, что не познано человеком и необходимо познать; 2) знание о незнании; 3) сложный вопрос; 4) вопрос, требующий решения; 5) вопрос, не имеющий прямого ответа в наличном знании, преобразованному старыми методами; 6) затруднение, которое преодолевается теоретическим или эмпирическим исследованием» [4, с. 76].

Все затруднения человека, которые выражены через постановку проблемы в классической эпистемологии, определены тем, что субъект не может являться источником достоверности нового знания. Поэтому и необходимо обращение к иному «миру», к подлинной реальности, которая как раз является подобным источником достоверности. Об этом, кстати, и говорит двухэтапная форма познания.

Познание осуществляется по пути постановки проблемы и ее решения, где этап постановки проблемы выражает «что» и «как» предполагает исследовать субъект, а этап решения означает, что либо его предположение подтвердилось, либо нет. Но в любом случае это приводит к тому, что проблема снимается, ибо она выражает только субъективную сторону познавательного процесса, а последний ориентирован на достижение объективного результата.

Не менее важным аспектом для классической эпистемологии является то, что проблема рассматривается как изначальный этап познания. Нельзя, конечно, совсем однозначно об этом говорить, поскольку были и мнения, что познание начинается с наблюдения. Но большинство философов и методологов науки полагают, что проблема - начало познавательного процесса. Или, как примиряет эти позиции Л.А. Микешина: «отправным пунктом становятся не столько чистое наблюдение и факты по себе, сколько наблюдение и факты, порождающие проблему» [5, с. 258]. С проблемой связывались определенные перспективы познания, которое в момент постановки последней выражало открытость и готовность к принятию чего-то нового, еще неизвестного. Проблема как начало познания формировала определенный эпистемологический оптимизм.

Поэтому и считалось, что постановка проблемы, особенно если это сделано грамотно и профессионально, - это половина ее решения.

В каком-то смысле указанная трактовка проблемы свидетельствовала об «ограниченности» наших представлений о познании, поскольку с последней все становилось ясно, а тема проблемы исчерпана. Функция проблемы - это связь субъекта и объекта, выявление возникших несо- стыковок между ними, начало обозначения возможного несовпадения.

Однако для конструктивизма такого рода понимание проблемы, ее роли в познании не подходит. Само познание рассматривается конструктивизмом радикально по-другому. Здесь следует оговориться, что в рамках конструктивизма существует достаточное количество направлений, серьезно расходящихся между собой. Но все-таки есть ряд положений, которые позволяют объединить эти конструктивистские течения в общую традицию. Именно по этой причине для автора не принципиально различать между собой радикальный конструктивизм от социального, генетическую эпистемологию от теории автопоэзиса и т.д.

Для конструктивизма в общем характерно представление о сконструированной и социальной природе знания, о неприятии фундаментального обоснования опытных наук, о неприятии понимания познания как отражения и репрезентации. Конструктивизм рассматривает познание как процесс, осуществляющийся в народном формате. Здесь нет разделения мира на субъект и объект, нет необходимости взаимопроникновения друг в друга. Есть сознание человека, который формирует пространство познавательной деятельности, за которую человек уже не выходит. По крайней мере, не стремится выходить, а если и выходит, то делает это случайно. Конструктивизм «порывает с общепринятой традицией и предлагает теорию познания, в которой понятие знания больше не соотносится с "объективной", онтологической действительностью, а определяется существенным образом как устанавливаемый порядок и организация опытного мира, формируемого в процессе жизни (проживание)» [4].

Е.Н. Князева выделила следующие позиции конструктивистской трактовки познания: 1) знание не отражает мир; 2) конструкции создаются людьми; 3) знания не истинны, а жизнеспособны; 4) мозг - операционно замкнутая система; 5) ни одно знание не является единственным в своем роде [3].

Здесь присутствуют в первую очередь такие идеи, как отказ от объективной направленности познания, отказ от поиска истины, отказ от попытки найти соответствие между миром субъекта и объекта. Не комментируя того, какие следствия эти идеи несут для методологии познания, порассуждаем о том, как такого рода картины познания функционируют и какое значение будет иметь в них проблема.

Важность проблемы для классической эпистемологии была обусловлена разнородностью познавательного процесса, осуществляемого в рамках ее парадигмы. Как уже сказано выше, субъект осуществлял постановку проблемы, поскольку обладал недостаточным знанием, требовавшим своего улучшения, которое можно было восполнить, обратившись к познанию объекта (объективного мира). Отсюда большое значение играет опытная верификация знания, которая позволяет соотносить субъективное начало (предположения, гипотезы) с объективным. Опыт снимал ответственность с субъекта, ссылаясь на то, что соответствие знания объекту (знаниям об объекте) и дает человеку истину. Поэтому и важно, что проблема выражала начальный этап познания, чтобы показать, что есть соответствие, есть два начала, связанные между собой в процессе познания.

В конструктивизме знание соотносить не с чем, поскольку объективный мир не может быть воспринят субъектом в каком бы то ни было адекватном виде. Мир - это субъективная конструкция, а значит, только от субъекта зависит, что из себя рассматриваемый мир представляет. Только от субъекта и более ни от кого. Как пишет А.М. Улановский, «любая познавательная конструкция или утверждение предполагают ту или иную точку зрения. Никто не может претендовать на "взгляд из ниоткуда" или "видение мира глазами Бога", "истинно объективный" способ видения мира. Конструктивисты считают беспристрастность и объективность фикцией» [6, с. 133]. Также для конструктивистов невозможна истина как критерий соответствия знаний действительности. А если истина не достижима, то и нет смысла познавать иной мир - мир объекта.

Причем конструктивисты не отрицают существование объективного мира. Они признают его существование, но при этом констатируют, что наше знание о нем фактически невозможно. Человек имеет дело не с миром, а лишь с познавательной конструкцией, которую он сам и создал. Поэтому судить человек может только об этой конструкции. Но для ее создания не требуется постановки проблемы. Ведь человек здесь одновременно и продукт, и творец. Все, что он делает, связано только с ним самим. Он одновременно и «законотворец», и «судья». В такой ситуации нет необходимости в постановке проблемы, поскольку все обусловлено самим субъектом, все зависит от него. Как пишет Э. фон Глазерсфельд, «точно так же, как истина для Бога заключается в том, что Бог познал путем творения, истина человеческая состоит в том, что человек познал, когда создавал и посредством собственного труда выковывал» [1].

Можно, конечно, подойти к этой ситуации и с другой стороны. Раз нет возможности проверить имеющееся у субъекта знание на предмет его объективности и истинности, то, следовательно, можно говорить о проблемности такого рода знания. Действительно, коль невозможно такое знание проверить, то вряд ли его можно считать точным, объективным, истинным. А значит, любая конструкция человеческого знания характеризуется как проблемная. С точки зрения классической (традиционной) эпистемологии мы оказываемся в тупике, поскольку любое знание без всякой попытки верификации обладает статусом возможного знания. И оно действительно проблематично, если речь идет об его надежности.

Однако все-таки автор склонен рассматривать деятельность познавательного плана в рамках конструктивистской традиции как непроблематичную. Точнее, речь идет о том, что знание, конструируемое субъектом, не носит проблемного характера. Если это не так, то все, что обозначено абзацем выше, абсурд и бессмыслица. Автор полагает, что при всех своих особенностях конструктивизм интересен как позиция, за которой просматривается определенное значение. Познание как конструирование есть следствие жизни, выживания и проживания. А следовательно, получаемое субъектом знание необходимо для жизни. Такое знание обеспечивает человеку качество выживания. Как пишет Е.Н. Князева, в конструктивизме «понятие истины заменяется понятием "жизнеспособности", в содержание которого входит способность выполнять определенные функции. Жизнеспособные когнитивные структуры подходят в том смысле, что они обеспечивают приспособление организма к опытно осваиваемому жизненному миру и делают возможным его выживание» [3].

Другое дело, что как знание, конструируемое субъектом, позволяет ему существовать в относительно стабильном и постоянном мире, если оно не ориентировано на объективность и истину? А вот здесь возникает парадокс: мир для субъекта обладает постоянством и стабильностью по причине того, что сам субъект этого желает, а поскольку он автор и создатель своего мира, это и позволяет ему создавать то, что он хочет. Тем самым проблема для субъекта в конструктивизме - это предмет его желания, его возможности: надо что-то уточнить, в чем-то усомниться, никто, кроме самого себя, не мешает это сделать.

Однако наличие внешнего мира может повлиять на конструктивистскую модель познания. Это случается тогда, когда знания, конструируемые субъектом, не поспособствовали укреплению его жизнеспособности.

Э.фон Глазерсфельд пишет:

«Это значит, что реальный мир обнаруживает себя исключительно в том месте, где наши конструкции терпят неудачу. Поскольку все неудачи описываются и объясняются нами исключительно в тех же понятиях, которые мы использовали при конструировании разрушившейся структуры, никакие препятствия на нашем пути никоим образом не могут передавать ту или иную картину мира, которые в противном случае мы могли бы сделать ответственным за неудачу» [1].

Это означает, что проблема возникает только тогда, когда конструкция субъекта терпит неудачу. Проблема выражает итог определенной конструкторской деятельности сознания. Причем итог пессимистический, поскольку появление проблемы характеризует нежизнеспособность тех знаний (той организации собственного опыта), которые производятся субъектом. Можно сказать, что проблема - это итог познавательной деятельности в рамках конструктивистской эпистемологии.

Обозначение проблемой конечности познавательных усилий субъекта в конструктивизме является естественным следствием однородного понимания познания. Субъект сталкивается с проблемой, когда обнаруживает предел своих когнитивных способностей и возможностей. Для классической эпистемологии такая ситуация означает, что познание только начинается, ведь искомое пребывает в ином мире - мире объекта, а для конструктивистской эпистемологии наличие этого иного мира не играет значения, поскольку его невозможно отобразить, а конструктивисты к этому и не призывают. Отсюда, кстати, и тезис Е.Н. Князевой о мозге как операционно замкнутой системе, который выражает то, что когнитивная система автономна и определяется только исключительно собственными состояниями субъекта. Это приводит к тому, что теория познания отталкивается «от принципа возможного в установленных пределах, а не от принципа отображения и подобия» [3].

Э.фон Глазерсфельд предлагает метафору такой познавательной модели: субъект как «взломщик», который пытается подобрать ключи от замка. Причем акцент ставится на поиске ключей, поскольку «замка», как правило, нет, так как он следствие субъективных познавательных способностей. Познание - это механизм разработки ключей, с помощью которых человек стремится выяснить, сможет ли он достигнуть цели, которую же сам поставил. Это для классической эпистемологии мир выглядит как «замок», к которому нужны конкретные ключи, а для конструктивистской эпистемологии «ключи» могут быть любыми, лишь бы они позволяли субъекту осуществлять свою конструкторскую деятельность. Возникновение же проблемы означает, что процесс подбора и ковки ключей завершен, а субъект не справился с поставленной целью.

Для субъекта жизненно необходимо осуществлять познание так, чтобы не столкнуться с проблемой. Подобное может привести к утрате его жизнеспособности. Поэтому пребывание в автономном пространстве своего сознания для субъекта в значительном плане повышает меру его ответственности перед собой. Субъект не может экспериментировать над собой. Не случайно отсюда констатация того, что «достаточно первичного поверхностного знакомства с логикой конструктивизма, чтобы убедиться в том, что данная позиция ведет к неотвратимой ответственности думающего человека, причем его одного, за все им сказанное, познанное, а в равной степени и им совершенное» [1].

В этом плане конструктивистская интерпретация проблемы как формы познавательной активности субъекта существенно полезна, поскольку связывает воедино две позиции: самодостаточность субъекта и его ответственность перед собой. Не являясь в полной мере приверженцем конструктивизма, автор не может игнорировать эту традицию, видя в ней кое-что полезное для формирования методологических представлений о познании. В частности, проблема, выступающая в эпистемологии конструктивизма как выражение предела человеческих познавательных способностей, получает важную интерпретацию «регулятора» познавательной деятельности субъекта. Ведь зачастую столкновение с проблемой (а в классической эпистемологии активная деятельность по их постановке) должно заставлять задуматься человека о том, почему так произошло, по силам ли ему стремиться дальше, пребывая в пограничной ситуации между знанием и незнанием? На практике субъекта не останавливает ситуация столкновения с проблемами. Скорее, наоборот, особенно в науке, человек намеренно ставит все больше и больше проблем перед собой. Конструктивистская эпистемология же призывает к определенной осторожности, можно сказать, даже порождает аспект «экологии проблемы», акцентируя внимание на том, что постановка и решение проблем - это не эпистемологическая игра, а жизнь, где ничего не гарантировано и может быть любой результат.

Одновременно конструктивистская трактовка проблемы позволяет характеризовать процесс познания не просто как субъективный, но и как процесс, характеризующийся психологизмом. Это означает, что познание осуществляется не каким-то абстрактным, а конкретным, единичным субъектом. Следовательно, от него зависит то, что познается, как познается, зачем познается и т.д. И здесь нельзя вывести какие-то общие закономерности, позволяющие даже в самом элементарном смысле сделать обобщения. Относительно проблемы подобное значит, что, несмотря на опасность столкновения с ней, от субъекта зависит, будет это столкновение или нет. Проблема, отсюда, - это следствие воли и желания субъекта. Если он хочет что-то проблематизировать, он это сделает, если нет, то не будет. Наука, как она функционирует сегодня, - это и желание субъекта (субъектов) проблематизировать мир, себя. Без такого желания наука сегодня не состоялась бы. И это также одно из следствий конструктивистской интерпретации природы проблемы.

Таким образом, подведем итоги. Конструктивистская модель стремится продемонстрировать одномерную схему познания, где субъект представляет всю полноту эпистемологического пространства. Наличие объективного мира не отрицается, но познание с ним никак не связывается. Субъект сам конструирует мир и сам же познает его в силу своих возможностей. Когда он конструирует нечто нежизнеспособное, то сталкивается с проблемой. Так внешний мир, который где-то существует, но отсутствует в мире субъекта, обозначает свое наличие. Проблема, тем самым, представляет кульминацию, конец познавательных усилий и возможностей человека. Этим через проблему конструктивизм актуализирует аспект, с одной стороны, самодостаточности субъекта, свободы его самопроявлений, а, с другой - аспект его ответственности перед собой. Подобным образом конструктивистская эпистемология позволяет продемонстрировать специфику субъективной стороны функционирования проблемы в познании. Это не единственное, о чем можно сказать, но то, от чего следует отталкиваться в дальнейшем. Важно признать, что такого рода представления имеют несколько упрощенный характер и требуют соотношения с позицией «эпистемологического реализма», но подобное соотношение сегодня сложно осуществить, учитывая абсолютное нежелание (а может, и невозможность) конструктивистов и реалистов вступить в диалог между собой. Тем не менее даже такое обращение к выявлению места и роли проблемы в познании в призме конструктивизма полезно.

интерпретация проблема форма знание конструктивизм

Список литературы

Глазерсфельд Э. фон. Введение в радикальный конструктивизм // Вест- н. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. - 2001. - №4. - С. 59-81

Кезин А.В. Радикальный конструктивизм: познание «в пещере» // Вестн. Моск. ун-та. - Сер. 7. - Философия. - 2004. - №4. - С. 3-24.

Князева Е.Н. Эпистемологический конструктивизм // Философия науки. Вып. 12.

Лифанов Р.В. Научная проблема // Фундаментальные и прикладные проблемы науковедения: сб. науч. тр. Вып. 2 / под ред. В.П. Каширина. - Красноярск: СибГАУ, 2003. С. 69-72.

Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования: учеб. пособие / Л.А. Микешина. - М.: Прогресс-Традиция: МПСИ: Флинта, 2005.

Улановский А.М. Конструктивистская парадигма в гуманитарных науках // Эпистемология и философия науки. - 2006. - Т.Х. №4. - С. 129-141.

Размещено на Allbest.ru