Дилемма эпистемизма и фидеизма: проблема деконструкции

Размещено на http://www.allbest.ru/

ДИЛЕММА ЭПИСТЕМИЗМА И ФИДЕИЗМА: ПРОБЛЕМА ДЕКОНСТРУКЦИИ

Д.В. Пивоваров, Е.В. Рыльцев

Как известно, все философские системы, религиозные учения и научные теории высокого ранга общности покоятся на фундаментальных положениях, которые не удается в полной мере доказать и опровергнуть ни эмпирическими, ни теоретическими средствами, но приходится в целом принимать на веру. В сфере религиозной жизни их называют «догмат» или «догма». В римском католицизме и православии догмат определяется как некоторое важнейшее положение вероучения, опирающееся на Священное Писание и соответствующее Священному Преданию. Верующий обязан безусловно признавать вероучительный догмат и не испытывать в отношении него ни малейшего сомнения.

Краеугольный камень философского учения обычно именуют так: «исходная идея», «принцип», «закон». В науке для обозначения фундаментальных положений чаще в ходу термины «постулат», «аксиома», «принцип», «закон». Иногда под таковыми подразумеваются временно не доказуемые, но в будущем, возможно, проверяемые фундаментальные положения. Бывает, что тезисы, не доказуемые в рамках одной концепции, доказываются в сфере более широкой гипотезы или теории. Правда, в основаниях той более общей системы научного знания, в которую погружают интерпретируемую модель, в свою очередь, тоже обнаруживаются принимаемые на веру исходные посылки. Нередко законы науки устанавливаются путем обобщения фактов, добытых в сравнительно узких пространственно-временных границах наблюдения или эксперимента. Тем не менее, ученые решаются на неограниченную экстраполяцию данных опыта, веруя в истинность своих индуктивных выводов.

Итак, у философии, религии и науки, при всем различии между их основополагающими посылками, есть и общий признак - подобные посылки рационально не доказуемы и их принимают на веру. Фундаментальные доктрины и теории живы, пока признаются истинными; религиозные деятели, философы и ученые руководствуются ими, пока верят в их состоятельность. Поэтому важно исследовать роль веровательных установок в процессе познания объективной реальности и достижения истины. Нужно философски понять, как способно становиться истинным предельно общее знание, когда оно преимущественно зиждется на рассудочно недоказуемом авторитете веры. Можно ли повысить степень истинности религиозного, философского и научного знания через совершенствование веры, лежащей в его основе?

Изучая проблему соотношения мнения и разумного знания, Парменид заключил, что истина сопряжена исключительно с деятельностью мышления, а вовсе не с доверием органам чувств. Бернар Клервосский противопоставил рационализму элеатов и Абеляра формулу, согласно которой самую глубокую истину следует искать в религиозной вере, а не в лоне вербально-логического мышления. Дилемма эпистемизма и фидеизма является одним из главных и «вечных» философских вопросов, поныне остается остро актуальной философской проблемой и не имеет общезначимого решения. Учитывая огромную роль веры в жизни людей, можно дополнить определение «человек есть homo sapience» равносильной дефиницией «человек есть животное, способное глубоко верить».

Под эпистемизмом (от греч. episteme - разумное знание) мы понимаем философское учение о когнитивном приоритете дискурсивного знания; философский рационализм - особая разновидность эпистемизма. Фидеизм (от лат. fides - вера) - философское и религиозное учение о примате веры над рациональным знанием. Обнаружение различий между исходными представлениями эпистемистов и фидеистов о знании и вере позволяет деконструировать традиционную дилемму эпистемизма и фидеизма.

К.С.Ф. Тертуллиан обосновал позицию фидеизма, кратко выразив ее формулой «верую, ибо абсурдно»; он учил о пропасти между верой и рассудочным знанием. Августин Аврелий, напротив, полагал, что вера непременно должна быть выражена в форме рационального знания: «верую, дабы понять». Ту же позицию отстаивал Ансельм Кентерберийский: «не ищу уразуметь, дабы веровать, но верую, дабы уразуметь». Фома Аквинат подразделил догматы веры на рационально постижимые (напр., «Бог един») и рационально непостижимые (напр., «Бог есть Троица»). При свободе выбора между истиной веры и истиной дискурсивного знания, советует Фома, лучше понимать, чем просто доверять; когда же у нас такой свободы нет, то в сверхразумные догматы нужно верить без рассуждений.

Противоречие между абсурдом веры и логичностью понимания отражено в формуле Кьеркегора: «верить, значит не понимать». Веру нельзя доказать, но можно выяснять. К вере, как правило, невозможно принудить - ее свободно выбирают; «невольник не богомольник». Л.И. Шестов отвергал богословский эпистемизм так: вера не хочет превращаться в знание; там же, где она трактуется в линиях самоочевидных истин, мы ее уже утратили. Пытаясь примирить эпистемизм и фидеизм, П.А. Флоренский превращает этот плюрализм воззрений в монистическую формулу этапов эволюции веры: от «верую, ибо абсурдно» через «верую, чтобы понять» к «понимаю, чтобы верить». знание вера эпистемист фидеист

Репрезентативным примером острого противостояния фидеизма и эпистемизма в эпоху Средневековья может служить полемика между Бернаром из Клерво и П. Абеляром. Абеляр полагал, что нельзя уверовать в то, чего ты предварительно не понял. По его мнению, Отцы церкви решали задачи своего времени, однако новые времена требуют иных решений старых вопросов. Поэтому прошлые и нынешние церковные авторитеты по сути друг другу не противоречат. Если вера не укреплена доводами мудрого и нравственного разума, то она пуста и формальна.

Бернар, напротив, писал, что нет толку от веры, если она ищет доказательства разума. Именно в вере истина дается прямо, как божественное откровение. Разум полезен только как советчик при доброй воле, но сам по себе не ведет ни к предельным истинам, ни к добру или к злу. Рационалистическому дискурсу теологов, уводящему от подлинной веры, Бернар противопоставлял монастырское богословие, предпочитающее экстаз мистического созерцания. Соперники прибыли в 1140 г. на

Сансский собор, однако диспут между ними, практически не начавшись, был психологически выигран Бернаром. Подобные диспуты о дилемме знания и веры периодически повторялись в последующие времена (пример - дискуссия в ХХ в. между скептиком Б. Расселом и сторонником идеи первичности мистического опыта Ф. Коплстоном).

Поскольку никому так и не удалось в течение тысячелетий разрешить дилемму эпистемизма и фидеизма, то логично предположить, что, во-первых, оба конкурирующих воззрения одинаково правдоподобны (презумпция «неложности»), во-вторых, рационалисты и фидеисты молчаливо исходят из совершенно разных представлений о знании, вере и истине. Следовательно, противоречие между оппонентами не является подлинным противоречием в одном и том же отношении, и дилемма требует деконструкции.

Знание есть результат процесса познания, и оно обусловлено особенностями этого процесса. Путь опосредованного познания - это соотношение между чувственными, рациональными и интуитивными способностями людей, которое определяет процесс человеческого познания. Существуют разные механизмы включения веры в когнитивные акты, и, следовательно, варьируются представления о соотношении знания и веры. По-видимому, следует ввести абстракцию двух существенно разных видов познания (осваивающего и отчуждающего): в первом виде вера органично слита со знанием, а во втором, наоборот, внешним образом противопоставлена знанию.

Специфику осваивающего познания философы-гностики именовали gnosis (в отличие от episteme). В осваивающем познании познаваемое субъективируется, становится жизненно ценным для познающего человека. Хотя мир существовал задолго до нас, мы антропологизируем его, приписываем ему свойства, которые выявляются только через наше прикосновение к миру; эти свойства относительны к человеческой экзистенции. Осваивающее познание ориентировано на индивидуальноличностную правду - внутреннюю экзистенциальную истину, проверяемую духовной верой, совестью, интуицией. У каждого человека собственная правда.

Наоборот, познание отчуждающее разъединяет познающее и познаваемое, превращает субъекта в отстраненного, бесстрастного и объективного наблюдателя, а объект - в нечто «совершенно иное». Отчуждающее познание устремлено к объективной - внешней и надличностной - истине, проверяемой нейтральными критериями практики и разумной самоочевидности. Между экзистенциальной и объективной истиной нередки конфликты (бывают истинная правда и ложная правда). В каждом реальном когнитивном акте моменты осваивающего и отчуждающего познания противоречиво сочленены в той или иной пропорции. Религиозное и философское познание - это познание преимущественно осваивающее (поэтому религиозные и философские системы мало чувствительны к научно-рациональной критике), а техническое и естественно-научное познание - познание отчуждающее.

Различим в самом общем виде дефиниции знания и веры у эпистемистов и фидеистов, сопоставляя две альтернативных концепции знания - знания как опосредованного освоения сущности (Аристотель, Гегель, П. В. Копнин и др.) и мистического знания как непосредственного созерцания сущности (Платон, Экхарт, Н. О. Лосский и др.).

Например, по Гегелю, может быть только опосредованное знание: познание начинается с внешнего созерцания предметов, затем оно восходит к абстрактнорассудочному мышлению и завершается единством сознания и самосознания (разумом). Чтобы познать предмет, нужно его не только себе представить после его восприятия, но также и понять. Поэтому знание надо определить как относительно непротиворечивое единство чувства и разума, выраженное в языке, интенционально соотнесенное со своим предметом и обладающее свойствами истинности или ложности. Таковая общая позиция эпистемистов.

Напротив, многие мистики-фидеисты признавали реальность непосредственного знания, которое не составлено ни копиями, ни знаками постигаемого объекта. Это первичное знание-интуицию они считали подлинно-истинным, а опосредованное знание, косвенно копирующее прямое знание оригинала, оценивали как нечто вторичное и неподлинное. Например, по Платону, подлинное знание есть припоминание (анамнезис) тех прообразов земных вещей, которые бестелесная душа созерцала безо всяких посредников, когда пребывала вблизи мира божественных идей. Косвенное знание Платон сравнивал с тенями теней («миф о пещере»): земные вещи суть тени небесных идей, а чувственные образы и понятия - это тени земных вещей. Н.О. Лосский убедительно доказал в своей книге «Обоснование интуитивизма», что нет достаточных оснований для отрицания реальности непосредственного знания как источника дискурсивного знания. Авторы склонны полагать, что непосредственное знание есть неразличимое тождество интуитивного знания и духовной веры, а дискурсивное знание существенно отличается от плотской веры.

Многозначность слова «вера» нередко ведет к недоразумениям: ведь одно дело верить, например, словам очевидца и другое - поверить в доктрину. Чтобы не допускать тут путаницы, введем понятия «faith-вера» и «belief-вера». Под faith-верой авторы понимают влечение человеческого духа к предельным основаниям бытия, мистическое пребывание в них, прямое видение разнопорядковых сущностей. Эта духовная вера не есть субъективная копия объективного прообраза, поскольку жизненно слита с подлинником. Именно такую веру обычно подразумевают мистики, отдавая ей приоритет в познании.

Е.А. Степанова пишет, что духовная вера «. не внеразумна и не неразумна, но разумна в высшем смысле этого слова. Религиозный человек не может верить во что-то, отвергаемое его разумом, или, наоборот, утверждать разумом нечто такое, что противоречит его вере»¹.

Когда И. Кант «принижал разум, чтобы уступить место вере», он, скорее всего, имел в виду то, что мы назвали «faith-верой»; на ней основана та способность продуктивного воображения, из которой произрастают чувство и рассудок. Фидеисты противопоставляют faith-веру дискурсивному знанию, но отождествляют ее с непосредственным знанием (интуицией и совестью), которое считают высшей формой разумности.

Сторонники эпистемизма под верой понимают нечто иное, а именно belief- веру, т. е. незнание, а в лучшем случае - один из моментов движения ума к опосредованно формирующемуся знанию. Belief-вера имеет плотский характер, является способностью сознания без достаточного основания (без всеобщего доказательства) признавать истинность чувственных и рациональных образов в формах субъективной достоверности и доверия, уверенности и ожидания. Позволяя человеку относительно прямо усматривать некоторые собственные признаки истинности субъективных образов внешнего мира, belief-вера активно направляет процесс синтеза чувств, разума и воли в опосредованное знание.

Понятия плотской веры и опосредованного (дискурсивного) знания - это два логически независимых концепта. Напротив, понятия духовной веры и непосредственного (интуитивного) знания логически тесно связаны и, по сути, тождественны. Отсюда, не всякий дискурсивный консенсус, которого подчас достигают оппоненты, проистекает из согласия между их духовными верами. И, наоборот, преодоление плюрализма духовных вер-интуиций не обязательно ведет к совпадению альтернативных концептуальных взглядов на познаваемый объект.

Не признавая реальности faith-веры, эпистемизм отдает когнитивный приоритет рассудочно-разумному знанию, полагает его выше belief-веры. Фидеизм, не отрицая верховенства опосредованного знания над belief-верой, заявляет о приоритете faith-веры. Поэтому традиционную дилемму эпистемизма и фидеизма нужно уточнить и переформулировать как проблемный вопрос о том, что в познании первично и чему принадлежит приоритет - духовной вере (интуиции, прямому созерцанию сущности) или опосредованному знанию (дискурсивному мышлению)?

Примечание

1 Степанова, Е.А. Постижение веры / Е.А. Степанова. - Екатеринбург, 1998. - С. 251.

Размещено на Allbest.ru