Астадиальные трансформации в структурах Социетальной многомерности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Астадиальные трансформации в структурах Социетальной многомерности

Попов В.Б.

Стремительно распространившиеся в последнее время нелинейные подходы к анализу социальной действительности подошли, на наш взгляд, к важнейшему рубежу - к системно-категориальной структуризации. Между тем выйти на этот уровень как оказалось весьма непросто. Дело даже не столько в засилье постмодернистских подходов с их традиционнымотрицанием метанарративов, с методологическим анархизмом, порой причудливо сочетающихся с приматом антрополого-лингвистических методологем. Остается неясным эвристический потенциал тех теорий, выдвигающих понятие нелинейности в качестве методологического основания. Обычные в такой ситуации попытки опереться на синергетический подход, особенно настойчивые в частности в работе В.В. Васильковой [1], зачастую напоминают стремление объяснить одно малоразработанное при помощи другого недостаточно разработанного. В этой связи К.В. Хвостова, как нам представляется, вполне обоснованно высказывает сомнения в универсальных возможностях синергетики, в частности относительно методологии исторического процесса [2, с.30].

He вдаваясь в детальную проработку историографии, можно констатировать, что модели цикла, волны и ритма становятся широко распространенными подходами к описанию сложных нелинейных процессов. Вполне отчетливо обозначился переход от метафорических представлений о неких кругооборотах и колебаниях к разработке общетеоретических основ динамики неравновесных процессов. Впрочем, есть и альтернативные подходы, наиболее обстоятельно изложенные И.М. Савельевой и А.В. Полетаевым. Согласно их точке зрения, циклические и стадиальные концепции являются всего лишь способами системного структурирования исторического времени, условными моделями, которые ни в коем случае нельзя отождествлять с реальными процессами [3, с.388,465]. Подробно разбирая циклические подходы к описанию социальной динамики, показывая их противоречивость, условность и т.п., авторы оставляют в стороне вопрос о том, какая именно реальность стоит за всеми этими схемами. К тому же в свете подобных представлений не понятен их призыв интегрировать стадиальные модели с циклическими [3, с.465]. Если это всего лишь условность, то какой смысл их "интегрировать" друг с другом, что это даст нам для понимания исторического процесса? Еще одну метаусловность? Воззрения И.М. Савельевой и А.В. Полетаева, восходящие к парадигмам классического веберианства, уже вызвали ряд возражений [4, с.30].

Наиболее последовательно идеи построения общей теории нелинейных процессов проводятся в работах В.В. Васильковой, В.И. Пантина, Ю.Н. Соколова и Ю.Н. Мельникова [1;5;6;7]. Если первая, как уже говорилось, при их изучении отдает явный приоритет синергетике, то два последних склоняются в пользу диалектического подхода. В.И. Пантин, развивая тезис о циклическо - волновых процессах как структурном компоненте социальной динамики, синтезирует несколько подходов (синергетический, системно-структурный и отчасти диалектический - понятие о волне, как о "сложной спирали", где витки перекручиваются, растягиваются, меняют форму [5, с.27,32], подводя к мысли о самодостаточной природе данного феномена.

Рассмотренные теории развертываются в тесной взаимосвязи с изучением эмпирических процессов в экономике и политике порой настолько, что некоторые авторы не в силах преодолеть "искушение эмпиризмом" (выстраивание в исторической событийности зачастую надуманных "циклов", что и послужило объектом критики со стороны И.М. Савельевой и А.В. Полетаева). Все это вынуждает многих исследователей говорить о необходимости построения метатеории нелинейных процессов, но принципы ее построения, предмет и объект исследования видятся по-разному. социетальный универсум бытие диалектика

В качестве движения в подобном направлении можно предложить разрабатываемую нами теорию объемной эволюции [8;9]. Ее основные принципы могут быть сведены к следующим моментам: 1) Разнообразные формы социальной динамики (линейные и нелинейные), формируют соответственные пространственно-временные континуумы, отсюда 2) Исторические типы общественного устройства и составляющие их структуры, вписанные в соответствующие пространственно-временные системы координат тем самым также приобретают объемность. 3) Из разноуровневых и разновекторных взаимодействий элементов социальной структуры складываются исторически конкретные системы детерминаций. 4) Динамика линейных и нелинейных исторических форм структурируется синхронным и диахронным измерениями всемирной истории, в основе которых лежит феномен социально-исторического пространства/ времени. 5) Помимо пространства, времени, третий момент социальной динамики - собственно движение / развитие / деятельность.

Объемность в понимании эволюционных процессов таким образом понимается нами как их развертывание в пространственно-временном континууме, вмещающем несколько систем координат (субконтинуумов), соответствующим различным типам социальной динамики. В исторических типах общественного устройства каждая сфера общественной жизнедеятельности формирует свою систему детерминаций, располагающихся в различных плоскостях по отношению друг к другу. Векторы, исходящие из каждой сферы, взаимодействуя друг с другом, определяют характер "стратегической переменной" в образовавшемся силовом поле.

Всеобщность происходящих процессов, на наш взгляд, вполне адекватно отражает категории "Социетальный универсум" [9, с.102 - 105]. Под таковым мы понимаем пределы бытия социума в его тотальности, сферу существования социальности. Всеобщую систему координат Универсума задают его составляющие - время и пространство, формирующие соответственно диахронное и синхронное измерения общественного бытия. Полюсами здесь будут исторический и социальный пространственно- временные континуумы. Последний воплощает принцип общественного воспроизводства, циклическое регеративное начало. Однако общество не сводится к воссозданию уже имеющегося, а постоянно аккумулирует новое и выходит за свои собственные пределы, что дает приближение к другому полюсу - историческому, олицетворяющему направленность общественной эволюции, в конечном счете, разрыв цикличности линейно-прогрессистской динамикой. При этом соотношение между двумя полюсами - ипостасями варьируется в различных исторических типах общественного устройства.

Субстанциональным началом обоих континуумов является деятельность индивидов и их общностей. Они не есть некие обособленные друг от друга сферы, но, направив, растворенные друг в друге, проявляются через взаимопереходы - трансформации. Подобно тому, как момент процессуальности изначально присутствует в пространстве и наоборот, так социальность имманентна историчности с обратной инверсией. В определенной плоскости социального хронотопа открывается новое историческое пространственно-временное измерение как переход в свое - иное, как самопроявление последнего.

В конечном свете Социетальный Универсум есть абсолютная полнота социальной формы бытия в единстве с ее движением, вмещающая исторический и социальный континуумы, диахронность и синхронность, непрерывность общественного воспроизводства и "перерыв" непрерывности, линейную и нелинейную динамику.

Данному уровню, на наш взгляд, соответствует, правда сама еще находящаяся в стадии становления, теория многомерности. Понятие многомерности, постепенно преодолевая свою метафоричность, наполняется эвристическим потенциалом в качестве когнитивной макрокатегории. Решающий шаг в этом направлении, как нам представляется, был проделан В.Л. Алтуховым [10; 11; 12]. Под многомерностью им понимается сущностное качество сложноорганизованных процессов, вмещающее множество измерений [11, с.30-31; 12, с.30-34]. Тем самым измерение объявляется центральным понятием теории многомерности. По мнению исследователя, измерение представляет собой определенный "срез" целого по определенному основанию, в котором обнаруживается его природа [11, с.31]. При этом оно не есть часть целого его подсистема или даже его аспект. Измерения суть несливающееся природы целого, их ядра не смешиваются. В.Л. Алтухов считает возможным разграничить немногомерное и многомерное на категориальном уровне, начиная с разведения категорий "измерение" и "противоположность" [11, с.31-32; 12, с.60-61]. Противоположности принадлежат к немногомерному миру, противоположности, не вступающие в противоречия друг с другом - это не противоположности, а измерения. В многомерном мире принцип единства и борьбы противоположностей сменяется принципом дополнительности.

В этой связи хотелось бы только отметить, что поставленная В.Л. Алтуховым проблема разграничения категорий "противоположность" и "измерение" видимо нуждается в несколько иных подходах, поскольку тезис "противоположности исключают друг друга" [11, с.31] в диалектическом подходе не является самостоятельным, а действует вкупе с другим, ему равнозначным - противоположности предполагают друг друга (нераздельны, находятся в единстве и не существуют помимо оного). К тому же принцип дополнительности может быть задействован и в рамках диалектики - противоположности дополняют друг друга в своем единстве.

Кроме того, в историографии отмечена и скептическая оценка эвристических возможностей принципа дополнительности. М.А. Дрюк указывает, что его применение в качестве универсальной категории мало что дает науке, поскольку не ясна логика этого принципа, не раскрыты его действующие механизмы [13, с.34-35]. По ее мнению в аналогичной ситуации оказывается и сама трактовка многомерности В.Л. Алтухова, в частности ее применение в квантовой механике ведет к явным абсурдам [13, с.38]. М.А. Дрюк выделяет несколько вариантов теории многомерности: "перспективная" (Ортега-и-Гассет), синергетическая, "спектральная" или "голографическая" (С.Гроф, Д.Бом), "интервальная" и наконец "ипостасная" (В.Л. Алтухов) [13, с.31-38]. Она же предлагает использовать в теории многомерности гносеологическую категорию "модель" и принцип химической теории резонанса предельных структур [13, с.39-40], что уже в свою очередь может вызвать вопросы об универсальности применения последнего, например, при изучении социальных явлений.

Несколько более узкую трактовку многомерности дают В.Ж. Келле [14], Г.С. Пак [15; 16] и некоторые другие исследователи.

Так В.Ж. Келле, в отличие от BJL Алтухова, склонен отождествлять измерения и аспекты, выделяя естественноисторическое (объективное), деятельностное и личностное (гуманистическое) измерения [14, с.31]. Почему три? Задает себе вопрос исследователь и соотносит их с тремя направлениями в социологии - объективистское, субъективистское и феноменологическое, что свидетельствует о фундаментальности данных измерений в качестве аспектов анализа социального пространства [14, с.34-35]. Определение многомерности В.Ж. Келле не дает, видимо как само собой разумеющееся, но по ходу текста видно, что под многомерностью понимается объемность общества как некоего социального пространства, вмещающего три вышеназванных изменения (аспекта) [14, с..29-30,39].

Г.С. Пак в свою очередь говорит о многомерности исторического времени также, не определяя сам феномен многомерности. Многомерность же истории трактуется ей как процесс сосуществования и взаимодействия системных временных потоков [16, с.12], как многоярусность временных ритмов человеческого бытия [16, с.21]. Многомерность исторического времени образуется в результате человеческой деятельности, создающей три временных мира: повседневности, культуры и событийности. Tем самым многомерность выступает как взаимная проекция этих трех миров. Почему именно их? В работах Г.С. Пак данный вопрос остался без ответа, хотя много внимания уделено обоснованию фундаментальности данных измерений.

У В.Н. Шевченко свой набор аспектов анализа процесса развития любого объекта, в том числе и общества. Это цикличность, равномерность и неравномерность [17, с.9]. Каждый из них выступает как определенный структурный уровень теории со своим кругом проблем. Первый рассматривает общество как целое, второй - выявляет логику всемирной истории на основе теории общественно-экономических формаций и третий - "деятельностный" аспект охватывает проблематику философского осмысления конкретной истории во всем ее многообразии. При этом термин "измерение" В.Н. Шевченко не использует, отдавая приоритет понятию "аспект".

Свой набор измерений дает и B.JI.Алтухов. Видимо стараясь уйти триадичности как гегелевско-диалектического наследия, он выдвигает четыре измерения исторического процесса: стадиальность (вертикальный "срез" истории), цивилизационное измерение (горизонтальный "срез"), человеческое и духовное [12, с.85-86].

Ю.А. Поляков под многомерностью понимает многослойность всех существовавших обществ, множественность влияющих на него факторов [18, 5]. Многослойность социальной структуры общества он отражает через категорию русло исторического процесса. В качестве таких русел называются история социальных слоев (классов, групп), а также развитие производительных сил [18, с.6-9]. Надо полагать, что этот список может быть продолжен.

Наконец, В.Е. Кемеров, как и многие другие, использует термин "многомерность" чисто метафорически для обозначения сложности глубины бытия [19, с.79,92].

Исходя из нашей трактовки макроструктуры Социетального универсума, мы тоже также можем предложить и свой набор измерений. В этой связи имеет смысл выделить социально-функциональное (регенеративное) и трансформационно-историческое измерение, связывающим звеном между которыми будет деятельность индивидов и социальных групп.

Уже первый самый беглый анализ "наборов" предполагаемых измерений у разных авторов, свидетельствует все же не о произвольности их составления, как это может показаться, а о многообразии оснований, по которым можно провести тот или иной "срез". Именно это, на наш взгляд, имел в виду В.Л. Алтухов, когда писал о непересекаемости измерений, что препятствует их объединению в одну концептуальную модель [12, с.86].

В принципе все теории, стремящиеся четко зафиксировать количество измерений, времен и континуумов, сталкиваются с весьма серьезными методологическими трудностями. Так А.А. Макейчик в своей интересной работе, явно отражающей нелинейные предпочтения автора, хотя и не используя категорию многомерности, пишет о дихронности (двоевременье) социокультурных комплексов, находящихся на разных уровнях общественного развития, что предполагает гетерогенную временную организацию социума [20, с.26,37]. При этом дихронность действует в связке с монохронностью [20, 18], таким образом, один и тот же народ может переживать дихронные и монохронные периоды своей истории [20,с,29].

Отсюда возникает целый ряд вопросов. Первое, может ли социальная гетерогенность иметь более сложную, например триахронную природу и так далее? АА. Макейчик связывает природу дихронности со взаимодействием внутреннего и внешнего начала (в частности внедрение в традиционные общества стадиально высших форм как раз и породило феномен дихронности) [20, с.18,24]. Отсюда следующее: может ли быть источник разновременья сугубо внутри общества? Так автор пишет о дихронном консерватизме, выражающего неисчерпанности изживающей самобытности, ее способность к дальнейшему существованию [20, с.33-34]. Взаимодействие дихронного и монохронного консерватизма с монохронным прогрессизмом дает более сложную картину триахронности, а в перспективе возможен еще и диахронный прогрессизм.

Например, латиноамериканские общества дают примеры существования сразу нескольких разновременных укладов: первый связан с традиционными формами социальности, другой - рабовладельческое плантационное хозяйство, третий - имеет праобразы в феодальных отношениях (энкомьенда), причем два последних феномена здесь явно лишены стадиальной определенности европейских линейно-поступательных аналогов. Наконец впоследствии произошло проникновение стадиально-формационного капитализма Запада, что в итоге дало многомерный феномен постколониального развития. Везде, где стадиальные и астадиальные формы накладываются друг на друга, количество континуумов и субконтинуумов множится вне строгой определенности.

Наконец, возникновение разновременных форм известно и в линейно-стадиальном (формационном) типе эволюции. Так предкапиталистические элементы (мануфактуры) возникают на севере Италии уже в конце XIII в., просуществовав достаточно длительное время с феодальными (явная дихрония), они в данном случае так и не смогли возобладать, обуславливая переход к качественно высшей формации, вплоть до XIX в., когда вступил в действие уже внешний фактор.

Все вышеизложенное, по нашему мнению, свидетельствует в пользу того обстоятельства, что предметом многомерного подхода является не выделение строго определенного количества измерений, континуумов, времен и тем более не сведение их к общему знаменателю, а изучение способов "состыковки" (взаимодополнения) моделей, описывающих то или иное измерение, на что прямо и указывает B.JI.Алтухов [12, с.87].

Как представляется, эвристический потенциал теории многомерности может быть раскрыт на нескольких уровнях. Предельный уровень абстракции здесь составит многомерность как способ организации Вселенной (Абсолютная многомерность) с ее эволюционной ипостасью - Абсолютным эволюционным континуумом и субконтинуумами (физическим, биологическим, социальным и пр.). Социальная многомерность не есть простой синтез различных качеств, моментов, аспектов и т.п., она не сводится к многослойности социальных структур и разновекторности общественных детерминаций. На уровне социальной тотальности (социетальности) многомерность выступает как сущностная черта сложного нелинейного объекта, как абсолютная полнота и принципиальная вместимость определенного количества его субконтинуумов, заданных каким-либо системным качеством, представляющим собой отражение целого практически в соответствии с классическим принципом пантеизма "все во всем". Тем самым данная целостность способна одновременно существовать в нескольких системах измерения, связанных между собой по принципу комплементарности. В этом смысле социальная реальность может быть уподоблена бесконечности Вселенной. В христианской парадигме данный феномен раскрывается через божественные ипостаси. Человек также является абсолютной полнотой своих измерений (биологического, психического, социального и космического) не редуцируемых и не суммируемых друг с другом.

Деятельность задает движущий момент в социальную структуру, ведущий к ее трансформациям. Классические работы Г.Зиммеля и П.Сорокина прочно связали социальные изменения с понятием социального пространственно - временного континуума [21;22;23],что не вызывало возражений и в советской историографии [24;25;26;27].

Трансформации Социетального Универсума, воплощенные через инверсии исторического и социального хронотопов задают нелинейную динамику в инверсиях их составляющих - соответственно исторического и социального времени / пространства. Так накопление преобразующего начала в деятельности людей приводит к прорыву социально-функциональной темпоральности исторической. В свою очередь эволюционное поле, структурируемое в первую очередь динамическим аспектом, взятое в структурно-функциональном измерении (срез по линии "настоящего") дает уже социальное пространство как сферу общественного воспроизводства. Однако социальность не может пребывать в настоящем, что делает неизбежным уже социально-исторические пространственные трансформации разной степени полноты и интенсивности.

Стадиальность связана с прорывом трансформационной энергии разной частоты и мощности, что задает ритм историческому процессу и, соответственно, в зависимости от характера произошедшей трансформации формируются стадии развития в различных исторических типах общественного устройства или же глобальные стадии всемирной истории.

При этом сама стадиальность как этапность, периодичность - то есть неотъемлемое свойство исторического процесса, впрочем, как и любого другого, не может исчезнуть вообще, скорее всего исчерпание одного из видов стадиальности (линейно-формационного) знаменует ее переход к более сложным нелинейным формам.

Астадиальность же не является простым нарушением последовательности этапов, перепрыгиванием через некоторые из них - это явление более сложного характера неописуемого в линейно-поступательной логике. Для этого следует обратиться к объемным моделям социально- исторического (социетального) хронотопа, где разновременные пласты социальности не исчезают с появлением высшей формы или превращаются в анахронизмы, а существуют в смежных измерениях и всегда могут быть затребованы. Объемность социетального хронотопа предполагает искривление линейности, постоянное возникновение новых субконтинуумов, новых завитков, свертывающихся спиралей и т.п.

Здесь возникают, казалось бы, ушедшие в безвозвратные формы, социальные практики прежних времен и т.п. Эталонным представляется пример уже упоминавшегося выше плантационного рабства, астади- ального по сравнению с его линейно-стадиальным образцом (античное рабство). Феномен территориальных войск (посаженных на землю воинов) в низменности исходной идеи просуществовал вплоть до индустриальной эпохи, а превращенные формы данного феномена возникли уже в наше время (популярное ныне в Украине и России "возрождение казачества").

Здесь хотелось бы обратить внимание еще на одно обстоятельство. В качестве сущностной черты тотальности В.В. Кизима выдвигает принцип диверсизации предполагающий ее целостно-дискретный характер [28, с.38-39], Тем самым целостные/целокупные формы тотальности (по гегелевской терминологии) или дискреты тотальности (В.В. Кизима) есть саморазвертывающая целостность и в этом качестве они выступают как тотальность в единстве всеобщего, особенного и единичного. Данные дискретные формы, на наш взгляд, соотносятся с историческим и социальным хронотопами, что дает в итоге линейно-стадиальную и воспроизводственно-регулятивную социальную динамику. В качестве дискрета выступает западноевропейский тип развития как воплощение историчности с ее "перерывами" и стадиальными трансформациями. Социально-регулятивный хронотоп, где трансформационные порывы гасятся стабилизирующе-консервативным началом, воспроизводящим исходные формы, представлен нелинейными формами общественной эволюции (по терминологии Л.С. Васильева - "неевропейский путь развития"), где в качестве тоталогического дискрета нам видится китайская (дальневосточная) мироцелостность.

Линейный и нелинейный континуумы в рамках социетальной многомерности не обособленные образования. Они переходят друг в друга, взаимодействуют друг с другом, создавая трансконтинуумные феномены.

Именно о таковом, на наш взгляд, и пишет М.А. Чешков, когда говорит о "разрыве через преемственность" [29, с.95]. То есть советская трансформация трактуется им как разрыв, в котором преемственность доводится до своего полного предела и тем самым отрицается через завершение.

Так называемый осевой прорыв символизирует возникновение и усиление стадиальной динамики, представленной в европейском пути развития и формационном типе общественной эволюции, однако в конце ХІХ - начале XX вв. выявилась его предельность и возникают немыслимые ранее астадиальные, нелинейные образования, порожденные в результате обратимости, казалось бы, необратимых процессов (государственно- олигархический монополизм, тоталитаризм во всех его модификациях).

В рамках данной статьи нами будут рассмотрены два наиболее показательных астадиальных образования современности, чье осмысление в линейно-поступательной парадигме сталкивается с рядом существенных теоретико-методологических трудностей - это социалистическая и третьемирская мироцелостности.

Первая из них связана с социалистической альтернативой как догоняющей модернизацией. He вдаваясь в подробности, отметим только, что генезис капиталистических отношений в России имел совершенно другие последствия. Капитализма как исторического типа общественного устройства стадиально (формационно) идентичного западному здесь так и не сложилось. Сформировалась, как стало ясно впоследствии, трансстадиальная модель с элементами индустриализма-капитализма, внедренного в докапиталистические структуры. "Замещающего развития" (М.А. Чешков) здесь так и не возникло. Известную аналогию дают процессы Известную аналогию дают процессы развития капиталистических отношений в Германии, но там их удельный вес оказался куда более значительным, да и знаменитые реформы Штейна-Гарденберга начались более чем на полвека раньше. Первый историологически значимый пример обратимости необратимого, вроде бы немыслимый в линейно-стадиальной логике, дает нам российская история начала XX в., а последний произошел уже на наших глазах в его конце. Все это одна из черт сопряженного развития, когда западная индустриализация, преломлясь в смежных с нею типах социальности, вызывает к жизни не себе подобные, а мутировавшие формы, которые в свою очередь дают обратные импульсы, что в совокупности всех составляющих создает мощное силовое поле, воздействующее на все типы социальности. М.А. Чешков описывает подобные феномены через категории "соразвитие", "совмещающее" развитие [30, с.41-42]. Тем самым с середины XIX в. в структуре Социетального пространства/ времени начинает формироваться еще одно хронотопное искривление, приблизительно через сто лет достигшее своего пика.

Линейные процессы дифференциации общественных сфер (развитие капиталистического сектора, обособление экономических структур от политических, элементы парламентаризма и т.п.) подготавливали очередную инверсию, поскольку вели к резкому социальному расслоению и поляризации общественных сил.

Столыпинская аграрная реформа, долженствующая создать социальную базу капитализма в сельском хозяйстве - фермерское производство, разрушить докапиталистические коммунитарные формы (общину) и тем самым обеспечить капиталистическую модернизацию в итоге привела к прямо противоположным результатам. Был создан новый очаг напряженности в аграрном секторе ("вторая война") еще более опасный по своим последствиям чем промышленный. Индустриализация же развивалась главным образом за счет государственного перераспределения средств из сельского хозяйства в промышленность.

Еще более усугубляла ситуацию монополизация экономики, служившая не развитию производства, а консервации застойных черт (наиболее монополизирована была оборонная промышленность, вообще слабо связанное с рыночной сферой).

Таким образом, если на Западе линейные процессы погашали неблагоприятные последствия циклических, обеспечивая сбалансированность и структурную взаимосвязь между элементами социальной структуры (даже Великая депрессия, сломавшая классические политэкономические концепции безкризисного развития, привела к качественным трансформациям системы, но не превратилась в ее крах, инверсию в сторону тотального огосударствления), то в России дело обстояло совершенно иначе.

Линейные процессы вызвали ассинхронизацию всех сфер общественной жизнедеятельности. В результате рывка первоначальная энергия подъема трансформируется в нечто прямо противоположное в форме инверсии. Именно внедрение индустриальных технологий позволило аккумулировать огромное количество энергии, которая, вступив в противоречие со структурой, выплеснулась в доселе невиданном по мощи разрушительном взрыве.

Некоторые исследователи считают возможным говорить об инверсионном типе развития как особой форме социальной динамике характерной для российского социума [31, с.312-317]. В точке инверсии недоразвившиеся структуры зачастую сметаются более архаичными формами, но с большим зарядом социальной энергетики. Именно так произошло в начале ХІХ в. Советское общество, сформировавшееся в основном к началу 30-х гг., обычно именуется тоталитарным. М.А. Чешков постулирует тезис о его несистемной природе, поскольку одним из неотъемлимых признаков системы является наличие субсистем с автономной логикой развития [32, с.163-170]. Ничего подобного в советском социуме не было. Вместо политической субсистемы все уровни социальной структуры пронизывала массоподобное образование, именуемая исследователем как "Партия/ Государство", которое не являлось ни тем, ни другим. Отсюда им проводится мысль о том, что здесь мы имеем дело с социетальной несистемной общностью, как превращенной формой индустриализма (индустрополитаризм), обратной стороны тех, что представлены на Западе.

Следующий вариант астадиального развитии имеет еще более длительную историю, начиная с эпохи Великих географических открытий, вызвавших к жизни целый поток разнонаправленных процессов, главным из которых стало нарушение преемственности развития неевропейских обществ, трансформация традиционных восточных структур, что в конечном итоге (кон. XIX - нач. XX вв.) привело к новому типу социальной динамике - сопряженному развитию и к новой исторической форме, которая с 1952 г. получила наименование - "третий мир" (А. Сови), а в русле теорий модернизационного дискурса - "развивающиеся страны". Ее характерными чертами стали трансстадиальность (надформационность) и несистемный тип социальности, который конгломеративен, мозаичен и даже представляет отчасти неопределенное множество [30, с.48-57].

Подобный тип организации M.A. Пешков именует аструктурным, что противопоставляет его системным формам социальности - мировой капиталистической системе (МКС) [33, с.8-9;34, с.77-78].

Таким образом, с одной стороны здесь происходит нарушение стадиальной определенности западных форм, поскольку капиталистические структуры встраиваются в докапиталистическую социальности, с другой - нарушается традиционная цикличность, т.к. новые отношения задают иную социальную динамику. Подобный феномен обычно отражается в литературе при помощи категорий "смешанное", "симбиозное", "мозаичное" общество, на наш взгляд не совсем адекватно отражающих действительность, поскольку все они заданы линейной оппозицией прошлое-настоящее-будущее. Социально-исторический хронотоп данного мирообразования как раз и характеризуется смещением, искривлением временных модусов. Уникальность этой общности М.АЧешков видит в отсутствии у нее самодостаточности, что отличает ее от двух других [30, с.48].

В 2004 г. с подачи AM.Петрова в отечественной востоковедческой науке стало применяться весьма содержательное понятие "геном" Востока, которое, однако, до сих пор скореее остается мыслеобразом, нежели строго разработанной категорией. Попытка более строгого анализа представлена М.АЧешковым, который в качестве базисной разрабатывает категорию генотипа общности развивающихся стран (ОРС). При этом OPC у него не тождественно "третьему" миру, он указывает, что последний лишь исторический, хотя и эталонный, образ ОРС. Надо полагать, что OPC более широка по своему содержанию и включает те страны, которые уже нельзя считать третьемирскими. Здесь обычно применяют категорию "эшелонов развития", выделяемых на основе целого комплекса факторов, где все же доминируют социально-экономические. Поиск одного единственного критерия приводит к умножению перечислений, которые мало что доказывают.

Более продуктивны в качестве общей теории разработки М. А.Чешкова, который предлагает отразить специфику OPC (генотип) при помощи таких "генов" как периферийность, конгломеративность и "объектность" [30, с.48-50]. Понятие периферийность включает различные измерения (от экономического до культурного) и характеризует производность или вторичность OPC от других мирообразований; конгломеративность отражает способ организации присущий объектам несистемного порядка - мозаичным общностям, суммативным образованиям, неопределенным множествам. Третий ген связан с положением OPC как объекта мировой истории, творимой Западом. При этом генотип OPC не обладает жестко фиксированной структурой, генотипические и фенотипические (данные средой) черты взаимопереходящие. Так периферийность может в определенной ситуации перейти в свою противоположность. На уровне отдельных социумов, культур, цивилизаций соотношения данных признаков весьма различны. В каждом из компонентов есть третьемирское измерение, традиционно-восточное (в разной мере модифицированное) и превращенное (особенно в своей "некапиталистической" форме). Тем самым OPC есть и целое (мирообразование) и совокупность (конгломерат) отдельных социумов, культур и т.п. Для характеристики социального бытия OPC М.АЧешков применяет термин "массоподобие" [33, с.8]. Это, по его мнению, означает, что развивающийся мир принадлежит к тому классу социальных общностей, что и масса, толпа, аудитория, то есть к неартикулированному и аструктурному образованию. Им соответствует стохастическая или вероятностная природа (неустойчивость состава и границ, пульсирующий характер), ситуационность и разнородность состава.

Таким образом, сам феномен астадиальности (трансстадиальности) является историологическим и даже историософским конструктором осмысления тьермондиализма. Развитие здесь не происходит в результате смены одного состояния другим, вытеснения прежнего феномена новым, разрыва преемственности. Циклически воспроизводственное, регенерирующее начало пронизывает все звенья социальной структуры. В результате происходит обратимость социальных процессов, воспринимающееся как обращение к истокам, первичным, базисным основам социальности, казалось бы ушедших в историю. Прошлое и настоящее не разведены во времени, но то и дело оказываются в смешанной системе (некоторые исследователи определяют этот феномен как "открытое время") [35, с.37-38; 10, с.19-21; 36, с.427-430]. Может быть это также одна из составляющих генотипа Востока в том или ином качестве перекочевавшая в третьемирскую общность?

Возможно сам феномен разрыва (или "надрыва") обнаруживает свою относительность, встраиваясь в процесс регенерации как один из ее аспектов. Трансстадиальное развитие происходит не через разрыв, а через модификацию, перекомбинирование уже имеющего субстрата.

Н.А. Хренов справедливо указывает, что традиционная культура не исчезает с возникновением цивилизации, а переходит в другое качество, где разрывы чередуются с возвратами [36, с.443,446-449] (наверно, будучи взаимозависимы - В.П.), а флуктации традиционности, участвуя в процессе создания новой цивилизации, не объяснимы в модернистском сознании (линейно-поступательной парадигме). Таким образом, актуализация прошлого является необходимым условием социальной динамики, опосредующим линейно-поступательные процессы. Феномен разрыва в нелинейных формах общественной эволюции оказывается, тем самым, привнесенными извне или реакцией на проникновение иных социальных форм, связанных линейно-стадиальным развитием.

Прошлое здесь не исчезает целиком в небытие вслед за исторической конкретикой, его архетипические практики и социальные модели оказываются в переотложенном, непроявленном состоянии в параллельном измерении и всегда могут быть активированы и затребованы в сходных ситуациях.

Перед нами все тот же феномен "искривления" социальности, смещение разновременных и разноуровневых явлений, их превращенное™. Традиционная социальная целостность разрывается на множество разноизмеряемых субструктур, каждая из которых развертывается в своем собственном континууме, по отношению друг к другу они существуют в разных срезах реальности, взаимосвязи между которыми носят нелинейный характер, чем-то наподобие соотношения между системами Евклида и Лобачевского. К середине XX в. именно эти процессы во всемирном масштабе привели к возникновению третьемирской общности.

Соответственно этому формируется и специфический хронотоп, отличный как от формационного, линейно-стадиального, так и от традиционного циклического. Первый характеризуется разрывом временной преемственности и переходом на качественно новую, стадиально-высшую форму. Классический пример здесь - новый пространственно-временной континуум, открывшейся после Английской и Великой французской буржуазных революций. Наиболее динамичная общественная сфера (социально-экономическая), с исходящей из нее системой детерминации, переструктурирует всю социальную целостность, чем и достигается стадиальная социетальная трансформация. В другом же случае происходит периодическое чередование двух и более архетипических социальных моделей (базисных основ социальности с их целостными, социокультурными установками).

Социальная трансформация в условиях сопряженной формы общественной эволюции дает нам совершенно иные взаимосвязи прошлого, настоящего и будущего. Если в традиционной цикличности активировались относительно крупные, целостные архетипические массивы, то здесь происходит их раздробление некими трансвременными каналами телепортации затребованных образов. Их действия можно представить по аналогии с черными дырами, засасывающими, правда, не все что попало, а лишь то, что может быть использовано и адекватно новой эпохе (прошлое и настоящее, настоящее и будущее, архаика и современность), разномерность координат в трансстадиальном типе социальности может преодолеваться их выходом в смежные континуумы, где они раскрываются, "переливаются" друг через друга (докапиталистические формы в капиталистической системе, фабрика-община, самурайский кодекс предпринимателя, президент-император и т.п.). В этом, на наш взгляд, и заключается феномен "открытого времени". Данный феномен "открытости" особенно ярко проявляется идеократических режимах, где прошлое непосредственно присутствует в настоящем, сливающимся с будущим. Традиционалистские общества характеризуются приоритетом прошлого, которое оказывается наиболее значимым и реальным. Там же, где усиливается эсхатологическая составляющая, соответственно возрастает значимость будущего.

В заключении хотелось бы еще раз коснуться проблем альтернативности глобального исторического процесса. М.А. Чешков не только сомневается в самой идеи альтернативности в условиях глобализации, но и весьма скептически оценивает возможности цивилизационных процессов за исключением некоторых составляющих ОРС, где сохраняется традиция Великих мировых цивилизаций [30, с.57].

Данная позиция видится нам несколько противоречивой. Идеи безальтернативности явно не соответствует тот феномен, который сам же М.АЧешков именует возрождением Востока [34]. Тот факт, что мирообразования (мир-системы капитализма, социализма, Третий мир) сменяются регионально-цивилизационными общностями (ЕС, три великих цивилизационных ареала) свидетельствует не о крахе альтернативности, а ее переходе на другой уровень (регионально-цивилизационный).

Возможно имеет место феномен обратный осевому, линейному времени, когда из синхронно-цивилизованных процессов вычленилось диахронное формационное измерение (время вырвалось из пространства), затем обратно формация переходит в цивилизацию. Формационная принадлежность современных социумов, особенно незападных, оказывается весьма размытой, а цивилизационные характеристики отнюдь не утратили своей демаркирующих возможностей.

Цивилизационно-синхронные процессы усиливают фактор пространства, но универсализация, обычно именуемая глобализацией (термин впервые введен в научный оборот в 1981 г. Дж. Маклином), вновь выдвигает фактор времени. He означает ли параллельное развитие двух противоположных тенденций (цивилизационная - синхрония - пространство; глобализация - диахрония - время), что возникает новая хронотопная конфигурация - сопряженное развитие сразу двух, пока еще формирующихся континуумов - пространственно-временного (цивилизационного) и время-пространственного (глобализационного), в которых приоритетным выступает либо пространство либо время. Возможно, имеет смысл для этого случая терминологически разграничить топохрон и хронотоп соответственно. В любом случае Социетальный хронотоп видится как сложное многомерное, саморазвертывающиеся образование, способное к пространственно-временным трансформациям, к созданию качественно новых, пространственно-временных континуумов (субконтинуумов).

Список использованных источников

1. Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. - СПб., 1999. - 480 с.

2. Хвостова К.В. Постмодернизм, синергетика и современная наука // НИИ. - 2006,- №2. - С,22-33.

3. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время. В поисках утраченного. - М., 1997.-800 с.

4. Лапкин В.В. Циклы, ритмы, волны: проблемы моделирования политического развития // Полис. - 2002,- № 4. - С.26-31.

5. Пантин В.И. Волны и циклы социального развития: цивилизационная динамика и процессы модернизации,- М., 2004. - 246 с.

6. Соколов Ю.Н. Общая теория цикла как метод познания. - Ставрополь, 2002. - 179 с.

7. Мельников Ю.Н. Циклическое развитие общественных систем и России - Ульяновск, 2005 .- 224 с.

8. Попов В.Б. Синхронное и диахронное измерения всемирной истории // ПФ. - 2004. - №4,- С, 46-58.

9. Попов В.Б. О природе социально-исторических трансформаций: движение в континууме глобальности //ПФ. - 2007,- №4. - С.100 -111.

10. Алтухов В.Л. О смене порядков в мировом общественном развитии // МЭМО. - 1995. - №4. - С, 5-21.

11. Алтухов В.Л. Многомерный мир третьего тысячелетия // МЭМО. - 1999. - № І,- С, 30-38.

12. Алтухов В.Л. Логика человеко- и мироустроения. - М., 2003. - 97 с.

13. Дрюк М.А. Современные концепции многомерности как новой парадигмы мышления // ВМУ,- Сер. 7. - 2002. - № 2.

14. Келле В.Ж. Проблема многомерности в методологии социальноисторического познания // Проблемы исторического познания. - М., 2002. - С. 28-41.

15. Пак Г.С. Многомерное время истории как человеческой деятельности. - Н.Новгород, 1998. - 182 с.

16. Пак Г.С. Многомерное время истории как человеческой деятельности: Автореферат дис.... докт. филос. наук. - Екатеринбург, 2000,- 48 с.

17. Шевченко В.Н. Социально-философский анализ общества. - М., 1984. - 243 с.

18. Поляков Ю.А. Как отразить многомерность истории // ННИ. - 2003. - № 4 - С, 3-10.

19. Кемеров В.Е. Введение в социальную философию. - СПб., 2001. - 268 с.

20. Макейчик А.А. Философия дихронности. - М., 1996. - 62 с.

21. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество,- М., 1992. - 542 с.

22. Сорокин П., Мертон Р. Социальное время: Опыт методологии человеческого и функционального анализа // Социс. - 2004. - № 6. - Т. 2,- С. 112-119.

23. Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования // Зиммель Г. Избранное. - М., 1996. - Т. 2. - 608 с.

24. Лой А.Н. Социально-историческое содержание категории "время" и "пространство". - К., 1984. - 136 с.

25. Артемов В.А. Социальное время. - Новосибирск, 1987. - 240 с.

26. Черников В.Г. Общественное пространство,- Воронеж, 1984. - 164 с.

27. Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. - М., 1987. - 255 с.

28. Кизима В.В. Тоталлогические аллюзии // Totallogy. Постнекласичні дослідження. - К., 1995. - С. 20-105.

29. Чешков М.А. Россия/ СССР и Восток: судьбы исторической общности // МЭМО. - 2003. - №6. - С,88-97.

30. Чешков М.А. Двойная спираль глобализации. - М., 2007. - 178 с.

31. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. - М., 1991. - Ч.1.- 384 с.

32. Чешков М.А. Глобальный контекст постсоветской России: Очерки теории и методологии мироцелостности. - М., 1999. - 300 с.

33. Чешков М.А. Осмысливая развивающийся мир // МЭМО. - 2000,- №4.-С.3-11.

34. Чешков М.А Возрождение Востока и развивающиеся страны в мировом контексте // МЭМО. - 2007. - № И. - С,69-80.

35. Крымский С.Б. Метаисторические ресурсы философии истории // ВФ. - 2001,-№6,-С,32-41.

36. Хренов Н.А. Воля к сакральному. - СПб., 2006. - 571 с.

Размещено на Allbest.ru