Критические замечания Герцена в адрес славянофильских изданий

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Российской Федерации

ФГБОУ ВПО "СЫКТЫВКАРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ"

Институт гуманитарных наук

Кафедра журналистики

Контрольная работа по курсу

"Критические замечания Герцена в адрес славянофильских изданий"

Исполнитель:

Евдосюк Ксения Ивановна,

Сыктывкар,2013

Содержание

Введение

1. Биографическая справка

2. Западничество и славянофильство

3. Полемика Герцена и Шевырева

Заключение

Список использованных материалов

Введение

западник славянофил герцен полемика

В ХIХ веке в России выделилось две основные группы мыслителей -- западники и славянофилы. Они высказали противоположные версии цивилизационной принадлежности России. Одна версия связывала Россию с общей европейской судьбой. Россия -- Европа, но только отстала от нее в развитии. За столетия ига европейское лицо россиян существенно изменилось, и только Петр сумел вырвать страну из отсталости и сна, повернуть ее снова на магистральный путь европейской цивилизации. Будущее России -- в примере Европы, в заимствовании ее государственного, общественного, технологического опыта. Русские должны по примеру ведущих европейских стран выстраивать свою государственность, развивать парламентаризм, демократические традиции, повышать культуру. Важное место западники отводили вопросу о том, что россиянин, наконец, должен осознать себя как независимую творческую личность, знающую и уважающую свои права.

Славянофилы заняли противоположную позицию. У России -- своя судьба, свой путь в истории. Ей не подходят западные порядки и рецепты лечения общественных болезней. Россия -- земля не государственная, а общинная, семейная. В ней прежде всего сильны традиции коллективизма, коллективной собственности. Русский народ не претендует на государственную власть, он доверяет ее монарху, который подобен отцу в семье, его слово и воля -- живой закон, не подлежащий оформлению в виде конституций и хартий.

Постоянным оппонентом славянофильства выступало западничество. Это имя движения выросло из прозвища, данного ему славянофилами за его, якобы, низкопоклонство перед Западной Европой. Как позже отмечал принадлежавший к западникам П.В. Анненков, "не очень точны были прозвища, взаимно даваемые обеими партиями друг другу... славянофильской и западной, - но мы сохраняем эти прозвища потому, что они сделались общеупотребительными, и потому, что лучших отыскать не можем: неточности такого рода неизбежны везде, где спор стоит не на настоящей своей почве и ведется не тем способом и не теми словами и аргументами, каких требует. Западники, чтобы о них ни говорили, никогда не отвергали исторических условий, дающих особенный характер цивилизации каждого народа, а славянофилы терпели совершенную напраслину, когда их упрекали в наклонности к установлению неподвижных форм для ума, науки и искусства".

1. Биографическая справка

А.И. Герцен (1812-1870) - незаконнорожденный сын богатого московского помещика И.А. Яковлева, в семье которого он получил хорошее по тем временам образование и воспитание. В 1829 г. поступил на физико-математический факультет Московского университета. Здесь вокруг него и его друга Н.П. Огарева образуется кружок студенческой молодежи, в котором преобладает социально-политическая проблематика. В июле 1834 г. вскоре после окончания университета за связь с революционным движением университетской молодежи был арестован и выслан в Пермь, Вятку, Владимир. В 1839 г. по возвращению в Москву он женится и знакомится с М.А. Бакуниным, В.Г. Белинским, Т.Н. Грановским, но вскоре вторично ссылается под надзор полиции в Новгород. В 1842 г. по ходатайству ему было разрешено вернуться на проживание в Москву. Здесь он примыкает к "западническому" направлению историософских исканий интеллектуального движения 40-х годов. В 1847 г., добившись разрешения посетить Европу, Герцен покидает Россию, как оказалось, навсегда. В 1848 г. Герцен стал свидетелем поражения Французской революции, что оказало на него глубокое идейное воздействие. С 1852 г. он поселяется в Лондоне, где уже в 1853 г. основывает вольную русскую типографию и начинает издавать альманах "Полярная звезда", газету "Колокол" и периодическое издание "Голоса из России". Издания вольной русской типографии Герцена стали первой бесцензурной печатью России, оказавшей огромное влияние не только на социально-политическую, но и на философскую мысль.

2. Западничество и славянофильство

"Эпоха, когда сложились взгляды Герцена, - отмечал Н.Н. Страхов, летописец идейной борьбы 40-х годов, - была самой цветущей эпохой западничества в русской литературе. Это был конец 30-х и начало 40-х годов, время Станкевича, Грановского, Белинского и так далее". Автор отмечает, что Герцен по силе мысли стал "самою крупною звездою в этой первоначальной плеяде западников". В известном смысле Герцен был не просто западник, то есть не просто поклонник и подражатель Запада; это был западный человек.

В состав западнической партии входили, каждый со своими индивидуальными пристрастиями и колебаниями, Н.П. Огарев, В.Г. Белинский, Т.Н. Грановский, В.П. Боткин, И.С. Тургенев, К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, М.А. Бакунин, И.П. Галахов, П.В. Анненков и др. Западникам приходилось вести идейную борьбу на два фронта: против идеологии "официальной народности", которую со страниц журнала "Москвитянин" проповедовали М.П. Погодин и С.П. Шевырев, и против собственно славянофилов.

Для западников, Герцена в первую очередь, современная николаевская Россия, утвердившаяся на крови декабристов и выступающая в роли жандарма Европы, представлялась кошмаром. Только лет через десять общество очнулось в атмосфере порабощения и преследований. И им овладела глубокая безнадежность и общий упадок сил. Среди части дворянской интеллигенции получил распространение национальный нигилизм, пессимистически отчужденное отношение ко всему русскому, некоторые увидели спасение в сближении с Западом на почве католицизма.

По признанию Герцена, западный мир "с его уважением к лицу, с его политической свободой" стал идеалом русских западников. "Свобода лица - величайшее дело; на ней - и только на ней - может вырасти действительная воля народа. В себе самом человек должен уважать свою свободу и чтить ее не менее, как в ближних, как в целом народе". Свобода личности может мыслиться как нравственная категория, выступающая в интересах индивидуальности в соответствии с определенными максимами морали. Свобода выступает и как социальная категория, действующая в интересах общества.

На этой почве обозначилось резкое расхождение западников со славянофилами, у которых господствовала идея полного поглощения личности общиной, ибо последняя есть "то высшее, то истинное начало, которому уже не предстоит найти ничего выше себя", по отношению к которому претензии личности на свою свободу и независимость представляются достойным осуждения эгоизмом. В идейных установках западников они видели подрыв русских патриотических идеалов и насаждение чужеродных начал путем "обезьянничания" и низкопробного подражательства.

Полемика со славянофилами -- первая крупная общественно-политическая, философская, литературная дискуссия 40-х годов. В ней нашла свое идейное выражение борьба общественных группировок вокруг вопроса о путях развития России, русской культуры, русской литературы,-- борьба, всё более обострявшаяся по мере приближения эпохи, идущей на смену крепостничеству.

Отношение Герцена к славянофилам не было однозначным. И хотя в период эмиграции разногласия во взглядах Герцена со славянофилами несколько сгладились, оценку истокам этого направления он дает иную. Истоки славянофильского движения Герцен связывает с фигурой князя

М. М. Щербатова, выдвигая на первый план критерии общественно-политического характера. "Князь Щербатов дошел до своей славянофильской точки воззрения, сверх частных причин, тем же путем, которым на нашей памяти дошла до нее часть московской молодежи. Раздавленная николаевским гнетом, не видя конца ему, не видя выхода - она прокляла петровский период, отреклась от него и надела, нравственно и в самом деле - зипун".

Герцен отмечает явные противоречия М. М. Щербатова в оценках отдельных сторон жизни Московской Руси, идеализацию им домостроевщины и тому подобных явлений, стремясь одновременно отождествить увлеченность последнего стариной с установками славянофилов.

Идеализация нравов Московской Руси и бытового уклада царского двора того времени, представленная в сочинение лидера аристократической оппозиции екатерининской эпохи, строится на качественно иных установках, нежели те представления об идеале жизненного уклада далеких русских людей, какие конструирует в своих историософских построениях, например, А. С. Хомяков. Он не идеализировал Московскую Русь. Достаточно обратиться, программной публицистической статье А. С. Хомякова "О старом и новом", чтобы в этом убедиться. Хомяков исходит из мысли о наличии в древнее время догосударственного состояния Руси многих добрых начал в жизни частной и в вечевом укладе, и в общественном судопроизводстве, которые со временем, вследствие раздоров внутренних и ига внешних врагов, "не только не были развиты, но еще были совершенно затемнены и испорчены в жизни народной, прежде чем закон коснулся их мнимой жизни".

Но уже в Московской Руси укореняется, по мнению Хомякова господство беззакония, невежества и тирании социальной верхушки меньше всего думавшей о нуждах народа. Ко времени царствованию Петра I, пишет Хомяков, "язва безнравственности общественно! распространилась безмерно ...: корыстолюбие в судьях, которых имя сделалось притчею в народе, честолюбие в боярах, которые просились в аристократию, властолюбие в духовенстве, которое стремилось поставить новый папский престол. Явился Петр, и, по какому-то странному инстинкту души высокой, обняв одним взглядом все болезни отечества, постигнув все прекрасное и святое значение слова "государство", он ударил по Руси как страшная, но благодетельная гроза". Иными словами, разложение общественных нравов захватило русское общество уже в период Московской, допетровской Руси, то есть именно в тот период, который представлялся кн. М. М. Щербатову в идеалистическом свете воплощением исконных добродетелей и простоты бытового уклада, как царства строгой нравственности, не знающее роскоши, распущенности и фаворитизма. Конечно, нельзя полностью отрицать известной общности в позициях славянофилов и кн. Щербатова в их отношении к последствиям реформ Петра I. Но в главном, в признании целительности и благодетельности мер Петра I по приобщению России к достижениям европейской научной мысли, славянофилы никогда до обскурантизма не опускались.

Поэтому утверждение А. И. Герцена о том, что славянофилы полностью отреклись от петровского периода, отмеченного восприятием европейского опыта, и прокляли его, вряд ли следует считать соответствующим исторической истине. "Мы вовсе не отвергали великих открытий и усовершенствований, сделанных на Западе,... но мы находили необходимым все пропускать через критику нашего собственного разума и развивать себя с помощью, а не посредством заимствований от народов опередивших нас на пути образованности".

Гораздо существеннее то, что в аргументации Герцена, в его оценке "полудикого быта наших предков" проглядывают очертания взглядов, какие развивал в своих "философических письмах" на историческое прошлое России П. Я. Чаадаев. Герцен, правда, не дает развернутого анализа общего состояния духовной и интеллектуальной отсталости России. Но в логике своих рассуждений он следует идеям Чаадаева, отдавая также явное предпочтение историческому опыту Западной Европы. Чего стоит его сравнение суровости пуританских нравов, сохранивших энергию англосаксонского характера, с мертвым затишьем Московской Руси, которая, "была похожа на большой сонный пруд, покрытый тиной". Эта перекличка Герцена с мыслями Чаадаева по сути дела отсылает нас к ближайшему рубежу тех истоков общественных настроений, которые предопределили возникновение славянофильского направления.

3. Полемика Герцена и Шевырева

В качестве значительной интеллектуальной силы в жизни русского общества 1840-х годов, как автор, обладавший, "безусловно, самым блестящим литературным дарованием среди западников", А.И. Герцен оказал существенное влияние на процесс поиска путей предстоящего переустройства России.

Краеугольным камнем герценовской общественно-политической программы явилось отстаивание права личности на свободное и гармоничное развитие, рассматриваемое как высшая духовная ценность и непременное условие совершенствования всей общественной жизни. Он обоснованно утверждал, что "нет ничего устойчивого без свободы личности". Именно отсутствием свободы личности во всех сферах - политической, общественной, частной - обусловливалось, по Герцену, коренное неблагополучие внутреннего устройства отечества, поскольку "одной из наиболее важных причин рабства, в котором обреталась Россия, был недостаток личной независимости; отсюда - полное отсутствие уважения к человеку со стороны правительства и отсутствие оппозиции со стороны отдельных лиц" (III, 488). Поэтому необходимой основой общественного переустройства Герцену представлялась решительная борьба, направленная на защиту человеческой личности от любых попыток подавления ее свободы во имя каких бы то ни было социальных институтов, будь то самодержавная власть или поддерживающая ее православная церковь. В этом приоритете свободы личности Герцен видел принципиальное отличие позиции той общественной группы, которую он представлял, от противостоящих ей славянофильских кругов: "Европейцы, как называли их славянофилы, не хотели менять ошейник немецкого рабства на православно-славянский, они хотели освободиться от всех возможных ошейников" (III, 482).

Герцен активно восставал против стремления славянофильских идеологов подменить идеал независимой личности духом религиозного смирения, коллективной покорности, являющихся, в представлении славянофилов, коренными свойствами русского народа, отделяющими Россию от Запада с его подрывом основ веры и, по выражению занимавшего правый фланг славянофильства С.П. Шевырева, "развратом личной свободы". Таким образом, в противовес славянофильскому лагерю, для Герцена Запад выступал неким символом торжества свободной личности над косными силами, стремящимися поработить ее независимость. В этой связи нападки славянофильских публицистов, в том числе и Шевырева, на западные гуманистические ценности, декларативные пассажи по поводу кризиса западной цивилизации и постулируемый идеал возвращения к духовным основам допетровской старины вступали в непримиримое противоречие с программными общественными установками Герцена: "...славянофилы хотели позаимствовать у прошлого путы, подобные тем, которые сдерживают движение европейца. Они смешивали идею свободной личности с идеей узкого эгоизма; они принимали ее за европейскую, западную идею и, чтобы смешать нас со слепыми поклонниками западного просвещения, постоянно рисовали нам страшную картину европейского разложения, маразма народов, бессилия революций и близящегося мрачного рокового кризиса" (III, 490).

Лишенный возможности выражать свои убеждения в русской подцензурной печати столь же открыто, как в цитированной выше работе эмигрантских лет, Герцен по мере сил старался хотя бы не допускать беспрепятственного распространения неприемлемых для него славянофильских идей, особенно активно оспаривая концепции тех оппонентов, которые пользовались явной поддержкой властей. И здесь одним из его постоянных противников стал Шевырев как видный представитель официальных кругов, профессор Московского университета, ведущий критик проправительственно настроенного журнала "Москвитянин". Непосредственной причиной включения Герцена в полемику с Шевыревым стало влияние, оказываемое на общество "Москвитянином", вступившим в непримиримую борьбу с "Отечественными записками", единственным печатным органом западнических литературных сил в начале 1840-х годов. В глазах Герцена Шевырев, наряду с редактором журнала М. П. Погодиным, отождествлялся с "преимущественно университетской, доктринерской партией славянофилов" (V, 164). Противостоящая западничеству общественно-политическая позиция Шевырева обусловила резко негативное отношение к нему Герцена, засвидетельствованное и на страницах "Былого и дум", и в сатирических фельетонах, частью опубликованных тогда же в "Отечественных записках", частью распространявшихся в рукописях, оказывая определенное воздействие на общественное мнение.

Наиболее ярко противодействие Герцена Шевыреву проявилось в связи со спорами в печати о курсе публичных лекций Т.Н. Грановского, воспринимавшихся Герценом как долгожданное открытое провозглашение гуманистических западнических идеалов. В этом контексте критика Шевыревым историко-философской концепции интеллектуального кумира западнического лагеря была расценена Герценом как донос, вызвавший незамедлительную гневную отповедь на страницах дневника, а Шевырев стал расцениваться в качестве личного врага. В период чтения Шевыревым лекционного курса, конкурировавшего с курсом Грановского, Герцен считал своим долгом противодействовать возможному успеху Шевырева, опубликовав в "Отечественных записках" полемический фельетон "''Москвитянин'' и вселенная".

В середине 1840-х годов среди либеральной интеллигенции в рукописи ходил герценовский памфлет "Ум хорошо, а два лучше", в котором Шевырев подвергся уничтожающей критике как лидер антизападнического лагеря и идеолог противостоящей европейским гуманистическим ценностям концепции чисто русского, особого пути развития. Используя метод полемического противопоставления плохого худшему, Герцен сравнивает охранительную программу издателей "Северной пчелы" с общественными идеалами руководителей "Москвитянина", в наибольшей степени осуждая вождей "университетской партии" в силу их притязаний на ведущую общественную роль: "Булгарин с Гречем не идут в пример: они никого не надули, их ливрейную кокарду никто не принял за отличительный знак мнения. Погодин и Шевырев, издатели "Москвитянина", совсем напротив, были добросовестно раболепны" (V, 165).

Но полемика Герцена с Шевыревым носила двусторонний характер. Шевырев вел неустанную борьбу с Герценом как с одним из наиболее ярких и заметных представителей "натуральной школы" - неприемлемого для него направления в современной литературе. Стремясь внести раскол в ряды своих противников, Шевырев намеренно выделяет среди них Герцена: само признание некоторых его литературных достоинств преследовало цель лишний раз рикошетом задеть других представителей социально-обличительного направления. Видя в Герцене серьезного противника, чьи взгляды требуют решительного опровержения, Шевырев пускает в ход разнообразный арсенал приемов борьбы с ним - от язвительной насмешки до попытки дать свою, принципиально несходную с авторской интерпретацию основных его идей. Главным пунктом полемических выпадов Шевырева стала герценовская концепция "этического индивидуализма", критику которой он построил на упорном отождествлении философских суждений Герцена, высказанных в статье "Капризы и раздумье", с абстрактно-отвлеченными идеями, якобы механически перенесенными на русскую почву извне, из сферы идеалистической немецкой философии, и обреченных поэтому на практическую бесплодность. Но Шевырев пошел в своей критике идеологии западничества значительно дальше, предъявив враждебному лагерю открытый упрек не просто в чуждости народной жизни, но и в прямой противопоставленности своему народу, разрыве с основами духовного бытия нации.

Идейное размежевание привело к окончательному разрыву отношений между участниками полемики. Оказавшийся за границей Герцен выбрал судьбу политэмигранта, а Шевырев остался в числе наиболее активных адептов официального курса. Чаемого Шевыревым синтеза западнических идей и славянофильских доктрин под эгидой проправительственной "догматической партии" не получилось, что лишний раз свидетельствовало о принципиально различных подходах Герцена и Шевырева к решению назревших общественных проблем.

Заключение

Герцен был одним из первых, кто за словопрениями славянофилов об исконных корнях и самобытности русской истории увидел позитивный смысл их идеала народности. Славянофилы, в отличие от западников, смотрели на народ, который идентифицировался ими с крестьянскими массами, не просто с состраданием, но с уважением, как к хранителям высших начал человеческой солидарности и национальной культуры. В этом, согласно Герцену, нашло выражение бессознательное демократическое чувство славянофилов.

Возглавив движение западников в России, Герцен развернул бурную деятельность и пропаганду своих взглядов, но так как у него имелся опыт ссылок, и его нельзя было назвать обычным мещанином, который вызывает доверие у властей, он постоянно подвергался контролю и давлению. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как иммигрировать в другую страну, а именно в Лондон, что произошло в 1847 году. Тут ему никто не мог помешать развернуть пропаганду против царского режима.

Такая бурная и насыщенная деятельность не продлилась очень долго. Ведь как он сам пишет, Герцен оказался недалеко от края, от нравственного разложения и гибели, его стали посещать тяжкие думы и размышления.

Трудно поддерживать пыл революционной борьбы и оставаться таким же Романтиком, каким он был в России. Мещанство запада показалось Герцену отвратительным и он, осуждая такой уклад жизни, все больше тосковал по России, отчетливо понимая, что революция может рассматриваться только как относительный инструмент и радикальные взгляды и революционная доктрина в любом случае не может быть абсолютной и носит элемент относительности.

Верить в идеальное её воплощение можно только в России, а не за Рубежом.

Список использованных материалов

1) Анненков, Павел Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). -- СПб., 1890--1907.

2) Н. Н. Страхов "Заметки о Пушкине и других поэтах", 1897

3) Хомяков А.С. О старом и новом// Русская идея. Сб. ст. М., 1992.

4) Левицкий С. А. Очерки по истории русской философии. М., 1996.

5) Герцен А. И. О развитии революционных идей в России // Герцен А.И. Собрание сочинений: В 9 т. М., 1955 - 1958. Т. 3.

6) История русской общественной мысли: В 3 т. М., 1997.

7) Пирожкова Т.Ф. Славянофильская журналистика. М., 1997.

8) Аксаков К.С. О русском воззрении // К.С. Аксаков, И.С. Аксаков. Литературная критика. М., 1981.

9) http://philosophy.ru/library/kamensky/slavian

Размещено на Allbest.ru