Рождение трагедии из духа музыки

Размещено на http://www.allbest.ru/

6

Размещено на http://www.allbest.ru/

Рождение трагедии из духа музыки

«…нам надлежит уразуметь греческую трагедию как дионисийский хор, который все снова и снова разряжается аполлинийским миром образов»

Известно, что, будучи молодым, Ницше был сильно увлечен пессимистической философией Шопенгауэра. Однако это увлечение, в итоге, вынудило Ницше хитростью обойти жизнеотрицающие последствия шопенгауэрских выводов и обратиться к средствам, охватывающим жизнь и существование. пессимистический философия шопенгауэр

«Рождение трагедии из духа музыки», позже переименованное в «Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм» и находящееся еще под сильным влиянием Шопенгауэра и Вагнера, является основным из ранних текстов Фридриха Ницше. Именно в этой работе Ницше, отправляясь от критики искусства Шопенгауэром, строит концепцию, основанную на дихотомии начал искусства через обращение к античности: оргийный характер дионисийских праздников с одной стороны, и созерцание великих художественных достижений классической Греции с другой, т.е. экстатическое и эстетическое или, как Ницше их изначально классифицировал, Дионис и Аполлон. Удивительно вдохновенная и поэтичная работа, а потому непривычная для восприятия в качестве научной концепции, но в тоже время структурированная и законченная, «Рождение трагедии» дает совершенно отличный от предшествующей традиции взгляд на искусство.

Греческую трагедию Ницше видит в идеальном синтезе аполлонического и дионисийского стремления, т.е. искусство пластических образов и непластическое искусство музыки соответственно. В данном же эссе будет произведена попытка раскрытия цитаты, заявленной в начале, как своего рода ответ на вопрос: какое значение имеют аполлоническое и дионисийское начала в греческой трагедии для Ницше.

Прежде всего, выясним, что именно понимается Ницше под аполлоническим и дионисийским. Аполлоническое начало - это, прежде всего, мир сновидений, который резко противопоставляется состоянию опьянения, или дионисическому началу. Аполлон - это «радостная необходимость сонных видений» (Рождение Трагедии, 33). Несмотря на кажущуюся реалистичность этого мира, все же остается ощущение иллюзии. Все, являющееся частью неповторимой индивидуальности человека или вещи, есть аполлоническое, ибо хотя во сне человек оторван от действительности и пребывает в иллюзиях, он сохраняет себя, свою индивидуальность. В этом иллюзорном мире сновидений главное отличие от реального заключается в том, что там нет всех тягостей бытия: в страшные и неприятные моменты достаточно сказать «это всего лишь сон». Все виды формы и структуры также являются аполлоническими, ведь форма - это определение или индивидуализация того, что формируется. В этой связи скульптура - самое аполлоническое искусство из всех, ибо для достижения своих целей, она опирается исключительно на форму. Но Аполлон - это бог вообще всего, что творит образами и, поэтому, вещатель истины, «возвещающий грядущее» (РТ, 33). Аполлон заключает в себе также чувство меры, самоограничение, свободу от диких порывов; это порядок, гармония, интеллект. Ницшеанский Аполлон также соответствует шопенгауэрскому principium individuationis, «в жестах и взорах которого с нами говорит вся великая радость и мудрость «иллюзии» вместе со всей ее красотой» (РТ, 34).

С дионисийским началом дело обстоит куда сложнее, поскольку оно является сквозным во всей философии Ницше, ведь, как утверждает Юнгер, - «с самого начала «Рождения трагедии» Ницше уже не покидал сферу дионисийского. Она для него - лабиринт Миноса и розовый сад Мидаса» (3В «Рождении трагедии» дионисийское прямо противополагается аполлоническому; дионисийское - это «чудовищный ужас, который охватывает человека, когда он внезапно усомнится в формах познания явлений» (РТ, 35). Опьянение и безумие являются дионисийскими, ибо они ломают индивидуальный характер человека; все формы энтузиазма и экстаза дионисийские, ибо в таком состоянии человек отказывается от своей индивидуальности. Подобно скульптуре как подлинному выражению аполлонического, музыка является выражением дионисийского, поскольку она обращается непосредственно к инстинктивным, хаотическим эмоциям человека. Однако понятие дионисисийского для Ницше означает все же куда больше этого набора определений. Что именно оно выражает?

Можно было бы ограничиться тем, что уже сказано и заключить, что дионисийское является принципом, обозначающим крайнюю степень утверждения жизни и преодоления себя. В действительности, Ницше развивает две версии дионисийского: в начальных работах как противоположность аполлоническому («Рождение трагедии») и, уже позднее, как синтез этой противоположности между аполлоническим и диониссийским. Уолтер Кауфманн поясняет это различение наилучшим образом: в своей ранней работе Ницше склоняется в сторону дуалистической метафизики, и дионисийское задумывается им как поток страсти, которому аполлонический принцип индивидуализации может придать форму. Однако в работе «Так говорил Заратустра» подобное противостояние двух богов отвергается и единственной силой, управляющей вселенной, провозглашается воля к власти. Этот фундаментальный принцип, который Ницше продолжает называть дионисийским, на самом деле является союзом Диониса и Аполлона как творческое стремление, формирующее само себя. Таким образом, дионисийский человек - это тот, кто задает манеру своего поведения, толерантного к собственным страстям, ибо он достаточно силен, чтобы их контролировать. (Luyster R. Niersche, p. 2).

Однако вернемся к «Рождению трагедии». Особый интерес для Ницше представляет тот факт, что хотя «грек знал и ощущал страхи и ужасы существования» (РТ, 41), он не поддавался пессимизму. Тем самым Ницше утверждает насколько глубокой чувствительностью к жизненным страданиям обладали греки. На основе стремления к жизни возникло это страстное стремление к красоте. Аполлон, представитель первичного удовольствия от простых форм, рассматривается им как божественный покровитель красивых иллюзий, из-за которых стоит жить. Соответственно, именно поэтому греки создали себе богов. Ницше представляет это в весьма поэтической манере: «из первобытного титанического порядка богов ужаса через посредство указанного аполлонического инстинкта красоты путем медленных переходов развился олимпийский порядок богов радости; так розы пробиваются из тернистой чащи кустов» (РТ, 42). Кроме того, Ницше, похоже, одобряет их эстетические стратегии: «я чувствую необходимость метафизического предположения, что Истинно-Сущее и Первоединое, как вечно страждущее и исполненное противоречий, нуждается вместе с тем для своего постоянного освобождения в восторженных видениях, в радостной иллюзии» (РТ, 45). В то время как Дионис представляется беспомощным, показателем всей человеческой боли, Аполлон рассматривается с противоположной стороны - он один, прототипный герой-завоеватель, способен одержать победу над дионисийским страданием.

Там, где «мы в искусстве встречаемся с «наивным», мы вынуждены признать высшее действие аполлонической культуры, которой всегда приходится разрушать царство титанов, поражать насмерть чудовищ и при посредстве могущественных фантасмагорий и радостных иллюзий одерживать победы над ужасающей глубиной миропонимания и болезненной склонностью к страданию» (РТ, 43). Подобные описания повышают аполлонического художника до уровня хрестоматийного воина: он борется и преодолевает ужас существования в процессе эстетического творчества. Он тот самый герой, который обладает «испытующим мужеством острейшего взгляда, жаждущего ужасного, как врага, достойного врага, на котором он может испытать свою силу» (РТ, 19).

Однако ядро греческой трагедии Ницше видит все же в хоре, репрезентирующем коллективность, предельную степень единства всей жизни. Это приводит к пониманию драматических характеров как иллюзорных воплощений индивидуализированных представлений единой Воли, находящейся в недифференцированной хоровой группе. Индивиды вырастают, блистают, и, в конечно итоге, падают, что правдивым образом отражает жизнь, вечный цикл созидания и разрушения, рождения и смерти, вечный круг, вечный танец бытия, вечное возвращение Воли в представлениях и индивидуальностях, немыслимых без нее. Эти индивиды являются субъектами и страдальцами трагедии. Они приходят и уходят, рождаются и умирают, но существование как целое является вечным, жизнь продолжается. Человеческая смерть трагична, но существование будет происходить всегда, - в этом Ницше и видит глубокое метафизическое утешение трагедии.

Список литературы

1. Ницше Ф. Рождение трагедии: Или: эллинство м пессимизм. / Пер. с нем. Г.А. Рачинского. - М.: Академический Проект, 2007. - 166 с.

2. Делез Ж. Ницше / Пер. с франц. С.Л. Фокина. - СПБ.: Machina, 2010. - 172 с.

3. Юнгер Ф.Г. Ницше / Пер. с нем. А.В.Михайловского. М.: Праксис, 2001.

4. Luyster R. Niersche/Dionysus: Ecstasy, Heroism, and the Monstrous // Journal of Nietsche Studies, No. 21 (Spring 2001), pp. 1-26.

Размещено на Allbest.ru