Сциентизм и антисциентизм в философии

Размещено на http://allbest.ru/

Московский институт открытого образования

Факультет подготовки руководящих и педагогических кадров

Кафедра профессионального обучения

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

По дисциплине: Философия

Тема: Сциентизм и антисциентизм

Выполнил: Крылов В.П. студент 4 курса

Проверил: кфн, доцент Шкарубо С.Н.

г. Москва 2011-2012

Сциентизм и антисциентизм

Развитие науки, породившее колоссальные блага, связанные с научно-техническим прогрессом и разбудившее огромные разрушительные силы, угрожающие существованию самой человеческой цивилизации, неоднозначно оценивается в современной культуре и философии. Наука в силу глобальности ее результатов и влияния на жизнь отдельных людей выходит из рамок обсуждения только специалистами - философами и учеными, и выступает в современной культуре в виде некоторого обобщенного образа. С ним человек связывает либо все свои дальнейшие надежды, либо, напротив, всю сумму тех разочарований, которые преподносит ему развитие общества.

Эйфория, связанная с достижениями науки привела к становлению особой социокультурной или мировоззренческой позиции, которую принято обозначать как сциентизм. На разных уровнях общественного сознания он проявляется как своеобразная вера в науку, ее могущество в решении всех проблем, которые стоят перед человечеством. На уровне теоретических построений сциентизм выступает в виде некоторой мыслительной конструкции, основанной на абсолютизации конкретно-научных критериев истины, методов познания и навязывания их в качестве единственно верной модели не только познания мира, но и наиболее истинного отношения к нему. Это не просто ориентация на рациональное постижение бытия, а на узко трактуемую рациональность. В 20-е гг. нашего столетия сциентизм выступает в своей развитой форме, которая основана на вере в результативность науки при решении любых проблем, в то, что именно наука обеспечит не только власть человека над природой, но и изменит общество в сторону реализации наиболее гуманистических ценностей. Для представителей данного умонастроения характерным является отождествление научно- технического и общественного прогресса.

В связи с превращением науки в ведущий фактор развития общества, в непосредственную производительную силу все в большей степени осознается тот факт, что знание может быть использовано не только во благо, но и во зло. Возникает проблема дегуманизирующего, влияния науки на культуру. При этом система традиционных культурных ценностей и этических принципов как бы не успевает за скоростью научно-технического прогресса.

Соответственно, в общественном сознании возникает ответная реакция на сциентизм, которая реализуется в современной культуре в виде антисциентистской ценностной установки, сконцентрировавшей в себе все те аргументы против науки, рационального постижения действительности, которые существовали в истории человеческой культуры. Антисциентизм отрицает ценность науки, прежде всего как особого элемента культуры, рассматривая ее в качестве дегуманизирующего фактора. Это особая социокультурная, ценностная ориентация сознания, базирующаяся на критике науки и вообще рационального мышления в постижении мира и Человека.

В 30-е гг. формируется классический антисциентизм как ценностная ориентация современного сознания, воспринимающая сциентистский образ науки в качестве объекта критики. В него вкладываются все пороки современного общества, связанные с некоторыми последствиями научно-технического прогресса. Антисциентизм исходит из положения об ограниченности возможностей науки в решении коренных проблем человеческого существования, а в своих крайних формах оценивает науку как силу, враждебную подлинной сущности человека. С этого момента можно говорить о существовании в обществе дилеммы «сциентизм-антисциентизм», наличие которой является одним из признаков современной стадии развития культуры.

50-60-е гг. нашего столетия характеризуются взаимным накоплением аргументов в пользу как сциентизма, так и антисциентизма. С одной стороны, налицо огромные успехи науки, в том числе и в области решения социальных проблем, с другой - массив негативных последствий научно-технического прогресса становится все обширнее.

Конец 60-х гг. характеризуется резким повышением активности антисциентизма. Множество людей в открытой, публичной форме начинают отвергать науку и вообще рациональный стиль мышления, ценности потребительского общества, экономическую целесообразность как фактор построения общества и т.д. Появляется скепсис по отношению к практическим приложениям науки, прежде всего в медицине, педагогике. Пиком данной ситуации становится серия молодежных бунтов 1968 г. во Франции, где антиамериканские настроения, совпадают с критикой научно-технического прогресса и ценностей данного общества. Возникают многочисленные молодежные движения призывающие уйти от ценностей данного общества. В 70-80-е гг. число сторонников антисциентизма увеличивается, в частности, за счет перехода в их лагерь представителей науки, которые разочаровываются в ней. Формируется так называемое умеренное крыло антисциентизма.

Итогом всех этих социокультурных процессов является смягчение аргументов «за» и «против» науки и период «эйфории» по отношению к ней заменяется более трезвой оценкой. Общество впервые начинает задумываться о целях и путях развития науки, о темпах и формах ее финансирования... о критериях эффективности научной деятельности. Происходит своеобразное «сближение» позиций. С одной стороны, даже сциентистски настроенные мыслители осознают опасность неконтролируемого развития науки. Среди ученых возникают дискуссии по проблемам этики науки, которая уже не может ориентироваться только на внутринаучные ценностные критерии. Вырабатываются формы протеста против конкретных исследовательских программ, до которых человечество «не доросло» и которые, по мнению ученых, могут быть направлены против человечества. С другой стороны, более ясным становится тот факт, что рассуждать о развитии общества вне научного развития также бессмысленно, необходимо использовать его результаты, координируя их. Все это является отражением роста общественного сознания, перехода его на новый уровень, понимания общности целого ряда задач, которые стоят перед всеми людьми, перед разными политическими устремлениями.

Сциентизм и антисциентизм, таким образом, выступают как ценностно-мировоззренческие ориентации на современной стадии развития культуры, в которых фиксируется возросшее значение науки и техники, получающее в сознании людей противоположную трактовку.

Вопрос о том, можно ли решить дилемму сциентизм - антисциентизм, нуждается в глубинных размышлениях. Сциентизм и антисциентизм представляют собой две остро конфликтующие ориентации в современном мире. К сторонникам сциентизма относятся все те, кто приветствует достижения НТР, модернизацию быта и досуга, кто верит в безграничные возможности науки и, в частности, в то, что ей по силам решить все острые проблемы человеческого существования. Наука оказывается высшей ценностью, и сциентисты с воодушевлением и оптимизмом приветствуют все новые и новые свидетельства технического подъема.

Антисциентисты видят сугубо отрицательные последствия научно-технической революции, их пессимистические настроения усиливаются по мере краха всех возлагаемых на науку надежд в решении экономических и социально-политических проблем.

Сциентизм и его антитеза - антисциентизм - возникли практически одновременно и провозглашают диаметрально противоположные установки. Определить, кто является сторонником сциентизма, а кто антисциентист, нетрудно. Аргументы сциентистов и антисциентистов легко декодируются, имея разновекторную направленность.

· Сциентист приветствует достижения науки. Антисциентист испытывает предубежденность против научных инноваций.

· Сциентист провозглашает знание как культурную наивысшую ценность. Антисциентист не устает подчеркивать критическое отношение к науке.

· Сциентисты, отыскивая аргументы в свою пользу, привлекают свое знаменитое прошлое, когда наука Нового времени, опровергая путы средневековой схоластики, выступала во имя обоснования культуры и новых, подлинно гуманных ценностей. Они совершенно справедливо подчеркивают, что наука является производительной силой общества, производит общественные ценности и имеет безграничные познавательные возможности. Очень выигрышны аргументы антисциентистов, когда они подмечают простую истину, что, несмотря на многочисленные успехи науки, человечество не стало счастливее и стоит перед опасностями, источником которых стала сама наука и ее достижения. Следовательно, наука не способна сделать свои успехи благодеянием для всех людей, для всего человечества.

· Сциентисты видят в науке ядро всех сфер человеческой жизни и стремятся к «онаучиванию» всего общества в целом. Только благодаря науке жизнь может стать организованной, управляемой и успешной. В отличие от сциентистов антисциентисты считают, что понятие «научное знание» не тождественно понятию «истинное знание».

· Сциентисты намеренно закрывают глаза на многие острые проблемы, связанные с негативными последствиями всеобщей технократизации. Антисциентисты прибегают к предельной драматизации ситуации, сгущают краски, рисуя сценарии катастрофического развития человечества, привлекая тем самым большее число своих сторонников.

Однако и в том, и в другом случае сциентизм и антисциентизм выступают как две крайности и отображают сложные процессы современности с явной односторонностью.

Ориентации сциентизма и антисциентизма носят универсальный характер. Они пронизывают сферу обыденного сознания независимо от того, используется ли соответствующая им терминология и называют ли подобные умонастроения латинским термином или нет. С ними можно встретиться в сфере морального и эстетического сознания, в области права и политики, воспитания и образования. Иногда эти ориентации носят откровенный и открытый характер, но чаще выражаются скрыто и подспудно. Действительно, опасность получения непригодных в пищу продуктов химического синтеза, острые проблемы в области здравоохранения и экологии заставляют говорить о необходимости социального контроля за применением научных достижений. Однако возрастание стандартов жизни и причастность к этому процессу непривилегированных слоев населения добавляет очки в пользу сциентизма.

Раскол между сциентизмом и антисциентизмом имеет определенную объективную основу: существенное различие предметов и методов познания у естественных и социально гуманитарных наук и еще более существенное различие в методах познания у науки и вненаучных форм знания. Это предопределило, в частности, значительное расхождение науки и искусства, составивших как бы две культуры в обществе.

Уже в конце 18-го века, как реакция на крайний рационализм, появилась неудовлетворенность научными методами изучения человека и его духовного мира. Это выразилось впоследствии в появлении соответствующих философских концепций - романтических, антропологических, феноменологических, «философии жизни», герменевтических, экзистенциалистских, ориентировавшихся на иные формы и методы познания, нежели наука. Антисциентистское направление развивалось в 19-20 вв. в концепциях таких западноевропейских мыслителей, как Ф.Шеллинг, А. Шопенгауер, С. Кьерксгор, Ф.Ницше, Э.Гуссерль, М.Хайдеггер, К.Ясперс. Сюда же примыкает А.Бергсон с его учением о художественной интуиции, имеющей, по мнению французского философа, неоспоримое преимущество перед практическим интеллектом и способной приоткрывать занавес над тайнами бытия . Кроме М.Хайдеггера и К.Яснерса, антисциентистские взгляды на основе экзистенциализма развивали также Ж.-П.Сартр и А.Камю, считавшие, что именно искусство, особенно такая форма литературы как роман, позволяет проникнуть в сущность экзистенции. В этом же направлении разрабатывали свои концепции и некоторые представители Франкфуртской школы, например: Т.Адорно, В.Беньямин и М.Хоркхаймер.

В философской традиции эта переориентация была названа «поворотом к человеку«», хотя подлинной поворотной точкой в этом смысле явилось мировоззрение И.Канта. В 20-ом веке наиболее ярко выразил «переоценку ценностей» в области познания А.Камю, считавший, что задача состоит не в том, чтобы познать окружающий мир, а в том, чтобы разъяснить человеку, как ему выжить в этом мире. Следовательно, наивысшей ценностью, по мнению Камю, обладают те формы познания, которые способны ответить на этот вопрос: искусство, миф, интуиция вообще.

В конце 19-го века в русле неокантиантства была предпринята попытка (и довольно успешная) разграничить «науки о природе» (естествознание) и «науки о духе» («науки о культуре») .

Рассматриваемая проблема стала и предметом исследований Э.Гуссерля, который считал, что традиционная наука является знанием о фактах природной действительности, но далека от наиболее важных вопросов жизни человека. Поэтому он предложил новое понимание рациональности, которое должно быть основано на всеобщей науке, включающей в себя и вопросы бытия, и проблемы человеческого существования.

Кроме кратко рассмотренной дилеммы «сциентизм-антисциентизм» в последние десятилетия отчетливо проявилась еще одна тенденция в духовной культуре человечества - это противостояние науки и антинауки. Антинаука представляет собой заявку на ясное, четкое, конструктивное и функциональное, потенциально всеохватывающее альтернативное миропонимание, в рамках которого декларируется возможность «науки», весьма отличной от той, которая известна нам сегодня. Усилия этого альтернативного миропонимания заключаются в том, чтобы отвергнуть, развенчать, преодолеть классическую западную науку. Это - давнее, упорное, но в последнее время усилившееся внутрикультурное противоборство науки и антинауки. В данном случае конкурентами науки выступают искусство, миф, философское постижение бытия, паранаука, религия, парарелигия (оккультизм) и т.д. Причиной того, что сегодня часто звучат призывы ограничить науку, установить ей определенные пределы, преодолеть ее, является чувство опасности, возникающее у многих людей в связи с определенными негативными последствиями научно-технического прогресса. Авторы антинаучных подходов отрицают способность науки давать истину, нередко рассматривают науку как систему полезного заблуждения (вслед за Ф.Ницше), предлагают «более совершенные», на их взгляд, формы постижения бытия.

Можно выделить два типа интерпретации взаимоотношения науки и вненаучных форм знания. Первый тип восходит к концепциям Ф.Ницше и О.Шпенглера, которые, говоря языком методологии науки, отрицали у науки особый эпистемологический статус. То есть они считали, что наука - это миф современности. Последователями данной точки зрения в русле постпозитивизма являются П.Фейерабенд, М.Хессе и др. В работе П.Фейерабенда «Против методологического принуждения» есть глава под названием «Наука - миф современности», в которой он пишет следующее: «...отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки - этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматичного религиозного института. Такое отделение наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но которого никогда не достигали».

Ко второму типу интерпретации этой проблемы можно отнести точку зрения, согласно которой наука, с одной стороны, и религия, мифология, искусство, с другой стороны, существенно различаются и составляют как бы два полюса в современной культуре. Но в то же время между ними нет непроходимой грани. Более того, они имеют тенденцию к сближению. Эта точка зрения восходит к идеям Ф.М.Достоевского, Н.Рериха, П.Тейяра де Шардена, А.Н.Уайтхера и др.

Ф.М.Достоевский говорил о необходимости движения человечества к целостной гармоничной культуре, к доброму разуму. Если, по его словам, истина (наука) и Иисус Христос (добро) разойдутся, то он предпочитал остаться с добром, а не с истиной. Он критиковал науку (или как он выразился «полунауку») именно за то, что в ней нередко отсутствует гуманизм, добро. Разум без добра его настораживал. Такой рационализм он не принимал, так как уловил зарождавшуюся тенденцию сциентизации общественной жизни и выступил против нее, то есть против того, чтобы видеть в науке единственную систему понимания мира и человека.

Н.К.Рерих мечтал о преобразовании общества путем развития и слияния в нем двух культурных начал - западного и восточного. Такое новое основание общественной жизни должно нести в себе, по его убеждению, гармонию истины, добра и красоты.

П.Тейяр де Шарден исследовал вопрос о необходимости сближения и слияния науки и религии. Причем сам использовал достижения науки в своей христианской доктрине, создавая эволюционное христианство. По сути дела христианство принимает у него «онаученный» вид. Это христианский модернизм, который ищет новый образ религии, новый образы веры и знания, новый синтез религии, науки, искусства, морали. Религия превращается у Тейяра де Шардена в иную систему знания. Это знание о смысле универсума, о совершенстве, об абсолюте, о прогрессе, об идеале, о добре, о единстве мира. В книге «Феномен человека» Тейяр де Шарден назвал этот нарождающийся синтез науки, этики и религии «конвенцией духа».

Близкие по смыслу идеи развивал и А.Н.Уайтхед. По его мнению, науке и религии присущ давний конфликт. Но он должен быть преодолен, так как от этого зависит дальнейший ход истории, потому что наука и религия - это две самые мощные силы, оказывающие влияние на людей. Уайтхед, будучи сам крупным ученым - математиком и философом, отвергает тезис, что религия всегда заблуждалась, а наука всегда была права. Религия, утверждает он, существенно модернизирована к 20-му веку. Наука еще более изменилась. И в религии, и в науке имеют место уточнения, изменения, модификации, то есть им присуща внутренняя динамика. Рассматривая некоторые примеры из истории науки, Уайтхед считает, что научная и религиозная картины мира не до такой степени противоречат друг другу, как это всегда считалось. Поэтому им нужно отказаться от взаимных анафем. Он пишет, что существуют более полные истины и более благоприятные перспективы, в рамках которых может произойти примирение между сокровенными религиозными взглядами и более тонким научным видением. Исходя из этого, Уайтхед считает, что наука и религия могут очень удачно дополнять друг друга, так как наука изучает общие закономерности физических явлений, а религия «погружена в созерцание моральных и эстетических ценностей».

Экзистенциалисты во всеуслышание заявляют об ограниченности идеи гносеологической исключительности науки. В частности, Серен Кьеркегор противопоставляет науку, как неподлинную экзистенцию, вере, как подлинной экзистенции, и, совершенно обесценивая науку, засыпает ее каверзными вопросами. Какие открытия сделала наука в области этики? И меняется ли поведение людей, если они верят, что Солнце вращается вокруг неподвижной Земли? Способен ли дух жить в ожидании последних известий из газет и журналов? «Суть сократовского незнания, - резюмирует подобный ход мысли С. Кьеркегор, - в том, чтобы отвергнуть со всей силой страсти любопытство всякого рода, чтобы смиренно предстать перед лицом Бога». Изобретения науки не решают человеческих проблем и не заменяют собой столь необходимую человеку духовность. Даже когда мир будет объят пламенем и разлагаться на элементы, дух останется при своем, с призывами веры. Трактовать изобретение микроскопа как небольшое развлечение - куда ни шло, но приписывать ему серьезность было бы слишком... Претенциозные натуралисты делают из «законов» «религию». Главное возражение, выдвигаемое Кьеркегором против естественных наук (а в действительности против позитивистского сциентизма), состоит в следующем: «Возможно ли, чтобы человек, воспринимая себя как духовное существо, мог увлечься мечтой об естественных науках (эмпирических по содержанию)? Естествоиспытатель - человек, наделенный талантом, чувством и изобретательностью, но при этом не постигающий самого себя. Если наука становится формой жизни, то это великолепный способ воспевать мир, восхищаться открытием и мастерством. Но при этом остается открытой проблема, как понимать свою духовную суть».

Антисциентисты уверены, что вторжение науки во все сферы человеческой жизни делает ее бездуховной, лишенной человеческого лица и романтики. Дух технократизма отрицает жизненный мир подлинности, высоких чувств и красивых отношений. Возникает неподлинный мир, который сливается со сферой производства и необходимости постоянного удовлетворения все возрастающих вещистских потребностей. М. Андре призывает «хорошо осознать, что население мира и особенно та часть молодежи, которая желает расцвета мысли, которая хочет во что бы то ни стало «мочь со всей свободой любить мудрость», без упущения, раздражена тем, что, видит науку, превращенную в сциентизм и завладевающую областями, где она может служить линией поведений». Адепты сциентизма исказили жизнь духа, отказывая ему в аутентичности. Сциентизм, делая из науки капитал, коммерциализировал науку, представил ее заменителем морали. Только наивные и неосторожные цепляются за науку как за безликого спасителя.

Яркий антисциентист Г. Маркузе выразил свое негодование против сциентизма в концепции «одномерного человека», в которой показал, что подавление природного, а затем и индивидуального в человеке сводит многообразие всех его проявлений лишь к одному технократическому параметру. Те перегрузки и перенапряжения, которые выпадают на долю современного человека, говорят о ненормальности самого общества, его глубоко болезненном состоянии. К тому же ситуация осложняется тем, что узкий частичный специалист (homo faber), который крайне перегружен, заорганизован и не принадлежит себе, - это не только представитель технических профессий. В подобном измерении может оказаться и гуманитарий, чья духовная устремленность будет сдавлена тисками нормативности и долженствования.

Бертран Рассел, ставший в 1950 г. лауреатом Нобелевской премии по литературе, в поздний период своей деятельности склонился на сторону антисциентизма. Он видел основной порок цивилизации в гипертрофированном развитии науки, что привело к утрате подлинно гуманистических ценностей и идеалов. Майкл Полани - автор концепции личностного знания - подчеркивал, что «современный сциентизм сковывает мысль не меньше, чем это делала церковь. Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской слепых и нелепых, неадекватных терминов».

Крайний антисциентизм приводит к требованиям ограничить и затормозить развитие науки. Однако в этом случае встает насущная проблема обеспечения потребностей постоянно растущего населения в элементарных и уже привычных жизненных благах, не говоря уже о том, что именно в научно-теоретической деятельности закладываются «проекты» будущего развития человечества.

Дилемма сциентизм-антисциентизм предстает извечной проблемой социального и культурного выбора. Она отражает противоречивый характер общественного развития, в котором научно-технический прогресс оказывается реальностью, а его негативные последствия не только отражаются болезненными явлениями в культуре, но и уравновешиваются высшими достижениями в сфере духовности. В связи с этим задача современного интеллектуала весьма сложна. По мнению Э. Агацци, она состоит в том, чтобы «одновременно защищать науки и противостоять сциентизму». Примечательно и то, что антисциентизм автоматически перетекает в антитехнологизм, а аргументы антисциентистского характера с легкостью можно получить и в сугубо научной (сциентистской) проблематике, вскрывающей трудности и преграды научного исследования, обнажающей нескончаемые споры и несовершенство науки. Интересны в связи с этим рассуждения, которые еще в философии Нового времени Дж. Беркли (1685 - 1753) представил на суд образованной общественности. «Если люди взвесят те великие труды, - писал он, - прилежание и способности, которые употреблены в течение стольких лет на разработку и развитие наук, и сообразят, что, несмотря на это, значительная, большая часть наук остается исполненной темноты и сомнительности, а также примут во внимание споры, которым, по-видимому, не предвидится конца, и то обстоятельство, что даже те науки, которые считаются основанными на самых ясных и убедительных доказательствах, содержат парадоксы, совершенно неразрешимые для человеческого понимания, и что в конце концов лишь незначительная их часть приносит человечеству кроме невинного развлечения и забавы истинную пользу, если, говорю я, люди все это взвесят, то они легко придут к полной безнадежности и к совершенному презрению всякой учености».

Подобные размышления исходят как бы из глубины самого здания науки, в котором нет просторных магистралей, а лабиринты и тупики пугают несмелого путника. Продолжая эстафету сетований над сложностью науки, Дэвид Юм (1711 - 1776) утверждал: «Не требуется даже особенно глубокого знания для того, чтобы заметить несовершенное состояние наук в настоящее время; ведь и толпа, стоящая вне храма науки, может судить по тому шуму и тем крикам, которые она слышит, что не все обстоит благополучно внутри его. Нет ничего такого, что не было бы предметом спора и относительно чего люди науки не держались бы противоречивых мнений. Самые незначительные вопросы не избегают наших прений, а на самые важные мы не в состоянии дать какого-либо достоверного ответа».

Пафос предостережений против науки усиливается, как это ни парадоксально, именно в эпоху Просвещения. Жан-Жаку Руссо принадлежат слова: «Сколько опасностей, сколько ложных путей угрожают нам в научных исследованиях! Через сколько ошибок, в тысячу раз более опасных, чем польза, приносимая истиною, нужно пройти, чтобы этой истины достигнуть?.. Если наши науки бессильны решить те задачи, которые они перед собой ставят, то они еще более опасны по тем результатам, к которым они приводят. Рожденные в праздности, они, в свою очередь, питают праздность, и невозместимая потеря времени - вот в чем раньше всего выражается вред, который они неизбежно приносят обществу». А следовательно, заниматься науками - пустая трата времени.

Русская философская мысль также не остается вне обсуждения вопроса о недостатках науки. Н.П. Огарев (1813 - 1877) уверен, что «наука не составляет такой повсеместности, чтобы движение общественности могло совершаться исключительно на ее основании; наука не достигла той полноты содержания и определенности, чтобы каждый человек в нее уверовал». Другая часть критических замечаний сыплется на науку со стороны эзотерически ориентированных мыслителей. П.Д. Юркевич (1804 - 1860), например, усматривает второстепенность, подсобность и зависимость науки от более главенствующего мира скрытых духовных постижений. Здесь уже аргументы направлены из сферы, наукой не являющейся, но с самых ранних времен, со времен тайного герметического знания ей сопутствующей. «Каждая наука, - пишет он - имеет цену только как пособие к какому-нибудь ремеслу, пока она не дает замечать или чувствовать, что за внешним, являющимся миром есть мир высший, духовный, мир света и истины». Суждения русских философов, в частности Н. Бердяева (1874 - 1948), Л. Шестою (1866 - 1938), С. Франка (1877 - 1950), занимающих особую страницу в критике науки, имеют огромное влияние не только в силу приводимых в них заключений, но и благодаря яростному пафосу и трогающему до глубины души переживанию за судьбу и духовность человечества. «Вера в бога науки ныне пошатнулась, - убежден Н. Бердяев, - доверие к абсолютной науке, к возможности построить научное мировоззрение, удовлетворяющее природу человека, подорвано». Причины того он видит в том, что «в область научного знания вторгаются новые явления, которые казенный догматизм ученых недавно еще отвергал как сверхъестественное... А с другой стороны, философия и гносеология выяснили, что наука сама себя не может обосновать, не может укрепить себя в пределах точного знания. Своими корнями наука уходит в глубь, которую нельзя исследовать просто научно, а верхами своими наука поднимается к небу. Даже для людей научного сознания становится все ясней и ясней, что наука просто некомпетентна в решении вопроса о вере, откровении, чуде и т.п. Да и какая наука возьмет на себя смелость решать эти вопросы? Ведь не физика же, не химия, не физиология, не политическая экономия или юриспруденция? Науки нет, есть только науки (в значении дисциплины). Идея науки, единой и всеразрешающей, переживает серьезный кризис, вера в этот миф пала. Наука есть лишь частная форма приспособления к частным формам бытия».

Бердяев по-своему решает проблему сциентизма и антисциентизма, замечая, что «никто серьезно не сомневается в ценности науки. Наука - неоспоримый факт, нужный человеку. Но в ценности и нужности научности можно сомневаться. Наука и научность - совсем разные вещи. Научность есть перенесение критериев науки на другие области, чуждые духовной жизни, чуждые науке. Научность покоится на вере в то, что наука есть верховный критерий всей жизни духа, что установленному ей распорядку все должно покоряться, что ее запреты и разрешения имеют решающее значение повсеместно. Научность предполагает существование единого метода... Но и тут можно указать на плюрализм научных методов, соответствующий плюрализму науки. Нельзя, например, перенести метод естественных наук в психологию и в науки общественные». И если науки, по мнению Н. Бердяева, есть сознание зависимости, то научность есть рабство духа у низших сфер бытия, неустанное и повсеместное сознание власти необходимости, зависимости от «мировой тяжести». Бердяев приходит к выводу, что научная общеобязательность - это формализм человечества, внутренне разорванного и духовно разобщенного. Дискурсивное мышление принудительно. Л. Шестов метко подмечает, что «наука покорила человеческую душу не тем, что разрешила все ее сомнения, и даже не тем, что она, как это думает большинство образованных людей, доказала невозможность удовлетворительного их разрешения. Она соблазнила людей не своим всеведением, а житейскими благами, за которыми так долго бедствовавшее человечество погналось с той стремительностью, с какой измученный продолжительным постом нищий набрасывается на предложенный ему кусок хлеба. Толстой, Достоевский и другие пытались восстановить против науки мораль - но их усилия в этом направлении оказались бесплодными. Нравственность и наука - родные сестры, родившиеся от одного общего отца, именуемого законом или нормою. Временами они могут враждовать меж собой и даже ненавидеть одна другую, как это часто бывает меж родными, но рано или поздно кровь скажется, и они примирятся непременно». Шестов обращает внимание на реальное противоречие, гнездящееся в сердцевине ставшей науки, когда «огромное количество единичных фактов выбрасывается ею за борт как излишний и ненужный балласт. Наука принимает в свое ведение только те явления, которые постоянно чередуются с известной правильностью; самый драгоценный для нее материал - это те случаи, когда явление может быть по желанию искусственно вызвано. Когда возможен, стало быть, эксперимент. Но как же быть с единичными, не повторяющимися и не могущими быть вызванными явлениями? Если бы все люди были слепыми и только один из них на минуту прозрел и увидел бы красоту и великолепие Божьего мира, наука не могла бы считаться с его показаниями. А между тем, свидетельства одного зрячего значат больше, чем показания миллиона слепых. В жизни человека возможны внезапные озарения, хотя бы на несколько секунд. Неужели о них нужно молчать, потому что при нормальных обстоятельствах их не бывает, и что их нельзя вызвать в каждую данную минуту?! Наука этого требует». Шестов обращается к современникам с призывом: забудьте научное донкихотство и постарайтесь довериться себе. Он был бы услышан, если бы человек не был столь слабым, нуждающимся в помощи и защите существом, Однако конец второго тысячелетия так и не предложил убедительного ответа в решении дилеммы сциентизма и антисциентизма. Человечество, задыхаясь в тисках рационализма, с трудом отыскивая духовное спасение в многочисленных психотерапевтических и медиативных практиках, делает основную ставку на науку. И как доктор Фаустус, продав душу дьяволу, связывает именно с ней, а не с духовным и нравственным ростом, прогрессивное развитие цивилизации.

В условиях мускулинской цивилизации особняком стоит вопрос о феминистской критике науки. Как известно, феминизм утверждает равенство полов и усматривает в отношениях мужчин и женщин один из типов проявления властных отношений. Феминизм заговорил о себе в XVIII в., поначалу акцентируя юридические аспекты равенства мужчин и женщин, а затем в XX в. - проблему фактического равенство между полами. Представители феминизма указывают на различные схемы рационального контроля по отношению к мужчинам и женщинам, на постоянный дефицит в востребованности женского интеллекта, организаторских способностей и духовности. Они требуют выведения женских талантов из «сферы молчания». Убийственный аргумент, заключающийся в том, что, начиная с античности, человек отождествлялся с понятием мужчины и, соответственно, именно мужчина был делегирован на все государственные роли, давал возможность женщинам обвинять мускулинскую цивилизацию во всех изъянах и бедствиях и с особой силой требовать восстановления своих прав. Вместе с тем и в условиях НТР сохранена ситуация нереального равенства возможностей. Возможность участвовать в экономическом рынке труда женщины имеют. Но возможность быть выбранными у них невелика. В предпочтения выбора необходимым компонентом входит наличие мужских черт: мужественность, инициативность, агрессивность.

И хотя истории известно немало имен женщин-ученых, проблема подавления женского начала в культуре, науке и политике весьма остра. Симона де Бовуар в своей знаменитой книге «Второй пол» (1949) показала, что общество культивирует мускулинное начало как позитивную культурную норму и уязвляет феминное как негативное, отклоняющееся от стандартов. Вопрос о том, можно ли говорить о феминистском направлении в науке и как его определять-либо как простое фактуальное участие женщин в научных изысканиях, либо как их эпохальный вклад, определяющий развитие научного познания, - остается открытым. Проблемно также и пресловутое разграничение женской и мужской логики.

Наука рассматривается в философии как важнейший, хотя и «один из» элементов общечеловеческой культуры, которая на современном этапе занимает своеобразную позицию «лидера», вынуждая ориентироваться на нее иные формы постижения мира. Рефлексируя над познавательной деятельностью, философия показывает, что наука хотя и является своеобразным ее самовыражением, к ней не сводима и познание мира имеет более широкий, не ограниченный наукой характер. Это действительно вершина теоретического подхода к миру, но в узкой предметной области.

Исследуя предельные основания науки, философия вправе претендовать на самосознание рационально-теоретической деятельности в целом. Как форма ценностного сознания, философия претендует на выдвижение перед человеком и человечеством систем ценностных ориентиров, выбирая которые он может самореализоваться в жизни.

сциентизм мировоззренческий мыслитель наука

Список литературы

1. Кохановский В.П., Золотухина Е.В., Лешкевич Т.Г., Фатхи Т.Б. Философия для аспирантов. - Москва, 2003. - 560 с.

2. Горан В.П. Философия и наука в европейской истории. - Москва, 2001. - 345 с.

3. Розов М.А., Горохов В.Г., Степин В.С. Философия науки и техники. - М.: «Гардарики», 2003. - 214 с.

Размещено на Allbest.ru