Философия патристики

Размещено на http://www.allbest.ru/

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ХИМИКО-ФАРМАЦЕВТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ

КАФЕДРА ФИЛОСОФИИ

РЕФЕРАТ НА ТЕМУ

ФИЛОСОФИЯ ПАТРИСТИКИ

Подготовила студентка

фармацевтического факультета

383 группы

Лаврова А.И.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 2010 ГОД

СОДЕРЖАНИЕ:

1. ДОКТРИНАЛЬНЫЕ И ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ В СВЯЗИ С БИБЛИЕЙ

2. ФИЛОН АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ И ЕГО ФИЛОСОФИЯ-МОЗАИКА

3. ГНОСИС

4. АПОЛОГЕТЫ-ГРЕКИ И ПЕРВАЯ ФИЛОСОФСКАЯ РАЗРАБОТКА ХРИСТИАНСТВА,ПРОДЕЛАННАЯ КАТЕХИЗИСНОЙ ШКОЛОЙ АЛЕКСАНДРИИ

4.1 Греческие апологеты II века: Аристид, Юстин, Тациан

4.2 Катехизисная школа Александрии: Климент и Ориген

5. ЗОЛОТОЙ ВЕК ПАТРИСТИКИ (IV-- ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА V В.)

5.1 Наиболее значительные персонажи золотого века патристики и Никейский символ веры

5.2 Светила Каппадокии и Григорий Нисский

6. ПОСЛЕДНИЕ МОГИКАНЕ ГРЕЧЕСКОЙ ПАТРИСТИКИ: ДИОНИСИЙ АРЕОПАГИТ,МАКСИМ ИСПОВЕДНИК И ИОАНН ДАМАСКИН

6.1 Дионисий Ареопагит и апофатическая теология

6.2 Учение Августина о Божьем Граде и Земном Граде

6.3 Трактат «О Граде Божием»

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. ДОКТРИНАЛЬНЫЕ И ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ В СВЯЗИ С БИБЛИЕЙ

Христос возвестил свое послание, доверившись живому слову. По смерти его слово было записано. Записи появились, начиная с середины I века н.э. С течением времени их становилось все больше, но лишь некоторые из них заслуживают доверия, имея необходимые гарантии. Так что первая задача -- не столько собрать, сколько отобрать материалы, отделив документы аутентичные от неаутентичных, фальшивых. Первым таким собранием были, как представляется, послания Павла различным христианским общинам, к которым постепенно прирастали другие документы. Впрочем, история формирования канона в знакомой нам композиции, была многосложной и многотрудной трехвековой историей созревания критического сознания христиан, исключавшего из канона даже тексты, ставшие дорогими и привычными. В 367 г. канон Нового Завета, как это следует из письма Афанасия, выступает как сложившийся. Однако и после этого появление так называемых священных текстов не иссякает. Корпус этих писаний стал называться Апокрифами Нового Завета (по аналогии с Апокрифами Ветхого Завета) , т.е. сочинениями, не вошедшими в канон.

Что же касается Ветхого Завета, ясно, что христианин обязан его принимать. Категоричен в этом пункте сам Христос: "Не верьте, что я пришел нарушить Закон и Пророков. Пока не прейдут небо и земля, ни на йоту не прейдет Закон, пока все не совершится. Кто, стало быть, нарушит хотя бы одну из этих заповедей, даже ничтожную, научая и Других делать то же, будет почитаться ничтожнейшим в царстве небесном". Христос часто цитирует Ветхий Завет, придавая его максимам значение непререкаемой истинности и достоверности. Как же, в таком случае, совместить Ветхий Завет и Новый Завет и объяснить бросающуюся в глаза разницу между ними? Гностики (о которых мы будем говорить позже) отвергали Ветхий Завет как создание иного Бога, чем Бог Нового Завета. Бог-судья казался им совсем непохожим на Бога любви. Особые сложности вызывал антропоморфный язык, что способствовало, в свою очередь, распространению аллегорических интерпретаций Ветхого Завета, начиная с Филона Александрийского. Различные уровни понимания библейских текстов создали пространство теологической, моральной и философской рефлексии. Кроме того, возникла настоятельная потребность защищаться от нападок противников (со стороны евреев, язычников, еретиков, гностиков), искажавших евангельское послание, отстаивать идентичность христианства на всех его уровнях. В этом затянувшемся на несколько веков процессе можно выделить три периода: 1) "Апостольских отцов" I века, названных так потому, что они были связаны с духом учения апостолов, где нет еще философских проблем, лишь моральные (Климент Римский, Игнатий из Алтиохии, Поликарп из Смирны); 2) четырех Отцов-апологетов, которые вели во II веке систематическую защиту христианства, причем часто среди противников оказывались философы. Тогда же началось использование философского инструментария для построения защиты; 3) наконец, период собственно Патристики с III века до начала Средних веков, в которой философский элемент платоновского типа, играл особо заметную роль. Стало быть, "Отцами церкви" можно называть людей, внесших определенный вклад в доктринальное сооружение христианства, конструкции которого церковь собирала и охраняла.

Очевидно, что основными интересами этих людей, в том числе и самых образованных из них, были религиозный и теологический. Философия выступала всегда интегралом их веры.

Главными теологическими проблемами, связанными с важными философскими понятиями, были 1) проблема Троичности, 2) проблема инкарнации, 3) отношения свободы и благодати, 4) отношения веры и разума. 1 ) Определенная формулировка догмы Троичности появляется лишь в 325 г. на Никейском Соборе, где после долгих дискуссий и полемик были объявлены опасными заблуждениями теории "адопционизма" (о том, что Христос был не рожденным сыном, а скорее, "усыновленным" чадом Бога Отца), что компрометировало божественность Иисуса. Был отклонен также т.н. "модализм", состоявший в понимании лиц Троицы как модусов бытия и функций единственного Бога, а также серия позиций подобного рода. 2) Христологическая проблема веками вызревала в процессе преодоления различных подводных камней, постоянной опасности распада двух натур Христа (божественной и человеческой), потери их внутренней слиянности (как это случилось в несторианстве). Эфесский Собор 431 г. осудил несторианство, Халкедонский -- в 451 г. -- монофизитство, установив формулу "двух начал в одном лице Иисуса", т.е. что Иисус -- "истинный Бог" и "истинный человек" нераздельным образом. 3) О соотношении свободы и благодати мы поговорим в главе об Августине. 4) Проблема веры и разума, поднятая Катехизисной школой Александрии, найдя свое первое разрешение уже у Августина, становится центральной схоластической проблемой, дав исток различным типам решений с множеством следствий, вызвав переосмысление важных метафизических и антропологических понятий, таких как: порождение, творение, эманация, процесс, субстанция, сосуществование, ипостась, личность, свободная воля, и др.

Базовым тезисом для рационального опосредования и систематизации христианской философской доктрины стал пролог к Евангелию от Иоанна (помимо Посланий Павла), где речь идет о "глаголе" и "Божественном Логосе", о Христе как о Логосе: "В начале было Слово (Логос), и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его... В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови, ни от хотения плоти... но от Бога родились. И Слово стало плотию и обитало с нами, и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца... Ибо закон дан чрез Моисея, благодать же и истина произошли через Иисуса Христа. Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил".

Этот текст, подобно карте, являет нам все существенные аспекты проблематики Логоса, начало которой было задано эллинистической мыслью.

2. ФИЛОН АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ И ЕГО ФИЛОСОФИЯ-МОЗАИКА

Предшественником отцов церкви можно считать Филона Александрийского, иудея по происхождению, родившегося в Александрии между 15 и 10 гг. до н.э., активность которого пришлась на первую половину I столетия н.э. Среди многих его работ примечательна серия трактатов"Аллегорический комментарий к Пятикнижию" ("Сотворение мира",

Аллегории Законов", "Наследник Божественного", "Переселение Авраама", "Мутации имен" как особенно прекрасные). Филон -- и в этом его историческая заслуга, -- впервые попытался через проникновение греческой философии в теологию создать некую "философскую мозаику". Филон воспользовался аллегорическим методом. Он утверждал, что Библия имеет а) буквальный смысл, не самый интересный и важный, и б) смещенный смысл, согласно которому библейские персонажи и события символизируют понятия и истины моральные, духовные и метафизические. Эти самые зашифрованные истины (обсуждаемые на разных уровнях) требуют особого состояния души для их уловления (что не есть еще в подлинном смысле вдохновение). В философскую мозаику Филона вошли многие понятия, неведомые греческой мысли, начиная с понятия "творения", которому он дал впервые систематическую формулировку. Бог создал материю из ничего, и лишь потом придал ей форму. Однако прежде физического мира Бог создал интеллигибельный космос (мир Идей) как идеальную модель, и этот "интеллигибельный космос есть ничто иное как Логос Бога, актуально формирующий мир". Филон отличает Логос от Бога, делая его ипостасью, определяя даже как "перворожденного Сына несотворенного Отца", "второго Бога ". Иногда он даже говорит о нем как о действующей причине, в других местах, как об Архангеле, Посреднике между Творцом и творением (поскольку это не несотворенное, как Бог, но и не тварное, как мирское), как о геральде Бога, хранителе мира и покоя. Логос Филона выражает, кроме прочего, и это важно, фундаментальные ценности библейской Мудрости, Слова Божьего, Слова творящего и созидающего. Наконец, Логос несет в себе этический смысл "Слова, с помощью которого Бог направляет к благу", "Слова, что спасает".

Филон отличает Логос от Бога, делая его ипостасью, определяя даже как "перворожденного Сына несотворенного Отца", "второго Бога ". Иногда он даже говорит о нем как о действующей причине, в других местах, как об Архангеле, Посреднике между Творцом и творением (поскольку это не несотворенное, как Бог, но и не тварное, как мирское), как о геральде Бога, хранителе мира и покоя. Логос Филона выражает, кроме прочего, и это важно, фундаментальные ценности библейской Мудрости, Слова Божьего, Слова творящего и созидающего. Наконец, Логос несет в себе этический смысл "Слова, с помощью которого Бог направляет к благу", "Слова, что спасает".

В антропологии Филон частично следует Платону, выделяя в человеке тело и душу. Затем, мало-помалу, вызревает более рафинированная концепция, открывающая в человеке третье измерение, радикально меняющее природу и смысл первых двух. Согласно этому взгляду, где уже доминирует библейский компонент, человек образован из 1) тела, 2) души-интеллекта, 3) и Духа, что нисходит от Бога. В этой новой перспективе человеческий интеллект разрушим, поскольку он интеллект "земной", покуда Бог не вдохнет в него "потенцию подлинной жизни", каковая является божественным Духом (пневмой).

Ясно, что душа человеческая (как интеллект), сама по себе взятая, была бы ничтожнейшей, когда бы не вдохнул в нее Бог пневму, свой Дух. Момент, реализующий сцепление человека с божественным, согласно Филону, уже не душа, как полагали греки, и не ее привилегированная часть, интеллект, но Дух, что прямо исходит от Бога. Так мы получаем три измерения человеческой жизни: 1 ) в физическом измерении -- жизнь сугубо животная (тело), 2) в рациональном пространстве живет душа-интеллект, 3) в высшем божественном измерении -- восхождение к Духу. Сама по себе душа смертна, она может стать бессмертной в той мере, в какой Бог дарует ей свой Дух, насколько она себя в Духе взращивает и живет в нем. Так рушатся все доводы Платона, на которых он пытался основать бессмертие души. Душа сама по себе беспомощна, смертна, но может стать бессмертной в той мере, в какой она способна жить по Духу.

Именно это третье измерение -- Божий Дух -- прямо интерпретирующее теорию творения и библейскую теорию вообще, является новацией Филона в .этике. Мораль становится неотделимой от веры и религии, сливаясь даже в мистическом единении с Богом в некоем экстатическом видении. На этом пути, более того, Филон предвосхищает т.н. "итинерарии божий", пути к Богу, которые у Отцов церкви, начиная с Августина и далее, становятся каноническими. От познания космоса мы должны перейти к познанию нас самих; существенно же то, что в момент трансцендирования, выходя за пределы самих себя, уже познав самих себя, мы приходим к осознанию, что то, чем мы обладаем, не наше, и возвращаем это тому, кем мы одарены. В этот самый момент, в точном смысле слова, Бог с нами и в нас. Вот буквально: "Наивернейший момент для встречи тварного со своим Творцом именно тогда, когда оно признало свое полное ничтожество ". " Необычайно высокая слава души в том, чтобы преодолеть свою тварность, свои пределы, связав себя только с нетварным, согласно священным предписаниям, кои обязывают посвятить себя Ему. Потому-то тем, кто связывал себя с Ним и служит Ему непрерывно, в наследство Он дарует сам себя".

Счастье жизни в том и состоит, чтобы "быть целиком и полностью скорее в Боге, чем в самих себе".

3. ГНОСИС

Термин "гносис" буквально означает "познание", но технически он стал обозначать особую форму мистического познания, которая была характерна для некоторых религиозно-философских течений позднего язычества, в особенности, еретических сект, вдохновлявшихся идеями христианства. А.Фестуджер определил его так; "Гносис означал новую манеру познания Бога, опирающегося более не на разум, но на своего рода непосредственное озарение.

а) Специфический объект гностического познания -- Бог и все, в конечном счете, связанное со спасением человека. Основной текст посвящен разъяснениям по поводу того, 1 ) кем мы были и чем стали, 2) где мы пребывали и куда были ввергнуты, 3) куда, наконец, мы желаем идти и от чего хотим избавиться, 4) что есть рождение, и что возрождение.

б) В гностическом опыте печаль и тревога выступают фундаментальными состояниями, поскольку вскрывают подноготную сознания, его связь с негативным, обнажая радикальный разрыв добра и зла, обозначая тем самым нашу подлинную идентичность, принадлежность к изначальному благу: ведь если человек страдает от зла, то это означает его причастность к добру. А значит, человек происходит из другого мира и должен туда вернуться. В этом мире мы "в изгнании", наша "родина" -- мир иной. В одном из гностических сочинений мы читаем: "Кто познал мир, тот нашел труп, и мир не достоин того, кто нашел труп". Гностик должен углубиться в познание самого себя и лишь через самопознание он может вернуться на родину. Наиважнейшую роль в этом возвращении играет Спаситель (Христос), один из божественных "эонов".

в) Гностики разделяли людей на три категории: 1) "пневматических" , в коих преобладает Дух (пневма) ; 2) "психических", с доминан той души-психэ, 3) и т.н. "гилических", в них слышен зов материи, "гиле". Эти последние осуждены на смерть, первые определены к спасению, вторые же могут спастись, если воспоследуют указаниям первых, избранных, обладающих "гносисом".

г) Этот мир лежит во зле, он создан не Богом, а злонамеренным Демиургом. Сущность гностического взгляда Плотин выразил так: "Они утверждают, что Демиург порочен, и космос его порочен". Ясно, что ветхозаветный Бог, творец этого мира в его порочности противостоит евангельскому благому Богу, Христу Спасителю. Христос -- это божественное существо, которое явилось в мир лишь no-видимости в телесном обличье. (Эта идея, как быстро заметили другие христиане, обесценивала страдания, смерть и воскресение Христа). Аллегорическая интерпретация священных текстов была призвана поддержать их доктрину.

д) Особенно любопытной и сложной выглядит гностическая теория там, где она пытается вывести всю интеллигибельную реальность из некоей первозданной целостности через серию т.н. "эонов", вечных частиц, которые излучают свои подобия (Христос, согласно ей, последний Эон). Таково же происхождение и человека. Так мы видим вкрапления в гностическую мысль идей различного происхождения (мифологических, фантастических и др.).

е) Гностическая теория выступает как тайна, открытая Христом лишь немногим ученикам, аристократически рафинированное учение, отличное от евангельского.

Среди гностиков известны Карпократ, его сын Епифан, Василид и его сын Исидор, особенно много последователей имел Валентин.

Отцы церкви не без оснований усматривали в них еретиков. В Действительности, это была эпоха, когда исчезал один духовный мир и нарождался другой, а потому доминировало настроение тревоги, которому гностики (возможно, более адекватно, чем другие философские учения) придавали определенную интонацию, консонировавшую с духом своего времени. В одном из документов, найденных в Наг-Хаммади, читаем: "Неведение Отца вызывало тревогу и ужас. Тревога сгустилась, как туман, так, что ничего не стало видно...". Сама материальность и телесность порождали опыт страдания, ужаса, утраты чувства выхода, пути к свету. Все же гностический опыт, как попытка ответить на вызов своей эпохи, оказался слишком хрупким, чтобы завоевать будущее.

библия греческая патристика христианство

4. АПОЛОГЕТЫ-ГРЕКИ И ПЕРВАЯ ФИЛОСОФСКАЯ РАЗРАБОТКА ХРИСТИАНСТВА,ПРОДЕЛАННАЯ КАТЕХИЗИСНОЙ ШКОЛОЙ АЛЕКСАНДРИИ

4.1 Греческие апологеты II века: Аристид, Юстин, Тациан

Первая христианская апология, из числа дошедших до нас источников, открытых лишь в прошлом веке, принадлежит Марциану Аристиду (эпоха императора Антония Пия, около середины II века). Он утверждал, что лишь христиане располагают истинной философией, и лишь в чистоте жизни можно узреть свидетельства истинности познания Бога, в которого веруют.

Юстин мученик, родившийся в Палестине, автор двух "Апологий" и одного "Диалога с Трифоном". Страстные поиски истины привели его от Платона к Христу. "Когда я был еще учеником Платона, -- писал он, -- внимал обвинениям против христиан, но, видя их неустрашимость перед лицом смерти и тем, что большинство людей повергает в трепет, понял я, что безгрешны эти мученики".

Его позиция по отношению к христианству проясняется в следующих словах из "Второй Апологии": "Я христианин и, гордясь, признаю себя таковым. Теория Платона несовместима с христианской, и никогда более не цвесть им вместе, как не совместима ни с какой другой, ни стоической, ни поэтической, ни прозаической. Каждая из них видела мир, в коем божественный Глагол бросил свои семена, лишь в связи со своей природой, а потому любая теория могла выразить лишь истину частичную, но с тех пор, как они вошли в противоречия между собой по глубинным основаниям, обнаружилось, что ни одна из них не обладает знанием безошибочным и неопровержимым. Все, что было возвещено правдивым образом, принадлежит нам, христианам. Воистину после Бога мы любим и славим лишь Логос, что родился от Бога, вечный и неизреченный, ибо Он стал человеком для нас, чтобы излечить нас от недугов наших, приняв их все на себя. Писатели умели сквозь тьму разглядеть истину, благодаря семенам Логоса, что внутри них, но одно дело семена и подобие, соразмерные их собственным свойствам, и совсем другое сам Логос, участие и подражание в Благодати, что от Него исходит".

Среди этих теорий интересен взгляд на отношение между Логосом-Сыном и Богом-Отцом. "Как первоначало, прежде всего прочего, Бог создал из себя самого некую рациональную потенцию, logike, и как Святого Духа называют то "славой Господа", то "Мудростью", то "Ангелом", "Богом", "Господом", так Логос (= Глагол, Слово)... принимает все имена, ибо исполняет волю Отца, родившись от воли Отца нашего. "Платоник" Юстин, великолепно знавший "Федона" и платоновскую теорию души, понимает, что она должна быть структурно реформирована. Душа уже не может быть вечной и неразрушимой сама по себе. "Все, что ни есть вне Бога... по своей природе обречено на гибель. Лишь Бог никем не порожден и вечно пребудет, и лишь потому Он -- Бог... Вот почему души рожденные смертны и наказуемы; когда бы не были подвержены порче, не грешили бы...". Неверно думать, что есть разные типы неразрушимой реальности, ибо не ясно, как возможно было бы их различение. Это то, чего Платон и Пифагор не понимали. "Душа живет, но не она есть жизнь сама, она участвует в жизни. Таким образом, участвующее отлично от того, в ком и в чем участвует. Душа участвует в жизни, ибо Бог желает того", чтобы душа жила. Человек не вечен, тело его не вечно соединено с душой; когда их гармония нарушена, душа покидает тело, человека больше нет. "Так душа должна перестать быть, дух жизни отделяется от нее: души больше нет, и она возвращается туда, откуда пришла". Так Юстин освобождает место для теории воскресения. Тациан был учеником Юстина, ним же обращен. В своем "Рассуждении о греках" он выступает оппонентом греческой философии, но, в отличие от учителя объявляет себя "варваром", который нашел истину и спасение в "варварских" сочинениях. Он подчеркивает, что, подобно всем вещам сотворенным, душа не вечна, но она воскрешается и вызволяется от смерти Богом вместе с телом. Здесь также речь идет о трехчастности (как у Павла и Филона) человеческого существа: 1) тело, 2) душа и 3) дух. То, что в нас "образ и подобие" Бога, это Дух, который выше души, и лишь он делает человека бессмертным.

Теофил из Антиохии (вт. пол. II в.) в своем сочинении "К Автолику" блестяще ответил на просьбу Автолика показать ему Бога христиан: "Покажи мне твоего человека, и я покажу тебе моего Бога", что значило: скажи, каков ты есть, тогда я скажу, какого Бога ты можешь узреть. "Человек, -- считает Теофил, -- должен иметь душу чистую, как незапятнанное зеркало. Ежели ржа подпортила зеркало, невозможно увидеть правильное отражение лица. Аналогично, если человек грешен, не видать ему Бога". Теофил углубил понимание Троицы (Trias) терминами Логоса имманентного или внутриположенного в Боге (Logos endiathetos), и Логоса, произнесенного (Logos prophorikos), следуя здесь за Юстином. Душа сама по себе ни смертна, ни бессмертна. Бессмертие -- это дар Бога тому, кто соблюдает его закон.

Наконец, к этому же периоду относится "Письмо Диогену" неизвестного автора, откуда мы узнаем, что "христиане... не отличаются от других людей ни своей территорией, ни языком, ни обычаями. Они не обитают в собственном городе, не пользуются необычным языком, в их жизни нет ничего странного. Их теория не плод рассуждений и изысков любознательных, они не стремятся быть застрельщиками новых теорий, как другие. Но, обитая в своем отечестве, они словно чужаки; участвуя во всем, как сограждане, все переносят, как странники; любая чужая земля -- им родина, и любая родина -- им земля чужая... Обитают на земле, но они граждане неба".

4.2 Катехизисная школа Александрии: Климент и Ориген

В Александрии около 180 г. Пантен, обратившись из стоика в христианина, основал Катехизисную школу, блистательными представителями которой стали Климент и Ориген.

Сторонники еретического гносиса проповедовали невозможность примирения науки и веры, в которых усматривали несовместимые элементы. Климент же, напротив, неустанно искал проявления гармонии между ними. Лишь согласие "pistis" и "gnosis" -- веры и знания -- делает христианина сознательным. . Начало и основание философии -- вера. С другой стороны, для христианина, желающего углубления собственной веры, нет ничего важнее разума. Философия как союзница веры не делает веру более сильной, но делает бессильными атаки противников истины, а крепостной бастион веры неприступным. Вера остается для Климента, в любом случае, критерием истины, наука же по характеру своему вспомогательна.

Понятие Логоса, образующего несущую конструкцию доктрины Климента, включает в себя три момента: 1) креативное начало мира; 2) начало любой формы мудрости, которое вдохновляло пророков и философов; 3) начало спасения (Логос воплощенный). Логос, и в самом деле, начало и конец, альфа и омега, то, из чего все происходит, и то, куда все возвращается. Логос -- Учитель и Спаситель. Логос называют еще и Спасителем, поскольку обнаруженное в человеке это рациональное снадобье при определенных обстоятельствах, остановив порок, исключив источник страстей, перерезав корни желаний, противных разуму (указанием на то, чего следует остерегаться) дает противоядие от всех болезней и путь к спасению. Это и есть самый благостный дар Бога".

Но, возможно, более величественной представляется попытка синтеза разума, философии и христианской веры, предпринятая Оригеном. В центре размышлений Оригена Бог и Троица. Бог мыслится под знаком бестелесности. Ошибаются те, кто понимают его как огонь, дыхание или какую-то иную материальную стихию. "Бог... это реальность интеллектуальная и спиритуальная", "простая интеллектуальная природа". По своей природе Бог непознаваем, это реальность "непостижимая и неисповедимая". Что бы мы ни мыслили о нем, должно помнить, что он превосходит все. Ибо его природа не подвластна уму человеческому, даже самому чистому и ясному".

5. ЗОЛОТОЙ ВЕК ПАТРИСТИКИ (IV-- ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА V В.)

5.1 Наиболее значительные персонажи золотого века патристики и Никейский символ веры

В 313 г. произошел решительный поворот: Константин принял Миланский эдикт, которым была санкционирована свобода христианского вероисповедания и культа. Были, наконец, прекращены преследования, и христианская мысль становится легальной и преобладающей. На протяжении IV и первой половины V вв. христианская догматика приняла достаточно определенные формы, отшлифованные в жарких дебатах. Это было закреплено на Соборах, ставших вехами в истории церкви: Никейский (325), Эфесский (431) и Халкедонский (451).

Среди теологов этого периода особенно яркими были: Евсевий Кесарийский (260--340), известна его работа "История церкви" (324 г.) оригеновской направленности (отчетливые симпатии к Платону выражены в его "Евангельском определении", где Платон сближается с Моисеем) ; Арий (256--336), родом из Ливии, который утверждал, что Сын Божий был сотворен из ничего, как все прочее, спровоцировав тем самым тринитарные дискуссии на Никейском Соборе; Афанасий (295--373), предложивший тезис "консубстанциональности", односущностности Отца и Сына, став сильным оппонентом Ария и триумфатором Никейского Собора; Василий Нисский, Григорий Нисский и Григорий Назианзин , о которых речь впереди. Их блистательными именами отмечена философская культура этой эпохи. Немесий из Эмесы был автором трактата "О природе человека". Упомянем также Синесия из Кирены (370--413), который основал последнюю платоновскую школу в Александрии, став позже епископом Птолемаиды.

Значение Никейского Собора 325 г. состоит в принятии т.н. Символа веры, обязательного для всех, сознающих себя христианами, "кредо". "Веруем во единого Бога всемогущего (пантократора = pantokrator = omnipotens) Создателя (poietes = factor) всего видимого и невидимого. А также во единого Господа, Иисуса Христа, единородного Сына Божьего, рожденного (genetheis = natus) Отцом своим, от сущности Отца (ousia = substantia).. Бога от Бога, Света истинного от Света истинного, рожденного (ghenetos = genitus), несотворенного (poietheis =factus), единосущного (homoousios = consubstantialis) с Отцом своим, волей Которого все сотворено (egheneto=facta sunt), что есть на небе и что есть на земле; ради нашего спасения Он сошел и воплотился посредством святого Духа... а на третий день Он воскрес и вознесся на небо и приидет вновь, чтобы судить живых и мертвых... Верую в Дух Святый"1.

Позже Святым Августином будет предпринята новая попытка углубить понятие Личности в контексте тринитарной персональности (hypostaseis, personae).

5.2 Светила Каппадокии и Григорий Нисский

Среди теологов этого времени особенно интересен Григорий Нисский (335--394), который вместе с братом Василием (331--379) и Григорием Назианзином (330--390), стал достойным преемником греческого наследия. Вернер Джегер охарактеризовал это так: "Ориген и Климент вышли на высокий уровень рефлексии, однако теперь требовалось куда больше. Ориген, без сомнения, придал христианской религии дух греческой философской традиции, но то, к чему стремились Отцы Каппадокии, это была некая тотальная христианская цивилизация. Задавшись такой целью, они внесли существенный вклад в создание новой широкой культуры, что очевидно вытекает из любого фрагмента их сочинений. Они противостояли греческой мысли, стимулируемой государственной мощью (вспомним императора Юстиниана) , но тем не менее не скрывали своего восхищения перед наследием греков. Между греческой религией и греческой культурой можно найти демаркационную линию. Очевидным образом, есть жизненная связь между христианством и эллинизмом в новой форме и на другом уровне, найденная уже Оригеном. Не будет большим преувеличением говорить о некой разновидности христианского неоклассицизма. В каппадокийских трудах христианство выступило законным правопреемником греческой традиции, достойной неугасаемой жизни. Не только потому, что она преодолевала сама себя, играя важную роль в процессе цивилизации мира, но и спасала, давая новую жизнь культурному наследию, особенно риторическим школам этого времени, становившимся слишком искусственными на фоне классической традиции. Мы немало говорили о возрождении греческой и римской классики, как на Западе, так и на Востоке. Однако не следует недооценивать тот факт, что в IV веке в эпоху великих Отцов Церкви произошло подлинное возрождение греко-римской литературы, которая дошла до наших дней, персонализированная в магических именах этой эпохи. Разницу между греческим духом и римским характеризует тот факт, что латинский Запад имел своего Августина, тогда как греческий Восток формировал свою культуру через Каппадокийских Отцов.

Джегер, подготовивший новое критическое издание сочинений Григория Нисского, показывает иное прочтение Каппадокийских философов и теологов. Как бы то ни было, но феномен разрастания пространства разума внутри веры без того, чтобы редуцировать разум к светскому его измерению, становится для нас фактом. "Воспользуемся же Священным Писанием в качестве правила и закона для любой теории", -- заявляет Григорий Нисский. Светская культура "стерильна, ибо не приводит часть к целому... Ведь не все эти теории во всем пусты и бессодержательны, но почему-то часто прерываются выкидышем прежде, чем попадут в световую зону Божественного познания". Греческая философия, вне всякого сомнения, плодотворна, но лишь тогда, когда она искусно очищена: "Моральная философия и философия природы способствуют подлинной духовной жизни до тех пор, пока нам удается отделять их теоретические посылки от уродливых искажений мирского плана".

"Большое катехизисное рассуждение", наиболее яркое сочинение Григория Нисского, осуществляет первый органический синтез христианских догм, системно рационализированных с возможной полнотой. Оно оставалось образцом для подражания на многие столетия.

Три момента среди многих нам представляются наиболее интересными с философской точки зрения. В духе Платона Григорий Нисский отделяет интеллигибельный мир от чувственного и телесного. Однако, уже в неоплатоническом духе, чувственный мир лишается своей материальности, ибо выступает как продукт качественно бестелесных сил, как это разъясняется в "De opificio hominis" ("0 создании человека"): подобно тому, как нет тела, не снабженного цветом, формой, сопротивлением, протяженностью, весом и прочими качествами, каждое из оных не есть тело, но пребывает в бытии, отличном от телесного, в соответствии с особым характером... И если познание этих качеств умопостигаемо, и если Божественность -- сама по себе интеллигибельная субстанция, то невероятно, чтобы внутри бестелесной природы могли существовать эти интеллигибельные начала телесного происхождения; умопостигаемая природа, вызывая к жизни духовные силы, соединяясь с ними, ведет к рождению материальной природы".

Нельзя не выделить другую идею Григория Нисского, согласно которой недостаточно полагать, что человек это микрокосм. Человек -- это значительно больше. В "Создании человека" он пишет: "Языческие философы искали суть человека в чем-то низменном и недостойном его. Пытаясь возвысить момент человеческий, они говорили даже, что человек это микрокосм, образованный из тех же элементов, что и все прочее, вознося хвалу его природе, забывая при этом, что уподобляют его насекомому или мыши: ведь и они -- из тех же четырех элементов... Откуда же быть человеку велику, коли подобен он космосу? Иной ли он, чем это небо, что вращается, чем земля, чем все, что движется вместе с землей? В чем же, по мнению церкви, величие человека? Не в космоподобии, но в том, чтобы быть образом Творца нашей природы". Душа и тело человека сотворены одновременно, но душа переживет тело, а с воскресением восстанавливает единство. Григорий воспринимает идею Оригена об апокатастасисе, т.е. о восстановлении всего в первоначальном виде: даже злодеи, через муки наказания пройдя очищение, вернутся к истокам (спасутся все).

Наконец, у Григория мы находим христианскую версию неоплатоновской идеи восхождения к Богу через удаление от всего того, что разделяет: "Божественность -- это чистота, удаление от страстей и избавление от всякого зла: ежели все это есть в вас, Бог доподлинно с вами. Ежели ваши мысли свободны от зла, удалены от страстей, мирских нечистот, вы блаженны, ибо видите ясно, ведь, если вы сами чисты, то чувствуете то, что не видимо тем, кто не очистился; и однажды, сняв пелену с очей ваших душ, темень телесную, узрите, наконец, блаженное сияние". Теофил из Антиохии говорил: "Покажи мне твоего человека, и я покажу тебе моего Бога". Григорий Нисский углубил эту мысль: "Мера того, насколько вы способны познать Бога, в вас самих".

6. ПОСЛЕДНИЕ МОГИКАНЕ ГРЕЧЕСКОЙ ПАТРИСТИКИ: ДИОНИСИЙ АРЕОПАГИТ,МАКСИМ ИСПОВЕДНИК И ИОАНН ДАМАСКИН

6.1 Дионисий Ареопагит и апофатическая теология

Между V и VI веками жил автор, которого называют Дионисием Ареопагитом. Неизвестный автор хотел быть принятым за современника апостолов, тем Дионисием, которого обратил в веру Святой Павел своей проповедью в Ареопаге. Под этим именем до нас дошел корпус сочинений ("О небесной иерархии", "О церковной иерархии", "Об именах Божиих", "О мистической теологии" и Письма). Эти работы имели невероятный успех на протяжении всего Средневековья, как на западе, так и на востоке. И даже Данте в описании "Рая" был под воздействием дионисийской иерархии реальности. Среди многочисленных переводов "Ареопагитик" сирийский (VI века), арабский, армянский (VIII века). На славянский язык в XIV веке их перевел инок Исайя. Известны ссылки на них Ивана Грозного. В большинстве монастырских библиотек хранились и переписывались сочинения Псевдо-Дионисия Ареопагита. Не одну мистическинастроенную голову вскружил этот неизвестный виртуоз богословской мысли. Вот пример из одного поэтическивзолнованного гимна богу: "О, преосуществленная, пребожественная Троица, христианского богомудрия наставница! Вознеси нас на неведомую, пресветлую и высочайшую вершину познания Священнотайного Писания, где совершенные, неизменные и подлинные таинства Богословия открываются в пресветлом Мраке тайноводственного безмолвия, в котором при полнейшем отсутствии света, при совершенном отсутствии ощущений и видимости наш невосприимчивый к духовному просвещению разум озаряется ярчайшим светом, исполняясь пречистым сиянием".

Дионисий переосмысливает неоплатонизм в христианских терминах, часто в формулировках Прокла. Однако, что волнующим образом отличает этот Корпус сочинений, это формулировка "апофатической" теологии (букв. негативной). Бога можно означить многими именами, выведенными из чувственных вещей и затем понятыми иносказательным образом, в переносном смысле, поскольку Он -- причина всего. С меньшей неадекватностью можно выразить Бога с помощью имен, полученных из сферы умопостигаемой реальности, как, например, "красивое" и "красота", "любовь" и "возлюбленное", "благо" и "доброта" и т.п. Однако лучше всего обозначить Бога, отрицая, отделяя от Него любые атрибуты, поскольку Он превосходит все и вся. Он "сверхсущий" , а, значит, именно молчание и таинственный мрак лучше выражают эту сверхсущую реальность, чем слово и свет разума. В "Мистической теологии" мы читаем: "Благую Причину всего можно выразить словами многими и немногими, но также и полным и абсолютным отсутствием слов. В самом деле, чтобы ее выразить, нет ни слов, ни понимания, ибо она свыше положена над всеми, а если и является, то тем, кто превозмог все нечистое и чистое, превзойдя в подъеме и сакральные вершины, оставя позади все божественные светила и звуки призывные, все словеса и рассуждения, проникнув через все туманные завесы туда, где, как гласит Писание, царствует Тот, кто выше всего"; Он неосязаем и невидим. Познать Его, значит, познать то, что выше понимания, что вне всякой актвивности познания, т.е. буквально не познавая ничего. Тогда мысль становится все более немногословной, "дабы по достижении конца пути обрести полнейшую бессловесность." Все сущее, по Дионисию, открывается в мировом ладе и строе, слагаясь в гармонию, которая раскрывается в самой иерархичности мира. Все устроено по божественному уставу. Существование каждой вещи определяется ее чином так, что низшие чины черпают у высших силы для восхождения от дольнего к горнему, старшие помышляют о младших в устремлении к своему пределу, к ничто. Ничто Ареопагита не бессодержательно, а максимально наполнено божественными смыслами, где невозможно уже никакое положительное суждение.

6.2 Учение Августина о Божьем Граде и Земном Граде

Жизнь Августина пришлась на период после признания христианства доминирующей религией и раздела Римской империи, на период, непосредственно предшествовавший вторжению германских племен, которое разрушило Западную римскую империю. Время упадка этой мировой империи сопровождалось возникновением различных церковных организаций. Именно они в конечном счете выполнили задачу сохранения культурного наследия в греко- и латиноязычном мире. Кроме того, в условиях ослабления императорской власти Церковь взяла на себя часть политической ответственности (вместе с Византией и государствами, образовавшимися в результате переселения народов). Таким образом христианские теологи стали также политическими идеологами.

Августин оказался одним из первых великих теологов, которые связали Античность и христианское время. Он синтезировал христианство и неоплатонизм.

Поэтому у Августина мы находим уже упоминавшиеся новые христианские представления: «человек в центре», линейное развитие истории, персонифицированный Бог, создавший из ниче-го вселенную. Но у Августина эти представления выражены на языке античной философии Скирбекк Г., Гилье Н. История философии. - М.: ВЛАДОС, 2000. - С. 184..

С одной стороны, все центрировано вокруг человека, посколь-ку Бог создал все для человека и поскольку спасения ищет чело-век, созданный по образу Бога и являющийся венцом творения. С другой стороны, опровергнувший скептиков Августин утверждает, что наиболее достоверным знанием мы обладаем о внутреннем мире человека. Интроспекция дает более определенное познание, чем чувственный опыт. Внутренний мир человека обладает эпистемологическим приоритетом. Довод в пользу этого утверждения состоит в том, что субъект и объект «совпадают» благодаря интроспекции, тогда как чувственный опыт всегда неопределен из-за различия субъекта и объекта.

Для Августина внутренний мир является скорее полем битвы различных чувств и побуждений воли, чем областью холодной дея-тельности рассудка. Внутреннее является сферой иррациональных импульсов, греха, вины и страстного желания к спасению. Но в отли-чие от стоиков Августин не верит, что мы сами в состоянии управ-лять своей внутренней жизнью. Мы нуждаемся в милости и «сверхче-ловеческой» помощи. Августин действительно полагает, что мы об-ладаем свободой воли, но одновременно подчеркивает, что мы пол-ностью являемся частью предопределенного Богом плана спасения.

Августин в основном разделяет неоплатонистское понимание взаимоотношения души и тела. Иначе говоря, душа представляет божественное в человеке. Тело является источником греховного. Чело-век должен, по возможности, стать свободными от тела и сконцен-трироваться на духе, на своем внутреннем мире, чтобы прибли-зиться к духовному источнику существования вселенной - Богу. Но как христианин Августин к сказанному добавляет и идею первородного греха. Душа непосредственно подвержена влиянию греха.

Августин считает, что внутри каждого человека развертывает-ся борьба Бога и Дьявола. Он обнаруживает ее и на историческом уровне в виде противостояния Божьего града (civitas Dei) и Града земного (civitas terrena). Подобно тому, как каждая индивидуальная жизнь является полем битвы спасения и греха, так и история - полем сражения благого и греховного «царства».

Учение Августина о Божьем Граде и Земном Граде довольно сла-бо развито, чтобы быть политической теорией, поскольку он рассуждает преимущественно как теолог, а не как политик. Он прояв-ляет сравнительно мало интереса к тому, как могли бы быть актуализированы политические идеи. Учитывая это, мы тем не менее можем сказать, что августиновские представления о борьбе между этими двумя «царствами» были, по-видимому, навеяны современ-ной ему политической ситуацией. Христианство считалось причиной падения Римской империи, и Августин должен был защитить его от подобных обвинений. Еще одна интерпретация состоит в том, что, вероятно, Августин думал, хотя и никогда не выражал явно, что Церковь в определенном смысле представляет собой Божье «цар-ство», тогда как Империя - «царство» земное Скирбекк Г., Гилье Н. История философии. - М.: ВЛАДОС, 2000. - С. 185..

Однако Августин не рассматривал земное царство как случай-ное и не необходимое. Он считал, что из-за испорченной грехопа-дением природы человека сильное земное царство необходимо для обуздания зла. Поэтому земное царство является необходи-мым злом, пока продолжается исторический конфликт добра и зла, то есть в промежуток времени между грехопадением и Суд-ным Днем.

Такая точка зрения на земное царство отличается от аристоте-левского (и томистского) понимания взаимосвязи человека и обще-ства, согласно которому человек рассматривается как общественное по природе существо. Она отличается и от платоновского понима-ния государства как учителя нравственности, воспитывающего лю-дей для совершенной жизни. Платон стремился к идеалу, тогда как у Августина было достаточно проблем, связанных с обузданием зла.

С моральной точки зрения, для Фомы Аквинского функция по-литики состоит в создании условий для моральной жизни, конеч-ной целью которой является спасение. У Августина различие между политикой и моралью (религией), между государем (политиком) и священником является менее четким. Политика также выполня-ет непосредственно моральную функцию. Она является автори-тарным средством контроля над моральным злом. Упрощенно го-воря, такова точка зрения Августина на государство и политику после грехопадения. До того как грех пришел на землю, люди бы-ли равными, и Августин предполагает, что тогда они были по своей природе общественными созданиями. Но грех сделал необ-ходимым организованную государственную систему, использую-щую для наказания и защиты принуждение и имеющую четкое распределение прав между правителями и подданными. Даже при отсутствии греха в обществе должен был царить определенный порядок и тем самым определенная форма правления, но без ис-пользования принуждения. В земном государстве, где существует зло, правители назначены Богом для поддержания порядка и, сле-довательно, не получают свою власть от народа. Правители такого государства являются богоизбранными, и народ обязан подчи-няться им, поскольку он обязан подчиняться воле Бога.

Однако каким образом злое (мирское) царство может исправить зло в людях? Здесь ему помогает хорошее (церковное) царство. Церковь как организация необходима для спасения души путем ее мо-рального, религиозного воспитания, а также с помощью надзора за мирским царством и его действиями по искоренению зла.

Все эти представления стали решающими для последующего времени. Церковь как организация необходима для спасения. Существующая империя - это христианское государство в том смысле, что все ее члены являются одновременно подданными и императора, и папы Скирбекк Г., Гилье Н. История философии. - М.: ВЛАДОС, 2000. - С. 187..

6.3 Трактат «О Граде Божием»

Трактат «О Граде Божием», создававшийся между 413 и 426 годами, стал ответом Августина на об-винения, выдвигаемые против христианства язычниками после разграбления Рима в 410 году, и самым значительным его вкладом в запад-ную мысль. В первых десяти книгах он критически разбирает нападки язычников, твердивших, что, по-дорвав почтение римлян к богам, доставившим Риму величие, христи-анство несет ответственность за па-дение Рима. В книгах 11-22 он стро-ит величественный план осуществ-ления божественного промысла в ис-тории.

В 1-5 книгах Августин отвечает на два вопроса: (1) Ответственно ли христианство за падение Рима, а язычество за его возвышение? (2) Если не римские боги, то какая ду-ховная сила привела Рим к величию? На первый вопрос он отвечает гро-мовым нет. Христианство смягчило, а не ожесточило ярость готов. Более того, оно подало утешение, напоминая о том, что наше существова-ние здесь скоротечно. Праведника, обратившегося ко Христу, ждет иной, Вечный Град. Что же касается, с другой стороны, нелепого язычества, то от него мало проку. Рим переживал войны и катастрофы задолго до того, как на сцене появи-лось христианство. Чем же тогда объяснить возвышение Рима? Дело не в богах и не в почтении к ним римлян, но в провиденциальном за-мысле Бога. Бог воздвиг Империю, чтобы дать римлянам законы, лите-ратуру и цивилизацию. Таким образом, своим величием Рим обязан не року, но всеведению и промыслу Божьему.

В книгах 6-10 Августин оспаривает притязания всех языческих систем на истинность. Он перечисляет факты, взятые главным образом из Варрона, чтобы указать на нелепость политеизма, и цитирует Сократа и Платона в поддержку монотеизма. Не будучи изложением его философии, книги 8-10 определенно отражают стремление Августина выразить не-приятие неоплатонизма, тем более что последний инкорпорировал в свою систему народное язычество. Он противопоставляет христианский культ мучеников поклонению блуж-дающим духам, несмотря на их внешнее сходство. Платоники тщат-ся отыскать посредников между Бо-гом и человеком в своих демонах; христиане имеют истинного посред-ника в лице Иисуса Христа. В таин-стве Евхаристии они приносят ис-тинную жертву Богу.

В книгах 11-14 Августин разви-вает свою историософию в понятиях борьбы двух «градов» - двух типов человека и общества. Она начи-нается в доисторическую эпоху: уже тогда были «святые и верные анге-лы, которые никогда не отпадали и никогда не отпадут от Бога», и «те, кто отверг вечный свет и обратился ко тьме». То, что случилось тогда, повторилось при творении и грехо-падении человека. Сотворенное бла-гим, человечество пало из-за своего неповиновения и ныне подвержено не только телесной, но и душевной смерти. И вот существуют два града - град тех, кто живет по закону пло-ти, повинуясь и уподобляясь Дьяволу, и град тех, кто любит Бога и других людей. Первый погибнет, второй достигнет своей вечной отчизны. «Стало быть, мы видим, что два общества возникли из двух видов любви. Земное общество возник-ло из любви эгоистической, дерз-нувшей презирать самого Бога, тог-да как община святых коренится в любви к Богу и готова пренебречь собою».

В следующих четырех книгах (15- 18) Августин обрисовывает земную историю двух градов: Каин и Авель, Сара и Агарь, Рем и Ромул. Между Ноем и Авраамом свидетельства о Граде Божьем весьма скудны. Одна-ко с Авраамом его история выходит на свет, и в ней можно различить обетования, в конце концов испол-ненные Христом. Ветхий Завет ста-новится кладезем «символов». Парал-лельно истории Града Божьего раз-вивается судьба земного града, для которого характерна беспрестанная борьба, ибо человечество не храни-ло верность Абсолютному Бытию. С помощью Рима Бог решил «покорить весь мир, чтобы свести его в единое общество, в государство, где правит закон, и ниспослать ему прочный и обширный мир». Но какой ценой - ценой кровопролития и войн! Тем временем в трудные времена слезы учат Церковь надеж-де. Распространяясь под опекой духа и во исполнение пророчеств, до Второго Пришествия она пребыва-ет странствующим Градом Божьим Великие мыслители Запада / Под ред. Я. Мак-Грила. - М.: КРОН-ПРЕСС, 1999. - С. 110..

В Девятнадцатой книге Августин доводит повествование до современности и выступает в поддержку хри-стианской, а не платонической эти-ки. Христиане убеждены в том, что вечная жизнь - это высшее благо и что добродетели реальны лишь для верующего в Бога. Философы тер-пят неудачу из-за того, что они ищут временного, а не вечного. Христиа-не тоже жаждут покоя и признают, что, пока не преодолена их смерт-ная природа, такой покой относи-телен, но они ищут его в послуша-нии Богу и, веруя, уже обрели его. Философы такой веры лишены.

В заключительных трех книгах Августин заглядывает в будущее. Он не приемлет милленаризма. Тысяче-летним царством называется либо тысячелетие после пришествия Хри-ста, либо весь оставшийся миру срок. Как только Церковь начала свое ше-ствие из Иудеи по всему миру, Дья-вол оказался связан. Два града - Град Бога и Град Дьявола достигнут пика своего развития ко дню последнего суда, которому посвящена 21 книга. В отличие от Оригена, Августин не надеялся на искупление всех, тем бо-лее Дьявола. Даже верные католики должны остеречься: спасение зави-сит от праведной жизни, а не просто от крещения, Евхаристии или подания милостыни. Ни еретики, ни раскольники, ни дурные католики не избегнут наказания, не покаявшись. В 22-й книге Августин обрисовывает вечное блаженство Града Божьего, но отводит значительную ее часть учению о воскресении и чудесах. Он утверждает, что Церковь не оскудела чудесами и в его дни. Пусть языческие философы отрицают Воскресение, пишет Августин, они все равно согласны с христианами относительно воздаяний после смерти; более того, и Платон и Порфирий верили в то, что Бог может совершить и невозможное. В Вечном Граде христиане достигнут совершенной свободы, и их воли без остатка сольются с волей Бога в обетованном субботнем Покое Великие мыслители Запада / Под ред. Я. Мак-Грила. - М.: КРОН-ПРЕСС, 1999. - С. 111..

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Наиболее ярким представителем патристики был епископ в Гиппоне (Северная Африка) Августин Блаженный (354-430 гг.), оказавший сильнейшее влияние на средневековую философию, а также и на многих более поздних представителей философского творчества.

Для Августина «истинная философия и истинная религия - одно и то же». Философское обоснование христианства он пытался найти в философии Платона, отмечая, что идеи Платона - «это мысли творца перед актом творения». Бог создал мир из ничего. Спасение человека прежде всего в принадлежности к христианской церкви, которая является представителем «града божьего» на Земле Августин. Мир философии. Ч.1. - М., 1991. - С. 14.. Августин рассматривал два противоположных вида человеческой деятельности - «град земной», т.е. государственность, которая основана «на любви к себе, доведенной до абсолюта, презрения к богу», и «град божий» - духовную общность, которая основана на любви к богу, доведенной до презрения к себе» Философия: Учебное пособие / Под ред. В.Н. Лавриненко. - М.: Юристъ, 1996. - С. 44.. Его основными работами являются: «Град божий», «Град человеческий», «Исповедь».