Человек в поисках смысла жизни

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

План

Введение

ГЛАВА 1. Философы о смысле жизни

ГЛАВА 2. Проблема смысла жизни

2.1 Установка «иметь»

2.2 Установка «быть»

2.3 Выбор и ответственность

Заключение

Список использованной литературы

Введение

В своем реферате я рассмотрю тему - «Человек в поисках смысла жизни».

В актуальности этой темы нет никаких сомнений - каждый человек, хотя бы раз в жизни спрашивал себя: «В чем смысл жизни?». Кроме того, большинство мыслителей уделяли этому вопросу значительное влияние.

Рассматривая эту сложнейшую проблему, надо отметить, что существует два принципиально различных пути объяснения вечных вопросов жизни и смерти. Первый подход можно обозначить как объективистский. Он связан с именами таких философов, как Б. Спиноза, П. Гольбах, Г.В. Ф. Гегель, П. Лафарг, с догматикой иудаизма, христианства и ислама и, отчасти, с установками естествознания XIX в. В его основе лежит представление об изначальном Миропорядке, при котором уже заранее предначертаны все акты любой общественной и личной судьбы, «расписаны» все события мировой истории. В данном случае не так уж важно, кто «управляет» миром - Бог, Дух, Космический разум, объективная реальность, законы Природы и т. д. Важно, что человек должен лишь осознать этот Порядок и найти в его недрах, в его устройстве зазор для «относительной самостоятельности», которую он будет считать свободной.

Второй подход во главу угла ставит субъективность человека, его самодеятельность, творчество. Сущность его хорошо выражают афоризмы: «Человек - мера всем вещам» (Протагор), «Человек - творец самого себя» (Пикоделла Мирандола), «Человек непрерывно перерастает человека» (Б. Паскаль).

Разумеется, в «чистом виде» эти подходы характеризуют полярные позиции, а в реальной жизни приходится считаться и с объективными условиями бытия и с миром своих субъективных, творческих потенций. Человек в одно и то же время может рассматриваться как объект (а иногда даже как игрушка в руках чужих ему сил), и как субъект, как уникальное и неповторимое (и телесно, и духовно) создание Природы и Общества.

Цель работы - рассмотреть вопрос смысла жизни человека. Чем я и займусь далее.

смысл жизнь ценность

Глава 1. Философы о смысле жизни

Великий немецкий философ И. Кант сформулировал еще в конце XVIIIв. Четыре основных вопроса, на которые необходимо дать ответ любому мыслителю, постигающему сущность человека и человечества:

Ш Что я могу знать?

Ш Что я должен знать?

Ш На что я смею надеяться?

Ш Что такое человек?

Он считал, что на первый вопрос должна ответить метафизика (т. е. философия), на второй - мораль, на третий - религия, на четвертый - антропология. Философу, прежде всего, следует определить источники человеческого знания, объем возможного и полезного применения всякого знания и, наконец, границы разума. Попытаемся, если не ответить, то обозначить пределы ответов на кантовские вопросы для человека, стоящего на пороге XXI в.

Человек в современном мире, сохраняя все то, что было присуще людям прошлых эпох, там не менее начинает все более и более осознавать уникальность ситуации конца века. Современный мир, отягощенный глобальными проблемами, ставит все человечество и каждого отдельного человека в положение, когда надо либо принять принципиально новые способы выживания, существования и развития, либо деградировать как вид. Не даром предметом размышления ученых, философов, мудрецов все чаще и чаще становятся непредсказуемые процессы, отклонения от «нормы», нестабильность и т. п. В этом одна из особенностей современности, ставшая предметом изучения.

Итак, что может знать человек и как ему распорядиться своим знанием? На первый взгляд, может показаться, что любой современный школьник знает больше, чем прославленные мудрецы прошлого. Действительно, человечество узнало о мире и себе в XX в. Неизмеримо больше, чем за все предшествующие столетия. Тем не менее, величайшие мыслители нашего времени Толстой и Ганди, Фрейд и Ясперс, Эйнштейн и Рассел, Вл. Соловьев и Бердяев, Швейцер и Сахаров испытывали глубочайшую неудовлетворенность уровнем знаний человечества, видели, что познание не только не принесло ему счастье, но и поставило на край пропасти. Не случайно невежество продолжает оставаться «демонической силой» на рубеже XX и XXI вв. и способна погубить мир. Прорыв к неизведанным глубинам познания, к сфере бессознательного и интуитивного чреват новыми потрясениями для человека. Богиня мудрости Минерва сейчас явно не в почете. Человечество как бы ужаснулось то бездне, которая открылась перед познающим разумом. «Все труды человека - для рта его, а душа его не насыщается», - говорил царь Соломон еще три тысячелетия назад. Плоды познания мира человеком обращаются против него самого, ибо, как говорил евангелист Марк, «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?».

Познание истины действительно делает человека свободным, о чем знали еще древние мудрецы, но вопрос заключается в определении того, что есть истина?

Еще античный философ Гераклит заметил, что «многознание уму не научат» и задача человека - в постижении мудрости и познании мира и самого себя. «Всякий поступай по удостоверению своего ума», - советовал апостол Павел. Христианство исходит из того, что «не мудрое Божие премудрее человеков», ибо людям не дано постигнуть истинный смысл вещей и обрести знание. Ум человеческий несовершенен и, как говорил один из героев Ф. М. Достоевского, «если Бога нет, то все дозволено». Эту опасность почувствовали еще в середине XX в. выдающиеся ученые и мыслители Рассел и Эйнштейн. Осознав возможность самоуничтожения человечества в результате открытий в области термоядерной энергии, они выступили с призывом: «Помните, что вы люди, и забудьте обо всем остальном». В сознании людей нашего времени все более и более утверждается идея о том, что сам по себе научно-технический и технологический прогресс, само познание и знание еще не гарантируют счастливое будущее, и необходима выработка человеческой, гуманистической меры самого прогресса.

Понимание этого приводит к рассмотрению круга проблем второго вопроса Канта.

Вопрос о том, что должен делать человек (или чего он не должен делать никогда и ни при каких условиях) принадлежит к числу важнейших. Еще древние понимали, что вера без дел мертва, а суть человека выявляется в его деяниях и поступках. Автор Экклезиаста учил: «Все, что может рука твоя делать, по силам делай, потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости». Однако главное - не масштаб деятельности человека и не область, в которой он трудится, а смысл его деятельности, в котором преодолевается «суета сует» повседневной жизни. В истории человеческой мысли можно найти разные подходы к определению смысла и содержания деятельности человека. Среди них есть идеал недеяния, т. е. отказа от деятельности, от активного вмешательства в жизнь. Эту позицию развивали мудрецы древнего Китая и Индии, некоторые мыслители античного мира (Пиррон). Они считали, что идеалом жизни человека должны быть атараксия (безмятежность) и апатия, или «тишина». В русской литературной классике этот подход выражен в образе Обломова. У японцев есть пословица: «Прежде чем что-то написать, подумай о том, как прекрасен чистый лист бумаги».

С другой стороны, в XVIII - XIX вв. в европейской мысли сформировался подход, в основе которого лежала идея активного преобразования, переделки природы, общества и человека на базе рационального метода познания мира. Доведенная до логического конца, она преобразилась в концепцию «покорения» природы, что привело к экологическому кризису в конце XX в.

Эта проблемы имеет не только прагматическое, но и гораздо более важное моральное значение, ибо в поступке, прежде всего, нужно видеть определенную моральную цель. В плане моральной оценки различают благодеяние и злодеяние, хотя, разумеется, есть и морально нейтральные действия, не подлежащие оценке в терминах добра и зла. Еще на заре цивилизации человечество выработало «золотое правило» нравственности. Оно встречается в учениях Конфуция, в древнеиндийской «Махабхарате», в буддизме, в Библии и Коране, в «Одиссее» Гомера и других литературных памятниках. Его наиболее распространенную формулировку: «(не) поступай по отношению к другим так, как ты (не) хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе». Развивая эту идею, Кант считал, что человека никогда нельзя средством достижения каких-то целей, он сам должен быть целью общественного развития. «Категорический императив», сформулированный им, гласит: поступай только согласно такой максиме (правилу), руководствуясь которой ты в тоже время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим моральным законом (т. е. чтобы все люди могли ему следовать). Пределы деятельности человека обозначены достаточно точно - нельзя причинять вред и ущерб ни себе, ни другим людям, а основой всей жизни должна быть взаимная любовь в духе евангелических заповедей Христа. Человек не может также посягать на цельность Природы, не может в ней «хозяйничать» по своему произволу. Так или иначе, эта позиция требует признания либо Бога в качестве Творца, волю которого нельзя произвольно нарушать, либо абсолютных общечеловеческих ценностей, имеющих такой же статус.

Разумеется, все мудрецы отдавали себе отчет в том, что существует «хитрость разума» и ирония истории, выражающаяся в сентенции, что дорога в ад устлана добрыми намерениями. То, что цель и замысел, даже самые мудрые и прекрасные, трагические не соответствуют полученному результату, никогда не было тайной. Люди всегда старались понять, как и почему добрый замысел обращался во зло даже вопреки их воле; почему деятельность, направленная на созидание оборачивалась разрушением. Например, научно-техническая революция, способная обеспечить человечество средствами для благополучного существования, привела его на край пропасти из-за возникших глобальных проблем. Созидательный потенциал многих социальных революций, основанный на прекрасных идеях справедливости, зачастую оборачивался тотальным разрушением и человека и общества. Вот почему именно сейчас так остро стоит вечная проблема: пределы деятельности человека вмешательства его в природу, космос и самого себя. Все больше ученых, политиков, религиозных деятелей приходит к выводу о необходимости перехода человечества от безудержной экспансии к сознательному самоограничению во всех сферах деятельности. Еще более сложно ответить на третий вопрос Канта: на что я смею надеяться? Особенно актуально это сейчас для россиян, переживающих один из труднейших периодов в своей истории. Суть вопроса проста - можно ли надеяться на собственный разум, волю, труд, солидарность людей или же надо уповать на авторитет Творца, Бога, Космического разума, т. е. на надчеловеческую силу? Здесь мы сталкиваемся с проблемой соотношения человека и Бога, веры и разума, науки и религии. Трагизм многих жизненных ситуаций и страх неминуемо предстоящей смерти приводили к надежде на бессмертие в мире ином, мире загробном, где будет всем воздано по заслугам, где Божий Суд установит, наконец, высшую справедливость. Очевидно, что неопределенность исхода многих дел и начинаний людских, непредсказуемость событий и действие независящих от человека сил являются мощным основанием для надежды на Тайну, Чудо и Авторитет. Люди всегда поклонялись носителям тайны, чудотворцам и облеченным авторитетом, ибо в них видели надежду на спасение, если не в земном мире, то в небесном.

С другой стороны, вызревала и набирала силу тенденция, отвергающая надежду и упование на высшие силы. Свободомыслие и атеизм предлагали в качестве альтернативы надежду человека на самого себя, свои силы, на групповую солидарность. Еще в эпоху Возрождения была развита концепция человекобога, опирающегося на свои силы и потенции: «Человек человеку бог» или «Нет бога, кроме человека» (феербаховский атеизм); «Бог есть человек» (энгельсовский атеизм); «Человек есть высшее существо для человека» (марксовский атеизм); «Все для человека, все ради человека» (советский атеизм). В реальной жизни люди более всего связывали свои надежды с той социальной группой, к которой они себя относили. Прежде всего, это этнос, нация, группа единоверцев или семейный клан, короче говоря, о ком человек может сказать «мы». Вообще к ним могут быть отнесены все соотечественники или, как еще говорят, «люди доброй воли». Идеал общечеловеческой солидарности без апелляции к высшим силам получал все большую поддержку с ходом осознания себя человечеством единым целым, с нарастанием опасности глобальных проблем. В последние годы получало распространение мнения, что жителям Земли можно надеяться на помощь внеземных цивилизаций, пришельцев из Космоса, которые не допустят термоядерной или экологической катастрофы и научат неразумное человечество правилам Космической этики.

Четвертый вопрос Канта как бы резюмирует первые три, вбирая в себя все основные вопросы бытия и существования человека. Попробуем подытожить то, к чему пришла философия за почти три тысячи лет своего существования, отвечая на вопрос: что такое человек?

Человек - уникальное создание Вселенной. Если даже считаться с гипотезой о существовании «снежного» человека или гуманоидов - космических пришельцев, то надо признать, что вид Человек разумный - неповторимое творение. Он - продукт Природы, плод биологической эволюции. Но человек в своей истории в основном вышел из-под действия чисто биологических закономерностей. Вне общества человеческий детеныш остается животным, да еще самым неприспособленным к среде. Биологический «замок» человеческого мозга открывается только «ключом», находящимся в общении людей.

Человек производит орудия труда и использует их как свое «неорганическое» тело для производства материальных благ. Воспроизводя самих себя и орудия труда, создавая мир человека и мир вещей, люди вступают в общественные отношения, которые оказывают определяющее воздействие на их жизнь и деятельность.

Человек - существо общительное, создающее в ходе своего исторического развития особый тип общности, принципиально отличный от стаи или стада. Люди сознательно идентифицируют себя с племенем, родом, народностью, нацией, семьей, кланом, единоверцами, единомышленниками, сверстниками, участниками тех или иных событий и т. д. При этом возникает тот или иной тип ответственности, та или иная форма социальной организации, основанная на разных типах собственности и власти. Человек не имеет заранее определенной жесткой программы жизнедеятельности, а реализует себя в той или иной степени свободно, руководствуясь теми или иными нравственными запретами и предписаниями. Он способен различать добро и зло и принимать решения на основе ответственности за себя и других и своей совести.

Человек в своей деятельности выходит за рамки утилитарных потребностей, круг повседневных забот, преодолевая даже в самые трудные времена ограниченность своего существования. Создавая миф, сказку, песню, музыку, рисунок, скульптуру, украшая себя и свое жилище, охраняя и поддерживая ритуал, человечество творит мир духовной культуры, мир идеалов и ценностей.

Человеческая жизнь не имеет какого-либо заранее заданного смысла, который, очевидно, нужно искать не в прошлом, не в ретроспекции, а в настоящем и будущем. Смысл создается человеком, твориться им каждый миг и поэтому есть глубокий смысл в сентенции: «Живи так, как будто через пять минут умрешь».

Таков своеобразный фундамент человечности, заложенный еще на заре человеческого общества и развивающийся в ходе истории.

Глава 2. Проблема смысла жизни

Имея в виду так называемые «вечные» философские проблемы, Бертран Рассел назвал в числе других следующие: «Является ли человек тем, чем он кажется астроному,-- крошечным комочком смеси углерода и воды, бессильно копошащимся на маленькой и второстепенной планете? Или же человек является тем, чем он представлялся Гамлету? А может быть, он является тем и другим одновременно? Существуют ли возвышенный и низменный образы жизни, или же все образы жизни являются только тщетой? Если же существует образ жизни, который является возвышенным, то в чем он состоит и как мы его можем достичь? Нужно ли добру быть вечным, чтобы заслуживать высокой оценки, или же к добру нужно стремиться, даже если вселенная неотвратимо движется к гибели?». Все эти вопросы, как видим, отчетливо располагаются вокруг одной оси -- смысла человеческой жизни.

Когда же человек-практик стал задумываться над этой проблемой, отрефлексированной затем философией? Очевидно, сначала должен был совершиться выход за пределы «первой программы» -- программы удовлетворения минимальных (в основном физиологических) потребностей, должны были появиться потребности, а вместе с ними и ценности более высокого, духовного порядка. Ибо вопрос о смысле и образе жизни -- это прежде всего вопрос о наших ценностных предпочтениях, о субординации ценностей материальных и духовных. Так зародилась аксиология -- социально-философское учение о природе ценностей, их месте в жизни общества и личности.

Вопрос о жизненных ценностях и о самом смысле жизни никогда так остро не стоял перед человечеством в целом, перед каждым мыслящим индивидом, как сегодня. И, пожалуй, никогда ранее мы не ощущали так зримо в духовной атмосфере общества чувство утраты смысла жизни. Называя эту утрату «экзистенциальным вакуумом», всемирно известный специалист по проблемам психологии личности Виктор Франкл (Австрия) пишет; «Когда меня спрашивают, как я объясняю причины, порождающие этот экзистенциальный вакуум, я обычно использую следующую краткую формулу: и в отличие от животных инстинкты не диктуют человеку, что ему нужно, и в отличие от человека вчерашнего дня традиции не диктуют сегодняшнему человеку, что ему должно. Не зная ни того, что ему нужно, ни того, что он должен, человек, похоже, утратил ясное представление о том, чего же он хочет. В итоге он либо хочет того же, чего и другие (конформизм), либо делает то, что другие хотят от него (тоталитаризм)»

2.1 Установка «иметь»

Вообще в истории социально-философской мысли, начиная с античной, прослеживаются две диаметрально противоположные концепции смысла человеческой жизни с точки зрения тех целей, которые ставит перед собой человек. Лаконично эта противоположность традиционно формулируется так: «иметь или быть?». Оставляя за собой право вернуться позднее к субъективной стороне проблемы (насколько свободен индивид в выборе своей смысло-жизненной позиции?), отметим лишь, что само появление каждой из этих концепций, а тем более их массовидная распространенность в том или ином обществе, в ту или иную эпоху имеют зримые социальные, в том числе не в последнюю очередь экономические корни. Исторический опыт показывает, что в зависимости от характера общества в нем превалирует та или иная ценностная установка.

Разумеется, ни одна из этих установок не могла возникнуть в классическом первобытном обществе. Первая («иметь») -- потому, что индивид не представлял собой собственника: таковым являлась община в целом; прежде же чем возникла вторая («быть») -- у человека должны были появиться хотя бы в зародыше духовные потребности.

Концепция «имения», «обладания» могла появиться только с появлением частной собственности, сама природа обладания вытекает из природы именно этого типа собственности. Обладание есть «палка о двух концах». С одной стороны, я -- в порядке самооценки -- и общество оценивают меня в зависимости от того, чем и в каком количестве я обладаю. Это для меня важнее всего, и я готов употребить любые усилия для возвышения собственного статуса обладателя, становлюсь одержимым. Характерно, что такая жизненная позиция не одобряется как светским гуманизмом, так и религиозными учениями. В буддизме этот способ поведения описан как «ненасытность», а иудаизм и христианство называют его «алчностью». Но у обладания есть и другая сторона. В порядке обратной связи принадлежащие мне вещи обладают мной, а они зачастую еще менее вечны, чем я, и их поломка, утрата и т. д. губительно сказываются на моем здоровье, прежде всего -- психическом.

И здесь невольно вспоминается психоанализ 3. Фрейда, в котором прослеживается символическая связь между деньгами и фекалиями -- золотом и грязью -- и вводится понятие «анального характера», при котором жизненная энергия человека направлена в основном на обладание. Анальный же характер, по Фрейду, есть характер, застывший в своем развитии и не достигший полной зрелости. Рассматривая эти взгляды, Э. Фромм заключает: «Важно, что Фрейд считал, что превалирующая ориентация на собственность возникает в период, предшествующий достижению полной зрелости, и является патологической в том случае, если она остается постоянной. Иными словами, для Фрейда личность, ориентированная в своих интересах исключительно на обладание и владение,-- это невротическая, больная личность; следовательно, из этого можно сделать вывод, что общество, в котором большинство его членов обладают анальным характером, является больным обществом».

Тема «больное общество» применительно к современности имеет множество аспектов (нравственный, геополитический, экономический и т. д.) и в силу этого архисложна и требует специального, самостоятельного освещения. В какой-то степени это будет сделано в последующих главах. Сейчас же укажем на один из них, экономический, и сошлемся на мнение А. Печчеи, крупнейшего теоретика Римского клуба, который с горечью констатировал, что человек, обладая способностью производить множество вещей, уподобился Гаргантюа, «развил в себе ненасытный аппетит к потреблению и обладанию, производя все больше и больше, вовлекая себя в порочный круг роста, которому не видно конца». В этом, очевидно, и кроется основная, если можно так выразиться, индивидуализированная причина переживаемого современным человечеством экологического кризиса.

2.2 Установка «быть»

Теперь обратимся к оппонирующей смысло-жизненной концепции -- «быть!». Быть -- это значит реализовывать для себя более высокую, чем обладание вещами, людьми, властью, программу жизнедеятельности, такую программу, которая бы отвечала духовным потребностям человека, его истинной сути. Выше мы говорили о социальных корнях установки на обладание. Есть у нее и биологически детерминированные корни: принцип обладания потенциально заложен в инстинкте самосохранения. Вытекает ли из этого фатальная неизбежность преобладания в обществе концепции «иметь»? Отнюдь нет, ибо эгоизму и лености противостоят такие сугубо человеческие качества, как потребность в преодолении своего одиночества и общении с другими людьми; потребность в самореализации, в том числе в реализации своих духовных способностей; потребность в социальной активности, готовность жертвовать собой (не говоря уже о собственности) во имя общественных интересов. Эти качества не имеют рельефно выраженных аналогов в природе, они благоприобретены человеком, творящим своей деятельностью историю.

Таким образом, в каждом человеке, поскольку он существо биосоциальное, существуют в изначальном виде оба стремления (и «быть», и «иметь»). Какое же из этих двух стремлений возьмет верх, определяется не только индивидуальными биопсихическими особенностями и спецификой непосредственного социального окружения (семья, приятельское окружение и т. д.), но прежде всего господствующими в данном обществе моральными нормами и ценностными установками, его общей культурой.

Конечно, пропагандируя установку на бытие, достойное человека, ни философия, ни религия (за исключением некоторых сект) не призывают к полному отрешению от земных благ и удовольствий, к аскетизму и альтруизму, то есть абсолютному забвению своего собственного «я». Никогда не призывал к этому и марксизм. «Мы вовсе не хотим разрушить подлинно человеческую жизнь со всеми ее условиями и потребностями,-- писал молодой ф. Энгельс,-- наоборот, мы всячески стремимся создать ее».

Между «быть» и «иметь» по сути дела нет антагонистического противоречия. Ведь для того, чтобы «быть», реализовывать лучшие человеческие качества, необходимо иметь определенное количество материальных благ в довольно широком наборе: это и еда, одежда, обувь, жилище, топливо; это и средства производства для обеспечения ими; это и такой способ потребления материальных благ, который не унижал бы человеческое достоинство, а, напротив, всячески бы его поддерживал. Многочисленные воспоминания очевидцев свидетельствуют, что деградация и распад личности узников в нацистских концлагерях осуществлялся не только посредством голодных пайков, искусственно создаваемой жажды, но и самими способами, которыми заставляли человека доставать и потреблять эти блага (отбирать у более слабых, пить из луж и т. п.). Установка «быть» не может в сколько-нибудь значительной мере и в массовом масштабе реализовываться и люмпенами -- людьми, опустившимися на социальное дно в силу различных причин общественного и личностного свойства.

Речь, следовательно, должна идти не об отказе от материальных благ, а о таком оптимальном сочетании двух смысложизненных установок, при котором приоритет остается за ориентацией на воплощение лучших человеческих качеств. При этом человек рассматривает вещи не как предмет поклонения, а как своих слуг, помощников, позволяющих ему сберегать свое время, экономить силы для творческой жизни и быстро восстанавливать их. Однажды (а было это в 20-е годы, когда вопрос о новом образе жизни стоял особенно остро) Владимира Маяковского спросили, как он относится к ношению галстука. «Видите ли,-- ответил поэт,-- все зависит от того, что к чему привязывается: галстук к человеку или человек к галстуку». Вряд ли можно более точно решить дилемму «иметь или быть»!

Выход этой дилеммы в сферу реальных собственнических и распределительных отношений приобретает явное политическое и экономическое звучание. Могу ли я, приверженец установки «быть», во имя торжества принципов справедливости и абсолютного равенства требовать экспроприации «излишней» (по сравнению с моей) собственности у верующих в иной смысл жизни? Не будет ли это выражением заурядной черной зависти, то есть такого феномена, который в гуманистическую концепцию «быть человеком» никак не вписывается. Зато он органически вписывается в то видение коммунизма, которое требует полного уравнивания в распределении материальных благ и которое Маркс назвал «грубым», «казарменным» коммунизмом, «отрицающим повсюду личность человека».

2.3 Выбор и ответственность

Человек, как мы признали, не пассивное существо, не марионетка, которую объективные социальные условия дергают за веревки и заставляют совершать жестко фиксированные движения. В связи с этим перед ним и перед размышляющим о нем философом обязательно встает проблема выбора. Проблемой этой занимались многие философы, но, пожалуй, более всего она оказалась разработанной экзистенциалистами (М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж.-П. Сартр, А. Камю и др.).

К такому повышенному интересу экзистенциалистов обязывает сама суть их философской парадигмы, исходящей из вечного, неизбывного антагонизма между личностью и обществом, усугубленного в XX веке «Закатом Европы»" и мировой цивилизации в целом. Но, восприняв от О. Шпенглера его исторический пессимизм, экзистенциалисты выступили с протестом против его фатализма, требовавшего от человека подчинения неотвратимой перспективе заката цивилизации. Экзистенциалисты оставили человеку выбор, высветив тем самым гуманистическую направленность своих философских установок.

Это сделал уже К. Ясперс в «Духовной ситуации эпохи». Нарисовав картину неотвратимого вырождения общества в «тотальный массовый порядок», предупредив о невозможности предотвращения этого процесса, поставив вопрос о том, «как жить в нем» (в таком обществе), Ясперс заключает: «Человек, который хочет не только просто существовать, решает, какой порядок будет избран и утвержден; в противном случае человек полностью отдается во власть существования и подчиняется его решениям». С ним полностью согласен Сартр: ход вещей кажется фатально неотвратимым лишь тому, кто капитулировал перед миром, предал свои убеждения. «Ни одно общественное явление, возникшее внезапно и увлекшее меня,-- разъясняет Сартр,-- не приходит извне: если я мобилизован на войну, это есть моя война, я виновен в ней, я ее заслуживаю. Я ее заслуживаю прежде всего потому, что я мог уклониться от нее -- стать дезертиром или покончить с собой. Раз я этого не сделал, значит, я ее выбрал, стал ее соучастником».

И Сартр с основанием заявляет, что «это гуманизм, поскольку мы напоминаем человеку, что нет другого законодателя, кроме него самого в заброшенности он будет решать свою судьбу; поскольку мы показываем, что реализовать себя по-человечески человек может не путем погружения в самого себя, но в поиске цели вовне, которой может быть освобождение или еще какое-нибудь конкретное самоосуществление». Выбор у Сартра неотделим от ответственности: я ответствен за себя самого и за всех и создаю определенный образ человека, который выбираю; выбирая себя, я выбираю человека вообще.

Человек должен следовать своей цели, даже если она оказывается неосуществимой, даже (и тем более) в «пограничной» со смертью ситуации, «пограничной» для отдельного индивида и для человечества в целом. Его деятельностный акт может быть экстатическим, как у Хайдеггера, может быть авантюристическим (по Сартру), но он все равно должен осуществляться. Более того, Сартр объявляет безрассудство «праздником существования», поскольку именно в нем реализуется необусловленный никакими историческими ситуациями жизненный проект индивида.

Вот тут-то и обнаруживается слабая сторона экзистенциализма. Его человек абсолютно свободен, и если свобода, как таковая, позволяет человеку быть личностью, осуществлять выбор и нести ответственность за него, то ее абсолютность начисто элиминирует человека из той сети социальных, биологических, психологических закономерностей, в которую он реально вписан. Экзистенциалистам представляется, что в этом отрыве свободы от необходимости и закономерности заключена сила их концепции, в действительности же все обстоит иначе: человек остается жалким, затравленным одиночкой, могущим рассчитывать только на выражение своей позиции по отношению к социальной среде, но отнюдь не на ее оптимизацию.

В свете этого становится понятным, почему такое большое место в философии экзистенциализма занимает анализ «страха», «тоски», «тревоги», «заброшенности», не говоря уже о проблеме смерти. Повернув внимание современной культуры к проблеме смерти, экзистенциалисты вновь проявили себя как гуманисты, ибо то, что волнует индивида и человечество в целом (тем более в наш жестокий век), не может не волновать философа. Но в решении этой проблемы вновь ощущается бессилие экзистенциалистского человека, который уж очень часто помышляет о самоубийстве. И если А. Камю в «Мифе о Сизифе» осуждает самоубийство, то многие другие экзистенциалисты именно в этом акте видят наиболее достойный человека способ уйти из этого бренного мира.

Очевидно, что во многом ценные, но во многом и не бесспорные суждения экзистенциализма должны быть дополнены чем-то еще, а именно пониманием того, каким образом человек, наделенный правом выбора и долгом ответственности, может повлиять на сложившуюся историческую ситуацию. И здесь встает вопрос: как сопрягается сознательная деятельность человека с объективной реальностью и ее законами?

Заключение

От всех живых существ человек отличается более всего чем, что на протяжении своей индивидуальной жизни он никогда не достигает "целей" жизни родовой, исторической; в этом смысле он - постоянно не реализуемое адекватное существо. Он не удовлетворяется ситуацией, когда, как говорил Маркс, "сама жизнь оказывается лишь средством к жизни". Такая неудовлетворенность, нереализуемость содержат в себе побудительные причины творческой деятельности, не заключенные непосредственных ее мотивах. Именно поэтому призвание, назначение, задача каждого человека - всесторонне развивать все свои способности, внести свой личный вклад в историю, в прогресс общества, его культуры.

В этом и заключается смысл жизни отдельной личности, которые она реализует через общество, но в принципе таков же и смысл жизни общества, человечества в целом, который они реализуют, однако, в исторически неоднозначных формах. Совпадение, единство личного и общественного, вернее, мера этого единства, неодинаковая разных этапах истории и в разных общественно-экономических формациях, и определяет ценность человеческой жизни.

Л.Н. Толстой видел смысл не в том, чтобы жить, зная, "что жизнь есть глупая, сыгранная надо мною шутка, и все-таки жить, умываться, одеваться, обедать, говорить и даже книжки писать. Это было для меня отвратительно..." - писал он. Признать бессмыслицу жизни Толстой не мог, как не мог видеть ее смысл только в личном благе, когда "живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо..." Жить так, не заботясь об общем благе, по Толстому, может лишь "животная личность", не подчиняющаяся велению разума. Идеи Толстого и сегодня актуальны, они оказывают огромное влияние на нравственный мир человека, не то, как он решает для себя вопросы смерти и бессмертия. Не случайно столь часто к ним обращаются в наши дни представители разных философских систем и направлений, включая материалистические.

Реальный философский гуманизм дает такой идеал, определяющий смысл человеческой жизни в ее индивидуальных, личностных и общечеловеческих, социальных параметрах. Этот идеал утверждает вместе с тем диалектическую взаимосвязь природно-биологического и социального, конечного и бесконечного, смерти и бессмертия человека, получающего свои завершенные формы в том, что единство соответствует его сущности в материальной и духовной культуре человека. Именно на этом в конечном счете и основывается регулирующая роль нравственности как в индивидуальной жизни человека, так и в его отношении к смерти. И это позволяет утверждать, что лишь в бессмертии разума и гуманности человека - бессмертие человечества. Таково глобальное предназначение человека и человечества, их ответственность за сохранение жизни и разума на нашей планете, без чего невозможно преодолеть все угрозы, исходящие от неразумности и антигуманизма.

Список использованной литературы:

1. Волчек Е. З. Философия. - Мн., 1995.

2. Кравченко А.И. Социология. Учебное пособие. Екатеринбург: «Деловая Книга». 1998.

3. Сартр Ж. Экзистенциализм - это гуманизм. - М., 1991;

4. Современная западная философия. Словарь. - М., 1993;

5. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. - Москва: "Политиздат", 1992.

6. Уткин А.И. «Философия глобальных проблем». М., 1998 г.

7. Фромм Э. Иметь или быть? М. 1990.

8. Фромм Э. Человек для себя. Минск: Харвест., 2003.

9. Философия. Под редакцией В. П. Кохановского. - Ростов-на-Дону, 1997.

10. Философия для студентов вузов. Под редакцией Ю. А. Харина. Мн., 1998.

11. Хайдеггер М. Время и бытие. - М., 1993.

Размещено на Allbest.ru