Альберт Швейцер его история

Швейцер родился в Кэйзерсберге (Верхний Эльзас, принадлежавший в те годы Германии; ныне -- территория Франции), в семье бедного протестантского пастора Луи Швейцера и его жены Адели, урождённой Шиллингер, также дочери пастора. В 1884--1885 гг. Альберт учился в реальном училище в Мюнстере, затем в гимназии в Мюльхаузене (1885--1893).

В октябре 1893 года Швейцер поступает в Страсбургский университет, где изучает одновременно теологию, философию и теорию музыки.

В 1894--1895 годах -- солдат в германской армии, при этом продолжает посещать лекции по философии. Осенью 1898 -- весной 1899 гг. Альберт Швейцер живёт в Париже, слушает лекции в Сорбонне, пишет диссертацию о Канте, берет уроки органа и фортепьяно, летом 1899 года продолжает свои учёные занятия в Берлине и к концу года защищает в Страсбурге диссертацию и получает степень доктора философии, а в 1900 г. ещё и звание лиценциата теологии. В 1901 году выходят первые книги Швейцера по богословию -- «Проблема Тайной вечери, анализ, основанный на научных исследованиях девятнадцатого века и на исторических отчетах» и «Тайна мессианства и страстей. Очерк жизни Иисуса», весной 1902 г. он начинает преподавать на богословском факультете Страсбургского университета. В 1903 году на одной из своих проповедей знакомится со своей будущей женой Еленой Бреслау.

В 1905 году Швейцер принимает решение посвятить остаток жизни медицине и становится студентом медицинского факультета того же Страсбургского университета, одновременно продолжая свои научные труды: в 1906 году выходит его теологическое исследование о поисках «исторического Иисуса» под названием «От Реймаруса до Вреде» и эссе о немецком и французском органостроении, он впервые едет на гастроли в Испанию. В 1908 году выходит его расширенный и переработанный немецкий вариант «Баха». Он принимает активное участие в работе органной секции венского конгресса Международного музыкального общества. В 1911 году сдает экзамены на медицинском факультете и выпускает в свет книгу о мистицизме апостола Павла. В 1912 году женится на Елене Бреслау. В 1913 году заканчивает диссертацию на тему «Психиатрическая оценка личности Иисуса» и получает степень доктора медицины.

26 марта 1913 Альберт Швейцер вместе с женой, окончившей курсы медицинских сестер, отправляется в Африку. В небольшом селении Ламбарене (провинция Габон французской колонии Французская Экваториальная Африка, позднее -- Республика Габон) на собственные скромные средства он основывает больницу.

В годы Первой мировой войны его вместе с женой как немецких подданных отправляют во французские лагеря. В 1918 -- освобожден по обмену на французских военнопленных. 14 января 1919 года в день своего рождения 44-летний Швейцер становится отцом -- Елена родила ему дочь Рену.

В 1919--1921 годы работает в городской больнице в Страсбурге, выступает с органными концертами в крупнейших городах Европы. В 1920--1924 годах он читает лекции в Швеции и других европейских странах, становится почетным доктором Цюрихского университета. Гастроли и лекции позволили доктору Швейцеру рассчитаться с военными долгами и собрать некоторые средства на восстановление больницы в Ламбарене. А в 1923 году выходит его главное философское сочинение «Философия культуры» в 2-х томах.

В феврале 1924 года Швейцер вернулся в Африку, принявшись за строительство разрушенной больницы. Из Европы прибыло несколько врачей и медсестер, работавших безвозмездно. К 1927 новая больница была построена и в июле Швейцер вернулся в Европу, вновь занявшись концертной деятельностью и чтением лекций.

В 1928 Альберту Швейцеру была присуждена Франкфуртская премия Гете, на средства от которой был построен дом в Гюнсбахе, ставший местом отдыха персонала больницы Ламбарене. В 1933--1939 годах он работает в Африке и периодически посещает Европу для чтения лекций, органных концертов, издательства своих книг. В это время несколько европейских университетов присуждают ему почетные докторские степени. После начала Второй мировой войны Швейцер остался в Ламбарене и только в 1948 смог вернуться в Европу. В 1949 по приглашению Чикагского университета посетил США. В 1953 году Швейцер стал лауреатом Нобелевской премии мира 1952 года, а на полученные средства построил рядом с Ламбарене деревушку для прокаженных. Член-корреспондент Британской академии (1956). В апреле 1957 Швейцер выступил с «Обращением к человечеству», призвав правительства прекратить испытания ядерного оружия. В мае 1957 года умирает Елена Бреслау -- жена и соратница Альберта Швейцера.

После того как Швейцер в 1959 навсегда уехал в Ламбарене, больничный городок стал местом паломничества множества людей со всего мира. До самых последних своих дней он продолжает принимать пациентов, строить больницу и выступать с воззваниями против ядерных испытаний. Умер Альберт Швейцер 4 сентября 1965 в Ламбарене и похоронен под окнами своего кабинета рядом с могилой жены. Больница, основанная доктором Швейцером, существует до сих пор, и по-прежнему принимает и исцеляет всех нуждающихся в помощи.

Школьные и студенческие годы

Осенью 1885 года десятилетнему Альберту Швейцеру пришлось покинуть пасторский домик в Гюнсбахе, где вся жизнь текла в жестком русле церковного года; разлука эта далась мальчику нелегко. С тяжелым сердцем расставался он также с долиной Мюнстера: он должен был леса и поляны, реку и горы променять на полную запретов жизнь в городе. Не менее болезненна была эта разлука и для родителей Альберта, особенно для его матери. Наверно, всякая мать навсегда сохраняет особую привязанность к ребенку, за которого ей приходилось столь часто тревожиться в первые месяцы его жизни.

Была еще причина для особой привязанности матери к Альберту, хотя она горячо любила и остальных своих детей. Дело в том, что его назвали Альбертом в честь ее покойного сводного брата, которого она глубоко чтила. Брат, священник при церкви св. Николая в Страсбурге, в 1870 году, после битвы под Вайссенбургом, был послан в Париж за лекарствами. Поскольку опасались осады Страсбурга, следовало запастись медикаментами. Когда священник возвратился, город уже оцепили. Прусский генерал фон Вердер разрешил передать в город лекарства, но задержал самого пастора, объявив его своим пленником. А пастора бесконечно мучила мысль, как бы его прихожане не подумали, будто в тяжелый час он бросил их на произвол судьбы. У него было больное сердце, и, не выдержав волнений, летом 1872 года он скончался. Подобная участь не являлась редкостью в Эльзасе тех времен.

Как сыну священника, Альберту предоставили вакансию в гимназии города Мюльгаузен. Однако супругам Швейцер не удалось бы воспользоваться этой возможностью, не будь в Мюльгаузене Луи Швейцера. Настолько мало было жалованье пастора Швейцера, что он никак не мог бы оплатить содержание Альберта в интернате.

Луи Швейцер, сводный брат деда Альберта Швейцера, был директором ведомства начальных школ в Мюльгаузене и вдвоем с женой Софи занимал служебную квартиру при центральной школе, кстати, довольно мрачного вида. Бездетные супруги приняли в свой дом десятилетнего Альберта и по мере сил старались заменить ему родителей. Жизнь в доме дядюшки была упорядочена до мелочей; здесь неукоснительно, чуть ли не с педантизмом, соблюдались все педагогические принципы. На этой почве возникали трения, которые поначалу мало способствовали развитию подростка. Однако со временем между пожилыми супругами и их юным родичем установились добрые отношения. Много лет спустя Альберт Швейцер часто с признательностью вспоминал дядюшку Луи и тетушку Софи.

В сельской школе в Гюнсбахе, как и впоследствии в реальном училище в Мюнстере, Альберту Швейцеру отнюдь не легко давалось учение. Он был мечтательным мальчиком, природа, животные -- да, особенно животные! -- интересовали его куда больше чтения и письма. Мало того, он глубоко страдал всякий раз, когда этих животных обижали деревенские мальчишки, а то и взрослые. И, разумеется, он был заворожен музыкой, он любил импровизировать и, играя, уносился мечтами далеко-далеко. Добавьте к этому застенчивость и -- как ни парадоксально -- смешливость! Всякий пустяк вызывал у него смех, что не раз вынуждало учителей записывать в классный журнал: «Швейцер смеялся на уроке». За это свойство он получил прозвище «Исаак», что на древнееврейском языке означает: «Он смеется».

Первые отметки в мюльгаузенской гимназии оказались весьма неудовлетворительными. Вызвали пастора Швейцера, и директор намекнул ему, что, возможно, следовало бы забрать мальчика из учебного заведения. Даже по музыке и то ему выставили весьма посредственные оценки, а уж этого пастор Швейцер никак не мог взять в толк. Повинна в этом была тетушки Софи. Родители Альберта просили ее особенно строго следить за музыкальным образованием мальчика. И она ревностно взялась за дело. Как только Альберт возвращался из школы, она после обеда сразу же усаживала его за пианино -- на все время до вечерних занятий в школе. Вечером же он снова должен был целый час заниматься. Но здесь ему не разрешали ни импровизировать, ни мечтать -- тетушка Софи бдительно следила за тем, чтобы он проигрывал с листа каждую ноту, и притом точно, без лишних эмоций. Молодой учитель музыки и органист Эуген Мюнх, только что закончивший курс в Берлине, не раз говорил об этой манере исполнения: «Альберт Швейцер -- мое наказание».

В конце концов было решено оставить Альберта в гимназии и попытаться поправить дело. И тут выручил случай в лице нового классного руководителя Альберта -- доктора Вемана.

Что, однако было бы со Швейцером, не приди ему на помощь в этих обстоятельствах настоящий, умный педагог? Утверждение о том, что необыкновенная личность при всех условиях раньше или позже возьмет свое и непременно вызреет, представляется мне весьма спорным. Куда чаще случается, что родник таланта заносит песком, пока он не иссякнет, и лишь искалеченный интеллект порой позволяет угадать, кем мог бы стать этот человек. Альберт Швейцер -- пример того, что может педагог, умеющий в нужную минуту способствовать становлению личности.

Новый классный руководитель четвертого класса, доктор Веман, прежде всего помогал своим воспитанникам уверовать в собственные силы. А ведь именно в этом больше всего нуждался гимназист Швейцер, отныне живший в Мюльгаузене. Доктор Веман не преподносил ученикам абстрактные знания, а увязывал их с реальной жизнью. Он тщательно готовился к каждому уроку. Сам воспитатель служил своим питомцам таким ярким примером, что всего за какие-нибудь три месяца Швейцер выдвинулся в ряд лучших учеников класса. Даже уже будучи доцентом университета, Альберт Швейцер тепло вспоминал доктора Вемана: «Он показал мне, что глубокое, скрупулезное чувство долга есть великая воспитующая сила, которая способна осуществить то, чего не добиться никакими нотациями и наказаниями, и эту истину я стремлюсь претворять в жизнь в моей педагогической деятельности».

В этот период заметно улучшились отношения Швейцера с его учителем музыки. У господина Мюнха скоро уже не было необходимости жаловаться на «деревянную игру» Альберта на пианино. Однажды, не слишком веря в успех, он дал ученику задание: разучить короткую песню без слов Мендельсона-Бартольди. Целую неделю Швейцер разучивал эту пьесу, и тетушка Софи под конец убедилась, что он способен сыграть ее точно, хотя, может, излишне эмоционально. Учитель музыки Мюнх похлопал мальчика по плечу. Какая честь! Он не ожидал от Швейцера такой тонкости восприятия. И он сразу же дал ему следующее задание: разучить пьесу Бетховена. Спустя всего несколько уроков учитель счел своего ученика достойным Баха. Потом были еще уроки, и учитель объявил Альберту, что после конфирмации ему разрешат учиться играть на большом оргбне в церкви св. Стефана. Таким образом, когда Швейцеру было пятнадцать лет, исполнилась его давнишняя мечта: играть на большом красивом оргбне с тремя клавиатурами и шестьюдесятью двумя клавишами и довершить здесь то, что некогда он начал на маленьком органе в сельской церквушке в Гюнсбахе. Шестнадцати лет Швейцер впервые заменил у органа во время богослужения своего учителя Эугена Мюнха, который был органистом в церкви св. Стефана. Вскоре учитель доверил Альберту сопровождать на органе большой хор и оркестр во время публичного исполнения ими «Реквиема» Брамса в Мюльгаузене, где дирижировал сам Мюнх. В 1898 году Эуген Мюнх во цвете лет умер от тифа. Альберт Швейцер почтил его память небольшой брошюрой, написанной по-французски. Это было его первое печатное произведение.

«Самое глубокое впечатление произвел на меня в гимназии ее директор Вильгельм Дееке, который приехал в Мюльгаузен, когда я уже учился в старших классах, -- писал вспоследствин Альберт Швейцер. -- Чувствовалось, что он хотел не только дать нам знания, но и воспитать нас настоящими людьми».

Директор Дееке приехал в Страсбург из Любека. Он не скрывал, что осуждает «опруссачивание» Эльзаса и позволял себе смелые высказывания. Об этом вскоре прослышал наместник генерал фон Мантейфель. Тогда Дееке перевели в более скромную гимназию: назначение в Мюльгаузен было для него своего рода ссылкой. Однако в общении со своими воспитанниками директор никогда не позволял себе выказывать озлобленность, напротив, как истинный педагог, он старался также научить своих питомцев такту и твердости духа. Разумеется, все ученики знали, как поступили с их директором. Альберт Швейцер выучился у него не только греческому и латинскому, но прежде всего стойкости.

Случались, однако, в гимназические годы у Швейцера и такие встречи, которые вызывали в его душе противоречивые чувства и порождали скептицизм. О пасторе Веннагеле, который готовил гимназистов к конфирмации, Швейцер отзывался так: «Он стремился разъяснить нам, что любые раздумья должны умолкать перед верой». Это побуждало Альберта поступать как раз наоборот. «Я же был убежден, что истинность основных положений христианства как раз и должна проверяться в процессе размышления».

Молодой Швейцер был по-настоящему одержим этими поисками истины, стремлением «докопаться до сути», да, впрочем, иначе ведь и не могло быть. Его страсть к спорам немало докучала его близким, в особенности отцу. Примечательно, что сам Швейцер так рассказывает о своей жизни примерно с четырнадцати до шестнадцати лет:

«После злого брожения вино отстоялось. В сущности, я остался таким же, каким был тогда. Совершенно отчетливо я сознавал: если я откажусь от моей страсти к истине и разуму, ко всему, что постигается в процессе мышления, я тем самым отступлюсь от самого себя. Поэтому, в сущности, я столь же невыносим, как и прежде. Я стараюсь лишь, насколько могу, сочетать свою страсть с принятой в обществе учтивостью, чтобы не докучать людям. Я примирился с необходимостью участвовать в разговорах, которые так и остаются разговорами, и выслушивать бездумные суждения, не выражая негодования. Врожденная замкнутость характера помогла мне усвоить эту манеру благовоспитанного человека».

18 июня 1893 года Швейцер держал в гимназии выпускной экзамен за гимназический курс. Экзамен прошел не столь удачно, как того ожидали учителя, да и он сам. Виной тому были его брюки. Считалось непреложным, что на экзамен надо являться в парадном костюме. Швейцеру, правда, достался в наследство от какого-то родича довольно приличный пиджак, но без брюк. Во избежание лишних трат Альберт попросил дядюшку Луи одолжить ему свои темные брюки и в них явился на экзамен. Старый дядюшка был человеком низкорослым и полным, а племянник -- высок и худ. При появлении Швейцера все его соученики рассмеялись. Смех не смолк, даже когда они торжественно вступили в экзаменационный зал. Членов экзаменационной комиссии крайне раздосадовало нарушение ритуала экзаменов. Было очевидно, что абитуриент ⁴ Швейцер дал повод к непристойному смеху. Председатель комиссии поэтому лично экзаменовал Швейцера чуть ли не по всем предметам. Он вознегодовал, когда экзаменующийся оказался не в состоянии подробно рассказать о корабельном лагере, как он описан у Гомера. «Последним был экзамен по истории -- специальности господина председателя. Спустя десять минут его словно подменили. Гнев его улетучился совершенно. Под конец он уже не экзаменовал меня, а беседовал со мной о разнице между греческими и римскими колониями, -- писал в своих воспоминаниях Швейцер. -- Мой весьма посредственный аттестат зрелости по его просьбе украсили подходящим к случаю комплиментом. Так все завершилось к обоюдному удовольствию».

В октябре того же года дядя Альберта Швейцера, который имел в Париже свое торговое дело, помог племяннику поступить учеником к знаменитому органисту Шарлю-Мари Видору. Правда, Видор давал уроки исключительно студентам парижской консерватории, которых по большей части отбирал сам. Но, услышав игру Альберта Швейцера, он сразу же оценил его необычайное дарование и согласился взять его в ученики. Между учителем и учеником вскоре установились сердечные, дружеские отношения, которые сохранялись много лет. В последующие годы Швейцер, как только мог, наезжал в Париж, чтобы брать там уроки органа. Позднее он рассказывал: «Эти уроки имели для меня решающее значение. Видор учил меня совершенствовать мою технику и стремиться в игре к абсолютной пластичности. Кроме того, благодаря ему я осознал значение архитектоники в музыке».

В конце октября 1893 года Швейцер стал студентом Страсбургского университета. Благодаря ходатайству родственников ему разрешили жить при семинарии св. Фомы. В университете его зачислили сразу на теологический и философский факультеты.

Страсбургский университет был основан в 1872 году, после присоединения Эльзаса к Германии, и в ту пору переживал известный расцвет. Многие талантливые молодые ученые устремились в Страсбург, потому что в других германских университетах долго нельзя было получить кафедру: приходилось ждать, пока возглавляющие их профессора не достигнут преклонных лет. К исходу века в Страсбургском университете почти не осталось престарелых профессоров. Повеяло благостным, свежим ветром, студенты и преподаватели были свободны от гнета каких-либо замшелых традиций.

Много труда пришлось затратить Швейцеру, чтобы после первого семестра (17 февраля 1894 года) сдать зачет по древнееврейскому языку. В мюльгаузенской гимназии изучали лишь азы, попросту говоря, начатки древнееврейского. Однако знание этого языка было необходимо для успешного изучения теологии. И еще одна трудность ждала студента Швейцера: только после первых двух семестров студентам-богословам дозволялось ходатайствовать о стипендии. Естественно, стипендия назначалась лишь при условии успешной сдачи экзаменов. Поскольку Альберт Швейцер не мог рассчитывать на какую-либо помощь со стороны родителей, стипендия была ему необходима, вот почему на первом году студенчества ему пришлось нелегко -- приходилось работать с большой нагрузкой.

Весной 1894 года Швейцер решил отслужить год в армии. Он поступил добровольцем в страсбургский пехотный полк. В прусской армии была изобретена особая форма военной службы для элиты -- юношей из интеллигентных семей. Преимущество ее заключалось в возможности самостоятельно выбрать гарнизон, а также в сокращении срока службы до одного года. Молодые добровольцы-одногодники, которым впоследствии в большинстве случаев присваивали офицерское звание, помимо этого пользовались еще и другими привилегиями. Альберт Швейцер, к примеру, не прерывал свои занятия в Страсбургском университете. Отбывая воинскую повинность, он тем не менее с разрешения начальства почти регулярно посещал лекции в 11 часов.

В ту пору Швейцер слушал лекции профессора-философа Вильгельма Виндельбанда. Влияние Виндельбанда надолго оставило след в сознании Швейцера, и лишь спустя много лет он полностью освободился от него. Виндельбанд принадлежал к числу представителей так называемой «баденской» школы внутри неокантианства, которая особенно усердствовала в борьбе против исторического материализма. Неокантианцы пытались переосмыслить учение Канта в субъективно-идеалистическом духе; при этом преследовалась цель полностью отделить природу от общества как якобы принципиально разные объекты философии, требующие соответственно принципиально различной методики исследования; вопросы же мировоззрения вообще должны быть, по их мнению, изъяты из сферы философии. Представители этой школы утверждали, что суть философии не столько в теории познания, сколько в исследовании проблемы ценностей и воли. Виндельбанд полагал, что характерная черта новой эпохи -- борьба индивидуума с массой. Вполне понятно, что молодой Швейцер, подмечавший вокруг множество противоречий, был под сильным впечатлением этой теории.

Швейцер-музыкант

Живя такой жертвенной жизнью, он никогда никого не упрекал. Наоборот, очень жалел людей, которые не могут в силу обстоятельств посвятить свою жизнь другим. И всегда призывал таковых пользоваться любой возможностью делать добро. «Нет человека, которому бы не представился случай отдать себя людям и проявить тем самым свою человеческую сущность. Спасти свою жизнь может всякий, кто использует любую возможность быть человеком, делая что-нибудь для тех, кто нуждается в помощи -- какой бы скромной ни была его деятельность». Швейцер считал, что человек не вправе судить никого, кроме себя, и единственное, чем он может проповедовать -- это его образ жизни.