Размещено на http://www.allbest.ru/

НЕГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

СИБИРСКИЙ ИНСТИТУТ БИЗНЕСА, УПРАВЛЕНИЯ И ПСИХОЛОГИИ

Кафедра общественных наук

Контрольная работа

по дисциплине «Философия»

Выполнила: Тимофеева Л.С.,

студентка гр. 221-уб

Зачетная книжка № 11-2010

Проверила: Фомина Н. В.

Красноярск 2011

Содержание

• 1. Проблема познаваемости мира и ее различные интерпретации. Оптимизм, агностицизм и скептицизм о познаваемости мира
• 2. Идейные истоки, особенности и исторические этапы развития русской философии
• 3. Специфика и взаимосвязь экономической, социальной, политической и духовной подсистем общества
• 4. «Новая философия, - писал Л. Фейербах, немецкий философ X1X в., излагая суть своего учения, - превращает человека, включая и природу как базис человека, в единственный, универсальный и высший предмет философии…»
• 5. С какими убеждениями Вы не согласитесь

6. Как вы понимаете слова К. Маркса о культуре как показателе степени отдаленности человечества от животного состояния, степени «человеческой сущности общества» и «общественной сущности человека»

• Литература

1. Проблема познаваемости мира и ее различные интерпретации. Оптимизм, агностицизм и скептицизм о познаваемости мира

Проблема познаваемости мира является одной из важнейших в философии. Она стояла как центральная в Древней Греции, в средние века и Новое время (И. Кант, Гегель), особенно остро встала эта проблема в нашем столетии (Франк, Гартман, Витгенштейн). На всем протяжении развития философии в ней сталкивались различные подходы и направления: гносеологический оптимизм и агностицизм, сенсуализм и рационализм, дискурсивизм (логоцизм) и интуитивизм и др.

Сама проблема: “Познаваем ли мир, а если познаваем, то на сколько?” выросла не из праздного любопытства, а из реальных трудностей познания. Область внешнего проявления сущности вещей отражается органами чувств, но достоверность их информации во многих случаях сомнительна или вообще неверна.

Одним из направлений в гносеологии является агностицизм. Его специфика заключается в выдвижении и обосновании положения о том, что сущность объектов (материальных и духовных) непознаваема. Это положение первоначально, когда философское знание окончательно еще не порвало с представлением о богах, касалось именно богов, а затем уже природных вещей. Древнегреческий философ Протагор (ок. 490 - 420 гг. до н.э.) сомневался в существовании богов. Он писал: “О богах я не могу знать, есть они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию, - и вопрос темен, и людская жизнь коротка”. По отношению природных явлений он обосновывал взгляд, согласно которому “как оно кажется, так оно и есть”. Разным людям свойственны разные понимания и разные оценки явлений, поэтому “человек есть мера всех вещей”. Сущности же самих вещей, сокрытые их проявлениями, человек вообще не способен постичь. Древнегреческий философ Пиррон (360 - 270 гг. до н.э.) считал, что от проникновения в глубь вещей должен воздерживаться. Его обоснование не лишено интереса. Пиррон считал, что человек стремится к счастью. Счастье же, по его мнению, слагается из двух компонентов: 1) отсутствия страдания и 2) невозмутимости. Состояние же невозмутимости, безмятежности достижимо при познании, но не всяком. Чувственные восприятия достоверны. Если нечто кажется мне горьким или сладким, то соответствующее утверждение будет истинным. Заблуждения возникают, когда от явления мы пытаемся перейти к его основе, сущности. Ни о чем нельзя сказать, что он поистине существует, и никакой способ познания не может быть признан истинным или ложным. Сама сущность постоянно изменчива. Всякому утверждению о любом предмете может быть с равным правом противопоставлено противоречащее ему утверждение.

Вследствие этого единственно достойное человека отношение к вещам может состоять только в воздержании от суждений, проецируемых на “ускользающую” сущность. Выгодой, проистекающей от воздержания от всяких суждений о подлинной сущности, как раз и будет невозмутимость, или безмятежность, человеческого духа.

На смену античному агностицизму впоследствии пришли на смену многие другие.

В Новое время, характеризовавшееся быстрым развитием экспериментального естествознания, скептицизм развился в агностицизм (от греч. а - не; gnosis - знание). Сложились две наиболее влиятельные агностические разновидности агностицизма - юмизм (Д. Юм 1711 - 1776) и кантианство (И. Кант 1724 - 1804).

Д. Юм (английский философ, психолог, историк) обратил внимание на причинность, на ее трактовку учеными; согласно принятому тогда пониманию, в причинно-следственных связях качество следствия должно быть равно качеству причины. Он указывал на то, что в следствии есть немало такого, чего нет в причине. Юм сделал вывод: объективной причины нет, а есть лишь наша привычка, наше ожидание связи данного явления с другими и фиксация этой связи в ощущениях. Мы в принципе не знаем и не можем знать, полагал он, существует или не существует сущность предметов как внешний источник ощущений. Он утверждал: “Природа держит нас на почтительном расстоянии от своих тайн и представляет нам лишь знание немногих поверхностных качеств”.

Современный позитивизм в той или иной степени продолжает эту же линию Д. Юма. Так, Бертран Рассел (1872-1970 гг., англ. математик, логик, социолог и философ) почти дословно повторяет Д. Юма: «Я не познаю непосредственно столы и стулья, а познаю только определенные действия, которые они производят во мне».

И. Кант, родоначальник немецкой классической философии, как известно, исследовал познавательные способности человека и специфику естественнонаучного познания. Его привлекла активность человека в познавательной деятельности, созидание им форм, отсутствующих в природе, соединение “субъективного” и “объективного” в познании. Материальные объекты, как он считал, воздействуют на человека, вызывают множество разных ощущений, они самим объектом не упорядочиваются, а хаотичны, но приводятся в определенный порядок автоматически, без участия рассудка, посредством априорных (т.е. не выводимых из опыта) форм живого созерцания - “пространства” и “времени”. Обретая пространственные и временные характеристики, представления затем оформляются посредством категорий рассудка и предстают перед субъектом в качестве явлений, соотносимых с воздействовавшими на органы чувств “вещами в себе”. Сами явления как проявления сущности есть результат взаимодействия объектов и субъектов, но они представляются существующими объективно. В процессе познания мы имеем дело фактически не с “вещами в себе”, а с явлениями; “вещи в себе”, т.е. сущность воздействующих на человека объектов, остается непознанной. О том, пишет Кант, каковы вещи могут быть сами по себе, “мы ничего не знаем, а знаем только их явления, т.е. представления, которые они в нас производят, действуя на наши чувства”. Одной из форм кантианского агностицизма являлся “физиологический идеализм” физиолога И. Мюллера (1821 - 1858), обосновывавшего свой агностицизм, в отличие от И. Канта, данными физиологической науки; родственна с мюллеровской концепцией “теория иероглифов”, немецкого физика и физиолога Г. Гельмгольца (1821 - 1894).

Агностицизм вызывал критику уже современников. Например, Гегель высмеивал И. Канта за его агностицизм. Но, будучи представителем объективного идеализма, Гегель не мог дать достаточно обоснованной и последовательной критики агностицизма.

В дальнейшем наиболее значительной разновидностью агностицизма был конвенциализм А. Пуанкаре (1854 - 1912). Согласно конвенциализму наши теории и гипотезы являются лишь соглашениями между учеными, но эти теории не способны отражать достоверно сущность исследуемых предметов, или предметных областей действительности. В наши дни встречаются многие разновидности агностицизма, в том числе “технический агностицизм” Г. Башляра (1884 - 1962), замыкающий познавательную деятельность преимущественно на созданной человеком технической реальности. Есть квантово-механический, кибернетический, психиатрический, социальный агнностицизм.

Во всех своих разновидностях агностицизм сохраняет свое своеобразие как течение внутри гносеологии, отрицающее (полностью или частично) достоверное познание сущности материальных систем. Он не отвергает возможности познания мира, но не идет дальше признания познаваемости явлений (как проявлений сущности материальных объектов).

Противоположностью такой позиции является гносеологический оптимизм. Он имеет многих ярких своих представителей. Достаточно вспомнить Демокрита, Платона, Аристотеля, Ф. Аквинского, Н. Кузанского, Ф. Бекона, Р. Декарта, Шеллинга, Гегеля, К. Маркса, Ж.-П. Сартра и др. Среди них имеются представители идеализма и материализма, сенсуализма и рационализма и других философских направлений. Агностицизм ограничивает человека в его стремлении к познанию действительности. Позиции гносеологического оптимизма разделяют все материалисты и значительная часть идеалистов. Например, у Платона теория познания - это «припоминание» душой прежних впечатлений, приобретенных ею до вселения в человеческое тело. Для Гегеля же, по замечанию Ф. Энгельса, утвердительный ответ подразумевается сам собой, так как мышление может познать то содержание, которое заранее было содержанием мысли.

Сторонники гносеологического оптимизма не отвергают сложности познания, сложности и трудности выявления сущности вещей. Вместе с тем у разных его представителей имеются различные аргументы, доказывающие несостоятельность агностицизма. Одни из них опираются при этом на ясность и отчетливость мысли об объектах и их сущности, другие - на общезначимость получаемых результатов, третьи - на невозможность существование человека без адекватного отражения законов объективного мира, четвертые указывают на практику как на ведущий критерий при определении достоверного знания о сущности вещей и т.п. Данная позиция находится в полном соответствии со здравым смыслом, с точки зрения которого ближайшие сущности причины обыденных явлений познаваемы.

2. Идейные истоки, особенности и исторические этапы развития русской философии

Русская философия - часть мировой философии, обладающая значительным историческим, содержательным и идейным своеобразием. Первые опыты русского философствования восходят к древнекиевской эпохе и связаны с принятием христианства на Руси. Наряду с евангельским вероучением, главным источником и проводником философских идей на русской почве становится патристическая литература и, прежде всего, учения восточных отцов Церкви. Достаточно сложной теоретической и методологической проблемой является определение специфики средневековой русской философии, степени ее оригинальности и самостоятельности. По мнению многих исследователей, это был период донациональной философии, «пролог философии». Подлинно же оригинальная национальная русская философия появляется только в XIX в.

Одной из значимых причин длительного философского молчания многими специалистами считается тот факт, что Библия пришла на Русь сразу в славянском переводе, что отрезало русскую культуру от античных источников. В результате средневековая Русь развила глубочайшее «умозрение в красках» (Е.Я. Трубецкой), но не выработала такого же уровня мировоззрение в понятиях. Действительно, в силу ряда причин философия в России не знала столь плодотворного периода развития, как, например, средневековая схоластика в Европе. Тем не менее, период с X по XVII вв. не может быть выброшен из истории философии в России. Именно на этом этапе были заложены истоки ее своеобразия, основные понятийные структуры, способы и модели рассуждения, ключевая проблематика, что и позволило русской философии достигнуть в XIX-XX вв. высочайшего расцвета. Включение категорий христианского мышления в духовный мир Древней Руси радикально изменило установки языческого восприятия мира со свойственным ему натуралистическим пантеизмом. На передний план выходит напряженное противостояние духа и материи, в мире и человеке усматривается непримиримая борьба двух противоположных начал, олицетворяемых Богом и дьяволом, утверждается идея индивидуальной моральной ответственности. Данные идеи развиваются древнерусской мыслью не столько в понятийно-категориальной форме, сколько через художественно-пластические образы, что формирует характерное для русской философии в целом тяготение к живому, образному слову, публицистичность, особый интерес к исторической и нравственно-этической проблематике, ее тесное переплетение с художественной литературой, в целом рассредоточенность во всем контексте культуры, использование обширной гаммы выразительных средств. Придавая своеобразие философствованию, данная особенность одновременно и тормозила его развитие в России, что давало некоторым критикам европоцентристского направления возможность вообще отрицать наличие оригинальной русской философии.

Изначально философия трактуется русскими книжниками как род богопознания, возвышенного стремления к Софии - Премудрости Божьей, что формировало устойчивую для русской философии традицию соединения ее с художественно-символическим осмыслением бытия и легло в основу русской софиологии. Одновременно, начиная с трактата киевского митрополита Илариона «Слово о законе и благодати», утверждается чрезвычайно значимая для русской философии идея противопоставления благодати закону, погруженному в суету земных страстей и чуждому представлению о высшем благе. В целом для русской средневековой философии характерно столкновение рационалистической и иррацио-налистической, точнее, сверхрационалистической, парадигм интерпретации христианства, хотя и в не столь явной логико-категориальной форме, как в западной мысли. Чаще всего это приобретало форму чисто богословских споров, за которыми скрывались противоположные социально-политические и нравственно-духовные установки. Наиболее явно указанная тенденция проявилась уже в XV в. в столкновении нестяжателей (Нил Сорский) и иосифлян (Иосиф Волоцкий). Внешним поводом для спора было отношение к собственности, но по существу речь шла о началах и пределах христианской жизни и делания. Столкнулись два религиозных замысла, две правды - правда социального (политического) служения и отсюда равнодушие к культурному творчеству, сведение веры к благочинию и начетничеству (иосифляне) и правда внутреннего, духовного творчества на основе личностного диалога с Богом (нестяжатели). В последнем случае значительную роль сыграл исихазм, создавший этико-аскетическое учение о пути человека к единению с Богом. В конечном счете победило иосифлянство, что в итоге способствовало укреплению состояния духовной косности и неподвижности, подавления свободы.

Тот же «сценарий» разрешения идейных споров был воспроизведен и «книжной справой» VII в. Указанные столкновения парадигмально задали как модель развития философии в России, так и ее проблемную и содержательную направленность в тесной связи с социально-политическими процессами. Практически вплоть до сегодняшнего дня русская философия находится в этом проблемном круге, как и в поиске способов выхода из него.

Собственно западная философская традиция уже в послемонгольский период приходила на Русь через Великое княжество Литовское. Ключевое влияние на развитие философии в России в контексте западных традиций оказала Киево-Могилянская академия и особенно творчество Петра Могилы. Особенно значимой в XVII в. в Москве оказалась деятельность лидера «латинского» направления Симеона Полоцкого. Новые тенденции в развитии философии в России обнаруживаются в XVIII в. в контексте реформ Петра I и связаны в идейном плане, прежде всего, с деятельностью Феофана Прокоповича. XVIII в. стал периодом формирования русской секулярной культуры и заложил все последующие противоречия социально-политического и духовного развития России, в том числе и в области философии.

Типичным для данного столетия было так называемое «вольтерьянство», весьма созвучное критическому духу эпохи, ее тяге к переменам, ставшее в конечном счете одним из источников идейного радикализма и нигилизма XIX-XX вв.

Другая тенденция выразилась в стремлении создать новую национальную идеологию, своеобразно опиравшуюся на идеи гуманизма, научности, образованности (М.В. Ломоносов, Н.И. Новиков). Сюда же примыкают антропологические учения Радищева и А.И. Галича. Антропологизм с этих пор становится фундаментальной чертой русской философии.

Одновременно к концу века на передний план вновь начинает выходить мистическая традиция (Паисий Величковский, Сковорода), а также традиция масонства, ставшего первой реакцией русской мысли на односторонний интеллектуализм просветительства, выражением ее поворота к личностному поиску сокровенного смысла жизни. Время рождения русской национальной философии как особого типа философствования, принципиального опознающего себя «иным» по отношению к философии западной, - первая половина XIX в. Патриотический подъем первой четверти века, потребность осмыслить результаты преобразований предыдущего столетия в контексте массового ознакомления с европейским укладом и образом жизни, стремление к формированию в России общества справедливости, освоение немецкой философии стали побудительным мотивом того, что русская философия, начиная с Чаадаева, изначально заявляет о себе как философия истории с центральной проблемой осмысления - «Россия и Запад», причем проблема эта формулируется именно как религиозно-метафизическая в форме вопроса: каков путь России и русского народа в мире, тот ли, что и путь народов Запада, или это совершенно особый путь? Русская судьба представляется трагической и мучительной, что вызывает особенно мучительную рефлексию мысли. Старый спор «латинствующих» и «грекофилов» приобретает форму спора «западников» и «славянофилов», задающего парадигму и проблемное поле русской философии XIX-XX вв. При этом философско-историческая и социально-философская проблематика одновременно оказывается онтологией, гносеологией, антропологией и этикой, пронизанными религиозным содержанием или по крайней мере (во внешне атеистических направлениях) религиозным пафосом. Такая многоликость категориальных структур и ходов мысли придает особую сложность интерпретации русской философии, изначально ориентированной на примирение и синтез разума, чувства, воли, науки, искусства, религии (»свободная теософия», по B.C. Соловьеву), а также задает ее жанровую специфику, особенно на первых этапах, в форме свободной публицистики либо произведений художественной литературы, не требующих жесткой категориальной и логической проработки проблемы и в то же время открывающих предельно широкие горизонты для философствования. Отсюда то значение в постановке философских проблем, которое имела русская литература (Н.В. Гоголь, Достоевский, Л.Н. Толстой и др.), а также преобладание или значительный вес свободно написанных статей в творчестве Хомякова, Киреевского, Соловьева, Леонтьева и мн. др. Совершенно не случайно в этой связи формирование, в конечном счете, предельно индивидуального и неповторимого по краткости и глубине стиля философствования Розанова.

Особое место в развитии русской философии сыграло славянофильство 1840-1850-х, в рамках которого философия истории, усматривающая в православии основу своеобразия русского исторического процесса, с необходимостью перерастает в религиозную философию. Именно в творчестве Хомякова, Киреевского и др. была четко заявлена потребность русской культуры в создании самобытной национальной философии и определены ее ключевые проблемы, особенности, категориальные структуры, причем в контексте ставшей в дальнейшем традиционной критики «отвлеченных начал» западной рационалистической философии. Структурообразующим принципом философии славянофилов стало учение о целостности духа как фундаментального принципа бытия, познания, этики взаимоотношений между людьми, основы достижения с помощью верующего разума и любовного делания синтетического живого знания, которое и должно лечь в основу как индивидуального мировоззрения, так и общественного строя. Данная установка воплощается в русской философии в понятии соборности как всеобщего метафизического принципа бытия, а также в утверждении примата внутренней свободы по отношению к внешней, что, выражая внутреннюю потребность общества в формировании нового типа личности, одновременно вело у славянофилов к недооценке правового регулирования поведения людей. Более того, слабость правовых форм рассматривалась в качестве преимущества русского общества, отличающего его от западного, которое пошло путем атомизации и «внешней правды». Такая постановка проблемы одновременно становится основой углубления идеи русского мессианства, истоки которого были заложены еще в средневековый период выдвижением идеи «Москва - третий Рим».

Следует подчеркнуть, что указанная мыслительная структура, хотя и в иных контекстах, была характерна и для «западничества» в различных его тенденциях, что во многом было инициировано Герценом, когда, оказавшись в эмиграции, он горько разочаровался в Западе с его «мещанством» и начал поиск в направлении такой философии, которая соединяла бы западные преимущества с русским своеобразием. Идеи Герцена выступили философско-мировоззренческой основой русского народничества. Вторая половина XIX в. стала временем профессионализации философского творчества и формирования оригинальных философских систем. Во внешнем плане это был период выдвижения на передний план позитивизма и материализма (нашедшего завершение в русском марксизме). Хотя эти тенденции сыграли значительную инициирующую роль (прежде всего «субъективный метод» в социальном познании Лаврова и Михайловского и претендующая на научность марксистская социальная теория) в активизации философских дискуссий, ибо требовалось дать серьезный ответ на их теоретические и практические установки, однако значимой философской новизной и оригинальностью они в целом не обладали. Действительно оригинальная и плодотворная линия философии складывается в рамках критически наследующей ранним славянофилам, внутренне дифференцированной, но вырастающей на общей фундаментальной православной основе, линии религиозной философии (B.C. Соловьев, Леонтьев, Страхов, Лопатин, Чичерин, С.Н. Трубецкой, Е.Н. Трубецкой).

Фундаментальной парадигмой философствования становится сформулированная Соловьевым метафизика всеединства, полагающая в основание философии не абсолютные идеи и иные абстрактные сущности, а конкретно сущее и представляющая собой принципиально неисчерпаемый объект для философской рефлексии. При этом основной идеей Соловьева становится идея богочеловечества, что ведет к пониманию христианства не только как данности, но и как задания, обращенного к человеческой свободе и активности, направленных на соединение в теургическом процессе (богодействии) двух природ, божеской и человеческой. Система Соловьева оказывается рубежной в истории русской философии, как бы «эталоном» для всех последующих русских мыслителей, даже если сами идеи Соловьева ими и не принимались. Одновременно важнейшие «задания» философии поставили антропологические открытия Достоевского. Новый этап в развитии русской философии начинается на рубеже XIX-XX вв. Преодолев через кантианство искус позитивизма и марксизма, наиболее мыслящая часть русской интеллигенции поворачивает к «идеализму», первоначально этическому, а затем и религиозно-метафизическому (Струве, Булгаков, Бердяев, Франк и др.). Значительную роль в русском религиозно-философском ренессансе начала XX в. сыграли проблемы, поставленные «антихристианством» Ницше, т.к. требовалась углубленная проработка их на почве христианства. Начинается особенно острое осмысление тем Достоевского, в чем инициирующую роль сыграло творчество Мережковского и Розанова. Ценность личности и личной судьбы была противопоставлена господствовавшей весь XIX в. ценности социальности, что вовсе не означало отрешения от социально-философской проблематики. Усиливается профессионализация философии, в чем значительную роль сыграли философы, группировавшиеся вокруг журнала «Логос».

К 1920-м годам русской философии достигает стадии расцвета и начинает приобретать строго рефлексивные формы, фактически формулируя все ведущие программы мировой философии ХХ в., не теряя при этом, в отличие от аналогичных или близких направлений западной мысли, глубин феноменолого-герменевтической проработки христианства, опознаваемого в качестве адекватного фундамента гуманистического мировоззрения современности. Вполне обоснован в этой связи вывод, что русская философия стала побудительным фактором движения бурно модернизирующегося российского общества к реформации на православной почве, сорванной национальной катастрофой 1917. В результате внутри страны развитие свободной и оригинальной философии было грубо пресечено.

В эмиграции расцветает творчество многих русских мыслителей (Бердяев, Шестов, Ильин и др.), однако, не имея национальной почвы для своевременного и адекватного отклика на высказываемые идеи эмигрантская философия фактически завершает свое существование с уходом из жизни в 1940-1950-е основных ее представителей. В качестве наиболее существенной черты русской философии обычно рассматривают ее принципиальный онтологизм, т.к., по мнению большинства русских мыслителей, в том числе и нерелигиозной (например, «диаматовской») ориентации, обычная, характерная для западной философии, субъект-объектная установка не проникает во внутреннюю реальность предмета. Цель же состоит в «бытийственном», целостном вхождении познающего человека в существующее, чем достигается подлинное его познание. Истинное метафизическое бытие, а в конечном счете, бытие Бога - изначально открыто человеку, т.е. сознание не только достигает бытия, но от бытия, собственно, всегда исходит, поскольку по самой своей природе находится внутри бытия. Познание истины есть пребывание, жизнь в истине, «внутреннее соединение с истинно сущим» (Соловьев) на фундаменте веры как живого понимания бытия. Жизнь есть именно реальная связь между «Я» и бытием, в то время как «мышление» - только идеальная связь между ними. Религиозно это означает, что не стремление к Богу, а бытие в Боге составляет фундаментальную основу переживания мира. Поэтому «интуиция всеединства есть первая основа всякого знания» (Франк).

Возможность органического включения человека в структуру всеединства задается интуицией Софии, особенно глубоко проработанной Булгаковым. Философия в софиологическом контексте оказывается не абстрагированным, обезличенным, отстраненным видом познания бытия, но, напротив, личностно укорененным, связанным со всем существом человека драматическим сопереживанием реальности (особенно ярко у Бердяева, Шестова, Франка). Не случайно в русской философии с течением времени усиливается экзистенциальная трактовка бытия и познания, при которой «прорыв в бытие» через трагические экзистенциальные потрясения рассматривается в качестве средства преодоления объективирующей роли традиционного человеческого мышления и действия (Бердяев, Шестов). Такой ориентации философии на аналитику и прояснение глубоко выстраданного экзистенциального опыта и соответственно «некабинетный» стиль философствования способствовал никогда не бывший особенно благоприятным социальный климат России, где человек и социум всегда находились в «пограничной ситуации» в прямом и переносном смысле слова.

Закономерно, что в противоположность рационалистической модели познания и кантовскому трансцендентализму русская философия выдвигает на передний план концепцию мистического познания, нашедшего исключительно глубокое выражение в интуитивизме Н.О. Лосского и концепции «непостижимого» Франка. Основной принцип интуитивизма (в логике всеединства) - «все имманентно всему». Непостижимое, по Франку, не есть непознаваемое, о его существовании мы знаем до всякого познания, соответственно познание есть прежде всего самопознание индивида в форме «ведающего неведения». К постижению бытия не ведет вообще никакой внешний путь, ибо в таком случае мы и получаем только внешнее знакомство с действительностью, к тому же ограниченное лишь данным моментом восприятия. Однако смысл познания помимо самого акта познания состоит именно в его трансцендентности. Разум при этом не исключается, но включается в систему всеохватывающего интуитивно-эмоционального (сердечного) познания мира как необходимая, но не высшая форма постижения. Т.о., должно наличествовать внутреннее свидетельство бытия, без которого факт познания остается необъяснимым. Это внутреннее свидетельство, что показали еще славянофилы в концепции «живознания», есть вера как первичная и совершенно непосредственная очевидность, мистическое проникновение в самое бытие.

Своего высшего выражения онтологизм русской философии достигает в опирающейся на принципы имяславия символической онтологии Лосева и Флоренского, фактически предварившей, но на более глубокой основе, лингвистический поворот философии ХХ в. В результате русская философия опирается на совершенное своеобразное понимание истины (как «естины», по Флоренскому) в качестве конкретно-онтологического, живого знания, трактуемого как «добро», «норма», «должное быть». Иными словами, онтология оборачивается этикой, которая, в свою очередь, оказывается философией историей и социальной философией. Результатом выступает профетический и эсхатологический характер русской философии, ее ориентация на обоснование путей утверждения Царства Божия на земле. Опасность этой идеи была осознана русскими мыслителями слишком поздно. Поэтому не случайно столь широкое распространение в русской культуре различного рода утопических проектов, как чисто религиозного (например, у Федорова), так и богоборческого плана (различные версии марксизма). Массовое и теоретическое сознание весьма редко ориентировалось на размеренность, порядок, законченность начатого дела и в противоположность этому провоцировало надежду на чудо, необычайный эксперимент, фантастический прожект. Обоснование подобных упований обычно сочеталось с обличением буржуазности и мещанства западной цивилизации, что, в частности, выразилось в очень раннем противопоставлении в русской мысли культуры и цивилизации. Социально-практически данная ситуация принимала форму столкновения концептов и практик богочеловечества и человекобожия, противоположность конструктивности и деструктивности (нигилистичности) которых глубочайшим образом раскрыта в знаменитом сборнике «Вехи». Системообразующей чертой подобных праксеологических социально-философских ориентаций является, по Франку, изначально присущая русскому менталитету религиозная этика коллективного человечества («общинность»), или «мы-философия». Идея единого (органичного) целого, только внутри которого индивидуум может найти свое истинное «Я» и вообще решение всех проблем, доминирует в большинстве русских философских доктрин, начиная с «учения о Церкви и соборности» Хомякова.

Соответственно другой фундаментальной чертой русской философии выступает глубокий и своеобразный, органически, а не индивидуалистически ориентированный антропологизм, точнее, в силу указанного синтетизма и символизма русского философского мышления, онтология по сути является антропологией и наоборот. Отсюда столь напряженные размышления в русской философии о смысле жизни, ориентированном на спасение души как условия спасения мира. При этом с развитием русской философии в ней усиливается тенденция к персоналистическому индивидуализму (Бердяев, Шестов, Бахтин) или, по крайней мере, мягкому универсализму (Франк, Ильин, Лосский, Вышеславцев), ориентированных на философское обоснование путей утверждения в общественной жизни религиозно фундированных социально-правовых форм, гарантирующих права и свободы человека без атомизации общества. Противопоставление органицизма и этического персонализма постепенно начинает сниматься, чему во многом способствовала и формирующаяся символическая онтология (лосевская концепция мифа как данной в слове чудесной личностной истории). Современный этап развития духовной культуры России характеризуется возрождение национальной философской традиции, которая, будучи выраженной на философском языке конца ХХ в., оказывается чрезвычайно созвучной переходному характеру национальной и мировой истории, подтверждая изначально зафиксированный профетический характер русской философии.

3. Специфика и взаимосвязь экономической, социальной, политической и духовной подсистем общества

Каждой сфере жизни общества присуща определенная самостоятельность, они функционируют и развиваются по законам целого, т. е. общества. Вместе с тем все четыре основные сферы не только взаимодействуют, но и взаимно обусловливают друг друга. Например, влияние политической сферы на культуру проявляется в том, что, во-первых, каждое государство проводит определенную политику в области культуры, во-вторых, деятели культуры отражают в своем творчестве определенные политические взгляды и позиции.

Границы между всеми четырьмя сферами общества легко переходимы, прозрачны. Каждая сфера присутствует так или иначе во всех остальных, но при этом не растворяется, не теряет своей ведущей функции. Вопрос о соотношении основных сфер общественной жизни и выделении одной приоритетной является дискуссионным. Существуют сторонники определяющей роли экономической сферы. Они исходят из того, что материальное производство, которое составляет ядро экономических отношений, удовлетворяет самые насущные, первичные потребности человека, без чего невозможна любая иная деятельность. Имеет место выделение в качестве приоритетной духовной сферы жизни общества. Сторонники этого подхода приводят следующий аргумент: мысли человека, идеи, представления опережают его практические действия. Крупным общественным переменам всегда предшествуют изменения в сознании людей, переход к иным духовным ценностям. Наиболее компромиссным из приведенных подходов является подход, приверженцы которого утверждают, что каждая из четырех сфер общественной жизни может стать определяющей в различные периоды исторического развития.

«Общество» подчеркнута идея взаимосвязи людей и взаимодействия различных сфер общественной жизни. В философской литературе общество определяется как динамическая система. Новое понятие «система» может показаться сложным, но есть смысл в нем разобраться, так как в мире немало объектов, которые охватываются этим понятием. К ним относятся наблюдаемая нами Вселенная, культура отдельного народа и деятельность самого человека. Слово «система» греческого происхождения, означает целое, составленное из частей, совокупность. Таким образом, каждая система включает взаимодействующие части: подсистемы и элементы. Главное значение приобретают связи и отношения между частями. Динамические системы допускают различные изменения, развитие, возникновение новых и отмирание старых частей и связей между ними.

Общество состоит из огромного количества составляющих его элементов и подсистем, которые обновляются и находятся в изменяющихся связях и взаимодействиях. Попытаемся выделить некоторые из этих частей и проследить связи между ними.

К числу подсистем можно отнести в первую очередь сферы общественной жизни. Их выделяют несколько: экономическая (отношения в процессе материального производства), социальная (взаимодействие классов, социальных слоев и групп), политическая (деятельность государственных организаций, политических партий), духовная (мораль, религия, искусство, философия, деятельность научных, религиозных, образовательных организаций и учреждений).

Каждая сфера общественной жизни тоже представляет сложное образование: составляющие ее элементы дают представление и об обществе в целом. Не случайно одни исследователи рассматривают общество на уровне действующих в нем организаций (государства, церкви, системы образования и др.), другие - сквозь призму взаимодействия социальных общностей. Человек входит в общество через коллектив, являясь членом нескольких коллективов (трудового, профсоюзного, танцевального и др.). Общество представляется как коллектив коллективов.

Человек входит в более крупные общности людей. Он принадлежит к определенной социальной группе, классу, нации.

Многообразные связи, возникающие между социальными группами, классами, нациями, а также внутри их в процессе экономической, социальной, политической, культурной жизни и деятельности, называются общественными отношениями. Принято различать отношения, которые складываются в сфере материального производства, и те, которые пронизывают духовную жизнь общества. Если первые обеспечивают обществу материальные возможности существования и развития, то вторые (идеологические, политические, юридические, нравственные и др.) есть результат и условие взаимодействия людей в процессе создания и распространения духовно-культурных ценностей. Вместе с тем материальные и духовные общественные отношения находятся во взаимосвязи и обеспечивают развитие общества.

Проиллюстрировать связи между подсистемами и элементами общества можно различными примерами. Так, изучение далекого прошлого человечества позволило ученым сделать вывод о том, что нравственные отношения людей в условиях первобытности строились на коллективистских началах, т. е., говоря современным языком, приоритет всегда отдавался коллективу, а не отдельному индивиду. Известно также, что моральные нормы, существовавшие у многих племен в те архаические времена, допускали убийство слабых членов рода - больных детей, стариков- и даже людоедство. Повлияли ли на эти представления и взгляды людей о пределах морально допустимого реальные материальные условия их существования? Ответ ясен. Необходимость сообща добывать материальные блага, обреченность на скорую гибель человека, оторвавшегося от рода,- в этом следует искать истоки коллективистской морали. Также с позиций борьбы за существование и выживание люди не считали безнравственным освобождаться от тех, кто мог стать обузой для коллектива.

Хорошо прослеживается связь правовых норм и социально-экономических отношений. Обратимся к известным историческим фактам. В одном из первых сводов законов Киевской Руси, который называется «Русская Правда», предусмотрены различные наказания за убийство. При этом мера наказания определялась в первую очередь местом человека в системе иерархических отношений, его принадлежностью к тому или иному социальному слою или группе. Так, штраф за убийство тиуна (управителя) был огромен: он равнялся стоимости стада в 80 волов или в 400 баранов. Жизнь смерда или холопа ценилась в 16 раз дешевле.

Общественная жизнь находится в постоянном развитии. Темпы и масштабы его могут быть различными: в истории человечества были периоды, когда сложившийся порядок жизни не менялся в своих основах столетиями; со временем темпы изменений стали нарастать.

4. «Новая философия, - писал Л. Фейербах, немецкий философ X1X в., излагая суть своего учения, - превращает человека, включая и природу как базис человека, в единственный, универсальный и высший предмет философии…»

Как вы понимаете данное высказывание Л. Фейербаха? Какую новую разновидность материализма разработал Фейербах, её достоинства и недостатки.

Философское учение Л. Фейербаха является попыткой утверждения самоценности и значимости конкретного человеческого индивида во всей полноте его телесного и духовного бытия. В центре философии, по его мнению, должен находиться человек как высшее существо природы. Фейербах отвергает подход к человеку со стороны классиков немецкого идеализма, рассматривающих человека, по преимуществу, как духовное существо. Фейербах стремится по-новому осмыслить понятие субъекта. Субъект в системе Л. Фейербаха - это не познающее мышление и не “абсолютный дух”, “мировой разум”, а реальный целостный человек в единстве его телесных и духовных качеств. Фейербах стремится реабилитировать природно-биологическое начало в человеке, от которого в значительной степени абстрагировался немецкий идеализм. “Я” у Фейербаха - это не просто духовное и мыслящее начало, а человек обладающий телом и мыслящей головой, реальное существо со всеми пространственно-временными характеристиками, которое только в качестве такового обладает способностью созерцать и мыслить.

Важнейшей характеристикой субъекта в системе Л. Фейербаха является чувственность. Чувственность - это синтетическая, обобщающая характеристика антропологических свойств “природы человека”, его телесности, разума, воли, “сердца”. Однако, Фейербах не замыкается на натуралистическом описании субъекта, он пытается преодолеть этот натурализм, вводя в понятие субъекта не просто “Я”, но и другого человека. “Идеализм прав, - писал он, - в своих поисках источников идей в человеке, но не прав, когда он хочет вывести эти идеи из обособленного, замкнутого существа, из человека взятого в виде души, одним словом, когда он хочет вывести их из “Я”, без чувственного данного “Ты”. Идеи возникают только из общения между людьми, только из разговора человека с человеком” (Фейербах Л. Избр. филос. произв., М., 1955, т. 1, с. 190). Таким образом, чувственность в его системе рассматривается не как натуральная и непосредственная, а как опосредованная общением с другим человеком. Следовательно, отношение человека и природы опосредуется отношением человека к человеку. Именно в сфере межчеловеческого общения и осуществляется, по Фейербаху, реализация человеком своей родовой сущности. В ходе этого общения и совместной деятельности субъективные и частные определения человеческой природы поднимаются до всеобщих объективных определений, и индивидуальная жизнь, соединяясь с родовой, образует целостность человеческих способностей. Это значит, что человек, отправляя “функции рода” превратил сущностные силы всего человечества, продукты культуры в свои собственные жизненные силы, в целостность своих способностей.

Человек у Фейербаха - природное существо, а связаны люди между собой только природными, естественными связями. Ни историческая эпоха, ни тип общественных отношений, ни классовая (сословная, национальная, профессиональная) принадлежность человека, с точки зрения антропологического материализма, значения не имеют. По справедливому замечанию Маркса, Фейербах слишком большое значение придавал в своем взгляде на человека природе и слишком малое - политике. А Энгельс, характеризуя философскую позицию Фейербаха в целом, показал, что автор “Сущности христианства” в своей критике идеализма не был последователен. Защищая материализм “внизу” (во взглядах на природу), он остался идеалистом “вверху” (в понимании человеческой истории). Антропологический материализм не мог вывести ни самого Фейербаха, ни его последователей за границы пассивно-созерцательного отношения к миру, а вместе с тем за границы традиционных представлений о том, что конечную причину общественных изменений надо искать в новых идеях, в новых взглядах и идеалах.

Философию Фейербаха обычно квалифицируют как “антропологический материализм” (греч. “антропос” - человек, “логос” - слово, понятие, учение). Это связано с претензией мыслителя на создание истинно новой философии, в фокусе которой должен находиться человек.

“Новая философия, - объяснял Фейербах, - превращает человека, включая и природу как базис человека, в единственный, универсальный и внешний предмет философии; превращая, следовательно, антропологию... в универсальную науку”.

Однако, как это часто случается, “позитивная”, так сказать, часть воззрения Фейербаха получилась много слабее “критической”. Он не сумел или не захотел воспринять главных находок своих критикуемых учителей - диалектики и историзма. Оттого и грешит его концепция антиисторизмом (сущность человека, к примеру, у Фейербаха постоянна во все времена, т. е. берется с чисто биологической ее стороны), натурализмом в трактовке общественных отношений (главными из них признаются психологические и физиологические), созерцательностью в гносеологии (как будто не было достижений Канта и Фихте в выявлении активнейшей роли субъекта познания) и т.д.

Поэтому и оставался Л. Фейербах своеобразным лидером философских авторитетов своей эпохи, “властителем дум” недолгий период времени. Ему на смену уже спешила гораздо более мощная по силе воздействия оригинальная материалистическая философия Маркса и Энгельса.

5. С какими убеждениями Вы не согласитесь

- «Человек - самая слабая в мире тростинка, но эта тростинка - мыслящая» (Б. Паскаль);

- «Прочие твари, пригнувшись к земле, только землю и видят. Лик человека ж вознесся, и небо стал созерцать он, гордо подняв свои взоры к далеким небесным светилам» (П. Овдий);

- «Если человек зависит от природы, то и она от него зависит: она его сделала, он ее переделывает» (А. Франс);

- «Человеку свойственно стремиться к новизне» (Плиний Старший);

- «Без многого может обходиться человек, но только не без людей»

( К. Берне),

- «Человек отличается от других созданий способностью смеяться» (Д. Адиссон).

Не могу не согласиться с каждым из убеждений Великих. Хочу лишь добавить к высказыванию Д. Адиссона слова Пифагора: «Шутку, как и соль, нужно употреблять с умеренностью». А в остальном все верно. Великие мыслители не ошиблись в своих суждениях: с каждым из них я соглашаюсь.

6. Как вы понимаете слова К. Маркса о культуре как показателе степени отдаленности человечества от животного состояния, степени «человеческой сущности общества» и «общественной сущности человека»

Я полагаю, что К. Маркс сущность человека и культуры видит в их социальности. Он видит развитие человеческой сущности общества - в развитии свободы всех людей, составляющих общество.

Сущность человека состоит в деятельности и общественных отношениях, взятых не в отдельности, а в их единстве, т.е. говорят о “социально-деятельной” природе человека, определяя его и как продукт общества и как его творца, созидателя.

Маркс, с одной стороны, пытался подойти к сущности человека с конкретно-исторической, социально данной стороны (это предполагает, что сущность каждого человека может меняться в зависимости от условий), особо не выделяя при этом значения практически-деятельного фактора, а с другой - стремился как-то выразить постоянство природы человека (связывая её с общественными отношениями вообще, с “истинной” человечностью или с чем-то другим, заранее данным).

Маркс пишет, что общество - это сверхсложная система, включенная в систему Природы и Космоса и обладающая значительной спецификой в своем возникновении и развитии, обусловленной и природными, и социально-экономическими, и духовными факторами, роль которых менялась от эпохи к эпохи.

Общество - вероятностная система, в которой не все поддается логике, законам. Но современный этап его развития не исключает, а, наоборот, предполагает глубокое знание основных закономерностей общественного развития, которое возможно при взаимодействии всех форм и уровней общественного сознания - науки, религии, морали, политических и экономических учений.

Литература

1. Алексеев А.П. Краткий философский словарь. - М.: Знание, 1998 г.

2. Алексеев П.В., Панин А.В. Хрестоматия по философии. - М.: Просвещение, 1997

3. Большая Советская Энциклопедия. - М.: Наука, 1986

4. Злобин Г.С. Вопросы философии. - М.: Наука, 1988

5. Кассирер Э. Опыт о человеке: Введение в философию человеческой культуры//Проблема человека в западной философии - М.: АРТ, 2001.

6. Миронов В.В. Философия. - М.: Знание, 1998 г.

7. Новейший философский словарь. - М.: Вега-М, 2009.

8. Соловьев В. А. Всемирная история. - М.: Знание, 1990

9. Фейербах Л. Избранные философские произведения. - М.: 1955, т. 1, с. 190

Размещено на Allbest.ru