Софистика о культуре и становлении личности

Размещено на http://www.allbest.ru/

26

СОФИСТИКА О КУЛЬТУРЕ И СТАНОВЛЕНИИ ЛИЧНОСТИ.

Вопросы теории культуры ныне приобрели особую актуальность. Во-первых, учение о культуре стало важной учебной дисциплиной в системе высшего образования. Во-вторых, что самое существенное, в связи с вступлением человечества в третье тысячелетие научная мысль обращает пристальное внимание судьбам культур и цивилизаций. Правда, это внимание у ряда теоретиков вызвало негативную реакцию, что проявилось, как отмечалось на конференции Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН), посвященной проблемам культурологии, в стремлении дискредитировать эту сферу знаний, вытеснить ее “наскоками разного рода шарлатанов от науки” [1, с. 60]. При освещении сущности культуры и ее роли в становлении личности это "шарлатанство" выступает в форме софистики: внешне правдоподобно, наукообразно, а по внутреннему содержанию - грубейшие заблуждения, порой, фальшь и лицемерие [См.2,с.9]

Софистика в определениях культуры.

Основная драма решения этой задачи состоит в том, что абсолютное большинство теоретиков проблему культуры рассматривает не с разумно-теоретических позиций, не диалектически, не в согласии с той Логикой Разума (диалектики), которая разрабатывалась, начиная с Аристотеля и кончая И.Кантом, Гегелем, Марксом и талантливым советским философом Э.В.Ильенковым. Ее освещают с позиций софистики, в прошлом навязаной под видом диалектики И.Сталиным и его идеологами. Поэтому до сих пор нет четкого определения понятия культуры, на основе которого можно преодолеть противоречия и путаницу, которые сложились в понимании этого феномена и при освещении его роли в становлении личности. Преодоление этой путаницы позволит также более точно определить предмет культурологии, где, к сожалению, часто отделываются тавтологическими суждениями. Суждениями типа тех, что культурология изучает культуру (масло-масленное), или же утверждается, что с этой “наукой не все в порядке, в частности не ясен ее предмет и потому ее можно включить в ряд философских дисциплин” [1,с.59]. Парадокс абсурда: если предмет не ясен, то его следует отдать философии.

Но больше всего огорчает то обстоятельство, что, во-первых, путаница о культуре часто содержится в публикациях академических изданий. В этом плане особого внимания заслуживает монография акад. В. Степина на тему “Цивилизация и культура”, а до этого статья "Культура", включенная “Новую энциклопедии философских знаний”, главным редактором которой является сам автор этой статьи. Во-вторых, не меньше путаницы и абстрактности содержится в абсолютном большинстве учебных пособий, предложенных вузам и учащимся средней школы. Это обстоятельство обязывает обратить внимание на содержание данных публикаций.

Культура, пишет акад. В.С. Степин, есть "система исторически развивающихся надбиологических программ человеческой жизнедеятельности (деятельности, поведения и общения), обеспечивающих воспроизводство и изменение социальной жизни в ее основных проявлениях" [3. с.62]. Это определение не является особой новацией. Оно было рефлектировано значительно раньше. В частности проф. Э. Маркарян писал, что культура есть внебиологический способ деятельности человека [4]. В последних работах Э. Маркарян подчеркивает, что в качестве элементарной единицы культурологического анализа есть основание выделять “надбиологическое средство деятельности” [5.с. 36].

Но вся эта “игра” с приставками “вне”, “над”, “под” и т. п. говорит только об одном: культуру, весь ее грандиозный мир ценностей следует соотносить с миром природы, натуры. Говоря иначе, культура есть то, что противоположно или возвышается над биотическим миром. Подобных дефиниций не лишены, повторяем, даже школьные учебники. Так, в одном из них сказано, что "в самом общем смысле под культурой ученые обществоведы понимают все виды преобразовательной деятельности человека и общества, а также ее результаты" [6,с.363]. Следует отметить и тот факт, что дефиниция культуры, предложенная новой философской энциклопедией, дается без учета содержания, представленного в первом издании энциклопедии [См.7.Т.3,с.118].

Теоретические следствия софистики о культуре.

Дефиниция культуры новой энциклопедии в качестве определяющего предиката берет термин “надбиологические программы”, термин, лишенный теоретического смысла. Что значит “надбиологические программы”? Это не научная категория, а всего лишь наукообразное словосочетание. Кто, где эту фактически пустую абстракцию превратил в теоретическое понятие? Нет таких изысканий. Отсутствие подобного осмысления порождает у читателя бессмысленные представления. Ведь термин "биологическое", если исходить из его реального, а не мнимого смысла, означает знание (логос) о живом (биос). Стало быть, культура есть все то, что возвышается над знанием, данным биологией.

Эта дефиниция не отвечает даже требованиям формальной, школьной логики, поскольку определяющий термин размывает богатый смысл определяемого - понятия культуры. Давно замечено, что чем уже ученый понимает свою проблему, тем шире он облекает ее в броню наукообразных абстракций, сквозь которую очень трудно пробиться к подлинному смыслу. В энциклопедической статье это наукообразие представлено в полном цвете. Определяя культуру как систему надбиологических программ, автор этой концепции тут же рассматривают ее сквозь призму категорий информатики, семиотики, психологии, биологии и т.п. Так, В. Степин, дав свою дефиницию культуры, в последующем трактует ее то как совокупность информационных кодов, то как систему семиотических образований, т.е. знаков и символов, закрепляющих и передающих социальный опыт [3,с.63-64]. Внешне вполне правдоподобно, но по внутреннему содержанию - это тощая, абстрактная односторонность.

Получается, что, скажем, величественные симфонии Бетховена и Чайковского, волнующие полотна Рубенса и Репина, литературные шедевры Бальзака и Л. Толстого, бессмертная поэзия Байрона и Пушкина, древнегреческий Парфенон и великолепные архитектурные ансамбли Санкт-Петербурга, теория относительности Энштейна и учение Циолковского, культура промышленного производства современной Японии и ухоженные земли Голландии, профсоюзы трудящихся и разумная государственная власть и т.д. и т.п. - все это не есть творения духа, разума человечества, а всего лишь надбиологические программы, информационные коды и семиотические образования. Их функция - передавать в смене поколений социальный опыт. Независимо, какой это опыт - разумный или невежественный, гуманистический или же варварский.

При подобном подходе обнаруживается и другая крайность. Эти определения дают основание включать в культуру феномены абсолютно противоположные ее понятию. Этот изъян наиболее зримо виден в выше изложенном определении школьного учебника. Здесь все результаты преобразующей деятельности человека и все виды и формы этой деятельности следует отнести к ценностям культуры. Согласно этим суждениям к культуре следует отнести любое явление дикости и варварства: виселицу и гильотину, орудия пыток и истязаний, изобретенные палачами всех веков и народов, печи Освенцима и Дахау, химические газы и атомные бомбы, сброшенные на города Хиросима и Нагасаки и т.п. К культуре следует отнести также тот акт, когда террористы 1 сентября 2004 в г. Беслане сотворили кровавое месиво из школьников и их родителей. Сотворили, естественно, при бездарном попустительстве федеральной и местной власти. Все эти явления и предметы “второй природы” суть программы, коды, знаки, символы деятельности человека, обеспечивающие, как пишет В. Степин, “воспроизводство и изменение социальной жизни в ее основных проявлениях”. Культура, оказывается, воспроизводит во всех своих основных проявлениях кровь и слезы, смерть миллионов и разрушение, гибель многих величайших достижений человеческого труда и разума!

К системе культуры следует также отнести и информационные коды, знаки, символы, которые свойственны всему органическому и неорганическому миру. Ведь в согласии с этими природными знаками и символами человек осуществляет свою жизнедеятельность: осваивает недра земли, обрабатывает поля и выращивает урожай, строит дома и дороги, изучает далекие галактики, информация от которых идет к нам миллионы световых лет и т.п. Все в мире природы для человека имеет смысл и значение, содержит для него ту или иную информацию. В этой, второй, крайности авторы надбиологической концепции всю натуру (природу) превратили в культуру.

Если культуру следует понимать как надбиологические или, говоря иначе, надорганические программы жизнедеятельности человека, то, спрашивается, куда следует отнести огромный мир сельскохозяйственных культур - культуру полеводства и животноводства? Без этой системы ценностей никак невозможна жизнедеятельность общества. Куда отнести нарождающуюся культуру клонирования живых существ и, возможно, органов человеческого тела? Ведь этот мир производится человеком по законам ("кодам") органического, а не “надбиологического”, социального мира. Человек, обладая разумом, универсален в своей жизнедеятельности. Он созидает “вторую природу”, мир социума или, как выражался В. И. Вернадский, ноосферу по законам и меркам любой области материального, в т.ч. и биотического мира.

Естественно, в грандиозном мире культуры имеются те феномены, которые выступают в роли особых программ, кодов, знаков и символов деятельности человека. Они входят в систему культуры. Мало того, каждый предмет культуры содержит в себе определенную информацию, которую можно выразить системой знаков. Но не в этом же сущность культуры! Нелепо, не логично частный, весьма абстрактный момент культуры возводить в абсолют и выдавать его за сущность. Эти абстрактные элементы культуры (знаки, коды, символы и т.п.) в такой же мере обслуживают и явления антикультуры - дикость и варварство, вандализм и невежество.

О попытках свести культуру к простейшей клеточке.

Все суждения о культуре строятся не на основе общенаучных понятий, а при помощи, повторяем, терминов частных наук - биологии и психологии, информатики и семиотики. Подобная рефлексия всегда дает весьма тощее, искаженное знание о предмете исследования, порождая грубейшие заблуждения и путаницу. Давно доказано, что невозможно постигнуть и изложить истину о сложном предмете, оперируя категориями, освещающими его простейшие образования. Науке известен печальный опыт, когда терминами механики пытались изложить истину об организме человека? Каждому теоретику не известен афоризм: анатомия человека - ключ к анатомии обезьяны, а не наоборот [8, т.12, с.731]. Или говоря иначе: знание свойств кирпича не дает еще истины о том, каким будет дом, возведенный из данного материала.

Подобный подход совпадает с принципом редукционизма. В последнее время он стал применяться в теории культуры. При помощи этого принципа все сложное и развитое пытаются свести к самой простейшей дискретной единице. В системе культуры стремятся найти ее простейшую единицу, в которой якобы аккумулируется и передается информация о любом ее феномене. Сторонники редукционизма считают, что “законы культуры, если таковые существуют, не могут вступать в противоречие с законами биологии, химии, физики” [9, с.111]. Если таковые существуют, то, мол, можно выделить подобную единицу, что “обеспечит очередной прорыв в исследовании культурной эволюции” [9, с.112].

Редукционисты мыслят слишком прямолинейно. Ведь культура есть качественно иное образование, чем явления биологии, химии и физики. Прямая аналогия законов биологии, химии и физики с законами культуры совсем неуместна. В системе культуры, как и во всем обществе, законы, присущие миру природы, действуют совсем в иной форме и содержании. Речь идет о системе, в основе которой лежит деятельность духа, разума человечества. Мысль исследователя здесь вступает совсем в иной мир явлений и отношений, хотя и представленный в вещественной форме (в произведениях искусства, техники, в языке, в системе практических отношений людей и т.п.). Как невозможно познать свойства воды на основе изучения лишь свойств ее составляющих элементов, так и невозможно прибегать к “допущению, что культура состоит из дискретных единиц”, зафиксированных или в структуре мозга человека или же в огромном мире ее феноменов.

Абсолютизация философии и языка в системе культуры.

Испытывая трудности в применении разумно-теоретического метода познания, исследователи культуры впадают и в другую крайность. Пытаются при помощи всеобщих, философских универсалий определить все многообразие образований (феноменов) культуры. Так, В. Степин пишет, что многообразные феномены культуры “представлены мировоззренческими универсалиями (категориями культуры), которые в своем взаимодействии и сцеплении задают целостный обобщенный образ человеческого мира” [3, с.65]. Опять путаница. Оказывается, огромный мир культуры представлен всего лишь мировоззренческими универсалиями, т.е. философскими категориями.

Что это за категории? Например, такие понятия как пространство, время, движение, количество, качество, человек, сознание, добро, зло, совесть, справедливость и т.п. Но, спрашивается, почему автор ограничился лишь категориями философии и этики? Причем их он выдает как универсалии культуры вообще, а не культурологического знания или, что будет точнее, философии и этики. Почему в этом суждении так абстрактно представлена культура? Ведь понятия всего богатого содержания Науки в своем “сцеплении” не столько представляют феномены культуры, сколько отражают и определяют предметы и связи, явления и отношения всего материального мира, где свое особое место занимает мир социума с его культурой и антикультурой. Здесь анализ культуры подменен гносеологическими размышлениями.

Создавая путаницу о культуре, В. Степин допускает много других софистических вольностей. Искажает роль философии в системе культуры, противопоставляя их друг другу, не видя, что философия является одним из феноменов "высшего этажа" культуры, в частности духовной культуры. Это - тот ее феномен, без которого немыслимо его теоретическое рассмотрение. Подобный субъективизм академик допускает и по отношению к языку, его роли в системе культуры. “Важнейшим видом социокода, - отмечается в этой работе, - регулирующего человеческую жизнедеятельность, является естественный язык. Он не только позволяет описывать человеческий опыт, но и порождает новый опыт в процессе коммуникации. Структура языка задает определенный образ мира, способ фрагментации и синтеза его объектов” [3, с. 63-64]. Из этого наукообразного изложения следует выделить два существенных заблуждения. Во-первых, язык, речь никогда не порождает новый опыт в процессе коммуникации. Новый опыт рождается, шлифуется при помощи интеллекта (разума) человека в “пламени” практики. Язык выступает лишь универсальным средством выражения, закрепления и передачи этого опыта. Если бы язык “рожал” новый опыт, то самые большие болтуны и демагоги были бы великими новаторами и творцами. Во-вторых, язык ни при каких обстоятельствах не задает определенный образ мира. При помощи языка описывается, излагается или же наоборот, извращается, искажается до абсурда любой образ мира. Язык, повторяем, есть лишь универсальное средство, при помощи которого человек, его мышление создает образы мира. Посредством языка мышление определяет фрагменты, объекты мира. И чем богаче структура языка, его словарный запас, тем разнообразнее и точнее рефлектируется образ мира.

Софистика о полицейских функциях культуры.

В культурологическом знании софистика достигает апогея, когда пытается рассматривать функции культуры, особенно ее роль в становлении человека, в формировании его как личности. У ряда теоретиков, исследующих эту проблему, культура рисуется как некое репрессивное средство, порождающее, порой, трагические финалы. “Сегодня, - пишет проф. А. Флиер, - уже никому не нужно доказывать, что культура такой же инструмент насилия над личностью, как политическая власть; и гильотина не менее культурна (культурообусловлена), чем симфония Бетховена. Гильотина отнимает у человека жизнь против его желания, музыка же может подвести его к самоубийству, доводя до эмоционального срыва состояние внутренней неудовлетворенности” [10, с. 4].

Эта же идея эксплицируется в ранее названной статье В. Степина. Пытаясь осветить роль биологической и надбиологической программ (генокода и социокода) в становлении личности, он пишет, что “многие возможные проявления биологических программ запрещаются культурой, и эти запреты обладают различной степенью жесткости и соответственно разными репрессивными санкциями. Культура как бы “табуирует” многие желания и мотивы, связанные со свободным проявлением животных инстинктов, воспитуя и формируя человека с раннего детства” [3, с.68].

В этих тезисах культура превращена в некое репрессивное средство, говоря образно, она исполняет полицейские функции. В одних случаях лишает человека жизни или доводит его до самоубийства, в других - "запрещает свободное проявление животных инстинктов, желаний и мотивов". Внешне эти тезисы выглядят правдоподобно. Но они таят в себе коварную ловушку. Авторы этих суждений не поняли, что же на самом деле табуирует, запрещает культура? Любой здравомыслящий человек тут же разгадает коварство этих софизмов. Особенно в первом суждении о том, что гильотина отнимает жизнь у человека. Гильотина, как и, например, топор палача есть, видимо, хищные существа.

Но гильотина и тем более музыка Бетховена не являются действительными причинами подобных трагических драм! Эти феномены варварства и культуры суть всего лишь средства, лишающие жизни или доводящие человека до самоубийства. В первом случае - средство злого умысла, орудие варварства и невежества тех политиков, которые не обладают способностью разумно разрешить возникшие антиномии общественной жизни, другом - внешний повод (но не причина!), ускоряющий трагический исход больного воображения. Если культура столь коварна по отношению к каждой личности, то не лучше ли человечеству отказаться от этого грандиозного мира ценностей. Возможно, в этом аспекте прав был небезызвестный Геббельс, фанатично вещавший, что "когда я слышу слово культура, то моя рука тянется к пистолету".

О "фантастических" возможностях генофонда человека.

Сложнее с вопросом “состыковки” генокода и социокода (культуры), ее роли в процессе становления личности человека. И не только отдельно взятой личности, но и в деле формирования мышления целых этносов. Здесь софистика не пытается сдавать свои позиции. Но, во-первых, где и кем доказано, что только что родившийся ребенок несет в своем организме программу (генокод), которая, если она не будет табуирована культурой, превратит его в существо с животными, звериными инстинктами? Даже ссылка в этом вопросе, скажем, на 3. Фрейда или Ч. Дарвина, абсолютно безосновательна. Никто из них не был генетиком и не занимался исследованием подобных наследственных структур, закодированных в генотипе. Во-вторых, наука, в частности психология, давно доказала, что родившийся ребенок не обладает никакими мотивами и желаниями, порождающими не культурой, а какими-то биопрограммами. Родившийся ребенок, его организм испытывает лишь нужду в пище, воде, кислороде и тепле необходимого диапазона.

Конечно, чисто “теоретически” трудно вести поиск основ становления психики, а с ней и культуры личности, а значит и истоки психики целого этноса, которого представляет эта личность. Вести этот поиск в содержании общественных отношений, в системе исторически сложившейся культуры, которую вынужден осваивать каждый индивид, каждое поколение, вступающее в жизнь. Значительно труднее, чем апеллировать к генетической наследственности.

Стихия психики и интеллекта личности формируется не под воздействием биотических (генетических) программ, а является продуктом воздействия социальных отношений, в том числе явлений культуры. "Животные инстинкты", которые якобы проявляются в сфере практических отношений людей, никак не являются продуктом биотической программы, детерминирующей свободу поведения личности. Свобода приобретается каждым индивидом за счет освоения норм и ценностей наличной культуры. В этом аспекте ближе к истине те исследователи, которые доказывают, что на основе функционируемой культуры и прочих социальных связей и отношений у каждого ребенка формируются первичные, исходные психические, а значит и интеллектуальные образования. Образования, которые идентичны для возникающей психики ребенка любого этноса. Эти “глобальные” образования, пишет Н.Н. Подьяков, “выступают как исходный пункт зарождения и развития будущих фундаментальных, развитых психических новообразований. Все основные секреты психического развития ребенка следует искать именно в них - здесь содержится все время изменяющаяся и корректирующая программа развития ребенка”[11,с.23]. Еще с детства ребенок, осваивая истинные, подлинно разумные (культурные) нормы и ценности, формирует в себе и для себя духовный базис своей свободы. Еще на заре становления цивилизаций, в Библии было сказано, что "и познайте истину, и истина сделает вас свободными"[От Иоан., гл.8, ст.32].

Тот факт, что ряд теоретиков стремится объяснить зависимость психических образований личности и даже норм ее культуры от генетической наследственности, цепко держит в “плену” мышление даже кое-кого из видных мыслителей XX века. Этой точки зрения придерживается, например, Конрад Лоренц. Он писал о врожденных структурах поведения, мышления и речи, которые выработаны в ходе эволюции человеческого вида и хранимы в геноме этого вида. “Общее свойство, - пишет он, - всех коренящихся в наследственном материале программ поведения - их резистентность по отношению к изменяющим влияниям, исходящим от человеческой культуры”. Эти программы не только обладают силой сопротивления (резистентностью) таким влияниям, но и “составляют остов, в некотором смысле скелет нашего социального, культурного и духовного поведения, определяя тем самым форму человеческого общения” [12, с.52]. Эти выводы весьма заманчивы. От них, говоря скромно, просто дух захватывает. Как же: в микроскопической структуре генома закодированы программы, определяющее наше социальное, культурное поведение и общение.

Логический изъян этих и им подобных суждений тот, что здесь в непосредственную связь ставятся явления очень далеко отстоящие друг от друга. Они построены, говоря образно, по принципу: бузина в огороде, а дядька в Киеве. Конечно, между бузиной и этим дядькой, как между структурой генома и духовным общением человека, можно проследить длиннейшую, многотысячную цепь опосредований. Но это безбрежно-мозаичное опосредование никак не говорит о том, что, скажем, бузина в огороде является, ближайшим остовом, скелетом, программой поведения дядьки в Киеве. Как по форме, так и по содержанию эти суждения не отличаются от тезиса, что не палач, а гильотина отнимает жизнь у человека помимо его воли.

Первый "генетик" мира - ветхозаветный Моисей.

Успехи генетики у некоторых теоретиков порождают поразительные выводы, от которых действительно может закружиться голова. Генетика, как известно, прошла свой путь от известных законов Менделя до клонирования живых существ. Так, биолог Е.Гуськов (РГУ), восторгаясь достижениями этой науки, высказывает суждения абсолютно некорректные в теоретическом плане. В работе, посвященной 100-летию генетики, он дает свою интерпретацию ветхозаветному описанию сорокалетнего вождения по пустыне Моисеем иудеев. "Общепринято мнение, - пишет профессор, - что Моисей за два с половиной поколения хотел вытравить из памяти народа воспоминания о египетской неволе". А что же было? "Однако это был - пишет Е.Гуськов, - чисто генетический эксперимент, задачей которого было накопление генофонда нации, избавление от "рабских" генов Египта для возрождения самосущности"[13, c.28-29].

Но дальше делаются еще более "поразительные" обобщения. "Взлет и разрушение, - пишет Гуськов, - цивилизаций - это система перераспределения генов в популяциях", а в захватнических войнах "завоеватели, - подчеркивает автор, - теряют гены, порабощенные их накапливают". Так, "Александр Македонский распылил генофонд великой Греции от Египта до Индии". Все эти и другие "факты", как считает В.Гуськов, говорят о том, что "генетика может формализовать основы межнациональных различий", "она останется "становым хребтом" цивилизаций XXI века"[13, c.29-30]. А что же остается на долю культуры? Оказывается, согласно логике автора, культура всего лишь ослабляет противостояние генофондов в межнациональных отношениях, вымывая из популяции гены агрессивности и ксенофобии [13, c.29].

Знакомясь с этими "открытиями", не только удивляешься их "заманчивости", но и крайне огорчаешься за историческую судьбу народа бывшего Союза ССР и современной России. Оказывается, что страшная цена победы советского народа во второй мировой войне в 27 миллионов человеческих жизней совершенно напрасна. Стоило ему было покориться на милость победителя, как агрессивные гены фашистов растворились бы среди побежденных, а покоренные этносы накопили и приобрели бы более сильный генофонд. А вот огорчаться по поводу распада СССР нет никакой нужды. Данный акт - всего лишь "система перераспределения генов в популяциях". Политики, сотворившую эту драму, оказали, помимо своей воли, "неоценимую" услугу популяции генов, разделенных этносов. Отсюда проблему преодоления противоречий в межнациональных отношениях можно решить легко и просто - изменить генофонд каждой нации, поручив решение этой задачи не политикам, а генетикам.

От чего абстрагируется софистика?

Логическая несостоятельность всех умозаключений о роли генов в становлении личности состоит в том, что они построены на гипотетических допущениях. Нет никакой нужды прилагать усилия, связанные с огромными расходами, затратами времени и терпения, чтобы в этом плане исследовать различия в структуре генофонда рабов и свободных людей, завоевателей и побежденных народов. Тем более нет никакой необходимости исследовать структуру гена и найти в нем “программы”, определяющие формы общения. Мало того, отпадает необходимость проследить, как эти гены в структуре организма, в частности мозга человека, детерминируют и формируют те или иные нормы человеческого общения. Это - дьявольски тяжкий и утомительный труд! Поэтому значительно легче строить подобные “доказательства” на основе внешней, кажущейся видимости. Искать в структуре генома коды, содержащие программу социального поведения человека, его мотивы и желания - напрасный труд!

В подобных обстоятельствах берут те факты, которые не связаны со структурой гена. В качестве экспериментальных данных используются данные, полученные, например, в ходе тестирования индивидов, чья психика и интеллект в определенной мере уже сформировались в процессе воспитания и освоения ими феноменов наличной культуры и антикультуры. Мало того, на основе таких "фактов" делают выводы, что, как пишет Г. Айзенек, “личностные особенности человека на 75% детерминированы наследственностью”. Эта наследственность, оказывается, детерминирует не только, скажем, неврозы, но и преступность [14, с.460]. Легко убедиться, что в данном случае происходит подмена предмета исследования. Вместо исследования подлинных детерминант, формирующих извращенный тип личности, многие "теоретики" эту причину пытаются приписать генам человека, где, как пишет Е.Гуськов, "добродетели, так же и пороки, почти без изменений перекочевали из мира животных в человеческую сущность" [13, с.27]. Удивительно, что есть порочного, мерзопакостного в поведении животных, которое без изменений перекочевало в сущность человека? Но это же клевета на мир животных!

История развития наук о человеке убедительно доказывает, что все сложности, трагедии и радости процесса становления психики, норм поведения и общения каждого индивида, а, стало быть, и этноса, представляемого этим индивидом, состоит не в состыковке био... и социопрограмм. Противоречие чаще всего проявляется в содержании и способах воспитания и обеспечения жизнедеятельности формирующегося человека. С раннего детства на человека воздействует масса взаимоотрицающих внешних факторов. В зависимости от характера этих воздействий формируется психика, душа человека, которая приобретает или подлинно человеческий, разумный или же извращенный характер. Чаще всего то и другое переплетается, выступает в единстве, когда в последующем одна из сторон этого единства станет доминировать. Если становление человека жестко опосредуется асоциальными воздействиями, особенно феноменами антикультуры, то такой индивид приобретает нормы поведения, которые по силе своей жестокости превосходят все звериное, животное.

“Состыковка” биопрограмм и внешних условий, в т.ч. “социокода”, детерминирует становление организма в т.ч. головного мозга человека, где особую роль играет генокод. А вести речь о какой-то роли биопрограмм, обусловливающих свободное проявление животных инстинктов или же форм человеческого общения, означает непонимание становления предпосылок, т.е. организма человека, и становления самого человека, его психики и интеллекта. Утверждение, что взаимодействие биокода и социокода формирует культуру индивида, его поведение и общение - более чем нелепо. В данной проблеме необходимо четкое разграничение: какие факторы детерминируют становление организма человека, его высшей нервной системы, а какие формируют психику, его душу, нормы поведения и общения.

Такие "теоретики" не стремятся понять, что все в человеке человеческое или античеловеческое формируется, шлифуется общественными условиями его бытия. Даже, скажем, сексуальные отношения, удовлетворение естественных нужд осуществляется по-человечески, а, извините, не по ослиному или по козлиному и т.п. Человек есть высшая, качественно иная ступень органического мира, а поэтому определяется как общественное, социальное существо. Определяется совсем иным понятием, абстракцией или, если хотите, термином. Только закоренелый софист говорит, что человек есть биосоциальное существо. Человечество, любой его индивид никак не является субъектом, носителем двух форм жизни - низшей и высшей. Он носитель одной формы жизни - социальной, общественной.

Важное упущение науки о становлении личности.

Следует отметить, что вопрос об опосредовании, говоря стилем Гегеля, в себе и для себя, организмом человека внешних воздействий, в частности явлений культуры и антикультуры, воздействий, формирующих человека как личность, на наш взгляд, не стал в центре внимания нашей педагогической науки и психологии. Не стал после того, как были опубликованы работы талантливого советского философа Э. Ильенкова, обобщившего уникальный опыт воспитания слепоглухонемых детей. Опыт выдающихся российских ученых И. Соколянского и А. Мещерякова. Этот опыт, в том числе работы профессора А. Суворова, пережившего и испытавшего драму и радость становления собственного “Я”, убедительно доказывают, что в ходе воспитания индивидов, родившихся слепоглухонемыми, ни в какой мере не возникала проблема состыковки каких-то двух программ или кодов. Состыковки, где “надбиологическая программа” выступала бы в роли репрессивного средства, “табуирующего” в этих несчастных детях свободное проявление неких животных инстинктов, мотивов и желаний или, наоборот, определяла их формы поведения и отношений.

Подобными зоопсихическими образованьями эти дети, как и зрячеслышащие, не обладают. Исходное условие у родившегося младенца, пишет Э. Ильенков, “ничтожно мало - ощущения одних лишь простейших органических нужд - в пище, воде да температурах известного диапазона. Больше ничего. Никаких мифических рефлексов вроде “рефлекса цели”, “свободы коллекционирования” или “поисково-ориентировочного рефлекса”, которые многим физиологам до сих пор кажутся “безусловными”, то бишь врожденными. Нет даже потребности в известной порции движения. Если и был какой-то инстинкт, заставлявший младенца ползать, то и он быстро гаснет, получая лишь неприятные (“отрицательные”) подкрепления” [15. с.34]. Стало быть, в этих обстоятельствах “надбиологическим программам” нечего “табуировать”.

Ныне данный уникальный опыт воспитания и формирования человека, включения его в систему наличной культуры замалчивается. Замалчивается, видимо, лишь потому, что его авторы в своих исследованиях опирались на требования диалектической методологии, которая ныне в некоторых аспектах обогащается категориями синергетики. Именно эта Логика дает “ключ” для раскрытия “тайн” становления человеческого индивида, его тела (организма) и души, мозга и интеллекта. Видимо, чтобы окончательно удушить этот универсальный метод исследования, поскольку его применял К. Маркс (но только не маститые идеологи советской эпохи!), многие современные “теоретики” при рассмотрении проблем культуры, обучения и воспитания и т.п. предпочитают мыслить с позиций софистики.

Допустим, что только что родившийся младенец или даже взрослый человек содержит в своем организме некие биопрограммы или, скажем, дискретные единицы, порождающие свободное проявление животных инстинктов, мотивов и желаний или же форм культурного общения. Но, спрашивается, как выглядят эти “программы” или “единицы”? Кто, повторяем, исследовал и описал их действие? Какие на этот счет имеются факты и проведены эксперименты, подтверждающие наличие этих “программ” и “генокодов”? Кто, когда, каким образом проверил на практике, в процессе жизнедеятельности людей действие этих “кодов”, “единиц”, “программ”? Пожалуй, абсолютно прав ряд, например, американских культурологов, которые утверждают, что “представляется вполне вероятным построение убедительной и достоверной теории культурной эволюции без учета фактора наследственности на уровне частиц” [9, с. 112].

Но еще более удивительно, когда находятся “теоретики”, доказывающие, что, например, Александр Македонский или М.В. Ломоносов своим талантом обязаны не социальным обстоятельствам, которые для них якобы были часто весьма враждебны, не той культуре, в которой формировалось их мышление, а генетической наследственности [16, с.233. 16.с.16]. Удивляет, как такие мыслители могли исследовать генетическую программу индивидов, живших за сотни и даже тысячи лет до появления этих “исследователей”? Теория, которая не опирается в своих выводах на факты и опыт, на факты, подтвержденные экспериментом, практикой, в лучшем случае является всего лишь тощей, абстрактной гипотезой, а в худшем - шарлатанством. Подобные “исследования” ведут к опасным политическим выводам.

Получается, что более чем звериная жестокость фашиствующих молодчиков во II-й мировой войне, жестокость бандитов в Чечне, преступления криминальных лиц в современной России, разгул аморализма, наркомании, пьянства, национализма и т.п. - все это является в определенной или же полной мере продуктом действия неких “биокодов”, запрограммированных в генах людей. Поскольку кое-кто культуре, повторяем, отводит роль некоего жандарма - запрещать жесткими репрессивными санкциями разгул животных инстинктов в человеке, то, спрашивается, зачем в принципе обществу нужна культура? Не лучше ли изготовить соответствующие вакцины, ввести их в организм людям и наступит век всеобщего успокоения и довольства? А ведь авантюристы с подобными идеями имеются в обществе.

Кому нужна подобная “теория” культуры? Авторы этой “теории” не хотят понять весьма банальную вещь. Культура “табуирует”, запрещает не свободное проявление в индивидах неких животных инстинктов, а, развиваясь, преодолевает, отрицает, “табуирует” в общественных отношениях феномены антикультуры - явления дикости и варварства, невежества и аморализма. Совершенствуясь, она преодолевает архаические элементы культуры, превратившиеся в явления антикультуры. Даже больше: роль культуры состоит не в том, чтобы запрещать в человеке действие животных инстинктов, которых у него нет, а формировать разумную, всесторонне развитую личность.

Основные логические изъяны софистики о культуре.

Что же является главной причиной заблуждений ряда теоретиков, пытающихся исследовать проблемы культуры? Почему кое-кто стремится рассматривать культуру сквозь “очки”, например, биологической науки и информатики, генетики и семиотики?

Во-первых, слабая методологическая подготовка подобных теоретиков. Она проявляется даже в том моменте, когда внешнюю видимость выдают за сущность явления. Тот факт, что многие аспекты поведения человека внешне сходны, совпадают с поведением высших живых существ, никак не означает, что в данных случаях действуют одни и те же “биокоды”. Непонимание даже азов разумно-теоретического мышления (диалектики) или страх перед диалектикой, толкает многих культурологов на путь внешнего, наукообразного правдоподобия, т.е. софистики.

Во-вторых, отсутствие необходимой методологической культуры приводит к тому, что часто, помимо воли исследователя, совершается подмена предмета познания. Вместо рассмотрения культуры как феномена, функционируемого во всех областях общественных отношений, пытаются вести речь лишь о ее роли в становлении индивида как личности, о преодолении в нем каких-то никем не открытых и не исследованных животных инстинктов и рефлексов, мотивов и желаний. Говоря проще, объявляют тему о Фоме, а разговор ведут о Ереме. Этот логический казус проявляется чаще всего в тех случаях, когда предпосылки предмета выдают за сам предмет исследования, что является весьма распространенным приемом софистики.

В-третьих, большинство теоретиков рассматривает культуру не в соотношении с ее антиподом, как писал Гегель, не с ее другим, не с ее отрицанием. Но даже школьнику известно, что нельзя понять, скажем, прекрасное без безобразного, гениальность без бездарности, идеальное без материального и т.п. Никак нельзя раскрыть суть понятия культуры без выявления и анализа ее антипода, выражаемого категориями варварство, дикость, невежество и т.д. При диалектическом подходе выявляется, что многие разумные ценности и формы жизнедеятельности человека так или иначе превращаются в феномены антикультуры. В реальной жизни все настолько переплетено, что трудно отделить одно от другого. Чего сейчас больше на российских просторах: культуры или же дикости, цивилизованности или варварства? Ответ ясен. Мало того, многие явления антикультуры подделываются, выступают в формах культуры, паразитируют на достижениях разума человека. Возьмите, например, феномены так называемой массовой культуры, которая фанатично навязывает молодежи идолы потребительства и алчности, психологию агрессивности и цинизма, жестокости и насилия и т.д. Но согласно логике некоторых культурологов все эти феномены суть информационные коды, семиотические образования, надбиологические программы, т.е. явления культуры.

Разве трудно понять, что культура возникает и эволюционирует в единстве с ее отрицанием. Мало того, она возникает как естественная, объективная необходимость самоутверждения и выживания общественного человека. Еще на этапе становления человеческого рода люди, будучи целиком и полностью зависимы от природы, вынуждены были вступать в борьбу с внешними условиями, прежде всего с враждебным им миром живых существ (например, с хищниками). Вступать в борьбу по правилам (законам) внешней ему дикой природы. Эти законы человек наследует не генетически, а в стихии разумом не упорядоченных, диких, часто жестоких, точнее, античеловеческих отношений. Отсюда родилась поговорка, что нет зверя хуже человека.

Это “зверство” во много крат умножается хитростью формирующегося интеллекта общественного человека. И до сих пор люди и их различные сообщества (общины, классы, государства и т.п.) в борьбе за выживание и самоутверждение применяют способы и средства, определяемые понятиями “дикость” и “невежество”, “варварство” и “вандализм”. В этой стихии отношений невежество выступает доминирующим феноменом антикультуры. Ведь люди, особенно те из них, кто наделен властью и богатством, часто не ведают подлинной сути и смысла отношений, которые они культивируют. Они культивируют те отношения, объясняя их как разумные нормы, которые согласуются с их узкокорыстными интересами и волей. Россию, особенно ее власть, одолевает иной тип невежества. Эти "человеки" часто весьма агрессивно выдают себя за эталон культурности. Сущность этой формы невежества очень точно и метко выразил А.И.Солженицин - образованщина. Нет более невежественного человека, вообразившего себя весьма образованной личностью.

В-четвертых, современные философы и культурологи не пытаются выявить в системе культуры субстанцию, основу каждого, повторяем, каждого ее феномена. Термины “надбиологические программы”, “семиотические образования”, “дискретные единицы” и т.п. уводят односторонне мыслящий ум от этой всеобщей основы. Но любой мало-мальски культурный человек знает и четко определяет, что такой основой является мышление человека и человечества. И не мышление вообще, а его высшая, подлинно человеческая ступень, определяемая понятием Разум [17].

Говоря кратко, культуру можно определить как объективированную деятельность (рефлексию) разума человека, обогащающую общество материально и духовно и преодолевающую в его отношениях явления дикости и варварства, вандализма и невежества, благодаря чему создается основа для свободного и всестороннего развития каждого индивида. Такой подход открывает широкое поле для научных исследований этого богатейшего феномена. На всем, что мы относим к культуре, говоря образно, лежит печать деятельности разума человека. В этом аспекте не мешает перефразировать известный тезис Гегеля о разумном и действительном: культура есть все то, что разумно, а все разумное - культурно. Это самая краткая и легко запоминающаяся дефиниция культуры. Концепция, что культура есть все то, что разумно, разрабатывалась еще до Гегеля. Например, французскими энциклопедистами эпохи Просвещения. Наши же, российские энциклопедисты, оказывается, в понимании культуры не поднялись даже до уровня этой эпохи.

Если бы культурологи освоили хотя бы азы логики, скажем, Канта и Гегеля, то они были бы свободны от схем мышления, присущих софистике. Они даже не учитывают, например, суждения И. Бердяева, который писал, что “всякая культура (даже материальная культура) есть культура духа; всякая культура имеет духовную основу - она есть продукт творческой работы духа над природными стихиями” [18, с.166]. К этому содержательному суждению можно добавить лишь то, что творческий дух человека преобразует не только стихию природы, но и стихию общественных отношений, стихию формирующейся психики человека. Причем преобразует эту стихию не всякий творческий дух, а разумный дух. Дух, преследующий и реализующий разумные, гуманистические цели и интересы. В советское время эту концепцию активно разрабатывал философ-диалектик Э. Ильенков. Он неоднократно подчеркивал, что все ценности культуры “по сущности своей, по происхождению “идеальны”, ибо в них воплощено коллективное мышление людей, “всеобщий дух” человечества” [15, с.251]. Культура, говоря образно, есть зеркало разума прошлых и наличных поколений людей. В ней объективировался их дух, их разум.

И последнее, самое главное. Концепция культуры, изложенная в ранее названных работах, неразумна. Она не ориентирует человека, прежде всего подрастающие поколения, в частности студенчество, на активное овладение Логикой, принципами творчески-продуктивного мышления (Разума!), при помощи которого созидается, творится, обогащается, совершенствуется мир культуры, и в согласии с которым преодолевается в обществе дикость и варварство, антигуманизм и невежество. А, например,“надбиологическая” концепция культуры ориентирует мышление на пассивность. Прочитав, допустим, статью В. Степина, молодой человек, скажем, студент, испытывающий трудности в освоении научных знаний, может заявить, что его неудачи или трудности в учебе вызваны действием “биологических программ”. “Надбиологические” не сработали. Следует, видимо, покориться судьбе и быть рабом житейских обстоятельств. Мало того, эта рабская концепция “культуры” не ориентирует молодежь на борьбу с варварством и невежеством, которые пышным цветом процветают не только в экономике, политике и морали, но и в системе науки.

И последнее, в порядке заключения.

Если концепция о культуре, изложенная в новой энциклопедии по философии и подобных ей работах, являются, как сказано в журнале “Вопросы философии”, отчетом отечественных философов накануне третьего тысячелетия, то, извините, этот “отчет” говорит об убогости русской философской мысли [3, с.62]. Об убогости современной философии говорит и тот факт, что она размыта, расчленена на многочисленные фрагменты и школы. Так на в печати и на философских конгрессах пишут и говорят о философской онтологии и гносеологии, о философии сознания, морали, политики, права, техники, природы, искусства. И в этом духе по пути дурной бесконечности. С таким же успехом можно говорить о философии сыроварения, о философии химического состава куриного помета и т.д. и т.п. Но, спрашивается, что изменится, если термин “философия” заменить словом “теория”?

Наука только выиграет от такой замены. Но пока научная философия подвергается полному извращению и уничтожению. Не только, говоря образно, Боги будут смеяться по поводу таких шедевров мудроствования, но и простые, убогие люди, не облаченные в научные мантии, будут отмахиваться от этой “теории”. Нельзя мыслить так невежественно. Современные работы по филдософии будут работать в XXI веке! Здесь напрашивается принципиальный вопрос: какая наука исследует самое сложное явление материального мира - законы человеческого духа, Разума? Еще в Библии сказано: “и предал я сердце тому, чтоб исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжкое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем” (Екклесиаст). Отсюда вопрос: какая наука исследует сущность и законы этого тяжкого занятия? Ее изгнали из современной культуры. При мудром подходе эту тяжкую проблему должны решать философия и культурология. Решать, исходя из принципа - сознание, мышление не только познает мир, но и творит его. Творит, естественно идеально, в формах разума, которые опредмечиваются, объективируются в процессе практика, труда человека, образуя тем самым мир культуры. В этом аспекте культурология выступает как прикладная наука научной философии. Это сложная и достойная для истинного ученого работа. Нет более величественной работы, чем исследование творчество и законы движения человеческого духа!

К 4-х томной Новой энциклопедии философских знаний следует добавить хотя бы один том с работами (по принципиальным вопросам!), изложенными с противоположных методологических позиций. Последующие поколения будут не глупее современных. Они выберут более разумное содержание. А вот школьный учебник следует подвергнуть коренной переработке, ибо в нем не только вопрос о культуре, но и ряд других принципиальных проблем изложены с позиций софистики. Еще больше в подобной переработке нуждаются учебные пособия по культурологии (и не только по культурологии!), предложенные высшей школе.

В согласии с содержанием этих учебников формируют свое мышление, свою культуру ума миллионы молодых людей России, т.е. будущие творцы культуры и цивилизации ХХI века. В этих учебниках, изданных за последние десять лет, содержится богатейший историко-фактологический материал, но его теоретическое осмысление страдает серьезными изъянами. По причине, повторяю, слабой методологической культуры авторов этих учебников и научных работ. А для того, чтобы преодолеть это противоречие, кадрам гуманитарных наук (да и не только гуманитарных!) необходимо овладеть Логикой Разума. Ведь эта сторона дела является самой запущенной областью системы образования в России. Отсюда вывод: с таким уровнем мышления культуру России, ее цивилизованность с колен не поднять.

ЛИТЕРАТУРА

культура софистика редукционизм абсолютизация философия генофонд

1. Проблемы культурологии. Обсуждение в ИНИОН РАН// “Новая и новейшая история”.-2000, № 4.

2. Минасян А.М. Диалектика и софистика. - Ростов-на-Дону, 1985.

3. Степин В.С. Культура // “Вопросы философии”.-1999. № 8.

4. Маркарян Э. Теория культуры и современная наука. - М., 1983.

5. Маркарян Э. Традициология как наука о законах трансформационных циклов жизненного опыта людей.// “АLМА МАТЕR” “Вестник высшей школы”. - 2000, №3.

6. Человек и общество. Учебное пособие по обществознанию для учащихся 10-11 общеобразовательных учреждений. - М., 1999.

7. Философская энциклопедия. - М. 1964. Т. 3.

8. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд.

9. Чик Г. Единицы культуры//"Общественные науки и современности". - 2000. № 2.

10. Флиер А. Апология гуманистики.// “АLМА МАТЕR” “Вестник высшей школы “.-2000, №5.

11. Подьяков Н.К. Основное противоречие развивающейся психики человека // “Педагогика”.- 2000, № 1.

12. Лоренц К. Филогенетические основы развития культуры. // “АLМА МАТЕR” “Вестник высшей школы“. - 1999, № 1.

13. Гуськов Е.П. 100 летию генетики: от истоков до устья - впереди океан. // "Научная мысль Кавказа". - 2000, № 4.

14. Айзенек Г. Строение личности. - Санкт-Петербург- 1999.

15. Ильенков Э.В. Философия и культура. - М.. 1991.

16. Грэхэм Л.Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. - М.. 1993. Беляев Д.К. Современная наука и проблемы исследования человека //“Вопросы философии”.- 1981, № 3.

17. Белоконев Г.П. Разум и культура //“ Научная мысль Кавказа”. - 1998, № 3.

18. Бердяев Н. Смысл истории. - М., 1990.

Размещено на Allbest.ru