Обращение к отечественному опыту ХХ в. позволяет высказать предположение, что вопрос о взаимоотношениях социальной философии с общетеоретической социологией так или иначе непрестанно решается самой практикой работы философов и социологов даже в тех случаях, когда самим им он вовсе не представляется проблематичным. В то же время есть основания утверждать, что надеяться на окончательное его решение, вовсе «закрыв» вопрос, нет оснований. Из-за неустранимости исторического измерения философии, социальной философии и социологии и, соответственно, их исторического взаимодействия, которое несомненно продолжится в будущем, утверждать с определенностью, какими их отношения будут в перспективе, было бы несколько самонадеянно. Но даже применительно к недавнему прошлому и современному состоянию вывод также не может быть однозначным, так как и философия, и социальная философия, и социология представлены во множественном числе, -- их «много» и они «разные» Перов Ю.В. Историчность и историческая реальность. Серия «Мыслители» Выпуск 2. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С.132.

Различие социальной философии и теоретической социологии представляется фиксированным, если ограничиться сравнением крайних полюсов континуума, охватывающего всю совокупность теоретического обществознания, но оно становится зыбким, если обратиться к тому, что находится «между» полюсами. С первых лет существования социологии под собственным именем в XIX в. вплоть до первой трети нашего века четкая демаркационная линия между ними по сути отсутствовала; порой дело ограничивалось терминологическими предпочтениями авторов. Историки социологии могут сколь угодно спорить, следует ли считать О. Конта и Г. Спенсера, К. Маркса и Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля и М. Вебера и других по преимуществу «социологами» или «социальными философами», -- для того времени «сущностное тождество» теоретической социологии и социальной философии не только очевидно, но и глубоко мотивировано. Если помнить, что программа О. Конта превратить социологию в вершину всей системы позитивных наук базировалась на трактовке ее как универсальной теории, имеющей предметом общество в целом в его истории, -- иначе и быть не могло. Социология была призвана унаследовать почти всю проблематику прежней социальной философии и философии истории в той м ере, в какой эта проблематика в принципе представлялась доступной научно-позитивной методологии социологического исследования. Социальная философия отвергалась при этом «методологически», а не «предметно» и лишь в той ее части, что (тогда!) представлялась откровенно «метафизической», умозрительной, не верифицируемой методами описательно-объяснительной науки. В той мере, в какой социология претендовала на статус универсальной синтетической теории и на роль теоретического и методологического основания всех наук об обществе и истории, она утверждала свою тождественность с прежней социальной философией. Помимо нее и рядом с ней не оставалось места ни для какой другой науки об обществе в целом, о социальной реальности и социальном познании, в том числе и философского ранга. Та часть мысленных представлений об обществе, что не соответствовала критериям «социологической научности», причислялась в разряд «донаучных и вненаучных форм знания».

Эволюция социологического знания в ХХ в. и те его преобразования, что имели непосредственное отношение к перестройке связей социологии с философией, многократно описывались в литературе и достаточно известны. Вплоть до средины века были популярны предположения, что в отличие от прошлого столетия, именовавшегося «веком истории», наше станет «веком социологии», понятой как интегративное ядро всего социально-гуманитарного знания. Ныне очевидно, что надежды эти не сбылись и что повинен в этом не «век», а «социология». Существенно понизился уровень притязаний социологии, ушли в прошлое ее претензии на статус универсальной социальной науки, познающей «общество в целом», «социальное как таковое» и тем более -- «целостную историю человечества». Сказанное не следует понимать буквально: и в ХХ в. веке было и есть немало теоретиков-социологов, вовсе не отказавшихся от работы с предельными обобщениями типа «социальной реальности», «социокультурного мира», «социальных систем». Но и в этих случаях речь шла уже, как правило, не столько о синтетическом всеохватывающем понимании «социального», объемлющего в себе общество и историю, сколько о «социальном» (точнее: «социологическом») как одном из аналитически фиксируемых срезов, аспектов общественной жизни, как специфическом предмете социологического знания. Методически более строгими оказываются ситуации, когда социологи рассматривают осуществляемое ими теоретическое обоснование социальной реальности как выход из социологии в социально-философскую проблематику за границы предметной области и возможностей социологии Перов Ю.В. Историчность и историческая реальность. Серия «Мыслители» Выпуск 2. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С.134.

Поскольку проблематика социологии «самой по себе» не входит непосредственно в обсуждаемую тематику, постольку многие существенные моменты, связанные с переопределениями ее предмета, методов и критериев и ее отношением к наличной общественной реальности, а также с возможностью построения «вненормативной» и «свободной от ценностных суждений» общесоциологической теории, -- все это может быть опущено. Важнее всмотреться в то, что произошло с социальной философией в ХХ в. в условиях ее противоречивого сосуществования с социологической теорией.

Трактовка существа философского статуса социальной философии в качестве, по преимуществу, нормативной науки представляется в теоретическом плане ошибочной, в практическом -- бесперспективной и потому заслуживающей критического анализа, причем более основательного, чем может быть намечен здесь.

Для социальной философии разрыв ее продуктивных связей с социологией пагубен в еще большей мере, чем для социологии. Какими бы способами ни формировалось философское осмысление общественной реальности и общественного человека, в том числе в форме идеалов, ценностей, долженствований, -- это всегда отношение философии к тому, что есть, существует, т.е. к «сущему». Выработка такового неизбежно опирается на знание того, к чему относятся; иными словами, общество как сущее необходимо при этом познать. При всей справедливости утверждений, что философия в отличие от науки не только познает, но делает «кое-что еще» (конструирует, достраивает, «трансцендирует» и пр.), она остается познанием и знанием, хотя и особого рода. Вовсе изъять из ее задач и содержания предметное познавание, оставив ей лишь суждения о «должном», безотносительные к знаемому «сущему», означало бы стать на путь субъективного фантазирования и конструирования утопий. При этом нет оснований надеяться, будто можно просто «наложить» социально-философскую «нормативность» на результаты социологического познания Перов Ю.В. Историчность и историческая реальность. Серия «Мыслители» Выпуск 2. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С.136.

Затруднения в поисках однозначного ответа на вопрос о взаимоотношениях социальной философии с теоретической социологией в ХХ в. (как упоминалось) отчасти порождены философским и социологическим «плюрализмом». И если философская ситуация в новоевропейской истории всегда была такой, то социологический «плюрализм» глубже, чем обычная полемика школ и направлений в других специальных науках.

Плюрализм в социологии более «философский», нежели «социологический». Независимо от субъективных установок (в том числе, «антифилософских») теоретиков-социологов «философская составляющая» в теоретической социологии ХХ в. оказывалась значительно большим, чем нечто внешнее для содержания специальных наук. Философское обоснование собственной предметной области в существенной мере определяет методологические установки и содержание теоретической социологии, и оно в принципе неустранимо.

В большинстве случаев изъятие философского обоснования означало бы разрушение целостности и ликвидацию своеобразия социологических конструкций. Связь социологической теории с социальной философией существенно иная чем связи естественных наук с философским обоснованием их предметной области; в последнем случае (со времен Канта) предполагают, что философское обоснование никак не входит в содержание собственно научного знания и не сказывается на его результатах.

В заключение о месте социальной философии внутри философского знания. Границы сегодняшних рассуждений на эти темы определены нашей возможностью (точнее: невозможностью) представить иной тип научного знания, существенно отличный от новоевропейского, в котором интегрируется современная социология, а равно другие типы и формы философствования. Большинство философских учений с глубокой древности до наших дней в конструировании собственной «метафизики» и «онтологии», «гносеологии» и «методологии», в трактовке действительности и ее познания исходили из «природы» как «реальности par exelenc», «реальности по преимуществу». Действительность общества и социальное познание интерпретировались как частный случай, как факультатитвная «надстройка».

Таким было и место социальной философии в классической (в этом и только в этом смысле «натуралистической») философской парадигме, в которой фундаментальные философские категории содержательно ориентировались преимущественно на «образец» реальности в форме «природы» и ее познания.

Важно видеть: речь именно о фундаментальных философских категориях, а не только о всем известном ориентированном на естествознание методологическом «идеале научности». Сформировавшийся в прошлом веке дуализм «наук о природе» и «наук о духе» оказался временным компромиссом в первую очередь именно по причине его явно выраженного «методологизма».

ХХ век представил первые попытки выдвинуть в центр философских конструкций «онтологию и гносеологию человеческого бытия» главным образом в его экзистенциально-антропологическом измерении. В принципе возможно существование и такого типа «социоцентричной» и «историоцентричной» философии, основанием которой является общественно-историческая реальность, а природа (в отношении к ней и в ее познании) предстает всего лишь как ее «предел» и «частный случай». При таком подходе первичной и универсальной, а отчасти и «единственной» «онтологической» реальностью оказывается процесс общественно-исторической жизни человечества, а все иные существующие и возможные «реальности»: «собственно социальные», «антропологические», «культурные», «психологические» (как это некогда полагал и Н.А. Бердяев, хотя в ином контексте и с иными целями) и даже «природная» реальность, поскольку она предстает в отношении к «исторической», -- это лишь аналитически вычленяемые и существующие внутри нее и на ее основе Перов Ю.В. Историчность и историческая реальность. Серия «Мыслители» Выпуск 2. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000. С.138.

Заключение