Реализм и номинализм в отношении к слову

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реализм и номинализм в отношении к слову

Когда-то у философов были две основные теории: теория реалистов, изображавшая природу как бы расточительной, и теория номиналистов, изображавшая ее как бы скупой. Одна утверждала, что природа не терпит пустоты, другая - что она ничего не делает даром. Лейбниц 108.

Подобные высказывания, смысл которых ясен, ставят традиционный вопрос об идеях, или универсалиях на строго лингвистическую почву и оправдывают включение его в наше обсуждение.

Слово-идея и слово-идеал (то есть символ), как и слово-понятие различаются, хотя внешняя форма их представления, само слово, по видимости и неизменно. Но, кажется, русским философам удалось проникнуть в суть дела и показать историческую неидентичность этих понятий в различные моменты семантического развития слова в национальном пространстве языка. Образ - понятие - символ как содержательные формы концепта развиваются неравномерно, но неоднозначно же и воспринимаются научной рефлексией о явлении (слове), за которым скрыто сущее (концепт): содержательные формы слова бытийственно представлены на единой материи самого слова. К этому распределению формы и материи в аристотелевском смысле мы еще вернемся.

Реальность понятий как "символов" осознает у нас только XVIII век, в лице Григория Сковороды, однако С.Н. Булгаков прав, различая исходные словесные образы коренных славянских слов и новые "словесные образования", полностью нацеленные только на уже сложившееся в сознании "идентифицирующее значение" - на понятие. Сегодня не понятие воссоздается на основе традиционных содержательных форм слова, но слово регистрирует уже готовые понятия, как бы извлекая их из материи другого языка на идее иной культуры. Применительно же к Средневековью мы не можем категорически говорить о понятийном мышлении, тогда просто не было выработанной культуры понятийного мышления. В представлениях средневекового человека не возникает знания о понятии в смысле conceptus'а, ибо и представление есть форма воплощения образа. Русской философии это давно известно, поскольку в крестьянской среде России именно представление, а не "отвлеченное понятие" и составляло образную явленность концепта. Даже термины сохранялись старые, - термины, по поводу которых ехидничали просвещенные западники: образ и подобие. Ср. свидетельство А.П. Щапова о том, что не было "отвлеченных понятий о роде и виде - только сенсуально-конкретные "понятия" семейства и формы" (Щапов III 391).

Слова - слова с их абстрактными значениями второго уровня (абстракции, а не отвлеченности), а следовательно, и настоящие понятия появляются в Новое время как естественный результат уже осознанного понятийного значения и в старом слове, и в слове - идее. Понятие осознается, отчуждаясь от слова. В схоластике значение слова рассматривалось в связи с самим словом, метонимически представая как часть слова. "При этом очень важные, может быть самые существенные, аспекты значения предопределяются характеристиками, присущими слову как таковому" (Гайденко, Смирнов 1981 118), поскольку, как ясно из всего нашего изложения, Средневековье оперировало не дробностью составляющих целое частей, а цельностью вещь-идея-слово, то есть логосом. В другом месте мы выяснили, что материально такая особенность в восприятии слова зависела от тесной связи слова с контекстом (Колесов 1989 136-187).

Говоря о современных значениях абстрактных слов, проблему средневековых универсалий не решить. Это будет еще один ретроспективный взгляд в прошлое с точки зрения современных представлений о символе или понятии. Такова первая трудность, возникающая перед нами. Преодолеть ее можно, только устраняя из дальнейшего изложения абстракции Нового времени, как невозможные в описываемый исторический момент.

Проблема номинализма-реализма целиком оказывается номиналистичной, и она устранилась бы сама собою, не будь такого количества терминов, накопленных в течение столетий для обозначения одних и тех же сущностей. Кстати, это заметно и на необходимости постоянной семантической специализации тех словесных знаков, которые с известным приближением можно было бы представить как общие термины, например, социальной жизни. Ср. в древнерусском языки и земли, которые имеют свои имена, представая как Родина.

В Средние века они же являются уже как народы и страны, получая при этом свои знамена и представая в качестве Отечества (Отчизны в высоком стиле). В Новое время мы говорим о нациях и государствах, облеченных знаками своего достоинства и суверенитета, тогда как квалификация неформального характера затруднена по идеологическим причинам (империя, держава и под.). Мы можем с известным приближением сопрягать в своих суждениях нации и государства, но невозможно говорить о нации в Отечестве или о народах в незнаемой земле. Современное, тренированное на номинализме сознание приписывает средневековому народу, обществу и государству те признаки и функции, которые тем попросту не были известны, и только потому, что слово-идея (синкрета символа) воспринимается как слово-слово (специфическое понятие). Такова вторая сложность в изучении нашей проблемы.

Также и представление о функции, об относительности отношений, взятых вне конкретных компонентов таких отношений, и есть представление с точки зрения понятия (концепт как conceptus), что совершенно бы было немыслимым при взгляде на соотношение компонентов семантического треугольника со стороны вещи (классический номинализм) или с точки зрения слова (неоплатонизм умеренных реалистов). Русские философы буквально заклинают не смешивать понятия "сознание" и "субъект сознания" (Лосский 1995 7 сл.), однако подобный метонимический перенос стал родовым признаком современного мышления. Между тем искажение перспективы сознания переключает это сознание на субъект, представляя его как воплощенную мысль, создает иллюзию абсолютной истины, потому что составляющие эту истину суммы частичных и частных правд не способны сформировать модель реальности во всей ее полноте (но не во всех ее красках). Функции элементов системы и отношения между ними сегодня представляются более важными, чем сами объекты, их репродуцирующие. Таков, в сущности, современный, весьма усредненный, взгляд на проблему номинализма - реализма. Это взгляд концептуалистов, которые не осознали, что за явлением conceptus лежит непознанная сущность conceptum'а.

Наконец, изменилось и отношение к самой проблеме. Уже Боэций (480-524 гг.) обнаружил различие между принципом тождества (который действует в отношении к предметному значению D) и принципом отношения, который проявляет себя применительно к референту R. Правда, второго он не истолковал из-за ограниченности современного ему знания, но в наше время оно оказывается на первом плане: в оппозиции включаются не эквиполентно равнозначные объекты, но разнообразные системы отношений между объектами. В современных научных классификациях важно учитывать и немаркированные члены оппозиции. Не только (нео) реализм, но и антиреализм в различных его оттенках, в том числе и нереализм оказывается существенным компонентом современного мировоззрения. Например, С. Франк "антиреализмом" называл "понимание родового единства как только отношения" (Франк 1915, 284). Действительно, привативная оппозиция современного типа оперирует вовсе не содержательными противоположностями типа номинализм - реализм, тем более, что эта эквиполентность снята развитием концептуализма. Современный реалист одновременно и неноминалист; верно и обратное. Отсюда и устойчивость в одновременном их существовании, их противоборство и взаимная неодолимость.

Итак, приступая к рассмотрению вечной проблемы философии, мы должны учесть возможность различного содержания терминов, внешне похожих друг на друга, но при этом вырванных из исторического контекста.

Основная проблема средневековой теории познания формулируется по-разному, в различных источниках мы найдем взаимопротиворечащие суждения на этот счет; необходимой ясности нет.

В качестве основного указывается отношение общих родов и видов к единичным вещам (Эйкен 1907, 533 сл.) или соотношение родов и видов между собою, или проблема universalia, которые также понимаются несовпадающим образом: универсалии как платоновские идеи или как отвлеченные понятия. В одном случае между враждующими сторонами невозможно примирение, но в другом случаются компромиссы. "Вследствие отсутствия собственного содержания у отвлеченных понятий они часто смешиваются с идеями, - замечает В.С. Соловьев. - На этом смешении основан, между прочим, знаменитый в схоластике спор реалистов и номиналистов. Обе стороны были в сущности правы. Номиналисты, утверждавшие universalia post rem, разумели первоначально под universalia общие понятия и в этом смысле справедливо доказывали их несамостоятельность и вторичное значение как только nomina или voces. С другой стороны, реалисты, утверждавшие universalia ante rem, разумели под ними настоящие идеи и основательно доказывали их первичность. Но так как обе стороны плохо различали эти два значения слова universalia или, во всяком случае, не определяли этого различия с достаточной точностью, то между ними и должны были возникнуть бесконечные споры" (Соловьев 1989 II 204-205).

Действительно, рассуждая об universalia, средневековые схоласты разумели под ними самые разные предметы: voces у Росцелина, sermones у Абеляра, идеи у Бернара Шартрского, - а также представления, отдельные индивидуальные предметы в совокупности их свойств, первообразы вещей, естественные формы действительных вещей, состояния вещей (status) или роды и виды, а не знающие латинского языка вообще полагали, что речь в этих спорах о родах и видах идет о maneries, то есть о видоизменениях вещей (Владиславлев 1872 220-221). В таких условиях диспуты становились спорами о словах и никаких реальных результатов не приносили.

С другой стороны, следует учитывать и хронологическую последовательность в выявлении различных точек зрения, а также момент осознания их именно как самостоятельных точек зрения на общий предмет - universalia.

Первоначально под таким предметом понимались родовидовые отношения отвлеченных представлений о вещах, которые под названием предикабилий ввел неоплатоник Порфирий (258 г.), используя грамматические учения александрийской школы. Естественно, он исходил из слова и устанавливал метонимические связи между значениями слова.

Неоплатоник Прокл в V в. связал эту проблему с воплощенной идеей Платона, и долгое время в философии не было других интерпретаций universalia. Именно поэтому ранние реалисты признавали все три возможности существования идеи: до вещи, в вещи и после вещи (а первые номиналисты, напротив, ни одной из них не признавали) (Стяжкин 1980).

Термин universalia появляется у средневековых схоластов как калька аристотелевского термина kaqoloy - всеобщее. Но только Роджер Бэкон в XIII в. придал проблеме универсалий семантический смысл: значение зависит от контекста. Разграничения точек зрения и сами термины реалисты, номиналисты, концептуалисты появляются не ранее 1496 г., когда Сильвестр Мазолин впервые отчетливо противопоставил их друг другу (Попов, Стяжкин 1974 146; Стяжкин 1980).

Таким образом, расхождение между точками зрения на идею возникало постепенно; оно формировалось под влиянием греческой философии (и терминологии) и постоянно видоизменялось в зависимости от понимания синкретичного по смыслу термина universalia; знание о слове или вещи предшествовало сознанию различий между ними, а рефлексивное осознание всего познавательного процесса пришло только в Новое время (в данном случае - в спорах между Мазолином и Лютером). Ни в одном из вариантов universalia ни в коем случае не понятия, и только искаженный взгляд из нашего времени может в проблеме универсалий увидеть "теорию понятий" (как это делает, например, Г. Шпет).

С точки зрения самой универсалии обычно выделяют четыре концепции, так или иначе связанные с разным представлением о содержании термина universalia.

Строгий реализм: универсалии существуют до вещей и потому вне вещей, поскольку, в отличие от последних, идеи вечны и неизменны; эта платоновская точка зрения - "интуитивная рациональность" - является исходной в толковании универсалий.

Умеренный реализм: универсалии находятся вне познающего разума, но общие понятия существуют в самих вещах как нечто для них общее, им самим присущее (их сущность). Этот тип реализма, "меняя метафизическую позицию на психологическую, переходит в концептуализм" (Шпет 1927 131), отчего и Аристотеля, признаваемого за основоположника такой точки зрения, именуют то реалистом, то концептуалистом. В отличие от платоновской идеи, в данном случае речь заходит о форме (нечто общее, вещам присущее) и, следовательно, такой оттенок реализма может быть назван формализмом. По-видимому, сам Аристотель давал повод для расхождений (Степанов 1985 28-31). Аристотель концептуалист в "Категориях" (сущность понимается как видородовые отношения) и номиналист вне "Категорий" (сущность понимается как материя-форма). Неизвестно, является ли перемещение внимания с сущности на род или наоборот обязанной переводу с греческого языка на латинский, или за этим скрывается какое-то содержательное различие в восприятии концептума. Однако подобное - "неправильное" - осмысление греческого термина лежит в основе европейской культуры!

Умеренный номинализм рассматривается как "скрытая форма концептуализма", но в действительности это и есть настоящий концептуализм: термины существуют и как слова, и как общие понятия, но в нашем сознании они представлены как концепты, то есть наравне со "звуками слова" ("слово есть вещь" - Абеляр). Согласно Абеляру, universalia не вещи, но и не названия - это понятия духа, отражение божественного Слова; следовательно, для него sermo одновременно и лексема, и понятие, но его концепт - вовсе не conceptus и тем более не conceptum, но conceptio, то есть "схватывание" в концепции. Под conceptio совмещаются слово - представление - вещь, что вполне закономерно называют священной троицей концепции и "медитативной диалектикой" познания (Неретина 1994 79): у Абеляра "концепт - это форма 'схватывания', превосходящая 'схватывание' в понятии, которое неперсонально" (Там же 139).

В принципе, умеренный номинализм не требует исключения из реальности и различных абстрактных сущностей, однако полагает, что все они должны трактоваться не как роды и виды, а как виды и индивиды. Одинаково абстрактны и человек и человечество, и лошадь и лошадность (Бохеньский и др.1956 17 сл.). Это наиболее "материалистическая" точка зрения из всех предложенных; она возможна только в атмосфере выхода из-под власти средневекового метонимического мышления.

Крайний номинализм, или терминизм: универсалии реально не существуют ни в каком виде, возможны только термины; как вещи составляют реальный мир предметов, не связанных между собою, так и слова-атомы предстают отдельно, не связанные даже общим корнем. Слова не связаны с вещью и вовсе не составляют равноценных компонентов концепта. Все знание сводится к знанию слова: реальность слова диктует движение мысли - от известного (явление слова) к неизвестной сущности смысла (но смысла, а не значения, а, следовательно, и не понятия в современном понимании); universalia не существуют вне слова, и слово порождает общие идеи - таков этот "откровенный, веселый нигилизм" (Шпет 1927 131). Разорванность вещи и слова при синкретизме слова и идеи лишает эту точку зрения статуса "философской": "это направление можно рассматривать как форму чисто языковой рефлексии, в которой язык как таковой становится специальным предметом исследования" (Овчинников 1988 89) - "лингвистический номинализм", хорошо известный нам по современной английской философии. Здесь только прямое значение слова имеет право на существование, а восприятие речи (не языка, но речи) как бы раздваивается на слово (знак) и смысл (идея), (для Абеляра, как мы видели, знак важнее смысла (Неретина 1994 13 и 112)).

Обсуждения требуют следующие вопросы: каково соотношение всех точек зрения и взаимные их претензии к исходному моменту рассуждения: что есть вещь; возможны ли точки сближения указанных мнений с нейтрализацией противоположности между ними. Оба вопроса актуальны и в наше время, поскольку определяют ту или иную установку на личностный подтекст всякого исследования; как проницательно заметил В.С. Соловьев, до сих пор у "реалистов" метафизика исчезает в абсолютной логике, а у "номиналистов" - в эмпирической психологии (Соловьев 1989 II 110).

Философия Платона скорее реализм (его идея), тогда как Аристотель скорее номиналист, - говорит Тард (1901 206). "Тому, кто всмотрится в сущность того, что их занимало, нетрудно будет заметить,... что эти две великие школы ...представляют собою проявление юной мысли, помимо своего ведома занимается только словами, думая, что занимается самими вещами. Это своего рода высший грамматический анализ, раскопки, производимые в филологической почве с целью открыть сокровище, по предположению скрытое в словах, в этих таинственных знаках, все еще обладающих магической силой". Приходится отдавать себе отчет в том, что до середины XIII в. Европе были известны лишь логические трактаты Аристотеля, "О категориях" прежде всего. Это делало невозможным становление номинализма ранее этого времени. Нет, в сущности, разницы между позицией идея-вещь или форма-материя, поскольку точка зрения Платона и точка зрения Аристотеля в данном случае расходятся чисто номинально.

Однако в потенции это все-таки разные точки зрения, и А.Ф. Лосев указал на различие между ними: "В платонизме идея есть саморазвивающийся смысл, сам полагающий свое инобытие, то есть знаковость внутри себя, и тем порождающий все прочие виды и категории смысла, в том числе также и категорию выражения смысла. В аристотелизме идея - неподвижный лик натуралистически живущей вещи, так что вся подвижность этого лика заключается в неподвижно эйдетическом отражении подвижной фактичности вещей" (Лосев 1991 374) - "вещный упор" Аристотеля и превращает его реализм в номиналистическую точку зрения, тогда как диалектика преобразований идеи у Платона способна привести к "смысловой игре смыслов", которые мы и рассматриваем здесь на примере содержательных форм концепта.

Средневековый позитивизм и вытекает из знакомства с "новым Аристотелем" после XII века, что обусловлено и социальными условиями общества: намечается освобождение светского момента из-под власти религиозного, так что "догме необходим новый синтез" (Карсавин 1918 131). На этом примере можно видеть зависимость сразу от нескольких обстоятельств, складывающих философскую ситуацию в европейском Средневековье.

Ответ на первый вопрос в свете подобных фактов весьма прост. Вещь есть совокупность признаков, функций и результатов, представленных в синкретизме (примерно в том смысле, в каком этот термин дан в древнерусских текстах: (Колесов 1976 260-264); позиция философа изменяется в зависимости от поворота темы, над которой он работает - так и Аристотель "одновременно" реалист как принимающий идею формы (идее), номиналист как исходящий из "вещи", и концептуалист, поскольку он признает концептуальность "слова", фиксирующего эту "вещь". Именно позиции Аристотеля обусловили возможность различных движений мысли, по мере того, как эти точки зрения становились известными.

Таким образом, возможный принцип объединения крайностей заключается в "умеренности": умеренный реализм и умеренный номинализм, то есть собственно реализм и собственно номинализм, сходятся в следующем: universalia реальны в том смысле, что общее присуще самим вещам (умеренный реализм), но общие понятия конструируются нами, а их содержание не зависит от знака (формы слова), то есть вкладывается в слово (умеренный номинализм). Это был бы ответ на второй вопрос, но не все с ним согласятся.

Современные философы в принципе отрицают подобную возможность совмещения реализма и номинализма. Так, Н.А. Бердяев (1993 212), именуя неприемлемый для него номинализм законническим (а не благодатным), условным, знаковым, риторическим, доктринерским учением, сравнивает его со столь же "догматическим" символизмом, тогда как живой реализм, по его мнению, онтологичен, что в известной мере и справедливо, поскольку реалист исповедует тождество субъекта и объекта (в этом заключается и причина того, что реалист не может менять свою точку зрения на объект).

Персоналист никогда не согласится с возможностью противоестественного сопряжения реализма с номинализмом. В этом смысле любопытно также замечание А. Бергсона (1911 166-167 и 175) о том, что номиналисты видят в общей идее только ее широту (то есть, иными словами - объем понятия), тогда как концептуалисты - "совокупность ее признаков" (содержанию понятия), так что только совместно эти точки зрения достигают желанной полноты концепта.

Между тем каждый из них по отдельности в стремлении к полноте понятия восполняет - соответственно: номиналист - "абстрактным рассмотрением общих качеств", а концептуалист - "множественность родов в виде стольких же качеств". Тем самым "мы вертимся в круге, номинализм приводит нас к концептуализму, концептуализм возвращает нас к номинализму", поскольку обе концепции исходят из восприятия индивидуальной вещи, воссоздавая род перечислением (номиналист) или анализом (концептуалист), по сходству "обозначая их общим именем". Сам Бергсон выход из круга видит в отступлении от понятия к "неясному чувству образа" ("образы как совершенно законченные вещи" - позиция реалиста); "образы всегда останутся только вещами" в момент, когда "всякий словесный образ идет к своей идее" (129).

Между тем ассоциации по смежности (вещей - у номиналистов: важность пространственной ориентации) и ассоциации по сходству (у концептуалистов: важность временной ориентации) взаимобратимы и связаны друг с другом. С точки зрения слова номиналист и концептуалист восполняют друг друга в отношении к предмету (вещи), который в процессе научного абстрагирования ("составления концепции": из видов в род) из номиналистически воспринимаемой вещи превращается в объект концептуалиста. Концептуалист и номиналист идут навстречу друг другу функционально, исторически же дело объясняется различным отношением к объему или к содержанию понятия, еще не построенного в средневековой концепции концепта.

С точки зрения современных представлений о понятии концептуалист уже мало чем отличается от номиналиста, да он и сам стал совершенно иным.

Однако взаимное движение навстречу друг другу указанные точки зрения совершили не сразу. Во многом это определялось и объективными причинами, и психологией познания. В частности, Карл Юнг показал, что обращенность на объект - важная психологическая установка экстраверта, в то время как интроверт обращен "внутрь себя", воспринимая самый объект (вещь) как идею всякой вообще вещи (Юнг 1995). В этом смысле интересно утверждение, Юнга, что основоположники реализма и номинализма различались и психологически: Платон - интроверт, Аристотель - экстраверт. В древности такие особенности характера могли иметь большое значение, подсказывая определенные выводы общефилософского характера.

Несовпадающие признаки этих позиций можно описать в отношении к идее, роду или общему.

В отношении к пониманию идеи (условно неоплатонического типа): крайний реализм признает их реальными абсолютно, утверждает, что они находятся вне нашего ума и имеют духовную природу (трансцендентны чувственному миру); умеренный реализм признает их реальными формально, совпадающими с априорными "формами" нашего ума, существующими имманентно вещам чувственного мира; концептуализм признает их реальными условно, в понятиях ума фиксирующими сходные черты отдельных вещей (в слове они способны стать сказуемыми о многих вещах); номинализм признает их абсолютно нереальными, нигде и никогда не существующими независимо от слова (поэтому Н.О. Лосский (1995) и называет такие проявления номинализма актуализмом).

В отношении к пониманию рода (условно аристотелевского типа):

крайний реализм: сущность вещей - в общих родах, тогда как индивиды суть изменчивые формы их проявлений;

умеренный реализм: общие роды существуют, но проявляются только в индивидах;

концептуализм: роды не суть вещи и не суть названия вещей, но концепты духа;

номинализм: сущность вещей в индивидах, а роды - всего лишь субъективно произведенное отвлечение этой сущности в слове.

В отношении к пониманию общего указанные концепции описал Н.О. Лосский (1919 106):

1. Реализм утверждает, что общее существует и в познаваемой действительности и в уме познающего субъекта; концептуализм утверждает, что оно существует только в уме познающего субъекта, но не в познаваемой действительности; а номинализм утверждает, что оно не существует ни в действительности, ни в уме познающего субъекта.

2. Согласно учению реализма общее первоначально (не произведено из других элементов мира), а по учению концептуалистов и номиналистов общее или суррогат общего производно из индивидуального.

3. Номинализм не может считать достоверными общие суждения..., а концептуализм неизбежно должен допустить трансцендентность познаваемых объектов в отношении к общим суждениям о них, поскольку общие суждения состоят из субъективно созданных общих понятий, а вещи индивидуальны. Только реализм может построить теорию знания, которая была бы вполне имманентною и сполна обосновала бы достоверность общих суждений".

Само по себе представление об общем претерпевало изменения в зависимости от точки зрения, что и определяет позицию того или иного мыслителя в отношении к компонентам концепта. Это заметно при определении таких компонентов, например, в терминах диалектики: отдельное=вещь - особенное=понятие - общее=слово. Так записанные тождества объясняют противоположности крайнего реализма и крайнего номинализма: то, что для реализма данное, то для номинализма проблема -слово, и наоборот, если судить с позиции не слова, но вещи. Все прочие точки зрения являются промежуточными между этими крайними, почему и принимаются большинством современных философов. Поскольку для концептуалиста и слово, и вещь - одинаково проблема, в этой позиции возникает своеобразный дуализм решений, в свою очередь создающий различные точки зрения в зависимости от предпочтения слова или вещи.

Более того, перенесение внимания с предметности на отношение вызвано как раз дуализмом концептуального аппарата познания, вынужденного выяснять относительность одной проблемы в отношении к другой проблеме.

Известно также расхождение в отношении к акту мышления: каким образом единая мысль в общем суждении охватывает множество разных явлений? Это переход от понятия-слова к суждению-предложению, но также и важная часть различий, возникающих как раз при различном подходе к процессу исследования. Такие различия отметил еще Н.О. Лосский (1908 241), разграничивая позиции реализма, номинализма и концептуализма.

Согласно реализму, различные обособленные явления заключают в себе тожественные элементы (аспекты), и, поскольку у них есть тожественные элементы, то они и составляют общий предмет как в действительности, так и в мышлении: "Противоречия между многим и единым тут нет, потому что во многом может быть единое".

Концептуализм исходит из множественности реальных явлений, но признает, что мышление вырабатывает из многого единое, так что и в этом случае не возникает никакого противоречия: "многое в явлениях, единое в мысли".

Для номинализма в этом случае вовсе нет никакой проблемы, поскольку "общих суждений в точном смысле этого слова нет: множеству явлений всегда соответствует такое же множество суждений и представлений", то есть, согласно постулатам номинализма, возникает иллюзия существования общих суждений. Механическое по существу, это мнение оказывается наименее результативным в постижении сущего - единого во многом.

Тем же определяется и отношение к языку и речи. Номиналист исходит из речи как явления, а реалист стремится постичь сущность, каковою в этом смысле становится язык. Концептуалист в соответствии со своими взглядами в состоянии совместить обе стороны, подвергая исследованию и язык, и речь. Так создается и современная философия, и современное языкознание. В частности, лишь концептуалист Ф. де Соссюр смог сформулировать дихотомию язык - речь.

Вместе с тем возникает некая неопределенность точек зрения в отношении к связям между компонентами концепта. Мы определили их как предметное значение D и как референтный смысл R. И значение знака, и смысл слова укладываются в традиционные для схоластики дефиниции. Уже Боэций говорил об отношении слова к мысли (de divisione: род и виды в соответствии с видоотличительным признаком) и об отношении слова к вещи (как discretum universalia: целое и его части) (Владиславлев 1872 201 сл.). В других терминах это можно записать как universalia в отношении к R и к D:

Если учесть все признаки различения, окажется, что взаимные переходы от позиции к позиции отражают исторически естественное развитие содержательных форм концепта в слове. Так, усиление относительности в ущерб субстанциальности (отношений между вещами вместо самих вещей) определяется смещением перспективы от эквиполентности вещи - слова к градуальности вещь - понятие - слово, и развитием концептуальных точек зрения на слово.

Своеобразное "скольжение" по признакам, выделявшим и идентифицировавшим предметы (основной результат познания) высвечивает объемность самого предмета и - одновременно - соединяет различные точки зрения, прежде казавшиеся несоединимыми. Между ними, оказывается, нет абсолютных границ, что в конечном счете и определило, с одной стороны, некую размытость в современных философских концепциях, а с другой - колебание в квалификации старых точек зрения на концепт.

Скольжение по граням "квадратов" объясняет также, почему вначале реалисты признавали все возможные толкования общего, тогда как номиналисты отрицали их всех, и почему родоначальник европейской схоластики - Аристотель - представал в различных своих ипостасях подобно воплощению Троицы. Долгое время номинализма попросту не было, поскольку в исторической перспективе номинализм есть всего лишь отрицание реализма, и как таковой был неприемлем для средневековой мысли.

Движение позиций демонстрирует и изменение признаков или, в крайнем случае, отработку их устойчивых номинаций. Родо-видовые переходы отражают развитие логической мысли, вынужденной работать в условиях семантического синкретизма слова, используя метонимический способ отбора необходимых значений. Нисхождение из предметной целостности вызывает узко синекдохические вариации в определении части-целого, тогда как общее выявляется на основе развивающихся метафорических переносов. Всеобщее ищут настойчиво и постоянно в различных ипостасях, или сущностях (состояниях, или достоинствах), последовательно представленных либо в качестве идеи (понятию), либо как вещь или слово.

Вектор движения задан тем триединством, условно представленным здесь "семантическим треугольником", которое точнее было бы именовать его настоящим именем: ЛОГОС. Уточним некоторые понятия и термины средневековой науки в отношении уже не к мысли universalia, а к слову. Неоплатоническая идея существует до вещи, но либо в уме (умеренный реалист), либо в "уме Бога" (крайний реализм). Однако идея вовсе не есть значение слова, поскольку, как признают средневековые реалисты, каждое слово, в свою очередь, имеет основное (прямое, собственное, то есть в данном языке свое значение (substantialis) и конкретно проявляющееся в речи референтное значение, accidentalis (Реферовская 1985 254). Реальное значение есть идея общего характера (разумное и общеизвестное понимание), но в речевом акте оно распадается на множество узуальных, уже собственно словесных значений. Идея-значение противопоставлена ее назначению в речи. "Вещное" значение есть "вещь", реальное значение есть идея-понятие. Три вида значений предполагает и нереалист Абеляр (Реферовская 1985 261): интеллектуальное, связанное с "построением понятий", воображаемое, связанное с представлением вещи в душе (здесь возникают, естественно, переносные значения слова) и реальное, то есть истинное, в процессе которого мы создаем образы как знаки, обозначающие не просто образы-представления, но через них и самые вещи. Знакомый с предшествующим нашим изложением тотчас поймет, о чем говорит Абеляр, поскольку воображаемое значение представляет здесь образ, реальное - символ, а интеллектуальное - понятие.

Понятие - образ - символ (и реальное значение предполагается лишь в последнем) - таковы эти "значения", которые на самом деле являются содержательными формами словесного знака, хотя даны в искаженной перспективе их последовательности. Как концептуалист, Абеляр и должен поставить интеллектуальное понятие на первое место, и в таком случае позиция слова (реальное) оказывается на последнем месте. Много позже Кант вообще забывает о символе, в результате чего и приходит к дальнейшему искажению семантической перспективы в выражении концептума.

Спор между крайним реалистом Ансельмом (1033-1109) и умеренным номиналистом Абеляром (1079-1142) - в несовпадении числа и типов "значений": функциональность двух у Ансельма и содержательность трех у Абеляра. Для Абеляра язык точно так же имеет две грани: одна обращена к вещам (это собственно речь), а другая направлена к мысли (являющей собою манифестацию языка). Только используя современные термины, оказывается возможным уяснить противоречия, в которых - чисто терминологически - путались средневековые мыслители. И с их стороны это есть опять-таки проявление различных точек зрения на один и тот же объект, так что и непримиримость их позиций предстает как навязанная идеологией подробность схоластического быта. Все - и реалисты, и номиналисты, и концептуалисты - исходили из общей идеи предвечности Божией, и тут лежит корень любого, возможного в Средневековье, научного синтеза. Например, с точки зрения Фомы Аквината (1225-1274), "общее в вещах представляет собою объект научного познания как результат мыслительного акта, но это общее есть не что иное, как божественная идея, лежащая в основе действительного существования конкретных вещей" (Реферовская 1985 272).

Специальное изучение "концептуализма" Абеляра, например, показало, что Средневековье представляет своего рода "обратную перспективу" в самих типах интеллектуального познания (Неретина 1994 142). Современные концепты в принципе множественны (варианты в речи) при общем для них слове (инвариант в языке), тогда как в Средние века мыслители исходили из речи (то есть из суждения). Абеляр полагал, что универсалии заключены в суждениях, под которыми понималось "значение в предложении", поскольку только речи относятся одновременно ко множеству вещей, так что оказывается возможным из суждений вычленить собственно универсалии как значения слов, относящихся к определенному классу предметов (Попов, Стяжкин 1974 155). Слово, напротив, множественно для всех в той же речи (например, в тексте Писания), тогда как концептуально оно едино. Создавая свой концепт, то есть свою точку зрения, средневековый человек каждый раз становился автором своей версии Слова. Отсюда иллюзия анонимности в средневековом творчестве, а также совершенно иной тип прочтения текста, чем тот, которым пользуемся мы (об этом полно и хорошо в (Матхаузерова 1976).

Подобные мнения об universalia в рамках суждения способствовали двуединому разделению сущностей, на этот раз уже в отношении к самим универсалиям. С одной стороны, родовидовые соотношения как проявления предметных значений, с другой - характеристика степеней сущности как проявления значений слова (признаки).

Если для ранних схоластиков проблема общих идей целиком была проблемой онтологической, то концептуалисты свели ее к узкой сфере познания, основанного на знании языка.

Вернемся к уясненному различию между идеей-концептом и значением слова, как это понималось в эпоху Средневековья: денотат как "вещное" значение и десигнат как значение слова. Видимо, такие исследователи истории сознания, как Э. Кассирер, были близки к истине, полагая, что "вещью" схоластики называли не реальный предмет, а отображенное в мышлении сущее (Кассирер 1912 22). По мнению Э. Кассирера, реалисты соотносили вещь с видом, а номиналисты - с родом (называя его понятием), но в обоих случаях это была именно универсалия, а не понятие в нашем, современном смысле термина; в такой системе обозначений предметы выступали просто представлениями, а ничем иным в эпоху Средневековья образные представления и быть не могут, хотя бы потому, что они лишены определенного содержания, которое только накапливается в различных источниках, в том числе и художественных. Средневековое понятие вовсе не понятие, а отсюда и различия в исторических типах философствования. Средневековый и современный реалист или номиналист различаются именно в несовпадении объема понятия "универсалия" - не строгого понятия, но неопределенного образа.

При таком толковании компонентов семантического треугольника вещь как таковая вообще устраняется из размышления, а вместо нее в сознании присутствует индивид, то есть помысленное сущее, и именно такая позиция намечается у нас для эпохи Раннего Средневековья: вещь представление слово.

Как и в других случаях, еще раз оговоримся: пусть не покажется натяжкой постоянное привлечение схемы семантического треугольника к рассмотрению нашей темы. Давно доказано (Грабманн 1961 I 293-311), что самый спор номиналистов с реалистами возник в связи с необходимостью истолковать соотношение лиц Троицы: тринитарное происхождение концепций оправдывает привлечение общего для нас семантического масштаба.

Чтобы не путаться в терминах, за которыми на самом деле скрываются - объективно - различные понятия и представления, разберемся в средневековой терминологии.

Вообще довольно самонадеянно говорить о том, что, например, схоластический термин intellectus указывает именно на понятие, обозначает понятие; скорее всего средневековые мыслители понимали его в силу своего разумения как 'умственный образ; представление о вещи' (Реферовская 1985 263). Также и у Фомы Аквинатаintentiones всего лишь sui generis 'понятие', а на самом деле, в соответствии со значением латинского корня, это 'интенсивность, сила, напряжение (ума), (вообще) намерение и тонус', и может быть сопоставлена с интенцией Э. Гуссерля, что, в конце концов, представляет собою перенесение внимания с результата (то есть с понятия как такового) на процесс "схватывания" сущности субъектом.

Но в таком случае intentiones скорее образы, чем понятия ("образы вещи или образы термина" - неважно). Actus intelligendi Вильяма Оккама (1285-1349) также скорее "впечатления души", отображение, даже образ (idolum), то есть понятие как знак для класса предметов, а в таком случае "понятие", уже у Фомы Аквинского, предстает как уподобление вещи разуму сообразно с его сущностью (Курантов, Стяжкин 1978 126). Таким образом оказывается, что у слова значение произвольно, у понятий же оно "естественно", но при этом понятие равно слову по функции; именно такова точка зрения номиналиста - со стороны "вещи" слово равно понятию, как вид в отношении к своему роду. "Универсальное есть слово", - утверждает и Абеляр, постоянно смешивая при этом sermo и nomen, то есть речь (язык, беседу и т.п.) изложения, следовательно, материю - и имя (название, звание, род и т.п.), то есть форму.

Иначе говоря, частное и общее соотносятся при таком понимании как часть и целое, метонимически связывая материю с ее формой - чисто аристотелевское представление о виде как образе и порождающем его роде - идее. В подобном восприятии "вещь" есть действительно вид или род сущего, а universalia ('всеобщность, восходящая к целому') суть "род родов"; intellectus - умственный образ этой сути.

Со времен Плотина и Порфирия, толковавших категории Аристотеля, проблема универсалий была проблемой родо-видовых отношений, что и в принципе характерно для средневекового метонимического мышления. Концепт существует только в мире объемов и представлен как род; он есть cogitatio - план мысли, нераскрытая сфера предметного мира, символически понимаемого как идея. Род образуется из уподоблений многих видов, родственных по объемам понятий (Реферовская 1985 249), но именно видов, а не индивидов. Логические структуры конструируются вне конкретной "вещи", которая полностью стала объектом мысли, что, в сущности, и требуется концептуализмом (умеренным номинализмом), для которого общие понятия вообще немыслимы без неопределенных чувственных образов, поскольку лишь на их основе разум (ratio) строит понятие (intellectus), а это и есть - отвлечение индивидуальной формы от материи общего (Реферовская 1985 258). Так и для Фомы Аквината определение вида по отношению к роду осуществляется через форму, а отношение индивида к виду - через материю, поскольку, согласно Аристотелю, низшая категория бытия есть материя высшей, которая, в свою очередь, есть форма для низшей.

Движение мысли в соотношениях рода и вида с незаконным привлечением сюда индивида таково (ср.: (Фома Аквинат 1988 237)):

род

форма

вид

материя

индивид

Направление движения нам уже известно: "восходим" или "сходим", и в зависимости от этого в фокусе рассуждения оказывается либо образ, либо понятие.

Сказанному здесь следует уделить особое внимание, не один раз продумать вытекающие из этого следствия. Все богословские истины Средневековья на самом деле обоснованы философски, и каждое уклонение в ересь определяется установками на то, кажущееся незначительным, различие, которое нынешнее сознание связывает с содержательными формами слова. Например, аристотелизм "как непреодоленное язычество", "хотя и несколько уже новоплатонизированный", "не давая возможности усмотреть реальность общего", поскольку он всегда "тянет" в сторону вещи и связан с номинализмом, "с необходимостью возвращал к арианству, <...> ослабленной формой которого являлось несторианство. Точно так же несторианский уклон Запада привел его в XII в. к возрождению аристотелизма" (Карсавин 1994 142).

Не развивая пока этого вывода, глубокого и справедливого, отметим его важность. Развитие мысли определялось идеологически, потому что и развитие содержательных форм слова устанавливалось идеей, которую в соответствии с нашей темой мы по-прежнему будем именовать концептом.

Русской философии все это хорошо известно. Н.А. Бердяев неоднократно выступал против номинализма в современной науке, отмечая, что "номиналисты обычно рационалисты, реалисты обычно мистики. Рационалисты те, для кого утрачено реальное содержание и реальный смысл слов и понятий; мистики те, для кого слова и понятия полны живого, реального содержания и смысла" (Бердяев 1911 26). "Для марксистов не существует классов, каковы они в действительности во всей их сложности и конкретности, а существуют лишь "идеи" классов (почти что в платоновском смысле).

Классы - это как бы умопостигаемые сущности, с которыми можно оперировать вдали от действительности", как можно оперировать и со словами "буржуазность, реакционность" - все это общие места и пустые слова, а всякая их конкретизация и детализация, всякое приближение к действительности рождает противоречия, неясности и кончается комизмом" (Бердяев 1910 142-143). "Пролетариат, например, такая же невидимая вещь, как и нация..." (Бердяев 1911 32). Сравним это с другим высказыванием: "В наше время умышленно не желают понимать значения слова свобода и требуют его строгого определения.

Строгое определение свободы встречает большие философские трудности, а отсюда заключают с поспешным торжеством о пустоте и бессодержательности самой идеи. Как будто легко определить любовь или родину, или даже нацию. И будто бы нужно сперва найти определение нации или отечества, чтобы умереть за них. Еще не совсем сошло в могилу то поколение - поколения -, которое умело умирать за свободу, как за величайшую святыню, не спрашивая ее философских определений" (Федотов 1988 63).

Кажущееся противоречие в высказываниях двух философов легко снимается, если мы введем в обсуждение понятие концепта или воспользуемся традиционным термином идея: "совсем не случайно слово идея имеет двойной смысл того, что мыслится, находится в мысли, и той в себе пребывающей сущности, которая лишь улавливается в мысли или открывается мысли. Непрекращающийся в течение веков спор между логическим реализмом и номинализмом (или концептуализмом) <...> имеет своим источником то обстоятельство, что идея одновременно предполагает и то, и другое - что она есть реальность, как бы стоящая на пороге между бытием в мышлении и бытием в себе" (Франк 1990 283).

Уточним и это положение ссылкой на другого философа. "То есть этот концепт есть попросту то, что мы называем единством противоположностей. Ведь у философа утверждаются мыслительный акт, предмет этого акта и их тождество. Вот этот концепт, вероятно, и введен для того, чтобы конкретно обозначить единство мышления с его предметом" (Лосев 1991 384), то есть возможностью посмотреть на их соотношения с двух противоположных точек зрения. Такая возможность обогащает наше знание и дает перспективы для познания нового.

Не множа цитат, приведем некоторые высказывания С.Н. Булгакова, которыми определяется позиция русского философа, поэтому сложному вопросу.

"Два основных направления естественно обозначились в истории философии, принимая в ней разные формулировки: номинализму и реализму средневековой философии в новейшей соответствуют позитивизм, эмпиризм или идеализм (конечно, "трансцендентальный"), в их противоположности реализму, мистическому или спиритуалистическому. Для первого воззрения бытие исчерпывается непосредственной данностью состояний сознания, которая в своем выражении и логической обработке облекается в символику общих понятий и суждений. Для другого воззрения действительность несравненно глубже опытной данности <...> Если первое воззрение, номинализм, неизбежно разрешает мир в субъективный иллюзионизм замкнутого, имманентного опыта (притом искусственно ограниченного и отпрепарированного), то второе воззрение постулирует и стремится постигать в доступной нам теперь форме мир вещей, сущего" (Булгаков 1911 279). В понимании нации, например, это предстает следующим образом: для позитивистского, идеалистического номинализма, или иллюзионизманация есть совокупность фактов и предстает как абстракция, как "собирательное понятие", подобно тому как лес есть совокупность деревьев; для реалистов же нацияне только совокупность феноменологических своих проявлений, но прежде всего "некое субстанциальное начало, творчески производящее свои обнаружения, однако всецело не вмещающееся ни в одном из них и потому не сливающееся с ними" (Булгаков 1911 280). Другими словами, реалист исходит из цельности идеи и "нисходит" к феноменам через образ; номиналист, напротив, исходит из частных проявлений вещи и тем самым "восходит" к идее через понятие.

Сейчас важно удостовериться, что затронутая здесь проблема все еще проблема как философии, так и языкознания. Все сказанное можно принять за предварительный результат размышлений на классическую тему, поскольку она снова и снова возникает как прямой вызов адекватной расшифровке нашего семантического треугольника.

Любопытны также расхождения между русскими философами в отношении к описанной здесь проблеме. Для дуалистической концепции неокантианца такая проблема вообще не существует, хотя бы потому, что она насквозь психологична (Введенский 1922 71).

Различие между реалистами и номиналистами не совсем понятно экзистенциалисту (Шестов I 157), для которого и номиналисты, и реалисты - слишком большие умники: номиналист своим терминотворчеством, а реалист построением отвлеченных теорий. Более того, "человек науки, знает ли он это или не знает (большею частью, конечно, не знает), хочет ли он того или не хочет (обыкновенно - не хочет) не может не быть реалистом в средневековом смысле этого слова" (Шестов I 244).

Интуитивист в лице Н.О. Лосского тщательно изучает расхождения, существующие между номиналистами и реалистами, интуитивно полагая, что за их расхождениями скрывается сущностная характеристика самого процесса познания, и в конце концов сходится в том, "что крайний номинализм не может обойтись без реализма: отрицая существование общих предметов, он все же вынужден сделать исключение хотя бы только для одной группы предметов, именно для слов" (Лосский 1908 244). Интуитивизм как течение научной мысли убежден, что средневековая работа над наполнением объемов понятия (а в этой работе роль номиналиста важна) сменилась теперь особым вниманием к разработке содержания понятия (не D, а S), а такая работа (что справедливо) может быть осуществлена "только на почве реалистической теории понятий" (Лосский 1908 265), хотя бы потому, что реализм своим интуитивным методом исследует качества в их развитии.

Н.О. Лосский - из тех русских философов, которые пытались примирить реализм и номинализм. Интуитивистски конкретный идеал-реализм Лосского "есть синтез ценных сторон средневекового реализма, то есть учения о бытии универсалий, с номинализмом, поскольку номинализм выдвигает на первый план индивидуально личное бытие" (Лосский 1995 381). Подобная попытка синтеза, действительно, не "нелепость", поскольку является прямым продолжением классического (средневекового) реализма, признававшего реальность и равноценность идеи и вещи. Лосский описывает процесс соединения готовой идеи и реального же материала в момент нахождения нужного слова, которое уже тем самым, в единстве слова, вещи и понятия, создает, творит новое качество жизни (тоже очень важная философская категория: мир как органическое целое; переформируя в нужных нам терминах, это описание творения единства логоса, то есть одномоментное соединение всех его компонентов в изрекаемом). "Логос есть целостное органическое единство. Во всяком деятеле, а следовательно, и во всяком познающем субъекте он наличествует целиком" (Лосский 1995 241-243, 220). Логос предстает как "разумность формальных идеальных основ мира" (215), которые следует открыть через себя и в себе - словом, то есть явленным логосом. Таким образом, идея "идеал" и вещь "реализма" создает своего рода неореализм (идеал реализм), который от классического реализма отличается тем, что не исходит от слова, но наоборот, устремлен к слову = логосу ("основной замысел интуитивизма"), раскрывая тем самым связь и единство идеи и вещи. Есть лошадь и есть "лошадность", но ни то ни другое сами по себе и независимо друг от друга "не имеют творческой силы [поскольку они уже есть в бытии и потому не могут стать событием] и потому не могут сами себя раскрывать в пространстве и времени. Мало того, они не могут существовать сами по себе" (381). Так понимает дело интуитивист.