Римские философы о психоактивных веществах

«По своему поведению и нравственным симпатиям Дион ближе к кинизму, в политике - стоикам»,57 - считает отечественный ученый. Компромиссная позиция выразилась и в его отношении к алкогольным изделиям. Восхваляя антиалкогольные устремления Диогена, о себе Дион Хризостом пишет: «Разве можно мне стать еще более нагим, чем теперь, или еще более лишенным дома? Все мне пойдет на пользу - и яблоки, и просо, и ячмень, и вино, и кизиловые ягоды» (Дион Хризостом. VI. 62).

Он также выступал за повышение общественного престижа профессий, связанных с производством алкоголя: «...не следует обращать внимания на возражения тех людей, которые нередко с презрением отзываются о некоторых профессиях, не имеющих в себе ничего недостойного, причем порицают не только того, кто сам занят таким трудом, но ставят ему в вину и занятие его родителей; например, если его мать была наемной служанкой, или сборщицей винограда… Всего этого не надо стыдиться и спокойно делать свое дело» (Дион Хризостом. VII.114).

Более последовательную киническую позицию занимал, как нам кажется, Максим Тирский. Он увязал винопотребление с проблемой свободы. Он сравнивает два образа жизни: «...этот, будто бы столь великолепный и разнообразный, я сравню с жестокой тюрьмой, в мрачной глубине которой томятся несчастные люди; ноги их закованы в крепкое железо, вокруг шеи у них тяжелая цепь, а на обеих руках висят ужасные оковы…Но со временем и от ежедневной привычки они даже там находят себе радости: иногда напиваются допьяна в своей тюрьме, орут песни, набивают желудок… я сравню другой образ жизни с человеком здоровым, живущим светло и чисто: его ноги и руки не связаны, он свободно поворачивает шею, поднимает взоры к солнцу, видит звезды, различает день и ночь…его я сравню с человеком, который обходится без наслаждений, а вместе с тем и без оков, кто не пьянствует, не предается любовным страстям, не набивает свой желудок» (Максим Тирский. Предпочитать ли кинический образ жизни? 4).

Видение Максима Тирского очень современно - алкогольные изделия, действительно, вызывают зависимость, ограничивают свободу человеческой личности.

Плутарх (46 - после 119гг.) представлял собой «...переходное звено от раннего стоического платонизма к неоплатонизму».58

«…Плутарх как философ оказал влияние на все последующие века и тысячелетия, иногда затмевая собой самого Платона».59 Он считал себя верным учеником и продолжателем Платона. Он, в частности, сохранил нам историю, как Платон отвлекал человека от пышных обедов музической простотой своих бесед: «Почувствовав утром, как выгодно отличается вчерашнее угощение от обеденных излишеств, Тимофей сказал, что обед у Платона и на следующий день доставляет удовольствие. Конечно, много значит для человеческого благополучия тело, не обремененное похмельем и безупречно готовое ко всяческой работе. Но не менее важно и другое, чем располагают участники Платоновой трапезы: возможность вернуться к рассмотрению того, о чем шла за вином беседа (Застольные беседы. VI. 686. В-С). «Платоником пифагорейского толка» считает Плутарха В.Ф.Асмус.60 Возможно, что пифагорейство и отразилось в каких-то аспектах мировоззрения всемирно-известного автора параллельных жизнеописаний, однако в отношении Плутарха к психоактивным веществам влияние трезвеннических взглядов Пифагора не прослеживается. Плутарх - предвестник принципиально новой эпохи. Он подробно обсуждает вопрос об особенностях опьянения женщин (Застольные беседы. III. 650. А-С). Еще полвека назад первое Сенека считал безумием, а второе Цицерон полтора века назад считал невозможным! А сами «Застольные беседы» были посвящены Квинту Сосию Сенекиону, консулу 99, 102, 107, личному другу императора Траяна, который был неравнодушен к вину.

Плутарх выступает для нас в первую очередь как летописец алкогольных нравов античности. Без его жизнеописаний представить историю винопития Рима невозможно. Благодаря Плутарху мы знаем, что представляло собой типичное алкогольное изделие его эпохи: «...разбавленное вино мы называем вином, хотя вода в нем составляет большую часть» (Плутарх. Наставление супругам. 20). Чтоб вода составляла в напитке большую часть, нужно разведение вина в пропорции как минимум 1:2. То есть, вино, разведение которого особо не обговорено, имело крепость около четырех градусов или немного меньше.

Наиболее важное для данной темы сочинение Плутарха «Застольные беседы» открывается вопросом: уместно ли за вином вести философские речи? Подвел итог беседы один из героев следующим образом: «Распевать так называемые сколии вокруг винной чаши, возложив на себя венки, которые знаменуют освобождающую силу бога, это может быть, и не самое яркое проявление дружественных взаимоотношений пирующих, но не чуждо ни Музам, ни Дионису; а вот вдаваться в запутанные словопрения - и некрасиво, и не подобает симпосию» (Застольные беседы. I. 615. B-C). Сам же Плутарх за философские беседы: «…собравшись вместе, напиваться и насыщаться в молчании уподобляло бы людей животным, да и это не возможно. А оставить на симпосии речи, не допуская речей упорядоченных и поучительных, это еще нелепее… Философы, осуждая опьянение, называют его пьянственным суесловием; а суесловие означает не что иное, как пустую болтовню. Но пустая болтовня, превысив известную меру, переходит в наглость, безобразнейшее и отвратительнейшее завершение пьянственного излишества» (Застольные беседы. VIII. 716. D-F).

Много интересных наблюдений над природой опьянения сделал Плутарх в «Застольных беседах», например, о сходстве состояния опьянения со старческими явлениями «...старческой природе самой по себе присущи явные признаки опьянения: дрожание членов, косноязычие, забывчивость, рассеянность: все это свойственно старикам и в здоровом состоянии и проявляется при малейшем случайном поводе, так что опьянение не вызывает у старика каких-либо новых для него явлений, а лишь усиливает уже имеющиеся; а подтверждается это тем, что нет ничего более похожего на старика, чем пьяный человек» (Застольные беседы. III. 650. D-F).

В то же время, считает он, положительный эмоциональный настрой возможен и без употребления алкогольных изделий: «...влюбленность подобна опьянению: она разгорячает, веселит и радует, а это сообщает людям склонность к пению и стихосложению» (Застольные беседы. I. 622. D-E).

Само же вино негативно влияет на отношения между полами: «...у пьющих много вина притупляется половая способность, и они не производят здорового потомства, ибо их семя переохлаждено и бездеятельно, и общение с женщинами остается у них бесплодным» (Плутарх. Застольные беседы. III. 652. D).

Плутарх выступал оппонентом линии Цицерона-Плиния в вопросе соотношения истины и опьянения: «…вино показывает каждого таким, каков он есть, и никому не позволяет оставаться спокойно за прикрытием притворства и лживости, воздвигнутым в защиту от воспитывающего закона» (Застольные беседы. III. 645. B).

Плутарху были уже известны психоактивные вещества нового типа, не только вино: «Источаемый маком запах таков, что бывали случаи, когда собиравшие без необходимой предосторожности сок этого растения лишались сознания» (Застольные беседы. III. 647.F. 648.A).

Плутарх одним из первых осознал взаимосвязь между винопотреблением и явлениями культурной жизни. В период классической Греции издержки винопития воспринимались деятелями искусства в первую очередь в комическом русле. Эллинистическая комедия работала совсем с другим типом эмоций. У Аристофана была ирония над алкоголепотреблением, теперь ирония стала работать во имя алкоголепотребления. Эту мысль очень четко сформулировал герой Плутарха Диогениан: «Из двух разновидностей комедии древняя вследствие ее неоднородности не подходит для симпосия: свойственное ей в так называемых парабасах страстное свободоречие слишком стремительно и напряженно, а в своих насмешках и шутовстве она сверх меры откровенна и наполнена непристойными речениями и грубыми наименованиями. Да и еще: подобно тому как на царских трапезах каждому из обедающих придан особый виночерпий, так для восприятия древней комедии каждому участнику понадобится грамматик, который будет объяснять ему…, кого высмеивает комедия, так что либо наш симпосий превратится в грамматическую школу, либо насмешки останутся непонятными.

Но кто мог бы что-нибудь возразить против новой комедии? Она так хорошо сочетается с симпосием, что скорее можно провести его без вина, чем без Менандра. В ней простая и изящная речь так приноровлена к действию, что не может ни наскучить трезвым, ни затруднить выпивших. Полезные и выразительные сентенции, естественно вытекающие из действия, смягчают, при содействии вина, словно железо огнем, самые жесткие характеры и склоняют их к уступчивости; а сочетание серьезности с веселой игрой как будто для того и создано, чтобы доставить и пользу и удовольствие людям выпившим и благодушно расположенным. Сами любовные сюжеты комедий Менандра подходят для людей, которые, проведя вечер за вином, отправляются после этого к своим женам… за вином, как мне представляется, изящество и стройность комедии, содействуя хорошему настроению, воспитывает и нравы в сторону благородства и гуманности» (Застольные беседы. VII, VIII, 3).

Аналогичное наблюдение сделал скептик Секст-Эмпирик (конец II века н.э.) по поводу поэзии: «беснующиеся от любви и пьяницы разжигаются при чтении поэтических произведений Алкея и Анакреонта» (Секст Эмпирик. Против разных наук. I. Против грамматиков. 298).

Рассмотрение философии данного периода можно было бы завершить последней четвертью II века н.э. Как писал Э. Ренан, «...смерть Марка Аврелия может … считаться предельною гранью античной цивилизации».61 Однако на рубеже II-III веков н.э. появляются два произведения, оставившие значительный след в истории алкогольной проблемы.

Большое сочинение Афинея (ок. 200г.) «Пир мудрецов»62 представляет собой типичную для своей эпохи компиляцию из трудов многих предшественников. Данное произведение в настоящее время является одним из важнейших источников по истории винопития. Позиция самого Афинея - констатация восторжествовавших эллинистических нравов, причем констатация одобрительная.

Следующее произведение - «Жизнь Аполлония Тианского» - носило более оригинальный характер. Оно было создано по заказу императрицы Юлии Домны.63 Его автором был Флавий Филострат (160/170гг. - 244/249гг.). Отделить взгляды на винопитие самого Аполлония, жившего якобы в I веке н.э., от интерпретации Филострата, сотворившего жизнеописание в начале III века, не представляется возможным. Мы исходим из того, что перед нами резюме пифагорейской философии заключительных десятилетий эпохи принципата.

Аполлоний провозглашал: «Поистине, великое мое научение было от Пифагора. …узрел я несказанную красоту мудрости, обаявшей некогда и самого Пифагора - наука сия не стояла в толпе, но держалась в стороне, молчала и, наконец, поняв, что все остальные мне не годятся, а с нею я не знаком, молвила так: «Нет во мне, отрок, пригожести, но изобильна я тяготами: ежели согласится кто с моим уставом, то придется ему отвергать всякую пищу, ради коей убита живая тварь, и о вине придется позабыть, дабы не замутить премудрого кубка, воздвигнутого в трезвых душах…»« (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. VI.11).

Отказывался Аполлоний даже от вина, которое пьет вавилонский царь (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. I.21).

Аполлоний выступал против вина как такового. Он не пил не только виноградного, но и пальмового вина: «…не только виноград пьянит людей, о Дамид, но точно так же хмелеют они и от пальмовой браги, - право же, нам уже не раз случалось видеть индусов, одурманенных этим напитком: одни плясали до упаду, а другие что-то напевали, клюя носом, совсем как наши пьяницы, в неурочный час бредущие с ночной попойки» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. II.7).

Впрочем, пьянство Аполлоний считал не самым большим грехом: «…ежели мудрец предается праздности или гневу, или любострастию, или пьянству, или иному случайному порыву, то он еще достоин сочувствия, но ежели он старается ради денег, то не только сочувствия не достоин, а заслуживает ненависти, будучи вместителем всех пороков, ибо не был бы он рабом денег, когда бы еще прежде не сделался рабом желудка и тряпья, и вина, и девок» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. I.34).

Веспасиану приписывается борьба с пьянством как побудительная причина борьбы за власть. Согласно Филострату, основоположник новой династии заявлял: «Я отважился искать власти: во-первых, потому что я хочу достоинствами своими послужить людям, а во-вторых, потому что будущий мой соперник - пьяница. Право же, Вителлий для мытья тратит благовоний больше, чем я воды, так что, пожалуй, ежели проткнуть его мечом, духов потечет больше, чем крови, да к тому же от непрестанного пьянства он совершенно одурел» (Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. V, 29). Об этом говорит и другой герой Филострата, Евфрат: «Что до меня, то я стою за низложение Вителлия, ибо известен он мерзостью порядочной и бесстыдным пьянством» (Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. V, 33). Наверное, работала обратная логика - в борьбе за власть выгодно использовать пьянство политического противника.

Пифагорейцы, как и эпикурейцы, воплощали собой гедонистическую линию в антиалкогольной традиции: «…мы избранники нимф и вакханты трезвости» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. II.37).

Подробно расписано Аполлонием преимущество рекреации человека в трезвом виде: «Трезвенники вроде меня наблюдают сущее таким, каково оно есть, не расписывая и не воображая того, чего не существует; никогда не проявят они безрассудства или скудоумия, не станут дурачиться или попусту веселиться, но всегда они в здравом уме и исполнены рассудительности, будь то в сумерки или в рыночные часы, и не клюют они носом, даже когда бодрствуют в трудах до глубокой ночи. Сон не погоняет их, словно хозяин, гнущий под ярмо шеи тех, кто поработился вину, но пребывают они вольными и с поднятой головой, а ложась почивать, приемлют сон незамутненною душой, не лепеча глупостей о своем благоденствии и никого не виня в своих неудачах, ибо и к тому, и к другому трезвая и неподвластная страстям душа одинаково готова - потому-то, беспечальная, почиет она сладким и спокойным сном» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. II.36).

Достаточно активную позицию занимал Аполлоний по отношению к пьянству. Понимая негативное влияние пьянства на боеспособность государства, он пытался донести эту мысль до афинских граждан: «…Аполлоний корил афинян за Дионисии, которые совершаются у них в месяце Анфестерии. …воспротивился он подобному бесчинству, воскликнув: «Не переплясывайте славу Саламинских бойцов и множества доблестных мужей, ныне усопших! Была бы ваша пляска лаконской, я мог бы сказать: «Молодцы! Удаль свою вы упражняете для войны, а потому и я попляшу с вами!» Однако, видя такую едва не бабью разнеженность, что сказать мне о былых победах?… В былые времена мужи, сойдясь в Агравлийском святилище, клялись с оружием в руках пасть за отечество, а ныне, похоже, клянутся ради отчества буйствовать, вцепившись в тирс!» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. IV.21).

Нежить, видом женщина, использует сочетание вина и секса64, Аполлоний борется с ней.

Высмеивал он «...молодого толстяка, который хвастался, что ест больше всех и вина пьет больше всех» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. V.23).

Аполлоний якобы посетил обитель нагих эфиопов на берегу Нила. Феспесион - главный среди нагих - призывал: «Взгляни на Аполлона Дельфийского, ради прорицалища своего завладевшего серединой Эллады: там, как тебе, пожалуй, и самому известно, паломник задает короткий вопрос, и Аполлон безо всяких чудодействий отвечает, что знает. Уж ему-то легче легкого сотрясти весь Парнас, заставить Кастальский ключ источать вино, запрудить воды Кефиса - а он являет одну лишь истину, ничем из перечисленного ее не приукрасив!» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. VI.10).

В то же время трезвость он воспринимал как чисто личный идеал: «Все сказанное, Дамид, я говорю в свою защиту, ибо не намерен отвращать от питья ни тебя, ни наших спутников…»(Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. II.7).

В числе 80 мудрецов выпил здравицу Танталову (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. III.32).

Если уникальность его трезвости не была формой самоутверждения, то, значит, Филострат отразил эпоху, когда трезвенников стало еще меньше, чем в эпоху Эпиктета: император Домициан издал закон «...против насаждения новых виноградников, а имеющиеся виноградники велел вырубать. Явившись к ионянам, Аполлоний сказал: «Все эти запреты не для меня, ибо мне - наверное, единственному из людей! - вино … безо всякой надобности. А вот придурку нашему и невдомек, что у людей-то мужество он бережет, но землю холостит!» После этих слов ионяне отважились отрядить к императору посольство в защиту виноградников, дабы отменил он закон, повелевающий земле пребывать в бесплодии и запустении» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. VI.42).

Сочинение Флавия Филострата пользовалось огромной популярностью, что объяснялось в значительной мере поддержкой императора и его супруги: «Юлия Домна с помощью искусного ритора достигла своей цели: Аполлоний Тианский стяжал почет, которым не пользовался ни при жизни, ни в век Антонинов, его кумиры стояли рядом с кумирами Орфея и Асклепия в домашнем святилище императора Александра Севера, его советам внимал во сне император Аврелиан»65.

Биография Аполлония не могла не оказать влияния на модель образа жизни его почитателей. А содержание ее было следующим: «Биография не только показывала нам, как сознательно сам Аполлоний избегал даже капли вина, но сообщает также его основания для такого поведения. Они ни в коей мере не были мистическими, но настолько представляются сознательными, что их вполне мог бы излагать сегодня профессор физиологии».66

Авторитет образа трезвенника Аполлония, конечно, укреплял антиалкогольные идеи. Однако это было только побочным следствием, а не последовательной политикой императорской четы. Как свидетельствуют древние историки: «Имеется письмо Севера, в котором он пишет Рагонию Цельзу, управлявшему Галлиями: «Достойно сожаления, что мы не можем подражать в военной дисциплине тому, кого мы победили на войне: твои воины бродяжничают, трибуны среди дня моются, вместо столовых у них трактиры, вместо спален - блудилища; пляшут, пьют, поют, мерой для пиров они называют пить без меры. Могло ли это быть, если бы в нас билась хоть одна жилка дисциплины наших предков? Итак, исправь прежде трибунов, а потом уже и воинов. Пока он будет тебя бояться, ты будешь держать его в руках. Но узнай, хотя бы на примере Нигра, что воин не может чувствовать страх, если военные трибуны и начальники сами не будут неподкупными»(Scriptores historiae augustae, XI, III, 9-12). Однако «...Септимий Север в тронном зале сидел между статуями Геракла и Диониса»67.

Между Марком Аврелием и Коммодом не наблюдалось преемственности в личных пристрастиях, «...Септимий Север оказался перед той же проблемой со своим наследником».68 Прежний союз центральной власти и философии был расторгнут. Сын Септимия Севера Каракалла «...был первым римским императором, на которого легла печать явной варваризации»69.

Историческое место римской философии в сохранении римских нравов в области винопития

Философы Рима были более скептичны по отношению к винопитию, чем поэты, писатели, драматурги своей эпохи (при всей условности для древнего мира разделения на представителей рационального и эмоционального осмысления действительности). Например, Сенека не воспользовался в своей драматургии наличным запасом образов трезвенников, чтобы противопоставить их авторитет росту алкогольных проблем. Его трагедии «Эдип» и «Финикянки» дают образ Эдипа, отличный от того, который создал Софокл. У афинского драматурга фиванский царь - трезвенник по самосознанию и по поведению. В трагедии «Эдип» «хвала Вакху» занимает почти десятую часть текста (точнее: 104 строки из 1062, всего 9,8%).

Отрицательно рассматривали рост алкоголепотребления в Риме представители разных традиций: материалистической и идеалистической, гедонистической и аскетической. В отличие от эллинистической эпохи критика роста алкоголепотребления в Риме не была уделом только маргинальных или политически абсентитских философов.

Многие из рассматриваемых нами мыслителей были либо очень близки к носителям верховной власти (Сенека, Дион Хризостом, Флавий Филострат), либо сами обладали значительной властью (Цицерон, Плутарх, Марк Аврелий). Особенно сильно было влияние на власть стоической философии: «Марк Аврелий не был единственным коронованным властителем, который занимался этой философией. Почти каждый из его предшественников интересовался ею».70 А при самом Марке Аврелии «...осуществилась мечта Сенеки, и философы стали властью в государстве, известным конституционным учреждением, тайным советом, имевшим огромное влияние на ход общественных дел».71 Наверное, влиянию философов мы отчасти обязаны тому, что отношение центральной власти Рима к вину было значительно более сдержанным, чем отношение властителей эллинистической эпохи.

В целом, однако, философам не удалось удержать скромные нравы раннего Рима под натиском эллинистических норм и ценностей.

1. Представители рационального познания оказывают меньшее влияние на нравы, чем писатели, поэты, художники.

2. Слабость научной мысли Древнего Рима. Проблема винопития изучалась на уровне сбора фактов и их классификации, наблюдения, умозаключения. Не обнаружено изучение проблемы с экспериментальной точки зрения даже в той форме, как это зафиксировал Ветхий Завет.72 Проблемам винопития в Риме не были посвящены специальные философские трактаты, в отличие от Греции.

3. Не было преемственности в развитии антиалкогольных идей. 73

В последующие века интенсивность обращения философии к проблемам винопотребления спадает. Конфликт староримского и эллинистического типа винопотребления оказывается исчерпанным. Если принять эволюционную схему ценностных изменений, предложенную В.М.Зубецом,74 то она в нашем контексте будет выглядеть так.

Начало изменений - с начала II века до н.э. до эпохи Цицерона и Лукреция.

Отбор («фильтрация») изменений - от Цицерона до смерти Августа.

Прорастание изменений - от смерти Августа до начала III века нашей эры.

Узаконивание изменений - с кризиса III века нашей эры.

В третьем веке новый тип винопотребления уже узаконен. Он не вызывает сомнения ни у властителей дум, ни у политической элиты.

Тертуллиан (160 - после 220г.), неистовый в борьбе за чистоту христианской веры, добродушно подтрунивает над тем, что возмущало Цицерона и Сенеку: «Я прощу порочность Скавра, игру в кости Курия, пьянство Антония. Однако помни, что они в числе многих других были одеты в тогу» (De pallio. V.7).

Создатель нового варианта римской государственности Диоклетиан (245-316гг.) и его соправитель Галерий в начале IV века выбирали себе преемников:

Г.:»…Тех же нужно провозгласить цезарями, кто были бы в моей власти, чтоб боялись, чтоб ничего не делали, если мной не велено!»

Д.: «Кого же назначим?»

Г.: «Севера».

Д.: «Этого что ли плясуна, кутилу и пьяницу, которому ночь за день, а день за ночь?»

Г.: «Он достоин, ибо надлежащим образом управлял солдатами…».

Д.: «Допустим…» (De mortibus persecutorum. XVIII. 11-13). И, действительно, несмотря на колебания, Север был назначен Цезарем. Исследователь Франк Кобб советует не доверять сведениям Лактанция, если они могут стать основой «для клеветнической кампании против гонителей христиан». 75 В то же время Е.В.Федорова приводит данную цитату из Лактанция (в еще более пространном варианте) без критики.76 История предшественников Диоклетиана свидетельствует, что такой диалог, по крайней мере, был возможен. За период кризиса III века к власти в Риме многократно приходили лица с ярко выраженными алкогольными проблемами. Следовательно, идеи философов о необходимости сдержанного отношения к вину потеряли в III веке влияние на политическую элиту.

Следующие века означали дальнейшее наступление алкогольных обычаев. Императором Константином Великим в IV веке была создана новая столица на Востоке и новый сенат. Даже знать Восточной римской империи, откровенно враждебно отнесясь к созданию нового сената в Константинополе, фиксировала, пусть и гипертрофированно, своеобразие ценностей новой политической элиты: «Основатель города наполнил его пьяной, изменчивой толпой, слишком тупой, чтобы правильно произносить его (императора) имя».77

Вместо заключения

К сожалению, распад античности и связанное с этим общее понижение интеллектуального уровня жителей Римской империи способствовали эрозии завоеваний антиалкогольной мысли данной эпохи. С печальной поэтичностью описала разрыв культурной традиции отечественная исследовательница античной философии: «…после того как равнодушной рукою времени был навеки опущен занавес над тем, что представляло собой одно из блистательнейших действ в истории человечества, после этого и самого Эпикура, и его человеколюбивую мудрость надолго накрыли плотные тучи невежества, презрения, глубочайшего, воинствующего непонимания»78

Почти на два тысячелетия антиалкогольные идеи древности оказались забытыми. Один из самых блестящих пропагандистов эпикурейской философии французский просветитель XVIII века Ламетри писал: «Надо ли удивляться, что философы, стремясь к сохранению душевного здоровья, всегда принимали во внимание телесное здоровье, что Пифагор так старательно предписывал диету, а Платон запрещал употребление вина?!»79 Хотя запрет винопития было бы точнее отнести к Пифагору. Только как о признаке своей возможной дряхлости Ламетри писал: «Когда я буду не в состоянии больше раза в день общаться с Вакхом…»80 И писал он это в сочинении «Система Эпикура»!

Читатель, восстановление правды об истории антиалкогольной мысли - процесс длительный. Поведай своим ученикам правду о Пифагоре и Флавии Филострате, Эпикуре и Лукреции, Цицероне и Сенеке, это так нужно сейчас России!

Источники

1. Аммиан Марцеллин. Римская история. СПб: Алетейя, 2000. 576с.

2. Антология кинизма. Философия неприятия и протеста. М.: «Терра», 1996.

3. Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового Завета. Разные издания.

4. Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана. М.: Наука, 1992. 384с.

5. Геродиан. История императорской власти после Марка. М.: РОССПЭН, 1996. 270с.

6. Гете И.В. Из моей жизни. Поэзия и правда. Собрание сочинений в десяти томах. Т.3. М.: Художественная литература, 1976. С.5-660.

7. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Перевод М.Л.Гаспарова. М.: Мысль, 1979. 620с.

8. Лукреций. О природе вещей. М.: Художественная литература, 1984. 383с.

9. Марк Аврелий. Наедине с собой. В кн.: Сенека. Марк Аврелий. Наедине с собой. Симферополь: Реноме, 1998. С.253-380.

10. Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве. М.: Ладомир, 1994. 941с.

11. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М.: Наука, 1994.

12. Плутарх. Застольные беседы. Перевод Я.М.Боровского. В кн.: Застольные беседы. Л.: Наука, 1990. С.5-179.

13. Поэзия и проза Древнего Востока. М.: Художественная литература, 1973. 735с.

14. Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. М.: Мысль, 1976.

15. Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Трагедии. Перевод С.Ошерова. М.: Художественная литература, 1986. 543с.

16. Сенека. Трагедии. Перевод С.Ошерова. М.: Наука, 1983. 432с.

17. Сенека. Философские трактаты. Перевод Т.Ю.Бородай. СПб: «Алетейя», 2001. 397с.

18. Софокл. Трагедии. Перевод С.В.Шервинского. М.: Художественная литература, 1988. 495с.

19. Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. М.: Наука, 1985. 328с.

20. Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М.: Наука, 1974. 247с.

21. Цицерон. Речи. Ч. I-II. М.: Наука, 1993.

22. Цицерон. Философские трактаты. М.: Наука, 1985. 382с.

23. Эпиграммы греческой Антологии. Переводы под ред. М.Л.Гаспарова и Ю.Шульца. М.: ТЕРРА, 1999. 728с.

24. Эпиктет. Беседы. В кн.: Благоразумие мудрости. Симферополь: Реноме, 1998. С.91-364.

25. Ямвлих. Жизнь Пифагора. Перевод В.Б.Черниговского. М.: Алетейя, Новый Акрополь, 1998. 248с.

26. Athenee de Naucratus. Les Deipnosophistes. Livres I et II. Paris: Societe d'education. Les belles lettres. 1956. 206p.

27. Lucii Caecilii liber ad Donatum confessorem. De mortibus persecutorum. Лактанций. О смертях преследователей. СПб.: Алетейя, 1998. С.51-106.

28. Lucretius. De rerum natura. Stuttgart: Philipp Reclam jun, 1996.

29. Marcus Aurelius Antoninus. The communings with himsel. Cambridge (Massachusetts). London: Harvard university press, 1979. 416p.

30. P.Ovidius Naso. Ex iterata R. Merkelii recoquitione. Lipsiae. 1891-1911. Vol. I-III.

31. Philostratus F. The life of Apollonius of Tyana. I-II. Cambridge (Massachusetts). London: Harvard university press, 1969.

32. Pline l'ancien. Histoire naturelle. Livre XIV. Texte йtabli, traduit et commentй par J.Andrй. Paris: Les belles letres, 1958.

33. Seneca. Ad Lucilium epistulae morales. I - III. Seneca. Collected works in ten volumes. IV-VI Cambridge (Massachusetts). London: Harvard university press, 1970-1979.

34. Tertullianus. De pallio. В кн.: Тертуллиан. О плаще. СПб: Алетейя, 2000. С. 30-62.

35. Античная культура. Литература, театр, искусство, философия, наука: словарь-справочник. М.: Высшая школа, 1995. 383с.

36. Асмус В.Ф. Античная философия. М.: Высшая школа, 1976. 543с.

37. Ахиев С.Н. Политическая пропаганда времени второй гражданской войны в Риме (49-30гг. до н.э.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Саратов: Изд-во Саратовского гос. университета, 2001. 292с.

38. Бабичев Н.Т., Боровский Я.М. Словарь латинских крылатых слов. М.: Русский язык, 1982. 959с.

39. Бадак А.Н., Войнич И.Е., Волчек Н.М. История Древнего мира. Древний Рим. Минск: Харвест, 1998. 864с.

40. Батлук О.В. Философия образования Сенеки: кризис цице-роновского идеала // ВФ. 2001. № 1. С.143-160.

41. Василенко И.А. Диалог цивилизаций: социокультурные проблемы политического партнерства. М.: Эдиториал УРСС, 1999. 269с.

42. Виндельбанд. История древней философии. СПб.: Типография И.И.Скороходова. 1893. 380с.

43. Гляйхен-Русвурм А. Все добрые духи // В кн.: История вина в цивилизации и литературе. М.: Беловодье, 1999. С.14-329.

44. Гончарова Т. Эпикур. М.: Молодая гвардия, 1988. 304с.

45. Грималь П. Цицерон. М.: Молодая гвардия, 1991. 544с.

46. Зубец В.М. Два типа ценностных изменений // ФН. 2000. № 4. С.69-74.

47. Кнабе Г.С. Историческое пространство и историческое время в культуре Древнего Рима. В кн.: Культура Древнего Рима. Т. 2. М.: Наука, 1985. С.108-166.

48. Князькин В. Причуды гениев // Известия Татарстана. 1994. 24 апреля.

49. Кравчук А. Закат Птолемеев. М.: Наука, 1973. 216с.

50. Краснов П. Л.Анней Сенека. Его жизнь и философская деятельность. СПб: Типография Ю.Н.Эрлих, 1895. 77с.

51. Крист К. История времен римских императоров от Августа до Константина. Т. 1 - 2. Ростов на Дону: Феникс, 1997.

52. Ламетри Ж.О. Система Эпикура. В кн. Сочинения. М.: Мысль, 1983. С.356-382.

53. Ламетри Ж.О. Человек-машина. В кн. Сочинения. М.: Мысль, 1983. С.169-226.

54. Лосев А.Ф. Диоген Лаэрций - историк античной философии. - М., 1981.

55. Лосев А.Ф. История античной философии в конспективном изложении. М.: Мысль, 1989. 204с.

56. Маковельский А. Мораль Эпиктета. Казань, 1912.

57. Маяк И.Л. Женщина в раннем Риме (V - IV вв. до н.э.) // Женщина в античном мире. М.: Наука, 1995. С.75-103.

58. Модзалевский Л.Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен. Часть первая. СПб.: Алетейя, 2000. С.429.

59. Нахов И.М. Философия киников. М.: Наука, 1982. 223с.

60. Рассел Б. История западной философии. Ростов/Дон: Феникс, 1998. 992с.

61. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней.I. Античность. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1994. 336с.

62. Ренан Э. Марк Аврелий и конец античного мира. М.: «ТЕРРА» - «TERRA», 1991. 349с.

63. Рожанский И.Д. История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи. - М.: Наука, 1988. 488с.

64. Салахов Э.Х. Характер и судьба человека в философии Плутарха//ВФ. 2000. № 2. С.101-114.

65. Словарь античности. М.: Прогресс, 1993. 704с.

66. Спирт этиловый. Правила приемки и методы испытаний. ГОСТ 5964-82. М.: Государственный комитет по стандартам, 1984. 26с.

67. Террингтон В. Описание вин всех стран. История винопития. Бахус. СПб.: Фирма «Браск», 1994. С.255-368.

68. Трухина Н.Н. Политика и политики «золотого века» Римской республики (II в. до н.э.). М.: Изд-во МГУ, 1986.

69. Утченко С.Л. Цицерон и его время. М.: Мысль, 1972. 390с.

70. Федорова Е.В. Императорский Рим в лицах. Ростов-на-Дону, Смоленск: 1998. 349с.

71. Чанышев А.Н. Философия Древнего мира. М.: Высшая школа, 1999. 703с.

72. Чекалина А.А. Сенаторская знать ранней Византии (спецкурс). - М.: ИВИ РАН, 2000.

73. Шалимов О.А. Образ идеального правителя в Древнем Риме в середине I-го - начале II-го века н.э. - М.: ИВИ РАН, 2000. 185с.

74. Штаерман Е.М. Кризис античной культуры. М.: Наука, 1975. 183с.

75. Barth P. Die Stoa. Stuttgart: Fr.Promans Verlag, 1903. 191S.

76. Benn G. Das Genieprobleme. Berlin: Fischer-Verlag, 1931.

77. Bergman J. Geschichte der Nьchternheitsbestrebungen. Ein Ьberblick ьber die alkoholgegnerischen Bestrebungen aller Kulturlдnder seit den дltersten Tagen bis auf die Gegenwart. Bd. 1. Hamburg: Neuland-Verlag, 1923.

78. Birley A. The african emperor Septimus Severus. London: B.T.Batsford LTD, 1988. 291S.

79. Birley A. Marcus Aurelius. A biography. London: B.T.Batsford LTD, 1987. - 320S.

80. Christ K. Von Caesar zu Konstantin. Beitrдge zur Rцmischen Geschichte und ihrer Rezeption. Mьnchen: Beck, 1996. 349S.

81. Grimal P. Marc Aurиle. Paris: Fayard, 1991. 449p.

82. Kolb F. Diokletian und die Erste Tetrarchie. Improvisation oder Experiment in der Organisation monarchischer Herrschaft? Berlin, New York: Walter de Gruyter, 1987. 205S.

83. Preiser G. Wein in Urteil der Rцmer. In: Rausch und Realitдt. Drogen im Kulturvergleich. Hrsg. Von Gisela Volger und Karin von Welck. Reinbeck bei Hamburg: Rowohlt, 1981. Bd. 2. S.521-529.

84. Richter W. Lucius Annaeus Seneca. Das Problem der Bildung in seiner Philosophie. Lengerich, 1939. 132S.

85. Schall U. Marc Aurel. Der Philosoph auf dem Caesarenthron. Esslingen, Mьnchen: Bechtle-Verlag, 1991. 461S.

86. Weber K.-W. Die Weinkultur der Rцmer. Zurich: Artemis&Winkler Verlag, 1993. 189S.

87. Werner P. Leben und Liebe im alten Rom. Berlin-Darmstadt-Wien: Verlag C.A.Kochi's, 1997. 144S.

88. Zonin G. Wine and its development // Alcologia, 1994. № 1. Р.39-42.

Размещено на Allbest.ru