Человечество перед лицом глобальных проблем современности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Человечество перед лицом глобальных проблем современности

Весьма непосредственно и достоверно дано нам лишь наше собственное Я. Оно является той точкой, из которой наше сознание озаряет для нас весь остальной мир. Все остальное -- другой человек.

О6щество -- воспринимается как производное от моего Я, как нечто внешнее, чужое, как все, что не Я. Однако при этом остается непонятным человеческое общение. Как можно понять другого человека, отнестись к нему с доверием? Как можно «добраться» до другого человека, до другого сознания?

С точки зрения философии, «другое я»- это не просто объект, скажем, другое тело. другой организм, который можно воспринимать и познавать, но это в то же время другой человек, который меня воспринимает, на меня смотрит, меня слушает. «Ты» не стоит пассивно перед «я», покорно и безучастно предоставляя себя любопытствующему взору, здесь происходит активная встреча двух. Мое «я» открывается другому, становится для него «ты».

Не я открываю «ты», оно само открывается мне. Чужую душу нельзя ни видеть, ни осязать, нельзя вообще чувственно воспринять. Чужая душа -- это ведь не вещь, не предмет, на который я смотрю, -- она сама на меня смотрит. Как два зеркала, поставленные друг против друга, дают бесчисленный ряд отражений, так и познание некоего «ты» должно содержать в себе бесконечное число преломляющихся и отражающихся узнаваний и пониманий.

«Ты» - таким образом, даст нам знать о себе, затрагивая нас. проникая в нас, вступая с нами в общение. То. что называется «ты», есть непостижимая тайна живого человека, которая соприкасается с нами, вторгается в нас, переживается нами. Все это дано уже в любом чужом взоре, направленном на нас. Встреча двух пар глаз, скрещение взоров -- то. с чего начинается любовь, и дружба, и вражда, всякое общение -- есть, по словам С. Франка, наиболее конкретное обнаружение вечной тайны, образующей само существо человеческой жизни. Здесь происходит чудо выхождения человека за пределы самого себя, взаимного самораскрытия друг для друга двух людей, которые в иных отношениях замкнуты в себе.

В человеческой истории сознание «я», с одной стороны, возникает из реакции на «ты» как чуждую и угрожающую ему инстанцию «другого», на «я - подобное» существо вне самого человеческого «я». Но, с другой стороны, «я» как таковое впервые внутренне оформляется, начинает самого себя понимать и оценивать, лишь когда видит себя чужими глазами. Человек, писал К.Маркс, родится без зеркала в руках, и сначала, как в зеркало, смотрится в другого человека. Только увидев в другом, похожем на него, человека, он и к самому себе начинает относиться, как к человеку,

Известна концепция «зеркального Я» американского психолога Ч. Кули. С его точки зрения, личность -- это сумма реакций человека на мнения о нем окружающих. То есть человек смотрит на то, как к нему относятся, и старается соответствовать ожиданиям. Если ему с детства твердить, что он глупый, он и вырастет глупым. Если же все уверяют его, что он способный и талантливый -- он также постарается соответствовать ожиданиям других.

Раньше в младших классах проводили опросы: каждый писал записку учителю, с кем он хочет сидеть за одной партой в следующем году. Выявляли тех, с кем никто в классе сидеть не хочет, то есть отвергаемых всеми, нелюбимых одноклассников. В таком возрасте дети остро чувствуют, что их не любят, и вырастают несчастными, покинутыми, с острым чувством собственной неполноценности. И учителю нужно было переломить такое отношение класса к ребенку.

Первичное единство «я» и «ты» грамматически выражается в «мы». «Мы» -- это не просто совокупность многих «я», это преодоление вечной противопоставленности меня и другого. «Мы» -- первичная категория личной человеческой (а потому и общественной) жизни. Это единство, противостоящее множеству и разделению. Человек как «я» развивается в лоне «мы» всю свою бессознательную и сознательную жизнь.

Язык, культура, нравственность, весь духовный капитал, которым мы живем и который составляет наше существо, берется из сложившихся жизненных отношений между людьми. Социальная, общественная жизнь не есть, следовательно, какая-то чисто внешняя форма человеческой жизни. Она есть необходимое выражение единства всех людей, составляющая основу человеческой жизни во всех ее областях. Человек живет в обществе не потому, что так жить удобнее, а потому, что лишь в качестве члена общества может состояться как человек, подобно тому, как лист может быть только листом целого дерева.

С начала XX века в философии различают «общество» и «общность». Общество (в отличие от общности) -- это внешняя связь между людьми, внешнее подчинение людей общей направляющей воле, власти или плану. Но внешнюю организацию общественной жизни, внешнюю механичность нужно отличать от внутренней органичности. Все органическое, живое, живущее внутренним единством, не может быть организовано извне. Единство и оформленность действуют в них самих, изнутри пронизывая их и внутреннее присутствуя в их внутренней жизни.

Это внутреннее органическое единство может выступать в форме, семьи, в форме религиозной жизни, наконец, в форме общности судьбы и жизни всякого множества людей. Эта общность образует жизненное содержание самой личности. Общность -- это духовное питание, которым внутренне живет личность, ее богатство, ее личное достояние.

На первый взгляд, общество состоит из живых людей, населяющих землю в настоящее время. Но за наружным, временным аспектом настоящего в общественной жизни таится ее вечный фундамент и источник сил -- первичное сверх временное единство настоящего с прошлым и будущим. В каждое мгновение наша жизнь определена силами и средствами, накопленными в прошлом, и вместе с тем устремлена в будущее, выступает как творчество того, чего еще нет.

Этносы и суперэтносы как формы существования человека.

Этнос -- это объединение людей, лежащее на границе природы и общества, это жизнь людей в конкретных природных условиях, которые определяют физиономию этноса, и в то же время определяемая социальными, культурными законами. В учение об этносах большой вклад внес Л.Н. Гумилев, в частности своей книгой «Этногенез и биосфера земли».

Греческое слово «относ» означает вид, порода. Этнос -- это свойство человеческого вида группироваться так, чтобы можно было противопоставить себя и «своих» всему остальному миру. Эллины и варвары, иудеи и все остальные, европейцы-католики в Средние века и все остальные. Объединиться в этнос нельзя, он возникает как природное явление, и каждый человек с младенчества принадлежит тому или иному этносу.

Есть и социальные объединения -- классы, государства; есть природные объединения -- семья, род, племя, народность, раса, и даже отчасти нация. Этнос как бы перекрывает и тот и другой типы объединения, являясь, с одной стороны, основой и природных, и социальных делений человека, с другой -- самостоятельной единицей.

Этнос связан не только с природой, он имеет отношение к сознанию, к психологии человека. Гумилев приводил такой пример: во Франции живут кельты-бретонцы и иберы-гасконцы (строго говоря, не французы: первые - выходцы из Англии, вторые -- из Испании). В лесах Вандеи и на склонах Пиренеев они одеваются в свои костюмы, говорят на своем языке и на своей родине четко отличают себя от французов. Но можно ли сказать про маршала Мюрата или про мушкетера д'Артаньяна, что они -- не французы? Они считали себя принадлежащими к французскому этносу.

Русский этнос в 1869 году -- это поморы, питерские рабочие, староверы в Заволжье, сибирские золотоискатели, крестьяне лесных и степных губерний, казаки донские и казаки уральские -- все они очень были непохожи друга на друга, говорили на разных диалектах, вели совершенно разный образ жизни, но народного единства это не разрушало. А вот терские казаки по быту очень близки чеченцам, но эта близость их друг с другом никогда не объединяла.

Цыгане вот уже тысячу лет как оторвались от своего общества и от Индии, откуда они пришли, потеряли связь с родной землей и, тем не менее, не слились ни с испанцами, ни с французами, ни с румынами. Цыгане везде, куда бы ни попадали, оставались иноплеменной группой.

Лев Николаевич Гумилев (1912- 1992 гг.) -- сын двух великих русских поэтов -- Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Участник многих этнографических и археологических экспедиций в Азию в 1930-х годах. Доктор исторических и географических наук. Результатом его исследований стали замечательные, хотя во многом спорные, книги -- «Древняя Русь и Великая Степь», «В поисках вымышленного царства», «От Руси к России».

Этносы часто складываются в систему этносов. Например, «китайцы» или «индусы» эквивалентны не «французам» или «немцам», а западноевропейцам в целом, ибо являются системами этносов, объединенных на других принципах культуры. Индусов связывает система каст, а китайцев -- иероглифическая письменность. Как только уроженец Индостана переходил в мусульманство, он переставал быть индусом. Китаец, живущий среди варваров, в древние времена рассматривался как варвар, а иноземец, знавший китайский этикет -- как китаец.

В Иране, наоборот, персом нужно было родиться. В США, чтобы стать полноценным американцем, нужно там родиться, а кто ты по национальности -- еврей, русский или немец -- не важно.

Этнос -- это, согласно Гумилеву, еще и поведение людей, его составляющих. Каждый человек должен вести себя особым образом, и характер этого поведения определяет его этническую принадлежность. Возникновение нового этноса -- это также создание нового стереотипа поведения. Особенно это относится к суперэтносам, которые, складываясь на основе старых этносов, создавали новый специфический тип поведения-

Современные испанцы, считал Гумилев, сложились в этнос, носящий это название, относительно поздно, в Средние века -- из смешения древних иберов, кельтов, римских колонистов, германских племен (вестготов), к которым примешались баски -- прямые потомки иберов, аланов - потомков сарматов и ближайших родственников осетин, арабов-семитов, мавров и туарегов-хамитов, норманнов и каталонцев (частично сохранивших свое этническое своеобразие).

Англичане -- это сложный суперэтнос из англов, саксов, датчан, норвежцев и западных французов из Анжу и Пуату. Русский суперэтнос образовался из смешения восточных славян из (Киевской Руси, западных славян (вятичей), финнов (меря); муромы, веси, чуди заволоцкой; угров, смешавшихся сперва с перечисленными финскими племенами; балтов (голядь); тюрок (крещенных половцев и татар) и в небольшом числе монголов.

Только через принадлежность к этносу любой человек осознает свою связь с человеческим обществом, с государством, с историей.

Семья

Семья -- клеточка, как бы мини-модель общества. Без семьи и семейного воспитания, семейной заботы о ребенке не было бы ни общества, ни государства, ни этноса. Как бы ни менялись общественные устройства, какие бы бури ни проносились над людьми -- семья всегда оставалась.

Утописты-революционеры всех времен почему-то мечтали уничтожить семью, брачные отношения, выступали за свободную любовь, за то, чтобы функции семьи передать государству. В.И. Ленин ратовал за то, чтобы построить огромные фабрики-кухни, фабрики-прачечные и освободить женщину от домашнего труда.

Однако давно замечено, что дети, получившие домашнее, а не казенное воспитание, лучше учатся, более способны. Никакие детские сады и школы не заменят материнской любви. Л. Толстой писал в «Войне и мире», что Наташа страстно любила своего будущего ребенка. Вот когда нас так любят, так страстно желают еще до нашего рождения, -- то в этом заложены все наши таланты, все наши способности.

Семья исторически изменялась. В эпоху матриархата, когда власть принадлежала женщинам, каждый знал свою мать, но никто не знал своего отца, вместо семьи были так называемые беспорядочные половые отношения. Затем власть перешла к мужчине, и отец стал заинтересован в том, чтобы точно знать, кто его дети, кому передать свое хозяйство, свой дом. Возникла парная семья. Она еще не была скреплена законами и легко распадалась и вновь образовывалась.

С появлением государства и права появились законы и о браке, и постепенно в Европе начала складываться моногамная семья -- один мужчина и одна женщина. Однако в некоторых мусульманских странах до сих пор, особенно в деревнях, существуют полигамные браки. По мусульманским законам мужчине разрешается иметь до четырех жен, в некоторых странах еще больше. В Непале в первой половине XX века семья строилась по противоположному принципу: одна жена могла иметь до пяти мужей. Но в большинстве стран укрепилась и сохраняется моногамная семья- Семья воспитывает и развивает чувство взаимной связанности людей, их умение служить друг другу. Семья, живущая в одном доме -- это, согласно Л. Гумилеву, пример социальной системы. «Элементы системы: члены семьи и предметы их обихода, в том числе муж, жена, теща, сын, дочь, дом, колодец, кошка. Они составляют семью до тех пор, пока супруги не разведутся, дети не отколются, начав зарабатывать сами, теща не разругается с зятем, колодец не зацветет и кошка не заведет котят на чердаке. Если после этого они останутся в ломе, хотя бы туда провели водопровод, это будет не семья, а заселенный участок, то есть все элементы живой и косной природы останутся на месте, но система семьи исчезнет. И, наоборот, если умрет теща, будет перестроен дом, сбежит кошка, уедет учиться любящий сын, семья сохранится, несмотря на перемены в числе элементов. Это значит, что реально существующим фактором системы являются не предметы, а связи, хотя они и не имеют ни массы, ни заряда, ни температуры».

Надо отметить, что семья и сейчас эволюционирует, причем, кажется, в худшую сторону. Еще в начале XX века типичной для Европы была большая семья, все жили вместе: родители, родители родителей, дяди, тети, кузены, кузины и т.д. В настоящее время типичная семья -- это родители (отец и мать) и один -- два, максимум три ребенка. Дети, едва став взрослыми, стараются как можно раньше уйти из семьи и завести свой дом, жить самостоятельно. В странах Запада это вообще стало правилом: сын или дочь, достигнув совершеннолетия, отделяются и живут, стараясь экономически не зависеть от родителей, и родители не рвутся им помогать, считая, что они должны сами пробить себе дорогу в жизни.

Постепенно исчезает тот аромат большой семьи, в котором и должны расти дети.

Государство

Согласно английскому философу XVI века Томасу Гоббсу, государство существовало не всегда. Сначала была «война всех против всех», человек сам должен был себя защищать. Постепенно люди пришли к идее «общественного договора»: они как бы заключили договор, что часть своей свободы они отдают государству, то есть обязуются ему повиноваться, а оно обязуется их охранять от разбойников и внешних врагов. Таким образом, главная цель государства

-- охрана своих подданных, забота о них.

Первое государство возникло в древнем Египте много тысяч лет назад, а сейчас нет ни одного народа, кроме первобытных племен где-нибудь в джунглях Амазонки, которые не имели бы государственного устройства. Древние греки перепробовали все виды и формы этакого устройства: монархию (власть одного, покоящуюся на законе), тиранию (беззаконную власть одного человека), олигархию (незаконную власть группы людей), демократию (власть народа) и охлократию (власть толпы).

Демократия, наверное, лучшая форма государства: всеобщее избирательное право (когда каждый может выбирать и быть избранным в органы власти), соблюдение прав и свобод каждого человека. Правда, в древнегреческой демократии рабы людьми не считались и прав не имели. Однако в мировой истории и демократии, и монархии тяготели к установлению тирании или олигархии, к узурпации власти, к подавлению прав и свобод личности.

Чтобы избежать такой тенденции, английский философ Дж. Локк предложил принцип разделения властей. В соответствии с этим принципом современное демократическое общество имеет четыре ветви власти:

законодательная власть (парламент, дума и т.п.);

исполнительная власть (президент, правительство);

судебная власть;

свободная пресса, которую сейчас называют четвертой властью.

Все эти ветви власти друг от друга не зависят, все друг друга контролируют и делают невозможной узурпацию, захват власти каким-нибудь одним лицом или одной ветвью власти.

В настоящее время подавляющее большинство стран мира -- это демократические парламентские республики. Даже те страны, где у власти находится монарх (например, Великобритания, Швеция), по существу, функционируют в режиме республики.

Власть во все времена считалась у людей наивысшей ценностью. Люди всегда стремились властвовать над другими людьми -- войны, преступления и злодеяния почти всегда связаны с жаждой власти.

Немецкий социолог XX века Макс Вебер выделил три типа власти:

Традиционная власть, харизматическая власть, бюрократическая власть.

Традиционная -- это власть, передаваемая по наследству, по традиции. Король правит не потому, что он умный или талантливый, а потому, что родился в семье короля.

Харизматическая власть покоится на личном обаянии человека -- харизме. Харизматический лидер -- это человек, прорвавшийся к власти за счет своей мощной воли, ума, энергии. Типичным харизматическими лидерами были Наполеон, Ленин, Муссолини, Ф. Кастро, Ельцин в начале своей деятельности и др.

Самой «совершенной» в смысле неуязвимости, самой распространенной и могущественной является ныне бюрократическая власть -- власти аппарата. Это анонимная власть -- почти никто не знает людей, которые готовят самые важные решения. Те, кто их подписывает, -- на самом дел? «свадебные генералы». Аппарат могущественнее их и может их убрать, если они мешают. Типичный пример -- августовский путч 1991 г., когда партийно-государственный аппарат лишил власти М. Горбачева.

Бюрократический аппарат -- это совокупность людей, работающих. как машина, без страха и упрека, без эмоций, без инициатив. Современный чиновник тем успешней работает винтиком этого аппарата, чем сильнее подавил в себе все человеческие качества. Аппарат может работать на кого угодно, кто бы ни стал у руля власти, хотя на самом деле аппарат служит прежде всего самому себе.

Государство, корпорация, университет, армия, даже церковь -- все управляется ныне бюрократическим аппаратом. Он постоянно разбухает, втягивая в себя все новых людей. Он, как гидра: если у него отрубить одну голову, то вскоре вырастают сразу три.

Аппарат -- и благо и зло одновременно: ничего более эффективного в деле управления человечество не создало, и в то же время аппарат, если его вес время жестко не контролировать (а он никаких контролеров не терпит и неизменно пытается от них избавляться), начинает работать на себя.

В некоторых странах роль государства в жизни общества минимальна, и достижение такого ограничения считается важнейшим завоеванием демократин- Государство охраняет границы, защищает людей от преступности, собирает налоги и заботится о пенсионерах и безработных. В США, например, в государственном секторе только 5% экономики, все остальное -- в частных руках.

У нас государство традиционно очень сильно и вмешивается во все дела и обязанности граждан. Оно по-прежнему определяет основные направления экономического развития, по-прежнему у нас нет сильного класса собственников, которые не зависели бы от государства. По-прежнему большая часть населения живет в совершенном неведении по поводу своих юридических прав и обязанностей.

Возможно, что сейчас это исторически оправдано: нужна сильная государственная власть, чтобы справиться с разгулом преступности, остановить падение производства и т.д. Но рано или поздно государство должно будет умерить свои аппетиты, и очень значительно.

Социальная структура

Во все века, начиная с возникновения государства, общество было разбито на разные классы, сословия, касты и т.д. В России XIX века были помещики, крестьяне, буржуа, рабочие, ремесленники, сословия дворян, священников, купцов, мещан, казаков. Крестьяне, например, были государственные, помещичьи, монастырские, вольные.

Общество было довольно сложным и дифференцированным. После октябрьской революции 1917 года все значительно упростилось: сословия были уничтожены, остались рабочий класс, крестьянство и интеллигенция, которую называли «прослойкой».

По мнению социологов, сейчас в России, помимо правящей элиты, можно выделить три класса: средний, базовый и низший, а в рамках каждого -- по два самостоятельных страта (слоя): средний класс распадается на «состоятельных» и «обеспеченных»; базовый -- на «среднеобеспеченных») и «малообеспеченных», низший -- на «бедных» и «нищих». Средний класс в России теперь составляет не более 20 процентов населения страны.

Что касается социальной структуры развитых капиталистических стран, то там «средний класс» составляет 60 процентов населения и состоит, как правило, из следующих страт: «средние-богатые», «средние-средние» и «средние-бедные». Единственным критерием различения является размер доходов. «Средне-богатым» может быть и управляющий государственным предприятием, и владелец крупного магазина. Но даже «средние-бедные» -- это люди, живущие в соответствии с очень высокими стандартами жизни. Помимо среднего класса есть класс богатых -- это крупные собственники и высокопоставленные управляющие корпораций, банков и т.д., и класс бедных -- людей, получающих доход ниже необходимого прожиточного уровня.

В каждом обществе есть и еще одна часть населения, в некоторых довольно внушительная -- маргиналы (раньше их называли деклассированными элементами): воры, бандиты, проститутки, бродяги, нищие.

В СССР в 1930-е годы во время коллективизации огромная масса крестьян хлынула в города, спасаясь от голода и репрессий. Многие из них, оторвавшись от крестьянской среды и культуры, так и не приросли к городу. Без корней, без роду и племени, без религии, без культуры, они как бы повисли в воздухе. Эти люди, как правило, выполняли самую простую, неквалифицированную работу, селились по окраинам городов, в бараках -- тогда деревянных, сейчас многоэтажных панельных.

Маргиналы всегда первыми пополняли ряды безработных, всегда были питательной средой для преступности. Они в силу своего низкого культурного развития всегда поддерживали реакционные режимы -- фашистский режим, коммунистический. Беда этих людей в том, что они никому не нужны, в обществе все меньше потребности в неквалифицированном труде, все меньше рабочих мест, везде требуется хорошее образование и достаточно высокая общая культура.

Гражданское общество

Вечным анекдотом при советской власти был следующий: «чего только у советской власти нет -- масла нет, мяса нет!» Но еще при советской власти никогда не было гражданского общества. В то время господство государства было тотальным, потому и государство являлось тоталитарным. Государство определяло, что людям слушать -- почти все западные радиостанции, вещающие на русском языке, глушились; определяло, что смотреть и читать -- вес издательства и типографии были государственными, свирепствовала цензура, и страшным преступлением было иметь свой печатный станок; определяло, что думать -- с детского возраста людям пытались так промыть мозги, чтобы они или думали в соответствии с решениями партии, или вообще не думали.

Все права личности, записанные в Конституции, существовали только на бумаге: свобода совести, свобода слова, свобода собраний, свобода печати. Не было презумпции невиновности (человек не обязан доказывать, что он невиновен; он не может считаться преступником, пока его вина не доказана судом) и т.д. Человек был не гражданином, а винтиком огромной государственной машины.

Человек всегда существовал один на один с государством. Гражданское общество -- это общество структурированное. Оно содержит внутри себя массу негосударственных объединений, не зависящих от государства, и человек, являясь членом одного или нескольких союзов или объединений, уже не стоит один на один перед лицом государственной машины. Она уже не может спокойно проехать по человеку, даже не заметив его.

Если общество однородно и монолитно, как при тоталитаризме, то оно подобно студню -- толкнешь его с одного бока, и толчок, не встречая никакого сопротивления, свободно проходит через всю массу до другого края. Отсюда и всенародное одобрение решений партии, и всенародное осуждение проклятых империалистов или их пособников -- инакомыслящих. Отсюда страх, царивший в обществе: человеку некуда было укрыться от вездесущего государева ока. Все мы были погружены в этот студень и дружно колебались в такт его колебаниям.

Иное дело -- гражданское общество. Я здесь не только гражданин государства, но и член союза потребителей, член клуба содействия пожарным, член секты «Свидетели Иеговы», член общества трансцендентальной медитации. Я -- член коллектива, с которым у меня общие интересы, мы защищаем, друг друга, мы помогаем друг другу. Тот же «Союз потребителей» -- серьезная общественная организация, которая, но вашей просьбе может подать в суд на государственное предприятие, выпускающее некачественные продукты. Она имеет свой журнал, своих адвокатов и может, в принципе, разорить любое государственное или частное предприятие, если уличит его в неуважении к правам потребителей.

В России еще только появляются ростки гражданского общества. А вот, к примеру, в современной Германии оно сильно развито. Там существует широкое «альтернативное движение». Одна из основных программ этого движения -- ограничить зависимость людей от государства и могущественных концернов. Создать такие условия, чтобы люди сами обеспечивали себя собственным трудом, не работая на государство и крупных собственников. Можно жить лучше, даже если имеешь меньше. Меньше денег, меньше потребления, но больше возможностей для личной самореализации. Нужен переход от «экономики услуг» к «экономике самообслуживания».

Нужно, считают идеологи альтернативных движений, работать, чтобы жить, а не жить, чтобы работать. Создаются мелкие предприятия, которые называют себя «коллективами», «социальными проектами». Это центры дошкольного воспитания, продовольственные кооперативы, коллективные мастерские, общественные библиотеки, терапевтические группы взаимопомощи (например, группа помощи женщинам, подвергающимся плохому обращению в семье), группы социо- и психотерапии, товарищества по закупкам. Основная идея «альтернативщиков» -- переход от централизованного государства к «федерации коммун», кооперативов, мелких аграрных и ремесленных производств. В Германии сотни сельскохозяйственных коммун, много самоуправляемых молодежных коммун. Существует широкое движение за гражданские права, оно выступает против запретов на профессии, поддерживает «Международную амнистию». Наконец, много религиозных нетрадиционных обществ и сект.

Все это вместе создает богатое гражданское общество, в котором человек всегда может найти себе группу единомышленников, защиту от несправедливостей государства и от собственного одиночества. Человек чувствует себя комфортно только в своей маленькой группе, где все друг друга знают, любят и помогают друг другу .

В этом плане в России человек в массе своей чудовищно одинок и часто пользуется суррогатами общения: возле пивного ларька, где все действительно друг друга «уважают», или, вливаясь в орущую массу болельщиков на стадионе.

Утопия и алхимия

Платон, написав свою книгу «Государство», стал первым социальным утопистом. С его точки зрения, люди будут счастливы только при справедливом государственном строе, где каждый живет в соответствии со своими способностями, знает свое место, и где никто никому не завидует. В платоновском государстве существует три класса: философы управляют, стражники охраняют, а ремесленники работают. Каждого ребенка, достигшего пяти лет, Платон предлагал приводить к философам, чтобы те решали, в какой класс его отдать. Если умный -- то ребенок становится философом, если глупый и сильный -- стражником, если не то и не другое -- тогда ремесленником. Все в этом государстве расписано и регламентировано: когда вставать, когда петь гимны, когда жениться и т.д.

Но, как мы видели, попытка Платона претворить этот проект в жизнь не удалась. Впоследствии все подобные проекты идеальных государств, которых на самом деле нельзя построить, получили названия «утопий» («у» -- нет, «топос» -- место, «утопия» -- то, что не имеет места).

Там, где мы пытаемся внедрить утопию непосредственно в жизнь, возникает социальная алхимия. Алхимия -- это средневековая наука, занимавшаяся поисками «философского камня», способного превращать все металлы в золото. Главным в алхимии было не само золото, а внутренняя духовная трансформация человека, философский камень -- это сам алхимик, который в результате многолетних опытов по изучению природы и самого себя в ней становился мудрым. Когда же действительно ищут философский камень вовне человека -- например, ищут золото, или рецепты идеального общественного устройства, или рецепты воспитания нового человека -- тогда и начинается социальная алхимия, вера в то, чего пет и принципиально не бывает.

Подобные «алхимические» попытки никогда не прекращались в истории человеческой мысли Иеремия Вентам -- английский философ, занимавшийся проблемами морали, написал «Паноптикум, или руководство народом в целях его блага». Паноптикум -- это не только музей, это еще и башня, с которой все видно очень далеко. В «Паноптикуме» Бентам давал рецепты жизненного обустройства людей ничуть не менее утопические, чем платоновские. Бентам считал, что можно представить себе тюрьму, детский дом, любой социальный институт и даже общество в целом как нечто такое, что может быть охвачено взглядом, видящим все насквозь. Иначе говоря, можно, наивно полагал Бентам, познать социальную среду и то, как она воздействует на человека, а следовательно, можно с помощью определенных манипуляций с этой средой получать заранее вычисляемые и предсказуемые результаты. Организуя систему обстоятельств, можно совершенно управлять человеком -- разумеется, для человеческого же блага. Подобную же машину для оболванивания попытались создать позднее в России и Германии, отыскивая такие формы воздействия на людей, которые превращали бы их в послушных баранов.

Английский писатель Джордж Оруэлл, в своем знаменитом романе «1984» описал идеальное тоталитарное общество, весьма напоминавшее жизнь в СССР. Министерство госбезопасности называлось там министерством любви, министерство пропаганды, которое врало каждый день и постоянно изощрялось, как бы еще ловчее соврать, -- министерством правды и т.д. Семьи не было, каждый жил в маленькой комнатушке, где одну стену заменял телевизор, работавший круглые сутки. Не только человек на него смотрел, но и через него «министерство любви» постоянно смотрело на человека. Каждый раз в месяц получал талончики разного цвета -- на табак, на еду, на женщину или мужчину. Все были довольны и счастливы, а кто случайно оказывался чем-то недоволен, тот исчезал. Роман Оруэлла -- антиутопия, в которой он, однако, опирался на реальные факты управления людьми в тоталитарных государствах.

Наше государство, конечно, не достигло вершин такого господства над личностью, но приближалось к нему. Поскольку никакие утопии не свершились -- коммунизм не удавался, новый человек, с пламенным взором в будущее и с горячей любовью к партии, никак не хотел появляться, -- то место утопии почти полностью заняла алхимия. Людей заставляли верить в то, чего на самом деле не было. Но заставляли так искусно и методично, что многие верили. Верили, например, в то, что у нас -- государство рабочих и крестьян, хотя ни рабочие, ни крестьяне никакой реальной власти не имели, вся власть была в руках мощной бюрократической машины. Партийная бюрократия держала в своих руках все инструменты воздействия на народ -- власть, печать, радио, телевидение -- и с детства внушала каждому человеку утопические иллюзии.

Верили в то, что живут при социализме, хотя ни материальных, ни политических условий для социализма в стране не было. Верили в то, что живут хорошо и все имеют, хотя страна по уровню жизни занимала одно из последних мест в мире. М. Мамардащвили в своих лекциях описывал такой случай: как-то вскоре после войны они с другом, секретарем комсомольской организации факультета, стояли на улице Горького и разговаривали. И тут к ним подошел нищий мальчик и стал просить милостыню. А друг продолжал так же увлеченно разговаривать, не замечая мальчика. И тут, вспоминал Мамардашвили, я понял, что он просто не видит мальчика, не может увидеть, поскольку, будучи человеком партийным, твердо верит, что при социализме нищих не бывает.

Никаких рецептов счастливого переустройства общества никогда не было и не будет -- это вообще не по силам человеку. А все сознательные усилия государства, направленные на это, всегда порождали нелепые социально-алхимические эксперименты, за которые расплачивался народ. Как говорил древний китайский мыслитель Лао-Цзы: высшая форма поведения в государстве -- бездеятельность. Общество нельзя привести в порядок никакими внешними усилиями, нужно только дать людям свободу, не навязывая им никаких рецептов, и они сами найдут правильный путь. Мудрый правитель следует дао, не делает ничего, чтобы управлять страной, и тогда она процветает.

Глобальные проблемы современности

XX век стал веком глобальных проблем. Глобальные проблемы -- это совокупность острейших жизненных вопросов, от которых зависит прогресс и само выживание человечества: экологический кризис, порождаемый катастрофическим по своим последствиям вторжением человека в биосферу; нарастающее исчерпание невозобновимых природных ресурсов, стремительный рост численности населения («демографический взрыв») в бедных странах и резкое падение рождаемости в странах развитых.

В настоящее время ко всем этим бедам добавилась еще антропологическая катастрофа: повреждение генофонда и как следствие этого -- появление все большего числа умственно отсталых и физически неполноценных детей. Это вызвано и загрязнением окружающей среды, в том числе радиоактивным, и ростом потребления алкоголя, и уничтожением лучших людей общества. В России был истреблен цвет нации: сначала дворянство и купечество, затем наиболее инициативная и энергичная часть крестьянства, творческая интеллигенция. Огромный ущерб генофонду был нанесен войной, голодом и репрессиями: первыми погибали всегда самые лучшие, самые инициативные, самые талантливые,

Глобальные проблемы называются так потому, что нет ни одной страны в мире, которых они так или иначе не касались бы -- и еще потому, что решить их можно только общими усилиями всех стран вместе.

Еще одной глобальной проблемой стал уже в XXI веке международный терроризм, который угрожает всему цивилизованному человечеству. За вспышками насилия, убийствами заложников, взрывами домов с людьми в разных странах стоит, возможно, целая разветвленная организация, финансируемая крупными промышленными группами или даже целыми государствами. Борьба с международным терроризмом стала самой важной глобальной проблемой современности, для се решения объединяются сейчас все демократические государства мира.

Глобальной проблемой стали современные средства массовой коммуникации. Телевидение и радио не только распространяли информацию, но были и мощным орудием культурного образования народа. Но за последние 20 лет во всех развитых странах сформировалась такая система массовой коммуникации, в которой все централизовано и монополизировано.

Раньше разные группы людей в разных странах могли интерпретировать происходящее по-своему. Теперь все информационные потоки распространяются по всему миру по существу из одного центра и чаще всего дают искаженные интерпретации происходящего. Подавляющее большинство коммуникационных потоков производится или контролируется узкой группой медийных олигархов. Глобальное общество в действительности перешло в руки владельцев гигантской «фабрики грез». Например, американский образ жизни становится доминирующим для всего мира. Американское кино, которое транслируется всеми телекомпаниями мира, в том числе и российскими, стоит недорого (почему и покупается всеми), а содержание этого «культурного ширпотреба», -- почти сплошь кровь, насилие, непрерывные убийства и т.д. Сравнение нашей Останкинской телебашни со шприцем с наркотиками, воткнутым в тело России, довольно адекватно отражает существующую ситуацию.

Для огромных масс людей весь мир сконцентрирован на экране телевизора. Без телевидения никакие идеи не существуют, никакие политики не функционируют, никакие социальные движение неизвестны, если не показаны на экране. Сейчас политика -- это то, что прошло через экран телевизора. Наша озабоченность уровнем преступности или экологией прямо связаны с тем, в каком объеме эти темы затрагиваются СМИ, прежде всего телевидением. Наша представление о значимости некоторого события, то есть о его «событийности», опять-таки возникает благодаря его демонстрации телеканалами. В этом смысле не только отдельные политики «делаются» телевидением; телевидением делается сама политика. Все это очень тревожные симптомы современного процесса глобализации.

Мы живем в эпоху массового функционирования развернутой системы «симуляров». Симуляры -- это такие копии, или подобия, которые вытесняют собой оригинал, становятся важнее оригинала. Объект рекламы, например, имеет весьма отдаленное отношение к «реальному» предмету, продать который пытается коммерсант. Покупая его, мы покупаем не столько сам предмет, сколько его образ. Объекты наших стремлений (и, соответственно, покупок) имеют весьма отдаленное отношение к нашим реальным потребностям.

Симулярами может быть все: любовь, секс, смерть, политика, война. Самодостаточные знаки -- симуляры -- поглотили собой предметы, то есть «реальность» в привычном смысле слова.

Общество как бы перестает существовать всерьез, симуляры, игра, фантомы поглотают вес. Возможно, это свидетельствует о конце человеческой истории, -- если люди не найдут в себе силы обрести или открыть новые глобальные смыслы своего существования и предназначения.

Избранные тексты

Семья

«Мы не имеем активной семьи -- вот где узел всего; мы не имеем и никогда не было у нас религиозно-активного ощущения самого ритма семьи -- таинственных, совершающихся в ней счленений в «мужа» и «жену», расчленений в «отца» и «ребенка», в «дитя» и «мать».

Счастливых семей, то есть верных подлинно, в сердце, -- еще гораздо менее, чем думают. Буквально это есть редчайшие исключения; но они есть, и, присматриваясь там и здесь, сейчас можно узнать такую семью. Это -- оазис, заброшенное живое зерно среди мертвой (в сущности) ткани брака; она никуда не спешит, ни к кому не «не собирается» и к себе никого не «ждет». В ней есть какой-то свой собственный свет, тепло, поэзия. Часто это бывают молчаливые семьи, то есть все шумливое или, по крайней мере, все суетливое исключено из них, их члены «копаются» друг около друга, то есть заняты каждый своим делом, но «около» друг друга, непременно в физическом почти касании.

Сбиты в «кучку»; и свет, и теплота здесь, бесспорно, «животного», то есть «живого», характера: это даже заметно по несобранности, всегдашнему отсутствию «парадности» в таких «животно-теплых» семьях. Долго и внимательно изучая их психический склад, всегда можно заметить, что -- опять в инстинктах ли, в догадках или в какой-то теплой атмосфере дыхания, -- но у них «религиозность» и «святость» брака продвинута несколько дальше, чем обыкновенно, и несколько вглубь... Например, у них заметно религиозное чувство детей -- религиозное чувство самого рождения. Это сказывается в записочке, извещающей о «прибавлении семейства», в способе приглашения на «крестины», неуловимо -- но скажется какой-то торжественностью во всем этом, вовсе отсутствующей в пассивных семьях, где рождение почти также скрывается, оно составляет такую же «неловкость», как и венчание.

Без света религии в таинственных «завязях» бытия своего человек неудержимо стал загнивать в них, и «европейская» цивилизация, именно и только «европейская», неудержимо расплывается из «пассивного» брака просто в проституцию. Нет огня, нет таинственного и жгучего огня, стягивающего человека в «брак», -- это так очевидно и это очевидно только в Европе, с ее начинающимся «вырождением»! Мы изнутри похолодели, залив внутри себя святой очаг Весты и на месте священных ему жертвоприношений устроив своз нечистот. Вот узел европейской цивилизации, наших философских дефектов, и скорбей нашего дня...»

Власть

«Почти всем нам приходится, по крайней мере на каком-то этапе жизни, употреблять власть. Воспитывая детей, люди -- хотят того или не хотят -- осуществляют власть, чтобы защитить своих детей от грозящих им опасностей и дать им какие-то советы по поводу того, как следует вести себя в различных ситуациях. В патриархальном обществе женщина также является для большинства мужчин объектом власти. Большинство членов бюрократического, иерархически организованного общества, наподобие нашего, осуществляют власть, исключение составляют только люди самого низкого социального уровня, которые служат лишь объектами власти.

Наше понимание власти в соответствии с тем или иным способом существования зависит от осознания нами того, что слово «власть» -- достаточно широкий термин и имеет два совершенно различных значения: власть может быть либо «рациональной», либо «иррациональной». Рациональная власть основана на компетентности; такая власть способствует росту человека, который на нее опирается. Иррациональная (то есть анти- или противоразумная ) власть зиждется на силе и служит для эксплуатации того, кто ей подчиняется.

В самых примитивных обществах, где основным источником существования является охота или собирательство, власть осуществляет лицо, которое по всеобщему признанию является компетентным для выполнения этой задачи. То, какими качествами должен обладать этот человек, в большой степени зависит от конкретных обстоятельств; как правило, эти качества включают жизненный опыт, мудрость, великодушие, мастерство, «внешность», храбрость.

Власть по принципу бытия основывается не только на том, что какой-то индивид компетентен выполнять определенные социальные функции, но в равной мере и на самой сущности личности, достигшей высокой ступени развития и интеграции. Такие личности «излучают» власть, и им не нужно приказывать, угрожать и подкупать. Это высокоразвитые индивиды, самый облик которых -- гораздо больше, чем их

слова и дела, -- говорит о том, чем может стать человек. Именно такими были великие Учителя человечества; подобных индивидов, хотя и достигших не столь высокой ступени совершенства, можно найти на всех уровнях образования и среди представителей самых разных культур. (Все это имеет прямое отношение к проблеме воспитания. Если бы родители сами были более развитыми и последовательными людьми, то вряд ли существовала бы противоположность авторитарного и демократического подходов к воспитанию. Нуждаясь в авторитете, осуществляющем свою власть по принципу бытия, ребенок реагирует на него с величайшей готовностью; с другой стороны, он восстает против давления или пренебрежительного отношения со стороны людей, чье собственное поведение свидетельствует о том, что сами они в свое время не утруждали себя усилиями, которых требуют теперь от подрастающего ребенка).

С образованием иерархически организованных обществ, гораздо более крупных и сложных... власть, основанная на компетентности, уступает место власти, основанной на общественном статусе. Это не означает, что существующая власть обязательно некомпетентна; это значит, что компетентность не является неотъемлемым элементом власти. Будь то власть монарха, компетентность которого определяется качествами, обусловленными случайным сочетанием генов, или бессовестного преступника, которому удается прийти к власти с помощью убийства или предательства, или, как это часто бывает в современных демократических обществах, власть людей, обязанных своим избранием фотогеничной внешности или той сумме денег, которую они в состоянии вложить в предвыборную кампанию, -- во всех этих случаях между компетентностью и властью может не быть почти никакой связи.

Однако серьезные проблемы имеют место даже тогда, когда власть устанавливается на основе компетентности: руководитель может оказаться компетентным в одной области и некомпетентным в другой -- например, государственный деятель может обладать качествами, необходимыми для ведения войны, и оказаться несостоятельным в условиях мира; или же руководитель, которого в начале его карьеры отличали честность и мужество, может утратить эти качества, не устояв перед искушением власти; старость или физические недуги также способны привести к тем или иным видам деформации.

Каковы бы ни были причины утраты качеств, составляющих компетентность, в большинстве крупных и иерархически организованных обществ, происходит процесс отчуждения власти. Первоначальная реальная или мнимая компетентность власти переносится на мундир или титул, се олицетворяющие. Бели облеченное властью лицо носит соответствующий мундир или имеет соответствующий титул, то эти внешние признаки компетентности заменяют действительную компетентность и определяющие ее качества. Король -- воспользуемся этим титулом как символом власти такого типа -- может быть глупым, порочным, злым человеком, то есть в высшей степени некомпетентным для того, чтобы быть властью; тем не менее он обладает властью. Пока он имеет королевский титул, считается, что он обладает качествами, делающими его компетентным. Даже если король голый, все верят, что на нем роскошные одежды.

То, что люди принимают мундиры или титулы за реальные признаки компетентности, не происходит само собой. Те, кто обладает этими символами власти и извлекает из этого выгоду, должны подавить способность к реалистическому, критическому мышлению у подчиненных им людей и заставить их верить вымыслу. Каждому, кто даст себе труд задуматься над этим, известны махинации пропаганды и методы, с помощью которых подавляются критические суждения, известно, каким покорным и податливым становится разум, усыпленный избитыми фразами, и какими бессловесными делаются люди, теряя независимость, способность верить собственным глазам и полагаться на собственное мнение. Поверив в вымысел, они перестают видеть действительность в ее истинном свете»

(Фромм Э. Иметь или быть? М., 1990. С. 44-47).

О бюрократической власти в массовом обществе.

«Господство аппарата. Превращая отдельных людей в функции, огромный аппарат обеспечения существования изымает их из субстанциального содержания жизни (то есть делает их жизнь эфемерной, как бы повисшей в воздухе ), которое прежде, в качестве традиции влияло на людей. Часто говорили: людей пересыпают, как песок. Систему образует аппарат, в котором людей переставляют по своему желанию с одного места на другое, а не историческая субстанция, которую они заполняют своим индивидуальным бытием. Все большее число людей ведет это оторванное от целого существование. Разбрасываемые по разным местам, затем безработные, они представляют собой лишь голое существование и не занимают больше определенного места в рамках целого. Глубокая, существовавшая раньше истина -- каждый да выполняет свою задачу на своем месте в сотворенном мире -- становится обманчивым оборотом речи, цель которого успокоить человека, ощущающего леденящий ужас покинутости. Исчезает любовь к вещам и людям. Исчезает готовый продукт, остается только механизм, способный создать новое. Насильственно прикованный к ближайшим целям, человек лишен пространства, необходимого для видения жизни в целом.

Там, где мерой человека является средняя производительность, индивид, как таковой, безразличен. Незаменимых не существует. То, в качестве чего он был, он -- общее, не он сам. К этой жизни предопределены люди, которые совсем не хотят быть самими собой; они обладают преимуществом. Создается впечатление, что мир попадает во власть посредственности, людей без судьбы, без различий и без подлинно человеческой сущности.

Кажется, что объективированный, оторванный от своих корней человек утратил самое существенное. Для него ни в чем не сквозит присутствие подлинного бытия... Живя со дня на день, он видит цель, выходящую за пределы сиюминутного выполнения работы, только в том, чтобы занять по возможности хорошее место в аппарате. Масса остающихся на местах отделяется от меньшинства бесцеремонно пробивающихся вперед. Первые пассивно пребывают там, где они находятся, работают и наслаждаются после работы досугом; вторых побуждают к активности честолюбие и любовь к власти; они изматываются, придумывая возможные шансы к продвижению и напрягая последние силы.

Руководство всем аппаратом осуществляется бюрократией, которая сама является аппаратом, то есть людьми, превратившимися в аппарат, от которых зависят работающие в аппарате.

Государство, общество, фабрика, фирма - все это является предприятием во главе с бюрократией. Все, что сегодня существует, нуждается в множестве людей, а следовательно, в организации.

Господствующий аппарат покровительствует людьми. обладающим способностями, которые позволяют выдвинуться: умеющим оценивать ситуацию беспардонным индивидам, которые воспринимают людей по их среднему уровню и поэтому успешно используют их; они готовы в качестве специалистов подняться до виртуозности, одержимые желанием продвинуться, они способны жить. не задумываясь и почти не тратя времени на сон.

Господство массы. Масса и аппарат связаны друг с другом. Крупный механизм необходим, чтобы обеспечить массам существование. Он должен ориентироваться на свойства массы: в производстве -- на рабочую силу массы, в своей продукции -- на ценности массы потребителей.

Масса как толпа не связанных друг с другом людей, которые в своем сочетании составляют некое единство, как преходящее явление существовала всегда. Масса как публика -- типический продукт определенного исторического этапа,.. Масса как совокупность людей, расставленных внутри аппарата по упорядочиванию существования таким образом, чтобы решающее значение имела воля и свойства большинства, является постоянно действующей силой нашего мира...

Для расчлененной в аппарате массы главное значение имеет фикция равенства. Люди сравнивают себя с другими, тогда как каждый может быть самим собой, только если он не сравним ни с кем. То, что есть у другого, я тоже хочу иметь; то, что может другой, мог бы и я. Тайно господствует зависть, стремление наслаждаться, иметь больше и значить больше.