Исследование природы смешного

27

Содержание

Введение

Если серьёзный человек посмеет утверждать, что смех так же необходим для существования человечества, как инстинкт самосохранения, он рискует оказаться объектом насмешек.

Сколько времени человек может прожить без пищи или питья? Промежутки между приёмами пищи составляют несколько часов, но могут быть растянуты до десятков дней без особого вреда для здоровья. Человек может не пить продолжительное время. Но можно ли найти людей, которые ни разу в жизни не смеялись?

Люди сталкиваются со смешным или сами придумывают что-то забавное ежедневно, несколько раз в день, а чаще - десятки раз в день. Мы уделяем смешному несравненно больше времени, чем приёму пищи. Мы острим, как дышим - постоянно.

Практически все крупные философы прошлого исследовали вопросы смешного. Они посвятили расшифровке смеха бесчисленные часы размышлений. Но загадка так и осталась загадкой. За тысячелетия им удалось лишь приблизиться к разгадке, но решение ускользало. Механизм смешного скрыт от нас таким же туманом, как для наших предков. Философам не единожды приходилось выдвигать и отстаивать рискованные научные положения.

В течение почти четырёх десятилетий философы пытались поверить теорию практикой и рассматривали каждую встреченную на жизненном пути шутку, анекдот или просто остроумную фразу. В итоге была разработана концепция, основанная на тех же принципах, что и общепринятые научные теории. Эти принципы - проверяемость, объективность и количественная оценка.

1. История вопроса

Когда человек начал создавать памятники письменности, средства её отображения были весьма дороги. Наши предки предавали папирусу, глиняным табличкам и наносимым на скалы петроглифам только самые важные события своей жизни. Мы вправе были бы ожидать, что такой малозначащий предмет, как юмор, останется за скобками дошедшей до нас письменности.

Удивительно, но такие памятники остались. Первые из них датированы временами египетских фараонов. По мнению известной британской исследовательницы Carol Andrews, юмор древних египтян был схож с современным. Они так же любили непристойные шутки, у них были: политическая сатира, пародии и даже чёрный юмор.

Первым в ряду выдающихся философов, уделившим внимание изучению смешного, принято называть Платона (427-348 до Р.Х.). Платон не нашёл в юморе ничего хорошего! В трактате “Республика” он рассмотрел отрицательные последствия безумного смеха. В “Филебусе” смешливому человеку приписываются только пороки. Платон считал юмор негативным явлением, ибо чувство это основано на злобе и зависти, в особенности смех, вызванный несчастьем или неудачей других, или насмешки над стоящими ниже по положению. Платон не сделал попытки объяснения природы смешного, но пришёл к весьма важному выводу о том, что смех может иметь серьёзные последствия, в том числе для жизни целого государства.

Аристотель (384-322 до Р.Х.) в “Риторике” рассматривал шутки как форму образованного высокомерия. Он отмечал две основные черты комического: “Смешное - это некоторая ошибка и безобразие, никому не причиняющее вреда и ни для кого не пагубное”. Ниже будет показано, что великий философ был прав лишь наполовину, именно: на первую половину своего определения. Аристотель был первым, кто ввёл понятие об эффекте неожиданного, или триггерного, смеха. Эта идея была прочно забыта его последователями и нашла развитие только через две тысячи лет в работах Канта и Шопенгауэра. В отличие от Платона Аристотель допускал, что в умеренных количествах юмор может быть полезным.

Средние века не были лучшим временем для исследования такого радостного явления, как юмор. Период активности исследований этого вопроса пришёлся на начало Возрождения. Томас Гоббс (1588-1679) развил взгляд Платона и Аристотеля о том, что смех имеет отношение к превосходству над окружающими. Гоббс высказал плодотворную идею о том, что смех является выражением внезапного триумфа, происходящего от внезапного же чувства превосходства над окружающими или над своим прошлым.

Иммануил Кант (1724-1804) в “Критике чистого разума” утверждал: “Смех является эмоцией, возникающей из неожиданного превращения напряжённого ожидания в ничто. Остроумная шутка должна содержать в себе нечто такое, что мы сперва принимаем за истину, ввести нас в заблуждение, а в следующий момент обратиться в ничто. Таков механизм, включающий реакцию смеха, - полагал Кант. Он разобрал психологическую ситуацию, вызываемую восприятием остроумных высказываний». Правда, Кант так и не определил термин “ничто”. Из приведённых примеров можно было бы заключить, что кантовское «ничто» - это обычная нелепость, парадокс.

Во второй половине XIX века Герберт Спенсер вновь обратился к структуре ситуаций, вызывающих смех. По Спенсеру, смех может быть вызван различными чувствами, не всегда приятными (сардонический и истерический смех). Сильные эмоциональные встряски приводят к накоплению избытка нервной энергии. Волна энергии ищет выхода и в первую очередь освобождается через те мышцы, которые из-за малой массы обладают малой инертностью: мышцы рта, мимические мышцы, речевой аппарат, дыхательную мускулатуру. Если этих каналов оказывается недостаточно для разрядки нервной энергии, то используются и другие двигательные каналы, и всё тело начинает подёргиваться в судорогах. Таков механизм смеха, вызываемого простыми чувствами. Смех при восприятии комического Спенсер объясняет по-другому. Комическое непременно означает какую-то несовместимость, но эта «несовместимость» должна носить нисходящий характер.

Зигмунд Фрейд и его последователи внесли значительный вклад в рассмотрение смешного. В работе “Остроумие и его отношение к бессознательному” (1905) Фрейд, изучив большинство доступных ему тогда работ о смехе, дал психологическую оценку остроумия. Он пришёл к выводу: “Удовольствие от остроты вытекает для нас из экономии затраты энергии на упразднение задержки, удовольствие от комизма -- из экономии затраты энергии на работу представления, а удовольствие от юмора -- из экономии аффективной затраты энергии”. По Фрейду “юмор является средством получения удовольствия, несмотря на препятствующие ему мучительные аффекты. Он подавляет развитие аффекта, занимает его место. Условие для его возникновения дано тогда, когда имеется ситуация, в которой мы сообразно с нашими привычками должны были бы пережить мучительный аффект, и когда мы поддаемся влиянию мотивов, говорящих за подавление этого аффекта. Следовательно, человек, которому причинён ущерб, может получить юмористическое удовольствие в то время, как человек непричастный смеётся от комического удовольствия. Удовольствие от юмора возникает в этих случаях ценою этого неосуществившегося развития аффекта; оно вытекает из экономии аффективной затраты”.

Неясные идеи Фрейда нашли последователей. М.Чойси (“Страх смеха”), считая смех защитной реакцией против страха запрета. Человек, по его мнению, при помощи смеха преодолевает страх перед отцом, матерью, властями, сексуальностью, агрессией и так далее. Смех, таким образом, приравнивается по своему социальному значению к искусству, неврозам, алкоголизму.

Анри Бергсон (1859-1941) в трактате “Смех. Эссе о сущности комического” внёс существенный вклад в рассмотрение социальной сущности смешного. Бергсон определяет главную функцию смеха как исправление общества. По Бергсону смех теряет своё значение вне социальной группы. Бергсон пришёл к выводу, что “многие теории смеха сходятся на подобной же мысли. Всякий комический эффект должен заключать в себе противоречие в каком-нибудь отношении. Нас заставляет смеяться нелепость, воплощённая в конкретную форму, “видимая нелепость”, или «кажущаяся нелепость», сначала допущенная, но тотчас же потом исправленная, или, наконец, то, что нелепо с одной стороны, но естественно объяснимо -- с другой, и т.д.”.

Robert R. Provine, автор книги “Laughter. A scientific investigation” (2001) провёл экспериментальное исследование положения Бергсона о социальной природе юмора. Он предложил 72-м студентам вести дневник смеха, то есть: фиксировать случаи, когда они смеются, и отмечать, смеялись ли подопытные в компании или пребывая в одиночестве. Оказалось, что студенты смеялись чаще, когда они находились в обществе. Provine, вслед за Бергсоном, пришёл к экспериментально доказанному выводу, что смех в одиночестве, без аудитории, практически не существует.

Александр Наумович Лук был первым автором советского периода, проделавшим работу по систематизации теорий смешного и высказавшим ряд самостоятельных глубоких суждений. Ему принадлежит и оригинальная классификация приёмов, вызывающих смех.

Работы Л.Карасёва появились в конце 80-х - начале 90-х гг. прошлого столетия в ряде российских, французских и польских изданий. В них предлагалась новая концепция юмора и смеха. Основной её смысл состоит во взгляде на смех как на целостный культурно-исторический и онтологический феномен, раскрывающий свой смысл при сопоставлении его с окружающими его символами. Концепцию Л.Карасёва можно назвать “смысловой”, так как в основе всех построений автора лежит гипотеза о смехе как о символическом целом, развивающемся по своим внутренним законам. Автор относит вопрос о возникновении чувства смешного к области, выходящей за границы того, что можно назвать собственно “научным знанием”. Мы ничего не можем сказать о происхождении смеха, подобно тому, как нам ничего достоверно и точно неизвестно о происхождении всех остальных компонентов, составляющих квинтэссенцию человеческой деятельности и чувственности - языка, мышления, ритуала, мифа и т.д. Именно поэтому проблема происхождения смеха не может рассматриваться отдельно, изолированно. Да и сам смех возникает одновременно с языком и мышлением. Что же касается динамики этого процесса, то Л.Карасёв придерживается точки зрения, согласно которой смех появляется “сразу”, “мгновенно” вместе со всеми остальными важнейшими элементами человеческой культуры. Смех возникает как единое целое, как сложившееся качество и уж затем начинает развиваться.

Согласно Карасёву, все видимое многообразие различных проявлений юмора и смеха принципиально сводимо к двум основным типам.

Первый тип смеха связан с ситуациями, когда человек выражает свою радость, телесное ликование, “телесный” или “витальный” энтузиазм. Этот тип Карасёв называет “смехом тела” и относит к разряду состояний, которые характерны не только для человека: нечто похожее можно увидеть и у животных, которым также знакомы радость игры и физическое удовольствие.

Второй тип связан с собственно комической оценкой действительности. Этот вид смеха может включать в себя и элементы только что названного типа, однако его сущность в том, что он представляет собой соединение эмоции и рефлексии. Этот тип получил у Карасёва наименование “смеха ума”.

Англоязычная литература несравненно более многочисленна.
Виктор Раскин, работающий в настоящее время в Purdue University (США), предложил так называемую семантическую теорию юмора. «Целью семантической теории юмора, - как сформулировал Раскин,- являлось определение условий, которые являются достаточными и необходимыми, чтобы текст был смешным”. Согласно идеям этих авторов юмористический эффект возникает при внезапном пересечении двух независимых контекстов в точке бисоциации: “Бисоциация - ситуация пересечения в сознании воспринимающего двух независимых, но логически оправданных ассоциативных контекстов”. Нам смешно, когда два контекста, совершенно друг другу чуждые, благодаря бисоциации начинают казаться нам ассоциированными - так возникает когнитивный диссонанс, который компенсируется реакцией смеха. Как распознаётся комический эффект? Согласно когнитивным теориям, наша память хранит сведения в виде структур, который Минский назвал фреймами, а Раскин и Аттардо - скриптами. Фрейм или скрипт - это структурированное описание типичных признаков объекта. Раскин полагает, что в основе юмористического эффекта лежит столкновение контекстов, а не простого языкового смысла.

Количество теорий юмора в настоящее время настолько велико, что даже в классификации их не найдено общей точки зрения. Виктор Раскин придерживался взгляда, что существующие теории можно разбить на три категории: теории несовместимости, теории враждебности и теории высвобождения, избавления. Теории несовместимости предполагают, что юмор возникает вследствие понимания несовместимости между ожиданием слушателя и тем, что произошло, результатом. Эта идея была высказана Аристотелем и “открыта” несколько раз впоследствии. К наиболее известным приверженцам этой идеи относятся Кант, Шопенгауэр, Кестлер.

Теории враждебности восходят к Платону, частично - к Аристотелю и Цицерону и нашли поддержку в трудах Шопенгауэра, Hobbes и Gruner (1978, 1997). Эти теории говорят о том, что смешное заключается в нахождении чувства превосходства над чем-либо, или в преодолении препятствия, или агрессии, нападения на какой-то объект.

Теории высвобождения учат, что смешное является результатом реализации психической энергии, освобождая человека от некоторого ограничения. Наиболее известная из этих теорий принадлежит З. Фрейду. К приверженцам подобной точки зрения можно отнести таких авторов, как Спенсер (1860), Penjon (1893), Kline (1907), Gregory (1924), Eastman (1936) и Monro (1951). Эти авторы полагали, что человеческая деятельность ограничена всевозможными запретами - соблюдением логичности, необходимости прямо выражать мысли, придерживаться здравого смысла. Юмористическая манера выражения мыслей или общения освобождает нас от этого пресса, например, при посредстве часто цитируемых Фрейдом сальных шуток и анекдотов.

В работе В.Раскина содержится утверждение, что все три группы теорий хорошо описываются семантической теорией юмора. Может быть это и так, но найден ли этой теорией тот самый ключ к пониманию основного вопроса: почему человек смеётся? По устному признанию самого Раскина (Копенгаген, 2006, Международная Конференция по Изучению Юмора), его теория не является универсальной и не содержит разгадки природы смеха.

2. Исследование природы юмора

2.1 Ложные теории и догадки

Исследователей юмора всех времён объединяет одна общая черта. Они исследовали юмор и его проявления в точности так же, как учёные исследуют природные явления. То есть: как объективного явления, существующие независимо от исследователей. Скорее всего, юмор был присущ человечеству с момента его возникновения, а не возник позднее, с развитием цивилизации. Более того, по мнению некоторых наблюдателей, юмор наблюдается и у животных, причём некоторые черты юмора животных и человека имеют несомненную схожесть.

Естественно, что в основе научной концепции смешного должно быть принято, что юмор - один из самых базовых видов человеческой деятельности. Отсюда следует логичный вывод о том, что он является одним из самых примитивных видов этой деятельности. Поэтому утверждение А. Лука о том, что “чувство юмора - шире любого определения, потому что это очень сложное душевное качество”, можно отнести к разряду ложных положений. Неверным представляется и утверждение Лука о том, “что решающего значения в биологической эволюции и в борьбе за существование эти свойства не имеют”. Лук полагает, что, “раз обнаружив в себе такие свойства, человек, с некоторых пор, начал их культивировать, развивать. В современном обществе остроумие и чувство юмора ценятся весьма высоко”.

Положение Макса Истмена о существовании невинных, бессмысленных шуток и о том, что юмор, помимо сексуальной и агрессивных причин, может являться простым желанием человека уйти от неприятной ему реальности, мы также позволим себе отнести к разряду ложных теорий. К ложным теориям так же могут быть отнесены взгляды М.Чойси, который считал смех защитной реакцией против страха запрета. У смеха и юмора, как полагает большинство исследователей, совершенно другая функция в развитии человечества как вида.

Начнём с тривиальной истины: смеются не только взрослые, но и дети. Ещё Плиний отмечал, что улыбка появляется у младенцев в первые недели жизни. Смех младенца могут вызвать ярко окрашенные предметы, пища, звуки музыки, лицо матери, подбрасывание в воздухе кем-либо из родителей и близких, новая, но не пугающая ситуация, щекотка, осторожное поглаживание. К концу третьего месяца у младенцев появляется улыбка не только на безусловные раздражители, но и на сигнализирующие их условные. Таким образом, первоначальное биологическое значение улыбки и смеха - чисто информационное: сообщить родителям, что их отпрыск сыт и доволен. Собственно юмор начинается у детей с младшего возраста. Экспериментальные исследования поведения детей в Бельгии, Соединённых Штатах и Гонконге показали, что мальчики чаще пытаются вызвать смех, чем девочки. Эта тенденция прослеживается с 6 лет, что считают возрастом появления юмора.

Дмитриев исследовал юмор у детей, начиная с дошкольного возраста. Он пришёл к выводу “о наличии у детей какой-то социально-духовной потребности, которую не способны удовлетворить другие культурные образования. Когда ребёнок обращается к другому ребёнку с предложением рассказать анекдот, происходит не просто дурашливое времяпрепровождение, а нечто большее - обмен важнейшей информацией о “взрослой” жизни”. Он предположил, что детский юмор “является мощным источником формирования определённых политических ориентаций и моделей мировосприятия.

Для детей дошкольного возраста юмор, анекдот сосредоточены отнюдь не в узкой области их детских понятий, 90% услышанных и записанных в детских садах анекдотов относятся к области политики и быта. Дмитриев обнаружил, что “не более 10% детей готовы на просьбу исследователя тут же рассказать вспомнившийся им анекдот про политиков. Но уж если ребёнок знает такие анекдоты, то обязательно расскажет не один, не два, а три, четыре и более. Рассказывая такой анекдот, ребёнок может продемонстрировать перед друзьями или родителями зрелость своих интеллектуальных умений”. Существует большое количество исследований, говорящих о том, что не все люди предрасположены к лидерству. Доля тех, кто проявляет лидерские стремления, составляет около 14%, что коррелирует с 10%, найденными Дмитриевым, если учесть ограниченный объём его исследований.

Приведённые данные свидетельствуют в пользу того, что юмор является нашим врождённым свойством и может быть обнаружен не только у людей, но и у других наделённых мыслительными способностями существ. Если это так, то юмор несёт в себе какую-то функцию, необходимую для выживания и развития. Функция юмора заключается не в простом развлечении, она должна быть не менее важной для продолжения рода, чем еда или секс.

Примитивен ли юмор, или, несмотря на своё инстинктивное происхождение, он является одним из высших выражений человеческого разума? Если удовольствие от юмора получается в результате удовлетворения примитивных потребностей, не вправе ли мы предположить, что для настоящих мудрецов, людей, близких к вершинам разума, это удовольствие обесценивается? Мы не можем утверждать это с определённостью, но заметим, что не существует ни одной улыбающейся иконы.

2.2 Агрессивная природа юмора

Представляется удивительным, что люди смеются над несчастьями других. Идёт, к примеру, человек по зимней улице, поскальзывается, бессмысленно машет руками и, наконец, падает. Реакция зрителей разнообразна, но после того, как упавший поднимается и смущённо стряхивает с себя снег, большинство, кажется, улыбается или смеётся - случай оказался несерьёзным. Экспериментальные данные обнаружили, “что мы смеёмся охотнее, когда что-то случается с неприятными людьми, чем приятными”. По мнению автора это является одним из свидетельств агрессивных истоков юмора.

Авторы многочисленных исследований, писатели и историки сообщают нам о том, что “в прежнее время хромые, инвалиды, умалишённые и придворные были унижаемы и даже убиваемы в сопровождении издевательств и смеха”. Публичные казни преступников напоминали сегодняшние праздничные гуляния. Публика смеялась, развлекалась, как на спектакле, в толпе разносились закуски и напитки, а шуты и скоморохи развлекали её и вызывали ещё большее ликование.

Но разве в наше время нет людей, которые веселятся, глядя на физический недостаток ближнего, или покатываются со смеху когда кто-то, поскользнувшись, шлёпается на лёд или догоняет свою шляпу.

Согласно теории психоанализа, в определённых ситуациях юмор и его производное - смех - служат агрессивному поведению групп. З.Фрейд отмечал, что для тенденциозного юмора нужны, в общем-то, три лица: первое - тот, кто использует смех (остроту); второе берётся как объект для агрессивности; и третье, на котором достигается цель смеха (остроты), извлечение удовольствия.

Он же полагал юмор одним из проявлений инстинктов - полового и агрессивного. По Фрейду, юмор - такое же средство привлечения самки, как красивый павлиний хвост или яркий петушиный гребень.
Неожиданное подтверждение этого взгляда предлагает нам современная генетика. Василий Вельков сообщает нам о том, “что половой отбор направлен на усиление вторичных мужских признаков и, одновременно, на повышение степени их предпочтительности самками. В целом, существует положительная обратная связь между способностью самцов впечатляюще демонстрировать свои вторичные половые признаки и способностью самок их оценивать и затем воспринимать их гены. Чем более привлекательны самцы, тем быстрее и чаще их выбирают самки. И тем скорее их дочери будут делать то же самое, и тем более привлекательными будут их сыновья. При половом отборе процесс эволюции идёт с ускорением. Но вторичные половые признаки могут быть не только морфологическими, но и поведенческими: способность к лидерству, к добыванию ресурсов и др. А поведение зависит от общих когнитивных способностей, от степени интеллекта. Моделирование эволюции, когда половой отбор идёт на поведенческие, а не на морфологические признаки, показало, что в этом случае эволюция идет ещё быстрей, чем когда отбор направлен только на привлекательный внешний вид”.

Существуют две основные, дополняющие друг друга, теории эволюции интеллектуальных способностей Homo sapiens и его предков. Одна из них базируется на том, что высокий интеллект подвергается сильному положительному половому отбору. Другая, т.н., “маккиавеллиевская”, - на том, что субпопуляции, не обладавшие интеллектуальными способностями к адекватному ответу на агрессию, повергаются сильному отрицательному естественному отбору. Половой отбор на усиление интеллекта обеспечивается за счёт того, что мужские особи с высоким интеллектом имеют преимущество при передаче своих генов потомству из-за того, что, занимая лидирующее положение в иерархии, имеют гарем или “право первой ночи”.

И эволюционный смысл таких высоких человеческих качеств, как остроумие, красноречие, музыкальность, изобретательность, как полагается, в том, чтобы быть привлекательными поведенческими признаками для передачи их генов следующим поколениям. Существенно, что в X-хромосомах рядом с генами интеллектуальности расположены гены, ответственные за важные репродуктивные функции и, как недавно показано, нарушения в первых изменяют функции вторых. Действительно, среди людей с низким IQ (ниже 70 единиц) более 30% не оставляют потомства, с IQ от 101 до 110 бездетны 10%, а среди тех, у кого IQ выше 131, лишь 3-4% не имеют детей. Эволюционная роль такого устройства половых X-хромосом очевидна”.

Если данные генетики верны, то чувство юмора действительно относится к основным инстинктам. Можно сказать, что чувство юмора встроено в нас, как в сперматозоиды встроен инстинкт продвижения к яйцеклетке. Д.Левайне, а затем и Р.Косер распространили тезис Фрейда на социальное поведение в целом, утверждая, что юмор и смех всегда содержат некую агрессивность, независимо от того, направлены ли они на объект или нет.

Albert Rapp и его последователи полагали, что “смех является порождением ненависти и враждебности. Если бы враждебность не была присуща человеку, не было бы и смеха. Все современные типы острословия и юмора сохраняют свидетельство его агрессивного происхождения. В то время, как существует нечто явно враждебное и упадочное в смехе, временами некоторые типы смешного полны очарования и дружелюбности. Хорошее чувство юмора - одно из наших лучших достоинств. Способность видеть смешное в окружающем, заставлять окружающих смеяться, являются нашими излюбленными чертами”.

Важность юмора для человечества доказывается ещё и тем наблюдением, что очень немногие соглашаются с тем, что у них отсутствует чувство юмора. Стивен Ликок пишет: “…как это ни странно, но я ещё не встречал человека, который бы не думал о себе того же. Каждый признает, когда этого нельзя избежать, что у него плохое зрение или что он не умеет плавать и плохо стреляет из ружья. Но избави вас Бог усомниться в наличии у кого-либо из ваших знакомых чувства юмора - вы нанесёте этому человеку смертельную обиду”. Похоже, что чувство это инстинктивно полагается людьми чем-то жизненно важным для них.

Следует признать, что смех имеет отношение к доминированию над другими и его агрессивная природа находит экспериментальное подтверждение. Чтобы развеять сомнения, следует обратить внимание на два хорошо известных всем факта. Первый: дети часто жестоки в своих насмешках. Вспомните фильм “Чучело”. Если этого мало, вспомните своё детство, вспомните класс, двор, детский лагерь. Второй: проанализируйте отношения самых близких людей, именно, членов одной семьи. Много ли мы можем найти семей, в которых муж, жена, тёща, дети, братья и сёстры не соперничали бы ежедневно за лидерство, влияние, принятие решений?

2.3 Социальное значение юмора

Нам хорошо известно выражение - “начальство шутит”. Но отдаём ли мы себе отчёт в действительном значении этой краткой формулы? Исследования в профессиональных коллективах показали, что высшие по званию произвели за исследуемый период 7,5 шуток на человека, стоящие чуть ниже по профессиональному статусу выдали “на-гора” только 5,5 шуток, а младший профессиональный состав всего лишь 0,7 шуток каждый.

В ещё большей степени социальное разделение шутников и вышучиваемых можно наблюдать в странах, где сохранилась кастовая система. В южной Индии, например, мужчины, принадлежащие к низшей касте, подобострастно и глупо хихикают, обращаясь к представителю высшей касты. Но тот же человек внезапно начинает выражаться умно и ясно в присутствии людей из низшей касты.

Юмор в демократической системе является оружием в борьбе за власть.
Но ещё более очевидной становится социальная природа юмора, если мы ответим на вопрос: для кого мы смеёмся? Мы дышим, едим и пьём, даже находясь в одиночестве. У нас не пропадает желание поесть или выпить стакан воды, если рядом нет никого, кто мог бы эту процедуру наблюдать. Смеёмся мы для себя или для других?

Смех, как и речь, является звуковым выражением, которое мы редко используем, если не находимся в обществе других. Процитируем ещё два интересных наблюдения. R. Provine пытался выяснить, кто смеётся чаще: мужчины или женщины, выступающие или аудитория.

Ответ на первый вопрос оказался неоднозначным, иллюстрацией чему может послужить следующая таблица:

Обратите внимание, что мужчины (лидеры по природе) не совсем склонны смеяться над женскими шутками, в то время, как женщины не только смеются чаще, чем мужчины, но охотнее смеются над шутками мужчин, чем представителей своего же пола.

Приведённая таблица даёт нам ещё один ключ к пониманию природы юмора. Из экспериментальных данных следует, что выступающие смеются охотнее, чем аудитория. Почему человек, рассказывающий анекдот в тысячный раз, смеётся громче и заразительнее, чем окружающие? В то же время, если среди слушателей находится человек, слышавший анекдот хотя бы один раз, он как правило, не смеётся. Ему скучно.

“Любой человек, - пишет Дмитриев, - контактируя с другими, как правило, стремится сохранить свой образ, поддержать свой престиж. Признание последнего со стороны других лиц является такой потребностью, которая стимулирует активность поведения. Читатель наверняка знает из своего опыта, что рассказчик анекдотов никогда не довольствуется самим рассказом. Признание компании, если, конечно, оно состоится, приносит рассказчику не сравнимое ни с чем удовлетворение”.

Ни одна теория не может объяснить всё многообразие юмора, если она не учитывает его социальную природу. Возьмём такой распространённый жанр, как пародия. Талантливая пародия неизменно вызывает улыбку и обречена зачастую на более долгую жизнь, чем оригинальное, пародируемое произведение.

Тезис о социальной природе смеха становится ещё более убедительным, если задаться вопросом о том, какое явления является антитезой смешного. Если смех является выражением счастья и подъёма по социальной лестнице, то что выражает несчастливое настроение ума и по этой же лестнице спуск? Л.Карасёв предложил в качестве антитезы смеха чувство стыда. Антитеза смеха и стыда составляет идейный стержень всей концепции исследования Карасёва о прошлом смеха, его происхождении и проблемах смеха сегодняшнего и завтрашнего. Карасёв находит все соответствующие смеху параметры в феномене стыда. Автор отмечает “умственный”, рефлексивный характер стыда, неожиданность, непредсказуемость момента его возникновения, невозможность подавить в себе это чувство с помощью разума, хотя по природе своей оно глубоко разумно, силу аффекта, его связь с областями этики и эстетики и т.д.

“Возникнув, стыд и смех ведут себя очень схоже: и тот, и другой являются непрошено, завладевают нами полностью, останавливая время и пуская его вспять. Со стыдом справиться так же трудно, как и с приступом хохота. Причем в обоих случаях действительная, внешне-физическая прагматика отсутствует: стыд, приносящий нам сильнейшие и вполне реальные страдания, на самом деле не связан с какой-то реальной, актуальной угрозой.

Это замечательное сравнение даёт нам ещё один аргумент в пользу того, что смех связан с продвижением по социальной лестнице вверх, а юмор является средством для этого продвижения, нашим оружием в социальном общении.

2.4 Смех как выражение удовольствия

Вряд ли стоит тратить усилия, чтобы убедить наших читателей в справедливости положения, вынесенного в заголовок. Почти все исследователи единодушны на этот счёт. Смех вызывается удовольствием. Мы смеёмся, когда нам хорошо.

Новорождённый младенец очень рано начинает улыбаться. Его улыбка и смех - показатели чисто физического комфорта, удовлетворения его первичных стремлений и потребностей, прежде всего голода. Улыбка и смех - это естественная реакция на удовлетворения этих потребностей. У очень молодых людей смех служит выражением здоровья, избытка и брожения жизненных сил. По мере роста, развития и формирования общественных связей человека смех приобретает социальную роль, становится одним из средств социального общения. С возрастом наряду с первичными врождёнными стремлениями у человека формируются вторичные стремления и их конкретные проявления - желания. Удовлетворение их также вызывает положительные чувства и внешне проявляется улыбкой и смехом.

Дмитриев справедливо полагал, что “Смех радости и смех ума выражаются в одной и той же форме - отождествления этих двух различных чувств, и вот в чём причина традиционного противопоставления смеха и плача. Смех - знак радости; оттого так естественно противопоставить его слезам”. А.Лук подтверждал эту мысль и добавлял, что “наибольшую радость может доставить человеку работа мышления.

Известный учёный, автор “Истории физики”, лауреат Нобелевской премии Макс фон Лауэ писал, что “понимание того, как сложнейшие разнообразные явления математики сводятся к простым и гармонически прекрасным уравнениям Максвелла, является одним из сильнейших переживаний, доступных человеку”.

А вот известное мнение выдающегося английского врача XVII века Сиденгема: “Прибытие паяца в город значит для здоровья жителей гораздо больше, чем десятки мулов, нагруженных лекарствами”. А.Лук справедливо указывал на то, что смех может быть вызван как ощущением комфорта, в том числе физического, так и внезапно устранённой опасностью. Лук полагал, что “акт смеха сам по себе приятен, вызывает эйфорию, чувство благополучия и комфорта, будучи физиологическим выражением удовольствия”. Но хорошее настроение не является единственной причиной для смеха. Мы не можем смеяться постоянно, даже проживая в этом лучшем из миров. Чтобы вызвать смех, необходимо, чтобы счастливое настроение превышало обычный уровень, имело всплеск, импульс. Нам нужно, чтобы амплитуда этого импульса намного превосходила уровень просто хорошего настроения.

2.5 Условия для возникновения смешного

Смех существует независимо от нашего желания. С ним приходится иметь дело как с данностью, природным явлением. Очевидно, что начать изучение этого явления необходимо с изучения условий его возникновения. Точнее, с условий для возникновения того мощного кратковременного импульса, который даёт нам объективное ощущение счастья.

Гегель в “Науке логики” привёл оригинальные, глубокие суждения по интересующему нас вопросу. Он подошёл к анализу остроумия как формы мышления. Он считал, что остроумие несёт в себе противоречие, высказывает его, приводит вещи в отношения друг к другу, заставляет “понятие светиться через противоречие”, но не выражает понятия вещей и их отношений. Мыслящий разум, по Гегелю, заостряет притупившееся различие различного, простое разнообразие представлений до существенного различия, до противоположности. В настоящее время считается общепризнанным, что любое остроумное высказывание основано на своего рода противоречии, некоей неожиданности, противоречащей строгой логике.

Гегель подошёл очень близко к разгадке природы юмора. Но ни он, ни его последователи не сумели преодолеть тонкий барьер, отделяющий их от истины. Едва ли можно считать, что словесной формулой Гегеля исчерпывается природа остроумного.

З.Фрейд, Ч. Дарвин, Eastman и многие другие считали, что для того, чтобы смеяться, человек должен находиться в счастливом состоянии ума. Фрейд, кроме того, сделал очень прозорливое наблюдение о том, что человек должен быть подготовлен к восприятию шутки, должен ожидать её. Фрейд справедливо полагал, что юмор лучше воспринимается в благоприятствующих его восприятию обстоятельствах.

А.Лук подошёл очень близко к разгадке юмора, когда пытался проанализировать роль временного фактора в реакции на комическое. Он цитирует Марка Твена в его анализе значимости паузы и приходит к выводу, что для уяснения “соли” шутки, анекдота требуется определённое время. “Если мысль эта станет сразу же ясна или, напротив, понадобится слишком долго доискиваться до неё, то эффект остроумия в значительной мере ослабевает, а иногда и вовсе улетучивается. Впрочем, случаи, когда острота “доходит” до слушателей спустя несколько дней и вызывает смех, не так уж редки. Но всё же существует некоторое оптимальное время “уяснения”.

Мирослав Войнаровский (2003) определил юмор как “неожиданность, резко превращающуюся в понимание. Человеку не удаётся предсказать заранее, что будет сказано и наступает некоторая пауза, задержка в понимании. Недаром анекдоты устроены как простые и неожиданные загадки: надо быстро оправиться от неожиданности, а потом разгадать, что же имел в виду говорящий. Поиск отгадки не должен занимать не более 10 секунд, иначе смешной эффект исчезает. Озарение должно наступить быстро - не более, чем за 1, максимум 2 секунды после того, как человек начал догадываться о разгадке. Тогда возникает этот самый эффект - подобный вспышке, удару барабана или толчку, который внешне разряжается в смех или улыбку. Однако, когда мы понимаем смысл, спрятанный в аниксе, это доказывает нам, что мы всё-таки достаточно умны. Это снимает с нас подозрение в глупости. Что вызывает радость. Этим же объясняется и требование быстроты озарения. Если мы слишком долго разгадываем аникс, значит мы глупы. Если мы разгадываем его шаг за шагом, плавно, то это выглядит как более серьёзные усилия, чем ответ, полученный мгновенно в результате озарения. Приятно возвыситься над другими, но особенно приятно возвыситься над великими”.

Если смех является выражением интеллектуального триумфа, то почему ещё больший интеллектуальный триумф не сопровождается приступами смеха? Человек ликует, поняв незначительную загадку в телеграмме: “Рабинович не стоит и не лежит”, или заметив опечатку в стихотворной строчке: “Шестирылый серафим на перепутье мне явился”. Но почему тот же человек, решив несравненно более сложную интеллектуальную задачу, например, сложный математический пример, или шахматный этюд, или нетривиальное уравнение, то, чем действительно можно гордиться, очень редко разражается приступами смеха? Все известные теории юмора поясняют, что юмор вызывается противоречием, требующим разрешения, но в то же время механизм взаимодействия остаётся скрытым совершенным туманом. Юмор доступен всем слоям общества, более того, низшим слоям в большей степени, чем высшим. Поэтому и объяснение его природы должно быть простым и понятным любому.

Удачная шутка содержит в себе максимально сложную задачу, которая может быть разрешена в течение 1-2 секунд. Эффект от любой шутки определяется набором знаний у слушателей, их способностью решать ментальные задачи, но выражается в конечном счёте повышением или понижением социального статуса участников юмористического процесса.

Искусство рассказчика, сочинителя, юмориста заключается в том, чтобы подобрать оптимальную сложность, подходящую для большей части избранной им аудитории. Юмор, как и другие виды искусства, нацелен на разные группы, способные решать конкретные загадки, неопределённости: простонародье, профессиональные, национальные группы, элита, учёные, дети и т.д. Нижеприведённый график иллюстрирует процесс восприятия одноплановой шутки. Под одноплановой мы будем понимать шутку, в которой содержится всего одна “загадка”, разрешение которой и доставляет нам удовольствие.

Многослойная шутка может включать несколько слоёв одного или двух видов юмора. Рассмотрим пример:

В зоопарке:

- Папа, эта обезьяна мужчина или женщина?

- Это самец.

У следующей клетки:

- Папа, а это мужчина?

- Запомни, сынок: мужчина - тот, у кого деньги! А это - самец!

Этот анекдот воспринимается людьми по-разному. “Новым русским” он будет воспринят однопланово, он почувствует себя “мужчиной” и это повысит его чувство превосходства над другими. Образованные люди поймут двух- или даже многослойность анекдота. В первую очередь, они рассмеются, уловив несоответствие в “научном” определении пола обезьяны. Во-вторых, они почувствуют интеллектуальное превосходство над грубым героем анекдота. В-третьих, у слушателя могут возникнуть ассоциации с тем, что у “новых русских” импотенция - чуть ли не профессиональное заболевание. И т.д. Графически восприятие такой шутки показано на нижеприведённом графике. Здесь может наблюдаться несколько всплесков удовольствия.

А вот как можно проиллюстрировать восприятие однослойной шутки рассказчиком, аудиторией и высмеиваемым:

Очень часто слушатель смеётся даже над шуткой, задевающей его убеждения, религиозные или политические. Из предыдущих рассуждений следует, что этого не должно происходить. Одна из причин, по которой положительная реакция всё же случается, лежит на поверхности. Путём наблюдений и экспериментов было установлено, что человек смеётся над теми «кощунственными» шутками, которые не задевают его всерьёз. Но случается, что подобная шутка вызывает смех и в то же время задевает слушателя. Первая реакция - смех наступает до того, как слушатель понимает, какой подтекст на самом деле заключает рассказанная шутка. Сначала он смеётся, потому, что ему доставляет удовольствие разрешение «загадки». И только моментом позже до него «доходит» настоящий смысл. После этого настроение резко снижается. Этот «двухполярный» процесс может быть проиллюстрирован следующим графиком.

Обязательно ли человеку обладать чувством юмора? Ответ на этот вопрос неоднозначен. Юмор - это соревнование. Человеку, не заинтересованному в подобном соревновании, юмор не нужен. О таком человеке можно сказать, что у него нет чувства юмора. При этом он может быть не глупее остальных, а иногда и гораздо мудрее. Если человек не понимает юмора, он, скорее всего, глуповат. Если ему не интересен юмор, он, безусловно, мудр или занимает высокое положение, которое трудно поколебать. Герой романа Сомерсета Моэма “Луна и грош” гениальный художник Чарльз Стрикленд достиг необычайных вершин мастерства. Настолько высоких, что мнение окружающих его уже не интересовало. Он не посылал свои картины на выставки, а под конец жизни просто уничтожил их. Стрикленду было достаточно ощущения собственной гениальности и постигнутой им тайны мастерства.

Но много ли среди нас людей, не нуждающихся в ежедневной подпитке своего эго? Нет, совсем немного. А это означает, что мы «обречены» на юмор, смех, шутки, подтрунивания, анекдоты, шаржи и пародии.

Заключение

Уже в первых письменных источниках, оставленных нашими предками, имеются свидетельства о том, что юмор был с нами всегда.

Человечество развивалось, появлялись науки, сначала естественные, затем инженерные, а за ними - философские. С началом философии начались исследования юмора. Не все письменные источники дошли до нас, но то, что уцелело, не оставляет сомнений, что смешное постоянно занимало умы основоположников и корифеев науки о человеке и обществе. Общество шло вперёд, учёные всё глубже проникали в таинства человеческой души. С развитием общества развивалось и искусство юмора. Грубые комедии Аристофана, веселившие древних греков, превратились в утончённое искусство, за хитроумной вуалью которого было всё труднее рассмотреть истину: глубинные, корневые истоки привычки смеяться над себе подобными. Многие исследователи полагали, что они раскрыли загадку смеха, открыли завесу вечного и мистического искусства. Но появлялись новые исследователи и задавали вопросы, на которые прежние теории не могли дать ответа. Почему человек смеётся? Зачем он смеётся? Как найти формальное отличие смешного от несмешного? Эти вопросы оставались без ответа.

Реакция человека на шутку или анекдот определяется не изяществом литературной обработки текста и не подачей его, но только той изменением социального статуса человека в группе, доставляемым рассказываемой шуткой или анекдотом.

Юмор - бескровное, бесконтактное, интеллектуальное оружие, данное человеку для повышения его статуса по сравнению с окружающими. Это оружие может использоваться в непосредственном интеллектуальном сражении, когда целью является получение превосходства над соперником, унижение его, победа в словесном поединке. Это же оружие может использоваться для продвижения по социальной лестнице, достижения внимания и авторитета в группе. Наконец, оно служит для привлечения внимания особей противоположного пола, что, как мы видели, заложено во вполне конкретном генетическом алгоритме развития человечества. Поскольку цель юмора сформулирована, механизм воздействия его представился вполне определённым. Рассказчик или автор шутит для повышения собственного социального статуса. Шутка должна быть составлена и преподнесена таким образом, чтобы статус слушателя также повысился, а статус высмеиваемого - понизился. Любой образец юмора представляет собой либо насмешку, ставящую целью унизить высмеиваемого и повысить статус остальных за его счёт, либо интеллектуальную задачу, повышающую статус тех, кто её разгадал.

Задача, составляющая основу любого образца юмора возвышения, должна иметь оптимальную сложность для того, чтобы быть разрешённой с течение короткого времени. В этом случае импульс эмоций достигает максимального значения. Радость от разрешения интеллектуальной задачи, связанная с повышением социального статуса приводит к всплеску эмоций, выражающемуся в улыбке, смехе или хохоте.