Научная концепция времени - поиск методологии

4

Научная концепция времени - поиск методологии

Отличительной особенностью научного дискурса является репрезентация времени, воссоздание его образа в научных теориях и концепциях. Познавать законы времени, научное сознание, творит последнее в реально-объективных формах окружающего нас мира. Наука буквально конструирует процессы и пытается управлять последовательностями явлений и событий. Наука - это активное приспособление общества к времени, экспансия и наложение ритмов культуры на ритмы природы, это, по существу, творение нового времени, возвращение времени, его целостности за счет актуализации в настоящем аккумулированного прошлого и будущего. Это своего рода символический аналог вечности, которая предполагает существование прошлого, настоящего и будущего в рамках налично данного бытия. Недаром приоритетом, образцом классической науки является познание ”вечных законов”. Однако, когда наука столкнулась с процессами ”неправильными", где доминирует необратимость и сложность, то возникли затруднения теоретического и практического характера. Как известно, на уровне математического формализма нет никакой разницы между прошлым и будущим и стрела времени исключена из естественнонаучного описания, несмотря на то, что практически любой процесс связан с необратимыми изменениями. Такая парадоксальность требует ”переоткрытия" времени, новой ”формулировки законов природы, ухватывающих хаос и стрелу времени” [1] , а также новых способов описания реальности, способных зафиксировать длительность.

Реальность познавательной практики постнеклассической науки свидетельствует о существенных трансформациях рациональных схем и изменениях статуса объективности в научных исследованиях времени. Анализ научных концепций времени, включая коммуникативный и рефлексный уровни их организации, предполагает исследование метаязыка, который является фоном структурирования теорий. Наиболее архаичный пласт связан с освоением и организацией временных свойств и отношений культуры, особым образом трансформировавшихся в естественнонаучные теории. Прослеживается взаимосвязь между системной организацией знания и понятием времени. По-видимому, условием такой взаимосвязи является культурно-историческая темпоральность, составляющая эпистемологический фон теорий времени.

Концепция времени может быть полностью понята лишь в контексте социокультурной эволюцией. Определяющую роль в детерминации теории играют архетипические представления, эпистемологические и парадигмальные структуры, укорененные в деятельности и понятийном поле. Детерминирующее влияние может быть раскрыто на трех уровнях методологического сознания:

1) бытийном;

2) операционно-рефлексивном или эпистемологическом;

3) концептуально-рефлексивном. Первый уровень представлен архетипическим представлением ”время-вечность". Он действует как гносеологически упорядочивающий оператор, выполняя роль ”моста” между чувственным восприятием времени и его идейно-теоретическим оформлением.

Прежде всего, отметим наличие некоторых общих для всех культур уровней темпоральных представлений. Очевидно, это связано с тем, что анализ временных процессов осуществляются в контексте относительно устойчивой системы интуитивно выделяемых уровней темпоральности. Условно их можно определить как ”деятельность-природа-человек", на основе чего формируются различные научные представления о времени. Различные трактовки времени как объективного или субъективного явления, как судьбы или бездушной последовательности возникли вследствие различного сочетания указанных компонентов в структуре воспроизведения темпоральности. Но у истоков познавательной деятельности лежит общий для всех архетип сознания, связанный с отношением темпоральности к вечно сущему, постоянно обладающему наличием.

Представление о вечности предшествует процессу формирования времени и его структуры. ”Вечность" становится той границей, на основе которой решается проблема отделений теоретической сущности времени как категориальной структуры знания от понятия времени в структуре обыденного познания и практики. Трактовка вечности как бесконечного времени, ее объяснение через сам поток времени есть более позднее явление, характерное для эмпирического уровня и этапа познания. На наш представление о вечности образует первичный уровень понимания времени, который отталкивается от психологической реальности атемпорального ”Я".

Чувство себетождественности, характерное для ”Я” организует вокруг себя поток внутреннего дискурса, который, в свою очередь, опирается на интерсубъективную темпоральность ”Мы”. Таким образом, ”Я” является проекцией более глубинной, чем сознание, структуры бессознательного, характеризуемого ощущением вечности. Между двумя атемпоральными полюсами располагается область сознания, рефлексия темпоральности которого составляет основу для концептуализации времени.

Архетип ”бессознательное-Я” находит свое воплощение в архетипически оформленном представлении ”вечность-время", которое характерно для всех первоначальных концепций времени. Указанное представление выступает в роли инстиктивных образов, в которых темпоральное и атемпоральные ассоциации слиты воедино, что дает стихийный образ мира, как бы заключенного между временем и вечностью. Здесь осознается не время мира самого по себе, а бытие ”человека-в-мире”, которое есть первичный и предельный феномен человеческого сознания. Архетипическое представление действует как упорядоченный оператор, а также как формирующий фактор логического понимания времени. Для осознания темпорального мира необходимо оттолкнуться от чего-то противоположного - вечности. Лишь замена чувственно осязаемой вечности на логически структурированное бесконечное время ведет к вытеснению архетипа из концептуального пространства, но в качестве эпистемологического фона он продолжает чувствовать в сознании, так как бесконечность времени не обладает чувственной достоверностью для интуитивного мышления, лежащего в основе культурного, так и научного творчества.

Архетипическое представление ”время-вечность" несет в себе определенные коды и метафизические смыслы, согласно которым выстраивается мир и человеческая судьба. Главное, что отличает время от вечности - это непрестанное течение, изменение, делающее его как бы формой существования, особым способом пребывания изменчивых вещей тварного мира, о которых тоже можно сказать, что они существуют, потому что стремятся исчезнуть (точнее, существуют исчезая). И время поэтому можно было бы назвать исчезающим существованием [2] . Согласно П. Флоренскому все познание мира в конечном счете есть теория вечной памяти, т.е. памяти о вечном и неизменном в богоустановленном миропорядке. ”Память есть деятельность мыслительного усвоения, т.е. творческого воссоздания из представлений - того, что открывается мистическим опытом в Вечности, или иначе говоря, создание во ”Времени” символов вечности…” [3] .

Следовательно, вечность и время оказываются диалектически соотнесенными. ”Платон реставрировал древнее мифологическое представление времени, но реставрировал в понятиях, т.е. диалектически. Время и вечность опять оказались слитыми в одно целое, но слитными уже после взаимного разделения и противопоставления” [4] . В эпоху античности, когда закладываются первые научные программы, архетипическая структура ”вечность-время" фигурирует как основополагающий элемент теории времени. В дальнейшем архетип рационализируется и вытесняет на периферию научного знания, но продолжает сохранять свою роль в качестве эпистемологического резерва концептуализации времени.

Лежащее у истоков познавательной деятельности архетипическое представление от слитности вечности и времени, через сравнение и противопоставление, развивается в сложно-составное целое научных абстракций времени, служащее основой для формирования понятий конечности и бесконечности, континуальности и дискретности и т.п.

Второй уровень - эпистемологический, образует смысловое поле, которое включает в себя неявные предпосылки познавательной деятельности. Базовым элементом этого поля является эпистема часов как схема измерительной деятельности, организующая концептуализацию времени. Данная абстракция экспериментально-измерительных процедур воплощается в культуре в виде ”упорядочивающего кода” мыслительных образов и выступает в качестве конструирующего фактора научных теорий.

Понятие эпистема ”часов”, явилась одной из главных предпосылок становления научного понимания времени и дальнейшего его развития. Дело в том, что понятие эпистема часов иногда подменяется понятием парадигма часов. Слово ”episteme" появляется в греческом языке и обозначает ”знание". Его обычно переводят как ”наука”. Однако первоначальное значение episteme - это ”умение", способность что-либо делать.

Начиная с первых греческих мыслителей, понимание знания основывается на допущении, что значит - это уметь найти начало или природу вещей. М. Фуко отмечает, что в каждой культуре между использованием того, что можно было бы назвать упорядочивающими кодами и размышлениями о порядке, располагается чистая практика порядка и способов бытия [5] . Поэтому для того, чтобы выяснить, исходя из чего стали возможными познание времени и теория времени, в соответствии с каким порядком конституировалось знание, необходимо проанализировать эту практику и вычленить общие, исторические схемы, обусловливающие отдельные конкретные идеи, концепции, понятия. Мы придерживаемся точки зрения, согласно которой параметрическое время - это схема, изображающая время в качестве набора определенных длительностей, обладающих свойством непрерывного перехода от одного момента времени к другому. Применимость понятия времени здесь понимается как возможность наложения на реальность данной модельной схемы. Этой схемой и являются часы.

В качестве процедуры построения часов служит вычленение стабилизирующегося ритмического процесса, выступающего в качестве меры длительности. Роль эпистемы ”часов”, как отмечалось выше, не сводится только к схематизации периодических процессов. Особенность эпистемы часов, как схемы деятельности, заключается в том, что последняя есть экран самого сознания, являющийся трансцендентальным элементом организации познания и его актов [6] . Исследование эпистемы часов обнаруживает не только историю нарастающего совершенства часов и их возможности в измерении времени, но и целые комплексы моделей мышления и действия, которые выражаются совокупностью методологических предписаний. Возможность конструирования универсума в целом дает возможность говорить об эпистемекак достаточно устойчивом конфигурационном образовании. Способы измерения времени менялись, часы как механизм совершенствовались, однако сама эпистема - ”часы" как схема, с которой соотносится временная реальность, сохранялись.

Преломляясь сквозь призму духовно-практических отношений человека к миру, познание в его практической направленности преобразуется в совокупность схем и программ человеческой деятельности. Рефлексивное воплощение последних находит отражение в их символическом объективировании и понимается как образы, символы, модели, образующие элементы структуры эпистемологического поля.

Часы как модель и аналог реальных процессов отражали некоторые смысловые соотношения, знаки, представления. Само развитие представлений о времени, как показано выше, связано, прежде всего, с умением фиксировать более или менее регулярным образом, различать, сопоставлять и отождествлять естественные циклы природы, что приводит в конечном счете к созданию календаря и часов. Образ часов лежит в основании развития идеи времени, так как он включает в себя знак места и знак времени. Изучение этих знаков означает не только времени самого по себе в его чистом виде, но и приводит к размышлению о специфическом его временном месте, поскольку время с самого начала есть не только некоторое местное время, но есть и некоторое ”временное время".

Размышления над знаками места и времени, объединенные с образе часов, обращает внимание не только на чисто научные основания идеи времени, но и на историческую и социальную значимость. Как уже отмечалось, процесс формирования представлений о времени протекая в неразрывной связи с конкретно-чувственным восприятием предметов. Время мыслилось конкретно, поскольку измерялось путем соотнесения с пространственными величинами: в песочных часах - высотой песочного столбика, на циферблате - пройденным стрелкой отрезком окружности [7] .

Создание и совершенствование часов и соответствующие представления, возникающие на этой основе, являются объективными вехами формирования концепций времени. Задолго о того, как человек пришел к представлению своего знания в терминах таких понятий как конечность (бесконечность или необходимость), случайность и научился организовывать свои действия с помощью процессов, которые он считал предсказуемо регулярными, история этого впечатляющего мастерства есть история календарей и часов. Их история демонстрирует успешное сведение систем, включающих в себя время, к динамическим и статистическим моделям (а именно часам и календарям), которые представляют эти идем с различной степенью аппроксимации. История развития представлений о часах есть история изменяющихся представлений о мире, история моделирования мира (солнечные, водяные, песочные часы), имеющая свои исторические корни и формы становления, и являющаяся реальной основой для более глубокого научного и философского понимания времени.

Механические часы, которые были изобретены в XIII веке, оказали горомадное влияние на последующее развитие науки. ”Часовая мануфактура т явилась поставщиком одного из тех универсальных практических образов, которые направляли видение действительности и научные изыскания в Новое время” [8] . Появление механических часов явилось источником сдвигов в отношении ко времени. ”Создание механизма для измерения времени породило условия для выработки нового отношения к нему - как к однообразному унифицированному потоку” [9] .

Распространение и совершенствование механизмов, например, механических часов, способствует углублению разрыва между конструируемым понятием времени и реальным временным процессом.

Хотя часы классической механики при скоростях, близких к скорости света, дают не представления о реальном времени, тем не менее, их образ продолжает неявно влиять на процесс научного осознания времени. Познавательная роль часов заключается в том, что они пользуются как непременный атрибут мысленных экспериментов, на которых основываются рассуждения, позволяющие показать безотносительность релятивистских закономерностей к тому, измеряется или не измеряется время на физическом объекте, движущемся с ускорением. Независимо от того, есть часы или нет, время будет продолжать ”течь". Кроме того, если попытаться построить модель Вселенной, используя образ часов, связанных друг с другом. Одним из гносеологических и мировоззренческих вопросов, возникающих при таком построении, является вопрос об источнике развития Вселенной, о внутренней активности материи. В настоящее время часы как модель ”самозаводящегося механизма" процессов эволюции используется в научном познании, например, при построении концепции биологической формы времени. Применимость понятия времени понимается как возможность наложения на реальность той или иной модельной схемы часов, определяющей априорные структуры мышления.

Последний уровень - концептуально-рефлексивный, связанный с функционированием научных программ и парадигм. Они, как и архетипические представления, эпистемы, являются социокультурными факторами, оказывающими бессознательно конструирующее воздействие на структуру научных теорий. Научная программа скрыто присутствует на методологическом уровне научного сознания. Парадигма времени как концептуальное образование есть реализация научных программ, задающих в определенный исторический период содержательную интерпретацию различным среза реальности, которая детерминирует проблемное поле и специфику теорий времени. Создание парадигмы в науке в целом и в исследовании времени, в частности, предстает как опредмечивание выделенного класса экспериментальных ситуаций, конструирование абстрактного образца, в отношении которого эмпирические и теоретические факты приобретают системное единство.

Таким образом, в познании времени обнаруживаются скрытые комплексы, определяющие построение соответствующих теорий. При этом объяснительная схема психоанализа может быть использована в качестве метатеории при анализе научного сознания, где структурообразующими являются концепции времени.

Архетипические представления возможно сопоставить с собственно бессознательными, эпистемы - с областью вытесненного в подсознание, а научные программы и парадигмы предстают как надличностное сверхсознание. По нашему мнению такое сопоставление может быть вполне продуктивным при анализе научного сознания и способствовать развитию методологии науки.

Литература

1. Пригожин И., Стенгерс И. Время. Хаос. Квант. М., 1995. С.249.

2. Гайденко П.П. Время и вечность: парадоксы континуума // Вопросы философии. 2000. № 6. С.110.

3. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1990. Т.1.С. 201-202.

4. Лосев А.Ф. Античная философия истории. М., 1977. С.35.

5. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977. С.38.

6. Мамардашвили М.Л. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси, 1984. С.17.

7. Попович М.В. Мировоззрение древних славян. М., 1985. С.109-110

8. Уитроу Дж. Структура и природа времени. - М., 1984. С.28.

9. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С.136.