Аристотелевская и галилейская традиции в философии научного метода

Связь аристотелевской и галилейской традиций с попытками человека понять предметы телеологически или объяснить их каузально. Характеристика позитивизма как одного из направлений философии науки. Анализ психологических и семантических аспектов понимания.

Рубрика Философия
Вид лекция
Язык русский
Дата добавления 26.08.2010
Размер файла 41,1 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Содержание

1. Две главные традиции в науке и философии научного метода: аристотелевская и галилеевская. Связь этих традиций с попытками человека понять предметы телеологически или объяснить их каузально.

2. Характеристика позитивизма как одного из направлений философии науки. Подчеркивание единства научного метода, математической строгости как идеала совершенства науки и идеи подведения явлений под общие законы.

3. Герменевтика как реакция на методологический монизм позитивизма. Науки о духе (Geistwissenschaften). Различие между объяснением и пониманием. Психологические и семантические аспекты понимания.

4. Позиции Гегеля и Маркса. Гегель и Аристотель. Явный "каузализм " марксизма в противоположность его неявной телеологии.

5. Возрождение позитивизма и включение его в более широкое течение аналитической философии. Раскол в последней. Неявный антипозитивизм лингвистической философии. Традиционный позитивизм аналитической философии науки. Методология наук о поведении и социальных наук в середине столетия.

6. Гемпелевская теория научного объяснения. Дедуктивно-номологическая и индуктивно-вероятностная модели охватывающего закона. Вторая является не моделью объяснения, а средством для оправдания ожиданий и предсказаний.

7. Разделение сферы телеологии на области функции и цели, с одной стороны, и интенциональности-- с другой. Кибернетика и "причинное истолкование телеологии".

8. Критика позитивистского истолкования научных законов. Конвенционализм. Различие между номической необходимостью и случайным единообразием. Роль модальной логики и проблемы условных контрфактических высказываний в возрождении понятия естественной необходимости.

9. Возникновение аналитической философии действия. Энскомб об интенциональности и практическом рассуждении. Критика позитивизма в аналитической философии истории (Дрей) и социальных наук (Уинч).

10. Возрождение герменевтической философии наук о духе (Geistwissenschaften). Черты сходства с аналитической философией. Расхождение в марксизме между "гуманитарной" ориентацией на герменевтику и "сциентистской" ориентацией на позитивизм.

1. В научном исследовании, рассматриваемом в очень широкой перспективе, можно выделить два основных аспекта. Один заключается в установлении и открытии фактов, другой -- в построении гипотез и теорий. Эти два аспекта научной деятельности именуются иногда описательной и теоретической наукой.

Построение теории служит двум главным целям. Одна состоит в предсказании событий или результатов экспериментов и, таким образом, в предвосхищении новых фактов. Другая заключается в том, чтобы объяснить или сделать понятными уже известные факты.

В первом приближении такие классификации полезны, но не следует принимать их слишком строго. Открытие и описание фактов не всегда концептуально отделимо от теории, которая часто способствует пониманию этих фактов(1). С другой стороны, предсказание и объяснение иногда рассматриваются как по существу тождественные процессы научного мышления, отличающиеся, так сказать, только во временной перспективе(2). Предсказание направлено от данного положения дел к будущему, объяснение же обычно направлено от настоящего к прошлым событиям. Считается, однако, что элементы объяснения и предсказания сходны, похожи и связывающие их отношения. Одни элементы представляют собой факты, другие -- законы. Однако подобное понимание объяснения и предсказания можно подвергнуть сомнению(3). Сомнение выражается в постановке вопроса о роли общих законов в научном объяснении и вопроса о том, является ли построение теории в естествознании и в гуманитарных и социальных дисциплинах по существу одинаковым.

Некоторые проблемы соотношения упомянутых понятий -- описания, объяснения, предсказания и теории -- полезно рассмотреть в свете истории познания.

В истории идей можно выделить две основные традиции, расходящиеся по вопросу о том, при каких условиях объяснение удовлетворяет требованиям научности. Одну из этих традиций иногда называют аристотелевской, другую -- галилеевской(4). Эти названия указывают, что у первой традиции очень древние корни в духовной истории человечества, в то время как вторая -- относительно недавнего происхождения. Здесь есть доля истины, но необходима оговорка. Традиция, которую я называю галилеевской, восходит, минуя Аристотеля, еще к Платону(5). Не следует также считать, что аристотелевская традиция в настоящее время -- это устарелый предрассудок, от которого наука постепенно "освобождается".

Что касается понимания научного объяснения, то различие между традициями обычно характеризуется как различие между каузальным и телеологическим объяснением(6). Объяснения первого типа называют также механистическими(7), второго -- финалистскими. Галилеевская традиция в науке развивалась параллельно с успехом каузально-механистического подхода в объяснении и предсказании явлений, аристотелевская же -- вместе с попытками человека сделать факты телеологически или финалистически понятными.

Я не буду рассматривать развитие этих двух традиций с начала их возникновения, а также оценивать их относительное значение для прогресса науки. Я ограничусь рассмотрением периода приблизительно от середины XIX века до настоящего времени, обращая особое внимание на недавние результаты. Причем область моего анализа ограничивается методологией, под которой я понимаю философию научного метода.

2. Великое пробуждение или революция в естествознании в период Возрождения и эры барокко в определенной степени аналогичны обращению к систематическому изучению человека, его истории, языка, нравов и социальных институтов в XIX веке. Исследования Ранке и Моммзена в историографии, Вильгельма фон Гумбольдта, Расмуса Раска, Якоба Гримма в лингвистике и филологии, Тейлора в социальной антропологии сравнимы с достижениями Коперника и Кеплера в астрономии, Галилея и Ньютона в физике или Везалия и Гарвея в анатомии и физиологии, сделанные двумя-тремя столетиями ранее.

Поскольку естествознание уже достигло теоретического уровня, а гуманитарные науки еще не были знакомы с научными требованиями, постольку вполне естественно, что главным вопросом методологии и философии науки XIX века стал вопрос о взаимоотношении этих двух основных ветвей эмпирического исследования. Принципиальные позиции в решении этого вопроса можно связать с двумя выделенными основными традициями в методологическом мышлении.

Одна из таких позиций -- это философия науки, самыми типичными представителями которой являются Огюст Конт и Джон Стюарт Милль. Ее обычно называют позитивизмом. Это название принадлежит Конту, но с определенными оговорками его можно отнести также к позиции Милля(8) и ко всей интеллектуальной традиции, восходящей не только к Конту и Миллю, но и к Юму и философии Просвещения.

Одной из догм позитивизма(9) является методологический монизм, т.е. идея единообразия научного метода независимо от различия областей научного исследования(10). Вторая догма выражается в том, что точные естественные науки, в частности математическая физика, дают методологический идеал или стандарт, по которому измеряют степень развития и совершенства всех других наук, включая гуманитарные(11). Наконец, третья догма связана с особым пониманием научного объяснения(12). Научное объяснение является, в широком смысле, "каузальным"(13). Более точно, оно заключается в подведении индивидуальных случаев под гипотетические общие законы природы(14), включая "природу человека"(15). Финалистские объяснения, т.е. попытки трактовать факты в терминах намерений. целей, стремлений, либо отвергаются как ненаучные, либо делается попытка показать, что их можно преобразовать в каузальные, если должным образом очистить от "анимистских" и "виталистских" элементов(16).

Подчеркивая единообразие метода, математический идеал науки и важность общих законов для объяснения, позитивизм примыкает к той длительной и разветвленной традиции в истории мысли, которую я называю галилеевской(17).

3. Как реакция на позитивизм возникла другая позиция по вопросу о взаимоотношении наук о природе и наук о человеке. Антипозитивистская философия науки, получившая развитие к концу XIX столетия, гораздо более разнородна и разнообразна, нежели позитивизм. Иногда ее характеризуют термином "идеализм", однако это справедливо лишь для некоторых сторон данного направления. С моей точки зрения, более удачно название "герменевтика" (см. ниже, с. 66). Это направление представляют выдающиеся немецкие философы, историки и социологи. Наиболее известны, может быть, Дройзен, Дильтей, Зиммель и Макс Вебер. С этим же направлением связаны Виндельбанд и Риккерт -- неокантианцы баденской школы. К идеалистической ветви этого антипозитивистского направления в методологии можно отнести итальянского ученого Кроче и выдающегося британского философа истории и искусства Коллингвуда.

Все эти мыслители отвергают методологический монизм позитивизма и мнение о том, что единственный и высший идеал рационального постижения действительности дает точное естествознание. Многие подчеркивают противоположность между науками, которые, подобно физике, химии или физиологии, стремятся к обобщениям воспроизводимых и предсказуемых явлений, и такими, которые -- как история -- ставят целью понять индивидуальные и неповторимые особенности объектов изучения. Науки, занятые поисками законов, Виндельбанд предложил называть "номотетическими", а дескриптивное изучение индивидуального -- "идеографическим"(18).

Антипозитивисты выступают и против позитивистской концепции объяснения. Имевшую столь большое влияние методологическую дихотомию, по-видимому. первым ввел немецкий историк и философ Дройзен Он назвал ее дихотомией объяснения и понимания в немецком языке Erklaren и Verstehen(19). Цель естественных наук, говорил он, заключается в объяснении цель же истории -- понимание явлений, входящих в сферу ее изучения. С систематической полнотой эти идеи были затем разработаны Вильгельмом Дильтеем(20).

Собственную область применения метода понимания он назвал науками о духе (Geistwissenschaften). В английском языке нет хорошего эквивалента, однако следует напомнить, что этот термин появился как перевод на немецкий язык английского понятия "наука о нравах" (moral science)(21).

В обычном словоупотреблении не проводится четкого различия между словами "понять" и "объяснить". Практически любое объяснение, будь то каузальное, телеологическое или какое-то другое, способствует пониманию предметов. Однако в слове "понимание" содержится психологический оттенок, которого нет в слове "объяснение". Эта психологическая черта подчеркивалась разными методологами-антипозитивистами XIX века, с наибольшей силой, может быть, Зиммелем, который полагал, что понимание как специфический метод гуманитарных наук есть форма вчувствования (empathy; нем. Einfuhlung) или воссоздание в мышлении ученого духовной атмосферы, мыслей, чувств и мотивов объектов его изучения(22).

Но не только этот психологический оттенок позволяет отличить понимание от объяснения. Понимание особым образом связано с интенциональностью. Можно понять цели и намерения другого человека, значение знака или символа, смысл социального института или религиозного ритуала. Этот интенционалистский, или семантический, аспект понимания стал играть важную роль в более современных методологических дискуссиях (см. ниже, разд. 10)(23).

Если признать методологическое различие между естественными и историческими науками о духе, то сразу же встает вопрос о статусе социальных и поведенческих наук. На зарождение этих наук в прошлом столетии оказали значительное влияние как позитивистские, так и антипозитивистские тенденции. Поэтому неудивительно, что эти науки стали ареной спора двух противоположных направлений в философии научного метода. Наследием Просвещения XVIII века, которое заслужило одобрение позитивизма XIX века, явилось применение математических методов в политической экономии и других формах социального исследования. Сам Конт ввел термин "социология" для научного изучения человеческого общества(24).

Из двух великих социологов (на рубеже XIX -- XX веков) Эмиль Дюркгейм в методологии(25) был, в сущности, позитивистом, а у Макса Вебера позитивизм сочетался с признанием телеологии ("zweckrationales Handeln") и понимания как вчувствования ("verstehende Soziologie")(26).

4. Гегель и Маркс -- два великих философа прошлого столетия, которые оказали глубокое и длительное влияние, в частности, и на разработку методологии. Однако трудно определить позиции этих философов в отношении позитивизма XIX века или реакции на него(27). В вопросе метода гегелевское и марксистское мышление четко ориентируется на законы, всеобщую обусловленность и необходимость(28). В этом оно сходно, по крайней мере на первый взгляд, с позитивистским (естественно) научно ориентированным направлением. Однако когда Гегель и Маркс рассматривают, например, исторический процесс, то понимание ими закона сильно отличается от того, которое лежит в основе ("галилеевского") каузального объяснения*. Диалектическая схема развития через тезис, антитезис и синтез также не является примером каузального стиля мышления(29). Представление о законе и развитии Гегеля и Маркса приближается к тому, что мы могли бы назвать концептуальной или логической связью(30).

Сам Гегель считал себя последователем Аристотеля(31). Однако в отличие от этого великого философа Гегель был мало знаком с естественными науками. В этом смысле ему был чужд позитивизм и, наоборот, были очень близки философы, занимавшиеся науками о духе. Поэтому, несмотря на противопоставление "гуманитарного" "натуралистическому", можно считать Гегеля великим реставратором аристотелевской традиции в философии метода после средневековья. Если так, то он необходимо встает в оппозицию к платоновскому духу Возрождения и науки барокко. Как и для Аристотеля, для Гегеля идея закона -- это прежде всего идея внутренней связи, которая постигается путем рефлектирующего понимания, а не индуктивное обобщение, которое устанавливается путем наблюдения и эксперимента. И для того, и для другого философа объяснение заключается не в том, чтобы сделать явления предсказуемыми на основе выявления их действительных причин, а скорее в том, чтобы сделать эти явления телеологически понятными(32). Если учесть близкую связь антипозитивистской методологии XIX века с Гегелем, то в целом ее можно отнести к старой, аристотелевской традиции, вытесненной тремя столетиями ранее новым духом в философии науки, самым выдающимся выразителем которого был Галилей(33).

5. Расцвет позитивизма в середине и конце XIX века на рубеже веков сменился антипозитивистской реакцией. Однако в период между двумя мировыми войнами позитивизм возродился, причем в более энергичной форме, чем раньше. Новое движение было названо неопозитивизмом или логическим позитивизмом, позднее -- логическим эмпиризмом. Характеристика "логический" была добавлена для того, чтобы указать на поддержку, которую возрожденный позитивизм надеялся найти в новых достижениях формальной логики.

Возрождение логики после пяти веков упадка и застоя (примерно с 1350 по 1850 г., не считая блестящего, но обособленного вклада Лейбница в XVII в.) само по себе имело огромное значение для методологии и философии науки. Однако вряд ли можно считать, что формальная логика внутренне связана с позитивизмом или позитивистской философией науки. Связь логики с позитивизмом в нашем веке явилась скорее исторической случайностью, чем философской необходимостью.

Логический позитивизм 20--30-х годов XX века был главным, хотя далеко не единственным источником, из которого возникло широкое течение в философии, сейчас обычно называемое аналитической философией. Было бы неверно отождествлять его с позитивизмом. Однако вклад аналитической философии в методологию и философию науки до недавнего времени действительно осуществлялся преимущественно в духе позитивизма, если под "позитивизмом" понимать философию, защищающую методологический монизм, математический идеал научности и дедуктивно-номологическую концепцию научного объяснения Это произошло в силу нескольких причин, одна из которых связана с разделением аналитической философии на два главных направления.

Одно из этих направлений -- лингвистическая философия, или философия обыденного языка. Главным ее источником явилась философия позднего Витгенштейна и его последователей в Оксфорде в 1950-х годах. По сути, это направление склоняется к оппозиции позитивизму, хотя до недавнего времени это открыто не обнаруживалось. По понятным причинам философия обыденного языка мало интересуется проблемами философии науки.

Совершенно отлично от лингвистического другое направление аналитической философии, которое восходит к логическому атомизму Рассела, раннего Витгенштейна и к неопозитивизму Венского кружка. Преимущественная сфера исследования этого направления -- философия науки, а внутренняя ориентация, в силу его происхождения, является позитивистской. В значительной мере данное направление разделяет с позитивизмом XX века веру в прогресс благодаря успешному развитию науки и распространению рационалистического подхода --"социальной инженерии"-- к анализу человеческой деятельности(34).

Долгое время аналитическая философия науки почти исключительно занималась проблемами оснований математики и методологией точного естествознания Отчасти это было обусловлено той ролью, которую (математическая) логика играла для этого типа философии. Однако постепенно внимание аналитических философов стали привлекать проблемы методологии поведенческих, социальных и исторических наук, в какой-то степени в силу проникновения в эти науки точных методов. Обратившись к этим проблемам. аналитическая философия включилась в традиционный спор между позитивистской и антипозитивистской методологиями, и в середине столетия вновь разгорелись старые дискуссии. Непосредственным источником возрождения полемики послужила новая формулировка старой позитивистской теории научного объяснения.

6. На обсуждение проблем объяснения в русле традиции аналитической философии оказала решающее влияние классическая статья К. Г. Гемпеля "Роль общих законов в истории", опубликованная в 1942 году в "The Journal of Philosophy". Концепции объяснения, аналогичные гемпелевской, уже выдвигались логическими позитивистами и другими представителями аналитической философии(35). По существу, все эти концепции являются вариантами теории объяснения, выдвинутой еще классическим позитивизмом, в частности Миллем.

Ретроспективно кажется почти иронией судьбы то, что наиболее полная и ясная формулировка позитивистской теории объяснения была разработана применительно к области, для которой эта теория подходит, очевидно, в наименьшей степени, а именно к области истории. Но может быть, именно поэтому гемпелевская статья породила такое огромное количество споров и дискуссий.

Теория Гемпеля получила известность как модель (или теория) объяснения посредством закона. Это название принадлежит одному из критиков данной теории Уильяму Дрею(36). Другое и, может быть, более удачное название ее -- "подводящая" теория объяснения.

В ряде последующих публикаций Гемпель расширил, разъяснил и несколько модифицировал свои первоначальные воззрения(37). Он также провел различие между двумя подмоделями общей модели объяснения посредством охватывающего закона. Мы будем называть их дедуктивно-номологической и индуктивно-вероятностной моделями(38). Первую можно схематически описать следующим образом.

Пусть E будет событием, имеющим место и нуждающимся в объяснении. Почему произошло E? Чтобы ответить на этот вопрос, мы указываем на некоторые другие события или положения дел Е1,...,Em и на одно или несколько общих суждений или законов L1,...,Ln, таких, что из этих законов и того факта, что имеют место (существуют) другие события (положения дел), логически следует Е.

В приведенном схематическом описании дедуктивно-номологической модели Гемпеля Е называется экспланандумом или экспликандумом. Я буду называть его также объектом объяснения. Е1,...,Еm я буду называть экспланансом или экспликатом. Можно назвать их также базисом объяснения. L1,...,Ln представляют собой "охватывающие законы", под которые при объяснении подводятся эксплананс и экспланандум(39).

Можно поставить вопрос: применима ли модель Гемпеля к объектам, не являющимся событиями? Часто мы хотим знать, не почему произошло некоторое событие, а почему достигается или не достигается некоторое положение дел. Очевидно, этот случай также укладывается в схему Гемпеля. Он даже более фундаментальный, так как понятие события можно анализировать (определять) с помощью понятия положения дел. Можно сказать, что событие представляет собой пару последовательных положений дел(40).

Другой вопрос, возникающий при описании данной модели, состоит в следующем: должны ли события Е1,...,Еm, которые образуют базис объяснения, возникать раньше Е или они могут быть одновременны с ним или даже возникать позже Е? Это важный вопрос, позднее мы обсудим некоторые его аспекты. Если события E1,...,Еm предшествуют объекту объяснения Е, мы будем говорить о них как об антецедентах Е.

Собственный гемпелевский, теперь знаменитый, пример является типичным примером дедуктивно-номологического объяснения. Экспланандум в нем -- некоторое событие, а эксплананс состоит из антецедентных событий и состояний(41). Почему радиатор моего автомобиля ночью лопнул? Бак был полон воды; крышка была плотно завинчена; не был добавлен антифриз; автомобиль был оставлен во дворе; температура в течение ночи неожиданно упала ниже нуля. Это все антецеденты. В сочетании с законами физики, в частности, с законом, по которому вода при замерзании расширяется, эти предшествующие события объясняют разрыв радиатора. Зная антецеденты и соответствующие законы, мы могли бы с определенностью предсказать рассматриваемое событие. Это действительно хороший пример объяснения, но историки нуждаются в объяснениях не такого типа.

При обсуждении гемпелевской теории объяснения мы в основном ограничимся дедуктивно-номологической моделью. Однако кратко мы рассмотрим и индуктивно-вероятностную модель и сделаем критические замечания(42).

Объектом индуктивно-вероятностного объяснения также является индивидуальное событие Е. Базис объяснения образует множество других событий или состояний E1,...,Em. Роль охватывающего закона, "соединяющего" или "связывающего" базис с объектом объяснения, выполняет вероятностная гипотеза: если имеются E1,...,Em, то весьма вероятно, что произойдет E.

Здесь уместно задать вопрос: в каком смысле (если он вообще есть) базис и охватывающий закон объясняют действительное появление некоторого события?(43)

Можно сказать, что дедуктивно-номологическое объяснение "объясняет", потому что говорит, почему Е должно быть (появиться), почему Е необходимо, если имеется базис и приняты определенные законы. Характерным для индуктивно-вероятностного объяснения является допущение возможности непоявления Е. Тем самым оно оставляет место для дополнительного объяснения: почему в данном случае Е действительно появилось или почему оно не появилось. Ответ на этот вопрос будет задачей дедуктивно-номологического объяснения. Иногда можно ответить на него, а именно когда к базису объяснения можно добавить некоторое дополнительное состояние или событие Кm+1, такое, что, согласно принятым законам, событие вида Е будет встречаться во всех случаях, когда совместно реализуются события E1,...,Еm+1. (44) Теперь можно провести различие: при отсутствии дополнительной информации, которую дает дедуктивно-номологическое объяснение, мы не объяснили, почему произошло Е, но объяснили, почему его можно ожидать.

Пусть имеется вероятностный закон (гипотеза), который гласит: если есть Е1,...,Еm, то с вероятностью p произойдет Е, где p -- средняя или низкая вероятность. Нельзя сказать, что такой вероятностный закон объясняет актуальное появление Е. Но можно использовать информацию, содержащуюся в этом законе, для вывода другого вероятностного закона: относительная частота, с которой будет встречаться Е в тех случаях, когда встречаются Е1,...,Еm, с высокой вероятностью близка к значению р. Появление Е с этой относительной частотой -- это другое индивидуальное событие, которое можно ожидать.

Характерным применением вероятностных законов является предсказание с высокой вероятностью относительных частот появления событий, вероятности которых имеют любое значение -- высокое, низкое или среднее. Случай, когда частота-событие есть появление самого Е, т.е. появление Е с относительной частотой 1, представляет собой предельный случай более общего использования вероятностей в предсказаниях. Поэтому можно сказать, что индуктивно-вероятностная модель Гемпеля представляет собой лишь специальный случай своеобразного использования исчисления вероятностей в целях предсказания.

Различие между этими двумя моделями гораздо глубже, чем иногда думают. Главной функцией дедуктивно-номологической модели является объяснение появления определенных событий. Поэтому она также -- уже вторично -- объясняет, почему их следует ожидать. Этих событий можно ожидать, потому что они должны произойти. Индуктивно-вероятностная модель переворачивает это отношение. В первую очередь она объясняет, почему можно было ожидать (или не ожидать) событий, которые уже произошли. И только во вторую очередь она объясняет, почему события произошли, а именно: "потому что" они имели высокую вероятность. Я думаю, однако, лучше говорить, что индуктивно-вероятностная модель не объясняет что-то, а оправдывает определенные ожидания и предсказания.

То, что мы сказали, совсем не означает отрицания (подлинных) объяснений, в которых вероятность играет важную роль. Одним из примеров такого объяснения является следующий.

Пусть имеется гипотеза, согласно которой вероятность события Е при некоторых E1,...,Em равна, например, р. Обнаруживают, что событие Е появляется в совокупности (большой части) данных условий с относительной частотой, сильно отличающейся от р.

Почему это происходит? Можно дать два ответа на этот вопрос. Первый состоит в том, чтобы отнести все за счет "случая". Мы всегда можем воспользоваться таким объяснением, но в целом это крайняя мера. Другой ответ заключается в поиске и обнаружении некоторого дополнительного условия Em+1, которое также присутствовало в совокупности условий E1,...,Em. Вероятностное значение р', отличное от р, связано с появлением Е в условиях E1,...,Em,Em+1. Допустим, что это именно та вероятность, с которой ожидается относительная частота актуального появления Е (в указанном выше смысле). Это аналогично нахождению причины (Em+1) замеченного различия между частотой и вероятностью (р). Такая процедура проверки корректности предлагаемого объяснения подобна каузальному анализу, описание которого будет дано ниже. Можно назвать такую процедуру вероятностным каузальным анализом. В методологии объяснения такой анализ занимает важное место, но в данной работе он не будет подробно обсуждаться(45).

7. В гемпелевской (дедуктивно-номологической) модели объяснения не используются понятия причины и следствия. Модель охватывает более широкую область, подобластью которой считаются каузальные объяснения(46). Спорным является вопрос о том, все ли каузальные объяснения действительно соответствуют гемпелевской схеме. Можно задать и такой вопрос: будет ли эта схема действительно выражать объяснение, если охватывающие законы не будут каузальными?

Ответ на оба эти вопроса зависит от понимания причинности. Я попытаюсь показать, что в связи с объяснением существует важный аспект понятия "причина", не имеющий отношения к данной модели. Однако это понятие употребляется и в таком значении, которое соответствует ей. Более того, мне представляется, что термин "каузальное объяснение" предназначен именно для прояснения такого употребления. Тогда безусловно правильно, что каузальное объяснение соответствует модели объяснения посредством закона, хотя, может быть, и не тому упрощенному ее варианту, который был представлен в предыдущем параграфе. Проверка универсальной значимости подводящей теории объяснения заключается прежде всего в ответе на вопрос, справедлива ли указанная модель также и для телеологических объяснении.

Область, традиционно относимую к телеологии, можно разделить на две подобласти. Первая -- это область понятий функции, цели (полноты) и "органического целого" ("системы"). Вторая -- это область целеполагания и интенциональности(47). Понятия функции и цели используются преимущественно в биологических науках, понятие интенциональности -- в науках о поведении, социальном исследовании и историографии. Однако сферы исследований биологии и наук о поведении в значительной мере пересекаются, поэтому пересекаются также и области понятий функции, цели и полноты, с одной стороны, и целеполагания и интенциональности -- с другой. Тем не менее полезно проводить между ними различие.

Год спустя после публикации статьи Гемпеля, в 1943 г. появилась важная работа Розенблюта, Винера и Бигелоу под названием "Поведение, цель и телеология"(48), которая оказалась новой вехой в разработке современной теории объяснения. Хотя работа была написана независимо от Гемпеля, ее, с точки зрения исторической перспективы, следует рассматривать как попытку распространить "каузалистскую" и, соответственно, подводящую концепцию объяснения на биологию и науки о поведении(49).

Центральным понятием "каузалистского" описания целесообразности, предложенного авторами этой работы(50), является понятие отрицательной обратной связи. Система, в которой каузальный фактор, например нагревательный прибор, производит некоторое следствие, скажем, повышение температуры в комнате, может быть связана с другой системой так, что "непоявление" следствия, т.е. в нашем примере понижение температуры ниже определенного уровня, приводит к "корректировке" действия каузального фактора, например к увеличению силы нагревания. В этом случае фактор-следствие второй системы придает действию каузального фактора первой "видимость телеологии", хотя обе системы ведут себя в соответствии с каузальными законами. Следствия, появляющиеся в обеих системах, объясняются на основании "начальных условий", образованных каузальными факторами, при помощи охватывающих законов, которые связывают причины и следствия.

Авторы рассматриваемой статьи выдвинули тезис о том, что целесообразность вообще можно объяснять посредством подобной взаимной связи каузальных систем(51). Система с механизмом обратной связи называется гомеостатической, или саморегулируемой. Такие механизмы в высшей степени характерны для живых организмов, например регулирование температуры у позвоночных животных аналогично действию "нагревательного прибора" в примере с "термостатом".

Предлагаемый Розенблютом, Винером и Бигелоу анализ телеологии, по-видимому, согласуется с подводящей концепцией научного объяснения. Однако неясно, является ли схема объяснения, которая используется в этом анализе, дедуктивно-номологической в том смысле, как описывалось выше. Чтобы разобраться в этом, необходимо продолжить анализ дальше. Значительный вклад в анализ саморегулируемых и других телеологических процессов впоследствии был внесен другими авторами, наиболее известны среди них -- Брэйтвейт и Нагель(52).

Общее исследование систем контроля и механизмов управления, одним из примеров которых являются гомеостатические системы, известно под названием кибернетики. Кибернетика оказала огромное, если не революционное, влияние на современную науку, особенно биологию и инженерию. Полагают, что вклад кибернетики в науку середины столетия сравним по значению с революцией в физике, вызванной несколькими десятилетиями ранее появлением теории относительности и квантовой теории(53). Насколько я могу судить, для методологии влияние кибернетики выразилось в значительном росте влияния "каузалистской" и "механистической" точки зрения в духе галилеевской традиции. В то же время ее воздействие укрепило некоторые главные догмы позитивистской философии науки, особенно идею о единообразии научного метода и подводящую теорию объяснения. В антипозитивистских кругах такая поддержка со стороны кибернетики иногда отрицается, указывается на огромное различие между кибернетическими и физическими системами более простого и традиционного типа. Различие, несомненно, существует(54), и оно отражается в различии между схемой, объясняющей действие кибернетического управления и механизмов контроля, и более "упрощенным" схематизмом гемпелевской модели, использующей охватывающий закон. Однако я хотел бы подчеркнуть, что это различие существенно, если говорить только о сложности и логической изощренности моделей, но оно не затрагивает основных принципов объяснения или понимания природы научных законов.

8. Понятие закона природы и вообще законоподобного единообразия занимает важное место в позитивистской философии науки(55). В этом отношении модели объяснения Гемпеля являются типично "позитивистскими".

Для позитивизма характерно более или менее четкое понимание природы естественных и других научных законов. Согласно этому пониманию, законы, упрощенно говоря, выражают регулярное или постоянное сопутствование (связь) явлений, т.е. характерные черты, проявляющиеся в объектах, положениях дел или событиях. Прототипом закона является либо универсальная импликация ("Все А есть В"), либо вероятностная связь. В идеальном случае связываемые законом явления должны быть логически независимыми. Это требование приблизительно эквивалентно идее о том, что истинностное значение законов не носит характера логической необходимости, а определяется опытной проверкой(56). А поскольку любое утверждение об истинности закона всегда выходит за рамки имеющегося опытного знания, законы в принципе полностью не верифицируемы.

Рассмотрим следующую попытку объяснения. Почему эта птица черная? Ответ: это ворон, а все вороны черные. Этот ответ соответствует дедуктивно-номологической схеме Гемпеля. Но действительно ли мы объяснили, почему ворон черен?(57) Если мы, как философы, не склоняемся к той точке зрения, что любое подведение индивидуального случая под обобщение является объяснением, то мы инстинктивно усомнимся в позитивности такого ответа. Мы хотели бы знать, почему вороны черные, что является "причиной" цвета, который, как мы считаем, характерен для них.

Для того чтобы наша потребность в объяснении была удовлетворена, необходимо, чтобы базис объяснения был более строго связан с объектом объяснения, чем просто посредством закона, устанавливающего универсальное сопутствование свойства быть вороном и свойства быть черным.

По-видимому, имеется два способа удовлетворить этому требованию. Первый заключается в том, чтобы найти "причину" черного цвета воронов, т.е. некоторую другую характеристику птиц этого вида, которая отвечает за их окраску. Другой способ состоит в том, чтобы придать предлагаемому ответу экспликативную силу посредством утверждения, что чернота в действительности является характерной особенностью вида воронов. Принятие любого из этих ответов означает, что мы рассматриваем сопутствие не просто как универсальное, но в некотором роде как необходимое.

Второй подход сталкивает нас с таким пониманием естественных законов, которое может рассматриваться как альтернативное классическому позитивистскому пониманию. Согласно этой альтернативной концепции, научный закон не может быть опровергнут экспериментом, так как его истинность является аналитической, логической. Тогда согласование с законом является некоторым стандартом, посредством которого индивидуальные случаи классифицируются как подпадающие или не подпадающие под родовые явления, связываемые этим законом. Все А есть В, поэтому если вещь, предположительно являющаяся А, оказывается не В, то на самом деле она не является А. Такие стандарты для суждения о вещах являются искусственными соглашениями, принимаемыми в процессе образования понятий. Поэтому такая точка зрения называется конвенционализмом(58).

Доведенные до крайней степени, позитивизм и конвенционализм оказываются противоположными точками зрения приблизительно в том же смысле, в каком противоположны крайний эмпиризм и крайний рационализм. Однако сравнительно легко найти между ними компромисс. Здравомыслящий позитивист согласится с тем, что некоторые научные принципы имеют характер аналитических истин, в то время как другие явно являются эмпирическими обобщениями. Он заметит, кроме того, что в процессе исторического развития науки граница между этими двумя категориями часто смещается(59).

Можно сказать, что конвенционалистское понимание научных законов не содержит концептуальных элементов, которые были бы чужды позитивистской философии науки. Хотя позитивизм неоднократно подвергался атакам конвенционализма и наоборот, эти две позиции имеют много общего(60). Общим принципом обеих концепций научного закона является отрицание ими существования "среднего" звена -- естественной необходимости, как ее иногда называют, отличной, с одной стороны, от эмпирического обобщения и, с другой стороны, от логической необходимости.

По той же самой причине и позитивизм, и конвенционализм должны отрицать, что "экспликативная сила" каузальных законов основана на том, что они устанавливают необходимую связь природных событий. Подвергнуть сомнению идею о том, что универсальная истина должна быть либо акцидентальной (случайной, эмпирической), либо логически необходимой, -- значит гораздо более серьезно выступить против позитивизма, чем это делает конвенционализм.

Подобное сомнение тем не менее является традиционным, и оно связано с противопоставлением "аристотелевской" и "галилеевской" традиций в философии науки. Особенно интересно отметить здесь то, что оно возникло и получило новый импульс внутри самой аналитической философии.

Одним из его источников послужило возрождение в середине XX столетия интереса к модальной логике и философии модальных понятий. Представители философской логики усвоили идею о том, что логическая необходимость и возможность представляют собой только виды более обширного рода, внутри которого можно различать разные формы необходимости и возможности. Само по себе возрождение модальной логики не реабилитировало понятие естественной необходимости как отличной от логической необходимости и от "просто" случайного обобщения. Идея естественной необходимости остается спорной и многими аналитическими философами рассматривается как подозрительная или определенно порочная. Однако модальная логика проложила путь к изменению позитивистского понимания естественных законов, которое долгое время разделялось аналитическими философами(61).

На изменение признанного понимания естественных законов в позитивистской традиции более непосредственно повлияла проблема контрфактических высказываний. Эта проблема была поставлена в классических статьях Р. Чизхолма (1946) и Н. Гудмена (1947) и с тех пор обсуждалась в огромном количестве статей и книг. Несколько упрощая, можно сказать, что ее значение для проблемы понимания характера научных законов состоит в следующем.

Иногда наше убеждение в том, что если бы не случилось р, то случилось бы q, опирается на нашу веру в номическую(62), или законоподобную, связь между (общими) суждения p и q. Однако не всякая значимая универсальная импликация, связывающая два суждения, может считаться достаточной основой. Возникает вопрос: как охарактеризовать законоподобность или как отличить (нелогическую) номическую связь от "случайного" универсального сопутствования(63). В работе, написанной около пятнадцати лет назад, я утверждал, что понятие контрфактического высказывания само включено в это различие и поэтому не может быть объяснено посредством него(64). Вытекающая из обсуждения проблемы контрфактических высказываний "мораль" заключается в том, что отличительным признаком номической связи, законоподобности, является не универсальность, а необходимость(65). Если эта точка зрения верна, то позитивистское понимание закона опровергается, хотя это может не затронуть подводящую теорию объяснения. В данной книге я не буду обсуждать проблему контрфактических высказываний, но я надеюсь в какой-то мере прояснить природу "необходимости", в силу которой некоторые универсальные регулярности становятся номическими.

9. Насколько глубоко кибернетические объяснения проникают в область телеологии? Распространяются ли они за пределы биологии дальше -- в область наук о человеке? На этот последний вопрос можно было бы ответить, указав на огромное значение кибернетических представлений для экономики, социальной психологии и даже юриспруденции(66). Однако этот ответ недостаточно проясняет суть дела. Остается неясным, дает ли использование в этих областях идей, заимствованных из кибернетики, объяснения, соответствующие подводящей* модели. Я полагаю, что в целом это не так. Если я прав и если верно, что кибернетические объяснения гомеостатических систем и т.п. в биологии соответствуют подводящей модели, то "кибернетика" социальной науки и биологии различается гораздо больше, чем можно было бы полагать, если бы речь шла об ассимиляции различных исследовательских направлений под этим общим названием.

В сферу кибернетических объяснений, соответствующих модели объяснения посредством закона, вошли, я полагаю, преимущественно те аспекты телеологии, которые лишены интенциональности. Важное место среди объектов, которым присуща интенциональность, принадлежит действиям. Поэтому окончательная проверка универсальной справедливости подводящей теории объяснения должна быть проверкой возможности успешного применения этой модели к объяснению действий.

Многие аналитические философы, может быть даже большинство, полагают, что подводящая теория объяснения выдерживает такую проверку. Совершать действия побуждают мотивы; сила мотивов заключается в том, что их присутствие означает предрасположенность следовать определенным образцам поведения; такие образцы (предрасположенности) играют роль "законов", связывающих в каждом отдельном случае мотивы с определенным действием. То, что я сейчас описал, является сознательным упрощением идеи, которая в более или менее изощренных формах продолжает привлекать воображение философов(67). Речь идет о той идее, что действия имеют причины, а следовательно, о детерминистской позиции в старом вопросе о "свободе воли".

Однако среди аналитических философов существует и противоположное мнение по поводу применимости подводящей модели к объяснению действия.

Одно из направлений оппозиционного отношения к этой модели представлено (аналитическими) философами, которые занимаются проблемами методологии истории. Критические замечания этих философов сосредоточены на роли общих законов в истории -- теме, давшей название той статье Гемпеля, в которой модель объяснения посредством закона впервые была четко сформулирована.

Почему объяснения историков редко (если это вообще бывает) ссылаются на общие законы? Сторонники подводящей теории исторического объяснения, конечно же, хорошо об этом знают. Но истолковывают этот факт они по-разному.

С точки зрения Гемпеля, в исторических объяснениях отсутствуют полные формулировки общих законов главным образом потому, что законы эти слишком сложны, а наше знание их недостаточно точно. Объяснения историков являются в характерном смысле эллиптическими, или неполными. Строго говоря, это лишь наброски объяснения. "Такое объяснение, -- говорит Гемпель, -- может быть вполне ярким и убедительным, и основная схема его в конечном итоге может быть расширена, с тем чтобы увеличить убедительность аргумента с помощью более полной формулировки объяснительных гипотез"(68).

По мнению К. Поппера -- другого видного представителя подводящей теории объяснения, -- причина отсутствия формулировки общих законов в исторических объяснениях заключается в том, что эти законы слишком тривиальны и поэтому не заслуживают явного упоминания. Мы знаем эти законы и неявно считаем их несомненными(69).

Принципиально иное понимание роли законов в исторических объяснениях предлагает У. Дрей в своей важной книге "Законы и объяснение в истории", вышедшей в 1957 году. Исторические объяснения обычно не ссылаются на законы вовсе не потому, что эти законы так сложны и непонятны, что нам остается довольствоваться лишь наброском объяснения, и не потому, что они слишком тривиальны для того, чтобы о них упоминать. Причина, по Дрею, состоит просто в том, что исторические объяснения вовсе не опираются на общие законы.

Рассмотрим, например, такое утверждение: Людовик XIV умер непопулярным, так как проводил политику, наносящую ущерб национальным интересам Франции(70). Каким образом сторонник модели объяснения посредством закона мог бы защитить свое мнение о том, что в этом объяснении неявно используется закон? Общий закон, гласящий, что все правители, которые... становятся непопулярными, даст охватывающую модель для данного объяснения только при условии присоединения к нему столь многих ограничивающих и разъясняющих условий, что в конечном итоге он окажется эквивалентным утверждению: все правители, которые проводили точно такую же политику, что и Людовик XIV, при точно таких же условиях, которые существовали во Франции и других странах, вовлеченных в политику Людовика, становились непопулярными. Если точное сходство политических действий и важнейших условий нельзя выразить в общих терминах, то данное утверждение вовсе не является "законом", так как с необходимостью оно относится только к одному случаю, а именно к Людовику XIV. Если же это сходство можно выразить, что практически вряд ли возможно, то тогда у нас будет подлинный закон, однако единственным примером этого закона будет именно тот случай, для "объяснения" которого он и формулируется. Следовательно, в любом случае защита этого закона будет сводиться лишь к повторению известного ранее, т.е. того, что причиной непопулярности Людовика XIV была его неудачная внешняя политика.

Итак, дреевская критика роли общих законов в исторических объяснениях ведет к полному отрицанию модели объяснения посредством закона. В этой связи интересно сравнить "Законы и объяснение в истории" Дрея с книгой Гардинера "Природа исторического объяснения", опубликованной пятью годами раньше (1952). Насколько я могу судить, "методологические интенции" этих двух авторов в значительной мере сходны. Однако в то время как для намерений Гардинера влияние господствовавшей позитивистской философии науки (хотя, может быть, и неявное) оказалось разрушительным, Дрей прекрасно достигает цели в освобождении современной "аналитической" философии истории от оков позитивизма. Он добивается этого как "отрицательным" путем -- посредством критики идеи использования модели объяснения через закон в качестве инструмента для исторического объяснения, так и "положительным" путем -- подчеркивая sui generis* характер моделей объяснения действий людей. Несомненно, критическая часть является самой сильной стороной работы Дрея. В позитивной же части отразились поиски "аналитической" философии действия, в тот период делающей лишь первые шаги.

Согласно Дрею, объяснить некоторое действие -- значит показать, что оно было соответствующим, или рациональным, в каком-то данном случае(71). Дрей называет такое объяснение рациональным.. В достаточной мере прояснить характер такого объяснения Дрею не удается. Он, на мой взгляд справедливо, полагает, что объяснение данного типа обладает собственными логическими характеристиками, однако он излишне усложняет свою проблему, пытаясь отыскать эти характеристики в элементе оценки, а не в типе телеологии(72).

Дреевская модель объяснения обладает сходством с традиционными идеями о методологической роли вчувствования и понимания. Хотя концепцию Дрея невозможно поместить в русло современной континентальной философии наук о духе, зато можно проследить интересную связь его идей с гегелевской традицией, представленной Коллингвудом (и Оукшоттом)(73).

В том же году, что и книга Дрея, вышла работа Э. Энскомб "Интенция". Благодаря этой работе центральное место в последующей дискуссии по философии действия среди аналитических философов заняло понятие интенциональности(74). Несмотря на то, что в книге Энскомб проблемы теории действия непосредственно не затрагиваются, две ее идеи оказались важными для этой области. Первая состоит в наблюдении, что поведение, интенциональное при одном его описании, не обязательно будет интенциональным при другом. Тем самым для объяснения некоторого образца поведения приобретает значение то, как оно описано, т.е. как оно понято в качестве действия. Здесь отражается концептуальная значимость различия между объяснением и пониманием (ср. ниже, гл. III, разд. 2, и гл. IV, разд. 1).

Энскомб привлекла также внимание к особому логическому характеру рассуждения, традиционно известного как практический силлогизм. Идея этого рассуждения восходит к Аристотелю и является, по мнению Энскомб, одним из лучших его открытий. Но по причине неверного истолкования эта идея впоследствии оказалась утраченной в философии(75). Подобрать ключ к правильной интерпретации ее нелегко. Собственные рассуждения Аристотеля об этом предмете несистематичны, а его примеры часто сбивают с толку. Один из способов реконструкции основной идеи состоит в следующем: исходная, или большая, посылка силлогизма говорит о некоторой желаемой вещи, или цели действия; в меньшей посылке некоторое действие связывается с этим желаемым результатом как средство его достижения; наконец, в заключение говорится об использовании средства для достижения цели. Таким образом, как в теоретическом выводе утверждение посылок с необходимостью приводит к утверждению заключения, так в практическом выводе согласие с посылками влечет за собой соответствующее им действие(76).

Я думаю, Энскомб правильно полагает, что практический силлогизм не является формой доказательства, что рассуждение этого типа качественно отличается от доказательного силлогизма(77). Тем не менее его свойства и отношение к теоретическому рассуждению сложны и до сих пор остаются неясными.

Практический силлогизм имеет огромное значение для объяснения и понимания действия. Главная идея данной книги заключается в том, что именно практический силлогизм является той моделью объяснения, которая так долго отсутствовала в методологии наук о человеке и которая является подлинной альтернативой модели объяснения через закон(78). Как подводящая модель является моделью каузального объяснения и объяснения в естественных науках, так практический силлогизм является моделью телеологического объяснения в истории и социальных науках.


Подобные документы

  • Принципы позитивистской философии, ее оформление в самостоятельное философское направление в тридцатых годах XIX в. Характеристика этапов развития философии позитивизма. Отказ от метафизических наслоений в сфере науки. Зарождение логического позитивизма.

    контрольная работа [34,2 K], добавлен 26.10.2011

  • Проблема метода понимания в философии, взаимодействие человека и мира. Сопоставление метода объяснения и метода понимания. Основные вехи становления и развития метода понимания: философские воззрения Ф. Ницше, И. Канта, Дж. Локка, В. Дильтея, К. Ясперса.

    дипломная работа [91,6 K], добавлен 15.03.2010

  • Рассмотрение одного из направлений буржуазной философии – позитивизма. Главный тезис позитивизма. Огюст Конт - основатель позитивистской философии. Основные направления и взгляды философов Рихарда Авенариуса и Эрнста Маха, Морица Шлика и Рудольфа Карнапа.

    контрольная работа [24,0 K], добавлен 21.07.2014

  • Исторические источники аналитической философии науки. "Лингвистический поворот" в философии. Краткая история развития логического позитивизма. Характеристика главных особенностей принципа верификации. Модель развития научного знания по Томасу Куну.

    реферат [23,7 K], добавлен 15.07.2014

  • Основные этапы развития философии науки. Анализ и выявление идей и концепций, выдвинутых крупнейшими представителями философии науки, соответствующих этапу позитивизма и постпозитивизма. Основоположники позитивизма - О. Конт, Дж.С. Милль, Г. Спенсер.

    реферат [51,6 K], добавлен 09.11.2010

  • Изучение и характеристика герменевтических традиций как направления философии XX века возникшее на основе теории интерпретации литературных текстов. Предельные значения культуры, понятие герменевтической философии науки, смысл и понимание в коммуникации.

    контрольная работа [33,9 K], добавлен 27.03.2011

  • Роль и значение философии в жизни общества и человека, исходные философские проблемы. Учение о чувствах, рассудке и разуме И. Канта. Нравственные основы поведения человека в обществе. Влияние философии как науки на процесс специально-научного познания.

    реферат [24,4 K], добавлен 03.01.2011

  • Распространение философии позитивизма французского мыслителя Огюста Конта в 30-40 гг. XIX в. Исторические формы позитивизма, его господство в культуре, философии, политике, педагогике, историографии, литературе. Стадии развития индивидуума и человечества.

    презентация [359,0 K], добавлен 27.03.2014

  • Идеи постпозитивизма и их место в современной философии, направления и их отличительные признаки. Сущность философии науки, попытки создания "науки о науке" и их главные результаты. Причины "отпочкования" от философии различных научных направлений.

    материалы конференции [27,9 K], добавлен 19.10.2009

  • Призрачный факт существования идеальной математической науки, абсолютного естествознания. Мечта философии - стать научной или наукообразной. Подчинение философии науке как подчинение свободы необходимости. Различие общественных функций философии и науки.

    контрольная работа [33,7 K], добавлен 27.02.2011

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.