Время и возраст

Время представляет собой синтез трёх элементов: прошлого, настоящего, будущего. Их синтезом обусловлена длительность времени, когда прошлое, преобразуясь в настоящем, продолжает себя в будущем.

Центральное место среди элементов времени занимает настоящее время. Прошлое и будущее существуют только потому, что они присутствуют в настоящем, а также потому, что прошлое было настоящим, а будущее будет им. Именно в настоящем происходит синтез прошлого и будущего, и время обретает длительность.

Вместе с тем, настоящее в какой-то мере выпадает из времени. Оно мимолётно и не длится. Настоящее можно понять в качестве потока становления, в котором ставшее всякий раз оказывается иным, нежели оно само. Оно оказывается иным настоящим. Такое мимолётное настоящее всегда случайно и непредсказуемо.

Им живёт по преимуществу ребёнок. Его мимолётность и непредсказуемость становится источником фундаментальных негативных эмоций в детском возрасте. Миф о безоблачном детстве возникает в зрелом возрасте, когда детские фобии представляются несерьёзными. Необеспеченность настоящего для ребёнка снимается опекой взрослых.

Для взрослого человека необеспеченность мимолётного настоящего снимается временем. Мимолётное настоящее распадается на настоящее-прошлое, настоящее-будущее и наличное настоящее. Распадаясь, мимолётное настоящее одновременно организуется. В таком распаде и организации и заключается время.

О наличии времени нам свидетельствует нечто новое, появляющееся в настоящем. В том распаде мимолётного настоящего, о котором мы говорим, новое, несмотря на присутствие в настоящем, в целом относено к будущему. Тем самым создеётся некоторая дистанция относительно неопределённой, а потому часто пугающей новизны. Поскольку новизна выступает показателем времени, можно сказать, что время притекает из будущего.

В отличии от будущего в прошлом ничего нового нет, так как оно уже прошло. И даже если новое в прошлом открывается, его открытие принадлежит настоящему или будущему. Оно ничего не меняет в самом прошлом, но лишь помогает лучше его понять. Прошлое пребывает, конечно, в наличном настоящем, но от настоящего в прошлом оно оторвано. Этим объясняется неизменность и обобщенный характер прошлого. Они формируют образ прошлого как сферу того, что известно, как область относительно завершённого знания в противоположность новизне и неизвестности будущего. Когда в жизни преобладает влияние прошлого, о ней говорят, что время как будто остановилось или отсутствует вовсе. Прошлое, таким образом, тоже в какой-то мере выпадает из времени, но не благодоря своей мимолётности, а из-за своей неизменности. Неизменность и обобщённость прошлого приподнимаются над настоящим и распространяются в будущее. Они делают настоящее и будущее болеепредсказуемыми, хотя и ограничиваются ими.

Неизменность прошлого и новизна будущего взаимно дополняют и ограничивают друг друга. Только на фоне неизменного, распространяющегося из прошлого, существуют новизна будущего и наоборот. Неизменное локализует очаги новизны, приходящие из будущего, и задаёт парадигму освоения нового как проблеммы. Тем самым более или менее снимается страх нового, и оно может стать даже желанным. В свою очередь новизна будущего постоянно уточняет неизменное, которое тянется из прошлого, отбрасывает из него случайное, обобщает его. В виду прошлого и будущего радикально преобразуется наличное настоящее. Его текучесть и мимолётность организуются и направляются проблемой, возникшей на пересечении парадигмы, идущей из прошлого, и конкретной новизны будущего. Так появляется настоящее, не как нечто мимолётное, а в значении длящегося времени переживания и решения той или иной проблемы.

Человек молодой и человек зрелый живут в основном будущем. Настоящее для них мимолётно, как для ребёнка. Ребёнка мимолётность настоящего пугает. Для молодого и взрослого человека она является показателем незначительности настоящего. Жизнь будущим -- постоянная забота, ибо в ней наличное настоящее незначительно, а то, которое наступит, неизменно ускользает в будущее. При этом молодость, стремящаяся к самоутверждению, использует неизменность прошлого в качестве точки опоры, отталкиваясь от которой можно перевернуть многое в будущем.

Зрелый человек выстрадал более уважительное отношение прошлому. Его обобщённость и неизменность он использует, пытаясь овладеть будущим. Человек творческий, каких обычно немного, живёт настоящим, что сближает его с ребёнком. Но его настоящее не мимолётно. Оно является временем переживания, синтеза прошлого и будущего. Такой человек поистине бросает свет на прошлое и прокладывает пути в будущее. Правда, путями этими пользуется в основном не он, а те, кто живёт будущим.

Старец, естественно, живёт прошлым. Им обусловлено и его настоящее и то будущее, которое у него осталось. Бытовая сторона жизни человека преклонных лет определена его прошлым. В прошлом сложились его убеждения. Старость нечутка к новым впечатлениям. В этом состоит её некоторая чёрствость. Старость достигает того, к чему стремится молодость и зрелость. Она овладевает будущим, но исходя из прошлого. Поэтому молодость и зрелость, живущие будущим, склонны ей пренебрегать, если не в состоянии использовать старого человека. Старость тянет к детям, которые не обременены заботой, и готовы слушать старого человека.

Оценности жизни и старости

Человек, его общественная роль не сводится «к мере всех вещей». Человека самого следует отнести к ценностям. Здесь существует такой критерий ценностного отношения как общественно-историческая практика, которая в данном случае выступает не столько критерием истины, но и определителем того, что нужно, требуется человеку, каково собственно место человека в обществе.

Для всякого человека, ценность индивидуальной жизни прежде всего заключается в ней самой, а не во внешних для нее целей. Смерть прекращает пользование всеми ценностями, поэтому она не может быть ценностью.

В различных исторических периодах ценность жизни рассматривается по-разному. Эпикурейцы утверждали, что ценность заключается в постижении жизненных радостей -- и духовных, и физических; в постижении счастья человека от познания законов мира. Знание же этих законов освобождает человека от страха перед богами и смертью.

Французские материалисты ХYIII века провозгласили -- “riabilitation des sens” -- оправдание чувств, страстей.

Марксистский материализм в этом вопросе оказался солидарен с подобной точкой зрения во всех исторических формах материализма. Но в отличие от иных форм материализма, марксизм усматривает в жизни человека различие и единство биологического и социального.

Биологическое у человека в силу того, что он живет в условиях общественной жизни, тесно и неразрывно связано с социальным и окрашено социально. Индивидуальная жизнь человека есть единство биологического и социального, где органически слиты обе стороны. Индивидуальная жизнь выступает как ценность инстинктивно, без мысли об этом, но в еще большей степени она выступает как ценность и в самосознании, в рефлексии о жизни. Можно согласиться, что жизнь есть ценность и сама по себе, объективно, и в мысли о ней, субъективна. Она есть ценность как факт, как явление, как непосредственное данное и ценность как самосознание. Субъективно каждое существо, обладающее сознанием, чувствует себя единственным центром окружающего.

Ценность жизни для человеческого существа состоит не только в интуиции своего существования и связанных с этим переживаний, но и в том, что в сознании его «я» является своеобразным зеркалом действительности. Если же он развил в себе способность становиться на позиции других людей, то ценность жизни и для него, и для других, и для всех возрастает еще более.

Ценность личности формируется под воздействием труда. Но жизнь это огромная ценность для человека сама по себе.

Истории науки известны трансцендентная и имманентная теории смысла жизни. Для трансцендентной теории, смысл жизни людей определяется волей потусторонних, внешних для жизни сил, например, в исполнении божественного провидения.

Согласно имманентным теориям, смысл жизни заключен в самой жизни, т.е. в целях, которые ставит перед собой и себе сам человек. Эти теории различаются между собою в зависимости от характера указанных целей. Большая часть этих теорий, возникших в разные периоды истории человеческой мысли, является выражением эвдемонизма -- счастье. Несмотря на разные расставленные акценты, как правило, они объявляют целью жизни счастье.

Представители других направлений полагают, что смысл жизни может заключаться лишь в самой жизни, в служении этой жизни, но прежде всего -- общественной.

Человек -- это существо ставящее себе цели. Человек есть существо материальное, конечное и социальное. Следовательно, его цели, при этом адекватно понятые, реальные, конечные, выходят за рамки его собственной личности. И никакого метафизического смысла жизни в вышеуказанном плане нет и не может быть. Это не означает, однако, что смысла жизни нет вообще. В целом же человек представляет собою еще большую ценность -- и для себя, и для общества, если он является личностью.

Утверждая, что человек есть личность, что важно к нему относиться как к личности, осознавать, что он должен быть личностью. Также необходимо признать за каждым человеком: во-первых, определенные человеческие права, в частности право на определенную степень личной свободы; во-вторых, его индивидуальные особенности и право на проявление этих особенностей; в-третьих, что отношение к человеку должно соответствовать этим свойствам, правам и его достоинству; в-четвертых, определенные обязанности перед обществом, которым он должен следовать, как достойный член общества, реализующий свои права.

Отмеченное в полной мере относится и к старости: ценен человек сам по себе, ценен человек и для других; ценной является и сама жизнь человека, слагающаяся в собственном развитии из различных этапов. Ценными, следовательно, являются различные периоды жизнедеятельности человека, в том числе и старость.

Ценность всех периодов жизни для самого человека и для общества в целом является по-разному. Поэтому важно ценить и старость в единстве ее биологических и социальных форм.

Три психологических режима в философии старости

Исследуя философию старости будем исходить из постулата, что философия старости является следствием философии взрослого человека, начиная со второй половины его жизненного пути и формируется исходя из двух вариантов его состояния:

1. Спокойного в психологическом смысле периода течения жизни последних десятилетий в окружении благодарных и заботливых потомков при материальном благополучии.

2. В состоянии нервных срывов, стрессов, разочарований, предательств близких пожилому человеку людей или государства, потери крова, материального базиса, одиночества, тяжелых болезней и т.д.

Философия же индивида является производной от его психического режима, который не столько определял выбор его жизненного кредо, сколько создавал эмоционально-чувственное напряжение и поведенческий базис во всех без исключений сферах жизнедеятельности человека с раннего периода и до старости.

Мы выделили в этой теме три психологических режима в безграничном диапазоне психоматических состояний человека.

I. Режим здорового инстинкта. Инстинкта благоустройства своего очага, заботы о семье и ближних родственниках, заблаговременной подготовки к смертному одру. Люди этой категории очень практичны, трудолюбивы и упорны. На них держится, можно сказать, здоровая сторона развития любого общества. Они не становятся революционерами и потрясателями основ государства. Им противны любые нововведения, которые нарушают размеренный и продуманный их быт. К этому подклассу людей относятся в основном жители сельских мест, небольших районных городков и пролетарского слоя в больших городах. Также к этому режиму относятся представители многочисленных социальных прослоек и инженерно-технических профессий больших городов., а также юристы, чиновники всех служб, администраторы, депутаты и т.д. Они, хотя и более образованные и начитанные, но все равно в отношении жертвенности ради поиска новых идей или борьбы за правду всегда остаются надежными консерваторами и скрытыми домоседами. Это люди «эго» или неповрежденного физического и психического базиса. И даже, если в старческие годы их умиротворение встряхнет череда психических стрессов, потерь и обид, они в основном снова возвращаются в состояние равновесия и их мировоззренческие принципы остаются прежними. К вере прочувствованной они приходят редко. О таких говорится -- пока гром не грянет, они не перекрестятся.

II. Представители второго психологического режима или психических свойств являются уже людьми идеи. Амплитуда синусоидальных крайностей их психики уже больше, чем у первой группы. Люди с этими свойствами одержимы творческими планами, стремлением к осуществлению своих идей, мечтаний, производственных задач и научных открытий, концентрацией всех сил на свою профессиональную деятельность. Они уже более заботятся об этом жизненном цикле, нежели о семье, хотя от нее отказываться не собираются.

У них еще надежно выдержаны в природно-здоровом, животном плане свои «ЭГО» с инстинктами самосохранения и передачи жизни. Представители этой категории становятся также политиками всех рангов, революционерами и общественными деятелями всех направлений. Сердечная и психическая деятельность их чаще подходит к крайним пределам человеческих возможностей. По линии жертвенности они уже относятся ко II-ой группе, ибо готовы отдать свою единственную жизнь не только ради близкого родственника (I-ая группа), но и ради уже многих незнакомых людей для кого они в течении жизни совершали открытия, покоряли небеса, свергали троны. Старости эти люди не замечают. Мне кажется, они не замечают даже смерти -- им некогда, слишком много дел. А серьезные стрессовые ситуации в предпенсионный период, т.е. в период старости больнее отзываются в эмоциональных и напряженных сердцах и могут изменять мировоззренческую философию старости в трех направлениях:

1. Все остается на своих местах. Человек, пытаясь уйти от воспоминаний и переживаний еще глубже с головой уходит в свою работу.

2. Сильный удар разочарований показал бессмысленность дальнейших занятий в режиме одержимости и бесплодность не только своих трудов, но и всей жизни. Характер ломается и все психологически-негативные моменты с психическими отклонениями приходят к надломленному человеку: пьянство, самоубийство, уход в одиночество и т.д.

3. Жизненные переживания привели к озарениям высших целей и смысла жизни -- точнее к вере. И уже на другом смысловом фундаменте человек продолжает заниматься делом всей жизни -- Козырев, Капица, Сахаров.

III. Представители третьего психологического режима имеют от рождения психику максимальной восприимчивости и чувствительности. В течении всей жизни она периодически пылает или на самых высоких амплитудах функционирования нейросистемы (7-10 лет). Это периоды эмоционально-положительных планов в смысловом, в сердечных и творческих сферах жизнедеятельности индивида, или работает в эмоционально-отрицательном, негативном, разочарованно-обиженном или в бессмысленно-тихом режимах. Они могут длиться столько же 5-8 лет. И вот на какой период эмоционального состояния приходит старость, в тот тон и раскрашивается вся философия оголенной и ранимой натуры. Люди с таким душевно-психическим багажом становятся в основном поэтами и художниками, артистами и музыкантами, писателями и скульпторами. Это жертвенные личности, люди огня и страстей, и в тоже время они могут впадать в неприглядные пессимистическо-мистические состояния, в состояния капризов и суеверий, страхов и слез. Они или умирают на подмостках, за холстом и за письменным столом, или уходят из жизни дорогой Пушкина и Лермонтова, Маяковского и Есенина, Гумилева и Волошина, Даля и Высоцкого. Если в конце жизни они приходят к богу, то это событие становится самой высокой, самозабвенно-индивидуальной их ролью. Они служат уже священниками, уходят в монахи.

Есть еще два исключения в обширном диапазоне психологических режимов в философии пожилых людей.

1. Люди, рожденные на свет с великой миссией быть духовным светочем в темном царстве человеческих грехов, т.е. с богом в душе -- это Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Иоан Кронштадский, Николай Крымский, Серафим Вырицкий и т.д.

2. Люди, рожденные с преобладанием в характере агрессии, злобы, коварства, т.е. животно-агрессивных функций. Они или заканчивают жизнь рано в сточной канаве или становятся Чингиз-ханами, Сталиными, Гитлерами,. Также к этим людям относятся характеры, рожденные с патологически-распущеными плотско-чувственными рефлексами. Например -- Мария Египетская с 14 лет занималась блудом со всеми и везде, но потом ушла в пустыню и 49 лет молилась перед господом за прощение грехов ее -- и стала великой святой.

Возраст, смерть и бессмертие в аспекте творчества

Говоря о творческих возможностях личности в свете возрастных изменений, первоочередное внимание обращается на грань, разделяющую понятия старости и не-старости. Вообще человек начинает стареть когда уже не может создать ничего нового, перестаёт творить и сосредотачивается только на прошлом. Основным (обобщающим) критерием в таком случае выступают творческие возможности в их предметном проявлении. Тем не менее нельзя не считаться с возрастом, его фазами и энергетическими ресурсами. С возрастом почти у всех талантливых личностей происходит перегруппировка внутренних сил, смещаются акценты деятельности, в связи с чем зачастую открываются новые горизонты творчества. Выявлена определенная закономерность смещения области деятельности для творческих личностей определенной направленности. Так, для поэтов переход в более зрелый возраст сопряжен с попытками создания прозаических шедевров, для композиторов характерно обращение к исполнительскому искусству и т.д. Для ученых трансформация поля деятельности как правило имеет три направления: в одних случаях ученые смещают свои усилия на систематизацию и подведение итогов, в других переходят на преподавательскую работу, в третьих случаях ученые, обычно работающие в области точных или естественных наук, переключаются на общественную проблематику, уходят в сферу политической деятельности. Правда возможны и нестандартные пути дальнейшего развития творчества, например, если в молодом возрасте ученый выдвигает гипотетические концепции, то в зрелых годах он переходит к сбору конкретного фактического материала, поддающегося систематизации и логической обработке. Выход на иные творческие горизонты вследствие перегруппировки сил глубоко индивидуальная проблема. В каждом конкретном случае имеется хотя бы минимальный выбор вариантов. А с точки зрения общефилософского осмысления речь идет об изменении творческих ритмов: каждый возраст имеет свои ритмы, свой диапазон качания внутреннего маятника [1].

Самое главное на этапе смены приоритетов -- не остановиться, не замкнуться на прошлом, а находясь в процессе создания и поиска, периодически осуществлять перегруппировку внутренних сил адекватно конкретному возрасту. Своевременность перехода на иные пути развития персональных творческих возможностей предохранит от попадания в «интеллектуальный тупик», проектирующий духовную смерть -- прекращение творчества. Интеллектуальный тупик также может быть обусловлен зацикленностью поисков на узком варианте. Казалось бы, очерченное поле деятельности не перестает давать работу уму, но зажатость в тесных рамках не дает фантазии, полету мысли вырваться из оформившегося контура, в связи с чем происходит кризис творческого поиска, а вслед за ним и творческих возможностей. Ведь все имеет свою исчерпанность, а тем более однолинейный интерес. Творческое долголетие обычно выше у тех, кто движется не по одному, а по нескольким вариантам развития мысли, что позволяет переключаться и маневрировать в областях индивидуального творчества.

Три типа творческой личности -- гений, талант и одаренность -- имеют персональный средний возраст самовыражения. Возрастные рубежи реализации гения -- до 40 лет. Это значит, что потенциальный гений становится известным до данного возрастного рубежа, а зачастую много раньше оного. Методические исследования гениальности выявляют, что в математике, физике или лирической поэзии гениальность достигает пика своего проявления на третьем десятке жизни, в других отраслях -- на четвертом, после чего наступает относительный упадок. Если же признание приходит позже сорокалетнего возраста, говорить о творческой личности следует уже как о таланте. Возраст самовыражения таланта -- до 50 лет.

В науке, искусстве, технике качественное самопроявление для таланта может состояться и на пятом десятке жизни.

Возраст проявления одаренности еще старше, вплоть до преклонных лет. Бывает, что дар, долгие годы хранящийся в латентной форме, проявляется при наступлении благоприятных условий, в преклонном возрасте. Но бывает, что одаренность так и не может выбиться наружу и человек умирает, по сути не реализовав себя в этой жизни. Не реализованная одаренность часто сопутствует простым, не выделяющимся ничем особенным людям, но абсолютно не свойственна гению. Гениальность -- это именно реализованный хотя бы частично потенциал, заложенный в человеке природой.

Обозначенные возрастные рубежи отнюдь не рубежи творческой продолжительности жизни, а, скорее, интервалы качественного самовыражения. Разбираемые типы творческой интенсивности и эффективности являются также возрастными типами в превращении потенциальных возможностей в реальные, когда они актуализируются и приобретают общественную значимость.

Продолжительность жизни отличается не только по отношению талантливых личностей и простых людей, но и внутри самих творцов. Можно утверждать, что средняя продолжительность жизни талантов и одаренностей выше, чем у обычных людей, чего нельзя сказать о гениях. Их путь требует слишком большого напряжения, интенсивности труда и риска. Гении долго не живут -- средняя продолжительность их жизни варьируется между 50-60 годами, в то время как два иных типа творческих личностей благодаря интеллектуальным занятиям, развертывающимся в оптимальных условиях, живут несравненно дольше: средний уровень продолжительности их жизни находится в пределах 80-90 годов.

Творческое долголетие следует отличать от физического. В данном контексте можно говорить о различных типах соотношений, где оптимальным является совпадение по продолжительности творческой и физической жизней. Преференция в ту или иную сторону дает прекращение деятельности в ее духовной или физической компоненте. Причем стоит отметить немаловажный аспект, часто игнорируемый или выставляемый исследователями на второстепенное место: физическая смерть может помешать научным и духовным поискам творческой личности (что особенно часто случается с гениями). «Чтобы человек мог действовать, он должен быть живым» [2]. Духовная смерть, предшествующая физическому моменту умирания, для творческого человека страшна не менее последней. Насколько вся жизнь по физической продолжительности будет жизнью творческой, созидательной, духовно содержательной определяется персональной мерой талантливости личности.

Обратившись к аспекту творческого долголетия и возможного «насильственного» прерывания творческой активности физическим ограничением (смертью), следует рассмотреть дилемму «смерть -- творчество» и проблему творческого бессмертия. Жизнь и смерть, полагая друг друга, образуют полюса творческого напряжения, поток для формирования человека как творческой личности. Однако в силу субъективного восприятия смерти творчество имеет свои акценты и смещения у различных творцов. Первый тип -- неминуемость скорой смерти и вследствие этого смирение и исполнение своей роли как роли Всевышнего. Другой, противоположный взгляд на жизнь и смерть состоит в как бы незамечании смерти, в исключении ее из правил жизнедеятельности. Смерть закономерна и уделять ей слишком пристальное внимание значило бы отвлечение от любимого творчества. Третьим типом отношений творческой личности к смерти является так называемая «попытка успеть», то есть отдалить физическую смерть на максимальное время, тем самым предоставив себе возможность завоевать бессмертие духовными или научными поисками. Смерть рядом, о ней постоянно помнят, но приглашать на «последний танец» отнюдь не торопятся. По сути, в данном случае смерть используется вкупе с жизнью как элемент, дарующий бессмертие. Особняком стоят гении, образно говоря, воспевающие смерть, то есть такие творческие личности высшего порядка, чьи работы основаны на жизни смерти, на энергии смерти, на постоянном взывании к Танатосу. Наиболее яркие «певцы смерти» почитаются человеческой культурой как наиболее даровитые, значимые «черные» гении (Ш. Бодлер, Ф. Ницше). Наибольшая их распространенность имеет место в искусстве и философии, хотя любое великое произведение в абсолютно любой области деятельности есть непосредственное обращение творцом к смерти, лавирование на тонкой грани между жизнью и смертью, зачастую риск потерять все. И ещё: смерть, выраженная в новом произведении, несет в себе огромное энергетическое разрушение. С привычных позиций человеческой логики это объясняется ломкой, сменой старых представлений новыми изобретениями, открытиями, шедеврами.

Физическая смерть может прервать талант, прекратить реализацию начатых и задуманных им идей. Но может быть и другой подход к физическому прекращению жизни творческого человека. Когда деятель исчерпал свой ресурс и осознано остановился в своем творчестве (обычно высоко талантливый творец), призываемая им физическая смерть не замедлит явиться (Л. Гумилев). Взаимосвязь и даже взаимочувствование гения и смерти очевидна: гениальность и смерть однопорядковы по своей ирреальной природе. Они не подчинены человеческой рациональности и до сих пор не поддаются структурированию и выявлению закономерности функционирования при использовании логически построенного научного инструментария.

Возрастные категории и их роль в исследовании творческой деятельности и сознания художника

Эстетическая и искусствоведческая литература, работы по психологии искусства содержат немало мыслей, посвященных возрастным характеристикам мировосприятия художника, его «детскости», «взрослости», «старческой умудренности» и т.п. При этом нередко выделяются различные этапы, периоды творчества, соответствующие становлению художественной личности и синхронно воспроизводящие разные возрастные периоды жизни самого творца. Выработался даже своеобразный стереотип творческой биографии, в которой обязательно должны присутствовать «ранний», «зрелый» и «поздний» периоды, и любое нарушение этой закономерности сразу же вызывает стремление «оправдать» его какими-то особыми, зачастую случайными обстоятельствами. Так, самая поздняя, итоговая для музыкально-симфонического творчества Д. Шостаковича Пятнадцатая симфония, отличающаяся почти детским мировосприятием, выглядит почти шуткой, легкомыслием гения, что казалось стереотипно мыслящим критикам особенно странным после углубленного трагизма и умудренной созерцательности предшествующих симфонических произведений.

К проблеме использования возрастных категорий для изучения художественного творчества можно подойти и с иной стороны. В этом смысле интересно было бы типологизировать художественное творчество на основе возрастного критерия, независимо от биологического возраста художника на том или ином этапе его творческого пути. Так, можно предположить, что Пушкин, Рафаэль, Моцарт воплощают детское, юношеское восприятие мира, Лермонтов, Рембрандт, Бетховен --«взрослое», Л. Толстой, Л.да Винчи, Брамс -- «старческое». В основе такой типологии лежит принцип соотношения непосредственного, чувственно-образного и -- опосредованного, рационально-рефлективного в деятельности и сознании каждой творческой личности. При этом непосредственность ощущений и восприятий, спонтанность эмоциональных реакций на те или иные события, происходящие в действительности, являются признаками «детскости» в искусстве. Сознание художника оказывается при этом почти “tabula rasa”, на котором жизнь оставляет свои следы. С этой точки зрения, «взрослое» и «старческое» в искусстве оказываются обобщенным, опосредованным воспроизведением реальности. «Взрослое» возводит это обобщение до сущностных, субстанциональных черт, а «старческое» -- вновь возвращается к непосредственному детскому восприятию, но обогащенному глубинным сущностным постижением мира.

Важно, однако, отметить, что ни диахронное рассмотрение творческой деятельности и сознания художника в соответствии с разными этапами биографии и биологического возраста творца, ни типологическое исследование, выделяющее различные по своему возрастному содержанию классы художественных личностей и соответствующие им результаты творчества, не дают еще представления о сущностной природе искусства. Мы исходим из того, что родовая сущность искусства не может быть обоснована вне возрастных категорий, если последние понимать не столько в биологическом, сколько в гносеологическом и психологическом аспектах, как определенные состояния творческого сознания художника. При этом независимо от «удельного веса» «детского», «взрослого», «старческого», сознание каждого творца включает все эти элементы, представляя собой целостность, единство непосредственного и опосредованного, единичного и общего, конкретного и абстрактного, являющегося и существенного и т.д.

Каков же источник этой целостности и единства? Отметим, прежде всего, что способность творческого сознания воспроизводить и обобщать конкретные, чувственно-воспринимаемые свойства реального мира, сближают его с обыденным сознанием. Именно последнее фиксирует жизнь во всем ее конкретном проявлении и осуществляет первичное обобщение этих проявлений. Обыденное сознание включает в себя и непосредственность впечатлений детского восприятия, и житейский опыт старика.

С другой стороны, способность творческого сознания отражать необходимые, существенные стороны реальной действительности сближает его с теоретическим сознанием. Последнее включает в себя опыт постижения научных и философских истин, нравственных, религиозных, идеологических, эстетических и др. ценностей, что свойственно уму взрослого человека.

Что же позволяет художнику быть одновременно ребенком, взрослым, стариком, воплощать и обыденное и теоретическое сознание? По всей видимости, художественное творчество не является простым воспроизведением признаков обыденного и теоретического сознания, иначе оно превратилось бы в простую иллюстрацию содержания указанных типов сознания. С другой стороны, творческое сознание обладает некоторыми свойствами, позволяющими ему функционировать аналогично и обыденному, и теоретическому сознанию. Выскажем предположение, что эти свойства ближе всего самым ранним проявлениям сознания человека, уходящим своими корнями в глубины человеческой истории. Речь идет о мифе, ибо именно из последнего выделились и обыденное, и теоретическое сознание, и искусство. Кроме того, миф сочетает и детскую непосредственность восприятия, и обобщенность мышления, свойственную взрослому человеку, и житейский опыт, близкий мудрости старика. Но только творческое сознание художника, в отличие от обыденного и теоретического, сохранило типологическое сходство с мифом, чему посвящены многочисленные работы в области эстетики и психологии творчества, культурологии и семиотики искусства. Вследствие этого именно творческое сознание художника воспроизводит особенности и детского, и взрослого, и старческого восприятия мира.