Молодость и старость как духовно-нравственные категории: проблемы геронтософии в русском философском романтизме

Но главным обоснованием и доказательством того, что старость -- не слабость, а для многих -- яркая вспышка жизни, её вершина в условиях внутренней свободы и самодостаточности, период саморефлексии и самооценки, подведения итогов и спокойной мудрости, является её не осознанная и не выделенная Цицероном, не ставшая предметом его обсуждения особая неповторимая красота. Историческая психология, культурология и эстетика в разных аспектах оценивают сегодня этот особый феномен человеческого бытия и общественного сознания. Именно с позиций этих наук становится очевидным, что старость может вызывать и достаточно часто вызывает своим обликом особое эстетическое чувство, поскольку во многих случаях обладает непередаваемой, самобытной красотой и очарованием, которые правильно было бы назвать основной тенденцией в проявлении старости, а не исключением. Может быть, старец Гомер не был для римлянина и грека эталоном красоты, но очевидно и то, что воображение народов никогда не рисовало его внешний облик отталкивающим и неприятным для созерцания; скорее, наоборот, а его слепота не вызывала какого-либо отторжения, но скорее подчеркивала его мудрость и внутреннюю сосредоточенность. Если бы ослабление зрения (старческая подслеповатость) и тем более слепота воспринималась греками как некая неполноценность, то Демокрит вряд ли бы пошел на то, чтобы ослепить себя ради большей сосредоточенности мышления и независимости познания от внешних, случайных впечатлений.

Для культуролога, исторического психолога, эстетика старость -- это особый символ и знак, указывающий на превосходство духовного над материальным, телесным. В такой же степени можно говорить и о превосходстве богатого жизненного опыта, накопленного за долгую жизнь и осмысляемого, анализируемого и оцениваемого в старости, бедным, опыта многих переживаний и долгих раздумий над опытом ещё накапливаемым, над ограниченностью и мимолетностью суждений и мыслей, чаще всего возникающих среди текущих забот и повседневных дел. Разве не говорит нам скульптурный портрет сидящего в кресле Вольтера работы Гудона, с ядовитой усмешкой слушающего своего собеседника? Разве нас не привлекает скульптурный портрет Л.Н. Толстого, выполнен6ный Трубецким, где перед нами не старец, а мощный дух в бренном теле, не находящий себе места, не умещающийся ни в каком отводимом ему пространстве. Разве мы не останавливаемся подолгу в Эрмитаже около портрета старика работы Рембрандта, чтобы вглядеться в его лицо, сопричаствовать в его погруженности в ту нелегкую и долгую жизнь, которая стоит перед его глазами в этот момент. Авторы статьи, находящиеся в разных возрастных группах, опираясь на разный по содержанию и форме накопленный духовный опыт, спорящие между собой о многом, но в своих выводах и взглядах на старость едины. Общий наш вывод заключается в том, что старость -- это особо значимый отрезок жизни, сосредотачивающий в себе всё самое важное и значительное из добытого умом и сердцем в течение долгого жизненного пути. Здесь и кроется источник её мудрости (многоопытности) и красоты. Накопленная высокая культура -- вот ещё один важный признак и показатель красоты старости, уверенно следующей за своим пониманием и утверждением подлинных ценностей человеческого жизнедействия. Полноценная (т.е. полноценно выражающая свою сущность) старость привлекает к себе прежде всего тем излучаемым ею светом, который исходит из глубин человеческого духа, и той ясностью мысли, которая достигается долгими путями раздумий. В этом и заключается столь яркое проявление обаяния старости как в жизни, так и в искусстве.

А что касается долголетия, то в заключении маленькая история: «30 июня 1554 года кардинад д'Арманьяк, проезжая по улице, увидел 80-летнего старца, горько плакавшего у крыльца своего дома. На сочувственный вопрос кардинала старец ответил, что плачет оттого, что его… выпорол отец. Удивленный кардинал пожелал увидеть отца этого старца. Привели энергичного седобородого мужчину, которому накануне исполнилось 113 лет. Он гордо сказал, что вправе наказывать своего сына, пока ещё хватает на это сил. Тем более, что наказание вполне заслуженное: сын непочтительно разговаривал со своим дедом. И кардиналу показали еще одного старика, на сей раз 147-летнего.

Такую историю рассказал французский академик А. Женье в книге «Доживем до ста лет». Нелишне заметить, что сам Женье прожил ровно 103 года» [16].

Как видим, долголетию не препятствует природа, и всё в наших силах!