Философская аналитика объективного мотива

Переход от мысли, определяющего к мышлению и мыслящему индивиду не есть некорректность рассуждения или несоблюдение старинного логического правила А=А, т.к. рассуждения о всеобщности мышления в отрыве от индивидуального мышления беспочвенны.

В отношении, как устанавливающем границу, ранее мы увидели положенными чистую негативность и чистую позитивность. Теперь мы увидели мерцающую внутри отношения свободу. В отношении, которое полагает определенность, свернуты и субъект и объект и мыслящий индивид. Но само отношение выступает как первоначально индифферентное, как сплавленность любой возможности. Иными словами, положенное отношение, полагает вместе с собой со-бытие внутри события бытия.

Далее, граница есть формуюшая причина сущего, ибо без этого не стоит и говорить о сущем как сущем, поскольку в противном случае нет грани-границы, которая дает сущему быть сущим, т.е. ограниченным сущим. Но ограниченное сущее сразу же разрывает скованность границ и вступает в со-бытийность бытия всего сущего, как места, топоса любого бытия.

Разобранная выше диалектика границы страдает существенным недостатком -- интеллектуальное движение идет не от со-бытийности бытия сущего, а от бытия, словно сущее есть некое монадоподобное образование, а отношения проявляются лишь потом. Это происходит, поскольку мы брали лишь одно «измерение» данной проблемы, то есть рассматривали лишь «вырванный из контекста» со-бытия момент. Поэтому данную диалектику необходимо дополнить и развернуть исходя из со-бытийности события. Но уже даже этот момент в диалектике границы проявляет для нас следующее три «первичные данности»:

1. положенность иного в бытии и, соответственно, связи;

2. положенность человека в бытии, и, соответственно, положенность идеальности;

3. положенность свободы в бытии;

Эти три положенности говорят о со-бытийности, которая проявляется и в границе. Прежде всего, и это стоит подчеркнуть, мы имеем положенность границы в самом мышлении одновременно с положенностью границы в сущем.

Эти три положенности и дадут нам возможность двинуться в другом направлении, направлении, изначально заданным со-бытийностью бытия, а именно, положенностью времени в со-бытии.

Время со-бытия

1. Экзистенциальность времени: сигарета Гуссерля

Начало: необходимо начать рассуждение так, как оно начиналось. Начиналось же оно с сигареты…

Я подношу зажигалку к сигарете. Легкое пламя лижет край сигареты. Затяжка -- и вспыхивает уголек. Я с удовольствием затягиваюсь, включаю компьютер и сажусь писать о Времени.

Или нет? -- Начало было раньше: была ночь и я не мог заснуть, ворочался, смотрел в темноту и думал о Времени…

Может это случилось, когда я решил написать о Времени, когда ради «основательности» прочел работу Гуссерля…

Но и это не Начало. Может быть Начало было в конце тех написанных мною текстов, когда я «подходил» к «проблеме» Времени и, чувствуя себя неспособным и бессильным бросится в эту затягивающую и манящую «воронку», отступал под разными предлогами, делая вид, что не хватило места в данной статье, или сейчас не место и не время для подобного рода рефлексии? Или, Начало было там, в Прошлом, когда я первый раз задумался о Времени, или когда я в первый раз узнал о нем, когда взглянул на бегущую стрелку часов, когда что-то ждал?..

Может быть «истинное» Начало этого текста совпадает с моим Началом -- рождением, когда я родился (вернее, меня родила моя мать), когда началась эта жизнь…

Начал много: цитации начала. Следовательно, и в «Рассуждениях о Времени» начал будет много. Они все будут начинаться с вопроса о Времени. Но и онтологически начинается «все» с Вопроса, который дарует(ся) возможностью…

Итак, первый шаг: «Что такое Время?»

Но как об этом писать? Время проскальзывает через любую сетку понятий: оно прозрачно для рефлексии, оно остается всегда по ту сторону моих рассуждений. Так с чего начать? Начало -- это уже вотчина Времени. Не будем долго искать Начало -- пускай оно будет уже здесь, в сигарете, и в прочитанной работе Гуссерля: для меня и в сигарете, и в работе основателя феноменологии, которая посвящена анализу времени, есть нечто тождественное.

Когда Гуссерль анализирует внутреннее постижение Времени, он слушает: он слушает музыку, звук, длящийся «тон». Это -- его тонус, который вибрирует в его угловатых и каких-то неуклюжих предложениях. Затухающий звук переносится в сознание, он становится оживляемой, в возможности, ретенцией, удержанием. Сознание удерживает, сохраняет звук и этим сохраняет вечно присутствующее и вечно неуловимое «теперь». Через ожидание, протенцию, мы связываемся с будущим. Но все эти феноменологические штудии -- лишь копия того, с чего я начал -- это сигарета, которую я сейчас сжимаю в губах и которая спокойным угольком блестит в вечернем полумраке моего «кабинета». С одним отличием: у Гуссерля лишь схема сигареты, некая сигарета вообще, бесплотная «идея» сигареты, отстраненный феномен сигареты. Короче, мерно светящийся уголек сигареты -- это своеобразное и растянутое, через соприсутствие в настоящем прошлого как ретенций, теперь; еще держащийся на этом угольке пепел -- кометообразный хвост ретенций; еще не вспыхнувшая, но которая вот-вот с необходимостью затлеет, часть сигареты -- это присутствующее в Настоящем Будущее: ожидание-протенция. Конечно, горизонт прошлого и многое другое из работы Гуссерля не находят в данной аналогии себе места. Но на то она и аналогия. Гуссерлевское внутреннее постижение времени, -- повторим, -- лишь схема. И в этом-то дело. Внутреннее восприятие Времени у Гуссерля отнюдь не внутренне, оно обезличенно и отстраненно. Скорее всего, можно назвать это внутреннее -- внутренне-внешним, что даст возможность корректно говорить об его всеобщности. Внутреннее -- ведь очень лично…

«Схематичность», «всеобщность» гусссерлевского постижения Времени не «достают» до Времени, они накрывают отстраненным и стеклянным «колпаком» само подлинное внутреннее постижение Времени: «гуссерлевская сигарета» не горит у меня (как, впрочем, и у Гуссерля) в губах -- она еще бесплотнее, чем тот дым, который струйкой бежит куда-то вверх, может быть в трансцендентальный мир платоновских идей…

Теперь все же начнем с другой сигареты, не с идеальной «сигареты» Гуссерля, и ни с той, которую я курил, когда начинал писать текст, ибо она уже давно догорела, а почти с той же… Не будем, также, доискиваться до подлинного Начала, которое невозможно отметить, маркировать… Просто надо начать не с начала, которое все же будет каким-то началом, ибо решая в будущем что-либо начать, я уже делаю это будущее настоящим.

Легкое пламя лизнуло краешек сигареты. Я с удовольствием затянулся… Почему с удовольствием? Или я не знаю, что такое сигарета? Минздав прав, я это прекрасно знаю, что она, эта конкретная сигарета, укорачивает и без того не слишком долгую жизнь. Я это знаю: для меня сигарета -- поцелуй смерти, ее соприсутствие. Если это соприсутствие кажется чаще всего слишком навязчивым, люди бросают курить. Но я не «бросаю» пока это соприсутствие Смерти. Внутреннее постижение Времени -- очень личное, и через сигарету оно дает мне постижение Смерти и небытия, а через них -- вечности, но той вечности, в которой мое место утрачено. Что же такое это постижение? Это прежде всего со-присутствие. Это ощущение себя смертью и в смерти. Смертью формуется сущее, Она есть как телос -- начало жизни. Она есть жизнь.

Но вернемся ко времени. Еще один подход. Что такое время? Может это мера движения. Время измеряет движение. Но каждому ясно, что Временем можно измерять движение лишь постольку, поскольку оно, движение, и есть уже это самое Время. Мы можем измерить движение временем, но не наоборот. А если уж откровенно, мы измеряем одно изменение другим, не больше.

Все сказанное, однако, пока довольно «туманно», как дым струящийся сигареты. Прежде чем перейти к метафизике времени, следует, наверное, помыслить время как его мыслит здравый смысл, или как его постигали другие мыслители. Прежде всего, когда мы говорим о Времени, мы всегда имеем в виду подразделение на времена. Остановимся на этом.

2. Три времени

Время традиционно разделяется на три части. Это прошлое, настоящее и будущее. Как правило, это разделение представляется геометрическим образом: прямая, с точкой посередине. Точка -- это вечно скользящее настоящее, луч в левую сторону (против направления европейского письма, наверное, арабы расположили бы все зеркально противоположным образом) -- это луч времени, бесконечно направленный в прошлое, а луч вправо -- луч, направленный в будущее. Однако, данное представление явно недостаточно и его пытались углубить или преодолеть. Возможны несколько путей развития данного представления о времени.

Первый -- это путь, который пытается осмыслить Вечность Бога, путь, который нам предлагает бл. Августин. Он начинает с признания человеческого обыкновения мыслить три времени. Три времени -- нечто субъективное: «Поэтому мне и кажется, что время есть не что иное, как растяжение, но чего? не знаю; может быть самой души». [4] Кроме того, и будущее, и прошедшее удостоверяются в настоящем, поэтому правильнее будет именовать их не просто будущем или прошедшем, а будущее настоящего и прошлым настоящего: «Три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего -- это память; настоящее настоящего -- его непосредственное созерцание; настоящее будущего -- его ожидание» [5]. Но истинно ли подобное разделение времен? Для бл. Августина истинное -- это соотнесенность с Богом, взгляд с точки зрения Бога. Для Бога же не существует нашего времени: «Ты не во времени был раньше времен, иначе Ты не был бы раньше всех времен. Ты был раньше всего прошлого на высотах всегда пребывающей вечности, и Ты возвышаешься над всем будущим: оно будет и, придя, пройдет… Все годы Твои одновременны и недвижны: они стоят, приходящие не вытесняют идущих, ибо они не проходят… Сегодняшний день Твой -- это вечность…» [6] Иными словами, Вечность оказывается Вечным Настоящим Бога, поскольку для Бога нет ни прошлого ни будущего, а Вечное настоящее, которое объемлет в себе трехчленное деление человеческого времени. Таким образом, уже бл. Августином выделяется субъективность времени. Время -- это нечто внутреннее. Постижение времени как внутреннего, субъективного начинается с Августина.

Следующий путь -- это своеобразный отказ от пространственного представления о Времени А. Бергсона. Бергсон осмысливает текучесть времени: «Времени свойственна текучесть: уже истекшее время образует прошлое, настоящим же мы называем то мгновение, где оно течет. Но здесь не может быть речи о математическом мгновении. Без сомнения, существует идеальное настоящее, чисто умозрительное, -- неделимая граница, отделяющая прошлое от будущего. Но реальное, конкретное, переживаемое настоящее… необходимо обладает длительностью.» [7] Время перетекает из прошлого в настоящее, а настоящее -- это место, где оно течет. Кроме того, Бергсон вводит понятие длительности, которое отличается от абстрактного и математизированного времени. Настоящее обладает длительностью, или, если мы немного забежим вперед и воспользуемся результатами последующего рассуждения о различении времени и длительности, настоящее обладает длительностью или настоящее длительно, существование обладает длительностью (durйe) или существование длительно. Мы не может утверждать, что бытие длительно или бытие обладает длительностью, время обладает длительностью или время длительно. Но чем и кем удостоверяется эта длительность?

Прежде чем подойти к памяти, как то, что удостоверяет Время, рассмотрим экзистенциальность Времен. Настоящее есть момент длящейся экзистенции, то в чем мы пребываем и присутствуем. Прошлое мы воспринимаем как сбывшееся, как удержанное, как умершее настоящее. Будущее предстает перед нами как ожидание, как то, что мы ожидаем, ждем. Времена экзистенциальны, ибо лишь мы удостоверяем их в различных модусах нашего сознания. Будущее дается в модусе ожидания или в модусе возможного и наступающего присутствия, настоящее в модусе непосредственного присутствия, а прошлое в модусе удержанного присутствия. Таким образом, мы всегда говорим о присутствии, т.е. мы удостоверяем своим присутствием длительность и разрывы единого Времени. Но удостоверяем мы это лишь потому, что данный процесс удостоверения есть самоудостоверение. Мы удостоверяем собственную длительность и собственное присутствие. Встает закономерный вопрос: «Присутствие где, в чем, по отношению к чему?» Однако вопрос о присутствии, когда он касается Времени, Бытия, самого присутствия есть вопрос о при-сутствии, или вопрос о со-временности, со-бытии. Ответ на него не идет путем отсылок, отношений (где, когда, по отношению к чему и т.п. есть связывание отношениями и отсылками), а путем самоуглубления, где при-сутствие есть само «сутствие», нахождение «при сути» дела, а со-бытие -- Бытие, современность же, через со-временность, -- само Время. При-сутствие удостоверяет себя само и этим определяет/ о-пределивает(ся).

При-сутствие же дается как при-сутствие человеческой экзистенции, которая есть эк-зистенция, т.е. изначально интенциональна и есть то, что выступает, преступает за любые пределы, и прежде всего пределы, положенные осмыслением Времени как прямой линии с одной опорной точкой (настоящее) и двумя направлениями (будущее и прошлое).

3. Память

То, что позволяет нам вообще говорить о трех временах базируется на памяти, ибо без памяти мы едва ли смогли бы выйти за пределы настоящего, даже если это будет «вечное настоящее» Бога. Память -- это сохранение прошлого. Без этого сохранения прошлого невозможно существование. Память нам не просто дает возможность думать о времени, она дает возможность нам вообще думать, быть людьми. Можно сказать, что мышление невозможно без памяти, мышление -- это, прежде всего, память. Но даже больше, память является необходимым условием существования нас как живых существ.

Обыденное же мышление соотносит память скорее с прошедшим. Но сама экзистенциальность времен невозможна без памяти, т.е. память есть удержание, власть над как прошедшим, настоящим, так и над будущим. Кроме того, память есть само условие и причина экзистенциальности времени. Память, как условие и власть, рассматриваемая как экзистенциальность временного присутствия и есть самоудостоверяющее при-сутствие, именно поэтому она есть то, что дарует со-бытие события бытия, со-временность современности.

В нашей мыслительной деятельности мы постоянно связываем, согласуем наше прошлое и наше настоящее. Например, когда я говорю что-либо, то я с неизбежностью пользуюсь не только словами, которые как бы приходят ко мне из прошлого, ибо они мной усвоены никак не в настоящий момент, тем самым вспоминая весь предыдущий опыт человечества, который создал речь. Наконец, я использую способность моего голосового аппарата удерживать и воспроизводить предыдущие моторные схемы, которые обеспечивают произнесения определенного звука и осмысленной речи.

Теперь вспомним представление о трех временах. В какой точке (если вообще можно говорить о правильности пространственного представления времени) прямой я нахожусь? В настоящем? Но что такое для меня настоящее? В своей деятельности я постоянно соотношусь с прошлым и постоянно ориентируюсь на будущее. Настоящее содержит в себе не только непосредственное прошлое (ретенции, удержания), но, как ориентированное на действие, предвосхищает будущее (протенция). Настоящее строится как определенная длительность, она не может быть точкообразной: невозможен мгновенный срез, мгновение всегда растянуто. Более того, прошлое может быть настоящим, когда я вызываю в памяти события, когда я полностью ими поглощен. В том же смысле я могу оказаться в и будущем, как правило я уже предвижу его на несколько шагов вперед. Это имеет в виду бл. Августин, когда говорит о настоящем настоящего, будущем настоящего и прошедшем настоящего. Время протекает в одной «точке» настоящего, в этой «точке» сконденсированы все времена.

Именно поэтому я не могу сказать, что я живу в непосредственном настоящем, я имею дело с определенной длительностью, которая есть связь всех трех времен: воссоздание удержанного прошлого переплетено с ожиданием будущего. Будущее так же вспоминается как вспоминается прошлое.

Удержание, которое позволяет нам говорить о присутствии прошлого в настоящем, связывает материю с «жизнью духа». Человеческое сознание откладывает в материальный резервуар хранилища памяти свою вечно меняющуюся ситуацию. Мы постоянно изменяем свою память, мы ее формуем. Но это изменение памяти не есть только наше действие, память формуется и внешними воздействиями, которые мы можем как заметить, так и упустить из поля нашего зрения. Это формование есть двуединый процесс, который и есть наше самоудоствоверяющееся при-сутствие и постоянное само-определение. И самоудостоверение, и само-определение есть определение не только нами нас самих, но и иным нас самих: внешний мир нас формует через наше самоформование. Мы находимся в процессе взаимоформования. Сама материя, сохраняющая форму, со-хранит ее с другими сущими, со-участвующими в этом со-хранении. Напомним, что мы постоянно находимся в со-бытийности события и поэтому любое «движение» в одной сфере, сразу же видоизменяет конфигурацию всего со-бытия.

Сама же «материальность», с помощью которой мы можем осуществлять при-сутствие, является также как бы застывшим в ином «временном измерении» временным потоком. Через форму, которая как граница стягивает-разделяет ее, она, материальность со-бытийствует в со-бытии, конституируя саму себя и иные сущие.

Память, как со-хранящая форму со-бытийности, со-бытийна «материальности» и, соответственно, «материальность» со-бытийна памяти. Память, кроме того, сущностным образом является пониманием, поэтому сама «материальность» как сфера внешней реальности, со-участвует в понимании, участвуя в взаимоконституирующем процессе понимания.

4. История времени со-бытия: со-мышление в со-бытийности истории

Рассмотрев внутренний «домен» времени -- память, мы перейдем в другую область времени. Эта сфера -- история со-бытийности бытия. Вообще слово «история» имеет два тесно связанных значения. Когда мы говорим, что с кем-то произошла такая-то история, то мы имеем в виду обрисовать или описать некую ситуацию, которая так или иначе характеризует этого человека. История в этом случае не имеет некоего «вселенского» значения. Когда же мы говорим об истории как о науке, то в понятие истории мы вкладываем представление о всемирном (или национальном, или касающемся какого-либо человеческого знания, например, история лингвистики и т.п.) временном «потоке». Эти два значения довольно тесно связаны: история как со-бытийность ситуации и история как процесс, поток, связывающий, вернее развертывающий, ситуации. Первое значение описывает временную ситуацию человека и благодаря этому описанию определяет его. Второе описывает историю вообще, т.е. относится к определению/ о-пределиванию любого сущего в общем пространстве со-бытия.

Описание и есть история как определение, а значит о-пределивание. Определение есть описание: смысл того или иного события выявлен в его описании. В самом деле, если мы рассмотрим жизнь отдельного человека, то для нас значимо лишь описание его жизни, и это описание полностью определяет данную фигуру, данного человека. Благодаря такому описанию мы имеем определенную форму, которая и формует данного индивида. События его жизни есть как бы грани этой формы. Этим самым мы описываем со-бытийность события его жизни.

Событие осмысленное как со-бытие дает нам совершенно иное направление мысли: со-бытие (со-бытия) жизни есть форма, которая о-пределивает индивида. Со-бытие также должно быть осмысленно исходя из современности. Но и опять, современность должна быть осмысленна в своем изначальном значении как со-временность. Теперь сформулируем подобное утверждение в отношении истории.

Итак, со-бытие истории есть со-временность. Именно поэтому история как со-временность всегда оказывается современностью и является о-пределиванием любой исторической ситуации.

Сказанное о со-бытийности события вписывает индивида в общий поток исторического течения и свершения. Историческое событие как со-бытие имеет смысл. И этот смысл мы можем подвергнуть дескрипции, описанию. Описание любого исторического события есть его определение. Но можем ли мы настаивать на однозначности определения, однозначности, единственности смысла? Если мы продумаем историческое событие как со-бытие, то мы увидим, что со-бытийность события не может быть однозначной, оно как со-бытие всегда имеет множественность и открытость. Оно формуется, определяется не только в тот период, когда оно собственно имело место, оно постоянно при-сутствует в настоящем. Прошлое событие есть всегда настоящее прошлого события. В этом при-сутствии, «сутствии», существовании проявляется изначальная открытость со-бытийности события. Историческое событие/ со-бытие разомкнуто и всегда присутствует в настоящем. Оно не просто в модусе воспоминания может со-присутствовать и со-бытийствовать настоящему, но и быть им и даже через него быть, со-бытийствовать будущему. Прошлое через со-бытийность определяет/ о-пределивает настоящее и будущее. Таким образом, мы можем сказать, что история имеет не одно направление, она разнонаправлена: «вектор» идущий из ожидаемого будущего через настоящее к прошлому оказывается, через со-бытийность, одновременно, «вектором», идущим из прошлого в будущее. Мы даже можем сказать, что оно как со-бытие не имеет направленности. Направленность формуется событием/ со-бытием.

Подобным же образом мы должны помыслить и современность/ со-временность: оно не обладает как событие/ со-бытие каким-либо о-пределяющим его направлением. Направленность современности/ со-временности, опять-таки, формуется/ определяется событием/ со-бытием. Тоже самое мы должны сказать о Времени и об его так называемой однонаправленности.

6. Бытие времени со-бытия

Пришло время еще раз задать вопрос: «Что же все-таки время?», чтобы перевести рассуждение в онтологическую плоскость. Когда мы его мыслим? Обладает ли что-либо временем, или наоборот, оно обладает чем-либо существующим.

Для этого мы должны восстановить сказанное выше о бытии. Когда я могу сказать, что нечто сущее существует? Например, когда я говорю, что существует сигарета, которую я собираюсь закурить? Я могу утверждать, что она существует лишь постольку, поскольку попадает в поле моего зрения или ощущения в определенный временной промежуток. Более того, невозможно сказать о каком либо сущем как о существующем, если оно не просуществовало (зависимо или независимо от моего ощущения, гипотетически или в возможности -- пока нам это безразлично, как и безразличны тонкости, например, существование абстрактных понятий и т.п.) определенное время. Таким образом, мы можем сказать, что сущее предполагает временность, более того, сущее обладает существованием лишь поскольку это существование есть время. Мы не можем помыслить сущее не обладающее временным существованием. Быть -- это обладать временным существованием. Бытие и время суть одно и то же, поэтому говоря о бытии, мы говорим о времени.

Сущее, как сущее, ограничено. Граница по сути формует сущее, т.е. граница делает сущее сущим, определяет/ о-пределивает сущее. Безграничное не может быть сущим, поскольку неопределимо/ не-о-пределиваемо. Таким образом для того, чтобы быть, необходимо быть ограниченным. Сказанное о том, что граница формует сущее, необходимо понимать следующим образом: граница есть как формующее сущее, так и сама форма. Граница и форма уже не есть существование, сущее, поскольку она формует сущее. Граница бесконечно исчезает и, в тоже время, упрямо полагается. Она неуловима и все же она есть. Ее бытие -- в неуловимости, ускользании. Граница полагается как связь и разделение одновременно. Существование сущего, которое полагается границей, полагается вместе с существованием иного. Иное -- это тоже сущее (сущие). Это иное отделено границей. Граница разделяет и, одновременно, соединяет. Бытие сущего поэтому есть со-бытие. Более того, бытие сущего всегда со-бытие. Сущее всегда со-бытийно, поскольку без со-бытия нет границы и, следовательно, нет и бытия самого сущего.

Граница выделяет между сущим различие. Но это еще не есть действительное различие, ибо в этой сфере мы имеем скорее пра-различие, которое выявляет скорее сходство, поскольку два сущих бытийствует одинаково. Это пра-различие есть граница, а следовательно форма. Сущее, как обладающее бытием/ со-бытием имеет место, топос. Границей, формой, пра-различием и отношением определяются место, топос сущего.

Поскольку же со-бытие бытия есть время, то необходимо для точности анализа также вести аналогичную дистинкцию в отношении времени. Мы будем различать длительность и время. Если я могу сказать, что длительность есть, бытийствует, временствует, то я не могу в том же отношении сказать: время есть, время бытийствует, время имеет временность.

Теперь мы можем то же самое утверждать и о длительности и о времени. Если я удерживал в отношении бытия различие между сущим и бытием, то необходимо так же удерживать различие между временем и длительностью. Если говорю, что длительность бытийствует или длительность есть, то я не могу то же самое утверждать о времени в том же самом смысле, как это сказано о длительности: время бытийствует или время есть -- это уже нечто иное. Также я могу сказать, что длительность временна или обладает временностью, но совсем другое -- время обладает временностью.

Далее. Длительность, как сущее, ограничено. Граница, по сути, формует сущее, т.е. граница делает длительность (сущее) длящейся, определяет/ о-пределивает длящееся (сущее). Безграничное не может быть длительностью, поскольку неопределимо/ не-о-пределиваемо. Таким образом, чтобы длиться необходимо обладать ограниченной длительностью. Сказанное о том, что граница формует длительность необходимо понимать: граница есть как формующее длительность, так и сама форма этой длительности. Граница и форма уже не есть нечто длящееся, длительность, поскольку она формует длящееся. Длительность длящегося сущего, которое полагается границей, полагается вместе с длительностью иного. Кроме того, это иное полагается внутри самой длительности как плотность и разнонаправленность трех времен. Но Иное есть также Иное длящееся сущее. Это иное отделено границей. Граница разделяет и, одновременно, соединяет. Временность длящегося сущего поэтому всегда со-бытие. Более того, временность длящегося сущего всегда со-бытие. Длительность сущего всегда со-бытийно, поскольку без со-бытия нет границы и, следовательно, нет и времени/ бытия самого сущего.

Со-бытие длящегося сущего имеет «плотность» и «многомерность». Эта «плотность» и «многомерность» даются как со-бытийность всего сущего, ибо в со-бытии имеется возможность всего сущего. Эта возможность всего сущего есть Вопрос, и само Бытие есть Вопрос о Бытии, изначальный Вопрос. Вопрос заключен в со-бытийность события бытия. Вопрос, который пробрасывает(ся). Вопрос есть возможность. И этой возможностью о-пределивает(ся) Бытие. Существование сущего лишь даруется возможностью ответа на этот Вопрос. Эта возможность как о-пределение может быть описана и это описание само включено в со-бытийность бытия. Именно включенность описания дает нам право и возможность «уловить» бытие как со-бытие.

Анализ времени показал, прежде всего, его событийность. Время не может быть разделено на три времени. Подобное разделение времени лишь стартовая позиция для проникновения в подлинную со-бытийность времени. Время, как и бытие, данное как со-бытийность дается как «многомерное», «многопластовое», как «сплавленность» трех времен и вечности, как их со-присутствие. Оно проявляет и о-пределивает со-бытие, но определивает его как открытое, незамкнутое пространство.