Крещение Руси в художественно-исторической рефлексии русских мыслителей XVIII века

Крещение Руси в художественно-исторической рефлексии русских мыслителей XVIII века

Т.В. Артемьева

Для русской историософии характерно представление о дискретном характере исторического процесса, который меняет свое русло и направление в результате действий харизматических фигур и неких событий, которые можно считать своеобразными переходными пунктами. После их прохождения Россия видоизменяется, становится новой, молодой, способной к качественным и решающим изменениям. Одной из таких безусловных вех является Крещение Руси в 988 году. Специфичность восприятия этого события в общественном сознании заключается не в том, что оно выделяется как исключительно значимое в Российской истории, это очевидно и не вызывает никаких возражений, а в том, что оно рассматривается как единовременный акт совершенный определенным историческим лицом -- князем Владимиром (Василием).

Любопытно проследить, как трактовался образ Владимира в эпоху формирования исторических стереотипов российскими мыслителями эпохи Просвещения. Наиболее яркие характеристики крестителя Руси были даны в художественных описаниях и беллетризированных исторических сочинениях, на которых мы остановимся особо.

Яркий образ Владимира-реформатора, целенаправленно ведущего подвластный ему народ к истинной религии, нарисован Феофаном Прокоповичем в «трагедокомедии» «Владимир», написанной им для школьного спектакля в Киевской Академии в 1705 г. Беседуя с пришедшим из Греции Философом, разъясняющим ему основы христианской идеологии, Владимир приходит к пониманию истинности нового учения. Бесовские искушения, насылаемые жрецами, терпят полный крах, и хор ангелов во главе с апостолом Андреем в финале пьесы возвещает новую победу христианского учения. В образе Владимира легко усматривается параллель с Феофановым кумиром -- Петром I. Идейные противники Владимира, жрецы, изображены в ярком негативном контексте, в их образах угадывалась сатира на церковную фронду. В конце концов, это привело к доносу на Феофана за сатирическое изображение духовенства.

Если Феофан Прокопович изображает Владимира мудрым политиком, не чуждым философской рефлексии, то в эпической поэме М.М. Хераскова «Владимир» герой изображен мистиком и даже почти масоном. Известно, что эта поэма пользовалась большой популярностью среди московского масонства. Греческий мудрец открыл Владимиру Тайное знание и посвятил его скрытое от непосвященных значение Священного писания. Разумеется, Владимиру приходиться пройти сложный путь богопознания, и самосовершенствования, чтобы до конца постигнуть священные истины, но он с честью справляется с этой задачей. В предисловии Херасков пишет: «Если кто будет иметь охоту прочесть моего «Владимира», тому советую, наипаче юношеству, читать не как обыкновенное эпическое творение, где по большей части битвы, рыцарские подвиги и чудесно чудесности воспеваются, но читать как странствование внимательного человека путем истины, на котором сретается он с мирскими соблазнами, подвергается многим искушениям, впадает во мраки сомнения, борется со врожденными страстями своими, наконец, преодолевает сам себя, находит стезю правды, и, достигнув просвещения, возрождается» Херасков М.М. Владимир. Творения М. Хераскова. Вновь исправленные и дополненные Часть 2. М, 1797. С. VIII.

Торжество христианства является кульминацией исторического сочинения «Опыт повествования о России» другого масонского лидера -- И.П. Елагина. Автор отчетливо осознает сложность объяснения феномена крещения Руси и довольно подробно объясняет, как удалось Владимиру «преклонить подданных к такому трудному действию, каково есть применение господствующей веры, ибо таковая в целом государстве перемена без предварительных средств есть дело едва ли возможное». Елагин И.П. Опыт повествования о России. М., 1803 С. 323. Владимир руководствовался в первую очередь соображениями государственно-политического характера, размышляя над тем, «какое сословие, христианское ли, или идолопоклонное сильнее к утверждению его на княжение» Там же. С. 327.. Таким образом, христианство было использовано им, прежде всего как конструкция, укрепляющая идейно-политическое единство государства. Для Елагина государственная идеология и государственная религия неразделимы и взаимообусловлены. Он полагал, что обращение славян к христианству было естественным, поскольку уже при Олеге они обрели государственность, которую требовалось закрепить национальной идеологией. Крещение Ольги указало направление возможной эволюции, нежелание Святослава заниматься подобными вопросам лишний раз подтвердило их актуальность. Владимиру пришлось решать проблему обновления идеологии, соответствующей задачам построения государства. Языческая реформа оказалась малоэффективной, кроме того, значительная часть «бояр», а также большая часть войска были уже христианскими. Именно поэтому «стал он христианин и присовокуплением самовластия крестил всю Россию, что учинить ни малейшего не имел уже он затруднения, содержа великое при себе христианское воинство». Там же.

Характерно, что главным действующим лицом христианизации становится субъект государственной власти, князь, а не священник. Елагин видит во Владимире лицо сакральное, именно потому, что он наделен всеми властными полномочиями. Более того, он полагает следующее: христианству соответствует монархическое правление. Категорически отвергает он власть священников, считая, что теократия соответствует ранним этапам развития общества, наиболее же развитой формой государственного устройства, по его мнению, является монархия.

Описание пресловутого «выбора вер» в летописи Нестора кажется Елагину не соответствующим серьезности момента, искусственным и театрализованным. Анализируя сюжет, описанный Нестором, Елагин приходит к выводу, что «сочинял он не из словесных сказок и ложных от народа внушений, но по каким-либо сбереженным в книгохранилищах древним запискам» Там же.. Этими записками был «сценарий» пьесы, написанной одной из жен Владимира и поставленный при княжеском дворе. «Хитрая гречанка» желала привлечь Владимира дополнительными уловками, придумала и поставила пьесу, главным действующим лицом которой стал сам князь.

В историческом сочинении Ф.А. Эмина, с характерным названием «Российская история жизни всех древних от самого начала государей все великия и вечной достойныя памяти ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ВЕЛИКАГО действия, его наследниц и наследников ему последование и описание в Севере ЗЛАТАГО ВЕКА во время царствования ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ в себе заключающая» личность Владимира охарактеризована крайне негативно. Он рисует его не одухотворенным крестителем России, а тщеславным, похотливым и суеверным преступником, убившим своего брата Олега.

Эмин связывает неожиданный поворот Владимира к христианству исключительно с его тщеславием. «Сей князь столько был горделив, что, прочетши жизнь Соломонову и зная, что сей царь за премудрейшего и славнейшего в свете иногда почитался, хотел ему во всем следовать». Больше всего преуспел он (хотя и не превзошел легендарного иудейского царя) в обладании большим количеством наложниц. Их у Владимира было более восьмисот, и содержались они в трех больших сералях в Вышгороде, Белгороде и Берестове. Эмин пишет: «Утопающий в роскошах, многоженство жен и наложниц имеющий, и каждой жены веру иметь, наподобие Соломона желающий, Владимир не только разным поклонялся идолам, но и разные веры по склонности своей и женам, и наложницам наблюдать хотел, о чем, узнав, разные пограничные народы спешили в Российское государство, каждый из них на свою веру желая обратить Владимира». Там же. С. 308. Таким образом, знаменитый «выбор вер» объясняется желанием Владимира превзойти легендарного персонажа. Со свойственным ему стремлением к театрализации Эмин вкладывает в уста каждого участника этого действа выразительную речь. Особенно примечательно описание мусульманского рая, вечно девственные гурии которого, должны были бы послужить решающим аргументом для любвеобильного славянского князя. В свою очередь, роль Владимира, панически боящегося обрезания и на этом основании не желающего даже слушать рассуждения представителей ислама и иудаизма, выставлена в несколько комическом свете. Равноапостольный князь, креститель Руси представлен Эминым как тщеславный, властолюбивый, похотливый и не очень образованный человек.

В сочинениях российских историков мы вряд ли найдем оценку Владимира, подобную той, которую дал ему Эмин. Странно, что этот факт не был предметом обсуждения в соответствующей литературе. Что заставило Эмина так критически оценивать личность Владимира, который находился вне критики даже в советские времена демонстративного антиклерикализма и атеизма? Ведь все приводимые им негативные характеристики -- результат не столько фактографических исследований, сколько творческой, хотя и не совсем безосновательной интерпретации. Единственное возможное объяснение можно увидеть в противопоставлении отрицательного мужского персонажа (Владимира) положительному женскому (Ольге), содержащее демонстрацию предпочтения женского правления. Учитывая первоначально поставленную Эминым задачу «описание в Севере ЗЛАТАГО ВЕКА во время царствования ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ», становится понятной логика автора, использующего историю как набор идеологических примеров.

Разумеется, такое вольное обращение с почитаемыми историческими личностями вызвало сопротивление у церковных историков. Первая история православной церкви была написана митрополитом Платоном. Это «Краткая церковная Российская история». Платон не приемлет антиклерикальные установки гражданских историков, а формирует свою концепцию возникновения и распространения христианства в России. Для него важно не только христианское, но в большей степени православное направление духовной эволюции Руси. Он сожалеет о том, что «не удостоилась Россия сей великой благодати, чтоб в ней насаждена была вера Христова непосредственно божественными руками апостольскими» Митрополит Платон. Краткая церковная российская история, сочиненная преосвященнейшим митрополитом Платоном. 2-е изд. Т. 1. М., 1823. С. 14.. Хотя, с другой стороны, именно это избавило ее от «мрака Запада», т. е. от «Западныя Римския церкви». Платон, как и другие российские историки, очень высоко оценивает деятельность Ольги и ее личные качества. Он даже сожалеет о том, что не она была крестительницей Руси, ибо «обращение ее к Христу было весьма основательное, благонамеренное, просвещенное и с правилами Евангелия зело сходственное» Там же. С. 19.. Впрочем, он далек от того, чтобы хоть как-нибудь критически относиться к Владимиру.

Платон находит если не странным, то примечательным, что к «выбору вер» не были привлечены жрецы, и князю самому пришлось решать такой трудный вопрос. Однако он категорически отвергает гипотезу И.П. Елагина, интерпретирующего этот эпизод как театральное представление, поставленное при княжеском дворе одной из жен Владимира -- «грекиней». Платон подвергает это предположение самой строгой критике, называя его «суетным», «странным», «происшедшим из неочищенного духа».

В отличие от Елагина и Эмина, Платон чрезвычайно высоко оценивает нравственные качества Владимира. Учитывая, что все историки пользовались одними и теми же источниками, можно увидеть пути возможных их интерпретаций, связанных с исходными установками исследователя. Если для Эмина князь Владимир -- правитель, которого он противопоставляет другому правителю, а точнее, правительнице, более мудрой и дальновидной, то для Платона он, прежде всего креститель, инициатор крещения Руси. Это заставляет церковного историка идеализировать образ Владимира, да и сам процесс принятия христианства до полного неправдоподобия: «…народ по повелению Владимирову… тотчас без всякого сопротивления или роптания оставил прежнюю свою веру языческую и принял христианскую. А из сего видно, что оное языческое служение никакого в сердце их не имело уверения и твердости, а состояло только в одной наружности» Там же. С. 32.

Русская духовная культура обладает особым типом теоретического выражения. Далеко не всегда она «квантуется» в абстрактные понятия, соединенные прямыми линиями каузальных связей и однозначных соответствий. Она ориентирована скорее на персонологические измерения. Личность становится символом эпох, мерилом нравственности, олицетворением социальных перемен или интеллектуальных достижений. Именно поэтому, историко-персонологический анализ является необходимым компонентом любого, направленного на изучение прошлого исследования.