Эстетическое и этическое в XXI веке: снова о Канте

Т.А. Акиндинова

Обоснование Кантом автономии эстетической сферы, отделение ее от знания и морали считается, можно сказать, общепризнанным своеобразием позиции философа.

На что, однако, хотелось бы обратить внимание, это -- кантовское разрешение антиномии вкуса: суждение вкуса не основано на понятиях рассудка, иначе было бы возможно его теоретическое доказательство, но все же основано на трансцендентальном понятии разума о сверхчувственном -- нравственной идее. А значит, выносить эстетическое суждение способен только человек, принадлежащий сфере морали, человек нравственный. Парадокс вкуса у Канта заключается, таким образом, в том, что хотя эстетическое суждение "свободно от морального интереса", оно вообще возможно лишь с нравственной позиции. Именно поэтому Кант совершенно определенно утверждал, что "истинной пропедевтикой вкуса может служить только развитие нравственных идей". Бескорыстное интеллектуальное (от игры познавательных способностей) удовольствие, по существу, оказывается у Канта заслуженной наградой человеку за то, что он, обладая познавательным и моральным потенциалом, сумел объединить его в гармоническое целое, т.е. представить природный мир насыщенным нравственными идеями, и только потому увидеть красоту природы. Знаменитый постулат Канта о том, что вкус делает возможным плавный переход от чувственного возбуждения к привычному моральному интересу, никоим образом не означает поэтому, что эстетическое отношение является путем к нравственности, а эстетический человек -- началом морального, как это понял Шиллер. Вкус у Канта есть способность к суждению уже морального человека, который, однако, распространяет свое нравственное отношение не только на человека в силу его духовного (сверхчувственного) предназначения в мире, но и на природу, созерцая в ней -- эстетические идеи. Эстетическое суждение у Канта поэтому -- не путь к нравственности, а путь нравственного человека к единению природного и сверхчувственного (морального) миров. Осуществляясь на уровне чувственности, оно рождает удовольствие от красоты, а на рациональном уровне дополняется нравственным осмыслением природы в телеологическом суждении.

Онтологический статус предмета суждения в обоих случаях полностью обусловлен поэтому координируемыми им сферами.

Резюмируем итоги "Критической" философии, в которой Кант ответил на три главные свои вопроса:

1. Что я могу знать? Природу, подчиненную законам необходимости, которые определяются наукой.

2. Что я должен делать? Осуществлять нравственную свободу, следуя императивам доброй воли.

3. На что я могу надеяться? Что есть Бог, и человек, достойный счастья, может быть счастлив, т.е. мир природы имеет сверхчувственный (моральный) смысл.

Кант, следуя в русле апофатической теологии, показал через антиномии чистого разума недоказуемость существования Бога теоретическими средствами, но сделал бытие Бога необходимой моральной гипотезой. Вместе с этим Кант предопределил характер телеологической и эстетической рефлексии. Телеологическое и эстетическое суждение выносятся по-своему на рациональном или чувственном уровне для координации феноменального и ноуменального миров, но равно в надежде на существование Бога. Хотя Бог остается, конечно, лишь регулятивной, а не конститутивной идеей разума, за этической гипотезой его бытия следует эстетическая: красота природного мира предстает суждению вкуса как если бы он имел высший нравственный смысл. Удовольствие, которое приносит человеку эстетическое суждение, необходимо предполагает поэтому его интеллект и добронравие, но может восходить и к вере.

Кантовская трактовка автономии эстетической сферы, таким образом, ни в коем случае не противостоит ее интерпретации на почве традиционной религиозной эстетики, в том числе -- православной. Если в суждении о прекрасном у Канта может полагаться надежда на высшие цели. то оно не расходится с убеждением православного христианина в том, что "красота спасет мир", поскольку и для последнего в красоте природы явлен Божественный промысел -- "софийность" мира и радость от нее. В то же время следует отметить, что эстетика Канта совершенно чужда непримиримой ортодоксальности. Красота мира не становится у философа эстетическим аргументом лютеранской теологии. Более того, вкусом как бы выносится за скобки суждения доказательство божественного происхождения красоты, и прекрасная природа оказывается общим Домом для всех людей независимо от их конфессиональной или национальной принадлежности.

Представляется чрезвычайно актуальной сегодня точка зрения мыслителя, открывшего новую эпоху в эстетике, но не путем разрыва с традицией, а в результате ее переосмысления, развивавшего тенденции западноевропейской философии, но так, что это не предопределяло идейной конфронтации с восточным христианством. На фоне национальной, социальной, религиозной разноголосицы, которую принес собой XX век, кантовская трактовка связи эстетического и этического образует некий общий знаменатель для всех гуманистически, демократически ориентированных течений, несет общечеловеческий потенциал в философскую мысль XXI столетия.

Эвристическое значение идей И. Канта в развитии общества и современного знания

В 2004 году, мировая общественность отмечает 200 лет со дня смерти великого немецкого мыслителя и ученого И. Канта.

Значение его идейного наследия казалось достаточно противоречивым, что породило неоднозначные оценки его творческой деятельности.

Особенно его идеям и теориям "досталось" от представителей материалистической ориентации, рассматривавшие его теорию познания как несостоятельную и реакционную.

Тем не менее, время показало состоятельность основных теоретических идей великого мыслителя в политике: необходимость создания международных организаций, решающих проблемы международных отношений (его идея "Лиги наций" воплотилось в такой международной организации, как ООН); в области права это демократическое движение и борьба за права личности, выразившиеся в массе документов международного права, это широкие социальный реформы, осуществленные социал-демократическими партиями Западной Европы; в области нравственности это проникновение морали в профессиональную деятельность ученых; в области естествознания это революция в естествознании, связанная с его теорией становления и эволюции Вселенной.

В методологическом плане считается, что И. Кант обосновал современную эмпирическую науку, парадигмой которой выступает физика, подготовив почву для исследований, ищущих объяснения причин во всех областях, которые могут быть предметом нашего опыта.

Можно сказать, что в целом Западная культура следовала в своем духовном развитии основным принципам учения И. Канта. И эта последовательность и преемственность негативно оценивалась советской философией, которая в противовес этому влиянию стала наследницей гегелевско-марксистской традиции революционного преобразования действительности.

Во многих областях человеческой деятельности мы видим раскол между Западной приверженностью кантианским принципам, понимания и познания действительности и советской традицией отказа признать состоятельность его гносеологических принципов.

Но и здесь можно отметить, гений И. Канта оставил свою печать в интерпретации познавательных возможностей человека, и мы можем проследить это на примере кантовских идей в создании им прообразов современных исследовательских программ.

В качестве таковых в данном случае можно рассмотреть априорные категории пространства и времени И. Канта, в основном применявшиеся до ХХ века в физическом познании. Тогда как познавательная ценность этих категорий определяется тем, что их содержание в равной мере отражает не только само объективное бытие (природное и социальное), но и его восприятие, и осмысление субъектом. Другими словами, для них вместе с онтологической всеобщностью характерна и логико-гносеологическая универсальность, причем одновременно, т.е. каждая из этих категорий есть познавательное средство выражения всеобщего и существенного в бытии, а с другой стороны, ее содержание аналогичным образом относится и к самому познанию.

В этом смысле данные категории играют необходимо важную роль в раскрытии содержания субъект-объектных отношений.

Значение этих категорий выразилось в той эвристической роли, которую они сыграли в ХХ веке в научном и философском познании.

Они оказали значительное влияние на понимание процессов, протекающих в области биологии, культуры, гуманитарных наук, что расширило их значение до рамок философско-гносеологических парадигм и методологических установок, в наше время демонстрируемых в качестве принципов познания не только естественно научного, но и социально-гуманитарного знания.

Сформировавшиеся как модели, объяснения в рамках единого способа мысли -- трансцендентальной философии, они определяли общность концептуальных и онтологических схем, методов и принципов объяснения в различных школах и направлениях, в основном идеалистической ориентации.

В этом смысле можно наблюдать переход данных категорий из ценностей культурного порядка в философскую парадигму, помогающую определить способы организации познавательного принципа в образец решения поставленной задачи.

Основная цель И. Канта в объяснении содержания априорных категорий выразилась в осознании им, что данные категории выступают предпосылками всякого понимания и познания [1].

С данными принципами априорности пространства и времени связана проблема интерпретации их с идеалистической точки зрения, что оттолкнуло основную часть исследователей материалистической ориентации, в том числе и А. Эйнштейна -- в частности, известна его критика кантовского принципа априорности. Долгое время этот принцип рассматривался как заблуждение.

Тем не менее, любое научное исследование осуществляется на основе определенных предположений (предпосылках) и в этом смысле И. Кант оказывается прав, вводя в познавательный процесс априорность пространства, времени, а также причинность в качестве предпосылочного знания.

И. Кант ставит цель доказать, что внутри естественных наук есть нечто, что можно обосновать с помощью нашего разума в качестве строго необходимого и общезначимого (правда, принцип причинности в этом смысле имеет более узкое применение), указывая, что пространство и время как формы восприятия, а также, причинная связь являются необходимо присущими нашему познанию. Внутренняя связь онтологического и гносеологического аспектов этих категорий вытекает из их универсальности и необходимости в качестве структурных элементов познавательного процесса и характеристик наиболее важных черт всеобщего в реальности. Они выступают не только средствами научного и философского познания, но категориями имманентно присущими мышлению человека, что порождает представление об их априорности внеопытном происхождении.

В представлении об их "врожденности" есть рациональный момент, как отмечает П.В. Алексеев -- для того или иного индивида и для частной науки, философские категории действительно "внеопытны", т.е. они не априорны в отношении истории формирования их, но априорны в отношении отдельных субъектов познания [2].

Эвристическое значение категорий пространства, времени и причинности в кантовском понимании связано с дальнейшим развитием представлений, теории относительности, так СТО отказалась от понятия абсолютного времени как не соответствующего в достаточной мере действительности. В релятивистской концепции временной порядок и временные отношения связаны с каузальностью, в классической теории эти связи отсутствовали и сами временные отношения являлись скорее результатом воображения, в концепции А. Эйнштейна они устанавливаются физически, на основе материальных взаимодействий, что подтверждает ход мысли и представления об их природе И. Канта.

Тот "коперниканский переворот" в философии, который составляет ядро кантовской теории познания, сдвинул привычные гносеологические предпосылки познания, утвердившиеся в научном познании к ХХ веку и "взорвал" фундаментальное предположение о том, что предпосылкой познания является воздействие объекта на субъект. И. Кант "перевернул" это положение, утверждая, что субъект влияет на объект, а не наоборот -- "объект" представляется в результате восприятия и мыслительных операций субъекта. Способность упорядочивания и структурирования опыта находится в субъекте и подчиняется общезначимым принципам, заявил он [3].

По И. Канту, подлинное доказательное знание мы получаем только тогда, когда наши чувственные впечатления от него опосредуются понятиями, т.е. когда наш разум использует категории для упорядочения чувственных восприятии объектов. Эти формы -- всеобщие особенности познавательного акта, они должны предполагаться в любом эмпирическом исследовании (поэтому они не имеют психологической природы).

Эти формы являются условиями возможности познания, т.е. для постижения или познания наше знание должно характеризоваться пространственной, временной и причинной определенностями, поэтому, будучи условиями возможности познания, они даны до опыта и они общезначимы и необходимы.

В этом смысле они являются не столько структурами сознания, сколько структурами познавательного процесса.

Эпистемология И. Канта центральным своим пунктом имеет человека, и ее парадигмой выступает приоритет субъекта, который порывает с традиционным эмпиризмом и рационализмом с помощью трансцендентальной философии, которая пытается обосновать условия (правила, принципы), делающие возможным формирование эмпирически истинных и ложных суждений. Другими словами, И. Кант создает некую умозрительную конструкцию для охвата межличного, основание которой лежит исключительно в ней самой. При этом И. Кант прекрасно осознавал и проводил в своем понимании природу человеческого познания: человек с одной стороны принадлежит к чувственно воспринимаемому (природно-феноменальному) миру, с другой, -- он является существом сверхприродным (социальным, скажем мы сегодня), свободным по своему предназначению.

Предметом опыта человека становится природа, дающая механическую причинность явлений чувственного опыта и сверхприродную свободную причинность, данную субъекту в его внутреннем ощущении и восприятии.

Физикализм дает системное понимание природы, для понимания же сверхприродного требуются другие формы рационального объяснения -- те, которые, с точки зрения И. Канта, подсказывает разум.

Дальнейшее развитие познавательного процесса показало, что непосредственно данное на самом деле опосредовано языком, трудом и в целом культурой сообщества и следовательно является условием опыта.

И. Кант находил выход из дуализма природного и духовного в установке механизма "внутреннего образа". Она основывается на отождествлении изучаемого объекта с его пространственно-временной структурой. В эпоху жизнедеятельности И. Канта и господства рационализма это сведение имело скорее онтологический характер и рассматривалось как физический механицизм, сегодня это отождествление носит скорее логический или лингвистический характер. Так, например, в биологии пространство и время хотя и строятся как физическое пространство и время, но выражают специфику живого объекта и связаны с особенностями его эмпирической данности.

Так, пространством эпигенеза (индивидуального развития многоклеточного организма) выступает индивидуальное развитие личности или может выступить К-мерное Евклидово пространство с координатами, представленными концентрациями биологически важных метаболитов. Время в биологии часто измеряют числом клеточного деления или поколений многоклеточного организма.

У И. Канта пространство одновременно является реальным и идеальным: оно реально, т.к. служит основанием для физики, геометрии и в то же время идеально, т.к. имеет смысл только в качестве априорного условия нашего опыта, т.е. являясь одновременно реальным и идеальным, пространство обладает трансцендентальной идеальностью.

В свете сказанного актуальным становится представление И. Канта о пространстве и времени как априорных формах сознания, выступающих в качестве методологического принципа познания.

Здесь важно понимание того, что И. Кант ставил вопрос не о природе пространства, а о его трансцендентальной (присущей сознанию) ценности, и хотя создается впечатление, что познание сводится в таком случае к сознанию познающего субъекта, а познаваемый объект выступает явлением сознания, чистым феноменом, И. Кант не совсем проводит точку зрения субъективного идеализма: ноумен, находящийся за пределами опыта и не зависимый от него, и есть социокультурная среда, формирующая объективность и отвечающая за универсализацию понимания.

Трансцендентальный субъект в этом случае выступает научным сообществом, подверженным историческому развитию и именно он владеет способностью синтезировать теоретическую и практическую деятельность человека и рефлексировать над этой синтезирующей способностью.

Таким образом, с современной точки зрения можно снять мистическое покрывало с интерпретации И. Кантом познавательного процесса.

Исторически ограниченный своим временем И. Кант прекрасно понимал, что простое чувственное восприятие предполагает целостность, которая сама в непосредственном опыте не воспринимается. Чувственное восприятие дает информацию о реальном времени только опосредованно, мы можем охватить последнюю только умозрительными средствами. Из этого следует, что наши представления о времени не могут быть окончательными.

Этот процесс хорошо описал А. Эйнштейн: "Как относится свободно созданная разумом теория к внешнему миру -- об этом можно судить по тому, как она объясняет, "упорядочивает" мир ощущений, который несомненно вызывается в нас внешним миром. Подтверждение теории исходит их ощущений, которые имеют "надличный" характер, т.е. теория возникает не из опыта, а свободно избирается разумом на основе более или менее совершенного отбора понятий -- фундамента -- и, минуя внешний мир, накоротко замыкается непосредственно с миром ощущений, с тем "надличным", что в нем встречается, объясняет и упорядочивает его" [4].

Сегодня очевидно, что в человеке чувственность как природное начало является одновременно культурно детерминированной системой. Это проявляется в избирательности чувственности: человек воспринимает только значимое в его индивидуальном культурном развитии, обеспеченное установками его среды, воплощенное в его способе восприятия мира проявляющееся как в его жизнедеятельности, так и в познавательном процессе.

Кантовская интерпретация пространства и времени показала свою состоятельность именно как способ организации познавательного материала и продемонстрировала процесс превращения из культурной ценности и характеристики его эпистемологии в принцип познания. Несмотря на неудачу кантовской попытки определить "все" основные принципы познания и отнести их к сознанию субъекта, И. Канту удалось выявить и показать основные особенности познания, которые связаны с преодолением односторонностей эмпиризма и рационализма. Именно поэтому его трансцендентальный метод познания имеет такое длительное влияние на развитие последующей европейской философии науки.

Пространство, время, причинность (общезначимые и необходимые формы познания, выступающие условиями понимания) -- это та эпистемологическая модель И. Канта, которая вдохновляла многие поколения философов. Структура познавательного процесса, предложенная и показанная французским экспериментальным психологом Ж. Пиаже [5], как раз говорит в терминах кантовской эпистемологической модели. Рассматривая процесс развития познавательных возможностей ребенка, он рассуждает именно о сложном процессе "перевода" ребенком трансцендентного в собственный трансцендентальный мир -- внутреннего мира чувств, переживаний и развития сознания, т.е. в структуре психики растущего человека происходит огромная работа по переводу "внешнего" мира в сознание в рефлексивной форме в виде понятий. Таким образом, он вслед за И. Кантом констатирует их гносеологический, а не психологический статус, т.е. не чувственные восприятия, а мышление, основу которого составляет философская рефлексия, выступающая самосознанием духовной деятельности вообще.

В историческом плане это то, что называют методологией всякого познания, а именно поиском логических оснований и форм познания.

Предложение Э. Гуссерлем программы феноменологии, которая должна была обеспечить трансцендентальные основания научного знания в целом, есть отражение попыток И. Канта ответить на вопрос, касающийся условий возможности знания, путем исследования деятельности трансцендентального "я" (эго).

Как бы развивая эти представления, современная психология наряду с объективным реальным временем и пространством выделяет перцептуальное и концептуальное время и пространство.

Под первым понимают отражение реального времени и пространства в чувственном восприятии субъекта, а под вторым -- это наши знания, представления которые оказываются отражением реального времени и пространства.

Именно эти представление И. Канта подтолкнули представителей экзистенциализма и феноменологии к своеобразному толкованию времени в виде "внутреннего времени", или "деления", "длительности" нашего сознания в начале ХХ века французским философом А. Бергсоном, который продемонстрировал его как интуитивное представление более систематично, чем И. Кант. В работах "Длительность и одновременность" и "Творческая эволюция" он противопоставляет научное понимание времени "специализированному" (от лат. Spatium -- пространство), он называет его "опространствененным", "замаскированным под время пространство" -- свое "истинное время". Это время связывается с длительностью, которая, по его мнению, представляет сущность времени. Чистая длительность понимается здесь как непрерывность внутреннего времени человека. Субъект выступает фактически единственным носителем времени. Время же внешнего мира создает "ощущаемая и переживаемая нами причастность окружающего нас материального мира к этой внутренней длительности". В данном случае А. Бергсон [6] выступил против исключительного значения чувственного времени (как его называл П. Сорокин), характеризующегося количественным измерением, возродив "качественное" время. Этим же путем следуют Н. Минковский и А. Эйншейн, бросая вызов "чувственному" -- реальному -- времени. Со времени открытия теории относительности сами физики вынуждены были покинуть обыденный мир нашего опыта, мир чувственного восприятия.

В феноменологии Э. Гуссерля время -- это сознание как "имманентное время потока сознания", при этом он исключает объективное время [7].

М. Хайдеггер открывает экзистенциональную временность, которая всегда "наша", "в нас" благодаря временности раскрывается бытие и "мы сами" раскрываемся во "временности" [8].

"Временность" -- это переживание человеком "времени", поскольку речь идет о временности человеческого существования. Время в экзистенциализме носит личностный характер, его восприятие зависит от субъекта, его нельзя отделить от чувств человека, его настроения. Время здесь относится к области непосредственного переживания и интуиции. И тогда мы видим "неслучайность" кантовской интерпретации времени и пространства, оказывающейся более широкой и предвосхищающей дальнейшее развитие его идей в ХХ веке в концепциях не только экзистенциализма, но и в рационализме К. Поппера (в его теории трех миров) и в идеях американского нейрофизиолога Дж. Экклза [9], переосмысливающего данную концепцию в своем видении как мире физических объектов (мира состояний сознания, включающего восприятия, эмоции, память, воображение и мир "я"-self-ядро, сущность сознания). Второй из этих миров -- наша основная реальность, наши сознательные переживания (основа нашего сознания о первом мире, который, таким образом, является миром производной реальности). Третий мир культуры представляется философией, историей науки, искусством и т.д.

Выделял понятие экстрапространства, в котором находятся психические состояния, но нет "вещей и процессов", содержанием которых они могли бы быть, Дж. Экклз проводит ту же трансцендентальную редукцию в рамках феноменологии, осуществленную Э. Гуссерлем, "освобождая" сознание субъекта от всего внешнего путем вынесения его за скобки. Неудовлетворенность безличностью познавательных процессов, чего требует объективность научного подхода, игнорирование субъекта, отсутствие в науке диалога субъекта с миром -- все, что характеризирует рациональный подход. И, что пытался решить И. Кант в своем понимании познавательного процесса, Э. Гуссерль пытается преодолеть в своем "жизненном мире" -- мире повседневного опыта человека, месте, куда возвращается отчужденный человек…

Примечания

[1] Кант И. Пролегомены. -- М.-Л., 1934. С.147, 153, 160, 236.