Нравственный смысл смерти в философии Владимира Соловьёва

Нравственный смысл смерти в философии Владимира Соловьёва

Среди множества проблем современного общества представляется актуальным выделить проблему ярко выраженного обесценивания человеческой жизни.

Пожалуй, вряд ли найдется взрослый человек, который рано или поздно не задумывался бы о смысле своего существования, о предстоящей смерти, ведь как бы удачно не складывалась жизнь и как бы она не была длительна -- конец ее неизбежен.

Смерть -- это совершенно естественное явление, она играла полезную и необходимую роль в ходе длительной биологической эволюции. Поразительно, но именно смерть делает нам близкими общие заботы, она объединяет нас глубоко прочувствованными сердечными эмоциями и драматически подчеркивает равенство наших конечных судеб. Всеобщность смерти напоминает нам о позитивном объединении людей, которое существует, несмотря на все жестокие разногласия и конфликты.

Несомненно, проблема смерти во всей своей сложности и противоречивости относится к числу вечных и не постигнутых проблем духовной культуры человечества. Эта проблема рассматривалась с разных точек зрения: биологической, психологической, геронтологической, религиозной, и каждая из них имеет право на существование. Но по своей глубинной сути -- это прежде всего философская проблема, и кто только из великих мыслителей не соприкасался с нею.

На русской почве интерес к проблеме смерти подпитывался разнородными тенденциями. С одной стороны, на Руси хорошо помнили святоотеческий тезис Иоанна Дамаскина: «Философия есть помышление о смерти» [1]. С другой стороны, интерес к проблеме смерти вызван мистической литературой в масонском обиходе. Масонам удалось создать концепцию поступка, в свете которого безнадежная необратимость времени резко повысила в ранге моральную ответственность «я» в мире других и всех «я» перед Богом. Проблема смерти в русской философии стала одной из магистральных. Она рассматривается в качестве реального объекта для мысли не в привычном биологическом и психологическом, а в философско-этическом аспекте, где определяющим является нравственный смысл смерти.

Смысловая направленность человеческой жизни зависит от того, как человек воспринимает факт своей смерти. Придает ли смерть жизни смысл? Или в связи со смертью жизнь теряет всякий смысл?

Рассмотрим взгляд на эту проблему крупнейшего представителя русской мысли последней трети девятнадцатого века Владимира Сергеевича Соловьёва, творческое наследие которого велико и многогранно.

«Смерть вообще есть дезинтеграция существа, распадение составляющих его факторов», -- пишет Соловьёв [2]. Он определяет смерть как то основное, чем человек тяготится и чем он не доволен в данной действительности. По его мнению, люди, желающие подняться выше наличной действительности -- желающие стать «сверхчеловеками» -- должны чувствовать смерть как нестерпимое противоречие, и они не могут принять этот видимый итог человеческого существования за окончательный. Соловьёв не принимает смиренное подчинение неизбежной трагичности бытия и, возмутившись беззаконием своего уничтожения, говорит о попытке преодоления смерти.

Он сравнивает завершение человеческой жизни со смертью животного. Человек знает, что он живет только один раз, и что он смертен, и из осознания своей смертности начинает задумываться над смыслом своего существования. В отличие от человека, животное не борется со смертью, так как не может ее осознавать. Исходя из этого сравнения, философ приходит к убеждению о том, что смертность животного ему не в укор и не в характеристику. Он употребляет слова «человек» и «смертный» как синонимы. То есть, несмотря на то, что человек в отличие от животного осознает конечность своего существования, он по-прежнему не может противостоять смерти и становится в конечном итоге ею побежденным. Эта мысль и наводит философа на идею «сверхчеловека», который должен быть, прежде всего, победителем смерти, «…освободителем человечества от тех существенных условий, которые делают смерть необходимою…» [3]

Если для простого человека смерть неизбежна, то для «сверхчеловека» должны быть условия, при которых возможно или вовсе не умирать, или, умерев, воскреснуть для вечной жизни. Соловьёв сомневается в окончательной победе смерти над человеком, ибо нет возможности доказать это заранее, так как смерть -- это нечто такое, что лежит за пределами нашего сознательного опыта. (Мы имеем в жизни опыт смерти, хотя и не окончательный. Когда умирают наши близкие, происходит расставание человека в пространстве, и мы понимаем, что никогда его больше не увидим, это есть переживание смерти).

Соловьёв говорит о возможности существования условий, полнота которых требуется для торжества над смертью. «Те условия, при которых смерть забирает над нами силу и побеждает нас, -- они-то нам достаточно хорошо известны и по личному, и по общему опыту, так, значит, должны быть нам известны и противоположные условия, при которых мы забираем силу над смертью и в конце концов можем победить ее» [4]. Таким образом, идея о «сверхчеловеке» находит свое продолжение в идее воскресения из мертвых, то есть в бессмертии. «Задача смелая. Но смелый -- не один, с ним Бог, который им владеет» [5].

Интересным, с точки зрения изучения проблемы, представляется то, как Соловьёв раскрывает понятие смерти через понятие любви истинной, говоря о несовместимости любви с неизбежностью смерти, «… любить можно только живое, конкретное, а, любя его действительно, нельзя примириться с уверенностью в его разрушении» [6]. Он требует бессмертия для любимого человека, и здесь же утверждает, что это самое бессмертие совершенно несовместимо с пустотой нашей жизни. «Для большинства человечества жизнь есть только смена тяжелого механического труда и грубочувственных, оглушающих сознание удовольствий» [7]. Такую любовь (за неимением лучшего названия) философ называет половой любовью, эту «…исключительную привязанность… между лицами разного пола, могущими быть между собою в отношении мужа и жены…» [8]. Отталкиваясь от понятия половой любви, философ развивает свою мысль о любви истинной в любви верующей. « Дело истинной любви прежде всего основывается на вере» [9].

Соловьёв считает, что истинная любовь не может существовать без веры одного лица к другому. Вера, в свою очередь, не должна быть мертвою верой, ее нужно непрерывно отстаивать в нашей действительной среде. Он говорит о верующей любви как нравственном подвиге и приходит к убеждению, что этот нравственный подвиг не дает человеку торжества над смертью. «Внутреннее перерождение любовного чувства, исправление извращенных отношений любви не исправляет и не меняет дурного закона физической жизни… Он реально остается по-прежнему ограниченным существом, подчиненным материальной природе» [10].

Таким образом, люди, до конца отстаивающие свой идеал, по-прежнему бессильны перед законом органической жизни и смерти, и они «…умирают с человеческим достоинством, но с животным бессилием» [11]. Соловьёв

утверждает, что человек имеет право и обязанность отстаивать свою индивидуальность от дурного закона общей жизни, от того зла, с которым сталкивается и которому подвержена жизнь всего мира.

Смерть, по Соловьёву, оказывается величайшим парадоксом в мире, который невозможно рационально постигнуть. Всякое зло может быть сведено к смерти. Смерть есть на дне всякой злой страсти. Никакого другого зла, кроме смерти не существует. Она по своей материальной природе чисто физиологический акт, который затрагивает человеческое тело. И в этом смысле смерть -- это предельное уродство, разложение, потеря всякого облика, торжество низших элементов материального мира. И в то же время смерть приобретает положительное значение: она облагораживает последнего из смертных и побеждает уродство пошлости и обыденности.

Есть момент, когда лицо покойного бывает красивее и гармоничнее, чем оно было у живого. И вокруг умершего исчезают и проходят уродливые и злые чувства. Быть может, поэтому общая мудрость утверждает, что об умерших не нужно говорить дурно, нужно говорить хорошее или молчать. Ведь об умерших близких людях обыкновенно с трудом припоминают плохое, которое может быть и было в жизни. Смысл этого более глубокий -- в смерти есть просветление, потому что начинается преображение человека для вечности. И если мы вспоминаем о покойнике лишь хорошее, то только потому, что мы участвуем в преображении этого человека.

Смерть есть предельное зло, с которым нельзя примириться, и она есть потусторонний свет, откровение любви, начало преображения. Испытание смерти не выдерживает ничто испортившееся и тленное. Это испытание выдерживает лишь вечное. Именно смерть очищает прошлое и кладет на него печать вечности. Таким образом, в смерти есть не только разложение, но и очищение. И как это ни страшно признать, но значительность жизни связана со смертью, и она раскрывается лишь перед лицом смерти.

Далее Соловьёв говорит о возможности полного одухотворения и бессмертия людей, достигших полного совершенства. «И вот, все живущие на земле исцелены от своих зол и болезней, все свободны и бессмертны» [12]. И что же дальше? Ведь для обретения полного счастья эти люди, достигшие полного бессмертия, должны смириться с тем, что они должны забыть своих матерей и отцов, которые дали им жизнь. «И эти миллиарды людей, положивших свою жизнь за других, будут тлеть в своих могилах, а их праздные потомки будут равнодушно наслаждаться своим даровым счастьем!» [13]. Русский мыслитель говорит о невозможности осуществления этой идеи, о невозможности достижения таким путем высшего состояния человечества, называемого бессмертием, поскольку это «…предполагало бы нравственное одичание и даже хуже, потому что и дикари чтут своих предков и сохраняют общение с ними» [14].

Интересно рассуждение Соловьёва о смерти великих и ничтожных людей. Прежде всего, он дает оценку бессмысленному и безнравственному

времяпровождению той категории людей, которые освобождены от механической работы, это главным образом светские дамы, спортсмены или карточные игроки. «Несовместимость бессмертия с таким существованием ясна с первого взгляда» [15]. Мы же в свою очередь не можем ответить однозначно «да» или «нет» на этот заданный философом вопрос. Ведь самое большое право, которое человек имеет -- это право на свою собственную жизнь, но в то же время, если жизнь этого человека безнравственна, имеет ли право такой человек жить в нашем обществе?

Следуя же далее за ходом рассуждения Соловьёва, мы видим, что он подтверждает свою мысль о необходимости смерти не только для ничтожных людей, но и для великих, изменивших судьбу народов, или гениев, одаривших человечество своими бессмертными произведениями. Философ аргументирует свои высказывания так: «…Содержание их жизни и ее исторические плоды имеют значение лишь как данные раз и навсегда, а при бесконечном продолжении индивидуального существования этих гениев на земле потеряли бы всякий смысл» [16].

Таким образом, бессмертие человека в физическом смысле для философа -- абсурд, поскольку человек не нуждается в нем. Объективно же для него в бессмертии нуждается истинная любовь, которая утверждает в субъективном чувстве безусловное значение человеческой индивидуальности в другом и в себе, и оправдывает это безусловное значение в действительности. Из этого можно сделать вывод, что вера в такую любовь избавляет нас от неизбежности смерти и наполняет абсолютным содержанием нашу жизнь.

Оценивая трагические события октября 2002 года в Москве и другие события в мире, можно констатировать, что человек, к великому сожалению, существует в обстановке социального напряжения. Вакханалия терроризма, рост числа немотивированных убийств и насилия, а также самоубийств -- вот симптомы глобальной патологии человечества.

Проведенный краткий анализ позволил ясно определить место категории смерти в системе духовных ценностей современного общества. Из него следует, что высшая задача для человека -- это понять общий смысл жизни, придающий ей позитивную ценностную значимость. Смерть -- это не слепое предначертание судьбы, а естественное завершение жизни, наполненное глубоким смыслом, который заключается в том, что именно смерть придает жизни смысл, а не наоборот.

Т.Ю. Андреевская

Примечания

[1] К.Г. Исупов. Русская мысль о смерти // Ступени. С-Пб., 1993. № 1. С. 34.

[2] Соловьёв В.С. Сочинения в 2 т. Т.2. / Общ. ред. и сост. А.В. Гулыги, А.Ф. Лосева; М.: Мысль, 1988. С.522.

[3] Там же. С.633.

[4] Там же.

[5] Там же. С. 633.

[6] Там же. С. 520.

[7] Там же.

[8] Там же. С. 511.

[9] Там же. С. 531.

[10] Там же. С. 537.

[11] Там же. С. 538.

[12] Там же.

[13] Там же.

[14] Там же.

[15] Там же. С.520.

[16] Там же.