"Три разговора" Владимира Соловьева

Это произведение строится в форме диалога-спора, суть которого - в

толковании истории, "нравственного порядка" вещей, в чем их смысл.

Анализируя данное произведение, я пришла к выводу, что нельзя рассматривать все три разговора по отдельности. Так как тема одного разговора прослеживается и в содержании других.

Действие происходит в саду одной из вилл, расположенной у подножия Альп, где случайно сошлись пятеро русских: старый боевой генерал; политик - "муж совета", отдыхающий от теоретических и практических занятий государственными делами; молодой князь - моралист и народник, издающий разные брошюры по нравственным и общественным вопросам; дама среднихлет, любопытная ко всему человечеству, и ещё один господин неопределённого возраста и общественного положения - автор называет его г-н Z.

Первый разговор начинается по поводу газетной статьи и насчёт литературного похода против войны и военной службы. Первым в разговор вступает Генерал: "Существует теперь или нет христолюбивая и достославная российское воинство? Спокон веков всякий военный человек знал и чувствовал, что служит делу важному и хорошему. Это наше дело всегда освящалось в церквах, прославлялась молвою. … И вот мы вдруг узнаём, что всё это нам нужно забыть, а дело, которому мы служили и гордились, объявлено дурным и пагубным, оно противно Божьим заповедям…"Сам военный не знает, как на себя смотреть: как на настоящего человека или как на "изверга естества". В полемику с ним вступает князь, который осуждает войну и военную службу. Свою позицию он выражает так: "не убий" и считает, что убийство есть зло, противное воли Божией, и что оно ни под каким видом не может быть никому дозволено". Ещё одной точки зрения придерживается политик, который полагает, что все нападки в статье обращены не к военным, а к дипломатам и другим "штатским", которые очень мало интересуются "христолюбивостью". А военные по его мнению должны выполнять беспрекословно приказания начальства, хотя литературная агитация против войны для него явление отрадное.

Генерал начинает спорить, что армии непременно нужна полная уверенность в том, что война есть дело святое, благодаря чему в войсках будет воспитываться боевой дух. Разговор переходит в ту стадию, при которой начинается рассмотрение самой войны как неизбежного зла бедствия, терпимого в крайних случаях. Вспоминается даже, что все святые русской церкви принадлежат лишь к двум классам: или монархи, или войны. А значит христианские народы, "по мысли которых святцы делались", военную профессию уважали и ценили. Вразрез этой теории идет мысль князя, который из журналов прочитал, что христианство безусловно осуждает войну. А сам он считает, что война и военщина - "безусловное и крайнее зло, от которого человечество должно непременно и сейчас же избавиться". Что поведет, по его мнению, к торжеству разума и добра.

И тут перед нами встаёт ещё одна точка зрения. Её высказывает г-н Z. Он говорит о том, что война не есть безусловное зло, и что мир не есть безусловное добро, то есть бывает хорошая война, значит, возможен дурной мир. Здесь мы видим разницу между взглядами г-на Z и Генерала, который, как военный человек, думает, что война может быть очень плохим делом "…именно, когда нас бьют, как, например, под Нарвой" и мир может быть прекрасным, как например, Ништадтский. Генерал начинает рассказывать своим собеседникам об одном сражении на Аладжинских высотах (что было на войне с турками), при котором "и своих и чужих много полегло", и при этом каждый воевал за "свою правду". На что князь ему замечает, каким же образом война может быть честным и святым делом, когда это борьба "одних разбойников с другими". Но генерал с ним не согласен. Он считает, что "умри бы он тогда - прямо предстал бы перед Всевышним и занял бы место в раю". Ему не интересно знать, что по ту и по эту сторону все люди и что во всяком человеке есть добро и зло. Генералу важно, "что из двух в ком пересилило" Соловьев В. Три разговора. Издательство: Студия «aKniga», 2008.- С. 37..

И тут г-н Z поднимает вопрос о религии, Христе, который "не подействовал силою евангельского духа, чтобы пробудить добро, сокрытое в душах Иуды, Ирода, еврейских первосвященников. Почему же Он не избавил их души от той ужасной тьмы, в которой они находились?"

Интересным представляется рассказ г-на Z о двух афинских странниках, пришедших в конце жизни к такому выводу: греши и не кайся, ибо раскаяние ведёт к унынию, а оно является большим грехом.

Далее спор снова возвращается к теме войны. Политик твёрдо убеждён в том, что нельзя оспаривать исторического значения войны, как главного средства, которым создавалось и упрочивалось государство. Он считает, что нет такого государства, которое было бы создано и укреплено, без военных действий.

Политик приводит в пример Северную Америку, которой пришлось добывать свою политическую независимость путём долголетней войны. Но князь отвечает, что это говорит о "неважности государства", и что война не несёт в себе великого исторического значения для условий создания государства. Политик пытается доказать, что военный период истории кончился. Хотя о немедленном разоружении не может быть и речи, "ни мы, ни наши дети больших войн не увидим". Он приводит в пример время Владимира Мономаха, когда приходилось ограждать будущее русского государства от половцев, а потом от татар.

Теперь же таких угроз России не наблюдается и, следовательно, война и военные просто не нужны. Сейчас, считает Политик, война имеет смысл быть где-нибудь в Африке или Средней Азии. И снова приходится ему возвращаться к мысли о "святых войнах". Он говорит так: "Войны, которые воздвигнуты в ранг святых, возможно, были в киевской или монгольской эпохе. В подтверждение своих слов он приводит в пример Александра Невского и Александра Суворова.

Александр Невский сражался за национально-политическую будущность своего отечества, поэтому он - святой. Александру Суворову, напротив, спасать Россию не приходилось. Спасение же России от Наполеона (с ним "можно было бы договориться") - это патриотическая риторика. Далее Политик рассуждает о Крымской войне, как о "безумной", а её причина, по его мнению, - это "дурная воинствующая политика, в результате которой погибло полмиллиона людей".

Следующая интересная мысль состоит в том, что современные нации перестают уметь воевать, а сближение России с Францией - выгодно, это - "союз мира и предосторожности". Ему парирует Генерал, говоря, что если опять столкнуться две военные нации, то опять "пойдут бюллетени", и военные качества всё равно нужны. На это политик прямо заявляет: "Как в теле ненужные органы атрофируются, так и в человечестве воинствующие качества стали не нужны".

Что же предлагает Политик, в чём он видит решение этих проблем? А в том, чтобы взяться за ум и вести хорошую политику, например, с Турцией: "ввести её в среду культурных наций, помочь образоваться и стать способными справедливо и гуманно управлять народами, которые не в состоянии мирно управляться со своими делами". Тут идёт сравнение с Россией, где было отменено крепостное право. В чём же тогда состоит особая задача русской политики в восточном вопросе? Здесь Политик предлагает идею, что все европейские нации должны быть солидарны в интересе культурного расширения.

А конкретно Россия должна удвоить усилия, чтобы скорее догнать другие нации. Русский народ должен воспользоваться опытом сотрудничества. "Добровольно трудясь над культурным прогрессом варварских государств, мы стягиваем узы солидарности между нами и другими европейскими нациями".

Но Генерал, как человек, побывавший на войне, не верит в солидарность. На это Политик заявляет, что коль мы сами европейцы, так и должны быть солидарны с другими европейскими нациями. Однако не все собравшиеся считают, что русский народ - европейцы. Например, г-н Z утверждает что "мы представляем собой особый греко-славянский тип. И Политик вновь оперирует тем, что "Россия - великая окраина Европы в сторону Азии, то есть азиатский элемент в природу нашу вошёл, второю душою сделался". И чтобы разобраться во всём "необходимо возобладание одной души, разумеется, лучшей, то есть умственно более сильной, более способной к дальнейшему прогрессу. Сначала нации должны были сложиться, окрепнуть и "устоять против низших элементов".

В этот период нужна была война, которая на том этапе была делом святым. А теперь наступает эпоха мира и мирного распространения повсюду европейской культуры. И в этом Политик видит смысл истории: "мирная политика есть мерило и симптом культурного прогресса".

Тогда что же дальше? Может быть, ускоренный прогресс есть симптом конца, а, значит, исторический процесс приближается к своей развязке? Г-н Z подводит разговор к тому, что о прогрессе заботиться нельзя, если знать, что "конец его всегда есть смерть для всякого человека". Генерал уточняет эту мысль, а именно встаёт вопрос об антихристе и антихристианстве: "духа Христова не имея, выдают себя за самых настоящих христиан". То есть антихристианство ведёт к исторической трагедии, так как это будет "не простое неверие или отрицание христианства, а это будет религиозное самозванство".

Но как же с этим бороться? Дама пытается предположить, что нужно заботиться о том, чтобы добра в людях было больше. Сражение между добром и злом неизбежно.

Черту подводит князь цитатой из Евангелие: "Ищите Царства Божия и правды его, а остальное приложится вам".

Итак, проанализировав данное произведение, можно кратко обобщить и сказать, что: Князь и политик выступают как поборники прогресса, их позиция сводится к установке: все к лучшему в этом лучшем из миров. Политик высказывает позитивистскую трактовку истории и "нравственного порядка", как результата естественного и необходимого прогресса общества (во втором разговоре): в мире правит необходимость, и добро в конечном итоге - не более чем продукт культуры ("вежливость", которая воспитывается культурой). Но такая утилитарная точка зрения неприемлема для его оппонентов, поскольку такое объяснение выносит проблему смысла за скобки ("нельзя толковать о смысле войны безотносительно ко времени"). Такой прогресс не дает объяснения истории - это всего лишь "тень тени". История - процесс бессмысленный.

Князем (в третьем разговоре) этот смысл привносится: это - построение града Божьего на земле. Какой же точки зрения придерживается сам автор "Трёх разговоров"? На этот вопрос нельзя ответить однозначно, так как ещё в предисловии Соловьёв признаётся в том, что, хотя в большей степени принимает, безусловно-религиозный взгляд, выраженный в рассуждениях г-на Z (самого, на мой взгляд, загадочного из собеседников) и в повести отца Пансофия, всё-таки признаёт относительную правду и за двумя другими: религиозно-бытовой позиции Генерала и культурно-прогрессивной Политика.

Заключение