Философия Ницше

28

Содержание

Введение

1. Общая характеристика философии Ницше.

2. Основные идеи Ницше

3. Концепция сверхчеловека

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Рассматривая различные течения в философии на всём протяжении человеческой истории, можно выделить две основных категории философов.

К первой категории можно отнести философов с эпическим уравновешенным складом ума, создающие устойчивую, стройную и логическую архитектуру своего учения - Аристотеля, Спинозу, Канта, Гегеля, Спенсера.

Ко второй категории - философов страстного лирического склада, которые воплощали собой постоянное искание, динамику вечного потока. Таковы Платон, Руссо, Фихте и Ницше... Раскрытие мировоззрений этих философов невозможно теперь без последовательных психологических жизнеописаний.

Жизнь Ницше - воплощение самой его философии во всей ее суровой величественности и трагичности. Не зная первую, трудно понять вторую. И не поняв вторую, невозможно постичь то исключительно сильное воздействие, которое оказало учение Ницше на уходящий ХХ век.

1. Общая характеристика философии Ницше

«Правы те профессиональные философы, которые пожимают плечами, или разводят руками, или делают еще что-то в этом роде при словосочетании «философия Ницше». Он совсем не философ в приемлемом для них смысле слова», - пишет в своей вступительной статье к сочинениям Фридриха Ницше К.А. Свасьян. (19, с.13) По собственному признанию мыслителя, сделанному им в письме к П. Гасту от 25 июля 1882г., он - «больше поле битвы, чем человек» (19, с.13). «Тщетно было бы переизлагать философию Ницше на стандартный манер: реконструировать то, что в подобных случаях называется методом; метод Ницше равнозначен буквальной греческой семантике слова (метод есть путь) и, значит, самой жизни Ницше». (19, с.22)

В творчестве и личной судьбе Фридриха Ницше (1844-1900) «наиболее отчетливо запечатлен драматизм «переходной эпохи» рубежа ХIХ-ХХ веков. С одной стороны, Ницше - идейный наследник философской классики, профессионально и творчески осмысливший как истоки западной культуры (античность), так и другие важнейшие ее этапы (христианство, Возрождение, Новое время). С другой стороны, он - первый декадент, поэт-безумец, пророк, силой своего таланта всколыхнувший долго дремавшие иррациональные пласты европейской культуры. Столкновение этих дух тенденций во многом и обусловило многоплановость и противоречивость как самого творчества Ницше, так и его последующего влияния». (21, с.292)

В работах Ницше мы обнаруживаем «истоки тех глобальных тем, которые стали ключевыми в творчестве многих известных мыслителей ХХ века. Здесь и шпенглеровский закат западного мира, и ортеговская тема «восстания масс», и шелеровская «девальвация ценностей», и зомбартовская власть буржуа, и хайдеггеровская метафизика нигилизма, и основы философской проблематики как религиозного, так и атеистического направлений экзистенциалистской мысли». (3, с.8) Следует отметить, что «Ницше не создал философской школы как таковой, поэтому термином «ницшеанство» часто обозначают совершенно различные явления. Во-первых, речь идет о рецепции тех или иных идей Ницше, которая может быть как более или менее систематичной (например, представителями «русского религиозного ренессанса» конца ХIХ - начала ХХ веков, а также Хайдеггером, Ясперсом), так и фрагментарной (например, Лёвитом, Финком, Делезом, Фуко, Деррида и др.). Во-вторых, в настоящее время сложилась международная школа ницшеведения. В-третьих, под «ницшеанством» иногда понимают разработку в рамках иного, чем у Ницше, философского контекста тех или иных тем и мотивов, которые вошли в современную культуру через творчество Ницше, причем его приоритет устанавливается нередко задним числом. Данный признак неспецифичен, и по нему к «ницшеанству» можно отнести многие направления современной философии.

Эти значения термина «ницшеанство» указывают на широту влияния наследия Ницше на западную культуру. Противоречивость этого влияния ярче всего отражает четвертое значение, закрепившееся за «ницшеанством». Оно имеет значительную политическую нагрузку, основанную в основном на аберрации реального образа Ницше. В данном значении, наиболее последовательно применявшемся национал-социалистической идеологией, под «ницшеанством» понимается ничем не сдерживаемый активизм, торжество иррациональной витальности, циничное пренебрежение к духовным ценностям, аморализм, политический экстремизм». (21, с.294)

«Трудно отыскать среди сколько-нибудь значительных философов ХХ века такого, который обошел бы своим вниманием певца Заратустры». (3, с.10) Так, Альбер Камю относил Ницше к философам абсурда. "Мы не испытываем недостатка в великих авантюристах абсурда, - пишет он в своей работе "Бунтующий человек". Но, в конечном счете их величие измеряется тем, что они отказались от любования абсурдом, сохраняя его требования. Они разрушают ради большего, а не ради меньшего. "Мои враги те, кто хочет разрушать, а не творить самих себя". Сам он разрушал, но с тем, чтобы попытаться творить". (10, с.124-125)

Небезынтересно ознакомиться и с тем, как сам Ницше откликался на оценку своего творчества. Из переписки философа с немногочисленными его друзьями мы узнаем, что датский литературовед Георг Брандес отмечал у Ницше "пренебрежение к аскетическим идеалам и глубокое неприятие демократической усредненности, Ваш аристократический радикализм". Ницше ответил: "Выражение "аристократический радикализм", которое Вы употребили, очень удачно. Это самые толковые слова, какие мне до сих пор доводилось о себе прочесть". (18, с.137-138)

Глубокий анализ наследия Ницше дают и современные нам исследователи, в частности, А.Р. Геворкян. «Сегодня, когда философская мысль ХХ в. уже завершена, со всей явственностью сказывается то огромное влияние, которое оказывал на нее Ницше на протяжении всего периода ее становления и развития. Далеко не случайно, что Ясперс определял Ницше как самое значительное философское явление в Германии после классического идеализма. Полностью принимая это положение Ясперса, вместе с тем нельзя не отметить, что значение Ницше шире; оно имеет прямое отношение к европейской культуре в целом. В лице Ницше достигает апогея своего развития и одновременно приходит к величайшему своему кризису гуманистическая культура, которая своими секулярными установками уходит вглубь эпохи Ренессанса. В этом смысле фигура Ницше предстает как нечто промежуточное и именно в силу своей промежуточности обреченное на трагизм. Для Ницше попытка осмысления прошлого и настоящего и поиски будущего сопровождаются радикальным переосмыслением всех тех фундаментальных базисных оснований, которые до этого казались совершенно незыблемыми». (6, с.121)

«Мятежный дух Фридриха Ницше нашел выражение в его литературном стиле. Ему не хватало терпения давать строгие определения понятий, проводить непрерывный логический анализ, отыскивать доказательства относительно глубинной сущности вещей - на его взгляд, все это было типично для философии прошлого. Его творчеству присущи вспышки озарения, афористические высказывания и воззвания. Его идеи часто кажутся несистематическими и бессвязными, для них характерен конфликт и даже противоречие. Ницше не позаботился разъяснить эти нестыковки, чтобы облегчить жизнь своему читателю.

Между несоизмеримыми утверждениями Ницше действительно существует связь, однако он призывает нас восстанавливать связующие звенья самостоятельно - если, конечно, мы в силах. И даже после этого Ницше не желает вселять в читателя чрезмерную уверенность в том, что он приблизился к окончательной, неопровержимой истине. «Всякая философия, - написал он однажды, - это философия переднего плана… Всякая философия также скрывает философию». Мы вправе также сказать, что Ницше подрывает или деконструирует даже собственную мысль - не для того, чтобы ее обесценить, но чтобы подчеркнуть необходимость вкапываться в нее все глубже, не прекращая поиски слишком быстро». (5, с.586) «И метафизика Шопенгауэра, и волевой императив мифологии Вагнера, и позитивизм для Ницше всего лишь его линия обороны, его боевые щиты, которые он постоянно меняет в сражении с духом распада и небытия, духом, который он ощущает в себе самом и который он несет как вину и проклятие времени. И поэтому в его произведениях как бы постоянно двоятся образы бога Диониса И пророка Заратустры, сверхчеловека и вагнеровского Зигфрида, а «воля к власти» торжествует как единственная альтернатива «воли к смерти», постоянно воплощающейся в современной культуре». (3, с.6)

Многие философы и исследователи видят в противоречивости концепций Ницше только преимущество. Лев Шестов отмечал, что в философии Ницше "нет устойчивости, нет равновесия. Она их и не ищет: она живет противоречиями, как и мировоззрение Достоевского. Нитше [орфография автора - В.Д.] не пропускает случая посмеяться над тем, что называется прочностью убеждения". (28, с.277-278) Об убедительности философии Ницше Шестов писал: "Если бы он остался справедливым, мы не поняли бы, о чем он говорит". (28, с.132) По мнению Льва Шестова, "философ, с раз сложившейся теорией, перестает видеть и чувствовать все то, что не вмещается в устанавливаемые ею рамки. В этом отношении Нитше свободнее других<…>. Он заносил на бумагу мысли и впечатления такими, какими он их испытывал, не сводя их в систему. И читателю, конечно, много полезнее самому исполнить работу синтеза". (28, с.97)

"Форма изложения философских идей у Ницше - это афоризмы, мифы, проповеди, полемика, декларации. Его философские взгляды - это его собственное бытие. "Переоценка ценностей", о чем часто писал Ницше, была его естественным состоянием. Поэтому знакомство с сочинениями Ницше - это знакомство с его личностью". (26, с.125) "Можно принимать или не принимать учение Ницше,- писал Лев Шестов,- можно приветствовать его мораль или предостерегать против нее, но, зная его судьбу, зная, как пришел он к своей философии, какою ценой было им куплено "свое слово",- нельзя ни возмущаться им, ни негодовать против него. У Ницше было святое право говорить то, что он говорил". (28,с.23) "Судьба Ницше, неотступно следовавшая за его мыслью, стала легендой мировой культуры - явление совершенно эксцентрическое для европейской философии, хотя и подлинно философское по сути",- указывает Игорь Эбаноидзе. (18, с.130)

Нельзя обойти вниманием и размышления Эбаноидзе о безумии Фридриха Ницше, он полагает, что "маска безумия, то здесь, то там спадающая с лица туринского Заратустры, ставит вопрос о сознательном, "гамлетовском" начале в безумии Ницше - сознательном не в смысле свободного выбора, а в смысле сознания невозможности иного выбора, кроме безумия. Так, один из немецких исследователей обозначает безумие Ницше как "форму выражения невозможности дальнейшей интеграции в объективную культурную систему". Подобная научная переформулировка сравнения Ницше с Гамлетом (на которое наталкивает сам Ницше в "Ecce Homo": "…что должен выстрадать человек, чтобы почувствовать необходимость стать шутом! - Понимают ли Гамлета? Не сомнение, а несомненность есть то, что сводит с ума…") не противоречит медицинскому аспекту дела, а просто обходит его стороной, утверждая отношение к безумию Ницше как к предопределенному последовательностью его мысли шагу. (18, с.134) Той же точки зрения придерживается и Томас Манн в статье «Философия Ницше в свете нашего опыта»: «…я совершенно уверен, что этот великий лицедей и мастер перевоплощения, играя свою жизненную трагедию, - я чуть было не добавил: им самим инсценированную, - прекрасно сознавал в себе гамлетовские черты». (14, с.347)

Литературность творчества Ницше вряд ли может быть поставлена ему в упрек. "Философия всегда была близка художественной литературе, она начиналась в Греции с поэм Парменида и Эмпедокла, диалогов Платона, писем Эпикура и Сенеки. Эти связи не прерывались и в дальнейшем: Августин, Данте, Эразм, Вольтер, Лихтенберг, романтики т.д., вплоть до "Трех разговоров" Соловьева и "Так говорил Заратустра" Ницше". (10, с.5)

"Ницше стремится преодолеть рациональность философского метода; понятия не выстраиваются у Ницше в систему, а предстают как многозначные символы. Таковы понятия "жизнь", "воля к власти", которая есть и само бытие в его динамичности, и страсть, и инстинкт самосохранения, и движущая обществом энергия и т. д." (24, с.437)

2. Основные идеи Ницше

"Мир, по Ницше,- это жизнь, которая не тождественна органическим процессам: ее признак - становление. Не случайно Гераклит, с его образом мира как огня, был самым почитаемым им философом.

У мира есть и другой признак - воля к власти. В мире существует "иерархия царств": неорганическое, органическое, общество, где проявляет себя воля". (26, с.125) Как отмечает Ж. Делез, «воля к власти есть неискоренимая, связанная с самым глубоким основанием человеческой личности, потребность быть абсолютным творческим центром бытия». (8, с.113)

"Для Ницше познание - это интерпретации, истолкования, органически связанные с внутренней жизнью человека, он справедливо отмечает, что один и тот же текст допускает многочисленные интерпретации, так как мысль - это знак со множеством смыслов. Чтобы понять вещь, надо человеческое перевести в природное, поэтому важнейшим средством познания и выступает перевод человеческого в природное. Но истолкование - это низшая ступень познания по сравнению с делом. Он отвергает традиционную трактовку истины в смысле адекватности образа объекту, считает, что надо к истине подойти с точки зрения субъекта, а он разный: толпа, герой, "людское стадо", "сверхчеловек" и др., значит, у каждого из них свое понимание мира, своя истина". (26, с.126) «Задача: видеть вещи, как они есть! Средство: смотреть на них сотней глаз, из многих лиц» (19, с.28)

«Ницше полагал, что люди не смогли осуществить свое жизненное предназначение, т.к. они приняли то, что он расценивал как совершенно ложные философские посылки; поэтому-то он и придавал такое большое значение философской критике. В этом он чувствовал настоятельную необходимость, что удивительно для философов, которые, как правило, не склонны полагать, что их откровения будут оказывать прямое воздействие на поведение людей, так как ему казалось, что только через адекватное философское понимание люди смогут избавиться от смирения перед недостойным их положением, в которое их заключили обычай и дурные привычки мышления». (7, с.235)

"Обращаясь к генезису человеческого общества и культуры, Ницше выделяет интеллект и фантазию как главные свойства физически слабого "зоологического вида" (т.е. человека), развивая которые он может успешно справляться с практическими задачами, связанными в первую очередь с выживанием. Создание "средств культуры" (языка и логики) приводит, по Ницше, к принципиальному искажению действительности, основанному на допущении тождественных случаев. По мере развития средств культуры происходит полная подмена жизни, как она есть сама по себе, сущим, т. е. неким устойчивым и регулярно повторяющимся началом. Этой кропотливой работой подмены, утверждает Ницше, главным образом и занимается наука. Вместе с тем существует и другой важный компонент человеческой культуры - искусство. Являясь "добровольным стремлением к иллюзии", оно заключает в себе конструктивное начало культуры, поскольку гораздо ближе стоит к "жизни". (21, с.292)

Образец подлинной культуры Ницше видит в досократовской Греции. По его мнению, она связана "с признанием равноправия двух начал: дионисийского (титанизм, свободная игра жизненных сил) и аполлоновского (размеренность, оформленность). Однако европейская культура, считает Ницше, пошла в своем развитии по пути подавления дионисийского начала "разумом", "истиной", "Богом" - иными словами, гипертрофированным аполлинизмом. Вполне согласуясь с интенциями христианства как религии, наука, считает Ницше, стремится превратить мир в сплошную и обозримую упорядоченность. Обыденная жизнь строго регламентируется, в ней остается все меньше места для героизма и самостояния, все более торжествует посредственность. Спиритуалистическая философия, христианская религия и аскетическая мораль отрывают, по Ницше, человека от истоков самого существования - от "жизни", заставляя его "зарывать голову в песок небесных дел". Однако время этих учений, констатирует Ницше, прошло; нужны новые идеи". (21, с.292)

В скобках заметим, что "это понимание двух элементов искусства Ницше вывел из глубины своего собственного существа; оно же объясняет постоянные перемены его философских идей. Эти идеи по его собственным словам - маски, аполлоновские образы, за которыми скрывается его дионисовское [орфография автора - В. Д.] "я". (4, с.205)

Не забудем и о том, что "не кто иной, как Ницше первым из европейских мыслителей путем вивисекции собственного философского сознания пытается реконструировать метафизику в ее первозданном досократическом виде. <…> С одной стороны, ему решительно хочется преодолеть метафизику как таковую, поскольку все его философское миросозерцание своим основанием имеет позитивные установки; с другой, преодоление метафизики для Ницше есть не что иное, как возврат метафизики к самой себе, ее освобождение от платонических и христианских напластований". (6, с.122)

"Ницше связывает критику метафизики с критикой языка. Он убежден, что мышление неотделимо от языка, но язык с необходимостью искажает реальность. С помощью слов-метафор люди изначально упорядочивают хаос являемых в сыром опыте впечатлений. Случайные метафоры постепенно "твердеют", т.к. забывается источник их появления, и от частого употребления они превращаются в "понятия". Деиндивидуализация и универсальная применимость понятий - залог существования общества, члены которого должны иметь возможность "договориться". В свою очередь жизнь в обществе является условием выживания человека. Рассматривая реальность как неупорядоченный поток становления, Ницше подчеркивает несоизмеримость создаваемого категориальной схемой языка образа мира с подлинным положением дел, неспособность языка, а следовательно, и мышления представить знание независимо от самого языка и мышления". (21, с.293-294)

Большое внимание Ницше уделяет такому явлению своего времени, как нигилизм. Его Ницше называет "до конца продуманной логикой наших великих ценностей и идеалов", ибо он есть "оборотная сторона долгой и никогда не прекращающейся борьбы европейского человека за освобождение от власти духовных и социальных авторитетов. В этом смысле он добровольно принимает нигилизм как свою личную судьбу и стремится преодолеть его как "философ будущего". (21, с.293) Как пишет Альбер Камю, "у Ницше впервые нигилизм становится осознанным", более того, "с Ницше нигилизм становится пророческим". (10, с.168)

"Вместо методического сомнения Ницше использовал методическое отрицание, усердное разрушение всего, что еще маскирует нигилизм, как таковой, идолов, скрывающих смерть Бога. Атеизм для него нечто само собой разумеющееся; он "радикален и конструктивен". Лишенный божественной воли, мир в равной мере оказался лишенным единства и цели. По этой причине мир не подлежит суду. Всякое ценностное суждение, применяемое к нему, в конечном счете оборачивается клеветой на жизнь. В таком случае о том, что есть, судят в сопоставлении с тем, что должно быть,- с царством небесным, с вечными идеями или с моральным императивом, но того, что должно быть, не существует; этот мир нельзя осуждать от имени "Ничто". (10, с.169)

Камю также отмечает, что "Ницше присваивает в пользу нигилизма ценности, которые традиционно рассматривались как сдерживающие нигилизм. В первую очередь мораль. Нравственное поведение хочет заменить человека из плоти и крови отраженным человеком. Мораль лишена веры в мир. Для Ницше подлинная мораль неотделима от ясности ума. Философ суров ко всякого рода "клеветникам на мир", поскольку он видит в этой клевете позорную склонность к бегству. Для него традиционная мораль - это лишь особый случай имморализма". (10, с.170)

Альбер Камю обращает наше внимание и на то, что "вопреки мнению его христианских критиков, Ницше не вынашивал планов убийства Бога. Он нашел его мертвым в душе своей эпохи. Если Ницше нападает на христианство, то это в первую очередь относится к его морали, он никогда не затрагивает личности Христа, с одной стороны, и цинизма церкви - с другой. По Ницше, не вера, а творчество в широком смысле является заветом Христа. В таком случае история христианства представляет собой лишь долгий путь предательства этого Евангелия. Тогда как суждение Христа состоит только лишь в том, что природный грех не имеет значения, историческое христианство сделает всю природу источником греха. "Что отрицает Христос? Все то, что носит ныне имя христианина". Христианство полагает, что борется с нигилизмом, давая миру руководящее начало. В действительности же оно само нигилистично постольку, поскольку, навязывая жизни воображаемый смысл, мешает выявить ее подлинный смысл". (10, с.170-171)

"То же самое обвинение Ницше предъявляет социализму и всем формам гуманизма. Социализм - это не более чем выродившееся христианство. Социализм нигилистичен в том отныне точном смысле, который Ницше вкладывает в это слово. Нигилизм - это не безверие вообще, а неверие в то, что есть". (10, с.171) Для Ницше же " смерть Бога, сколь бы смущающей она не была,- это повод для жизнеутверждения. Она несет освобождение, новое сознание свободы и ответственности, шанс на творческий поступок". (5, с.592)

Данная тема после смерти философа стала только еще более актуальной. В одной из своих статей В.К. Кантор подчеркивает, что "одно из глобальных потрясений ХХ в. - это не только всеевропейский ужас тоталитарных и террористических структур и режимов, но и кризис христианства, с небывалой силой проявившийся в фашизме и коммунизме. Хайдеггер заметил (в своей работе о Ницше), что слова "Бог мертв" - это не тезис атеизма, а сущностный событийный опыт западной истории". (12, с.54) Современное христианство В.К. Кантор называет "христианством после Освенцима".

Весьма интересна и проблема отношения Ницше к буддизму. Философ "осуждает и христианство, и буддизм за принадлежность к нигилистическим религиям. При этом он видит в них серьезные различия. Он находит буддизм "в сто раз реальнее христианства", "в сто раз холоднее, правдивее и объективнее", и даже называет его "единственно истинной позитивной религией, встречающейся в истории". Что же так импонирует Ницше в буддизме по сравнению с христианством?

Во-первых, отказ от понятия "Бог". Мыслителю, провозгласившему в своих работах, что "Бог мертв", это должно было особенно понравиться. Во- вторых, замена "борьбы против греха" на "борьбу против страдания". В-третьих, отказ от аскетического идеала и, в то же время, умеренность в потребностях; "доброта и доброжелательное настроение как требование здоровья" (Ницше находил характер буддизма более радостным по сравнению с христианством). В-четвертых, отказ от принуждения, возможность выхода из монастырской общины; немстительный характер буддийского учения ("он не требует никакой борьбы с теми, кто думает иначе"). (9, с.351-352) При этом не следует забывать, что "вопрос о преимуществах одной религии перед другой весьма спорен, и вряд ли может быть решен вообще. И если Ницше - западный человек, христианин по воспитанию - решает его в пользу восточной религии, то делает это, скорее всего, в пылу полемики. Ницше пытается таким образом разоблачить христианство, причем христианство позднейшее, и, по его мнению, неподлинное, а также делает попытку восстановить подлинный смысл первоначального христианства". (9, с.353)

"Но все же буддизм для Ницше - не случайно подобранная хворостина. Говоря об "удивительном фамильном сходстве всего индийского, греческого, германского философствования", он находил причину сходства в родстве языков, в общей философии грамматики, которые неизбежно приготовляют всё "для однородного развития и последовательности философских систем". (9, с.356) При этом "в самом духе ницшеанства есть некоторые предпосылки к тому, чтобы Ницше мог стать Буддой Европы, хотя сам он и не хотел походить на исторического Будду. Но если оставить позицию здравого смысла и рассмотреть практику сознательного схождения с ума Ницше как особый реализованный им (и пригодный, в отличие от буддизма, только для него) путь освобождения, приведший не к безумию, но к Безумию, то слова Ницше о том, что он мог бы стать Буддой Европы, получают свое оправдание". (9, с.356-357)

"У Ницше, тем самым, складывается стройная трехчленная композиция: христианство - низшая ступень, индийская мораль или буддизм - средняя, и ницшеанство с его аристократизмом и любовью к жизни - как высшая ступень". При этом "Ницше видит только одно оправдание любой религии: ее способность дать обыкновенным людям, большинству, чувство довольства своим положением. В вину буддизму ставятся, главным образом, пессимизм и жизнеотрицание". (9, с.354-355) Ницше создает иной идеал: "идеал человека, полного крайней жизнерадостности и мироутверждения, человека, который не только научился довольствоваться и мириться с тем, что было и есть, но хочет повторения всего этого так, как оно уже было и есть, во веки веков…". (9, с.355) Однако "освобождение от оков ложного Я в буддизме, и тот идеал "постоянного самотрансцендирования, гиперболизированно развитая способность вечного выхода за собственные пределы", которая лежит в основе образа сверхчеловека Ницше, в своей направленности сходны между собой". (9, с.356-357)

3. Концепция сверхчеловека

Данный идеал Ницше наиболее подробно раскрывает в своей работе «Так говорил Заратустра» (1883-1886). «По форме эта большая страстная книга является рассказом о странствиях Заратустры - персонажа, основанного на образе иранского пророка шестого века до нашей эры Зороастра (Заратустра - латинизированная форма этого имени), но сообразованного с поэтическим и философским замыслом Ницше». (5, с.589-590) Исследователи отмечают, что данная книга «строится как своего рода травестийное Евангелие: достаточно вслушаться в стиль и обороты речи Заратустры, его обращения к ученикам, разговор притчами и образами, загадками и ответами, и пр. То есть Заратустра выступил как новый Христос, точнее, анти-Христос, подменяя Его и выдвигая новые ценности». (11, с.19)

«Образ Заратустры, - свидетельствует сестра философа, - предносился моему брату с самой ранней юности; он писал мне однажды, что еще ребенком видел великого перса во сне». (23, с.285) В своей книге Ницше «противопоставил европейскому христианству восточные религии, начиная с персидского Заратуштры и кончая древнеиндийским Ману. Характерно, что берется именно перс, ибо именно персы наиболее близко соприкасались с первыми европейцами - греками и именно они хотели уничтожить только что возникшую европейскую цивилизацию (греко-персидские войны). Интересно, что воевавшие с греками персидские цари Дарий и Ксеркс исповедовали, по словам исследователей, учение Заратуштры». (11, с.24)

«Исторический Заратустра (Зороастр) верил в то, что мир является ареной всеохватывающего конфликта между двумя космическими силами, одна из которых добро, другая - зло. Наш долг в этой борьбе, учил Заратустра, состоит в том, чтобы становиться на сторону светлых сил. Но поскольку Ницше находился «по ту сторону добра и зла», то он не верил в космологию Дзен-Авесты». (7, с.236) Сам Ницше пишет о реальном и творчески преобразованном образе Заратустры следующим образом: «…то, что дает этому персу совершенно исключительное положение в истории, составляет с моими идеями полную противоположность. Заратустра первым увидел в борьбе добра и зла главный рычаг, управляющий движением вещей, - переработка моральных понятий в метафизические, каковы сила, причина, цель в себе - вот в чем состоит его значение. Но сам этот вопрос, будучи поставлен, заключал бы в себе, по существу дела, и свой ответ.

Заратустра создал это роковое заблуждение - мораль, следовательно, он же и должен быть первым, кто познал его. Заратустра правдивее всякого другого мыслителя. Его учение, и только оно одно, объявляет правдивость высшей добродетелью - в противоположность трусости идеалистов, обращающихся в бегство перед реальностью; в Заратустре больше чисто физического мужества, чем во всех мыслителях, вместе взятых. Говорить правду и хорошо стрелять из лука: такова персидская добродетель. Самопреодоление морали посредством правдивости, самопреодоление моралистов путем превращения в собственную противоположность - в «я»: вот что означает в моих устах имя Заратустры». (23, с.297) Иными словами, «раз Заратустра был первым, кто совершил ошибку, полагая, что моральные ценности являются объективными характеристиками универсума, он должен стать первым, кто исправит ошибку и будет агитировать в пользу новой философии». (7, с.236)

Ницшевский Заратустра говорит, что «человечество, как таковое, не имеет единственной цели или всеобщей морали: «Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает еще только цепи для тысячи голов, недостает единой цели. Еще у человечества нет цели». (16, с.44) Заратустра и хочет заполнить эту моральную лакуну и возвещает объединяющую людей цель. Эта цель- ubermensch (сверхчеловек)». (7, с.236)

«Обычно исследователи и комментаторы отмечают уверенно, что слово «сверхчеловек» мыслитель почерпнул в гетевском «Фаусте». Но стоит вглядеться в текст «Фауста», чтобы увидеть весьма ироническое употребление этого понятия. Вызванный заклятием Фауста Дух издевательски бросает ему: (в буквальном переводе: «Какая жалкая боязнь охватила, сверхчеловек, тебя! Где зов души?» и т.д.) Т. е. позитивный смысл этого слова в «Фаусте» отсутствует. Правда, о возможности перерастания человека в нечто высшее мы можем найти у Данте:

«Пречеловеченье вместить в слова

Нельзя; пример мой близок по приметам,

Но самый опыт - милость Божества».

Данте. Божественная комедия.

Рай. Песнь первая.

Данте употребляет слово пречеловеченье, превращение в нечто большее, чем человек. Однако великий итальянский поэт и мыслитель считал, что стать больше, чем человек, сверхчеловеком, человек может не вопреки, а лишь благодаря помощи Бога. Можно предположить, что восхищавшийся Возрождением Ницше знал эти строки Данте, строки очень серьезные в отличие от гетевской иронии, но выступил, похоже, как против великого немецкого, так и против великого итальянского поэта». (11, с.18-19)

Показательно, что американский исследователь А. Данто оставил немецкий термин непереведенным, так как слово «сверхчеловек» не может не вводить в заблуждение. Однако, что такое сверхчеловек? «В качестве идеала, к которому мы должны стремиться в своем человеческом обличье, эта идея выступает как исключительно неопределенная и неконкретная цель. Сверхчеловек противопоставляется тому, кого Ницше называет «последний человек», и кто стремится, как можно больше походить на всех других, который счастлив просто потому, что счастлив: «Счастье найдено нами», - говорят последние люди и моргают». (16, с.12) Это - стадный человек современной ему эпохи, и Ницше-Заратустра презирает его». (7, с.238) В одной из своих работ мыслитель писал: «…цель человечества не может лежать в конце его, а только в его совершеннейших экземплярах». Этим «совершеннейшим экземпляром» может стать каждый, но далеко не каждый реализует эту потенциальную возможность; констатация этого печального факта и заставляет Ницше обращаться не к каждому, а к избранным». (8, с.110) И вот Заратустра говорит:

«Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?

Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?

Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью.

В человеке важно то, что он переход, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.

Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут они по мосту.

Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу.

Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет людей прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.

Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит своего Бога: ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.

Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя, и все вещи содержатся в нем: так становятся все вещи его гибелью». (16, с.8, 10-11)

«Человек одновременно переход и гибель. Мы превосходим себя, преодолевая нечто в самих себе, и это то, что гибнет и оставляется нами. Мы погибаем главным образом как человеческие существа ради того, чтобы стать чем-то более возвышенным. Человеческая жизнь есть жертва (или должна ею быть) во имя не чего-то транс- или экстрачеловеческого, а во имя достижимого для нас, жертва, придающая нам силы преодолеть (частично) самих себя. В отличие от аскетического идеала этот идеал не является деморализующим. Он не подчеркивает нашу никчемность, а определяет наши достоинства как находящиеся в процессе изменения. Мы превосходим себя вчерашних, но еще не доросли до себя будущих, и нам предстоит найти более возвышенный образ себя как живых существ. Сверхчеловек - это не белокурая бестия. Белокурая бестия остается позади, будем надеяться, навсегда. Сверхчеловек - впереди». (7, с.238-239)

Сложность восприятия данной проблемы читателями Ницше и, в частности, вышеупомянутая подмена понятий вызвана тем, что «его книги не только сами по себе произведения искусства, - они требуют искусства и от читателя, ибо читать Ницше - это своего рода искусство, где совершенно недопустима прямолинейность и грубость и где, напротив, необходима максимальная гибкость ума, чутье иронии, неторопливость. Тот, кто воспринимает Ницше буквально, «взаправду», кто ему верит, тому лучше его не читать», - отмечал великий немецкий писатель Томас Манн. (14, с.386)

«Однако предмет разговора об сверхчеловеке связан, конечно же, не только с тем, чтобы перестать делать нечто, что мы делали ранее, а с тем, чтобы двинуться в новом направлении. Но куда? К какому конечному пункту? Вероятно, Ницше заслуживает упрека в том, что оставил данный вопрос до такой степени открытым. Его сестра уверяла Гитлера, что он и есть тот, кого имел в виду брат, когда говорил о сверхчеловеке. Читатели старшего поколения верили, что Ницше подразумевал некий конкретный образ, взятый, по крайней мере, из прошлого. Но в действительности нет смысла вглядываться в прошлое в поисках примеров, поскольку в нашей истории еще никогда не было ни одного сверхчеловека. (7, с.239)

«Никогда еще не было сверхчеловека! Нагими видел я обоих, самого большого и самого маленького человека.

Еще слишком похожи они друг на друга. Поистине, даже самого великого из них находил я - слишком человеческим!» (16, с.66)

«…Этому немецкому Раскольникову сподобилось с оглядкой на Наполеона решать ребус собственной жизни: «тварь дрожащая» или «сверхчеловек». (19, с.17) «По Ницше, на пути к достижению совершенства, необходима трехкратная трансформация сущности человеческого существа в сверхчеловеческое начало. В речи «О трех превращениях» Заратустра указывает три стадии или метаморфозы человеческого духа, соответствующие трем этапам восходящего формирования человека в идеальный тип сверхчеловека.

На начальной ступени человеческий дух символизирует верблюд, навьюченный грузом из многочисленных выхолощенных заповедей, утративших смысл традиций и мертвых авторитетов.

На второй стадии - превращения верблюда во льва - человек освобождается от пут, связывающих его на пути к сверхчеловеку, и завоевывает себе свободу для создания «новых ценностей». В человеке пробуждается недовольство собой, стремление стать господином своих добродетелей. Заратустра называет это состояние «часом великого презрения»: «В чем то высокое, что можете вы пережить? Это - час великого презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас отвратительным, так же как и ваш разум и ваша добродетель». (16, с.9) Великое презрение, отказ от тех учений, которые мешают свободному развитию личности, проповедуя «равенство людей», и отрешение от пессимизма, представляют собой последние шаги на пути восхождения к сверхчеловеку. Пессимизм Ницше трактует широко, имея в виду как метафизическую доктрину (утверждающую, что небытие лучше бытия), так и этическое учение (рассматривающее тело как начало злое и греховное по своей природе): «Я не следую вашим путем, вы, презирающие тело! Для меня вы не мост, ведущий к сверхчеловеку!» (16, с.25)

Заключительная метаморфоза - превращение льва в ребенка - представляет собой положительный этап появления сверхчеловеческого типа. Младенчество символизирует утверждение жизни: «Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения». (16, с.19) Вступающий на путь человека принимает жизнь, благословляя ее, и в этом смысле является искупителем земной действительности: «»И вот мое благословение, - говорит Заратустра,- над каждой вещью быть ее собственным небом, ее круглым куполом, ее лазурным колоколом и вечным спокойствием - и блажен, кто так благословляет! Ибо все вещи крещены у родника вечности по ту сторону добра и зла…» (16, с.118) Принятие и оправдание жизни - отправной пункт «пути созидающего». (20, с.75-76)

«Позиция Ницше здесь на стороне человека, способного к подвигу, к преодолению себя. Бытие изначально не порочно, оно стало таковым, потому что человек перестал верить в себя, избрал путь слабого. Человеку нужно преодолеть себя. Он вправе ожидать к себе отношения не как к тому, кто нуждается в жертве. Убежденность в том, что человек слаб, вызывает и убежденность в том, что он с необходимостью примет жертву, нуждается в ней, жертвуя ему, его лишают выбора, ограничивают его свободу». (15, с.100) А «загадочное «Само», ассоциируемое Ницше с телом человека, - это подсознательная, глубинная полнота личности, в которой нет никакого различия души и тела и которая полностью определяет все устремления души и тела. Ницше упоминает это Само только для того, чтобы отвергнуть взгляды «презирающих тело», и это не позволяет ему более ясно сформулировать мысль о том, что именно Само и является той движущей, той творческой силой, которая пересоздает человека и ведет его к состоянию, обозначаемому термином «сверхчеловек». (8, с.111)

«Есть некоторая ирония в том, - пишет А. Данто, - что Ницше наименее оригинален там, где он оказался наиболее влиятельным. Речь идет о древнем, почти языческом идеале, а именно: страсти нужно обуздывать, а не подавлять, в противоположность позиции тех, кто исповедует воздержание, скрывая порочные стремления, а ведь это было официальной моральной рекомендацией до совсем недавних времен. Следовательно, сверхчеловек - это не белокурый гигант, подавляющий своих более мелких собратьев. Это просто радостное, безвинное, свободное человеческое существо, обладающее инстинктивными побуждениями, которые, однако, не порабощают его. Он - господин, а не раб своих побуждений, и, следовательно, он в состоянии что-то сотворить из себя, нежели стать продуктом инстинктивных проявлений или внешних препятствий. Сверх этого Ницше мало говорит о деталях, за исключением выражения скрытой похвалы тем, чьи страсти обращены на создание научных, художественных или философских произведений. Он сделал идею об сверхчеловеке изменчивой, а не устойчивой, чтобы ей придали ценность те из нас, кому удастся воплотить ее. Если сверхчеловек воспринимался как задира, чья радость состоит в грубой демонстрации силы, то в этом Ницше должен винить только самого себя. Его величайшим несчастьем был тот буквализм, с каким его интерпретировали даже наиболее симпатизировавшие ему критики". (7, с.240-241)

Конечно же, «…этот тип не является неким символом, обетованием далеких, темных тысячелетий, новым видом в дарвинистическом смысле, о котором мы не можем ничего знать и ставить который путеводной звездой было бы, пожалуй, просто смешно», - писала сестра философа. (23, с.287) На это же указывает и А. Данто. "Ницше считал, что идеал сверхчеловека не может быть достигнут автоматически, в ходе естественного развития событий. В этом отношении его учение является чем угодно, только не разновидностью дарвинизма. Действительно, мы знаем, что Ницше считал, что выживают и доминируют негодные и что все большее и большее количество индивидов, которые становятся все более и более похожими друг на друга, должны будут со временем подавить своей численностью исключительных личностей, которые могли бы прорваться к новой перспективе и более возвышенной форме жизни". (7, с.241-242)

Ницше много пишет о "последнем человеке", но, по точному замечанию А. Данто, "в действительности Ницше не верил, что "последний человек" мог бы существовать. Не будет и не может быть последней стадии в человеческом развитии или чего бы то ни было подобного". (7, с.242) В связи с этим Ницше развивает идею "вечного возвращения". Под "вечным возвращением" Ницше подразумевал "не то, что несходные события повторяются, не то, что сходные примеры всегда подпадают под один и тот же закон, ничего из того, что обычный здравый смысл мог бы предположить относительно его идеи, - он имел в виду, что все конкретные и определенные вещи постоянно возвращаются вновь и вновь, именно те самые вещи, а не просто их подобия". (7, с.244) «Образ круга - вечных изменений среди вечного повторения - является символом, таинственным знаком над входной дверью к учению Ницше о сверхчеловеке». (20, с.72)

"Учение о "вечном возвращении" влечет за собой бессмысленность происходящего, а учение о сверхчеловеке является своего рода требованием, обращенным к воле человека, чтобы такой смысл существовал. Эти две идеи взаимосвязаны. При заведенном порядке вещей Заратустра всегда возвращается:

- "…я буду вечно возвращаться к той же самой жизни, в большом и малом, чтобы снова учить о вечном возвращении всех вещей,

- чтобы повторять слово о великом полдне земли и человека, чтобы опять возвещать людям о сверхчеловеке.

Я сказал свое слово, я разбиваюсь о свое слово: так хочет моя вечная судьба…"

Не имеет значения, что мы исчезаем и возвращаемся и снова исчезаем. Важно то, мы делаем это вечно, важен смысл, вкладываемый нами в нашу жизнь, важна радость от преодоления, каков бы ни был наш удел. И все это делается именно ради дела, а не ради каких-то выгод - они всегда будут одними и теми же. То, что мы делаем, имеет исключительно внутреннее, личное значение, либо не имеет никакого значения вообще. Именно мы даем существованию смысл и значение. Мы должны принять на себя этот труд, чтобы наша жизнь имела смысл (хотя мы и не в силах изменить ее в соответствии с нашими пожеланиями): мы должны отстаивать себя, исполняя свое предназначение. Утверждается как императив: поступай так (или будь таким), как ты желал бы поступать, в точности таким же образом (или быть в точности тем же самым) бесконечное число раз во веки веков.

Если люди будут неуклонно следовать этому правилу, они избавятся от чувства рессантимента. В экзистенциалистских терминах это - довод в пользу аутентичности. Он исключает саму возможность другой жизни, в раю или в аду, признавая лишь вечное возвращение к тому, чем мы являемся в этой жизни. Вместо того, чтобы мечтать о другом мире, лучше осознать, какой освободительной силой обладает предложенный взгляд на мир". (7, с.255-256) Коротко говоря, «замкнутость круга невозможно преодолеть, но модно найти смысл в этом безутешном бесконечном хаосе». (20, с.72) По мнению Ю.В. Синеокой, «этика Ницше - это этика индивидуального спасения сильных личностей, способных к самосовершенствованию. Эти же правила работают и в мире творчества, где человеку легче справиться с вечностью, где он волен создавать бесконечное число раз себя самого и новые ценности». (20, с.72)

Заключение

Драматична не только жизнь Ницше, но и судьба его наследия. Затравленный непониманием и одиночеством при жизни, он был перефразирован и необоснованно оболган после смерти. Скандалы вокруг его рукописей и их фальсификация последовали почти сразу. Трижды в 1892-1899 гг. начинало выходить полное собрание сочинений Ницше и дважды обрывалось.

Нельзя без возмущения смотреть на то, как зловещие всходы "ницшеанства", а фактически осквернение его памяти, разрастались в Германии и Европе. Словно предчувствовавший это Ницше писал о своих недоброжелателях: "Льстят тебе, как Богу или дьяволу; они визжат перед тобою, как перед Богом или дьяволом. Ну что ж! Они - льстецы и визгуны, и ничего более".

А между тем ницшеанства как такового нет, этим термином обозначают по крайней мере три различных явления.

Первое - новое воспроизведение отдельных положений Ницше в творчестве таких философов, как М. Хайдеггер, К. Ясперс, К. Левит, Ж. Делёз, Ж. Деррида.

Второе - современная международная школа ницшеведения со своим ежегодником "Ницше-штудиен", издательскими центрами, научными организациями и периодическими конференциями или симпозиумами.

Третье - дальнейшая разработка тех проблем, которые вошли в современную культуру и философию через Ницше. А поскольку он касался буквально всего духовного содержания истории и культуры, то по этому критерию не только "философия жизни", у истоков которой стоял он, но практически все основные направления современной культурологической и философской мысли можно смело отнести к ницшеанским. Даже марксистское, если взять идеи Ницше об относительности и обусловленности морали и нравственности или его тезис о воспитании нового человека.

Но существует еще одно, четвертое и наиболее зловещее значение ницшеанства - политическое, которое сконструировали прежде всего нацисты, руководствуясь идеологией, основанной на аморальности, политическом экстремизме, цинизме и нигилизме. В политическом смысле трактовалась философия Ницше и у нас, подвергаясь безусловному осуждению и критическому разгрому. «…Ницше, оболганный, табуированный, пораженный в культурных правах, будем надеяться, этому Ницше приходит конец». (19, с.43)

Но если в чем и виновен Ницше, так это в том, что раньше всех заглянул в кошмарную бездну грядущего и ужаснулся от открывшегося ему. И кому же придет в голову (а ведь пришло, и многим, и вполне серьезно!) обвинять стрелку барометра, предсказавшего ураган, в наступлении этого бедствия?

Никто, как Ницше, не призывал с таким отчаянием к бегству в царство свободы интеллекта и никто с такой силой не почувствовал, что наступающий век несет с собою нечто новое и ужасное, что старая эпоха отмирает, а в ее предсмертных конвульсиях родятся тоталитарные режимы XX в.: национал-социализм в Германии и большевизм в России:

"Грядет время, когда будут вести борьбу за господство над землей - ее будут вести во имя фундаментальных философских учений".

Это предсказание Ницше остается в силе. И пока оно будет оставаться в силе, идеям. Фридриха Ницше суждено быть не столько философским наследием, сколько ареной политических битв.

«Философия Фридриха Ницше - это уникальный и всей жизнью осуществленный эксперимент саморазрушения «твари» в человеке для самосозидания в нем «творца», названного «сверхчеловеком». (19, с.23)

Список использованной литературы:

1. Белый А. Символизм как миропонимание/Сост., вступ. ст. и примеч. Л.А. Сугай.- М.: Республика, 1994.- 528с.- ( Мыслители ХХ века).

2. Блинников Л.В. Великие философы: Учебный словарь-справочник.- 2-е изд., перераб. и доп.- М.: Логос,1999.- 432с.

3. Блюменкранц М.А. Рождение философии из духа трагедии //Ницше Ф. По ту сторону добра и зла: Сочинения.- М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 1999.- 1056с.- ( Антология мысли).

4. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь.- Репринт. воспроизв. изд. 1890 г. Т. 41.- М.: Терра-TERRA,1992.- С. 204-206.

5. Великие мыслители Запада/ Пер. с англ. В. Федорина.- М.: КРОН-Пресс,1999.- 656с.- (Академия).

6. Геворкян А.Р. Проблема Диониса и Аполлона у Ф. Ницше и В. Шмакова // Вопросы философии.- 1999.- №6.- С.121-132.

7. Данто А. Ницше как философ. Пер. с англ. А. Лавровой. - М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2001.- 280с.

8. Евлампиев И.И. Достоевский и Ницше: на пути к новой метафизике человека //Вопросы философии.- 2002.- №2.- С.102-118.

9. История современной зарубежной философии: Компаративистский подход/ Отв. ред. М.Я. Корнеев.- СПб.: Лань,1997.- С.351- 359.

10. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство/ Пер. с фр.- М.: Политиздат, 1990.-

11. Кантор В.К. Антихрист, или Ожидавшийся конец европейской истории (Соловьев contra Ницше)// Вопросы философии.- 2002.- №2.- С.14-27.

12. Кантор В.К. Достоевский, Ницше и кризис христианства в Европе конца XIX- начала ХХ века// Вопросы философии.- 2002.- №9.- С.54-67.

13. Лосев А. Владимир Соловьев и его время/ Послесл. А. Тахо-Годи.- М.: Прогресс,1990.- 720с.: ил.

14. Манн Т. Философия Ницше в свете нашего опыта//Манн Т. Собр. соч. в 10 т. Т. 10.Статьи.- М.: Гослитиздат, 1961.- С.346-392.

15. Мелих Ю.Б. Утверждение и осуждение индивидуализма у Фридриха Ницше и Владимира Соловьева// Вопросы философии.-2002.- №2.- С.97-101.

16. Ницше Ф. Сочинения в 2 т. Т.2.- М.: РИПОЛ-Классик, 1997.- 863с.- (Бессмертная б-ка).

17. Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от античности до наших дней.- 3-е изд., стереотип.- М.: Академический проект, 2000.- 768с.

18. "Речь не о книгах, а о жизни…" Переписка Фридриха Ницше с Готфридом Келлером, Георгом Брандесом и Августом Стриндбергом.- Пер. с нем., вступ. ст. и примеч. И. Эбаноидзе// Новый мир.- 1999.- №4.- С.130-162.

19. Свасьян К.А. Фридрих Ницше: мученик познания// Ницше Ф. Соч. в 2 т. Т.1.- М.: РИПОЛ-Классик, 1997.- C. 5-45.

20. Синеокая Ю.В. Проблема сверхчеловека у Соловьева и Ницше// Вопросы философии.- 2002.- №2.- С.69-80.

21. Современная западная философия: Словарь/ Сост. и отв. ред. В.С. Малахов, В.П. Филатов.- 2-е изд., перераб. и доп.- М.: ТОН-Остожье, 1998.- 544с.

22. Соловьев В.С. Сочинения в 2т. Т.2./ Общ. ред. и сост. А.В. Гулыги, А.Ф. Лосева.- М.: Мысль, 1988.- 822, [2]c.- (Филос. наследие. Т.105).

23. Фёрстер-Ницше Е. Возникновение "Так говорил Заратустра"// Ницше Ф. Так говорил Заратустра.- М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990.- С.285-298.

24. Философский энциклопедический словарь/ Гл. редакция: Л.Ф. Ильичев и др.- М.: Сов. энциклопедия, 1983.- 840с.

25. Философия: Часть первая: История философии: Учеб. пособие/ Под ред. проф. В.И. Кириллова, проф. С.И. Попова, проф. А.Н. Чумакова.- 2-е изд., перераб. и доп.- М.: Юристъ, 1999.-376с.

26. Философия: Учебник/ Под. ред. проф. В.Н. Лавриненко.- 2-е изд., испр. и доп.- М.: Юристъ, 1998.- 520с.