Наука, цивилизация и демократия

Реферат по теме:

НАУКА, ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ДЕМОКРАТИЯ

Введение

Человечество переживает переходный период. То же самое можно сказать и о науке. Мы являемся свидетелями не только процесса, который Умберто Коломбо назвал процессом “онаучивания” технологии (“scientification of technology”). Происходит нечто более глубокое: меняются масштабы научных устремлений, что приводит к изменению представлений о научной рациональности, а следовательно, к изменению представлений об отношениях между наукой, цивилизацией и демократией.

Как европеец, я особенно горжусь двумя достижениями, которыми мир обязан Европе и которые имеют решающее значение для будущего: речь идет о возникновении концепции современной науки в XVII в. и провозглашении идеалов демократии. Европейцы живут на пересечении по крайней мере двух различных систем ценностей: с одной стороны, научной рациональности, а с другой - рациональности коллективного поведения. Подобная поляризация, являющаяся результатом исторического развития, не могла не привести к стрессам, которые можно легко обнаружить во многих проявлениях духовно-интеллектуальной жизни Европы. И именно сегодня особенно важно достичь более гармоничных отношений между различными типами рациональности в науке, демократии и цивилизации. Я убежден в том, что столкновение между двумя упомянутыми формами рациональности происходило в действительности только в классической науке; однако основной тезис настоящей статьи заключается в утверждении, что до сих пор мы были жертвами искаженного представления о науке. Справедливо утверждение о том, что для классической науки “понятно” (intelligible) идентифицировалось с “неизменным” (immutable). По известному выражению Альберта Эйнштейна, время - это “иллюзия”: конечной целью классической науки было описание некоего фундаментального уровня, на котором само понятие времени элиминируется.

С одной стороны, попытка постичь вечность с помощью разума представляется грандиозной; с другой - это приводит к тому, что природа рассматривается как некое пассивное орудие, над которым властвует человеческий разум, а потому - как нечто чуждое этому разуму. С этой точки зрения живые системы предстают, по яркому выражению Жака Моно, в качестве “странных объектов”. Если жизнь в целом оказывается чуждой основным законам природы, то в еще большей степени это относится к человеку. Вывод Моно хорошо известен: “Сегодня (Человек) наконец осознал тот факт, что, подобно кочевнику, он живет на границе чуждого ему мира. Мира, который глух к его музыке и совершенно безразличен к его надеждам, страданиям и преступлениям”.

Такое видение “науки” продолжает пропагандироваться рядом авторитетных мыслителей. Оно пронизывает многие гуманитарные науки, в которых рациональность зачастую идентифицируется с вневременностью и равновесием. В качестве примера можно привести следующее заключение известного экономиста Вальтера А. Вейсскопфа: “Ньютонианская парадигма, лежащая в основе классической и неоклассической экономики, интерпретировала экономику в соответствии с образцами, разработанными в классической физике и механике, т.е. по аналоги с планетарной системой, машиной или часовым механизмом: другими словами, экономика рассматривалась как закрытая автономная система, управляемая эндогенными факторами, саморегулирующаяся и движущаяся к определенному, точно предсказуемому равновесию”.

Общекультурное значение подобного искаженного видения, свойственного классическому представлению о науке, трудно переоценить.

Позволю себе привести отрывок из обращения к участникам коллоквиума, проведенного ЮНЕСКО в 1974 г.: “За прошедшие сто с лишним лет произошел такой рост научной деятельности, в результате которого может создаться впечатление, что наука заменила культуру в целом. Некоторые считают, правда, что это просто иллюзия, которая объясняется высокими темпами развития науки... Другие считают, что триумф науки дает ей по крайней мере право управлять культурой в целом... Третьи, апеллируя к той угрозе, которая подстерегает человека и общество в случае их подчинения науке, пророчат упадок культуры”.

Как видим, в этом отрывке наука предстает в качестве угрозы цивилизации. Значительная часть истории европейской мысли несет на себе следы этого культурного пессимизма, который отчетливо прослеживается в работах Хайдеггера, Сартра, Фрейда, и Леви-Стросса.

В США можно встретить несколько другой подход к науке, который зачастую выражается в терминах экономического активизма или страха перед технологическими применениями науки; однако в целом, как для Японии, так и для США характерен прямолинейный позитивистский подход к науке, который рассматривает ее в качестве рецепта успеха.

Сегодня мы являемся свидетелями рождения новой научной рациональности, которая сближает “две культуры”. Таким образом, представляется, что сегодня, в свете новых реальностей, как раз самое время вновь обратиться к дискуссии по поводу соотношения “наука - культура”.

Законы природы

Наука и цивилизация взаимодействуют через технологию. Их взаимодействие осуществляется также и в интеллектуальном и моральном плане посредством “концепции Вселенной”. Как замечательно сказал Карл Поппер, существует по крайней мере одна философская проблема, интересующая всех думающих людей. Это проблема космологии: проблема понимания мира, включающего нас самих и наше знание.

Роль внутренних и внешних факторов в истории науки по-прежнему остается в центре оживленных дискуссий. Существует, однако, один факт, от которого нельзя отмахнуться: идеология науки очень сильно зависит от того исторического и культурного контекста, в котором существует наука.

Исаак Ньютон сформулировал концепцию современной науки в период господства абсолютной монархии под знаком существования Всемогущего Бога - “высшего гаранта” рациональности. Западноевропейская концепция “законов природы” просто не может рассматриваться в отрыве от ее юридического и религиозного звучания: идеал знания формулировался в соответствии с представлениями о всемогуществе, которым обладал Господь. Для Него не существовало разницы между прошлым и будущим. Таким образом, с той точки зрения, согласно которой ученый является человеческим воплощением трансцендентальных сил, время действительно могло выступить только в качестве иллюзии.

Вневременной мир классической физики был потрясен промышленной революцией. Одним из великих интеллектуальных новшеств, сформулированных в это время, явились законы термодинамики (Р. Клаузиус, 1865). Мир, в котором действуют законы термодинамики, - это мир, имеющий историю. Однако следует иметь в виду, что, поскольку энтропия ведет к хаосу, эта история - история упадка, деградации, история увеличения энтропии. Это история утраты ресурсов, сделавших возможной промышленную революцию; эта история пронизана глубоким пессимизмом, который свойствен также дарвиновской теории эволюции. Как хорошо известно, согласно этой теории, естественный отбор осуществляется в результате взаимодействия организма с окружающей средой. Выглядит все это так, будто имеет место усложнение структур организма. Однако, с глобальной точки зрения, происходит истощение. И именно это фундаментальное чувство пессимизма все еще присутствует в научной литературе.

Классическая наука ассоциируется с отрицанием времени во имя вечности. Науке XIX в. Присуща концепция, рассматривающая время как процесс упадка. Но история нашего мира не может являться только цепью исторических катастроф, подобно истории упадка Римской империи, описанной Гиббоном. Кроме того, если существовали периоды упадка, то должны были существовать и моменты расцвета. Взгляд на историю мира как на историю упадка противоречит представлениям о прогрессе, а последние имеют существенное значение для нашей приверженности идеалам демократии. Как это ни покажется странным, эта простая истина впервые была понята художниками: некоторые из выдающихся художников нашего века (например, Мондриан и Кандинский) глубоко осознавали наличие дуализма разрушения и творения. Именно этот дуализм и вдохновлял их творчество. Теперь физики ищут некое третье время, несводимое ни к повторению, ни к упадку.

Пересмотр концепции науки

Обратимся теперь к нашему XX столетию. С какой бы точки зрения ни рассматривать его - это переломный момент в истории человечества. В науке XX в. начался с двух значительных открытий, знаменующих собой прорыв к новым горизонтам, - создание теорий относительности и квантовой механики, которые открыли новые перспективы исследований; одна - на космическом уровне, другая - на уровне микромира.

Для этих двух концепций, имеющих революционное значение, характерна новая роль универсальных констант: для теории относительности - это скорость света в вакууме (c), а для квантовой механики - постоянная Планка (h). Наличие этих констант знаменовало собой конец универсальности в физике, поскольку для ньютоновской теории не существовало эмпирических констант: она была приложима ко всем объектам вне зависимости от их масштабов.

Трудно переоценить значение создания квантовой механики, особенно если мы обратимся к двум научным революциям, свидетелями которых являемся сегодня, - это информационная революция и биотехнологическая. Удивительным является то обстоятельство, что у истоков этих революций стояли немногие ученые (немногим более нескольких сотен), работавшие в маленьких университетских городках (таких, как Геттинген, Лейден или Кембридж).

И все же квантовая механика и теория относительности в некоторых основных своих аспектах имеют много общего с классической наукой. В классической науке основные законы носили детерминистский и обратимый во времени характер. Другими словами, будущее и прошлое играли одну и ту же роль.

В противоположность этому, куда бы мы ни обратили взор, сегодня мы обнаруживаем эволюцию и нестабильность. Во второй половине XX в. происходит процесс фундаментального пересмотра взглядов на науку. Нам давно уже известно, что мы живем в плюралистическом мире, в котором можно обнаружить как детерминистские, так и стохастические явления, как обратимые, так и необратимые процессы. И именно оценки относительной важности этих четырех типов явлений как раз и изменились по сравнению с началом века.

Искусственное явление может носить детерминистский и обратимый характер. Природное же содержит существенный элемент случайного и необратимого. Это приводит к новому взгляду на материю - она уже рассматривается не как нечто пассивное (как это было в классической механике), а как нечто, наделенное спонтанной адекватностью. Это изменение в наших представлениях настолько глубоко, что, по моему глубокому убеждению, сегодня можно говорить о новом качестве диалога между человеком и природой.

В начале этого века физики, продолжая классическую традицию, были практически единодушны, рассматривая фундаментальные законы Вселенной в качестве детерминистических и обратимых. Процессы, выпадающие из этой схемы, рассматривались как исключения. Сегодня, в конце столетия, растет число ученых, убежденных в том, что фундаментальные законы природы носят необратимый и стохастический характер, а детерминистские и обратимые законы имеют ограниченное поле применения.

Интересно было бы проанализировать, как в сравнительно короткое время произошло такое изменение в представлениях. Оно явилось совершенно неожиданным результатом исследований в различных областях физики, химии, космологии. Кто бы мог поверить еще 50 лет назад, что большинство (а может быть, и все) элементарных частиц нестабильно? Что мы сможем говорить об эволюции Вселенной как целого?

Эти неожиданные открытия имели решающее значение для изменений наших представлений о том, что есть “твердая” (hard) и “мягкая” (soft) наука. Согласно классическим представлениям, существовало четкое различие между простыми системами, которые изучались физикой или химией, и сложными системами, изучаемыми биологией и гуманитарными науками. Сегодня этой четкой границы нет. На протяжении последнего десятилетия мы узнали, что простые вещества (такие, как газ или жидкость) или простые химические реакции при определенных условиях могут приобретать весьма сложное поведение.

Мы уже упоминали о втором законе термодинамики, говорящем об увеличении энтропии для изолированных систем. Довольно продолжительное время интерес термодинамики концентрировался на изолированных системах в состоянии равновесия. Сегодня этот интерес переносится на изучение неравновесных систем, взаимодействующих с окружающим миром посредством энтропийного потока. Хочу еще раз подчеркнуть наличие существенного различия с классической механикой. В термодинамике мы имеем дело с так называемыми “включенными” системами: взаимодействие системы с окружающей ее средой посредством потока энтропии имеет существенное значение. Это позволяет вплотную подойти к изучению таких объектов, как, скажем, город или какая-либо живая система, которые могут выжить только при условии их “включенности” в среду.

Новая рациональность

Подведем некоторые итоги. Вселенная имеет историю. Эта история включает в себя элементы усложнения путем механизма бифуркации. Этот механизм действует в условиях, далеких от равновесия, как, например, это имеет место в земной биосфере. Очевидно, что для понимания природы необратимости на космическом уровне нам необходимо было бы обратиться к проблеме происхождения самой Вселенной, но это не входит сейчас в нашу задачу.

При анализе необратимости мы до сих пор рассматривали ее только на макроскопическом уровне. Но сегодня необратимость уже нельзя рассматривать только как результат невежества. Она должна быть представлена на всех уровнях физического существования. Можно со всей определенностью утверждать, что мир уже не может рассматриваться как своеобразный музей, в котором каждый бит информации сохраняется; мир - это процессы, разрушающие и генерирующие информацию и структуру. В мире классических представлений действие времени уподоблялось действию торнадо, который разрушает объекты на отдельные куски, продолжающие существовать; последнее обстоятельство позволяло надеяться, что при известных усилиях эти отдельные части можно будет вновь собрать в целое. В случае же, когда мы имеем дело с необратимостью, поток времени можно сравнить с появлением и исчезновением волн подобно тому, как это происходит, когда мы бросаем камень в воду. В этом случае представлениям о мире, как о музее, приходят на смену представления о мире, как о процессе последовательной смены разрушительных и созидательных процессов.

В свете этого нового подхода рациональность уже не может больше идентифицироваться с “уверенностью”, а вероятность с невежеством. На всех уровнях вероятность играет существенную роль в механизме эволюции. Наши представления о мире вокруг нас и внутри нас сходятся в одной точке. Зигмунд Фрейд говорил, что история науки - это история отчуждения: после Коперника наш мир уже не является центром Вселенной; после Дарвина человек перестал отличаться от животного; а после самого Фрейда совесть предстает всего лишь как часть той сложной реальности, которая скрыта от нас. Любопытно, что сегодня мы приходим к прямо противоположному взгляду. Человеческое существование предстает как реализация основных законов природы, которые находят свое выражение в необратимости и случайности.

Эти новые представления о научной рациональности приводят нас к пересмотру взглядов на отношения “человек-человек” и “человек-природа”. Я уже говорил о том, что мы живем как бы на пересечении двух систем ценностей. Ясно, что социальная система по определению является нелинейной, поскольку взаимодействие между членами общества может иметь каталитический эффект.

Научно-технический прогресс подвергает стабильность социальной системы своеобразной “проверке”. С этой точки зрения, вопроса об “аксиологической нейтральности” науки не существует. Проблемы, возникающие на поверхности взаимодействия между наукой и обществом, могут быть решены только при условии понимания действительной сложности социальных процессов. Если этого понимания нет, то ответ системы может быть абсолютно негативным.

Влияние на гуманитарные науки

Со времен Просвещения существовало убеждение в том, что поведением человека управляют скорее естественные "природные закон", нежели метафизические. Считалось также, что, основывая методы социально-экономических наук на методах классической физики, мы достигаем в этих науках подлинно "научного", "свободного от ценностей" анализа.

Подобные взгляды все еще весьма распространены и сегодня. Рынки считаются местом действия отдельных покупателей и продавцов, каждый из которых располагает "точной" информацией, которая позволяет им сравнивать все альтернативы по производству и приобретению продуктов, а также по капиталовложениям.

Неклассическая экономика основана на концепции крайнего утилитаризма, считающей, что как потребители, так и производители делают свой выбор на основе точных подсчетов собственной "выгоды". Более того, предполагается, что они знают, как эта "выгода" будет меняться в будущем. Предполагается также, что различные отдельные факторы, влияющие на эти изменения, совершенно лишены связей с культурой и другими мотивациями, кроме желания "максимальной выгоды".

Каковы же альтернативы? Я уже упоминал выводы Вайсскопфа. Если мы обратимся к взглядам Маркса на рыночную систему, то увидим, что он считает ее движущейся к неизбежному концу, что вполне соответствует тому пессимизму, который превалировал в естествознании на заре индустриальной эры.

Мы видели, однако, что сложные системы эволюционируют по законам процессов творческого открытия, в которых существенную роль играют как стохастические, так и детерминистские процессы. Вместо представлений о человеческих системах, раскрывающихся в терминах "равновесие" или "механизм", мы видим постоянно развивающийся мир, для которого характерна неточная информация и изменяющиеся ценности, мир, имеющий множество вариантов будущего. Проблема ценностей в обществе в большой степени напоминает нелинейный процесс. Ценности являются тем кодексом, который принимается нами с целью сохранения общества на той стадии или ветви развития, которая была определена историей. Системы ценностей постоянно сталкиваются с дестабилизирующим эффектом флуктуаций, производимых самой социальной системой, что и позволяет характеризовать процесс в целом с помощью понятий необратимости и непредсказуемости.

Это новое видение мира предлагает активный подход - поиски лучшего понимания этих систем ценностей. Одним из выражений этого активного подхода может быть экспликация диалога между моделированием и планированием. Этот диалог уже фактически начат и идет через процесс построения моделей. Эконометрические модели обретают свойства динамические. Однако в целом при этом используются простые описательные динамики, основанные на тех тенденциях, которые имели место в обозримом прошлом. Модели, за которые я выступаю, идут несколько дальше.

Привлекательность таких моделей заключается в том, что они позволяют нам сделать более отчетливой картину взаимодействия между "действующими лицами" и окружающей их средой. Существенную роль здесь играет предчувствие. Можно привести пример с движением транспорта: движение с оптимальной скоростью затруднено наличием других машин; разрыв между желательным и действительным поведением системы приводит к тому, что выбирается та или иная стратегия. При моделировании подобных процессов необходимо принимать в расчет наличие множества действующих лиц и точек зрения.

Тот факт, что каждое из действующих лиц влияет на поведение других, приводит к появлению нелинейного процесса, включающего в себя различные категории действующих лиц (белые воротнички, потребители и т.п.) и различные экономические функции (сфера обслуживания, промышленность и т.д.).

Хочу подчеркнуть важность подобных моделей для общественных наук, поскольку они позволяют сделать более ясным механизм принятия решений в условиях демократического общества: это послужит примером процесса эволюции, в ходе которой взаимодействие науки и коллективной рациональности носит конструктивный характер. Возможно, использование такого рода моделей как раз и явится путем демифологизации процессов коллективного принятия решений. Сами по себе модели не заменяют, разумеется, политических решений, но могут помочь прояснению их механизма.

Эрвин Ласло говорит о том, что история человечества переживает переломный период, когда нелинейные системы, подобные обществу, приближаются к точкам бифуркации. В биологической эволюции бифуркация может вести как к хорошему, так и к дурному. Я думаю, что в обществе бифуркация возникает тогда, когда оно испытывает дестабилизирующее воздействие со стороны меняющихся социально-экономических условий. Не будет, наверное, преувеличением сказать, что со временная планетарная система приближается к бифуркации. В отличие от биологической эволюции, человеческое общество может действовать целенаправленно: в известном смысле мы можем выбирать направления нашей эволюции. Лейтмотивом данной статьи как раз и является утверждение о том, что будущее не дано раз и навсегда - время находится в постоянном процессе конструирования, что предполагает наличие моральной ответственности.

Новый диалог с природой

Описанный пересмотр концепции науки ведет к новому диалогу "человек-человек", конечной целью которого должно стать прояснение сложного механизма принятия решений, который, в свою очередь, должен обеспечить выживание общества в целом. Он ведет также к новому диалогу человека с природой, начало которому положено Йонагом Салком в его книге "Выживает мудрейший".

Обратимся вновь к проблеме климата с тем, чтобы проиллюстрировать этот новый диалог. Мы видели, что история климата на нашей планете - это история нестабильной динамической системы. Любопытно, что климат первой половины нашего столетия представлял собой скорее аномалию, нежели типичный пример из истории климата. В это время человечество имело дело с относительно предсказуемой погодой, а в северном полушарии наблюдалось отступление льдов. В результате повысилась производительность сельскохозяйственного производства, что сыграло известную роль в увеличении населения в мире. С другой стороны, этот период относительной стабильности послужил причиной возникновения ложных представлений о том, что является (а что не является) "нормой" в климатологии.

С середины 70-х гг. наметился возврат к многообразию климатических изменений. Примерами здесь могут служить необычно суровая зима 1976/77 г. в восточной части Северной Африки и продолжительная засуха, поразившая Западную Европу. Казалось, что причиной этих феноменов явилось ослабление или даже полное "блокирование" процессов атмосферной циркуляции. Результаты последних исследований показывают, что на самом деле существуют две возможности - блокирование или неблокирование, вероятность которых может быть подсчитана по аналогии с выпадением "орла" или "решки" при подбрасывании монеты. Это является примером того, что мы живем в условиях природы, изменения которых носят вероятностный характер.

Это заставляет нас искать новые пути взаимодействия с природой: мы должны исследовать и определять границы предсказуемости явлений как на долгосрочной основе, так и в ближайшей перспективе.

Прогресс в области неравновесной физики и нелинейной математики дает возможность исследовать многие новые проблемы - историю климата на Земле, блокирующий эффект, о котором только что шла речь, и т.п. Другими словами, у нас теперь есть адекватный инструмент для исследования и решения этих проблем.

Итак, мы видим, что идущий сейчас процесс пересмотра концепции физики выходит за рамки чисто академических дискуссий. Вопросы, сформулированные Кантом,- "что я могу знать, что я должен делать, на что я могу надеяться?"- все еще актуальны. В каждую эпоху человечество дает новые ответы на эти вопросы. Я убежден, что процесс пересмотра концепции физики может помочь нам дать точные ответы на эти вопросы.