Артур Шопенгауэр "Афоризмы житейской мудрости"

51

Московский Государственный Технический Университет

им. Н.Э.Баумана

Калужский филиал

Кафедра философии и политологии

Реферат

на тему

«Артур Шопенгауэр «Афоризмы житейской мудрости»»

Калуга, 2007г.

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Философский иррационализм

Краткие биографические данные

Афоризмы житейской мудрости

Глава первая. Основное деление

Глава вторая. О том, что такое человек

Глава третья. О том, что человек имеет

Глава четвёртая. О том, что представляет собою человек

Глава пятая. Поучения и правила

Глава шестая. О различии возрастов

Примечания

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Философский иррационализм

Иррационализм -- направление в философии, настаивающее на ограниченности человеческого ума в постижении мира. Иррационализм полагает существование областей миропонимания недоступных разуму и достижимых только через такие качества, как интуиция, чувство, инстинкт, откровения, вера и т. п. Таким образом, иррационализм утверждает иррациональный характер действительности. Иррационалистические тенденции в той или иной мере присущи таким философам, как Шопенгауэр, Шеллинг, Кьеркегор, Якоби, Ницше, Дильтей, Шпенглер, Бергсон. Иррационализм (лат. irrationalis : неразумный, нелогичный) -- характеристика мировоззрений, которые каким-либо образом обосновывают несостоятельность научного мышления в познании основополагающих взаимосвязей и закономерностей реальности. Сторонники иррационализма считают высшими такие познавательные функции, как интуиция, переживание, созерцание и т. п. Иррационализм в своих многообразных формах представляет собой философское мировоззрение, которое постулирует невозможность познания действительности научными методами. Как утверждают сторонники иррационализма, реальность или отдельные её сферы (такие, как жизнь, психические процессы, история и т. д.) невыводимы из объективных причин, то есть неподвластны законам и закономерностям. Все представления такого рода ориентируются на внерациональные формы человеческого познания, которые в состоянии дать человеку субъективную уверенность в сущности и происхождении бытия. Но подобные переживания уверенности зачастую приписываются лишь избранным (к примеру, «гениям искусства», «Сверхчеловеку» и т. д.) и считаются недоступными для простого человека. Подобный «аристократизм духа» нередко имеет и социальные следствия. Иррационализм не является единым и самостоятельным философским течением. Это, скорее, характеристика и элемент различных философских систем и школ. Более или менее явные элементы иррационализма свойственны всем тем философиям, которые объявляют недоступными для научного познания (рассудка, логики, разума) некоторые сферы действительности (Бог, бессмертие, религиозные проблемы, вещь-в-себе и т. д.). С одной стороны, рассудок осознаёт и ставит подобные вопросы, но, с другой стороны, к этим сферам неприложимы критерии научности. Иногда и вовсе (большей частью неосознанно) рационалисты в своих философских рефлексиях истории и общества постулируют крайне иррациональные понятия. Философский иррационализм, как известно, ориентирован с эпистемологической точки зрения на такие сферы как интуиция, интеллектуальное созерцание, переживание и т. д. Но именно иррационализм убедил исследователей в необходимости тщательно анализировать такие виды и формы познания, которые были обделены вниманием со стороны не только рационалистов, но и остались нерассмотренными во многих философских системах эмпиризма. Исследователи впоследствии часто отвергали свои иррационалистические формулировки, но многие серьёзные теоретические проблемы переходили в новые формы исследований: такие как, например, исследование креативности и процесса творчества. Иррационалистическими (в узком и собственном смысле слова) считают такие мировоззренческие построения, которым в значительной мере свойственны указанные особенности. Научное мышление в таких системах заменяется определёнными высшими познавательными функциями, а интуиция приходит на смену мышлению вообще. Иногда иррационализм противостоит господствующим в науке и обществе воззрениям на прогресс. Наиболее часто иррационалистические настроения возникают в те периоды, когда общество переживает социальный, политический или духовный кризис. Они являются своего рода интеллектуальной реакцией на общественный кризис, и, вместе с тем, попыткой преодолеть его. В теоретическом отношении иррационализм свойственен таким мировоззрениям, которые бросают вызов господству логического и рационального мышления. В философском смысле, иррационализм существует как реакция на ситуации общественного кризиса ещё со времён появления рационалистических и просвещенческих систем. Ключевым элементом иррационализм становится в философиях С.Кьеркегора, А. Шопенгауэра и Ф. Ницше. Влияние этих философов обнаруживается в самых различных направлениях философии (прежде всего немецкой), начиная с философии жизни, неогегельянства, экзистенциализма и рационализма вплоть до идеологии немецкого национал-социализма. Даже критический рационализм К. Поппера, часто называемый автором самой рациональной философией, характеризовался как иррационализм (в частности, австралийским философом Д. Стоувом).

Краткие биографические данные

Артур Шопенгауэр родился 22 февраля 1788 года в городе Данциге. Когда Артуру было 5 лет вольный город Данциг подвергся блокаде со стороны королевских прусских войск. Тогда отец Шопенгауэра решился совершенно выселиться из родного города, за несколько часов до вступления в Данциг пруссаков, родители Артура выехали из города и направились в вольный город Гамбург. Во время двенадцатилетнего пребывания в Гамбурге они предпринимали целый ряд более или менее отдаленных путешествий. Одной из целей этих путешествий было желание Шопенгауэра-отца содействовать всестороннему развитию Артура. Девятилетним мальчиком он сопровождал отца своего во Францию, причем отец оставил его на два года у своего хорошего знакомого, гаврского купца Грегуара, с сыном которого маленький Артур обучался у лучших учителей этого города. Одиннадцати лет от роду Артур поступил в частную гимназию некоего Рунге, но, так как программа этого училища охватывала преимущественно коммерческую сторону, то первоначальное образование Шопенгауэра оказалось довольно односторонним. Отец Шопенгауэра хотел сделать из него купца , но к великому огорчению представителя старинной данцигской торговой фирмы, Артур не выказывал к этому ни малейшей наклонности; в нем рано сказалась пламенная любовь к отвлеченной науке. Чтобы отвлечь Артура от мысли о поступлении в гимназию, его отец предложил ему отправиться вместе в новое путешествие, предпринятое весною 1803 года в Бельгию, Англию, Францию, Швейцарию и Южную Германию. В Англии они пробыли около полугода. Чтобы не останавливать школьного образования сына , родители поместили его в дом одного пастора в Уимблдоне, близ Лондона. По прибытии в Берлин Шопенгауэр-отец отправился по делам в Гамбург, а Артур с матерью - в Данциг. Здесь осенью 1804 года шестнадцати с половиной лет от роду, он был конфирмован в той же церкви св. Марии, в которой его в 1788 году крестили. В декабре того же года он вернулся в Гамбург. Весною 1805 года скоропостижно умер отец Артура, это событие произвело на него сильное, удручающее впечатление.

После смерти отца Артур Шопенгауэр решает поступить в университет, он переезжает в Готу , где профессор Деринг взялся подготовить его по латинскому языку, а профессор Якобс занялся с ним немецкой литературой. Оба они отзывались с величайшей похвалой о своем ученике. Но он позволил себе кое-какие насмешки над некоторыми из гимназических учителей, и те , узнав об этом, не допустили его к сдаче экзаменов на аттестат зрелости. Тогда он решил переселиться в Веймар и там продолжать подготовку к университету. Молодой человек энергично стал стремиться к достижению намеченной цели. Уроки нескольких дельных профессоров и прирожденные способности к изучению языков позволили ему довольно быстро пополнить свое одностороннее и далеко не систематическое первоначальное образование. Он работал днями и ночами, и когда он в 21 год поступил в славный тогда Геттингенский университет, то оказался настолько основательно и многосторонне подготовленным к слушанью университетских лекций , как немногие из его товарищей. Сначала он записался на медицинский факультет и слушал лекции по естественной истории , но вскоре под влиянием Г. Е. Шульца заинтересовался философией и перешел на философский факультет. В Геттингене Шопенгауэр пробыл с 1809 по 1811 год. Будучи нелюдим по природе, он не принимал почти никакого участия в обычной шумной студенческой жизни, и круг его знакомств ограничивался лишь очень немногими товарищами. Во время каникул Артур предпринимал экскурсии в Гарц, в Веймар и в Эрфурт, где ему пришлось побывать во время знаменитого Эрфуртского конгресса. Но этот молодой мыслитель, уже носившийся в то время с планом своего будущего капитального труда о “мире как воле”, по-видимому, не слишком-то интересовался этой волей, воплотившейся в человека и называемой Наполеоном.

В 1811 году двадцатитрехлетний Шопенгауэр переселяется из Веймара в Берлин, куда его влекла громко гремевшая в это время философская репутация Фихте ; но уже в это время у молодого философа сложилась слишком самостоятельная манера мышления , для того чтобы всецело идти по стопам этого мыслителя , часто ударявшегося , по мнению Шопенгауэра , в софистику . но уже вскоре априорное преклонение его перед Фихте , по его собственным словам, уступило место пренебрежению и насмешке. Шопенгауэр уже собирался держать в Берлине докторский экзамен, когда сомнительный исход сражения при Баццене и Люцене заставил его покинуть Берлин и искать более покойного для его научных занятий убежища в Саксонии. Вовремя двенадцатидневного бегства в Дрезден он очутился в самом разгаре военной сутолоки; бургомистр одного городка, узнав случайно , что Шопенгауэр хорошо владеет французским языком , обратился к его услугам, и ему пришлось взять на себя роль переводчика . Лето Артур провел в деревне невдалеке от саксонского городка Рудольштадта , где он, среди окружавшего его военного шума, обдумывал план своего сочинения “О четверояком корне закона достаточного основания.” В начале октября Иенский университет , на основании присланной Шопенгауэром диссертации, заочно провозгласил его доктором философии, а на зиму он переселился к матери , в Веймар. Но с ней он не смог ужиться из-за полного различия характеров. Привычку молодого человека произносить свысока приговоры можно объяснить унаследованной самоуверенностью. Развитая в Артуре Шопенгауэре вера в свою непогрешимость, его мания величия и угрюмость, бесспорно , возникли на почве прирожденной ненормальности нервной системы, и их , конечно, нельзя поставить в вину юноше, как нечто вытекающее из своеволия; но вместе с тем нельзя не пожалеть о том, что никто не был настолько близок к Артуру Шопенгауэру , чтобы ласкою и увещаниями прочно и благотворно повлиять на эти особенности его душевного строя. Около этого же времени Шопенгауэр познакомился с известной в то время актрисой Ягеман и серьезно увлекся ею.

В 1813 году он издал за свой счет первый свой труд “О четверояком корне закона достаточного основания.” Труд этот сразу обратил на себя внимание, вызвал похвальные отзывы в периодических изданиях и горячие похвалы со стороны учителя Шопенгауэра, профессора Шульца . Но Шопенгауэр не только ничего не выручил от издания этой книги, но ему даже пришлось довольно чувствительные убытки. Окончив осенью 1818 года свой труд “Мир как воля и представление”, Шопенгауэр заключил договор с издателем Бронгаузом, но, не дождавшись выхода в свет сочинения, над которым работал четыре года и которое сделало его имя знаменитым, он отправился путешествовать по Италии. Возвратившись оттуда, Шопенгауэр решил домогаться профессуры. При этом он имел в виду три университета: Гейдельбергский, Геттингентский и Берлинский. От гейдельбергской профессуры Шопенгауэр сам отказался. В Геттингене ему предвещали благосклонный прием, но крайне ограниченное число слушателей, поэтому он остановил свой выбор на Берлине, куда и прибыл летом 1820 года. Но его философия пришлась не ко двору тогдашней “молодой Германии”. Шопенгауэр сам в этом не замедлил убедиться, и, после довольно неуспешной годовой профессуры, весною 1822 года снова отправился путешествовать в южно-европейские страны.

В 1833 году Шопенгауэр окончательно решил поселиться во Франкфурте-на-Майне и прожил в этом городе безвыездно двадцать восемь лет. До последнего года своей жизни Шопенгауэр обладал замечательным здоровьем. Но с апреля 1860 года у него стали случаться учащение сердцебиения и ощущение стеснения в груди. 21 сентября врач застал Шопенгауэра опрокинувшимся на спинку дивана и безжизненным: паралич легких положил конец его жизни. Согласно письменно выраженному им желанию, тело Шопенгауэра не вскрывали. Чело его было увенчано лавровым венком; 26 сентября смертные останки Шопенгауэра были преданы земле. Могилу Шопенгауэра украшает простая надгробная плита, увитая плющом. На этой плите высечены только два слова: Артур Шопенгауэр и больше ничего: ни года его рождения, ни года его смерти , ни каких-либо других слов.

Философия Шопенгауэра оказала значительное влияние на развитие немецкой и мировой философии. Последователями мыслителя были Р.Вагнер, Э.Гартман, Ф.Ницше, П.Дёйсен и др.

АФОРИЗМЫ ЖИТЕЙСКОЙ МУДРОСТИ

Шопенгауэру принадлежит едва ли не первая классификация человеческих потребностей с точки зрения их значимости для поиска смысла существования и счастья. Он выделяет три класса потребностей: естественные и необходимые, естественные и не необходимые, неестественные и не необходимые. Так возникает тема искаженных, ложных потребностей человека. Шопенгауэр исследует не только достоинства человека, но и его пороки, проистекающие из ложно понятых потребностей.

Сохраняя лишь тройное деление, Артур Шопенгауэр утверждает, что все, чем обусловливается различие в судьбе людей, может быть сведено к трем основным категориям:

1) Что такое человек: - т. е. личность его в самом широком смысле слова. Сюда следует отнести здоровье, силу, красоту, темперамент, нравственность, ум и степень его развития.

2) Что человек имеет: - т. е. имущество, находящееся в его собственности или владении.

3) Что представляет собою человек; этими словами подразумевается то, каким человек является в представлении других: как они его себе представляют; - словом это - мнение остальных о нем, мнение, выражающееся вовне в его почете, положении и славе. Перечисленные в первой рубрике элементы вложены в человека самой природой; из этого уже можно заключить, что влияние их на его счастье или несчастье значительно сильнее и глубже того, какое оказывается факторами двух других категорий, создающимися силами людей. По сравнению с истинными личными достоинствами - обширным умом или великим сердцем - все преимущества, доставляемые положением, рождением, хотя бы царственным, богатством и т. п. оказываются тем же, чем оказывается театральный король по сравнению с настоящим. Действительно, вполне бесспорно, что для блага индивидуума, даже больше - для его бытия, самым существенным является то, что в нем самом заключается или происходит. Шопенгауэр предполагает, что только этим и обусловливается чувство удовлетворения или неудовольствия, - являющееся ближайшим образом результатом ощущений, желаний и мыслей; все, лежащее вне этой области, имеет лишь косвенное влияние на человека. Потому-то одни и те же внешние события влияют на каждого совершенно различно; находясь в одинаковых обстоятельствах, люди все же живут в разных мирах. Человек имеет дело лишь со своими собственными представлениями, ощущениями и движениями воли; явления внешнего мира влияют на него лишь постольку, поскольку ими вызываются явления во внутреннем мире. Мир, в котором живет человек, зависит прежде всего от того, как его данный человек понимает, а следовательно, от свойств его мозга: сообразно с последним мир оказывается то бедным, скучным и пошлым, то наоборот, богатым, полным интереса и величия. Обыкновенно завидуют тем, кому в жизни удавалось сталкиваться к интересными событиями; в таких случаях скорее стоит завидовать той собственности к восприятию, которая придает событию тот интерес, то значение, какое он имеет на взгляд рассказчика; одно и то же происшествие, представляющееся умному человеку глубоко интересным, превратилось бы, будучи воспринято пустеньким пошляком, в скучнейшую сцену из плоской обыденщины. Объективная половина действительности находится в руках судьбы, и потому изменчива; субъективное данное - это мы сами; в главных чертах оно неизменно. Вот почему жизнь каждого, по мнению автора, носит с начала до конца один и тот же характер, она сравнима с рядом вариаций на одну и ту же тему. Человек не может сбросить с себя свою индивидуальность. Его индивидуальность заранее определяет меру возможного для него счастья. Особенно прочно его духовные силы определяют способность к возвышенным наслаждениям. Автор подчёркивает, что даже образование может лишь очень мало содействовать расширению круга его наслаждений, т.к. самые богатые по разнообразию, и наиболее привлекательные наслаждения - суть духовная, как бы мы в юности ни ошибались на этот счет; - а такие наслаждения обусловлены прежде всего нашими духовными силами. Глупец всегда останется глупцом, и тупица - тупицей, будь они хоть в раю и окружены гуриями. То, что человек значит для самого себя, что сопровождает его даже в одиночестве и что никем не может быть подарено или отнято - очевидно существеннее для него всего, чем он владеет, и чем он представляется другим людям. Умный человек в одиночестве найдет отличное развлечение в своих мыслях и воображении, тогда как даже беспрерывная смена собеседников, спектаклей, поездок и увеселений не оградит тупицу от терзающей его скуки. Человек с хорошим, ровным, сдержанным характером даже в тяжелых условиях может чувствовать себя удовлетворенным. Шопенгауэр предостерегает, что в юности следует избегать приписывания себе избытка сил, которого на самом деле нет. Так же он утверждает, что счастье и богатство человека измеряется не в деньгах, а во внутренних качествах. Именно внутренним миром богат человек. Поэтому, согласно его теории, человек, родившийся в бедной среде, более предрасположен к расточительству, чем человек, рожденный в богатой. Богатство для богатого является "естественная среда обитания", ему чужда нищета, она ему не знакома. Поэтому, как и всякий живой индивид, богатый боится неизвестного. Именно это и движет его желание стяжать, что и приводит к накоплению и укреплению его финансового положения. Бедный же наоборот изначально привык к условиям нищиты. Они для него естественны. Стремление к богатству для бедного - является элементом выживания в этом мире, она наделяет его, так сказать, сокральной целью, к которой он стремится всю жизнь. По Шопенгауеру, именно изначальное познание природы бедности отнимает у человека ту движущую силу, которая присуща страху перед непознанным.

Глава вторая. О том, что такое человек

В этой главе Шопенгауэр подчеркивает, что "главное в человеке воля, разум же ее вторичен". Человек, следовательно, прежде всего существо "волящее", вожделеющее, а уж потом -- познающее и мыслящееСогласно Шопенгауэру наука вовсе не служит для человека абсолютным ориентиром поведения. Жизненные ориентации человека вырастают из мира его страстей и желаний: Индивид, прежде всего, хочет чего-то, реализует собственные вожделения.

Разумеется, познание играет огромную роль в жизни людей. Но человек далеко не всегда соотносит свое поведение с мерками добытого знания. Надежда и страх, любовь и ненависть искажают наши представления, рожденные интеллектом. Когда человек совершает плохой поступок, он вовсе не склонен относить это за счет собственных дурных свойств. Он сваливает вину на интеллект, заявляя, что не вполне обдумал свои поступки, проявил легкомыслие, глупость. Разве это имело бы место, если бы воля не была ядром человека? -- спрашивает Шопенгауэр, обнаруживая этим противопоставлением разума и воли противоречивость самой человеческой природы.

Итак, субъективные блага, как-то благородный характер, большие способности, счастливый, веселый нрав и вполне здоровое тело, -- являются, по мнению Шопенгауэра, первым и важнейшим условием счастья и сообразно с этим, человек должен гораздо больше заботится об их развитии и сохранении, чем о приобретении внешних благ и почестей.

Из всех перечисленных благ, Шопенгауэр выделяет на первое место веселость, веселый нрав. Только она является наличной монетой счастья; -- пишет он -- все другое кредитные билеты. Непосредственно давая нам счастье в настоящем, она является высшим благом для существ, действительность коих осуществляется в неделимом настоящем между двумя бесконечностями времени.

Насколько наше счастье зависит от веселости, а она, в свою очередь, от состояния здоровья, Шопенгауэр поясняет на примере реакции на одни и те же внешние обстоятельства больным и ослабленным человеком и человеком здоровым, полным энергии.

Но далее он уточняет, что хотя здоровье и способствует столь существенной для нашего счастья веселости, все же она зависит не только от него: с прекрасным здоровьем может уживаться меланхолический темперамент и преобладание грустного настроения. Чрезмерный перевес чувствительности способствует резким переменам в настроении: краткие вспышки ненормальной веселости на основном фоне меланхолии. Правда, гений обусловливается именно избытком нервной энергии, т.е. чувствительности и Аристотель справедливо подметил, что все знаменитые и выдающиеся люди были меланхоликами.

Таким образом, Шопенгауэр выделяет тип характера меланхолика. Но, что бы не сложилось впечатление, что одни люди от природы наделены хорошим характером, а другие плохим, он прорисовывает и блага, которые дает мрачный, мнительный характер. Так он отмечает, что, по крайней мере, на их долю выпадает больше таких горестей и страданий, которые существуют лишь в их воображении, -- чем на долю счастливых и уравновешенных людей, но зато реальные неудачи будут в их жизни реже, чем у последних: кто видит все в черном свете и готов к худшему, тот ошибается реже в своих расчетах, чем человек, смотрящий на жизнь сквозь розовые очки.

Углубляясь в тему человека, Шопенгауэр сам, возможно, того не подозревая, описывает симптомы различных психических состояний, которые позже будут описаны и всесторонне изучены психологами и психиатрами. В частности он довольно подробно описывает депрессивный характер (такой распространенный в среде интеллигенции его времени): Если прирожденная «тяжеложелчность» сочетается с болезненной чуткостью нервной системы, или с расстройством органов пищеварения, то эта черта грозит развиться настолько, что постоянное недовольство жизнью может выродиться в пресыщение и создаст склонность к самоубийству. При таких условиях поводом к последнему могут послужить самые ничтожные неприятности. Бесконечным числом промежуточных ступеней отделены друг от друга два крайних вида самоубийства: вытекшего из болезненного роста врожденной меланхолии и предпринятого здоровым, веселым человеком исключительно под давлением внешних причин.

Следующим значимым благом, в некоторой мере родственным здоровью, он определяет красоту. Хотя это субъективное благо и способствует нашему счастью не непосредственно, а лишь косвенно, путем влияния на других людей, -- соглашается Шопенгауэр -- все же оно значит очень много, даже для мужчины. Красота -- это открытое рекомендательное письмо, заранее завоевывающее сердце. И в подтверждение этой мысли приводит слова Гомера: «Не следует пренебрегать чудным даром бессмертных, который только они могут нам дать».

В дальнейших своих рассуждениях Шопенгауэр от внутренних врагов человеческого счастья переходит к внешневнутренним, из которых особо выделяет горе и скуку. И прибавляет, что поскольку нам удается отдалиться от одного из них, постольку мы приближаемся к другому, и наоборот, так что вся наша жизнь протекает в более или менее частом колебании между этими двумя бедами. Это он обусловливает тем, что оба зла состоят в двойном антагонизме друг с другом: во внешнем, объективном и во внутреннем, субъективном.

Шопенгауэр как бы рисует шкалу человеческих состояний, где нужда и лишения порождают горе, а изобилие и обеспеченность -- скуку, и лишь где-то посредине, в точке равновесия этих полюсов находится счастье. Оно же, в свою очередь обуславливается внутренним богатством духа, которое только и спасает от этих бед.

Не останавливаясь на достигнутых выводах, Шопенгауэр вступает в противоречие с самим собой, отмечая, что с другой стороны, высокая интеллигентность обусловливается повышенною чувствительностью и коренится в большей интенсивности воли, т.е. в страстности. Сочетание ее с этими свойствами дает в результате чрезвычайную бурность аффектов, повышенную чувствительность к душевным и даже к физическим страданиям и большую нетерпеливость при каких-либо препятствиях или неприятностях; все эти свойства еще усиливаются благодаря живости впечатлений, в том числе и неприятных, которая обусловлена пылким воображением.

Сказанное относится в соответственной мере и к промежуточным ступеням, заполняющим огромное расстояние между тупым дураком и великим гением, -- пишет он и подводит первое резюме -- Словом, каждый, как объективно, так и субъективно, будет тем ближе к одному источнику человеческих страданий, чем он дальше от другого. Сообразно со своими естественными склонностями он, так или иначе, сделает выбор между объективным и субъективным злом, т.е. постарается оградить себя от причины тех страданий, к которым он наиболее восприимчив.

Последующие размышления Шопенгауэра грешат выраженным субъективизмом, такой вывод напрашивается, если сопоставить его понимание умного и глупого человека с его собственным характером, который полностью попадает под его характеристику умного и мудреца: Человек умный будет, прежде всего, стремиться избежать всякого горя, добыть спокойствие и досуг; он будет искать тихой, скромной жизни, при которой бы его не трогали, а поэтому, при некотором знакомстве с так называемыми людьми, он остановит свой выбор на замкнутой жизни, а при большом уме -- на полном одиночестве. Ведь, чем больше человек имеет в себе, тем меньше требуется ему извне, тем меньше могут дать ему другие люди. Вот почему интеллигентность приводит к необщительности. Если бы качество общества можно было заменить количеством, тогда стоило бы жить даже в «большом свете»; но к несчастью сто дураков вместе взятых не составят и одного здравомыслящего. Экспрессивная окраска появившаяся именно здесь, только подтверждает его необъективность в свою пользу. Кстати такая оценка интровертированного характера зачастую и сейчас путается с самодостаточностью.

Человек другой крайности, --продолжает он -- как только нужда даст ему перевести дух, станет любою ценою отыскивать развлечений и общества, легко удовлетворяясь и избегая пуще всего самого себя. В одиночестве, где каждый предоставлен самому себе, такой человек видит свое внутреннее содержание: глупца в роскошной мантии, и его подавляет его жалкая пустота, тогда как высокий ум оживляет и населяет своими мыслями самую невзрачную обстановку. Сенека правильно заметил: «всякая глупость страдает от скуки»; не менее прав Иисус, сын Сираха: «жизнь глупца хуже смерти». Можно сказать, что человек общителен в той мере, в какой он духовно несостоятелен и вообще пошл; ведь в мире только и можно выбирать между одиночеством и пошлостью.

Нельзя не отметить, что Шопенгауэр, конечно же, являясь сыном своего времени, отражает в своих идеях упаднические настроения эпохи предшествующей декадансу. Хотя, по сути, его классификация на "умных" и "дураков" отчасти соответствует действительности, но отчасти она спутана с классификацией черт характера интровертов и экстравертов. Конечно же, ненасытная жажда общения и развлечений может быть бегством от внутренней пустоты, но это так же может быть экстравертированым поведением.

Средний человек озабочен тем, как бы ему убить время -- говорит он -- человек же талантливый стремится его использовать. Если, как сказано выше, досуг является, так сказать, венцом человеческого существования, так как только он делает его полным обладателем своего «я», то счастливы те, кто при этом находят в себе нечто ценное; в большинстве же в часы досуга обнаруживается ни на что неспособный субъект, отчаянно скучающий и тяготящийся самим собою. Границы того, что один может дать другому, -- очень тесны; в конце концов, человек всегда останется один, и тут-то и важно, кто остался один. Здесь применимы слова Гете, которым он придавал общий смысл: «всякий, в конце концов, оказывается предоставленным самому себе» и Оливера Гольдсмита: «предоставленные самими себе, мы вынуждены сами ковать и искать свое счастье».

И в связи с этим, Шопенгауэр делает еще один вывод: чем больше источников наслаждения откроет в себе человек,--тем счастливее он будет.

Судьба жестока, а люди жалки, -- продолжает депрессивный философ. -- В устроенном таким об разом мире тот, кто много имеет в себе, подобен светлой, веселой, теплой комнате, окруженный тьмою и снегом декабрьской ночи. Поэтому высокая, богатая индивидуальность, а в особенности широкий ум, -- означают счастливейший удел на земле, как бы мало блеска в нем ни было.

Необходимо однако, -- прагматично замечает он -- как это было у Декарта -- чтобы внешние условия были достаточно благоприятны, дабы человек мог найти самого себя и свободно собою располагать. В Экклезиасте он находит подтверждение: «Мудрость хороша при наследстве и помогает радоваться солнцу». С этим действительно трудно спорить.

Не уставая цитировать своих кумиров Шопенгауэр приводит все новые и новые дополняющие, разъясняющие и поддерживающие его философию цитаты: Приведенная истина, гласящая, что источник счастья берет свое начало в самом человеке, находит подтверждение в учении Аристотеля -- пишет он -- утверждающем, что счастье человека заключается в свободном использовании преобладающих в нем способностей, и так же воспроизводится Стобеусом в его исследовании о перипатетической этике; счастье, говорит он состоит в упражнении своих способностей работами, могущим дать известный результат.

По мнению Артура Шопенгауэра, человек с избытком духовных сил способен живо заинтересоваться чем-либо через посредство хотя бы одного разума, без сякого вмешательства воли; ему это даже необходимо. Такой интерес переносит его в область, совершенно чуждую страданий, атмосферу «веселой, легкой жизни богов» -- жизнь остальных протекает в отупении; их мечты и стремления всецело направлены на пошлый интерес личного благосостояния.

Счастливы только те, кто наделен некоторым излишком ума сверх той меры, какая необходима для служения своей воле. Такие люди рядом с действительной жизнью живут еще и духовной, постоянно их интересующей и занимающей, и притом чуждой страдания. Простого безделья, т.е. ума, незанятого служением воле, для этого мало, требуется положительный избыток сил, который только и способен толкнуть нас на чисто умственную работу, вне служения воле. Сообразно с тем, велик или мал этот избыток ума, существуют бесчисленные градации духовной жизни, начиная с собирания и описания насекомых, птиц, минералов, монет и вплоть до создания высших произведений поэзии и философии.

И опять мы видим, что Шопенгауэр отдает предпочтение занятиям, к которым склонны интроверты, коим был и он сам.

«Нормальный», средний человек вынужден искать жизненных наслаждений вне себя: -- в имуществе, чине, жене и детях, друзьях, в обществе и т.п., и на них воздвигать свое счастье; поэтому счастье рушится, если он их теряет или в них обманывается. Его положение можно выразить формулой: центр его тяжести -- вне его. Поэтому его желания и капризы постоянно меняются; если позволяют средства, то он покупает дачу, лошадей, устраивает празднества и поездки, вообще ведет широкую жизнь. Удовольствия он ищет во всем окружающем, вовне подобно больному, надеющемуся в бульоне и лекарстве найти здоровье, истинный источник которого -- его жизненная сила. Только для гения занятие собою, своими мыслями и творениями насущно необходимо, одиночество приятно, досуг является высшим благом, все же остальное не нужно, а если оно есть, то нередко становится в тягость. Лишь про такого человека можно сказать, что центр его тяжести -- всецело в нем самом.

Согласно Шопенгауэру, человек -- сын нужды, а не «свободный ум». Поэтому для среднего человека досуг скоро становится бременем, даже пыткой, если не удается заполнить его разными искусственными, фиктивными целями -- игрой, развлечениями или какой угодно чепухой; для него досуг опасен. Правильно замечено, что «трудно обрести покой в праздности». С другой стороны ум, далеко превышающий среднюю норму, -- есть явление ненормальное, неестественное. Но раз оно налицо, то для счастья его обладателя необходим досуг, столь ненужный одним и столь пагубный для других.

Очень часто и, по-видимому, справедливо утверждают, что весьма ограниченный в умственном отношении человек, в сущности -- самый счастливый, хотя никто и не позавидует такому счастью. Разноречивы в этом вопросе философы Ветхого Завета: «жизнь глупца -- хуже смерти», и «где много мудрости -- там много горя».

Далее Шопенгауэр упоминает в своей работе, что человек, не имеющий вследствие ограниченности, умственных сил никаких духовных потребностей, называется филистером. Это слово, присущее лишь немецкому языку, возникло в студенческой жизни, а позже этот термин получил более широкий смысл, сохранив, все же, прежнее свое значение -- противоположности «сыну муз». Шопенгауэр понятию филистера дает такое определение: это -- человек, постоянно и с большою серьезностью занятый реальностью, которая на самом деле не реальна. Это -- человек без духовных потребностей (а что для развития человечества может быть страшнее этого?). Действительными наслаждениями являются для него лишь чувственные. Устрицы и шампанское -- вот апофеоз его бытия -- со злой иронией заявляет философ, и его настроения весьма понятны и заразительны, поскольку действительно существует категория таких людей и, к сожалению, это весьма большая категория. И к еще большему сожалению, именно эта категория зачастую тормозит духовный прогресс человечества.

Шопенгауэр дополняет портрет филистера, т.к. этот тип является важной составляющей его философской антропологии. Кроме уже перечисленных, для филистера остаются еще и радости своего рода тщеславия, состоящего в том, что он старается богатством, чином, влиянием или властью превзойти других, которые за это будут его уважать, -- или же хотя бы только в том, чтобы вращаться в среде тех, кто добился всего этого и таким образом греться в отраженных от них лучах (a snob). Он и не подумает соразмерять свое уважение или почтение с духовными качествами человека; эти чувства он будет питать лишь к чину, богатству, власти и влиятельности, являющимися в его глазах единственными истинными отличиями, которыми он желал бы блистать сам. Все это вытекает из того, что он не имеет духовных потребностей. Беда всех филистеров в том, что ничто идеальное не может развлечь их, и для того, чтобы избежать, скуки, они нуждаются в реальном.

Подводя итог, мы можем видеть, что в своем очерке о личных свойствах, способствующих человеческому счастью А.Шопенгауэр исследовал, кроме физических (веселый и меланхоличный нрав), главным образом, интеллектуальные и духовные свойства человека. В процессе этого исследования он выделил два полярных типа людей, образно назовем их филистеры и интеллигенты. Для первых характерна душевная бедность и как альтернативная замена ей -- безудержная общительность, тяга к различным играм и пустым развлечениям. Для вторых же характерна, напротив, душевная наполненность и неприятие пустой и бездумной траты досуга.

В качестве резюме к анализу данной работы можно привести выделенную Шопенгауэром первую заповедь житейской мудрости, -- это высказанное Аристотелем в Никомаховой этике положение, которое он переводит как: "Мудрец должен искать не наслаждений, а отсутствия страданий".

Глава третья. О том, что человек имеет

Эпикур разделил человеческие потребности на три класса: естественные и необходимые, которые причиняю страдания, если их не удовлетворять одежда, пища); естественные но не необходимые (половое общение); неестественные и не необходимые (роскошь, богатство и пр. - число их бесконечно). Определить границу разумности наших желаний в отношении к собственности трудно, если не невозможно. Это величина относительная. Один будет доволен без некоторых благ, другой несчастлив. У каждого свой горизонт благ.

Боль от потри состояния стихает, если мы сокращаем потребности. Наоборот, при счастливом событии потребности начинаю расти - возникает радость, но лишь пока этот процесс н закончится и мы не привыкнем к увеличенному масштабу своих потребностей, став равнодушными к соответствующему ему состоянию.

Источник неудовлетворенности - в попытках увеличить потребности, оставляя другой фактов без изменений. Неудивительно, что богатство ценится более всего другого, даже власть служит лишь средством к этой цели.

Желания людей направлены прежде всего на деньги, потому что другое благо может удовлетворить одно благо (еда, вино, шуба, женщины), и лишь деньги - абсолютное благо, так как они удовлетворяют всякую потребность.

На имеющееся состояние следует смотреть как на ограду от бед и напастей, а не на как разрешение купаться в удовольствиях. Если из большого заработка не откладывать с целью составить неприкосновенный фонд, а все тратить - обычный результат - нищета.

Люди, испытавшие истинную нужду, боятся ее несравненно меньше и более склонны к расточительству, чем те, кто знаком с нуждой понаслышке. Выбившись из бедности, они не считают нужду какой-то бездонной пропастью, а полагают, что стоит лишь толкнуться о дно, чтобы снова выбраться наверх. Поэтому женщины, выросшие в бедности, после замужества чаще расточительнее богатых. Если женитесь на бесприданнице, завещайте не капитал, а доходы с него, и следит, чтобы состояние детей не попало ей в руки.

Обладать с рождения состоянием - неоценимое преимущество. Состояние - это иммунитет, гарантия против нужды и горестей. Высшую ценность оно приобретает тогда, когда достается человеку, одаренному духовными силами высшего порядка и не преследующего цели обогащения. Он создаст то, что кроме него никто не способен, или станет филантропом. А если ничего этого не сделает и даже не попытается изучением какой-либо науки подвинуть ее вперед - ни что иное, как тунеядец. Счастлив он не будет, так как, избавившись от нужды, попадет во власть скуки, которая может привести его к излишествам и лишить богатства, которого он оказался недостоин.

А вот для преуспеяния на государственной службе бедность - преимущество, так как лишь бедняк, проникнутый сознанием своего полного ничтожества, будет кланяться до полных 90 градусов, льстить и выпрашивать.

А человек с достатком будет вести себя упрямо, не низкопоклонничая и даже притязая на талант, не понимая, как он ничтожен в глазах посредственности. Когда дело касается какой-либо низости, он становится мнительным и строптивым. На этом в жизни далеко не уедешь.

Говоря о том, что имеет человек, я не считал его жены и детей, так как скорее он сам находится в их руках. Что до друзей, то субъект здесь является в равной мере и объектом обладания.

Глава четвёртая. О том, что представляет собою человек

Мнение других по слабости человеческой натуры ценится обычно очень высоко, хотя оно несущественно для нашего счастья. Как кошка мурлычет, как ее гладят, так стоит похвалить человека, как его лицо сияет истинным блаженством, хотя похвала может быть ложной. А обиду причиняет всякое оскорбление его честолюбия.

Эти свойства, на которых основано чувство чести, благоприятны для порядка человеческого общения, но служат препятствием для счастья людей. Этим свойствам надо поставить границ, иначе мы станем рабами чужих мнений и настроений.

К тому же все происходящее в чужом сознании для нас безразлично. Мы станем к нему равнодушны, если задумаемся, как мелки помыслы большинства. Зачем ценить мнение полдюжины баранов, которые пренебрежительно поругивают выдающегося человека!

Кто же не может найти счастья в том, что он есть, обращается к тому, чем он является в чужом представлении - крайне скудный источник счастья.

Надо усвоить истину, что каждый живет в собственной шкуре, а не во мнении других. Придавать чрезмерную ценность мнению других - всеобщий предрассудок. Влияние сказывается в рабском трепете: «что скажут», в том, как Вергилий вонзает кинжал в сердце дочери, или как ради посмертной славы жертвуют всем, и даже жизнью. Преступая границы целесообразности, это превращается во всеобщую манию. Половина тревог и огорчений - от заботы о чужом мнении.

Этот недочет нашей культуры разветвляется на честолюбие, тщеславие и гордость. Гордость - готовое убеждение субъекта в своей высокой ценности, а тщеславие - желание вызвать это убеждение в других. Гордость - уважение самого себя изнутри, тщеславие - стремление приобрести его извне.

На гордость нападают те, кто не имеют, чем гордиться. При глупой наглости большинства обладателю внутренних достоинств надо открыто выказывать их. Скромность - подспорье для болванов, она заставляет человека говорить про себя, что он такой же болван, как другие.

Самая дешевая гордость - национальная. Каждая нация насмехается над другими, и все они в одинаковой степени правы.

Ценность чина, как ни важен он в глазах толпы, условна. Ордена - это векселя, выданные на общественное мнение, сберегающие государству крупные суммы, заменяя денежное вознаграждение.

Можно сказать, что честь - это внешняя совесть, а совесть - внутренняя честь, но это определение было бы скоре блестящим, чем ясным и глубоким. Высокая ценность, признаваемая за четью, заключается в том, что человек слаб, и лишь в сообществе с другими может сделать многое. Чтобы считаться полноправным членом общества, важна честь.

Есть несколько видов чести. Гражданская честь охватывает самую широкую сферу и заключается в уважении прав каждого, запрещении пользоваться несправедливыми и запрещенными законом средствами.

Слава имеет положительный характер, ее надо завоевывать. Честь - отрицательный, это мнение не об особенных свойствах, а о таких, которые предполагаются во всех людях, ее надо хранить, не терять. Извне чести можно повредить лишь клеветой, она полностью вытекает из субъекта.

Служебная честь есть всеобщее мнение о том, что человек, занимающий должность, действительно обладает всеми необходимыми данными и точно исполняет служебные обязанности. Он подразделяется на честь чиновника, врача, адвоката, учителя, даже ученого. Сюда же относится истинная воинская честь.

Половая честь делится на мужскую и женскую женская несравненно важнее мужской, так как в жизни женщины половые отношения играют главную роль. Женская честь заключается во всеобщем мнении, что девушка не принадлежала ни одному мужчине, и что замужняя женщина отдавалась лишь своему мужу. Ведь если женщине нужно от мужчины всего, то мужчине от женщины - только одного. Следовательно, надо сделать так, чтобы мужчина это мог получить не иначе, как взяв на себе заботы обо всем и, в частности, о детях. Для этого женщины объединены в сплоченную массу против общего врага, и первая заповедь женской чести не вступать во внебрачное сожительство, дабы каждый мужчина вынуждался к браку, как к капитуляции. Потеря чести - измена своему полу. При этом изменившая жена хуже падшей девушки, ибо она теряет еще и гражданскую честь, нарушив слово. Потому иногда говорят снисходительным тоном «падшая девушка», но не сожалеют о «падшей женщине». Женитьба восстановит честь девушки, но ни развод, ни брак с любовником не возвратят чести изменившей жене.

Особо в отношении женской чести стоит фаворитка короля - она отдалась мужчине, который ее любит, но не может на ней жениться, ибо каждый может свободно выбирать жену, кроме одного бедняги - правителя страны.

Принцип женской чести не является естественного происхождения, о чем свидетельствуют детоубийства и самоубийства.

Половая честь мужчин родилась из представления, что вступивший в такую сделку как брак, следил отныне о ее нерушимости, дабы мужчина нераздельно обладал женой, мстил за измену, а если примирится с ней - общество мужчин покроет его позором. Но это не столь серьезный позор, как у падшей женщины, потому что у мужчин половые отношения неглавное, у него есть много других, более важных, занятий.

Рыцарская честь привилась только в христианской Европе, и то лишь среди высшего класса. Она заключается не в мнении других, а лишь в его выражении - те же оскорбления могут быть взяты назад. Все сводится не к тому, чтобы заслужить уважение, а чтобы вынудить его. Поведение может быть благородным, но честь его во мгновение будет отнята обругавшим его, пусть сам он будет негодяй. А ведь в большинстве случаев именно такие типы оскорбляют порядочных людей. Проглотивший оскорбление считается тем, кем его назвал оскорбитель. Отсюда - кровавые поединки. А если человека ударят рукой, это означает окончательную потерю чести, которая не смывается кровопусканием, но только убийством. Правда, можно вернуть честь еще большим оскорблением - пощечина исцеляется палкой, палка - плетью, плеть - плевком в лицо. Ведь насколько постыдно быть обруганным, настолько почетно быть оскорбителем. Глупость и мерзость легитимируются грубостью. Верховное судилище - физическая сила, животность.

Добавим, что нарушать нельзя только слово чести, платить нужно только карточный долг - долг чести. От нарушения другого слова или неуплаты другого долга рыцарская честь не пострадает.

Для нормального человека этот варварский кодекс чести смешон. Цивилизованные народы древности ценили человека по тому, что он обнаружил в своих действиях. Рыцарская честь не первична, ее принципы искусственны. Это порождение тех времен, когда за кулаком признавалось большее значение, чем за мозгами.

Все это предрассудки. Возмутительно и позорно, что два молодых, неопытных и вспыльчивых человека, перекинувшись парой резких слов, должны искупить это своей кровью, здоровьем и жизнью. Человек - «дерущееся животное», и почему удары рукой тяжелей вдесятеро более сильного удара от своего коня?

Вступив на путь свободомыслия, я поду еще далее: почему столь важна разница убийства из засады и в открытом бою? Потому, что государство признает лишь право сильного - кулачное право, а открытый бой показывает, в сущности, кто сильнее или ловчее. Если есть уважительные мотивы для убийства, нет разницы, каким способом я его убью - спереди или с тыла. Тем более что в дуэли каждый прием - это коварство, хитрость. А указывать на необходимую оборону в дуэли - значит искать благовидный предлог для убийства.

Рыцарская честь - трагикомический фарс, делающий современное общество натянутым и боязливым, это Минотавр, в жертву которому из года в год приносится некоторое число юношей из благородных семейств Европы. Побороть жупел рыцарской чести - дело философа; предлагаю вызвавшего и принявшего вызов давать 12 палочных ударов, секундантам - по 6, а последствия свершившейся дуэли рассматривать как уголовное преступление.

Для полноты упомяну о национальной чести. Это честь целого народа как члена всенародного общества. Она сочетает в себе честь гражданскую с рыцарской: должна заслуживать доверия (кредита) и ее следует бояться.

Рассмотрим славу. Как из Диоскуров Поллукс был бессмертен, а Кастор - смертен, так и слава - бессмертная сестра смертной чести. Но это относится только к высшему виду славы. Бывает еще эфемерная, кратковременная слава.

Слава обусловливается свойствами, которых ни от кого нельзя требовать. Она приобретается лишь деяниями или творениями. Обычно, чем позднее приходит слава, тем она прочнее.

Но признание великих творений - дело трудное. Как заметил Лихтенберг: «Если при столкновении головы с книгой раздастся пустой звук, то всегда ли это - звук книги?». И далее: «творение есть зеркало; если в него смотрит обезьяна, оно не будет отражать апостольского лика». В какой бы области ни появилось нечто прекрасное тотчас же все многочисленные посредственности заключают между собой союз с целью не давать ему хода, и если возможно - погубить его.

Славу приходится завоевывать, сражаясь с завистью.

Так как слава - производное, эхо, отражение, тень заслуг, и объект восторга ценнее самого восторга - источник счастья заключается не в славе, а в том, чем она добыта, то есть в самих заслугах, или, точнее - в моральных и интеллектуальных характере и свойствах, из коих вытекли эти заслуги. Даже тот, кто только заслужил, но не приобрел славы, обладает главным.