Вопрос об истине

Вопрос об истине

Основным содержанием всех принципов диалектического материализма является вопрос об истине. В. И. Ленин писал: «...не психология, не феноменология духа, а логика - вопрос об истине»¹. Подчеркивая совпадение логики, диалектики и теории познания в марксизме, он указывал: «Логика есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития «всех материальных, природных и духовных вещей», т. е. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т. е. итог, сумма, вывод истории познания мира»². Поскольку познание означает процесс воспроизведения в голове субъекта содержания объекта, возникает вопрос о совпадении идеального с материальным, субъекта с объектом. Категория истины и выражает отношение субъекта к объекту, тождество мышления и бытия. Те авторы, которые отрицают тождество бытия и мышления, сами себя, по существу, опровергают. Во-первых, они утверждают, что диалектический материализм есть наука о всеобщих законах развития природы, общества и мышления. Следовательно, бытие и мышление, подчиняясь одним и тем же законам, не могут не быть тождественными. Во-вторых, они, определяя истину как совпадение мысли с предметом, тем самым подчеркивают тождество мысли предмету, т. е. мышления и бытия. Без тождества бытия и мышления не было бы никакого познания. В-третьих, доказывая, что диалектика есть учение о тождестве противоположностей, эти авторы тем самым доказывают тождество мышления и бытия, ибо последние есть противоположности. Названные авторы неправильно ссылаются на ленинскую критику положения тождества: «общественное бытие и общественное сознание, в точном смысле этих слов, тождественны». Как известно, махист Богданов решил поправить Маркса, исходя из своего идеализма. Поскольку для него не существует объективной реальности независимо от ощущений - сознания вообще, а все есть ощущения и комплексы ощущений, то в его понимании и общество есть комплексы ощущений.'

Следовательно, Богданов отождествляет общественное бытие и общественное сознание как идеалист, проводя принцип формально-логического тождества. В таком тождестве нет противоположностей, нет объективного общественного бытия, последнее утратило себя полностью, и единственной реальностью являются ощущения.

В. И. Ленин весь огонь своей беспощадной критики направил против субъективизма Богданова (формально-логического) в отождествлении общественного бытия и общественного сознания. Поэтому Ленин разъяснял, что общественное бытие является объективным, существует независимо от сознания, а последнее является его отражением. Следовательно, у Богданова речь идет не о диалектическом тождестве - тождестве противоположностей, а о формально-логическом тождестве.

Первые представления об истине как о соответствии знания объекту познания восходят к философам античной эпохи. В понимании Фалеса, Гераклита, Демокрита и других материалистов истина является соответствием знания материальному объекту. Платон, напротив, считал истину вечным, неизменным свойством идеальных объектов, врожденными идеями или понятиями.

В понимании Аристотеля, стоявшего на материалистических позициях, истина есть совпадение знания с предметом. Прав тот, писал он, кто считает разделенное в действительности разделенным и соединенное - соединенным.

Следовательно, уже с зарождения философии представления об истине выражают борьбу материализма и идеализма.

В новое время материалисты в пылу борьбы с мистикой и идеализмом, доказывая неразрывную связь познания с материальным миром, нередко истину отождествляют с чувственностью. Но в то же время они разрабатывают метафизический взгляд на истину.

Однако, не видя решающей роли общественно-исторической практики как в познании, так и в преобразовании действительности, старый материализм, разумеется, не смог выработать научную теорию истины. Он, во-первых, хотя и признает объект познания материальным, а истину его отражением, существующим независимо от субъекта познания, но понимает этот объект абстрактно. Вещь в себе для него внутренне непротиворечива, не содержит в себе внутренне присущего источника самодвижения, этот источник домарксистский материализм видит вне вещи, а ее развитие понимает как количественные изменения, как убавление или прибавление, как повторение, без скачков, без перерыва постепенности, без противоречий.

Во-вторых, в понимании этого материализма не только объект, но и субъект познания есть абстракт. Действительную человеческую сущность он понимает не как совокупность общественных отношений, а как абстракт, присущий отдельному индивиду, как немую общность, связующую множество индивидов только природными узами.

В-третьих, он недостаточно исследовал субъект познания - само человеческое мышление, его формы, его предметность и деятельную, преобразующую через практику роль. Это объясняется отчасти его метафизичностью и созерцательностью, отчасти характером и формами его борьбы против идеализма. Если идеализм активность мышления непомерно раздувал, абсолютизировал, отрывал его от «чувственности», то метафизический материализм, наоборот, не видел активной роли мышления в процессе познания и преобразования действительности.

В-четвертых, он отрицал диалектический, противоречивый характер познания. Это выражалось в том, что он, с одной стороны, понимал мышление как простое продолжение ощущений, не видел в процессе познания скачка, решающего поворота от ощущений к -мышлению, нередко считая разум шестым чувством (Дидро). С другой стороны, он рассматривал познание вне движения и развития, догматически, каждое новое достижение в науке выдавал за абсолютную истину. Вот почему В. И. Ленин писал, что основная беда этого материализма есть неумение применить диалектику к теории отражения, к процессу и развитию познания.

В-пятых, он отрицал решающую роль общественно-производственной практики в познании. Это выражалось в том, что, с одной стороны, домарксистский материализм, понимая практику идеалистически, критерием правильности познания считал либо ощущения (сенсуализм), либо разум (рационализм), либо и ощущения и разум вместе, но только не практику в диалектико-материалистическом ее понимании. С другой стороны, основой мышления он считал природу как таковую, но не видел того, что природа сама по себе оставляет открытым вопрос об источнике мышления, что не природа, а изменение природы человеком (т. е. опять-таки общественно-производственная практика) является основой возникновения и развития мышления. Отрицая диалектический характер мышления и решающую роль практики в познании, метафизические материалисты не поняли преобразующей роли мышления, которое активно воздействует через практику на мир.

Важный вклад в разработку проблемы вносит немецкая классическая философия, в особенности - гегелевская. Кант, правда, первым пытается применять диалектику к теории познания. Однако безуспешно, ибо в силу обстоятельств он вслед за Юмом проводит линию агностицизма. В его понимании истина есть свойство субъекта, согласие мышления с его априорными формами. «Вещь в себе» принципиально не может «объективным образом входить в нас», не может быть познана. Исходным тезисом в логике Канта является метафизический отрыв явления от сущности как следствие отрыва познающего субъекта от объекта познания.

С одной стороны, Кант правильно считает, что познание начинается с ощущений, являющихся результатом воздействия «вещей в себе», что ощущения непосредственно имеют дело с чувственным и не отражают всеобщих существенных связей. Но, с другой стороны, он отрывает единичное от общего, явление от сущности путем абсолютизации чувственного познания, путем отрицания роли категорий как орудия познания. По его мнению, категории не связаны с «вещами в себе», не отражают их, вообще лишены всякого реального объективного содержания. являясь лишь пустыми априорными формами рассудка. Так как восприятия не обнаруживают никаких следов всеобщности, то в действительном мире нет объективных всеобщих связей - необходимости, причинности, закономерности и т. д. Последние присущи только субъекту, человеческому рассудку. Категории же не могут быть орудиями познания, а суть только логические функции и, как таковые, не составляют ни малейшего понятия об объекте самом по себе. Они не имеют никакого эмпирического содержания, а являются продуктом деятельности рассудка.

Отрывая категории от реального мира, Кант полностью их переносит в мышление субъекта, где мышление занято тем, что погружается само в себя, изучает свои границы, возможности, формы. Он утверждает, например, что достоверность математики зависит от пространства и времени. Но в его понимании пространство и время не объективные, а априорные формы сознания. Следовательно, математика как форма сознания изучает не объективные формы бытия, а априорные формы сознания, т. е. сама себя. Поскольку пространство и время (формы представления) и категории (формы мышления) являются априорными, то они происходят из самого субъекта. Но даже если допустить, что указанные формы субъект содержит в себе, то при этом нарушается объективность рассмотрения, так как они чужды, внешни для реальных вещей.

Но какую же роль выполняют в таком случае категории логики? Оказывается, они вносят порядок, закономерность в природу. Или, как он выражается, категории суть понятия apriori, предписывающие законы явлениям, стало быть, природе как совокупности всех явлений. Следовательно, категории есть пособия субъекта, не имеющие никакого объективного содержания, причинности, порядка и т. д., и так как в мире царит один хаос, то порядок может внести только рассудок, субъект. Следовательно, объект познания конструируется субъектом.

Отрывая друг от друга форму и содержание логики, он приходит к агностицизму, разгораживает, разделяет субъект и объект. По Канту, люди имеют дело с явлениями, но не с сущностями (ноуменами). Кроме того, что нам сообщают о «вещах в себе» формы чувственности, мы о них больше знать ничего не можем. Поэтому не только отдельные вещи, но и весь мир принципиально непознаваем. Ибо принципиально невозможно установить, соответствует ли нечто реальное, вне нас существующее («вещь в себе») нашим представлениям и понятиям, ибо мы об этом реальном знаем только то, каким оно станавитая в результате его преломления в нашем сознании через органы восприятия и рассудка. Чтобы удостовериться в истинности познания объективной «вещи в себе», мы должны сопоставить вещь, какой мы ее познали, какой она существует в нашем сознании, с «вещью в себе», существующей объективно, вне сознания, т. е. сопоставить свое представление о «вещи в себе» с самой этой «вещью в себе». Но это принципиально невозможно, так как прежде чем сопоставить представление о «вещи в себе» с ней самой, нужно последнюю также превратить в представление. Таким образам, речь может идти о сопоставлении представления с представлением, но не с самой вещью в себе. Поэтому мы принципиально никогда не можем знать, какова «вещь в себе» в объективном мире.

В качестве доказательства своего агностицизма Кант выдвигает антиномии чистого разума. При всякой попытке осмыслить мир наш ум дает противоречивые ответы о нем: мир конечен и бесконечен, в мире все просто, неделимо и все сложно, делимо; существуют и необходимость, и свобода, мир имеет первопричину и не имеет. Однако антиномии «чистого разума» вовсе не доказывают невозможность познания мира, а указывают лишь на объективную противоречивость внешнего мира, следовательно, и на противоречивость его отражения в нашем мышлении.

Таким образом, агностицизм помешал Канту решить проблему истины. Более полно и всесторонне эту проблему разрабатывает Гегель. Прежде всего он вскрывает научную несостоятельность агностицизма Канта. Доказывая содержательность категории, Гегель обосновывает объективность рассмотрения, познание объекта таким, как он есть. Несуразно истинное познание, пишет он, возражая Канту, не познающее предмета, как он есть в себе, а вещи в себе Канта есть не что иное, как не имеющие истинности, пустые абстракции.

Кантовская философия исходит из ложной позиции, будто разум не способен познать никакого истинного содержания и в отношении абсолютной истины следует отсылать к вере. Она служит подушкой для лености мысли, успокаивающейся на том, что все уже доказано и порешено. Гегель особенно резко возражает против утверждения Канта о непознаваемости бога. Это ничтожное учение, мнимое познание даже дерзнуло присвоить себе название философии, возмущается он. Истинное мышление, пишет Гегель, мыслит так, что его содержание вместе с тем не субъективно, а объективно.

У Канта «Я» является трансцендентальным субъектом мыслей и имеет то неудобство, что для какого-либо суждения о нем мы постоянно должны уже пользоваться им. Кант просто следовал юмовой скептической манере, а именно твердо стоял на том, каким является Я в самосознании, отбрасывая из него, - так как надлежало познать его, как сущность, как вещь в себе, - все эмпирическое; таким образам, не оставалось ничего, кроме этого явления - Я мыслю, - которое сопровождает все представления и о котором мы не имеем ни малейшего понятия.

Несомненно, следует согласиться с тем, что ни о «Я», ни о чем бы то ни было, даже о понятии, мы не имеем ни малейшего понятия, до тех пор, пока мы не постигаем истину в понятии, а останавливаемся на простом, неподвижном представлении и названии. Но останавливаться на явлениях и на том, что в обыденном сознании оказывается просто представлением, значит отказываться от понятия и философии. Объекту приписывается некоторое неведомое свойство быть вещью в себе за пределами познания, и последняя, а вместе с тем и истина, рассматривается как нечто абсолютно потустороннее для познания. Определения мысли вообще, категории, определения рефлексии, равно как формальное понятие и его моменты, получают в этом понимании положение не таких определений, которые конечны сами по себе, а конечны в том смысле, что они суть нечто субъективное по сравнению с упомянутым пустым свойством быть вещью в себе: принятие этого неистинного отношения познания за истинное есть заблуждение.

Истина у Гегеля перестает быть собранием готовых догматических положений, а заключается в самом процессе познания, в длительном историческом развитии науки, поднимающейся с низших ступеней знания на все более и более высокие, и так - до бесконечности. Истина есть тождество понятия и объективности. Первоначально под истиной понимают то, что я знаю, как нечто существует. Это однако истина лишь по отношению к сознанию или формальная истина, - только правильность. Истина же в более глубоком смысле состоит в том, что объективность тождественна с понятием. Она - отношение для себя сущей субъективности простого понятия и его отличной от нее объективности. Она есть процесс, направленный к разделению себя на индивидуальность и на ее природу, процесс погружения ума в природу ради подчинения ее власти субъекта. Человек не должен представлять себе истину в виде мертвого покоя, в виде простой картины, образа - бледного, тусклого, без стремления, без движения.

Однако критика Гегелем Канта есть критика «справа», критика последовательным идеалистом непоследовательного идеалиста, допускающего элементы материализма. «Кант принижает знание, чтобы очистить место вере: Гегель возвышает знание, уверяя, что знание есть знание бога»³.

У Гегеля познание есть односторонне раздутое логическое познание, которое абсолютизируется и отрывается от чувственного познания. Оно есть движение чистых мыслей, содержание которых принадлежит мышлению и произошло от него. Оно есть саморазвитие понятия, или разума, идеи. Понятия, категории являются не отражением действительных вещей и процессов в голове человека, а, напротив, вещи являются лишь «воплотившимися» отражениями мистической идеи. Мысль есть душа, сущность вещей. Вещи и мысли о них «совпадают в себе и для себя». Объективное понятие вещей, пишет он, составляет .самое вещь. Вещь не может быть для нас ничем иным, кроме как нашим понятием о ней. Если мы хотим говорить о вещах, то мы равным образом называем их природу, или сущность, их понятием, а последнее существует только для мышления. Нечто имеет действительность лишь в своем понятии. Отрешение от понятия есть недействительность и уничтожение. Так, для того, чтобы быть содержанием, требуется нечто большее, чем один лишь чувственный материал. А что же такое это большее? Не что иное, как мысли, а в данном случае прежде всего категории.

Но постижение вещи не может быть истинным, когда отрицается ее объективное бытие, когда вещи извне навязывается нечто субъективное, приписывается субъективное мнение, ничего общего -не имеющее с ней. В этом случае к вещи в самой себе примешивается нечто субъективное, что нарушает объективность ее рассмотрения.

Объективный идеализм исходит из того, что вещь сама по себе (а также вся материя) сотворена абсолютной идеей или каким-то внечеловеческим духовным началом. Например, Гегель считал, что объективный мир (следовательно, и вещь в себе) является вторичным, инобытием абсолютной идеи, творением последней. Суть этой «спекулятивной конструкции» состоит в том, что Гегель человеческое понятие, отражающее действительность, отрывает от последней и от человека, превращает его в самостоятельную сущность, субстанцию, в абсолютную идею, существующую вечно до мира и человека.

И вот эта вымышленная идея, по Гегелю, есть истина, сущность явлений природы и общества, есть источник и основа всего сущего. В отличие от субъективного идеализма Гегель допускает существование материального мира без человека и до человека, но он его считает «отчуждением», «инобытием» абсолютной идеи, как бы ее деградацией. Природа и общество есть ее постоянное осуществление и моменты ее проявления. Она не только предшествует по времени материи, но и при обнаружении себя в природе «чистые мысли» воплощаются в телесные формы. Гегель, таким образом, выводит реальный мир из мистической идеи, отрицает его вечность и несотворимость, вместе с тем лишает его диалектического развития. По Гегелю, диалектические законы развития действуют только в мысли, идее. Природа же неспособна к развитию во времени, она может лишь развертывать свое многообразие в пространстве. Гносеологическими корнями идеализма Гегеля является абсолютизация логического познания, отрыв его от чувственного познания, а через это - и отрыв от практики, от материи.

Из этого следует, что у Гегеля мистификации подвергается не только объективная действительность, но и человеческое мышление. Последнее у него отнюдь не является функцией общественно-исторического человека, продуктом общественного развития, действительный источник которого - общественно-историческая практика, материально-производственная деятельность людей, а представляет собою функцию вымышленной абсолютной идеи.

Классики марксизма, диалектико - материалистически переосмыслив завоевания прошлой философии, преодолели ее ограниченность. В особенности всесторонней критике они подвергли агностицизм. «Постигающее в понятиях мышление, - писал Карл Маркс, - есть действительный человек и поэтому только постигнутый в понятиях мир как таковой есть действительный мир»⁴.

Ф. Энгельс и Плеханов подвергали всесторонней критике агностицизм Канта и неокантианцев. Энгельс писал: «Но тут является неокантианский агностик и говорит: возможно, что мы в состоянии правильно воспринять свойства вещи, но самой вещи мы никаким, ни чувственным, ни мыслительным процессом постичь не можем. Эта «вещь в себе» находится по ту сторону нашего познания. На это уже Гегель давно дал ответ: если вы знаете все свойства вещи, то вы знаете и самую вещь; тогда остается только голый факт, что названная вещь существует вне нас и, как только ваши чувства удостоверили и этот факт, вы постигли всю без остатка эту «вещь в себе», - знаменитую кантовскую непознаваемую «Ding an sich». В настоящее время мы можем к этому только прибавить, что во времена Канта наше знание природных вещей было еще настолько отрывочным, что за тем немногим, что мы знали о каждой из них, можно было еще допускать существование особой таинственной «вещи в себе». Но с того времени эти непостижимые вещи одна за другой, вследствие гигантского прогресса науки, уже постигнуты, проанализированы и даже более того - воспроизведены. А то, что мы сами можем сделать, мы уж, конечно, не можем назвать непознаваемым»⁵.

В. И. Ленин, вскрыв научную несостоятельность агностицизма в его махистской разновидности, делает следующие выводы :

«1) Существуют вещи независимо от нашего сознания, независимо от нашего ощущения, вне нас, ибо несомненно, что ализарин существовал вчера в каменноугольном дегте, и так же несомненно, что мы вчера ничего не знали об этом существовании, никаких ощущений от этого ализарина не получали.

2) Решительно никакой принципиальной разницы между явлением и вещью в себе нет и быть не может. Различие есть просто между тем, что познано, и тем, что еще не познано, а философские измышления насчет особых граней между тем и другим, насчет того, что вещь в себе находится «по ту сторону» явлений (Кант), или что .можно и должно отгородиться какой-то философской перегородкой от вопроса о непознанном еще в той или иной части, но существующем вне нас мире (Юм), - все это пустой вздор, Schrulle, выверт, выдумка.

3) В теории познания, как и во всех других областях науки, следует рассуждать диалектически, т. е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а разбирать, каким образом из незнания является знание, каким образом неполное, неточное знание становится более полным и более точным»⁶.

Говоря об исторической ограниченности домарксистской философии в решении рассматриваемой проблемы, следует подчеркнуть, что как сенсуалисты (Локк, французские материалисты XVIII века, Фейербах), считавшие истиной содержание ощущений, так и рационалисты (Декарт, Спиноза, Гегель), считавшие источником истины разум, - много внимания уделяли проблеме истины: старались внести крупицу в ее решение; одни подчеркивали роль ощущений, восприятий, другие роль рассудка, разума в постижении истины. Но этого нельзя утверждать о некоторых современных философских школах.

Так, экзистенциалисты считают, что истина является формой психического состояния личности, выражением ее психических потребностей, эмоций и т. д. Объективность истины они понимают как общепринятость и противопоставляют личной истине, постигаемой личностью интуитивно. Основная линия всего современного субъективного идеализма по проблеме (Рассел, Шлик и др.) состоит в том, что истина отождествляется с ощущениями, -оторванными от их объективного источника, или понимается как соответствие мышления ощущениям. Так или иначе субъективный идеализм запирает незнание в скорлупу психологического, идеального, вообще не допуская его выхода в действительность. Даже критерием истины он считает либо непосредственную очевидность ощущений, либо согласованность понятий и суждений с ощущениями.

Напомним, что такое понимание не оригинально. Оно по сути дела повторение задов субъективного идеализма (Беркли, Юм, Мах, Авенариус), который в истории философии подвергался критике со стороны материалистов прошлого. Так, Л. Фейербах, саркастически .высмеивая субъективных идеалистов, считавших вещь комплексом ощущений, спрашивал: почему же кошка впивается своими когтями в мышь, а не в собственные свои глаза, если мышь, которую она видит, существует только в ее глазах? И отвечал: потому, что кошка не хочет умереть с голоду ради любви к идеалистам. Известно, что последовательное развитие субъективно-идеалистического взгляда на мир неизбежно приводит к солипсизму - к абсурдному утверждению, что реально существую «Я» один, а остальной мир и остальные люди - это проявление моих переживаний.

Вот как высмеивал Генрих Гейне солипсизм Фихте. Эта операция напоминает нам обезьяну, которая, сидя у очага, варит в медной кастрюле свой собственный хвост. Ибо, по мнению Фихте, истинное поварское искусство заключается не в том, чтобы только варить объективно, но в том, чтобы также субъективно осознавать процесс варки... Толпа ведь полагала, что фихтевское «Я» есть «Я» Иоганна Готлиба Фихте и что это индивидуальное «Я» отрицает все прочие существования.

«Какое бесстыдство! - восклицали добрые люди. - Этот человек не верит, что мы существуем, мы, которые гораздо толще его и в качестве бургомистров и судейских делопроизводителей даже приходимся ему начальством». Дамы спрашивали: «Верит ли он хотя бы в существование своей жены? Нет? И это спокойно терпит мадам Фихте?»⁷.

Что касается современного объективного идеализма (Сантаяна, Маритен, Гартман, Уайтхед, Флюэллинг и др.), то в сущности все его разновидности совпадают в том, что истина понимается как свойство сверхчувственного, трансцендентного, вечного, непременно идеального объекта. Разумеется, и концепции объективных идеалистов отличаются друг от друга. Но это отличие касается внешней формы выражения одного и того же содержания.

Однако более подробно, чем другие направления современной буржуазной философии, проблему истины рассматривают представители прагматизма. Основные принципы теории прагматизма об истине разработаны Ч. Пирсом. В его понимании, истина - это то, во что мы верим, - это верование. Каждое верование является -истинным. То, во что вы никак не можете не верить, строго говоря, не есть ошибочное верование. Другими словами, для вас оно есть абсолютная истина. Вместе с тем истина выступает как такое верование, которое позволяет действовать успешно. В этом смысле истина означает лишь способ достигнуть чьих-либо целей. Прагматизм, по Пирсу, и есть учение о том, что истина состоит в будущей полезности для наших целей.

Если Ч. Пирс наметил контуры учения об истине, как полезности, то другие представители прагматизма, в особенности Б. Джемс и Дж. Дьюи, более полно и подробно развивают его. По мнению Джемса, хотя представления могут .копировать чувственные вещи, но копирование не всегда возможно, а если и возможно, то не существенно. Сходство с реальностью бывает случайным. Одним словом, копирование - бессмысленное занятие. Для прагматистов истина становится названием класса всех видов определенных рабочих ценностей в опыте. Работоспособность составляет все значение понятия истины. Нельзя что-либо сказать об истине без обращения к понятию о работе данного утверждения. Если эти теории работают удовлетворительно, они будут истинны. Истина - это разновидность благого. Она есть выгодное, полезное, удобное в образе нашего мышления, подобно тому, как справедливое - это лишь удобное в образе нашего поведения.

Диалектический материализм, вскрывая научную несостоятельность современных идеалистических и метафизических концепций истины, дает свое решение проблемы, суть которого состоит в следующем.

1. Истина есть адекватно верное отражение предмета, или. что то же самое, - адекватное совпадение форм сознания с предметом, адекватное воспроизведение в формах сознания форм объективной действительности.

Объективная истина. Сказанное означает, что истина есть единство объективного и субъективного: она объективна в источнике по своему внешнему материальному содержанию, но субъективна по своему внутреннему идеальному содержанию и идеальной форме. Истина объективна, это означает, что предмет, слепком, копией с которого является истина, существует объективно, независимо от познающего субъекта. Иными словами, истина есть не предмет вне познания, а предмет, пересаженный в голову и преобразованный в ней, т. е. идеальное - отражение предмета, существующего независимо от познающего субъекта.

Однако в литературе существует и другое мнение, согласно которому объективная истина - это такое знание, которое не зависит от человека. При этом нередко ссылаются на критику В. И. Лениным Богданова, отрицавшего объективную истину. Но подобная ссылка абсолютно беспочвенна. Весь 4-й параграф главы II «Материализма и эмпириокритицизма» «Существует ли объективная истина?» свидетельствует об этом.

Сторонники же указанного мнения, делая вид, что они В. И. Ленина понимают правильно, искажают суть дела. В качестве аргумента они, как правило, приводят пример: истина «Земля существовала до человечества» объективна, ибо не зависит от людей. Но подобное суждение не есть аргумент в их пользу. Во-первых, эта истина есть знание, которое является непосредственно продуктом головы общественно-исторического человека, стало быть, утверждать, что знание не зависит от человека, значит открыть двери настежь в мистику. Ясно, раз знание человеческое, оно не может существовать вне человека, следовательно, утверждать, что данное истинное знание объективно в том смысле, что оно не зависит от людей, значит утверждать абсурд. Во-вторых, В. И. Ленин впервые ввел понятие «объективная истина» только в одном значении, однозначно и с одной целью: разоблачить субъективизм махизма вообще, богдановщину - в частности в понимании истины, поскольку этот субъективизм, как и любой другой, отрицает объективную реальность и всю действительность объявляет ощущениями, комплексами, комбинациями ощущений, «Я», сознание и т. д. Об этом совершенно ясно пишет В. И. Ленин: «Отрицание объективной истины Богдановым есть агностицизм и субъективизм. Нелепость этого отрицания очевидна хотя бы из вышеприведенного примера одной естественноисторической истины. Естествознание не позволяет сомневаться в том, что его утверждение существования земли до человечества есть истина. С материалистической теорией познания это вполне совместимо: существование независимого от отражающих отражаемого (независимость от сознания внешнего мира) выделено нами. - А. М.) есть основная посылка материализма»⁸.

Это однозначное высказывание В. И. Ленина исключает возможность всяких кривотолков.

Для диалектического материализма является само собою разумеющимся такое объективное происхождение истины. Но он применяет и подчеркивает понятие «объективная истина», потому что еще существуют, как видим, философские течения, которые так или иначе отвергают объективность .истины, т. е. материальный источник истины. Причем одни из них не признают объективности истины открыто, другие - завуалированно, т. е. признают объективность на словах для того, чтобы отвергать ее на деле. Так, например, Богданов в одном случае отвергал, а в другом - признавал объективность истины. Но в его понимании объективность - это общезначимость. В. И. Ленин вскрыл несостоятельность этого, показав, что общезначимостью может обладать любое заблуждение, скажем, религия или любая другая мистика. Дело не в том, что данное знание общезначимо или нет, а в другом - совпадает ли оно адекватно со своим материальным источником, с объектом или нет?

Утверждение, что земля существовала до человечества, есть объективная истина не потому, что оно, само по себе, вне своего внешнего материального источника, только как идеальная форма есть объективная истина. В таком понимании оно ничем не отличалось бы ни от богдановского понимания истины, ни от мистически-гегелевского ее понимания.

Чтобы убедиться в этом, следует иметь в виду тот факт, что существует ряд концепций истины; по меньшей мере объективно-идеалистическая, субъективно-идеалистическая, материалистическая и диалектико-материалистическая. Прежде всего укажем на то, что общее между этими концепциями состоит непосредственно в том, что все они правильно представляют истину не как нечто материальное, а как идеальное. Здесь они совпадают. Это внешнее сходство даже может порождать недоразумения, вроде такого: ах так, раз они совпадают, значит они не отличаются друг от друга и т. д. Но софистика и есть подчас заблуждение в сущности, прикрываемое внешним сходством.

Как мы видели, в понимании объективного идеалиста Гегеля истина есть оторванное от мира и до мира сего, от человека и человечества самопознание неведомого абсолютного духа. Объективность истины у него не есть ее материальный источник, а объективность абсолютного духа. Субъективно-идеалистическая концепция исходит как бы, наоборот, из человеческого сознания. Истину она понимает как «форму организации опыта», «форму психического состояния личности» как форму и т. д. Короче, эта концепция в сущности есть нечто вроде самопознания человеческого сознания, запирающая познание в черепной коробке субъекта, категорически запрещающая его выход за ее пределы.

И вот против этих и тому подобных идеалистических извращений выступает диалектико-материалистическая концепция истины. Она, опираясь на практику и науку, неопровержимо доказывает, что, во-первых, познание есть человеческое есть познание мира общественно-историческим человеком и нет никакого другого познания; во-вторых, основой, источником познания является не самопознание (сознание), а общественно-историческая материальная практика людей, т. е. материальный мир; в-третьих, истина есть идеальная форма деятельности людей, но не пустая форма, а содержательная форма. Мы еще раз подчеркиваем: истина есть единство идеального содержания я идеальной формы, отражающее свой источник, свою основу, свое материальное содержание, существующее вне и независимо от познания. Причем как идеальная форма, так и идеальное содержание истины в конечном итоге определяются материальной практикой; не только содержание, но и формы идеального определяются формами практической деятельности людей. Следовательно, истина есть «субъективный образ объективного мира», следовательно, она объективна по своему внешнему материальному источнику.

Но нам возражают. Рассуждают так: когда В. И. Ленин пишет: «Может ли в человеческих представлениях быть такое содержание, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества», то он имеет в виду идеальное содержание человеческих представлений, получаемое из объективной действительности. Мы воздаем должное этому суждению. Его преимущество состоит в том, что оно не двусмысленно указывает на то, о каком содержании истины идет речь. А ведь чаще всего не указывается, о каком содержании (материальном или идеальном) идет речь, тем самым представляется читателю возможность головоломки. С таким пониманием объективности истины невозможно согласиться. И вот почему: идеальное содержание истины есть не что иное, как совокупность тех знаний, которые непосредственно в единстве составляют самое истину. Получается следующий курьез. Эти знания объективны, ибо не зависят ни от человека, ни от человечества. Иными словами, человеческое познание, знайте не зависит от человечества, т. е. познает не человек, а нечто другое. А что такое это нечто другое? А это уже неважно! Бог или абсолютный дух. Другого вывода не сделаешь. Но материалист, а тем более диалектический, не может не признать, что мыслят люди и только люди, и (истину познают люди. Следовательно, нелепо утверждение, что человеческое познание или истина не зависит от человека.

Но разве можно так недооценивать людей! А ведь это факт! Наши экономисты доказывают, что объективность экономических законов нужно понимать в том смысле, что они не зависят от людей, а «сами по себе появляются в одних условиях, а в других - сами по себе «сходят со сцены». Иными словами, люди тут ни при чем, и философы доказывают, что объективность истины нужно понимать в том смысле, что она, т. е. познание, не зависит от людей. А ведь такое понимание людей ведет к фатализму, или, если угодно, к мистике. Итак, из всего этого следует вывод, что под объективностью истины нужно понимать внешнее материальное содержание истины, но отнюдь не ее идеальное содержание, В противном случае диалектико-материалистическая концепция истины подменяется идеалистической.

В некотором смысле можно говорить: истина объективна. Это значит, что добытая прошлыми поколениями людей истина и вообще вся прошлая культура не зависит от современных людей. Но, во-первых, это никакого отношения не имеет к критике В. И. Лениным Богданова по вопросу об объективной истине. Так что нельзя смешивать разные вещи и в полемике подменять один вопрос другим. Во-вторых, термин «объективное» вне пределов основного вопроса философии может иметь какие угодно значения. Например, «объективное» означает беспристрастное, непредвзятое, правильное и т. д. Короче говоря, в познании нужно исходить из категориального содержания понятия «объективность».

2. В познании необходимо исходить из тождества и различия обыденных и научных истин. Их тождество состоит в том, что все они объективны, составляют моменты единого процесса познания, взаимно превращаются друг в друга. Их различие, по крайней мере, заключается в том, что обыденная истина появляется без науки, теоретического мышления, на основе повседневного житейского опыта, на основе обыденного сознания. Она является важным фактором в психической саморегуляции и повседневной деятельности индивида. Адекватное отражение явлений окружающей действительности на уровне обыденного сознания или на уровне рассудка является постоянным, необходимым этапом, состоянием познания вообще, без которого последнее было бы невозможно. Вместе с тем научная истина, хотя и невозможна без обыденной, содержит ее в себе в снятом виде, тем не менее является продуктом теоретического мышления и общественной практики. Она сама возможна как результат длительного теоретического исследования. Поскольку научная истина есть глубокое проникновение в сущность предмета, то она имеет и глубокое влияние на практику, способствует более глубокому существенному практическому изменению действительности.

3. Абсолютно неправомерно деление истин на абсолютные и относительные. Следует подчеркнуть, что всякая истина есть точное знание, как адекватное отражение предмета; следовательно, неточное, неадекватное отражение предмета не есть истина. Вот почему на пути «точного» и «неточного» невозможно находить отличие между абсолютной и относительной истиной. Еще более неверна классификация истин на абсолютные и относительные по принципу: эта истина - абсолютная, а эта - относительная. В одном кармане абсолютная истина, а в другом - относительная. Здесь рассудок, как только стремится на своем уровне познать диалектическое соотношение абсолютного и относительного в познании, тотчас же увядает в неразрешимых с самим собой противоречиях, из которых выпутаться не может. Поскольку он действует разделяющим и абстрагирующим образом, то рассматривает абсолютное и относительное как рядоположенные, существующие друг возле друга противоположности.

«Модификацией» того же содержания является утверждение, что абсолютные истины принадлежат к числу тех, которые, будучи раз выражены «с полной ясностью и доказательностью», не встречают больше доказательных возражении. В качестве примера обычно приводят суждение «Земля вращается вокруг Солнца» и утверждают, что к абсолютным истинам относятся установленные «с полной достоверностью факты» и т. д. Но, как уже говорилось, то, что не выражено с «полной ясностью и доказательностью» есть все, что угодно, только не истина. Следовательно, нет такого объективного критерия, по которому можно было бы классифицировать истины на выраженные «с полной ясностью и доказательностью» и на выраженные «не с полной ясностью и доказательностью».

Утверждение, что абсолютная истина есть такое отражение вещей, которое остается верным при всех условиях их существования и не может быть опровергнуто в будущем, в научном отношении не состоятельно, ибо нет такой истины, которая была бы когда-либо опровергнута. Знание «Земля вращается вокруг Солнца» одновременно абсолютно и относительно. То, что опровергается дальнейшим развитием науки и практики, то вовсе не было истиной. Оно было либо заблуждением, либо моментом истины, но выдавалась за полную истину. Истина же никогда .и ни при каких условиях не может быть опровергнута, в противном случае не было бы никакого прогресса, никакого восхождения. Конечно, инквизиция могла даже сжечь на костре ученого, который был носителем истины. Но от этого истина не была опровергнута. Каково было бы положение человечества, если одни истины (чаще всего уже ставшие тривиальными) абсолютны, остаются верными при всех условиях существования отражаемых ими вещей, а другие - нет, не остаются верными. Оно не имело бы никаких истин! То, что не остается верным, то не есть истина. Говорят и так: раз истина есть процесс, то следовательно, то, что есть истина сегодня, то есть заблуждение завтра.

Внешне покажется, что такое суждение весьма диалектично. Однако не всякая гибкость понятий есть диалектика. Это суждение абсолютно софистическое и ничего общего не имеет с диалектикой. Действительные, а не мнимые истины не исчезают, накапливаются и передаются от поколения к поколению, чем и достигается восхождение, конкретизация, обогащение, уплотнение и т. д. познания.

Невозможно согласиться и с таким мнением, согласно которому по мере прогресса познания человечество все более преодолевает относительность истины. Такое мнение исходит опять-таки из того же принципа рядоположенности истин. Одни истины относительны, другие - абсолютны.

Марксизм рассматривает истину как тождество противоположностей - абсолютного и относительного знания. Она одновременно в одном и том же отношении и абсолютна и относительна. Стало быть, нет абсолютных и относительных истин, существующих как рядоположенные. Абсолютная истина есть полное, исчерпывающее знание. Относительная истина есть неполное, не исчерпывающее знание. Это действительно так. Но эти дефиниции и создают внешнее впечатление о существовании двух родов истин. Однако более глубокое рассмотрение покажет, что всегда и всюду в одном и том же отношении полное знание есть неполное, неполное есть полное. Полное исчерпывающее знание, проверенное практикой как адекватно верное отражение в формах сознания данного предмета является в то же время неполным. Всякое .истинное знание является исчерпывающим, полным лишь в своих пределах, в пределах совпадения мысли с данной стороной, с данным уровнем, качествам, моментом предмета. Но это же исчерпывающее знание является не исчерпывающим, во-первых, потому что в нем не отражены другие стороны, качества, свойства, моменты и т. д. предмета. Во-вторых, это исчерпывающее знание в его пределах является неисчерпывающим, относительным, поскольку как данная сторона предмета, исчерпывающе отраженная в нашей голове в данный момент, так и сам предмет в целом со всеми своими внутренними и внешними сторонами есть процесс. Следовательно, исчерпывающее отражение также должно быть процессом; в противном случае возникает опасность догматизма. В-третьих, исчерпывающее отражение данной стороны есть момент всего процесса познания. Итак, любая истина есть одновременно и абсолютная и относительная.

Возьмем тот же пример, который приводится в учебной литературе: «Земля вращается вокруг Солнца». Эта истина абсолютна? Безусловно! Относительна? Безусловно! Она абсолютна потому, что это так, это знание, проверенное практикой и наукой, абсолютно верное отражение в голове субъекта самого объективного факта вращения Земли вокруг Солнца. Если даже когда-либо исчезнет наша солнечная система вместе с нашей землей, даже тогда невозможно опровергнуть факт вращения Земли вокруг Солнца в такое-то время. Но это исчерпывающее, абсолютно верное знание в то же время относительно, что доказывают приведенные выше три аргумента. Это относится ко всем истинам, как обыденным, так и научным.

Говорят, что «к абсолютным истинам относятся установленные с полной достоверностью факты, даты событий рождения и смерти и т. п.» Париж находится во Франции, Наполеон умер 5 мая 1821 г. и т. д. Эти банальности, конечно, абсолютно истинные, верные, ибо они истинно отражают объективно существующие факты. Но они в то же время относительны, что доказывается теми же тремя аргументами, приведенными выше.

Если даже объявить, что абсолютной истиной является сумма всех относительных истин, и тогда она будет относительной, ибо познание есть неисчерпаемый процесс, ибо мышление всегда одновременно .суверенно и несуверенно. «...Суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, - в ряде относительных заблуждений; ни то, ни другое не может быть осуществлено полностью иначе как при бесконечной продолжительности жизни человечества.

Мы -имеем здесь снова то противоречие, с которым уже встречались выше, противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас по крайней мере, на практике бесконечен. В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его способность познавания столь же неограниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности»⁹.

«Итак, человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развития науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания»¹⁰.

Истина есть процесс^** Этот процесс Д. Дидро саркастически выразил в такой форме: природа подобна женщине, которая любит наряжаться и которая, показывая из-под своих нарядов то одну часть тела, то другую, подает своим настойчивым поклонникам некоторую надежду узнать ее когда-нибудь всю.. Прежде всего заметим, что это отнюдь не означает, как нередко считают, что в процессе восхождения с изменением условий она отвергается или опровергается. В противном: случае мы не имели бы преемственности в познании, снежного кома, восхождения.