Натурфилософия эпохи Возрождения

Содержание

Введение

1. Эпоха Возрождения

2. Натурфилософия

3. Особенности натурфилософии

4. Выдающиеся деятели эпохи

4.1 Николай Кузанский

4.2 Коперник

4.3 Джордано Бруно

4.4 Бэкон

4.5 Галилей

4.6 Телезио и Кампанелла

4.7 Гоббс

Заключение

Список литературы

Введение

Возрождение - эпоха в культурном и идейном развитии ряда стран Западной и Центральной Европы. Границы этого периода в разных странах различны и не совпадают по времени, но отличаются сходными особенностями. Полного развития культура Возрождения достигла в творчестве выдающихся художников и мыслителей. Разительный переворот в изобразительном искусстве произошел благодаря этим титанам духа, многосторонне образованным, ученым людям. Человек Возрождения был достаточно противоречив: интерес к медицине сочетался с освоением магии, человек строил машины и вызывал духов. Но вера человека в свои силы была открыта и пережита тогда во всей полноте. Веком гениев называют 17-е столетие историки философии и естественных наук. При этом они имеют ввиду множество блестящих мыслителей, трудившихся тогда на поприще науки, заложивших фундамент современного естествознания и по сравнению с предшествующими столетиями далеко продвинувших естественные науки, особенно философию. Одно из главных завоеваний философской мысли эпохи Возрождения - возникновение натурфилософии, свободной от подчинения теологии. Объектом исследования выступают особенности этого периода. Данную тему нельзя назвать актуальной на сегодняшний момент т.к. обществу по разным причинам более интересны другие периоды и взгляды, например по последним данным "всемирной сети" наиболее частыми стали запросы о Восточных цивилизациях. Тема натурфилософии Возрождения недостаточно разработана различными авторами, поэтому найти материал достаточно сложно. Цель работы - выстроить линию развития натурфилософической мысли эпохи Возрождения, охарактеризовать и выявить особенности.

1. Эпоха Возрождения

ВОЗРОЖДЕНИЕ (философия) - совокупность философских представлений, сформировавшихся в переходный период от средневековья к новому времени. Собственно Возрождением называют этап в развитии культуры Западной и Центральной Европы (14--16 вв.), хотя, как показали исследования, аналогичные процессы, специфически выраженные и протекавшие в разное время, имели место и в культурах стран Востока[7]. Наиболее общая отличительная черта философии Возрождения -- утверждение идеала гармоничности человека и цельности мироздания, рассматриваемых, в отличие от средневековой философии (Схоластика), как самодовлеющие сущности, а не через призму потустороннего божественного абсолюта (надмировой божественной личности). Отсюда присущий ей (и культуре Возрождения в целом) светский и гуманистический (Гуманизм) характер и большой удельный вес в ней космологических и натурфилософских концепций. Противоречивое влияние на формирование философии оказали как антично-средневековое философское наследие, так и развитие науки, связанное прежде всего с открытием Коперника, великими географическими открытиями, проникновением в естествознание количественно-математических методов. Для мировоззренческих представлений Возрождения характерен взгляд на природу, мироздание как на подчиняющееся законам, разумное, одушевленное целое. Основу этих представлений составлял пантеизм, приобретший различные оттенки и опиравшийся на различные философские воззрения. Наибольшее распространение из них получил неоплатонизм (Платоновская академия во Флоренции -- М. Фичино, Дж. Пико делла Мирандола). Видный представитель неоплатонизма, соединенного с идеями немецкой мистики, Николай Кузанский, развивший учение о совпадении в едином начале бога как абсолютного максимума с абсолютным минимумом, пришел к выводу о бесконечности Вселенной. Натуралистический характер (отождествление единого с природой) указанные воззрения приобрели у Бруно. Натуралистические тенденции пантеизма проявились и в учениях Телезио, Дж. Кардано, Патрици. Гуманизм философии Возрождения выразился в представлениях о человеке как о наделенном активностью, творческой самостоятельностью, единством духовного и телесного. Защита достоинства человека, освобождение его разума и воли от сковывающих их пут -- таков пафос гуманистической этики Возрождения. В нем заключался и индивидуалистический оттенок: призыв к наибольшей полноте жизненных ощущений, ограниченной лишь соображениями пользы и чувством самосохранения (К. Раймонди, Лоренцо Валла). подчинение моральных принципов достижению цели ("Государь" Макиавелли). Однако это был индивидуализм, делающий первые шаги и далекий от узости и ограниченности, которые он приобретает в буржуазную эпоху. Об этом свидетельствуют и свойственное многим гуманистам представление о разумности человеческой деятельности, и идеи врожденной склонности человека к добру (Кардано), и упования на идеальное, разумное общественное устройство (в формировавшихся в этот период социально-утопических представлениях -- Мор, Мюнцер, Кампанелла), и элементы трагизма, присущие жизнеутверждающей в целом культуре Возрождения противоречивая, наполненная большими социальными изменениями переходная эпоха отразилась и в социально-политических концепциях. Для них характерны: утверждение независимости государственно-политических и др. форм общественной жизни от санкции церкви, поиски способов выражения в них народной воли и суверенитета (Макиавелли, Ж. Боден, Э. Ла Боэси. А. Моджевский). В многомерности и многоплановости идей Возрождения -- истоки многих философских представлений, получивших развитие в последующие эпохи[5].

2. Натурфилософия

НАТУРФИЛОСОФИЯ -- философия природы, особенностью которой является преимущественно умозрительное истолкование природы, рассматриваемой в ее целостности. Границы между естествознанием и натурфилософией как и место самой натурфилософии в системе других философских дисциплин, менялись в истории философии. В древности натурфилософия фактически сливалась с естествознанием и в древнегреческой философии обычно именовалась физикой. Древней натурфилософии свойственно стихийно- и наивно-диалектическое истолкование природы как связного и живого целого идея тождества микрокосмоса (человека) и макрокосмоса (природы) (Гилозоизм). Органическую часть натурфилософии составляли также космология и космогония. Элементы натурфилософии присущи даже средневековой схоластике, они состояли главным образом в приспособлении к геоцентри-ческой картине мира некоторых принципов аристотелевской натурфилософии и космологии, а также метафизики света, содержавшейся в неоплатонизме. В эпоху Возрождения натурфилософия в борьбе против схоластической картины природы в основном сохранила понятия и принципы античной натурфилософии, но опиралась на более высокий уровень естественнонаучных знаний и развила ряд глубоких материали-стических и диалектических идей (например идею бесконечности природы и бесчисленности составляющих ее миров, идею совпадения противоположностей в бесконечно большом и бесконечно малом -- Николай Кузанский, Бруно). В 17 в. ряд отраслей естествознания, прежде всего математика и механика, выделяются из натурфилософии, но последняя все же мыслится в тесном единстве с ними. Не случайно гл. труд Ньютона, формулирующий принципы механики и астрономии, называется "Математические начала натуральной философии"[5].

3. Особенности натурфилософии

В отличие от схоластической физики, основывавшейся на метафизических и природоведческих категориях и представлениях Аристотеля, концепции ренессансных натурфилософов были ориентированы на идеи других античных философов, частично или полностью забытых в эпоху средневековья, - платонические, пифагорейские, стоические, атомистические, некоторые идеи досократовских философов ("рассуждавших о природе"). В идейный контекст античной физики некоторые ренессансные натурфилософы нередко вписывали и достижения современного им естествознания. Важнейшая особенность ренессансной натурфилософии состояла в некреационистском понимании природы, исключавшем христианско-монотеистические представления о творении природы внеприродным богом и о возможности его вмешательства в природные процессы. В своих истолкованиях природы натурфилософы Ренессанса тоже прибегали к идее бога, но это было древнейшее представление о безличном биоморфном начале, действовавшем из глубин природы, по отношению к которой оно выступало и как некий вселенский принцип единства. Такое понимание бога в европейской философии впоследствии стало обозначаться как пантеистическое[3]. Существенной чертой ренессансной натурфилософии было утверждение взаимодействия и даже тождества микро- и макрокосма, человеческого (и вообще животного) и природного организмов. Этот принцип также восходил к глубокой древности. Он выражал биоморфные аналогии, осмысливание природы как живой, органической целостности, в глубинах которой находится безличный деятельный бог. Гилозоистическое истолкование природы как всегда живой и даже ощущающей - одна из основ ренессансной натурфилософии. Мировоззренческая ценность натурфилософских учений Ренессанса определялась главным образом восстановлением того диалектического понимания природы как целостной и самосущей, которое господствовало в античности и теперь противостояло креационистским догматам схоластической философии. Хотя некоторые из этих учений включали в себя элементы опытных знаний, накопившихся за столетия средневековья, а также положения научной мысли, появившиеся в эпоху Возрождения, значительно большую долю их содержания составляли устойчивые фантастические представления, существовавшие к тому времени века и даже тысячелетия[6]. Весьма значительную роль в натурфилософских учениях Ренессанса играли и астрологические представления, которые опять-таки со времен глубокой древности были тесно переплетены с астрономическими знаниями. В астрологии имелось свое ("рациональное зерно", заключавшееся в идее космического взаимодействия светил, их тесной связи с земной жизнью, и эти представления вполне соответствовали тому интуитивно целостному восприятию природы, которое сближало ренессансную натурфилософию с античной. Прочная связь соединяла натурфилософию и магические суеверия. Уже на доклассовой стадии истории в человеке жила уверенность в существовании таких связей и сторон природного мира, которые могут быть весьма полезными людям. Однако поверхностность понимания подлинных, реальных связей природы порождала совершенно иллюзорные попытки воздействия на природу в интересах этой практики. Мечта гуманистов об установлении царства человека на земле далеко опережала возможности ее реализации. Отсюда широкая распространенность магических суеверий в их натурфилософских представлениях. Но они стремились их переосмыслить, увязывая магию с познанием реальных причин в природе.

В позднеренессансной натурфилософии появилось понятие естественной магии. В этом отношении особенно показательна книга итальянца Джамбаттисты делла Порта "Естественная магия, или о чудесах природных вещей" (1589). Дж. делла Порта ставил смелую задачу использовать силы природы, опираясь на биоантропоморфные силы симпатии и антипатии, существующие между природными вещами. При всей фантастичности таких представлений идея овладения силами природы на основе познания присущих ей свойств (несколько позже эта идея была весьма красноречиво сформулирована Ф. Бэконом). В схоластической учености прибавлялось и понимание малообоснованности натурфилософских концепций[1].

4. Выдающиеся деятели эпохи

4.1 Николай Кузанский

К раннему Возрождению принято относить Николая Кузанского (1401-1464). Эта личность очень показательна, так как в ней просматриваются основные линии более позднего развития ренессансной парадигмы. Кузанский описывает мир, в котором наличествует непрерывная и всенаправленная связь между имманентным и трансцендентным, между субъектным и объектным, между отдельным и всеобщим. Любые горизонтальные взаимосвязи обеспечиваются наличием непрерывности между Принципом и его следствиями, что существенно противоречит парадигме луча и основному духу схоластики. Кузанский оказал огромное влияние на Джордано Бруно и все Возрождение. Он одним из первых занимался проблемой "бесконечно малых", ставшей основой современной математики у Декарта, Ньютона и Лейбница. Природа у Кузанского тяготеет к ее натурфилософскому пониманию. В новом контексте ставит Николай Кузанский проблему бесконечности, давая ей вполне холистское решение. Бесконечность у него (в отличие от схоластов) не есть атрибут внеположного миру Бога, строго противопоставленного конечному тварному миру[1]. Кузанский настаивает на тождестве противоположностей (coincidentia opppositorum) и утверждает холистскую идею о сверхразумном совпадении того и другого в некотором парадоксальном моменте. Николай Кузанский, как и большинство философов его времени, ориентировался на традицию неоплатонизма. Однако при этом он переосмыслил учение неоплатоников, начиная с центрального для них понятия единого. У Платона и неоплатоников, как мы знаем, единое характеризуется через противоположность “иному” , не единому. Эта характеристика восходит к пифагорейцам и элеатам, противопоставлявшим единое многому, предел - беспредельному. Кузанский, разделяющий принципы христианского монизма, отвергает античный дуализм и заявляет, что “единому ничто не противоположно” . А отсюда он делает характерный вывод: “единое есть все” - формула, звучащая пантеистически и прямо предваряющая пантеизм Джордано Бруно. Эта формула неприемлема для христианского теизма, принципиально отличающего творение (“все” ) от творца (единого) ; но, что не менее важно, она отличается и от концепции неоплатоников, которые никогда не отождествляли единое со “всем” . Вот тут и появляется новый, возрожденческий подход к проблемам онтологии. Из утверждения, что единое не имеет противоположности, Кузанский делает вывод, что единое тождественно беспредельному, бесконечному. Бесконечное - это то, больше чего ничего не может быть, Кузанский поэтому называет его “максимумом” ; единое же - это “минимум” . Николай Кузанский, таким образом, открыл принцип совпадения противоположностей (coincidentia oppositorum) - максимума и минимума. Чтобы сделать более наглядным этот принцип, Кузанский обращается к математике, указывая, что при увеличении радиуса круга до бесконечности окружность превращается в бесконечную прямую. У такого максимального круга диаметр становится тождественным окружности, более того - с окружностью совпадает не только диаметр, но и центр, а тем самым точка (минимум) и бесконечная прямая (максимум) представляют собой одно и то же. Аналогично обстоит дело с треугольником: если одна из его сторон бесконечна, то и другие две тоже будут бесконечными. Таким образом, доказывается, что бесконечная линия есть и треугольник, и круг, и шар.

Совпадение противоположностей является важнейшим методологическим принципом философии Николая Кузанского, что делает его одним из родоначальников новоевропейской диалектики. У Платона, одного из крупнейших диалектиков античности, мы не находим учения о совпадении противоположностей, поскольку для древнегреческой философии характерен дуализм, противопоставление идеи (или формы) и материи, единого и беспредельного. Напротив, у Кузанского место единого теперь занимает понятие актуальной бесконечности, которое и есть, собственно, совмещение противоположностей - единого и беспредельного.

В геометрии, как показывает Николай Кузанский, дело обстоит так же, как и в арифметике. Различение рациональных и иррациональных отношений, на котором держалась геометрия греков, Кузанский объявляет имеющим значение только для низшей умственной способности - рассудка, а не разума. Вся математика, включая арифметику, геометрию и астрономию, есть, по убеждению Кузанского, продукт деятельности рассудка; рассудок как раз и выражает своей основной принцип в виде запрета противоречия, то есть запрета совмещать противоположности. Николай Кузанский возвращает нас к Зенону с его парадоксами бесконечности, с тем, однако, различием, что Зенон видел в парадоксах орудие разрушения ложного знания, а Кузанский - средство созидания знания истинного. Правда, само это знание имеет особый характер - оно есть “умудренное неведение”[5].

Тезис о бесконечном как мере вносит преобразования и в астрономию. Если в области арифметики и геометрии бесконечное как мера превращает знание о конечных соотношениях в приблизительное, то в астрономию эта новая мера вносит, кроме того, еще и принцип относительности. И в самом деле: так как точное определение размеров и формы мироздания может быть дано лишь через отнесение его к бесконечности, то в нем не могут быть различены центр и окружность[8]. Рассуждение Кузанца помогает понять связь между философской категорией единого и космологическим представлением древних о наличии центра мира, а тем самым - о его конечности. Осуществленное им отождествление единого с беспредельным разрушает ту картину космоса, из которой исходили не только Платон и Аристотель, но и Птолемей и Архимед. Для античной науки и большинства представителей античной философии космос был очень большим, но конечным телом. А признак конечности тела - это возможность различить в нем центр и периферию, “начало” и “конец” . Согласно Кузанскому, центр и окружность космоса - это бог, а потому хотя мир не бесконечен, однако его нельзя помыслить и конечным, поскольку у него нет пределов, между которыми он был бы замкнут[4].

4.2 Коперник

Научная Революция стала одновременно и завершением эпохи Возрождения, и решающим вкладом в становление современного мировоззрения. Коперник, родившийся в Польше и получивший образование в Италии, жил в пору самого расцвета Ренессанса. Стержневая идея его мировидения, хотя ей и суждено было стать незыблемым принципом современного сознания, при его жизни совершенно не укладывалась в головах большинства европейцев. Более, чем какой-либо из прочих факторов, именно Коперниково прозрение послужило и импульсом, и символом полного и окончательного разрыва с античными и средневековыми взглядами на Вселенную и перехода к взглядам современной эпохи.

Коперник искал нового решения старой как мир загадки планет, силясь объяснить внешне хаотические планетные движения с помощью математической формулы -- простой, ясной и изящной[1].

Астрономическая наука, лишенная какого-либо теоретического единообразия, пребывала во мраке неопределенность. Далее, наблюдения, накопившиеся за многие века со времен Птолемея, обнаружили очень серьезные несоответствия с различными птолемеевскими предсказаниями, так что теперь Копернику представлялось совершенно неприемлемым вносить какие-либо новые видоизменения в эту обветшалую систему. Сохранение верности античным представлениям не позволяло астрономам точно вычислить действительные движения небесных тел. Коперник заключил из этого, что классическая астрономия содержит в себе какую-то существенную погрешность или даже основывается на ней. В эпоху Возрождения Европа остро нуждалась в более совершенном календаре, и Церковь, которой календарь был насущно необходим в целях регуляции богослужений и руководства жизнью приходов, взялась провести его реформу. Такая реформа полностью зависела от астрономических уточнений. Когда Копернику поручили оказать папству помощь и дать совет по данному вопросу, тот ответил, что запутанное положение дел в астрономической науке преграждает путь каким бы то ни было действенным реформам. Осведомленность Коперника -- астронома и математика -- в научных тонкостях позволяла ему осознать все несоответствия существующей космологии. Правда, это осознание само по себе не подвигло бы его на создание новой системы. Возможно, другой, столь же сведущий астроном счел бы загадку планет принципиально неразрешимой -- чересчур сложной и неподатливой, чтобы ключ к ней можно было подобрать с помощью математики. Вероятно, к великому открытию Коперника вела прежде всего его причастность к интеллектуальной атмосфере ренессансного неоплатонизма -- в особенности же, разделение им пифагорейского убеждения в том, что природа доступна высшему постижению в простых понятиях математической гармонии, наделенных вечными трансцендентными свойствами. Божественный Создатель, все творения которого являются благими и упорядоченными, не мог допустить небрежности по отношению к самим небесам. Движимый подобными соображениями, Коперник пересмотрел заново все научные сочинения древности, какие только смог раздобыть: большая их часть стала доступной лишь с началом гуманистических изысканий и с проникновением на Запад греческих рукописей из Константинополя. В процессе этого труда он узнал, что некоторые греческие философы, в частности, пифагорейского и платоновского кругов, выдвигали предположение о движении Земли, хотя никто из них так и не проверил эту гипотезу какими-либо астрономическими и математическими методами. Таким образом, аристотелевское представление о геоцентрической системе мира, оказалось отнюдь не единственным представлением столь чтимых греческих авторите-тов. Осмелев от сознания своей сопричастности античной традиции, вдохновившись возвышенными представлениями неоплатоников о Солнце и обретя опору в критике, которой подвергали университетские схоластики Аристотелеву физику, Коперник выдвинул свою гипотезу: "В центре вселенной находится Солнце, а Земля является одной из планет",-- и произвел математические вычисления, призванные подтвердить эту гипотезу.

Невзирая на кажущуюся абсурдность такого новшества, его введение позволило построить такую систему, которую Коперник считал более доказательной, нежели Птолемеева. Гелиоцентрическая модель Вселенной легко объясняла кажущиеся каждодневные перемещения небес и ежегодное передвижение Солнца, объясняя их каждодневным вращением Земли вокруг своей оси и ее ежегодным обращением вокруг центра, то есть Солнца. Видимость же движения Солнца и звезд теперь можно было истолковать как обман чувств наблюдателя, создаваемый перемещением самой Земли. Тогда великие небесные движения оказывались всего-навсего проекцией движения Земли, совершаемого в противоположном направлении. Традиционное возражение что движение Земли разнесло бы на куски саму Землю и уничтожило бы все находящиеся на ней предметы, Коперник парировал встречным возражением: геоцентрическая теория предполагает движение гораздо более быстрое, причем совершаемое неизмеримо большими небесами, что должно было бы привести к разрушениям еще более грандиозным.

Коперник "выстроил" планеты в новом порядке их удаления от Солнца: Меркурий, Венера, Земля и Луна, Марс, Юпитер, Сатурн,-- что устраняло прежний геоцентрический порядок расположения и предлагало простой и сообразный ответ на прежде так и не разрешенную загадку: почему Меркурий и Венера появляются всегда вблизи Солнца? Объяснения, которые предоставляла этой и другим подобным задачам гелиоцентрическая система, убедила Коперника в ее преимуществе над птолемеевой системой. Некоторое "оправдание" (правда, все еще весьма приблизительное) получил выявленный оптический эффект, причем вся концепция в целом была достаточно стройной. Несмотря на то, что здравый смысл явно свидетельствовал в пользу обратного, не говоря уже о почти двухтысячелетней научной традиции, Коперник был твердо уверен, что Земля движется.

Изложив вкратце первый вариант своей теории ("Commentariolus" -- "Краткий комментарий"), Коперник ознакомил своих друзей с рукописью уже в 1514 году. Два десятилетия спустя он прочел лекцию о началах своей новой системы перед папой римским, изъявившим одобрение. Впоследствии к Копернику поступила официальная просьба об опубликовании его труда. Однако на протяжении почти всей жизни Коперник воздерживался от полного обнародования своей удивительной гипотезы.

Когда религия как наука пришли к разногласиям, церковная иерархия сделала все, чтобы одержать верх. Осознав опасность коперниковской астрономии для теологии, католическая церковь, наученная горьким опытом длившихся десятилетиями ересей и борьбой с реформацией, вновь прибегла к догматической нетерпимости, чтобы подавить гелиоцентрическую теорию, и осудила ее в недвусмысленных выражениях. "De revolu-tionibus" и "Диалог" попали в "черный список" запрещенных книг; Галилея подвергли допросам Инквизиции, принудили к отречению от своих открытий, подтверждавших "коперниканские заблуждения", и посадили под домашний арест; виднейшие католики -- приверженцы Коперника были уволены со своих должностей и изгнаны; на все учения и сочинения, поддерживающие идею движения Земли, был наложен запрет. Так с появлением теории Коперника разверзлась пропасть между разумом и верой, давно намечавшаяся глубокой трещиной в твердыне католицизма[5].

Теория Николая Коперника

Через всю яркую жизнь Коперника, начиная со студенческих лет в Кракове и до последних дней, проходит основная нить - великое дело утверждения новой системы мира, призванной заместить в корне неправильную геоцентрическую систему Птолемея.

Первый набросок своей теории Коперник изложил в работе, которая известна под русским названием, как “Малый комментарий Николая Коперника относительно установленных им гипотез о небесных движениях”. Эта книга не была опубликована при жизни автора. В “Малом комментарии” после краткого предисловия, завершающегося упоминанием о теории концентрических сфер Евдекса и Каллиппа, а также теории Птолемея, Николай Коперник указывает на недостатки этих теорий, вынуждающих его предложить свою теорию.

Эта новая теория исходит из следующих требований:

1. Не существует единого центра для всех небесных орбит или сфер.

2. Центр Земли является не центром мира, а лишь центром тяготения и лунной орбиты.

3. Все сферы движутся вокруг Солнца, как вокруг своего центра, вследствие чего Солнце является центром всего мира.

4. Отношение расстояния от Земли до Солнца к высоте небесной тверди ( то есть к расстоянию до сферы неподвижных звезд) меньше отношения радиуса Земли к расстоянию от нее до Солнца, причем, расстояние от Земли до Солнца ничтожно мало по сравнению с высотой небесной тверди.

5. Всякое движение, замечаемое у небесной тверди, связано не с каким-либо движением самой тверди, а с движением Земли. Земля же, вместе с окружающими ее стихиями (воздухом и водой) совершает в течение суток полный оборот вокруг своих неизменных полюсов, в то время, как твердь небесная и расположенное на ней небо, остаются неподвижными.

6. То, что кажется нам движением Солнца, на самом деле связано с движениями Земли и нашей сферы, вместе с которой мы обращаемся вокруг Солнца, как всякая другая планета. Таким образом, Земля обладает более чем одним движением.

7. Кажущиеся прямые и попятные движения планет, обусловлены не их движениями, а движением Земли. Следовательно, одного лишь движения самой Земли достаточно для объяснения многих кажущихся неравномерностей на небе.

В этих семи тезисах четко намечены контуры будущей гелиоцентрической системы, сущность которой заключается в том, что Земля одновременно движется и вокруг своей оси и вокруг Солнца.

Формулируя тезисы своей теории, Николай Коперник пользуется понятиями астрономии начала 16 века. Так, в его тезисах речь идет о движении сфер, а не о движении планет. Ибо движение планет объяснялось тогда движением сфер, каждая из которых соответствовала определенной планете. Пятый тезис следует понимать как, что сфера неподвижных звезд не участвует в движении планетных сфер, а остается неподвижной. А в последнем тезисе речь идет о петлях описываемых планетами на небе вследствие движения Земли вокруг Солнца. В теории Коперника оказалось достаточно принять допущение о том, что мы наблюдаем за планетами с движущейся Земли, плоскость орбиты которой, почти совпадает с плоскостями орбит других планет. Такое допущение существенно упрощало объяснение петлеобразного движения планет по сравнению со сложной системой эпициклов и дифферентов в теории Птолемея. Необычайно важным был и четвертый тезис: никто до Коперника, а большинство астрономов и после его смерти, не смели приписывать Вселенной столь огромные размеры. Сформулировав 7 положений своей теории, Коперник переходит к описанию последовательности расположения небесных сфер (планет). Затем Коперник останавливается на том, почему годовое движение Солнца на небе следует объяснять лишь движением Земли. Заканчивается “Малый комментарий” следующим утверждением: ”Таким образом всего тридцати четырех кругов достаточно для объяснения устройства Вселенной и всего хоровода планет”. Коперник необычайно гордился своим открытием, ибо видел в нем наиболее гармоничное решение проблемы, сохранявшее принцип, в силу которого все движения планет можно интерпретировать как сложения движений по окружности[8].

4.3 Джордано Бруно

Джордано Бруно был одним из великих мыслителей и поэтов эпохи Возрождения. Бруно с своим миросозерцанием находился в совершенном противоречии с господствовавшим умственным и нравственным порядком. Философия Бруно привела его на костер. Главным против него обвинением было учение его о бесконечности вселенной и множестве миров. Семь лет томился Бруно в ужасных тюрьмах инквизиции, ибо судьи не теряли надежды, что все-таки он отречется наконец от своих научных убеждений. Однако для Бруно это оказалось нравственной невозможностью, и он добровольно предпочел смерть отречению от своей философии. 17 февраля 1600 года он был с особенной торжественностью сожжен на костре в Риме на саmро dei Fiori, oн стал пеплом, и ветер развеял этот пепел. Зато созданная им философская система, послужившая впоследствии основанием для дальнейшего развития европейской мысли, равно последний совершенный им подвиг самоотвержения во имя истины сделали Бруно не только героем эпохи Возрождения, но я благороднейшим представителем мысли и чувства для последующих поколений. Однако жертва, принесенная им новому, научному миросозерцанию, не только оспаривалась в течение трех веков, но и теперь не всегда оценивается по достоинству.

Благодаря своему гению и упорному труду Бруно еще в монастыре окончательно выработал свое самостоятельное и совершенно независимое от учения церкви миросозерцание; однако под опасением тяжкой ответственности ему приходилось тщательно скрывать свои убеждения. Впрочем, последнее не всегда ему удавалось вследствие замечательной искренности и прямоты его характера. Так, однажды, видя, с каким усердным увлечением один из молодых монахов отдавался чтению поучительной книги о семи радостях Пресвятой Девы, Бруно не мог воздержаться, чтобы не заметить монаху, что для него было бы гораздо полезнее заняться изучением творений святых отцов церкви, чем читать подобные книги. Замечание это немедленно было доведено до сведения монастырского начальства, и Бруно грозила тем большая опасность, что к обвинению в ереси присоединился еще донос монахов, будто брат Джордано вынес из своей кельи иконы святых угодников и оставил у себя одно лишь Распятие. Дело могло принять очень дурной оборот, но к счастью Бруно монастырское начальство, снисходя к молодости обвиняемого, отнеслось не очень строго к его проступку и на первый раз обвинению не было дано дальнейшего хода. В 1572 году, двадцати четырех лет от роду, Бруно получил сан священника в Кампаньи, провинциальном городе Неаполитанского королевства, молодой доминиканец впервые отслужил свою обедню. В то время он жил недалеко от Кампаньи, в монастыре св. Варфоломея, и по распоряжению своего духовного начальства то служил обедни, то совершал другие требы. Священнические обязанности давали Бруно возможность отлучаться из монастыря и вступать в более близкое общение с людьми и природою. При подобных условиях для него открылся доступ к тем сочинениям, с которыми он не мог познакомиться, живя исключительно в монастыре. Так, здесь, на свободе, он прочел труды первых гуманистов, сочинения некоторых итальянских философов о природе, а главное познакомился с появившейся тогда впервые в сокращенном виде книгою Коперника, "Об обращении небесных тел" ("De revolutionibus orbis"); это сочинение окончательно укрепило Бруно в его научном мировоззрении[2].

Сам Коперник, утверждая, что земля и планеты вращаются вокруг солнца, не предвидел всех последствий своего открытия, думая, что за поверхностью, которую описывает самая отдаленная планета Сатурн, находится кристальная сфера неподвижных звезд, этот пограничный столб мироздания. Пускаться мыслью дальше, за этот предел, Коперник не отваживался. Это сделал Бруно. Он предвосхитил космологию современного естествознания с ее канто-лапла-совской механической теорией развития. Но что особенно поражает всякого изучающего его философию, так это те многочисленные отдельные факты, на след которых Бруно напал чисто дедуктивным путем и существование которых в настоящее время признано наукою несомненным. Достаточно помянуть о следующих утверждениях великого итальянца.

1. Земля имеет лишь приблизительно шарообразную форму: у полюсов она сплющена.

2. И солнце вращается вокруг своей оси.

3. Нутация оси объяснена правильно. "При необозримо разнообразном взаимном отталкивании и притяжении небесных тел не может быть, чтобы самые, по-видимому, неизменные центры не меняли постепенно своего взаимного положения. Поэтому и земля изменит со временем центр тяжести и положение свое к полюсу".

4. Неподвижные звезды суть также солнца.

5. Вокруг этих звезд вращаются, описывая правильные круги-эллипсы, бесчисленные планеты, для нас, конечно, невидимые вследствие своего расстояния.

6. Кометы представляют лишь особый род планет. На этом основании и так как кометы или редко, или даже никогда не делаются видимыми, то и число планет, вращающихся вокруг нашего солнца" точно не установлено.

7. Миры и даже системы их постоянно изменяются и, как таковые, они имеют начало и конец; вечной пребудет лишь лежащая в основе их творческая энергия, вечной останется только присущая каждому атому внутренняя сила, сочетание же их постоянно изменяется[8].

Космология наиболее подробно изложена в его диалогах "О бесконечном, вселенной и небесных телах". Из безграничности пространства и бесконечности творческой силы природы Бруно делает вывод о бесконечности всего мира, так как бесконечной причине должно, по его мнению, соответствовать и бесконечное следствие. Всюду во вселенной он видит одну и ту же жизнь, отличную только по своим бесконечно различным формам и ступеням развития; везде он предполагает единую, изнутри себя творящую природу[4]. Странно было бы думать, что небесные тела ничего из себя не представляют кроме света, который они посылают на землю. Гораздо вероятнее, что и эти миры населены существами такого же или более высокого развития, чем живущие на земле. Каждое небесное тело, взятое в целом, есть живое существо; так же и вселенная представляет живой организм. Созерцание этой наполненной жизнью вселенной ободряет Бруно и делает его счастливым; в ней находит он примирение со злом и несовершенством нашего существования. Кто останавливает свой взгляд лишь на частностях, тот теряет из виду красоту целого. Подобное случается с каждым, кто рассматривает мельчайшие части строения и не замечает красоты его в общем. Вот, восклицает Бруно, та философия, что облагораживает чувство, удовлетворяет дух, просветляет разум и приносит ту долю счастья, которая доступна человеку. Она освобождает его равно и от грызущей заботы о наслаждениях, и от слепого чувства страдания.

Непосредственно за этими диалогами следуют диалоги "О причине, начале всего и едином". Они составляют главнейшее сочинение Бруно по метафизике, которая у него подчинена космологии. Настоящая внутренняя сущность вещей, учит Бруно, есть духовная сила, хотя и родственная той, которую мы называем разумом, но высшая в сравнении с нею. Бруно обозначает ее также определением Платона: душа мира. Она создает преходящие образы вещей, которые как бы выплывают на поверхность материи и опять погружаются в ее недра. Поэтому духовная сила присуща всем вещам и настолько же неуничтожаема, как и материя, Изменениям подвергается не внутренняя сущность природы, а только ее внешняя действительность. Материя и форма суть два неотъемлемых косных элемента действительности, одна -- как действующая сила, другая -- как субстрат, на который действует первая. Понимаемые в абсолютном смысле, они образуют единое. Их различие есть лишь различие в явлениях. По сущности вселенная совершенно однообразна. Природа в своих отдельных частях подчинена бесконечному развитию, но как целое она уже обладает этим развитием. Ее внешней бесконечности во времени и пространстве соответствует внутренняя субстанциональная бесконечность. Высшее бытие примиряет все противоположности в своем не имеющем различий единстве. Смерть и уничтожение, зло и несовершенство существования не коренятся в самой основе вещей. Они принадлежат не к действительности, а лишь к недостаткам или отсутствию добра, и потому относятся только к отдельным вещам, ибо последние, будучи не всем, чем они могли бы быть, вечно переходят из одной формы существования в другую.

В отношении метафизических умозрений Бруно проявил гораздо меньше самостоятельности и творчества, чем в своих космологических взглядах. Если он развернул перед нами образ мира, все существенные черты которого подтверждены впоследствии наукою, то для своей метафизики он пользовался идеями элейцев и новоплатоников, мыслями и даже сравнениями Николая Кузанского. Ему принадлежало лишь соединение этих идей с новым, более широким миросозерцанием. Бруно -- это философ астрономии. Коперникова система в обобщении, которое он первый ей придал и философски разъяснил,-- такова в немногих словах вся его философия. Ее основная мысль -- это бесконечность миров. Как следствие и причина необходимо совпадают или как причина немыслима без следствия, так не может и божество быть без мира. Поэтому вселенная для Бруно есть отражение божества. Хотя творческая сила природы, душа мира, и есть только божественный атрибут, но ее нельзя отделять от самого Бога. Во всем Бруно находит следы божественной силы. "И как бы ни было велико число индивидов и вещей, все-таки в результате они образуют единство, и познание этого единства составляет цель и границы всей философии и всего естествознания. Величайшее добро, величайшая цель желаний, наибольшее совершенство и счастие заключаются в единстве, которое все в себе обнимает".

В этих словах формулировал Бруно в свое время задачу, над решением которой трудилась метафизическая философия последующего времени начиная со Спинозы и кончая идеализмом Фихте, Шеллинга и Гегеля и трудилась тщетно, принуждены мы прибавить. Если для познания мира нет внешних границ, то есть внутренние, обусловленные самою организацией человека.

Из всех сочинений Бруно наибольшему преследованию подверглась книга "Изгнание торжествующего животного".

Бруно, как обновитель миросозерцания, считал себя призванным быть и реформатором этики. Он был убежден, что истинная нравственность должна основываться на таких же незыблемых естественных законах, как и астрономия. Освободив наше представление о мире от тех грубых ошибок, которые навеяны были обманом наших чувств, он хотел освободить и нравственность от подчинения внешнему авторитету... Смерть на костре помешала осуществлению его плана. Но Бруно успел завещать нам по крайней мере поэтический пролог, прелюдию, по собственному его выражению, которая должна была предшествовать систематическому изложению новой этики. Прелюдия эта и есть "Изгнание торжествующего животного".

Другое латинское сочинение Бруно "О сочетании образов, символов и представлений" является переработкой книги "Тени идей". В той же догматической форме здесь утверждается, что вещи вполне совпадают с их отражениями в нашем уме и что поэтому духовная жизнь покоится, собственно, на возбуждениях воображения. "Одни постигают мировую гармонию преимущественно путем зрения, другие, хотя и в меньшей мере, посредством слуха. Поэтому-то и существует удивительное сродство душ между истинными поэтами, музыкантами, художниками и философами. Всякая философия есть вместе с тем музыка или поэзия и живопись; истинная живопись и музыка есть своего рода божественная мудрость и живопись".

За книгою "De Monade..." следует естественно-философское стихотворение "О бесконечном", содержащее неисчерпаемое сокровище поэтических картин природы. Это стихотворение воспроизводит вновь содержание изданных в Лондоне диалогов "О бесконечном, едином и мирах", но оно написано в духе и стиле Лукреция. Если при чтении некоторых объяснений физических явлений и может явиться улыбка на устах современного читателя, то следует помнить, какие успехи сделали физика и астрофизика со времени. Бруно. Внимание читателя невольно приковывается к художественным сторонам этого удивительного стихотворения, и он должен признать, что вселенная, взаимодействие ее жизни с жизнью нашей планеты, наконец, связь физических и духовных явлений никогда не находили еще такого восторженного и настолько проникнутого поэтическим чувством описателя, как Бруно. Возбуждающая восторг красота вселенной и немое удивление перед ее величественной закономерностью дали ему повод, в особенности в конце стихотворения, к истинно-поэтическому изображению природы. Недаром Берти называет стихотворение "О бесконечном" эпосом метафизики[2].

4.4 Бэкон

В течение тех десятилетий, когда в Италии Галилей закладывал основы новой науки, в Англии Фрэнсис Бэкон провозглашал рождение новой "естественной" философии: естественные науки должны принести человеку практическое могущество -- в дополнение к его духовному продвижению к "золотому веку" христианства. Натурфилософия Возрождения наряду с крепкой традицией английского номинализма и эмпиризма подготовили почву для бэконовской филосовской реформации. Его философия была продолжением натурализма Возрождения, который он вместе с тем освобождал от пантеизма, миститизма и различных суеверий. Открытие Нового Света, по мнению Бэкона, требовало такого же открытия нового умозрительного мира; а для этого прежние шаблоны мышления, традиционные предрассудки, субъективные искажения, "словесная путаница и общая умственная слепота должны были быть преодолены совершенно новой методологией познания. Это была методология опытной науки: путем наблюдения за природой и проведения разнообразных опытов, систематизированных в процессе сотрудничества разных исследователей, люди постепенно открывают законы и общие правила, которые дадут человечеству ключ к пониманию природы, необходимый для управления ею. Подобное знание, или наука, принесет человеку великую пользу и вернет ему господство над природой, утраченное после грехопадения Адама.

У Бэкона наука обрела совсем новую роль, а именно стала утилитарным, утопическим, материальным и человеческим аналогом Божьего замысла духовного спасения. Человек создан Богом для того, чтобы понимать природу и властвовать над нею. Следовательно, занятия естественной наукой являются его религиозным долгом. Изначальное падение человека привело к тому, что этот путь оказался мучительным и кремнистым, однако, закалив свой ум в строгости и очистив свое представление о природе от старых как мир предубеждений, человек вернет себе свое божественное право. Благодаря науке человек Нового времени мог наконец утвердить свое истинное превосходство над древними. История не циклична, как полагали древние, а поступательна, ибо ныне человек стоял на пороге новой, научной цивилизации.

Бэкон настаивал на том, что для развития науки требуется в корне преобразовать самые ее основы. Истинным основанием познания является естественный мир и те сведения, доступ к которым открыт для человеческих чувств. Заполнять мир воображаемыми целевыми причинами, как это делал Аристотель, или населять его умопостигаемыми божественными сущностями, как это делал Платон, означало заслонять от человека подлинное понимание природы как таковой, коренящееся в непосредственном практическом соприкосновении с ней и в индуктивном, то есть идущем от частного ко всеобщему рассуждении. Тот, кто ищет познания, не должен отталкиваться от общих определений и словесных разграничений, чтобы следуя методу дедукции, "втискивать" существующие явления в заранее приуготованный порядок. Вместо этого он должен начинать с непредвзятого анализа конкретных данных, и, пользуясь индуктивным методом, идти к подкрепленным эмпирически общим выводам.

Чтобы обнаружить истинный природопорядок, разум должен очиститься от всех внутренних препон и загромождений, избавиться от своей извечной склонности опережать эмпирическое исследование сооружением всяческих рациональных или расцвеченных воображением "воздушных замков". Разум должен научиться смирению и самообузданию. Иначе любая наука будет невозможна[5].

Полагать, вслед за античными и средневековыми философами, будто мир пронизан божественностью и подчинен такому порядку, который непосредственно открыт умопостижению человека и ведет его прямо к постижению скрытого Божьего Промысла, означало закрывать разуму путь к проникновению в действительные формы природы. Человек может достичь реального успеха в науке, лишь признав границы, отделяющие Бога от его творения, и Божий разум -- от человеческого. От "естественной теологии" классической схоластики должно отказаться как от внутренне противоречивого и в корне ложного смешения религиозной проблематики с проблематикой науки. Каждое царство имеет свои законы и к каждому существует свой ключ. Теология принадлежит царству веры, к царству природы имеет отношение естественная наука, которая должна быть свободна от лишнего груза представлений, взятых из религиозной понятийно-образной системы. Если богословие и естествознание будут находиться на почтительном расстоянии друг от друга, то оба от этого только выиграют, и человек сможет лучше служить Создателю, ибо, постигнув истинные природоначала земного царства, он обретет над ним ту власть, которая и была приуготована ему Господом[4].

Появление философии Бэкона ознаменовало мощный крен в сторону развития современной философии. Отныне смелое и влиятельное выражение, получили идеи номинализма и эмпиризма поздних схоластиков, а также усилилась критика в адрес Аристотеля и умозрительного богословия. Правда, при всей своей прозорливости, Бэкон не увидел великой роли математики в развитии нового естествознания, не понял значения теоретических гипотез, предшествующих всякому эмпирическому наблюдению, и совсем упустил из виду важность новой гелиоцентрической теории. Однако его властное слово в защиту опыта как единственного законного источника истинного знания воздействовало на поворот европейской мысли в сторону естественного мира и методичного изучения физических явлений, побудив ее отвернуться от традиционных теологических и метафизических представлений, вступить на верную научную стезю. Бэкон не был ни создателем новой философской системы, ни строгим ученым-практиком. Он явился скорее могущественным посредником, чьему ораторскому таланту и провидческому идеалу удалось подвигнуть последующие поколения на выполнение его революционной программы -- завоевание природы с помощью науки на благо человека и во славу Господа.

Деятельность Бэкона как мыслителя и писателя была направлена на пропаганду науки, на указание ее первостепенного значения в жизни человечества, на выработку нового целостного взгляда на ее строение, классификацию, цели и методы исследования. Идея Великого Восстановления Наук - Instaurationis Magnae Scientiarum - пронизывала все его философские сочинения, провозглашалась им с многозначительностью, афористичной проникновенностью, завидной настойчивостью и энтузиазмом. В отличии от античных и средневековых ценностей Бэкон утверждает новую ценность науки.

Она не может быть целью самой по себе, знанием ради знания, мудрости ради мудрости. Конечная цель науки - изобретения и открытия. "Разве можно не считаться с тем, - восклицает он, - что дальние плавания и путешествия которые так участились в наше время, открыли и показали в природе множество вещей, могущих пролить новый свет на философию. И конечно, было бы постыдно, если бы в то время, как границы материального мира - земли, моря и звезд - так широко раздвинулись, умственный мир продолжал оставаться в тесных пределах того, что было открыто древними".

И Бэкон призывает не воздавать слишком много авторам, не отнимать прав у Времени - этого автора всех авторов и источника всякого авторитета. "Истина - дочь Времени, а не Авторитета", - бросает он свой знаменитый афоризм. Бэкон верил, что идее его философии суждена не просто долгая жизнь академического признанного и канонизированного литературного наследия - еще одного мнения среди множества уже изобретенных человечеством. Он считал, что идея эта станет одним из конструктивных принципов самой человеческой жизни, которому "завершение даст судьба человеческого рода, причем такое, какое, быть может при настоящем положении вещей и умов не легко постигнуть или представить". В известном смысле он оказался прав. И сейчас, столетия спустя, мы как бы вновь осознаем пророческую силу предсказания этого герольда новой науки[8].

ПЕРВАЯ, ВТОРАЯ И ЕСТЕСТВЕННАЯ ФИЛОСОФИИ

Как особая область знания философия, по Бэкону, существует наряду с историей, поэзией и боговдохновенной теологией. История соответствует памяти, поэзия -воображению, философия - рассудку: "Наиболее правильным разделением человеческого знания является то, которое исходит из трех способностей разумной души". Последующее подразделение науки у Бэкона основывается на соображении, что у каждой отрасли знания есть специальная сфера бытия. При этом он замечает, " что все деления наук должны мыслиться и проводиться таким образом, чтобы они лишь намечали или указывали различия наук, а не рассекали и разрывали их, с тем чтобы никогда не допускать нарушения непрерывной связи между ними".

Философия по Бэкону имеет дело не с индивидуумами и не с чувственными впечатлениями от предметов, а с абстрактными понятиями, выведенными из них, соединением и разделением которых на основе законов природы и фактов самой действительности она и занимается. Философия относится к области рассудка и по существу включает в себя содержание всей теоретической науки. Предмет ее трояк - бог, природа, человек. Соответственно этому она делится на естественную теологию, естественную философию и учение о человеке.

Эта реформационная концепция в соответствии с бэконовскими принципами "Великого Восстановления "призвана составить "вторую филисофию, или действенную науку, не созерцающую и констатирующую, а открывающую и изобретающую. "Второй философии" Бэкон противопоставляет "первую философию" или "мудрость", которая выступает некоей всеобщей материнской наукой -собранием и исследованием общих для многих наук аксиом и так называемых трансценденций, или привходящих качеств сущего. Задача "первой философии" - показать единство природы путем выявления и систематизации общих и основополагающих принципов и аксиом, применимых в самых различных областях знания.