жизнь и смерть, воля и рабство в творчестве Шопенгауэра

Жизнь и смерть, воля и рабство в творчестве Шопенгауэра

С самых древних времен основным вопросом, который задает себе человечество, является вопрос: что будет со мной потом, когда меня не станет? Во всех во всех мифологиях, верованиях и взглядах всех мировых культур присутствует этот вопрос. Смерть и бессмертие - что же это такое?

Этот вопрос является базовым вопросом в философии и по сей день. Все люди хотя бы раз в жизни задаются им, не говоря уже о философах, которые исследуют этот вопрос на протяжении всей своей жизни, пишут о нем огромные труды, пытаются создать свою теорию ответа на него или опровергнуть чужие взгляды.

Издревле люди, сознавая всю краткосрочность человеческой жизни, пытались любыми методами продлить ее или, если это не удавалось, хотя бы обеспечить себе переход в иную форму существования. Египтяне верили, что после смерти всех ждет вечная загробная жизнь, поэтому отправляли своих мертвых на тот свет в окружении близких им предметов, личных вещей, оружия и даже близких людей. В древней Индии бытовали учения о реинкарнации, то есть переходе человеческой души с одного состояния в другое, в результате очищения от пороков и слабостей. В средневековье алхимики всей Европы бились над созданием философского камня и эликсира жизни, который бы позволил им жить вечно. Сейчас огромное количество ученых разрабатывают всевозможные лекарственные препараты, приборы для продления человеческой жизни.

Вопрос смерти и бессмертия был всегда актуален для человечества и останется таким всегда.

В иные эпохи страх смерти и вовсе отсутствовал: люди находили в себе силы противостоять угрозе физического уничтожения. Античные греки, например, учили преодолевать ужас небытия путем концентрации духа, усилием животворной мысли, воспитывать в себе презрение к смерти. Людей средневековья, напротив, предстоящая смерть доводила до исступления. Ни одна эпоха, как свидетельствует нидерландский историк и философ Йохан Хейзинга, не навязывает человеку мысль о смерти с такой настойчивостью, как XV столетие.

Многочисленные и разнохарактерные представления о смерти, которые сложились в мировой культуре, можно, по-видимому, в известной мере разделить по каким-то признакам. Выделим, прежде всего, дохристианские и христианские воззрения. Отметим также, что восточные культуры в отличие от западных сохранили в себе веру в оригинальную силу космологий, религиозных и философских систем, в которых смерть не рассматривается как абсолютное завершение существования. Присущие им концепции посмертного бытия имеют весьма широкий спектр, включающий в себя спектр представлений - от высоких состояний сознания до конкретных образов другого мира, напоминающую земную жизнь. Во всех этих верованиях смерть не отождествляется с полным исчезновением индивида. Христианство признавало конечность индивидуального существования. Массовое воскрешение трактовалось лишь как завершение земной истории.

Некоторые древние религии допускали, что между земным и посмертным существованием нет никакой разницы. Однако эта общая констатация имела все-таки оттенки. В одном случае предполагалось, что здесь, в подлунном мире, все также, как и в потустороннем. В другом - (взгляд бросался как бы «оттуда») допускалось, что в том посмертном существовании ничего не меняется по сравнению с земным. Иначе говоря, жизнь земная и последующая не разделялись, но акцент делался все же на то обстоятельство, что является изначальной точкой отсчета - этот или тот мир. («Там» так же, как «здесь», «здесь» так же, как «там»)

В Новое время в осмыслении смерти в европейском сознании господствует иная традиция - пантеистическая, отождествляющая бога в мир. В этих концепциях, которые складывались еще в мистике средних веков, а затем в натурфилософии эпохи Возрождения, господствовали натуралистические тенденции, растворявшие Бога в природе. Пантеистическая традиция, пронизавшая творчество Спинозы, Гете, Гегеля, отвергала возможность связи природного и сверхприродного через личность. Она приковывала внимание к жизни. Так, Спиноза подчеркивал, что «человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни.» Смерть как некий феномен и человеческая реальность преодолевались странным образом: о ней просто перестали думать, сосредоточив мыслительные усилия на вопросах подлунного мира. Прагматизм как философское течение видел в смерти не закономерное разрешение жизненного процесса, а поражение, болезненное напоминание об ограниченности нашей власти над природой.

Отныне внимание философов приковано к земному миру. «Признаем чистосердечно, - сообщает французский философ XI в. Мишель Монтень, - что бессмертие обещают нам только Бог и религия; ни природа ни наш разум не говорят нам об этом». Однако кризис идеалов Просвещения привел к тому, что в европейской философии возникла тяга к прославлению культа эроса и не просветленных разумом бессознательных жизненных влечений. Особенно отчетливо это проявилось в творчестве Артура Шопенгауэра, Фридриха Ницше, и Освальда Шпенглера.

Но большинство всех философов склонялись к одному? Смерть - это часть жизни, ее очень важная составляющая, без которой мы бы никогда не смогли понять, что же такое на самом деле жизнь. Страх смерти и исчезновения физического и духовного, преследуя людей, помогает им оценить то, что они имеют, почувствовать себя еще более живыми, полюбить каждую секунду своего существования. Этот страх заставляет их гадать, будет ли что-то после смерти? Переход в иную форму существования или полное уничтожение, полное небытие?

Рассмотрим тему смерти и бессмертия на примере двух ученых: Платона и Шопенгауэра.

В древние времена наиболее разработанной была платоновская концепция жизни, смерти и бессмертия. Она интересна двумя моментами. Во-первых Платон развернуто аргументирует бессмертие души. «Из всего сказанного, - пишет он в «Федоне», - следует такой вывод: божественному, бессмертному, умопостигаемому, единообразному, неразложимому, постоянному и неизменному самому по себе в высшей степени подобна наша душа, а человеческому, смертному, постигаемому не умом, многообразному, разложимому и тленному, непостоянному и несходному с самим собою подобно - и тоже в высшей степени - наше тело».

Истоки идеи бессмертия теряются в глубине тысячелетий. Изначально человек верил в бессмертие, оно доминировало во всех мировых культурах. Но потом человечество приходит к мысли, что эти взгляды - не более чем заблуждение. Оно начинает искать компромиссное решение вопроса о бессмертии и смертности. Восточная идея переселения душ и платоно-христианские представления о бессмертии души и смертности тела - наиболее яркие примеры такого компромиссного решения. Каждый из этих вариантов по своему логичен и убедителен.

Во-вторых, Платон выдвинул и обосновал тезис о том, что любовь и творчество - проявления бессмертного начала в смертном существе.

Платон развивает учение о душе. Оно связано с его учением о знании неразрывно и прочно. Платон видит в душе начало, посредствующее между миром нечувственных «идей» и миром чувственных вещей. Высшее целевое назначение души - постижение 'идеи'. Поэтому природа души должна быть сродни природе 'идей'. Когда душа ведет исследование сама по себе и не встречает препятствий, она 'направляется туда, где все чисто, вечно, бессмертно и неизменно'. Пребывая в непрерывном соседстве и соприкасаясь с постоянным и неизменным, она 'и сама обнаруживает те же свойства'. Это и есть то ее состояние, которое называется размышлением. Размышляя, душа 'решительно и безусловно ближе к неизменному, чем к изменяющемуся'. Она в высшей степени подобна 'божественному, бессмертному, умопостигаемому, единообразному, неразложимому, постоянному и неизменному в самом себе'.

Та душа, которая в течении всей жизни человека умышленно избегала любой связи с телом, остерегалась его и сосредоточивалась в самой себе, постоянно в этом упражняясь, иными словами, посвящала себя истинной философии, - такая душа, говорит Платон, «уходит в подобное ей самой безвидное место, божественное, бессмертное, разумное и, достигши его, обретает блаженство и - как говорят о посвященных в таинства - впредь на веки поселяется среди богов'. В то же время, будучи самим движением, душа есть нечто вечно подвижное. Но именно поэтому она лишь в высшей степени подобна 'идеям', но не полностью им тождественна. Она лишь 'причастна» свободному от условий времени и не зависящему от изменений бытию.

Развитию этой мысли о «срединном» положении души между миром чистого бытия и миром обусловленных телом страстей и желаний сложилось у Платона в учении о трояком составе души.

Части эти - ум, аффективное, или страстное, начало и начало желания. В соответствии с этимм и Платон различает в душе три части:

1) разумную,

2) аффективную,

3) вожделеющую.

Увидев с течением времени сущее, душа бывает довольна этим. Созерцая истину, она питается ею и предается радости. Следуя за шествием богов, души, наиболее способные следовать за божеством и уподобившиеся ему, увлекаются вращательным движение неба. Во время этого круговращения душа созерцает знание - не то знание, которому присуще рождение, и не то, которое не изменяется при изменении того, что мы называем знанием теперь существующего, но то, которое заключается в том, что существует как действительно существующее.

Душа, никогда не видевшая истины, не принимает человеческого образа. Ибо человек должен понимать истину на основании того, что называется идеей. Исходя из многих чувственных восприятий, он переходит путем логического рассуждения к единому.

Путь к усмотрению этого единства лежит, по Платону, через воспоминание. «Это единое, - поясняет Платон, - есть воспоминание о том, что некогда наша душа видела, когда она с богом шествовала, сверху смотрела на то, что мы называем теперь существующим, и 'ныряла» в действительно сущее'.

По убеждению Платона, сближающему его с орликами и пифагорейцами, душа наша бессмертна. До того как оно вселилась на Землю и приняла телесную оболочку, она будто бы созерцала истинно сущее бытие. Она сохранила о нем знание даже под гнетом земных чувственных впечатлений, удаляющих от постижения истинно сущего.

Воззрение это, конечно, миф идеалиста или мистика. Но в оболочке этого мифа выражено и философское содержание. Это мысль о связи всех знаний, которая отражает всеобщую связь всех вещей: 'Раз все в природе друг другу родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил что-нибудь одно, - люди называют это познанием, - самому найти и все остальное, ели он будет мужествен и неутомим в поисках…

Другую линию в вопросе о соотношении жизни, смерти, бессмертия представляет А. Шопенгауэр и его последователи. А. Шопенгауэр в своей главной книге «Мир как воля и представление» главу о смерти начинает так: «Смерть - поистине гений-вдохновитель, или мусагет философии… Едва ли даже люди стали бы философствовать, если бы не было смерти. Поэтому будет вполне естественно, если специальное рассмотрение этого вопроса мы поставим во главу последней, самой серьёзной и самой важной из наших книг».

А. Шопенгауэр относится к смерти абстрактно-метафизически, как к абсолютной неизбежности. Смерть для него - нечто раз и навсегда данное. Он даже помыслить не может, что могут быть другие формы оконечивания индивидуальной жизни, не такие как превращение живого в труп. Жизнь Шопенгауэр рассматривает скорее биологически, чем человечески. Взгляд его обращен в прошлое. Будущее он не видит, не видит того, что жизнь меняется, эволюционирует, на базе низших форм образуются высшие. Он фактически отрицает прогресс жизни. Отсюда его фатализм и пассивизм.

Человеку, - утверждал Шопенгауэр, - только кажется, будто жизнь - его подлинное существование. В действительности он «вытолкнут в жизнь» единой и бессмертной мировой волей; воля - вот что подлинно вечно существует. Она является началом и местом впадения мимолетных индивидуальных существований. Когда мы достигаем чего-то приятного, перестаем его ощущать, будто его нет. Удовольствие в наших глазах теряет свою ценность, когда достигаем его, а страдание, наоборот, - чем больше его испытываем, тем оно значительнее, т.е. удовольствия и страдания неравновесны; удовольствия (поскольку они становятся «не-существенными») не могут компенсировать страданий. Существенным является именно страдание: существовать - значит страдать. Шопенгауэр отсюда заключает»:… Наше существование счастливее всего тогда, когда мы его меньше всего замечаем: отсюда следует то, что лучше было бы совсем не существовать».

Наши страхи перед смертью преувеличены. Смерть, по мнению Шопенгауэра, не тождественна полному исчезновению: «Мы не можем не быть. Мы не способны даже конкретно вообразить свое небытие, оно - самая неправдоподобная вещь в мире. В нас есть нечто для смерти неразрушимое, но это неразрушимое не индивид, а воля. Воля не возникает и не исчезает, она вечная, т.е. пребывает вне времени. А мы - существа конечные, временные и поэтому не можем ясно понять, что она такое. Вечная воля не может быть постигнута временным человеческим интеллектом. Как раз временный интеллект и является смертной стороной человеческого «я», возникающей и исчезающей.»

Исходя из рассуждений о жизни и смерти, А. Шопенгауэр отчетливо формулирует противоположность своего учения традициям предшествующей философии, которую мы называем «классической»: «Ошибка всех философов заключалась в том, что метафизическое, неразрушимое, вечное в человеке они полагали в интеллекте, между тем как на самом деле оно лежит исключительно в воле, которая от первого совершенно отлична и только она первоначальна».

Почему же тогда эта бессмертная воля в человека не смотря ни на что все равно страшится смерти? Но так как человеческая сущность конечна, эта воля, сама себя идентифицируя как бесконечную, осознает страшное противоречие, от которого и возникает боязнь смерти.

Ужасы смерти питаются, главным образом, иллюзией, будто «я» исчезнет, а мир останется. На самом деле, утверждает Шопенгауэр, как раз наоборот: исчезает мир, т.е. видимое нашему уму, существующее в нашем представлении, «а сокровенное ядро я, носитель и создатель того субъекта, в чьем представлении мир только и имеет свое существование, остается»¹³. Немецкий мыслитель полагал, что его учение позволяет наконец снять противоречие между мнением, будто смерть - наш конец, и верой в то, что мы все-таки должны быть вечны.

Для подтверждения вышеперечисленного прилагаю конспект 1, 2 главы произведения Шопенгауэра «О свободе воли».

1. Определение понятий

Для точности дальнейшего рассмотрения вопроса, Шопенгауэр вводит четкое определение всех понятий, которыми дальше будет оперировать в своей статье.

Начинает он со свободы. Понятие свободы при ближайшем рассмотрении оказывается отрицательным, так как под ним мыслится только отсутствие каких-либо преград для осуществления чего-либо. Поэтому можно выделить три различных подвида свободы: физическую, интеллектуальную и моральную.

Физическая свобода - есть отсутствие материальных препятствий. Пример может послужить выражение свободное поле, свободное место, свободный бег реки. Так же и животные часто именуется свободными, так как их движения продиктованы исключительно их волей и могут быть ограничены лишь материальными препятствиями. То есть в этом физическом значении и животные и люди являются свободными, если их движения ничем не сковываются. Это физическое значение понятия свободы является наиболее частым в употреблении и не подлежит никакому сомнению.

Интеллектуальная свобода рассматривается в трактате Шопенгауэра только ради полноты в подразделении понятия, поэтому большого значения он ей не придает.

Обращаемся к третьему разделу - моральной свободе. Физическая свобода ограничивается только какими-то материальными препятствиями, в результате которых человек, например, не может пойти именно туда, куда хочет. Но есть также и другие случаи, когда человек удерживается от каких-то поступков благодаря простым мотивам вроде угроз, обещаний и пр. Автор ставит вопрос: можно ли считать такого человека свободным? Если физические или материальные препятствия могут оказаться непосильными для преодоления для человека, то мотив всегда может быть превзойден каким-то более сильным противоположным мотивом. Остается вопрос: свободна ли сама воля? Понятие свободы, которое до этих пор было связано с понятием возможности, теперь уже связывается с понятием хотения. А свободно ли само хотение? Эмпирическое понятие свободы выражает следующее: «Я свободен, если я могу делать то, что я хочу», но нас интересует вопрос о свободе самого хотения, поэтому вопрос становится таким: «Можешь ли ты также хотеть того, чего ты хочешь?». Это вопрос можно продолжать до бесконечности, потому что мы пытаемся через него добраться до хотения, уже ни от чего не зависящего. Таким образом, получается, что эмпирическое понятие свободы отказывается войти в прямую связь с понятием воли. Для осуществления этого под понятием свободы начали мыслить вообще отсутствие всякой необходимости, при этом понятие становится отрицательным, как и было сказано.

Что называется необходимым? Необходимо то, что следует из данного достаточного основания. Однако в качестве противоположности необходимому мыслится случайное, которое не идет в разрез с необходимостью. Всякая случайность бывает лишь относительной, потому что в реальном мире всякое событие необходимо только по отношению к своей причине, по отношению же ко всему остальному оно случайно. Следовательно, и свобода должна определятся, прежде всего, как что-то абсолютно случайное, но понятие это очень проблематичное, поэтому рассматриваться в данном аспекте не будет. Свободной же будет такая воля, которая не определяется основаниями, а ее отдельные проявления безусловно и вполне независимо, не подчиненные никаким правилам из-за отсутствия необходимости оснований.

Дальше рассматривается второй вопрос: что называется самосознанием? Самосознание - это сознание собственного «я» в противовес сознанию других вещей. К самосознанию не относятся моральные побуждения человека, известные под именем совести; С одной стороны они являются рефлекторными, но с другой стороны могут быть лишь частью религиозного воспитания человека. В сознании человека гораздо больше места отведено под сознание других вещей, то есть под познание мира, чем на самосознание.

Что же содержится в самосознании? Человек сознает свое собственное я как нечто «волящее». К проявлению воли относятся всевозможные человеческие чувства: любовь, радость, стремление, боязнь, гнев, ненависть и другие. Внешний мир непосредственно связан с самосознанием как раз через всевозможные хотения и нехотения-то есть стремления человека.

2. Воля перед самосознанием

Когда человек хочет, утверждает Шопенгауэр, он всегда хочет чего-нибудь, то есть его волевой акт направлен на какой-либо предмет. Волевой акт как предмет самосознания возникает по поводу чего-либо, являющегося объектом познавательной способности, и являющийся в тот момент мотивом, волевой акт на него направлен, то есть реагирует на него, - в такой реакции и заключается сущность этого акта. Возникает вопрос: может ли упомянутая реакция отсутствовать или при одинаковых обстоятельствах оказаться различной, даже противоположной? Самосознание это нечто слишком простое и ограниченное, чтобы оно могло подавать голос при рассмотрении сложных понятий: эти понятия почерпнуты из чистого рассудка и могут быть рассмотрены только рефлекторным разумом. Самосознание не идет далее свидетельства «Я могу делать то, что я хочу». Самосознание свидетельствует о свободе действия, когда есть хотение, а мы рассуждаем о свободе хотения в отдельности. Ведь объекты хотения, определяющие волевой акт, лежат вне границ самосознания, в самосознании содержится только волевой акт. Пока волевой акт назревает, его называют желанием, когда он готов - решением, и только потом он становится поступком.

Шопенгауэр утверждает, что в сознании простого человека желание часто смешивается с хотением. Желания у человека могут быть противоположные, но хотение только одно, которое обнаруживается только поступком. Для каждого из желаний существует субъективная возможность, гипотетическая возможность, означающая примерно следующее: «Если я этого захочу, я могу это сделать».

Решения нашей воли возникают в глубине нашего внутреннего «я», но тут же переходят в наглядный мир, образуя своеобразный мост между миром внешним и миром внутренним. Поступки человека зависят исключительно от его воли, но от чего же зависит сама его воля? Человек может делать одно или другое, когда хочет, но может ли он в одинаковой мере хотеть одного и другого? Самосознание не может дать ответа на этот вопрос, потому что сам человек и есть самосознание, он не может хотеть того, чего не хочет. Самосознание не может решить вопроса: может ли человек одновременно хотеть двух противоположных вещей или нет. Шопенгауэр стремиться доказать следующее утверждение: «Ты можешь хотеть делать то, что ты хочешь; но в каждое данное мгновенье твоей жизни ты можешь хотеть лишь чего-то определенного и, безусловно, ничего иного, кроме этого одного».

3. Воля перед сознанием других вещей

В этой главе Шопенгауэр предлагает оперировать уже с одаренными волей существами, которые и являются, так сказать, внешним миром, окружающим человека. Теперь мы можем пользоваться при исследовании не односторонним темным самосознанием, но рассудком, снабженным внешними чувствами и всеми средствами для объективного понимания.

Самой общей формой этого рассудка является закон причинности, который сознается нами как необходимый для возможности вообще любого опыта. Он гласит: где и когда в объективном, материальном мире что-то изменяется, то перед этим непременно должно измениться что-то другое, а для его изменения, необходимо изменение до него еще чего-то третьего и так до бесконечности. Раз наступила причина, значит необходимо и действие, являющееся ее последствием. Отсюда вытекает закон основания: все зависит друг от друга строго необходимо. Поэтому быть необходимым и быть следствием данного основания - взаимно обратные понятия.

Шопенгауэр поясняет, что весь мир существует согласно закону причинности, вся природа подчиняется ему, а на вершине стоит человек, причиной которого и есть вся природа. Для всех живых организмов причинность обнаруживается в трех формах: как причина, как раздражение и как мотивация. Причиной в данном случае будет то, в силу чего наступают химические, физические и механические изменения предметов опыта. Она всегда характеризуется двумя признаками: первый ньютоновский закон: «действие и противодействие равны друг другу» и второй: «степень действия всегда строго соответствует степени причины». Раздражение это такая причина, которая не испытывает сама никакого противодействия, причем интенсивность ее действия и противодействия никаким образом не соизмеримы. Следовательно, здесь степень действия не может быть измерена и заранее определена по степени причины. Такими раздражениями определяются все изменения организмов. Например, вся жизнь растений определяется исключительно раздражениями, в зависимости от света, тепла, влаги и прочего. Следовательно, растением будет всякое тело, в котором все изменения, свойственные его природе, будут исключительно результатом раздражения. Мотивация - отличительный признак животных, это причинность, проходящая через познание. Оно появилось в иерархии объектов так, где живым существам уже не хватало одного простого раздражения, но уже нужна была способность выбора, принятия решений. Помимо восприимчивости к раздражениям у таких живых существ появляется восприимчивость к мотивам. Животным будет всякое тело, свойственные природе которого изменения всегда следуют по мотивам, т.е. по известным представлениям, содержащимся в его сознании. Чтобы действовать в качестве мотива, объекту нужно быть познанным, воспринятым, тогда как раздражения проявляются только при непосредственном физическом контакте с предметом.

Человек, в противоположность животному не только способен к интуитивному мышлению, но может еще из понимания абстрагировать общие понятия, давать им названия, то есть человек может мыслить. Все это основывается только на одной способности: способности иметь понятия, общие представления. Животные располагают незначительным выбором между тем, что дано наглядно их кругозору и способности понимания, здесь более сильный в качестве мотива элемент определяет всю волю, вследствие чего причинность мотива ясна.

Кажущимся исключением является дрессировка животного, подлинным можно считать инстинкт, ведь благодаря ему животное приводится в движение своими стремлениями и влечениями. Человек, могущий думать и размышлять, обладает огромным кругозором, поэтому он обладает более обширной сферой для выбора, нежели животное. Его деятельность определяется не влиянием окружающей среды, а его собственными мыслями. Мотив становится мыслью, как созерцание становится мотивом, если только оно в состоянии действовать на данную волю. Но все мотивы - причины, а всякая причинность сопряжена с необходимостью. Обдумывая их, человек получает возможность для более обширного выбора, нежели животное. Именно это делает его относительно свободным. Абстрактный мотив - это внешняя причина, его преимущество лишь в том, что он, может быть, протянут через пространство и время подобно проволоке, с которой сравнивает его Шопенгауэр. Такая свобода не является полной, наоборот она не дает ничего иного, кроме очень тягостного конфликта мотивов, при котором человек не может найти верного решения и колеблется в выборе.

Из всех видов причинностей наиболее понятна механическая причинность, именно поэтому многие ученые того времени пытались с помощью этой причинности объяснить окружающий мир. Но в результате такой причинности наблюдается разобщенность между причинами и следствиями какого-либо явления, они все более обособляются друг от друга, их связь делается все непонятнее. Хотя необходимость при этом не терпит никаких изменений.

В жизни растений раздражение отличается от вызванной им органической функции, однако они еще не разделены и не обособлены. Таким образом, в мотиве вызывающем движение животного эта разнородность достигает высшего предела, а непостижимость их взаимного отношения превратилась бы в абсолютную, если бы это причинное явление знали только извне. Но здесь познание внешнее дополняется внутренним познанием, и процесс, совершающийся как действие после появления причины, мы можем обозначить словом «воля». На самых низких ступенях животной жизни мотив еще родственен раздражению, у высших существ разница между мотивом и вызывающим его действием увеличивается, что, по мнению Шопенгауэра можно использовать в качестве мерила интеллекта животного. Для животных мотив обязательно должен быть наглядным, то есть понятным зрителю.

Там, где сознание уже может мыслить, мотив может быть ненаглядным, потому что здесь он представляет собой просто мысли. Эти мотивы могут быть непонятны окружающим людям, тем более что сам человек может их усиленно скрывать. Шопенгауэр утверждает, что если человек попробует разобрать свое сознание и трактовать его с теоретической и философской сторон, то он запутается и придет к ложной иллюзии того, что воля правит всеми нашими поступками, она свободна, она ставит свои решения без достаточных оснований. Человек может что-то сделать только тогда, когда на это есть определенная причина. Он может захотеть чего угодно. Представить себе это и тут же загореться желанием осуществить это. Это явление можно назвать побуждением воли. Но, осознав, что он этого по каким-то причинам не может исполнить свое побуждение, он одумается. То есть воля как флюгер на ветру может поворачиваться в ту сторону, в которой расположено то или иное человеческое хотение, которое на самом деле не является истинным. Вот здесь-то и заложена мысль: человек может что-то сделать согласно своему мотиву, но в любой момент может появиться другой, более сильный мотив, согласно которому и поступит человек. Таким образом, высказывание «Я могу делать то, что я хочу» неразрывно связано со вторым понятием: «если я не хочу чего-то другого».

Любым поступком человека управляет мотив: даже чтобы просто встать со стула ему нужен какой-то мотив - вот к какому выводу приходит Шопенгауэр в своей работе.

Вспомним теперь о том, что такое причина. Причина - это предшествующее изменение, которое делает необходимым изменение последующее. Ни одна причина не создает своего действия из ничего. Всегда имеется нечто, на что она действует. Поэтому в существе, на которое действуют изменения, уже должна заключаться способность к изменению. То есть всякое действие складывается из двух факторов: внутреннего и внешнего, из первоначальной способности существа и определяющей причины. Это не менее верно и для мотивов, ведь мотивация по своей сущности не отличается от причинности, это лишь ее собой вид. Причина вызывает лишь проявление силы, которая, называясь здесь волей, известна благодаря самосознанию изнутри. Лишь при предположении, что она существует, и действуют направленные на нее причины, то есть мотивы. Эти определенные индивидуально свойства воли и образуют то, что называется характером человека, притом известным лишь из опыта - эмпирическим характером.

Характер человека:

1) индивидуален; он у каждого свой. В основе всех личных характеров лежит характер вида, но комбинации личностных качеств столь многообразны, что нет ни одной одинаковой.

2) характер человека - эмпирический. Мы знакомимся с ним в других, но и в себе, исключительно с помощью опыта. Поэтому никто не может предугадать поступков другого человека, потому как остается свобода выбора как действовать в каждой данной ситуации.

3) характер человека постоянен - он остается одинаковым в течение всей жизни. Человек никогда не меняется, его поступки в одинаковых ситуациях одинаковы. Улучшиться может лишь познание человека - посредник мотивов.

4) индивидуальный характер врожден: он не создается искусством или обстоятельствами, а есть произведение природы. Следовательно, добродетели и пороки врожденны.

Если воля свободна, то совершенно непонятно, почему два индивидуума при совершенно одинаковых условиях поступают разным образом. Фактически коренная разница характеров не совместима с признанием свободной воли. Если же считать, что характер складывается под действием внешних обстоятельств, то невозможно объяснить происхождение его у маленьких детей - ведь он должен складываться годами.

Необходимость, с которой оперируют мотивы, не безусловна. Она опирается на предполагаемое условие: врожденный индивидуальный характер. Всякое действие в природе есть продукт двух факторов: силы природы и отдельной причины, следовательно, всякое действие человека есть продукт его характера и мотива.

Шопенгауэр пишет: «Свобода воли при ближайшем рассмотрении есть existential без essential: это значит, что нечто есть, и притом все-таки есть ничто, а это опять-таки значит, что оно не есть, т.е. получается противоречие».

Все, что случается от самого великого до самого малого, случается необходимо. Исключительно через то, что мы делаем, узнаем мы то, что мы такое.