Коммунистическая идеология основана на философии Карла Маркса и Ф. Энгельса, трансформированная под влиянием революционеров. В основу философии положены отношение к средствам производства и общественный уклад. В философии показано, что господствующие классы владеют средствами производства и эксплуатируют рабочие массы. При этом создаётся мораль, законодательство, идеология, которая узаконивает такие отношения. Коммунизм считался высшей формой общественного уклада. Важным пунктом философии К. Маркса было уничтожение частной собственности, отделение человека от продуктов труда. При изменении производственных отношений соответственно менялся общественный уклад: новые нормы морали, идеологии, законодательства. При коммунизме провозглашалась диктатура пролетариата. Ленин тщательно переработал философии К. Маркса и Ф. Энгельса и заменил диктатуру пролетариата на диктатуру единой партии. При этом создаётся правящая элита, что характерно для тоталитаризма. Другими словами государство выступает как орудие пролетариата в его классовой борьбе за построение справедливого общества сначала в одной стране, а затем во всём мире.

Институты не даны как нечто вечное и неизменное. На деле приходится сталкиваться с большей или меньшей выраженностью, проявлением того или иного института. Институты вновь оказываются связаны с процессом, но на этот раз не в масштабной перспективе всей политической системы, а в своей собственной.

Каждый институт, коль скоро он опосредует, обозначает как свое,"схватывает" то или иное действие, роль, как бы втягивается в череду действий. Обычно опосредованные институтами действия далеко не в равной, а тем более не в полной мере проявляют свою институциональную сущность. Далеко не каждое, например, действие отдельного депутата в неком парламенте, а темболее за его пределами, в достаточной мере отвечает комплексу принципов и норм парламентаризма. Напротив, очевидно, что множество его действий лишь в очень малой степени институционально опосредованы. Уровень такой опосредованности может нарастать или уменьшаться. Институт как бы растворяется в процессе институционализации как нарастающем закреплении действий и ролей или в процессе деинституционализации как уменьшающемся закреплении функций и ролей. Скажем, некий президент начинает действиями, вполне отвечающими институту президентства, но постепенно начинает придавать им характер самовольного хозяйничанья в своей лавке и кончает прямым самодурством. Это уже явная деинституционализация президентства, своего рода политическое самоубийство, самоимпичмент. Разрушение последующих форм ведет к деинституционализации, преобладанию непосредственных, спонтанных действий, дополитических отношений. Социальное приятельство оказывается важнее формальной политической упорядоченности, влияние весомее власти. В приведенном примере президента, ставшего диктаром-самодуром, институционализированные политические действия все больше и больше вытесняются непосредственными и спонтанными порывами, отражаюшими стихийнцую волю к господству данного человека и его "группы сверстников" (простейшей социетальной общности). За скобками, это уже другая проблема и учебная тема, остается вопрос, кому и почему в данном случае выгодно использовать и усугублять деинституционализацию президентства. Важно отметить только, что институционализация и деинституционализация при всем их жизненном значении для непосредственно вовлеченного политического актера имеют и общее системное значение для всего политического целого. Широкая и углубляющаяся деинституционализация вызывает аномию, т.е. такое состояние большинства политических факторов, когда они последовательно или непроизвольно уклоняются от выполнения известных им институционализированных правил и норм. Аномия фактически равнозначна эрозии политической системы, подрыву политических начал и отношений, возобладанию дополитических, чисто социетальных императивов поведения. Политическое сообщество все больше деградирует в некую аморфную общность, в лучшем случае гигантский аналог "группы сверстников" или "малой группы", а в худшем - подобие "зоны" или даже гоббсовской "войны всех против всех".С другой стороны дополитические по природе непосредственные узкосоциетальные действия и отношения являются необходимой предпосылкой образования собственно политических действий и отношений, а значит и институтов. Ключевое значение в этом случае приобретает социализация, включение индивидов в круг  своих (социетальное сообщество). Социализация, однако, происходит уже в самых простых общностях. Она распространяется, конечно, и на более сложные общности, например, на политические сообщества. В этом случае природа социализации существенно изменяется. Речь идет уже не просто об интеграции в некую общность, но и об определении своего места в ней, об отношении не только к целому, но и к отдельным институтам. В этом случае следует говорить о политической социализации как о соврешенно своеобразном феномене, существенно отличном от простой социализации. Предложенные доводы не означают, что нижним, дополитическим слоем можно было бы пренебречь. Это было бы наивной и непростительной ошибкой. Дополитическая стихия не только не отбрасывается, но полностью сохраняется, проникая во все поры политической системы. Она, конечно, несколько трансформируется, рационализуется и "цивилизуется" при этом. Более того социетальная стихия существенно воздействует на целостность политической системы. Конкретные примеры вскрыты в описании Карлом Шмиттом значения оппозиции  свой/чужой  в политике, хотя эта оппозиция обладает несомненной дополитической природой.

Глава 3. Базовый тип тоталитарного человека.

Особенности сознания тоталитарного человека можно описать следующим образом:

1. На фоне культивируемого атеизма (безбожия) отчётливо возрастающее идолопоклонство ( «культ личности», «культ партии», «культ идеи») и мифологизация мышления.

2. При внешней тотальной коллективизации (инициируемые государством организации и объединения) действительная атомичность личности, «одиночество в толпе».

3. Разорванное «кусочное» мышление, отличающееся принципиальной не-систематичностью и наличием «закрытых зон» (закрытых для критического мышления)

4. Фальсифицированный язык - то, что остроумно и сатирически было названо «новояз».

5. Аморализм и оклеветанные ценности. Прошлое целиком объявлялось «проклятым», а мораль признавалась классовой, то есть относительной. Базовых абсолютных моральных устоев не существовало.

6. На фоне ежедневно официально декларируемого «счастья» постоянно внутренняя растерянность и тоска.

7. Готовность сражаться за навязанные государством фантомные цели, пренебрегая личными интересами и даже инстинктом самосохранения. Возникновение «послушных» и «беззаветных» солдат тоталитарной империи.

Глава 4. Преодоление тоталитарных дисфункций модернизации.

Заключение.

Время тоталитарных режимов прошло. Однако даже в современном мире нужно опасаться рецидивов. При всей свободе люди не способны оперировать различными категориями, и зачастую неспособны и не хотят распоряжаться своей свободой. С другой стороны у политической власти существует соблазн контроля человеческой жизни. При этом используются экономические и административные рычаги. Так газеты или программы телевидения, не согласные с точкой зрения правящей партии лишаются финансирования. Службы безопасности прослушивают телефонные звонки граждан. Неугодных государству граждан судят в порядке судебной системы, используя различные фальсификации. Новое лицо тоталитаризма - демократическое. Демократия выступает в качестве декорации, а за сценой происходят различные закулисные игры. Въезжая в город в США, можно видеть плакат с глазом и надпись «Мы за вами наблюдаем». Осознание Я, но не растворение, является той вакциной против тоталитаризма.

Список используемой литературы

1. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.

2. Глобалистика. Энциклопедия.//под ред. И.И. Мазур, А.Н. Чимаков, - М.: -Радуга, 2003г.

3. Рассел Б. История западной философии. Новосибирск, 1994. Т.2.

4. Тоталитаризм - политический феномен // Социально-гуманитарные знания. - 1999. - № 6.

5. Фромм Э. Бегство от свободы. М., Прогресс, 1990.

6. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. М., 1992. Собр.соч. Т.1.