Стоит упомянуть, что основополагающей для индийской жизни и мысли с самых древних времен является великая мифологическая тема атмаяджна - акта самопожертвования. Этим актом Бог порождает вселенную, и этим актом человек, следуя божественному образцу, воссоединяется с Богом. Акт, которым мир создается, и акт, которым он завершается, - один и тот же, - это отказ от своей жизни; как будто вечный космический процесс - не что иное как игра, где необходимо передать мяч, как только его получишь. Отсюда основной миф: мир -- это Божество, играющее в прятки с самим собой. В качестве Праджапати, Вишну или Брахмы Бог под разными именами создает этот мир актом самоотречения или самозабвения, в результате чего Одно становится Многим и единственный Актер играет бесчисленные роли. В финале он возвращается к себе - только для того, чтобы начать с самого начала -- Один, умирающий во Многих, и Многие, умирающие в Одном.

Историю буддизма было бы логичней начать с истории самого Будды. Его настоящее имя Сиддхарта, а фамильное прозвище Гаутама. Он родился около 563 г. близ Гималаев, на границе Непала. «В Лумбини неподалеку от города Капилавасту и доныне сохранился памятник с надписью: «Здесь родился Возвышенный». Это подтверждает древний текст, гласящий: «Вышел из Капилавасту великий кормчий мира, отпрыск царского рода, сын Шакиев, несущий свет» » Мень А. В. История религии: Впоисках пути, Истины и Жизни. Т3: У врат Молчания: Духовная жизнь Китая и Индии в середине первого тысячилетия до нашей эры. М.: СП «Слово», 1992. - 215с.

.

Отец Сиддхарты Шуддходана был раджой полузависимого княжества. Его племя, обитавшее на самом рубеже арийского мира, давно славилось своей воинственностью и стремлением к свободе. Их постоянно теснили враги: с севера -- дикие горные племена, а с юга и запада к ним простирали щупальца индийские цари, которые стали в то время усиливаться. Не имея полной политической самостоятельности, шакии дорожили своей духовной независимостью. Они с пренебрежением относились к брахманийским жрецам, и их грубость и непочтительность вошли в поговорку. Жизни отца Будды вряд ли сильно отличался от образа жизни других зажиточных шакиев. Мать Сиддхарты умерла через несколько дней после его рождения. Раджа, безумно любивший ее, перенес все свое чувство на сына.

На пятый день после его рождения он был назван Сиддхартха, что означает «выполненное желание». В соответствии со старинным обычаем знатные брамин были приглашены на церемонию. Осматривая ребенка, семь из них обнаружили характерные отметки, состоявшие из 32 главных знаков и 80 второстепенных, а один из браминов, отшельник Асита, сказал, что Сиддхартха станет или великим монархом, или просветленным. Согласно этому пророчеству, Сиддхартха мог стать отшельником, что вызвало неудовольствие его отца, так как на этом мог прерваться их род.

Его рано стал тревожить характер ребенка. Будучи еще мальчиком, Сиддхарта любил предаваться смутным грезам и мечтам; отдыхая в тени деревьев, он погружался в глубокие созерцания, переживая моменты необыкновенных просветлении. Эти сладостные мгновения врезались в его память на всю жизнь. «Боги, гласит предание, незримо окружали Возвышенного и внушали ему любовь к мистической жизни»(мень). И хотя, быть может, на старости лет годы юности рисовались Будде несколько в приукрашенном виде, ясно, что Шуддходана сделал все, что было в его силах, чтобы превратить жизнь царевича в сплошной праздник. Он женил его на дочери владетельного шакийца красавице Яшодхаре, избавил его от всех забот, не нагружая даже обычными среди молодых кшатриев гимнастическими упражнениями.

Хотя Сиддхарта, очевидно, и получил элементарное образование, он был далек от книжной учености брахманов. Философские и религиозные учения стали доступны ему лишь после того, как он покинул родительский кров. Стремясь оградить сына от всего печального и наводящего на грустные размышления, раджа приказал в его присутствии не говорить ни о смерти, ни о страданиях людей. В тех редких случаях, когда царевич покидал свои сады и дворцы, по приказанию Шуддходаны на его пути прогонялись все нищие и больные. Люди должны были одеваться в лучшие одежды и с радостными лицами приветствовать Сиддхарту.

Но не возможно было спрятать жизнь от юноши, который с ранних лет задумывается над ее тайнами, скрывать от него ту печальную истину, что все вокруг полно страдания. Своими усилиями Шуддходана сделал только еще нежнее и уязвимей душу сына. Легенда рассказывает, что однажды царевич, гуляя со своим возницей Чанной, неожиданно увидел дряхлого старика и, пораженный его видом, стал расспрашивать слугу о старости. Он был потрясен, когда узнал, что это общий удел всех людей. Еще более глубокое впечатление произвела на Сиддхарту встреча с больным, изуродованным проказой, и с погребальной процессией. На мгновенье он ощутил жизнь как область безысходных страданий, как темницу. С этого дня мучительные раздумья не покидали его. Это великолепно отражает духовный переворот, совершившийся в душе сына раджи.

В древнейших текстах сам Будда ничего не говорит о встрече с больным, стариком и умершим, но рассказывает, что предавался горьким размышлениям о недолговечности юности, о непрочности здоровья, о неизбежности смерти. «Пока я рассуждал об этом, -- говорит он, -- исчезла вконец радость бытия во мне, свойственная живущим».

А тогда к чему был им весь мир с его благами, когда он неизбежно распадается? К чему -- смех? Ведь завтра он сменится плачем. Зачем улыбка женщины? Через нее проглядывает смертный оскал черепа... Возлюбив вечное, они отряхнули с себя пыль временного. Казалось, бессмысленно думать о преображении мира, о конечной цели его, когда вершиной пути они считали поглощение Пучиной Брахмана.

С этого момента жизненный путь молодого кшатрия был определен. Он отправиться на поиск пути, который избавляет от страданий. В нем созрело решение: он уйдет вслед бездомными странниками, будет искать истину, хотя бы на краю света.

«И вот, -- рассказывал Будда, -- еще в расцвете сил, еще блестяще-темноволосым, еще среди наслаждений счастливой юности, еще в первую пору мужественного возраста, вопреки желанию моих плачущих и стенающих родителей, обривши голову и бороду, покинул я родной дом свой ради бесприютности и стал странником, взыскующим блага истинного на несравненном пути высшего мира». Мень А. В. История религии: Впоисках пути, Истины и Жизни. Т3: У врат Молчания: Духовная жизнь Китая и Индии в середине первого тысячилетия до нашей эры. М.: СП «Слово», 1992, - 225с.

Уйдя от родного дома Сиддхарта, не знавший и не знакомый с текстами Упанишад, жадно слушал беседы Алары и Уддалаки, философов школы Санхьи. Однако к нему быстро пришло разочарование. Сиддхарта вступил в школу брахманизма, когда она уже находилась в упадке, когда мистический монизм Упанишад выродился в схоластическую философию, когда секты и школы завязли в бесплодных спорах по поводу метафизических тонкостей.

Было от чего окончательно потеряться: последователи Санхьи, развивая идеи Упанишад, утверждали, что Дух не есть творческая сила в мироздании; материалисты вообще отрицали самостоятельное существование духа и в конечном счете подрывали всякую философию; сторонники йоги стремились продолжить мистико-практические традиции древности, дабы очищенными войти в Мир Славы; джайнисты отрицали Бога, считая единственным богом человека, освободившегося от уз плоти. Одни ссылались на авторитет Вед, другие высмеивали их. Скептики и мистики, неверующие и суеверные, претендующие на высшее знание и отрицающие возможность любого знания, все эта война идей показались Сиддхарте бесполезными. «Нелегко победить учения философов, -- жаловался он, -- то то, то другое из них кажется предпочтительнее, и человек склоняется то к одному из них, то к другому».

«Как бы ни углублялись брахманы в познание трех Вед, восседая в высокомерии, они уселись на грязи, и когда они думают, что приплыли к берегу Радости, они заблудились без выхода у порога отчаяния. Поэтому трехчленная мудрость, брахман, есть пустыня безводная, непроходимые дебри, погибель». Итак, Будда решил отбросить ведическую традицию вместе с вытекающими из нее умозрительными системами.

Однако следы обучения в философских школах навсегда остались в миросозерцании Гаутамы. Это будет заметно далее и в своей этике, и в своих метафизических намеках он не явился неожиданным одиночкой. Его учение так же, как Санхья, стало естественным завершением философии брахманизма. Он, в сущности, лишь взрастил те семена, которые упали с раскидистого дерева Упанишад.

И действительно для Гаутамы философия Упанишад явилась отправной точкой для его собственного учения. Было бы, однако, ошибкой понимать Будду как «основателя» или «реформатора» религии, то есть создателя учения, которое явилось каким-то организованным протестом против индуизма. Ведь мы имеем дело с эпохой, когда сами слова «индуизм», «брахманизм» не имели бы никакого смысла. Просто существовала традиция, воплощенная в Ведах и Упанишадах, которые передавались из уст в уста, и она не была явно и только «религиозной», ибо охватывала образ жизни людей в целом, затрагивая все стороны жизни от способов обработки земли до представлений о конечной реальности. Будда действовал в полном согласии с этой традицией, когда, отказавшись от жизни «хозяина дома» и расставшись со своей кастой, стал «лесным мудрецом», чтобы найти путь освобождения. Как у любого другого мудреца, его поиски освобождения имели свои особенности, и его учение содержало анализ неудачных попыток людей осуществлять на практике те верования, которые они исповедовали.

Вполне в духе традиции был и его отказ от своей кастовой принадлежности, и принятие в ученики бездомных и внекастовых искателей истины. Ибо индийская культура поощряет в определенном возрасте отказ от конвенционального образа жизни - к концу жизни, когда исполнен долг семьянина и гражданина. Выход из касты есть открытое и очевидное выражение того, что человек осознал свою истинную суть, понял, что она «деклассифицируема», что роли и личности -- чисто конвенциональны и что подлинная природа человека есть «не - вещь» и «не - тело».

Это осознание и есть суть бодхи, просветления Будды, которое снизошло на него однажды ночью, когда он сидел под прославленным деревом Бо в Гайе после семи лет медитаций в лесном уединении. С точки зрения Дзэн это переживание и есть главное содержание буддизма, и изложенное на словах учение - совершенно второстепенно по сравнению с внесловесной передачей самого этого опыта от поколения к поколению. В течение семи лет Гаутама всеми силами пытался с помощью традиционных средств йоги и тапаса созерцания и аскезы, проникнуть в тайну порабощения человека майей (в обычном понимании - это иллюзия, которая скрывает единую лежащую за ней реальность) он стремился найти выход из порочного круга привязанности к жизни (тришна), подобного тщетной попытке руки уцепиться за себя саму.

Обратившись к йогам-практикам, он попросил их научить его приемам созерцаниям и законам аскезы. Целый год он жил среди них, наблюдая их сверхчеловеческие подвиги, ведя с ними беседы, размышляя об их удивительном пути. Кое-что очень понравилось ему. Одного не мог он понять: почему многие отшельники, изнуряя свою плоть, стремятся не к высшей свободе от страданий, а к лучшему возрождению в будущем или к временному блаженству среди светлых небожителей. Эти цели казались ему недостойными.

С другой стороны, на него производила тягостное впечатление преданность отшельников старым формам традиционной религии: пение гимнов, возлияния. Для Гаутамы все это было лишено смысла. Но, не смотря на это, он верил в богов, но для него они были столь же несовершенными как люди, но более могущественными. И они, подобно людям, не властны отменить закон Кармы, они сами от него зависят и не в силах прервать ужасающую бесконечную цепь перевоплощений.

Будду ужасал обычай кровавого жертвоприношения. Как многие его современники, он сразу же стал горячим сторонником ахимсы (это фундаментальный принцип буддизма, означающий не причинение зла живому). «Не может быть заслуги в убиении овцы!» - восклицал он. Да и вообще, ради чего служат богам? Ради земного благополучия? Но нужно ли оно тому, кто отрекся от мира, кто презрел всякую радость не только в этой жизни, но и в будущих воплощениях и в лучезарном мире Брамы? Он жаждет лишь одного: верного пути к полной свободе от страданий!

Итак, он решил не остановится ни перед какими испытаниями ради того, чтобы достигнуть просветления и познать истинный путь спасения. Семь долгих лет он бродил в чаще, почти ничего не ел, лицо его стало страшно, оно почернело и невероятно исхудало, кожа сморщилась, волосы выпали, он стал похож на живой скелет. Несколько раз окрестные поселяне, собирая в лесу хворост, наталкивались на эту жуткую изможденную фигуру и в страхе убегали, приняв Гаутаму за привидение. В это время его, наконец, нашли люди, посланные Шуддходаной на поиски сына. Они умоляли его вернуться, но он был непоколебим.

Вскоре шакийский отшельник стал известен во всей округе. Пять юношей решили стать его учениками, когда на него снизойдет просветление. Поселившись в лесу, они стали терпеливо ждать результатов самоумерщвления Гаутамы. Все его старания были напрасны. Вечный атман, истинное «Я», оставалось недостижимым. Как ни сосредоточивался он на собственном уме, пытаясь проникнуть до самых его истоков и корней, он не находил ничего, кроме своего собственного усилия сосредоточиться. Вечером накануне своего озарения он просто «отбросил все» и, нарушив аскетическую диету, съел что-то питательное. Друзья его, которые с благоговением смотрели на его подвиги, видя новое настроение Гаутамы и убедившись, что он оставил свой прежний образ жизни, сурово осудили подвижника. Они объявили, что он постыдно «прекратил борьбу и повернул в сторону излишеств».

«И сразу же после этого он почувствовал, что в нем начинает происходить глубокая перемена. Он сел под дерево, дав обет -- не вставать, пока не достигнет высшего озарения, и - как гласит предание - сидел всю ночь, пока мелькнувшая на мгновение утренняя звезда вдруг не вызвала в нем ощущения совершенной ясности понимания. Это и было - «непревзойденное, совершенное просветление», освобождение от майи и от вечного Круговорота рождения-смерти -- сансары, того круговорота, который не может быть разорван, пока человек в любой форме цепляется за свою жизнь» Алан В. Уотс. Путь Дзэн. Пер. с англ. - К.: «София», Ltd., 1993, - 81-82с..

Говорили, что сам бог Брама сошел с небес и уговаривал отшельника вступить на путь проповедничества. Когда же решение было принято, то «шум ликования достиг мира Брамы, и все десять тысяч миров содрогнулись и потряслись».

Отправившись на поиск своих учеников, он попытался поведать людям о том, что ему удалось достигнуть просветления, избавившись от сансары. Но поначалу Будду ждало разочарование. Вместо ожидаемого успеха он встретил только насмешки и презрение. Многие выражали сомнение в его умственных способностях и считали, что он сошел с ума. Сиддхартха совершенно терялся в массе философов различных школ и направлений, бродивших по стране. Последние же, видя в Будде опасного соперника, также преследовали его.

По некоторым легендам, Будде удалось во время его пребывания в Варенаси сделать последователями своего учения пять аскетов, своих старых товарищей. Кроме того, он начал искать средства для приобретения как можно большего числа последователей. С этой целью он убедил отшельника Касьяпу в своих взглядах, сразу став во главе пятисот его учеников.

После этого Будда начал странствовать по долине Ганга, творя чудеса и проповедуя свое учение. Эти странствия были не безоблачными, так как многие, помня его происхождение, были склонны видеть в его действиях политическую подоплеку. Кроме того, серьезными противниками его учения были некоторые философские школы, в частности, Локаята. В среде учеников Будды также были недовольные, пытавшиеся восставать против Сиддартхи и даже лишить его жизни.

Несмотря на то, что Будде приписывают тысячи изречений, в концепции Дзэн он не сказал ни единого слова. Его истинное послание не могло быть выражено словами, и его природа была такова, что когда его пытались сформулировать словами, получалось, будто оно - ничто. Тем не менее, важнейшей традицией Дзэн является передача иным способом того, что не может быть выражено речью,-- «прямым указанием», неким внесловесным способом общения, без которого буддийский опыт никогда не смог бы переходить от поколения к поколению.

Дзэн - буддийское и, вероятно, довольно позднее предание гласит, что Будда, держа в руке цветок и не произнося ни слова, передал просветление своему любимому ученику Махакашьяпе. Палийский канон гласит, что сразу после пробуждения Будда, действительно, отправился в Олений парк Бенареса к пяти отшельникам, с которыми прежде вел там аскетическую жизнь, и изложил свое Учение в виде Четырех Благородных Истин, которые очень точно передают основную суть буддизма.

Стоит упомянуть, что «эти Четыре Истины составлены по ведическому образцу врачебных диагнозов и предписаний: они содержат диагностику заболевания, его причину, суждение о возможности или невозможности выздоровления и способ излечения». Алан В. Уотс. Путь Дзэн. Пер. с англ. - К.: «София», Ltd., 1993, - 83с.

3. Ахимса - фундаментальный принцип буддизма