А. Рутин, П. Виноградов, М. Шапиро: русская фортепианная школа в формировании японской музыкальной культуры

Размещено на http://www.allbest.ru/

А. Рутин, П. Виноградов, М. Шапиро: русская фортепианная школа в формировании японской музыкальной культуры

Айзенштадт Сергей Абрамович, к. искусствоведения, профессор

Дальневосточная государственная академия искусств

Статья посвящена российским пианистам, эмигрировавшим в Японию после революции 1917 г. Обозначен вклад А. Рутина, П. Виноградова и М. Шапиро в японскую музыкальную культуру. Ряд аспектов их деятельности впервые рассмотрены в отечественной научной литературе. Показана связь их работы в Японии с традициями русской пианистической школы. Сделан вывод, что музыканты продолжали ощущать себя частью русского пространства и, вместе с тем, воспринимали культуру Японии как во многом близкую. Последнее связывается с базовыми чертами русского культурного сознания.

Ключевые слова и фразы: Япония; фортепиано; русская фортепианная школа; эмиграция; Павел Виноградов; Александр Рутин; Максим Шапиро.

Настоящая статья посвящена трем российским пианистам, бежавшим от бедствий, порожденных российской революцией 1917 года, и связавшим свой жизненный и творческий путь с Японией. В данной работе предпринята попытка обозначить вклад, который эти музыканты внесли в становление японской музыкальной культуры, показать их связь с традициями русской пианистической школы, а также уточнить ряд биографических аспектов.

Выдающееся место А. Рутина, В. Виноградова и М. Шапиро в развитии музыкального искусства Страны восходящего солнца признается японскими и европейскими исследователями. В то же время, в нашей стране их деятельность до сего времени не получила должного освещения. Некоторые данные о японском периоде деятельности А. Рутина и П. Виноградова имеются в российской научной литературе. Сведений о творческой биографии М. Шапиро в отечественных источниках нам найти не удалось1.

Наряду с Китаем, Япония явилась в 20-е и 30-е годы двадцатого столетия важнейшим центром русской дальневосточной эмиграции. Русская диаспора Страны Восходящего солнца в тот период составляла около полутора тысяч человек [4, с. 125].

Главным центром продвижения фортепианного искусства в Японии этих лет являлся Токио, где располагалось старейшее и крупнейшее музыкальное учебное заведение в стране - Токио онгаку гакко. Однако устройство на работу было сопряжено с огромными трудностями. Иностранные специалисты могли работать в Токио онгаку гакко лишь по правительственному приглашению. При этом в первые десятилетия XX столетия безоговорочное предпочтение оказывалось немецким и австрийским музыкантам. Правда, среди иностранцев, преподававших тогда в главном центре японского музыкального образования, имелись и музыканты с русскими культурными корнями. В их числе пианисты Р. К?бер, Л. Коханьский, Л. Сирота, Л. Д. Крейцер. Однако приглашались они в качестве представителей скорее германской и австрийской музыкальной культуры2. Более благоприятной для пианистов из России была обстановка в городах интенсивно развивавшегося региона Кансай - Осаке, Кобе, Такарадзуке и др. Там, по словам японских и европейских исследователей, «влияние российских музыкантов и российской музыки было сильнее, чем в Токио» [12].

Первым русским музыкантом-эмигрантом, обосновавшимся в Стране восходящего солнца, называют пианиста Александра Михайловича Рутина [Ibidem]. Сведений об его творческом пути на Родине нам удалось собрать сравнительно немного. В трудах, основанных на японских данных, А. Рутина называют выпускником «Консерватории Ростова-на-Дону» и датируют его годы жизни 1865-1932 гг. Сообщается также, что в 1927 г. А. М. Рутин отметил в Японии 50-летие творческой деятельности [Ibidem]. Единственным музыкальным учебным заведением Ростова-на Дону соответствующей эпохи, которое в какой-то мере отвечало требуемому статусу, можно считать Музыкальные классы, организованные под эгидой Императорского Российского Музыкального Общества (ИРМО) в 1894 г. [6, с. 43]. Однако, исходя из приведенной ранее даты полувекового юбилея пианиста, можно заключить, что ко времени открытия этого учебного заведения он имел уже семнадцатилетний стаж творческой деятельности. Вместе с тем, в 1896-1898 гг. среди преподавателей Ростовских Музыкальных классов ИРМО А. М. Рутин числился [Там же, с. 58]. Имеются также сведения о концерте пианиста А. М. Рутина в Ростове-на-Дону, датированном ещ? 1892 г. [Там же, с. 171]. Таким образом, японские данные о «ростовских корнях» А. М. Рутина верны. Однако возможно, что профессиональное учебное заведение он все же не окончил, а музыкальное образование получил, занимаясь частным образом. Вполне вероятно также, что Рутин учился в Музыкальных классах, но к тому времени был уже достаточно сложившимся музыкантом.

Согласно российским источникам, в начале XX столетия Александр Михайлович переехал в Екатеринодар, где в 1906-1907 годах возглавил Музыкальные классы ИРМО [9, с. 106] Далее следы его деятельности обнаруживаются в Армавире, где в 1909 г. А. М. Рутин основал музыкальную школу. Его педагогическая работа здесь была весьма успешной: некоторые выпускники поступили в Петербургскую консерваторию [3]. После революции 1917 г. пианист обнаруживается в Хабаровске, где в декабре 1917 г. открывает собственную музыкальную школу. Деятельность его в этот период получает большой общественный резонанс. Как отмечает Л. Матвеева, «судя по откликам в местной печати, А. М. Рутин был блестящим пианистом и хорошим педагогом» [5, с. 69].

На основании приведенных данных о российском этапе жизни пианиста можно заключить, что ко времени эмиграции Александр Михайлович Рутин был зрелым музыкантом, соединявшим значительный опыт исполнительской и педагогической работы.

В 1919 году А. М. Рутин эмигрировал в Японию. Он обосновался в портовом городе Кобе, где к тому времени поселилось свыше 200 русских [4, с. 131] и основал музыкальную школу, куда принимали русских и японских детей [7, с. 221]. Первый русский музыкант, поселившийся в регионе Кансай, проложил дорогу многим коллегам из России. Так, вслед за Рутиным, собственную музыкальную школу открыла в Кобе известная на Дальнем Востоке России пианистка, выпускница Петербургской консерватории Е. ГринбергХуциева [16, р. 109]. Важную роль в музыкальной культуре Японии сыграли и другие российские музыканты, обосновавшиеся в Кансай позднее. Среди них дирижер Эммануэль Меттер, скрипачи Александр Могилевский, Евгений Крейн, М. Векслер и др. [12].

Приносила плоды и работа самого Рутина. Среди его учеников в Кобе - известные в Японии музыканты М. Миямото, Н. Китамура, Х. Косуги [7, с. 221], крупный композитор и дирижер Озава Хисато [12]. Пианист продолжал и концертные выступления. При этом его исполнительская деятельность, как правило, была связана с Россией. Так в 1922 году Рутин вместе с японскими музыкантами провел благотворительный концерт в рамках международной компании помощи голодающим СССР. В 1927 году на концертах в честь полувекового юбилея творческой деятельности, прошедших в Осаке и Кобе, пианист, совместно со скрипачом А. Могилевским и виолончелистом Генрихом Веркмейстером, исполнил Трио П. И. Чайковского [Ibidem].

С судьбами «русской Японии» была связана общественная деятельность Рутина. Его дом стал центром притяжения для российских музыкантов. Часто встречи происходили в прибрежном городе Асия, где Рутин, как и другие эмигранты, летом снимал дачу. В числе его гостей были и пианисты, работавшие в Токио, в частности, Лео Сирота, нередко приезжавший в Кобе и другие города области Кансай с концертами и мастер-классами. Результатом подобных встреч стало создание в 1929 году Общества русских музыкантов в Японии [Ibidem]. Пионер русской музыкальной эмиграции оказывал деятельную помощь российским артистам, прибывающим в Страну восходящего солнца. Так в 1930 году он поручился за А. Могилевского, представившись его родным братом [2, с. 257]. Александр Михайлович Рутин скончался в 1932 году и похоронен вместе со своей супругой в Кобе, на кладбище для иностранцев [7, с. 221].

В 1921 году в Японии обосновался еще один пианист из России, значительно более известный, чем А. Рутин. Это Павел Михайлович Виноградов, характеризуемый И. Сухи как первый русский пианиствиртуоз, поселившийся в Японии, и один из первых подлинных фортепианных виртуозов, появившихся в Стране восходящего солнца [15, р. 319].

П. М. Виноградов родился в 1888 году в Польше. В 1897 году поступил в Парижскую консерваторию, где два года занимался в классе Эмиля Декомба и был близким товарищем А. Корто [Ibidem]. В 1911 году с серебряной медалью окончил Московскую консерваторию по классу К. М. Игумнова [2, с. 255]. После завершения обучения решением Российского Императорского Музыкального Общества он был назначен директором Томского музыкального училища. В 1915 году музыкант переехал во Владивосток, где руководил музыкальной школой, работавшей по консерваторской программе [5, с. 53]. Исполнительская работа П. М. Виноградова во Владивостоке была чрезвычайно активна. Не ограничиваясь исполнением традиционного репертуара, пианист включал в свои программы собственные сочинения, а также произведения композиторов-новаторов, незнакомые провинциальному слушателю, в частности, А. Н. Скрябина [2, с. 256].

Переселившись в Японию, музыкант решил обосноваться в Иокогаме, портовом городе вблизи от Токио.

Он активно гастролировал, пытался осуществить различного рода музыкально-организаторские проекты. Выступления Виноградова имели большой успех. Особый интерес вызывало его исполнение сочинений русских композиторов, и прежде всего А. Н. Скрябина - композитора, в ту пору весьма мало знакомого широкой публике Японии [15, р. 321]. Планы П. М. Виноградова разрушило катастрофическое землетрясение 1923 года, практически полностью разрушившее Токио и Иокогаму. Пианист вернулся во Владивосток, где опять попытался заняться преподавательской работой [2, с. 256].

В 1924 году музыкант вновь покидает Россию. В. Королева замечает, что след его «надолго теряется», предположив, что музыкант поселился в Китае [Там же]. Однако И. Сухи сообщает, что П. М. Виноградов направился совсем в другую сторону. Пианист занялся гастрольной деятельностью в Австралии, Новой Зеландии и территориях, находящихся в географическом пространстве нынешней Индонезии [15, р. 320]. Выбор региона, по всей вероятности, объясняется личными причинами. В 1917 году Виноградов сочетался браком с гражданкой Австралии [Ibidem]. По всей вероятности, эта страна и послужила главным местом пребывания русского пианиста. На этом этапе творческой биографии неотъемлемой чертой гастрольной деятельности Виноградова было неустанное стремление к пропаганде русской музыки, в частности - А. Скрябина. Восторженная рецензия 1924 г. в сиднейской газете на концерт Виноградова в этом австралийском городе свидетельствует, что российский музыкант, две недели назад прибывший из Японии, представил на суд публики опусы Л. Бетховена, Ф. Шопена, А. Н. Скрябина, а также собственные произведения [17]. В газетном отзыве на сиднейский концерт 1931 г. пианист, по мнению рецензента, продемонстрировал «тлеющее пламя страсти» и «славянский темперамент» во Второй и Третьей сонатах Скрябина [11]. В рецензии малайской газеты «The Straits Times» 1937 г. особо отмечено исполнение Прелюдии cis-moll и Мелодии E-dur С. Рахманинова [18].

В 1937 г. Виноградов возвратился в Японию. Разумеется, выдающийся пианист стремился преподавать в главном музыкальном учебном заведении страны - Токио Онгаку гакко. Однако вакансий не было. При помощи Л. Сироты ему удалось устроиться в токийский колледж Мусашино [15, р. 320]. Позднее музыкант получает работу и в других учебных заведениях: Восточном музыкальном институте, Ниппонском университете (Ниппон Дайгаку) и др. [2, с. 257], а также приобретает значительную частную практику. В этот период ярко раскрылась новая грань педагогического таланта Виноградова. Он проявил себя как выдающийся детский педагог. Музыкант составлял и издавал сборники пьес для учащихся, где материал располагался по возрастающей трудности. Наряду с западными сочинениями там были широко представлены произведения русских композиторов, а также его собственные инструктивные опусы [15, р. 321].

Музыкант не оставлял и занятий композицией. Автору настоящей статьи к настоящему времени не удалось ознакомиться с нотами сочинений Виноградова. Однако столь авторитетный специалист по японской музыкальной культуре как И. Сухи достаточно высоко оценивает его опусы, подчеркивая, что автор стремился синтезировать достижения европейской композиторской техники с интонациями традиционной музыки Японии. По мнению И. Сухи, среди японских сочинений Виноградова особо выделяется основанная на китайской легенде трехчастная симфоническая композиция «Насуно» для хора и оркестра, созданная в 1948 году [Ibidem].

Плодотворная работа Виноградова в Японии продолжалось до его кончины, последовавшей в 1974 году. Среди его воспитанников - многие крупные деятели японской музыкальной культуры: дирижер и композитор Фукудо Кацуо, фортепианный педагог Кобаяси Ёсио и др. Японские ученики бережно чтят память своего русского учителя и в наши дни. Ученица Виноградова Сайто Акико в течение четверти века дважды в год проводила концерты, посвященные памяти русского пианиста [Ibidem].

В 1927 году в Иокогаму прибыло музыкальное семейство Шапиро - двоюродные братья Константин и Максим и жена Константина Лидия. Константин был виолончелистом, Лидия и Максим - пианистами [14, р. 29]. Все трое быстро вписались в местную музыкальную жизнь. Константин начал концертную деятельность, Лидия открыла в Иокогаме музыкальную школу. Наибольший вклад в развитие искусства Страны восходящего солнца внес Максим Шапиро, ставший одной из наиболее крупных фигур фортепианной культуры Японии 20-х и 30-х годов прошлого столетия.

Максим Шапиро (1898-1958) вырос в Москве, учился в Московской консерватории у Н. Метнера [Ibidem, р. 69]. Выходцы из России, Константин и Максим Шапиро после революции эмигрировали в Германию и прибыли в Японию из Берлина. Главной причиной решения двоюродных братьев оставить Европу было, по словам сына К. Шапиро, ощущение недостаточной творческой востребованности. Основным заработком Максима была игра в ресторанах и кинотеатрах, а также частные уроки для отстающих студентов Берлинской консерватории [Ibidem].

В Японии ситуация была совсем иной. М. Шапиро, поселившись в Кобе, практически сразу завоевал широкую популярность как исполнитель и преподаватель. Он выступал как солист, в камерном ансамбле со своим двоюродным братом и другими артистами, аккомпанировал певцам. В числе выдающихся музыкантов, выступавших с М. Шапиро, были гастролировавшие в Японии виолончелисты Морис Марешаль и Борис Ласс. Постоянным партнером российского пианиста являлся крупнейший японский оперный певец того времени Фудзивара Ёсио. В концертных выступлениях пианиста часто звучала русская музыка: фортепианные пьесы А. Рубинштейна, А. Лядова и др. Важную роль в его исполнительской деятельности играла и музыка японских композиторов. Он исполнял сочинения Ямады Косаку [1, с. 586], часто аккомпанировал японским песням в совместных выступлениях с Фудзивара Ёсио3.

Длительным и плодотворным было сотрудничество М. Шапиро с Симфоническим оркестром г. Такарадзука - города, расположенного близ Кобе. Йозеф Ласка, основатель и главный дирижер этого коллектива, охотно приглашал в качестве солистов музыкантов из России. Во многом это, вероятно, было обусловлено тем, что его собственная биография была неразрывно связана с русской музыкальной культурой. Австриец по происхождению [16, р. 104], Йозеф Ласка с 1916 по 1926 гг. жил в России и несколько лет проработал во Владивостоке, оставив значительный след в музыкальной жизни города [5, с. 107]4. В 1934 г. Максим Шапиро исполнил с Симфоническим оркестром Такарадзука Концерт Шумана. В 1938 г. он в качестве солиста принял участие в премьере Третьего фортепианного концерта, написанного бывшим учеником А. Рутина Озавой Хисато [16, р. 109]. Оркестром г. Такарадзука в тот день продирижировал сам автор, ставший к тому времени одним из ведущих композиторов страны.

Преподавательская деятельность Шапиро была связана, главным образом, с Кобе. Наиболее ярким педагогическим достижением российского педагога в Японии следует назвать победу его ученицы Кай Мивако в первом в истории страны национальном конкурсе пианистов, организованном газетой «Майнити» в 1932 г. [13, р. 142].

М. Шапиро внес вклад и в развитие японского кинематографа. В 1930 г. он снялся в фильме «Родина» - раннем произведении будущего классика японского и мирового киноискусства Мидзогути Кэндзи. Кинолента повествует о возвращении оперного певца в родной город после долгого отсутствия. Главного героя сыграл Фудзивара Ёсиэ. Российский музыкант снялся в эпизодической роли, выступив в образе аккомпаниатора.

В 1939 г. М. Шапиро покинул Японию и обосновался в США, где продолжил интенсивную концертную деятельность [14, р. 30].

Подведем некоторые итоги.

Трое выдающихся пианистов, чьи творческие судьбы послужили предметом рассмотрения в настоящей статье, появились в Японии уже зрелыми, сложившимися музыкантами, сформированными в лоне русской фортепианной школы. Плодотворность их работы в Стране восходящего солнца была обусловлена как их личными качествами, так и высоким уровнем российской фортепианной культуры, ценности которой пианисты-эмигранты привнесли в страну пребывания.

Разумеется, в Японии и А. Рутина, и П. Виноградова, и М. Шапиро воспринимали, прежде всего, в качестве носителей и проводников европейской музыкальной культуры. Однако главные направления их деятельности были обусловлены традициями русской фортепианной школы. Находясь в Японии, и Рутин, и Виноградов, и Шапиро во многом продолжали ощущать себя частью российского культурного пространства. Свидетельствами этому являются те аспекты их деятельности, которые освещены в настоящей статье. Это и роль А. М. Рутина в образовании «Союза русских музыкантов», и целенаправленное включение сочинений русских композиторов в педагогические сборники, составляемые П. Виноградовым, и постоянная пропаганда русской музыки в исполнительской деятельности всех трех пианистов.

В работе этих музыкантов, волей судьбы оказавшихся в далекой, казалось бы, глубоко чужой восточной стране, проявилась родовая черта российского культурного сознания, которая как раз в эпоху, когда начиналась их деятельность в Японии, была определена мыслителями русской эмиграции, как «евразийская». Культура Страны восходящего солнца ощущалась ими не как чуждая, инородная, а скорее как родственная, во многом близкая5. Подтверждениями служат особое внимание к музыке японских авторов, которое проявлял М. Шапиро, «японские» черты композиторского облика П. Виноградова, наконец, та особая теплота, подлинно душевное участие, которые, по многочисленным свидетельствам японских воспитанников, все три пианиста проявляли к своим ученикам. Последнее качество в значительной мере предопределило их редкостные педагогические успехи в Стране восходящего солнца. Анализ деятельности других выдающихся представителей русской фортепианной школы, работавших в Японии в 20-40 гг. XX в. - Л. Крейцера, Л. Сироты. Л. Коханьского и др. - выходит за рамки данной работы. Однако отметим, что перечисленные качества характерны и для них.

В настоящей статье обрисованы лишь некоторые контуры многообразной деятельности русских пианистов, внесших вклад в японскую музыкальную культуру и незаслуженно мало известных на родине. Настоятельно необходимы как новые труды, связанные с отдельными представителями музыкальной «русской Японии», так и комплексные исследования, посвященные соответствующей проблематике.

российский пианист япония музыкальный

Список литературы

1. Дубровская М. Ю.Формирование японской композиторской школы и творческая деятельность Ямады Косаку: дисс. … д. искусствоведения. Новосибирск, 2005. 642 с.

2. Королева В. А., Курата Юка. Русские музыканты в Японии (П. М. Виноградов и А. Я. Могилевский) // Гуманитарные исследования. Уссурийск, 1998. Вып. 2. С. 255-258.

3. Курата Юка. Российская эмиграция в Японии между двумя мировыми войнами: динамика, численность и состав // Acta Slavica Japonica. Hokkaido University, 1996. С. 124-135.

4. Матвеева Л. А. Фортепианная культура Сибири и Дальнего Востока России (конец XVIII в. - 1980-гг.). Хабаровск: Частная коллекция, 2009. 287 с.

5. Палкина И. Д. Музыкальное исполнительство в Ростове и Новочеркасске XIX века (Источниковедение, история): дисс. … к. искусствоведения. Ростов-на-Дону, 2001. 204 с.

6. Подалко П. Э. Русская колония в Кобе. Исторический обзор // Известия Восточного института. Владивосток, 1998. № 4. С. 200-225.

7. Савицкий П. Н. Евразийство // Россия между Европой и Азией: евразийский соблазн. Наука, 1993. С. 100-114.

8. Слепов А. А. Музыкальные классы, музыкальное училище Екатеринодарского отделения Императорского Русского музыкального общества (ИРМО). Частные школы. Концертная и музыкально-театральная жизнь города // Слепов А. А., Ер?менко С. И. Музыка и музыканты Екатеринодара: статьи и очерки. Краснодар: Эоловы струны, 2005. С. 103-163.

Размещено на Allbest.ru