Кетские шаманские бубны из собраний кунсткамеры и этнографического музея Казанского университета

Размещено на http://allbest.ru

Кетские шаманские бубны из собраний кунсткамеры и этнографического музея Казанского университета

Евгений Николаевич Дувакин



Аннотация

Иконография кетов никогда не становилась предметом сравнительно-исторического исследования, подразумевающего анализ ареальной дистрибуции ее элементов, и данная статья представляет собой первый опыт такого рода. На основании массовой обработки фольклорно-этнографических и изобразительных материалов показано, что мотивы и образы, встречающиеся на росписях кетских бубнов из Кунсткамеры и Этнографического музея Казанского университета, имеют гетерогенное происхождение. Одна их часть распространена преимущественно или исключительно в северных районах Азии, другая, более многочисленная, зафиксирована в том числе в Южной Сибири, что согласуется с лингвистическими, антропологическими и генетическими данными о ранних этапах истории енисейцев.

Ключевые слова: кеты, музейные коллекции, шаманизм, шаманские бубны, иконография, мифология, этническая история



В музеях Европы, России и Америки хранится не менее тысячи кетских вещей. Это большой массив материалов, способный пролить дополнительный свет на историю культуры и вопросы происхождения енисейцев, но введенный в научный оборот лишь фрагментарно и порой в виде неточных прорисовок. Цель настоящей работы - публикация кетских бубнов из Музея антропологии и этнографии (МАЭ) им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН и Этнографического музея Казанского федерального университета (ЭМ КФУ), а также анализ соответствующих данных в сравнительно-исторической перспективе.

Поскольку элементы культуры способны реплицироваться неопределенно долго и сохраняться на протяжении тысячелетий, сведения об их ареальном распределении являются важным источником информации о прошлом (Березкин 2007, 2013, 2017; Васильев и др. 2015: 344554; Berezkin 2017). Изобразительные мотивы здесь не служат исключением, о чем наглядно свидетельствуют как отдельные параллели между археологически и этнографически зафиксированными традициями, наблюдаемые в каком-то конкретном регионе (см., например: Миллер 1927; Paproth, Yamada 2002: 68; Pitulko et al. 2012: 656), так и массовая обработка иконографических материалов, выполненная в глобальном масштабе (Васильев и др. 2015: 451-554, 572-574). Именно поэтому анализ ареальной дистрибуции изобразительных мотивов и выявление корреляций с данными археологии, физической антропологии, лингвистической компаративистики и популяционной генетики позволяют прослеживать историю распространения соответствующих форм культуры, проводить стратификацию компонентов той или иной традиции и реконструировать процессы, происходившие в древности. В настоящей статье исходным материалом будет являться кетская шаманская иконография, которая никогда ранее не становилась предметом такого рода исследования.



Перечень бубнов

В МАЭ РАН хранится крупнейшее в мире собрание по кетам (более 600 вещей, самые ранние из которых были привезены М.А. Кастре- ном - Алексеенко 1980b, 2000; Vajda 2012: 353-354), а в ЭМ КФУ находятся коллекции № 122 и 123, поступившие в 1916 г. и состоящие из 212 кетских предметов (Гущина 2013: 62). Среди этих материалов имеются четыре шаманских бубна, три из которых - № 1, 2, 4 - являются наиболее информативными из всех известных кетских образцов в отношении фигуративной иконографии:

1. МАЭ № 1048-67 (рис. 1). Собиратель и время поступления: В.И. Анучин, 1906 г.

Рис. 1. Бубен № 1 (МАЭ № 1048-67)



Место происхождения: Туруханский край (Верх- не-Имбацкая управа?). Продольный диаметр - 80 см, поперечный - 75 см, ширина обечайки - 11,5 см. На внешней стороне мембраны изображены небесные светила, антропоморфный и зооморфные персонажи. На внутренней стороне обечайки красной краской нарисованы антропоморфные и зооморфные фигуры, а также ряд геометрических форм.

Публикации: относительно точные прорисовки внешней и внутренней сторон бубна (в том числе отдельных подвесок: Анучин 1914: 52-54, 56-57, рис. 39-43, 46-50), а также изображений на внешней и внутренней сторонах обечайки (Анучин 1914: 60, рис. 57), которые неоднократно перепечатывались (см., например: Иванов 1954: 94, рис. 85-86; Findeisen 1931: 301, 305, Abb. 17-18; Oppitz 2007: 71; Hoppal 2009: 170, 172), черно-белые фотографии обеих сторон бубна (Прокофьева 1961b: 455, табл. 5, 1), неточная прорисовка антропоморфного персонажа и небесных тел, изображенных на мембране (Lommel 1967: 60), цветные фотографии внутренней стороны (Pentikainen et al. 1998: 122-123, fig. 74; Hoppal 2009: 170).

2. МАЭ № 4034-151а (рис. 2-5). Собиратель и время поступления: Н.К. Каргер, 1929 г. Место происхождения: Подкаменная Тунгуска. Продольный диаметр - 83 см, поперечный - 84 см, ширина обечайки - 12,5 см. Бубен снабжен металлическим ободом, надеваемым на обечайку и плотно прилегающим к резонаторам. На внешней стороне мембраны имеются два слоя изображений. Первый слой является более бледным и представлен, в том числе, фигурами солнечного диска, лунного полумесяца и одноногого антропоморфного персонажа, расположенного справа от центрального круга. На втором, более ярком слое имеются изображения солнца, луны и антропоморфной фигуры с двумя ногами. Изнутри обечайки нарисованы шесть оленей, а также одноногий и двуногий антропоморфные персонажи. Первый из них расположен с правой стороны (с позиции того, кто держит бубен), а второй - с левой.

Публикации: черно-белые фотографии внешней и внутренней сторон бубна (Прокофьева 1961b: 455, табл. 5, 3), неточная прорисовка внешней стороны, на которой отсутствуют многие из имеющихся изображений (Прокофьева 1961b: 479, табл. IV, 2; Аноним 2017: рис. 1; Oppitz 2007: 69; Hoppal 2009: 225; Stepanoff 2014: 46, fig. 3), относительно точные прорисовки антропоморфного персонажа со второго слоя (Иванов 1954: 96, рис. 90) и внутренней стороны бубна (Прокофьева 1961 b: 479, табл. IV, 2; Аноним 2017: рис. 1)¹.

Рис. 2. Бубен № 2 (МАЭ № 4034-151а)



Рис. 3. Изображения солнечных дисков и антропоморфных фигур на бубне № 2

Рис. 4. Изображения полумесяца и антропоморфной фигуры на бубне № 2

Рис. 5. Изображения одноногого антропоморфного персонажа с лучами на голове и полумесяца на бубне № 2



3. МАЭ № 4034-153 (рис. 6, 7). Собиратель и время поступления: Н.К. Каргер, 1929 г.

Рис. 6. Бубен № 3 (МАЭ № 4034-153)

Место происхождения: Подкаменная Тунгуска. Продольный диаметр - 71 см, поперечный - 72 см, ширина обечайки - 10,5 см. На внешней стороне мембраны имеются плохо сохранившиеся изображения солнца, лунного полумесяца и антропоморфного персонажа.

На внутренней стороне обечайки есть грубо нарисованные фигуры животных. Публикации: неточные прорисовки внешней и внутренней сторон бубна, на которых отсутствует или представлен в искаженном виде ряд имеющихся в действительности изображений (Прокофьева 1961Ь: 479, табл. IV, 1).



Рис. 7. Изображения солнца, антропоморфного персонажа с лучами на голове и полумесяца на бубне № 3

4. ЭМ КФУ № 123-35 (рис. 8). Собиратель и время поступления: И.В. Тюшняков, 1916 г.

Рис. 8. Бубен № 4 (ЭМ КФУ № 123-35)



Место происхождения: Туруханский край (левобережье Енисея?). Продольный диаметр - 70 см, поперечный - 71 см, ширина обечайки - 11 см. На внешней стороне мембраны изображены солнце, лунный полумесяц и антропоморфный персонаж. Изнутри обечайки нарисованы три оленя, а также два животных неясной видовой принадлежности. Олени расположены с правой стороны (с позиции того, кто держит бубен), другие зооморфные фигуры - с левой. Публикации: относительно точные прорисовки внешней стороны бубна и двух изображений животных с внутренней стороны обечайки (Иванов 1954: 95, рис. 87-88), цветная фотография внешней стороны бубна (Гущина 2013: цв. вкл.)².

Типология и общее количество образцов

По своим формальным признакам - сравнительно большим размерам и округлой форме, широкой обечайке и присутствию нескольких поперечных по отношению к рукояти стержням, наличию и характеру рисунка - кетские образцы относится к саяно-енисейскому варианту южносибирского типа (Прокофьева 1961Ь: 439, 447, 449, 479; ср. Иванов 1976: 218, 221-222). Бубны этого варианта зафиксированы также у селькупов, ваховских хантов, сымских эвенков, восточных тувинцев, тофаларов, части качинцев и бурят.

Количество имеющихся в музейных собраниях кетских бубнов относительно невелико (порядка 10 экземпляров). В Российском этнографическом музее находятся как минимум три образца (Иванов 1954: 96, прим. 1; Карапетова 2010: 296-297, 303, 306-307, рис. 6; Oppitz 2007: 18). По одному экземпляру хранится в Красноярском краевом и Новосибирском государственном краеведческих музеях, а также в Музее археологии и антропологии Пенсильванского университета (Иванов 1954: 96-97, рис. 91-92; Hall 1916: 33, fig. 20; 1919: 212, pl. XII). В собрании Кунсткамеры помимо публикуемых бубнов имеется обечайка, состоящая из двух фрагментов и найденная Анучиным на шаманской могиле (№ 1048-111; Анучин 1914: 60)³.

Отдельные образцы известны исключительно по иллюстративным материалам. К ним, вероятно, относятся бубны, представленные на экспедиционном рисунке Анучина (1905-1907 гг.), фотографиях И.М. Суслова (начало XX в.), Г.А. Холла (1914 г.), И.Н. Шухова (1914 г.), У. Харвы (1917 г.), Г. Финдайзена (1927-1928 гг.), А.К. Львова (1929 г.) и на фотографии из архива В. Диосеги (МАЭ № 1196-1, 2421-158, 175-177, 2489-8; Иванов 1954: 95-96, рис. 89; Карапетова 2010: 308, рис. 7; Hall 1916: 30, fig. 17; Holmberg 1927: pl. LV; Oppitz 2007: 70; Hoppal 2009: 171-172; Vajda 2010: 135, fig. 2)⁴. Благодаря К. Доннеру и Е.А. Алексеенко, в нашем распоряжении есть также кетские рисунки, на которых изображены шаманские бубны (Алексеенко 1984а: 52, рис. 1б; Donner 1933: 78-79, fig. 36).

Этнографический контекст

Бубны использовались шаманами во время обрядовых действий, связанных, в частности, с предсказаниями будущего, защитой новорожденных от злых духов и лечением больных людей (Анучин 1914: 25, 27-31; Алексеенко 1967: 189, прим. 62; 1981b: 110-111; Латикова 2004; Вайнштейн 2015: 82). В начале камлания бубен (has) разогревался перед огнем, а затем применялся в качестве ритуального музыкального инструмента. Считалось, что шаман (senay) с его помощью призывал разнообразных духов - слетевшись, те размещались на поперечных ремешках и прутьях бубна, называемых поэтому ыysiy `места для сидения' (Анучин 1914: 29, 53; Алексеенко 1984b: 78-79). Кроме того, данный атрибут расценивался как baysel `земляной олень' или qaduks `олень верхнего мира', на которых шаман путешествовал по иным мирам (Алексеенко 1981b: 106; 1984а: 56-57, 59-60; 1984b: 78)⁵.

Человек, ставший шаманом, получал свой первый бубен после трех лет практики, если та признавалась успешной. Впоследствии через каждые три года допускалось изготовление нового бубна, с большим количеством подвесок (Анучин 1914: 51; Алексеенко 1981b: 104-105). Заключительным этапом могло стать получение седьмого бубна, шесть «предшественников» которого из-за их меньшего размера и неполноты оформления назывались «растущими» (Алексеенко 1981b: 105, прим. 73; 1984b: 79).

Согласно одним данным, при получении второго бубна старый подвергался разрушению (Анучин 1914: 52), согласно другим - допускалось наличие двух бубнов у человека, считавшегося `великим шаманом' qasenay (Там же: 25, 83-84). Разнятся сведения и насчет того, могли ли иметь такой атрибут шаманки (Алексеенко 1981 b: 94).

Изготовление бубна являлось праздником, в котором участвовали чуть ли не все жители стойбища, и происходило всегда летом, в начале месяца нельмы (Анучин 1914: 48; Алексеенко 1984b: 79-80; Donner 1933: 78). По материалам Анучина, женщины выделывали оленью кожу, предназначенную для обтяжки, а мужчины выполняли остальную работу (1914: 48). По данным Алексеенко, шкурой дикого оленя, которая шла на изготовление бубна, занимались только мужчины. Они же ковали подвески и наносили охрой изображения, тематически связанные с верхним миром. Женщинам разрешалось лишь рисовать черной краской фигуры, которые относились к нижнему миру (Алексеенко 1984b: 80).

Обечайка бубна делалась из кедровой крени, а рукоять и резонаторы - из ствола березы (Алексеенко 1984b: 77-78; Вайнштейн 2015: 82; ср. Анучин 1914: 48, 57; Прокофьева 1961b: 439; Крейнович 1969: 228; Donner 1933: 78). После завершения работы проводилась церемония «оживления» бубна (Прокофьев 1930: 372; Алексеенко 1981 b: 106; 1984а: 60-61; 1984b: 80; Donner 1933: 78), аналогии которой известны у селькупов, енисейских эвенков, шорцев, хакасов, кумандинцев, челкан- цев, тубаларов, катунских алтайцев, алтайских урянхайцев, тувинцев - тоджинцев и якутов (Прокофьев 1930; Попов 1936: 243-251; Потапов 1947; Анисимов 1958: 161, 164-165; Вайнштейн 1961: 181-183; Прокофьева 1961b: 440; Бутанаев 2006: 109-114; Лхагвасурэн 2013: 139).

Во время камланий и в повседневной жизни бубен всячески обер е- гался от падений и повреждений, ибо от его сохранности зависела жизнь шамана и благополучие других членов коллектива (Анучин 1914: 30-31, 60; Алексеенко 1981b: 98, 105).

На рукояти бубна пребывали ulbej (`одна из семи душ человека') членов семьи и ближайших родственников шамана. Если он чувствовал приближение собственной смерти, совершался ритуал переселения этих душ в qamduks - обматываемою лентой деревянную палочку с ромбовидным наконечником (Алексеенко 1981b: 108-109; 1984b: 79). Когда шаман умирал, его родственники снимали с бубна главные подвески (Алексеенко 1984b: 79) и пробивали обтяжку каким-либо предметом (Анучин 1914: 60; Алексеенко 1967: 201).

Судя по лингвистическим данным, традиции, связанные с шаманизмом, имели у кетов глубокие корни. К праенисейской лексике восходит ряд основных терминов, в том числе senay `шаман', qut `шаманить', has `бубен' и hadbut `колотушка бубна' (Старостин 1995: 244-245, 247, 265, 271; 2007: 230, 279).

Иконографический анализ

Число кетских вещей с многофигурными изображениями измеряется немногими десятками, а это вкупе с еще меньшим количеством толкований, записанных от информантов, делает иконографический анализ довольно проблематичным. Подробная интерпретация рисунков и подвесок, встречающихся на бубнах, зафиксирована, насколько мне известно, единожды и касается образца № 1 (Анучин 1914: 13-14, 50-59).

Композиции, в центре которых располагались антропоморфная фигура и небесные светила, считались изображениями ilbay, т.е. мира, в котором обитают люди (Анучин 1914: 13-14, 50; Алексеенко 1976: 7677; Donner 1933: 81). Место на нижней части мембраны, где линии внутреннего круга оставались несомкнутыми, интерпретировалось как отверстие, ведущее под землю (Анучин 1914: 50). На образцах № 3 и 4, бубне из Пенсильванского университета и рисунках из собраний Анучина и Алексеенко таким же образом оформлена и верхняя часть (Иванов 1954: 95-96, рис. 89; Алексеенко 1984а: 52, рис. 1б; Hall 1916: 33, fig. 20; 1919: 212, pl. XII), которая является, скорее всего, изображением входа на небеса.

Семь полукругов, расположенных по внутреннему кругу на мембране бубна № 1, воспринимались как семь морей. Шесть из них служили местом обитания рыбы, а одно считалось слишком горячим и поэтому «пустым» (Анучин 1914: 50)⁶. антропологический кетский бубен музей

Изображения этих полукругов являются уникальными, и в ряде других случаев - на образцах № 2-4 и пенсильванском экземпляре - вместо них представлены треугольники (чумы?), внутри которых нарисованы горизонтальные черточки. На бубне № 2 из верхних углов всех треугольников выходят вертикальные линии (поднимающийся дым? опорные шесты?), а в нескольких треугольниках изображены антропоморфные персонажи. Роспись этого образца отличается от остальных еще и тем, что разделена линиями на четыре сектора (ср. Vajda 2010: 135, fig. 2). Композиции данного рода встречаются не повсеместно и зафиксированы на бубнах и / или чехлах для бубнов у нганасан, долган, енисейских (в том числе подкаменнотунгусских) и забайкальских эвенков, эвенов, бельтиров, качинцев, ал- тай-кижи и монголов неясной диалектной группы (Иванов 1954: 80, 104-105, 163-167, 170-172, 179-181, 208, рис. 6, 3-5, 7, 59, 1-3, 60, 2, 62-63, 67, 3, 67-68, 83; 1955: 181, 185, 195, 201, рис. 10, 15-16, 13, 1, 16, 1; Прокофьева 1961: 460, 462, 464-465, 473, 484, табл. 10, 1, 12, 1, 14, 3, 15, 2, 23, 2, IX, 1; Pentikвinen et al. 1998: 6, 108, fig. 19; Gorbacheva, Solovyeva 2006: 51, 280; Oppitz 2007: 49-51, 65-69, 101). Среди археологических материалов изобразительные параллели имеются на гравированных гальках с карасукского поселения Торгажак (Савинов 1996: табл. XXIX, 2, 4-6). Кетский образец демонстрирует при этом наибольшее сходство с хакасскими фиксациями, а один из карасукских (табл. XXIX, 5) - с эвенкийскими.

Согласно Анучину, центральная человекообразная фигура расценивалась как первый шаман Doq (1914: 50) или небесный дух, который по поручению шамана возносится на небо (МАЭ РАН. Опись коллекции МАЭ № 1048. Л. 8).

По данным Алексеенко, кеты считали такие рисунки изображениями `сына земли' Baydihi?p /Bayrihi?p (1980b: 71; 1981а: 178; 1984а: 59, прим. 29; 1984b: 78-79). В фольклорных текстах он описывается как первый человек, шаман и кузнец, а также тот, кому удалось жениться на дочери бога неба Es (Алексеенко 1977: 37; 2001: 24, 57, 91-92; Вайнштейн 2015: 93-94). После ссоры она вернулась к своему отцу в облике важенки, а Baydihi?p, занимаясь ее поисками, поднялся на седьмой круг верхнего мира и обессилел настолько, что у него «одни кости остались» (Алексеенко 1981а: 178).

По бокам центральных антропоморфных фигур, нарисованных на бубнах № 2-4, видны выступы, обозначающие ребра. В кетской иконографии рентгеновский стиль являлся весьма популярным приемом (Иванов 1954: 96, рис. 89; 1970: 131-132, 134-136, рис. 121, 123-125; Алексеенко 1977: 57, 60-61, рис. 6, 8; 1981а: 176-177, рис. 7а; Карапетова 2010: 302; Donner 1933: 78-79, fig. 36; Pentikainen et al. 1998: 61; Gorbacheva, Solovyeva 2006: 246) и прослеживается в том числе в оформлении шаманских костюмов (МАЭ № 4034-166а; Анучин 1914: 46-48, 51, 72, 80-81, рис. 22, 36-38, 73, 96-99; Иванов 1954: 93, рис. 83; Прокофьева 1971: 20, рис. 10; Алексеенко 1984а: 53, 57, рис. 2а, в; Карапетова 2010: 304; Вайнштейн 2015: 82; Donner 1933: 80; Pentikainen et al. 1998: 111, fig. 33-34; Vajda 2010: 137, fig. 4). В Сибири антропоморфные изображения данного рода распространены как минимум с рубежа III-II тыс. до н. э. (керамика Волвончи I и Старого Хангокур- та II - Мазуркевич, Полковникова 2009: 308, 310, кат. 552; Кокшаров 2010), встречаются среди петроглифов от Притомья до Сикачи-Аляна, в приобской металлопластике и на кулайских зеркалах в виде гравировок (Косарев 1991: 285, рис. 69, 2; Дэвлет, Дэвлет 2005: 320-321, 329, рис. 224-225; Мазуркевич, Полковникова 2009: 372-373, кат. 695; Перевалова 2010: 125, рис. 2, 7; Агаркова, Труфанов 2011: 40, 42-44, 119121, кат. 77, 90-91), а этнографически зафиксированы также у салым- ских и васюганских хантов, селькупов, ненцев, энцев, енисейских, ха- тангских и амурских эвенков, орочей, нанайцев, удэгейцев и нивхов, но не среди тюрко-монголов (Иванов 1954: 198, 346-347, рис. 75, 199, 200в; 1970: 24-25, 54, 115-117, 122, 169, 190, 193-194, 196-198, рис. 10, 40, 2, 104-105, 110, 1-3, 151, 176, 3, 177, 178, 1, 4-5; Карьялайнен 1995: 15, рис. 11; Березницкий 1999: 42, рис. 24; Schrenck 1895: Taf. LVI, 4, LVII, 3, 5; Pentikainen et al. 1998: 67, 165, 185, fig. 229, 330; Gorbacheva, Solovyeva 2006: 210, 255; Hoppal 2009: 22). Что касается «скелетного» оформления шаманских костюмов, то эта черта помимо кетов характерна для селькупов, энцев, нганасан, туруханских, прибайкальских, забайкальских и удских эвенков, алтайцев, тувинцев -тоджинцев, тофа- ларов, бурят, центральных, оленекских, верхоянских и колымских якутов, долган, юкагиров и негидальцев (Иванов 1954: 69, 140-142, 152, 212-213, рис. 37, 39, 52, 45, 1, 2, 89; 1955: 250-258, рис. 39-42, 44; 1970: 120, 231-235, рис. 210-213; Вайнштейн 1961: 26, 161, 184-188, рис. 151, 152; Прокофьева 1971: 14, 16, 18, 21-22, 24-25, 31, 33, 41-42, 45-46, 59, 62, 71, 74-75, 84, 87, 92-96, рис. 3, 7, 12, 14а, 20, 22, 30, 31, 53, 54; Гурвич 1977: 218-220; Попов 1984: 118, 120, 122-123, 127, 129-130, 136, рис. 3, 6, 10, 13, 19; Чернявская 2004: 18, 20-21, 25-27, 30-35, 4041, 48-49, 52-54, 56-65; Holmberg 1927: pl. LVIII; Fitzhugh 1988: 297, fig. 417; Pentikainen et al. 1998: 106, 109, 126, 146, fig. 11, 12, 26, 80, 159, 161, 162; Gorbacheva, Solovyeva 2006: 12, 102-104, 109, 142-143, 248249, 280, 284; Hoppal 2009: 120, 199-200; Castren 2017: 88-90).

На головах центральных персонажей, представленных на публикуемых бубнах, имеется по пять или семь лучей. Большинство этих лучей завершается схематичными фигурами птиц либо перпендикулярными черточками, являющимися, скорее всего, редуцированными орнито- морфными изображениями. Такие линии интерпретировались кетами как «мысли шамана» (Анучин 1914: 50; Hall 1919: 212), а аналогичные персонажи встречались не только на бубнах, но и на нартах-ящичках, подвесках и в мелкой пластике (Иванов 1954: 96-97, рис. 89, 92; Алексеенко 1980b: 71, рис. 4; 1984а: 52, рис. 1б; Hall 1916: 33, fig. 20; 1919: 212, pl. XII).

Этнографической параллелью данному мотиву служат шаманские головные уборы, от металлической основы которых отходят пластины или прутья с навершиями в виде птиц (МАЭ № 27-25; Its, Kaschirskich 1989: 136; Pentikainen et al. 1998: 27, 111, fig. 32; Hoppal 2009: 170; Castren 2017: 80-81, 146).

В Северной и Центральной Азии изображения личин, имеющих более трех радиальных лучей или антропоморфных персонажей с соответствующими головами есть также на окуневских стелах и керамике, чемурчекской статуе из Бурчуна, каракольских плитах, среди петроглифов Киргизии, Южного и Юго-Восточного Казахстана, Притомья, Минусинской котловины, Верхней Лены и, кроме того, в числе случайных находок металлопластики из окрестностей Киренска (Окладников 1948: 205-206, рис. 3; Помаскина 1976: 25, рис. 64-65; Кубарев 1988: 39-40, 42, 44-51, 66-67, 69-70, 154-155, 162, 165, рис. 26-28, 30-36, 50-51, 53-54, табл. III, 1-3, 6, IV, 1, 2, XIV, 4; Русакова, Баринова 1997: 65, 70, рис. 5; Дэвлет, Дэвлет 2005: 159, 161-162, 350, 354, рис. 132, 133, 2, 4-6, 134, 246, 2, 249, 4; Леонтьев и др. 2006: 18, 23, 31, 108-109, 118, 166, 168, 185, 199, 217, 224, рис. 5, 7, 6, 16, 13, кат. 3-4, 7, 32, 169, 174, 203, 227-228, 277, 292; Леонтьев, Панкова 2012: 9, рис. 6, 1; Аннинский и др. 2007: 160, рис. 151; Рогожинский 2009: 54, рис. I, 1, 4, 68, 12, 14-15, 22, II, III, 1, 5-7; Миклашевич 2011: 137, рис. 3-6; Ковалев 2012: 84, 86-87, рис. 1, 2, 8, 10; Поляков, Есин 2017) (рис. 9).

Существенно, что кетские образцы обнаруживают ближайшие параллели именно в этих археологических, а не среди этнографически зафиксированных материалов.

На бубнах № 1 и 2 представлены изображения одноногих антропоморфных персонажей. В первом случае речь идет только о внутренней стороне обечайки, во втором - и о мембране. Одноногими на ее росписи являются основная фигура с первого слоя и трое персонажей, которые схематично нарисованы внутри треугольников-чумов.

Рис. 9. Антропоморфные изображения с лучами на головах в кетской иконографии и археологических материалах из Южной Сибири и Средней Азии: 1 - роспись бубна № 1 (Анучин 1914: 52, рис. 39); 2 - роспись бубна № 4 (прорисовка автора); 3 - окуневская стела, Хакасия (Леонтьев, Капелько, Есин 2006: 118, рис. 32); 4 - каракольская роспись, Горный Алтай (Кубарев 1988: 70, рис. 54); 5 - петроглифы Баян-Журек, юго-восточный Казахстан (Дэвлет, Дэвлет 2005: 354, рис. 249, 4); 6 - петроглифы Саймалы-Таш, Киргизия (Помаскина 1976: 25, рис. 64)

Соответствующие образы широко распространены в фольклоре и иконографии Северной и Центральной Евразии (Березкин, Дувакин б.г.: L85, L85E), причем у энцев и селькупов они фигурируют в качестве духов -помощников шамана. Данные по кетам сводятся, по-видимому, к записям об одноногом и враждебном по отношению к людям существе (Алексеенко 1967: 170). Поскольку лучистая фигура на бубне № 2 является скорее легендарным шаманом, чем таким демоном, нельзя исключать наличие связи между неполнотой ее изображения и сюжетом о персонаже, разорванном солнцем и представителем нижнего мира (Березкин, Дувакин б.г.: A29, A29B). В материалах Доннера в роли того, кто лишился половины тела, выступает Doq (Donner 1933: 94), а в варианте с Подкаменной Тунгуски - BaydihiPp (Алексеенко 1976: 83-84; 2001: 57).

Радиальные лучи с навершиями в виде птиц имеются не только на головах основных персонажей, но и на изображениях солнца и полумесяца с бубнов № 1, 2 и, возможно, 3.

В Сибири данный мотив является чуть ли не эксклюзивной чертой кетской иконографии, в которой он повторяется, в том числе, на шаманских костюмах, спинках женских нарт и дощечках, помещавшихся над дверями илимок (МАЭ № 403450, 4034-166а, 6661-46; Анучин 1914: 69, рис. 69; Иванов 1954: 85-87, рис. 74-75; Прокофьева 1971: 20, рис. 10; Алексеенко 1967: 188, рис. 25; 1977: 58, рис. 7; 1981а: 177-178; 1984а: 52, рис. 1б; Findeisen 1932: 49, Abb. 1-2; Pentikвinen et al. 1998: 124, fig. 77; Gorbacheva, Solovyeva 2006: 40; Vajda 2010: 137, fig. 4). Неполное изобразительное соответствие и фольклорная параллель в виде представления о птицеобразных душах, посылаемых на землю на кончиках солнечных лучей, зафиксированы у северных селькупов (Иванов 1954: 73, рис. 59; Прокофьева 1961а: 57-58, 66-68).

Внутри полумесяца с первого слоя росписи и обоих солнечных дисков, представленных на образце № 2, нарисованы схематичные антропоморфные фигуры. Под ногами у них расположены дугообразные линии, которые являются, скорее всего, изображениями лодок.

Среди сотен сибирских и центральноазиатских текстов о том, что на луне или солнце виден силуэт антропоморфного персонажа, варианты, упоминающие лодку, по-видимому, отсутствуют (Березкин, Дувакин б.г.: A32, A32D, A32E, A32J, A32K, A32L). Вполне может быть, что указанные рисунки лишены этиологической основы и базируются сугубо на представлениях о шаманских путешествиях. В пользу этого свидетельствуют фольклорные и изобразительные материалы с Подкаменной

Тунгуски и Елогуя, согласно которым шаман поднимается в верхний мир на лодке и передвигается там в ней при помощи особого духа - рулевого, а также сведения о наличии среди шаманских атрибутов металлических моделей лодок и подвесок, называемых «лодками» (Анучин 1914: 41-42, 44-45, рис. 16-19; Алексеенко 1967: 188, прим. 56; 1981а: 172-173, 176-177, рис. 3а; Findeisen 1931: 307-308, Abb. 25).

На росписи бубна № 1 под полумесяцем размещена зооморфная фигура, которая, по сообщению Анучина (1914: 50), является лосем и, соответственно, Большой Медведицей (ср. Алексеенко 1984а: 52, рис. 1б). Традиция отождествлять это созвездие с копытным животным засвидетельствована у кетов неоднократно. Она широко распространена в Западной Сибири, а в южной части региона обнаружена только у коттов (Березкин, Дувакин б.г.: B42, B42F).

Исторический контекст

Енисейские языки, единственным живым представителем которых является кетский, составляют одну из ветвей дене-кавказской макросемьи и демонстрируют при этом большую близость к бурушаски и сев е- рокавказским, нежели к на-дене (Старостин 2007: 147-246, 265-282; Касьян 2015: 52-54, 162-163, 174, 185, 264; Starostin 2012; Blazek 2017: 71-72, fig. 3). Распад енисейско-бурушаски праязыка датируется серединой VII тыс., а енисейского - первой четвертью I тыс. до н. э. (Касьян 2015: 54, 185, 194-195; Blazek 2017: 71-72, fig. 2, 3; Blazek, Schwarz 2017: 142-143). Кетский и югский разошлись в XIII-XIV вв. (Blazek 2017: 71, fig. 2; Blazek, Schwarz 2017: 143), т.е. уже после миграции их носителей на Енисейский Север (Алексеенко 1980а: 131, 139-140).

Гидронимы с предположительно енисейской этимологией зафиксированы в Сибири на территориях от Исети до Восточных Саян, а также во многих районах Казахстана, включая бассейн Арала и Семиречье (Дульзон 1962; Яйленко 1990; Blazek 2017: 73-79; Blazek, Schwarz 2017: 16, 140-142, 149-150, 167, 169-170).

Праенисейцы, очевидно, контактировали с пратюрками и прасамодийцами, о чем свидетельствует ряд заимствований и явления «союзного» типа в лексике (Дыбо 2007: 154-169, 199-200). Взаимодействия, происходившие в Южной Сибири и, возможно, Средней Азии, выражаются кроме того в наличии этнографических параллелей между кетами, северными самодийцами, тюрками Саяно-Алтая и Минусинской котловины, а также якутами (Алексеенко 1973: 6-14; 1980а: 134-137; 1984b; Прокофьева 1971: 82, 92; 2011: 329; Вайнштейн 2015: 26, 47-49, 59).

В дерматоглифическом отношении кеты тяготеют к южносибирским группам и в первую очередь к хакасам (Гохман и др. 1982: 73, 77-78), а по сочетанию краниоскопических и краниометрических признаков - к представителям уральской расы (Козинцев 2004).

Из трех локальных групп - туруханской, елогуйской и подкаменнотунгусской - последняя стоит несколько особняком и, возможно, в наибольшей мере сохранила черты древнего антропологического типа кетов (Гохман и др. 1982: 26, 74, 76, 78). Многомерное шкалирование по комплексу расоводиагностических признаков обнаруживает ясную картину сближения этой группы с шорцами, хакасами и тубаларами (Аксянова 2013; ср. Гохман и др. 1982: 35-36, 38, 78, рис. 2, 3).

Кетский генофонд похож прежде всего на селькупский и нганасанский. Вместе с рядом других северных групп кеты входят в кластер популяций, которые демонстрируют наибольшую - на сибирском фоне - генетическую близость к носителям палеоэскимосской культуры сак- как. При этом у кетов, в отличие, например, от нганасан, имеется высокая доля древнего северноевразийского компонента, обнаруженного у ребенка со стоянки Мальта и полученного, возможно, через окуневское посредничество (Flegontov et al. 2016). Еще одной нитью, ведущей в Южную Сибирь, является особая близость к карасукцам (Там же), с которыми у кетов есть также специфические параллели в области материальной культуры (Членова 1975: 225-226, рис. 2).



Заключение

Кетский шаманизм является гетерогенным комплексом идей и форм. Одна их часть распространена преимущественно или исключительно в северных районах Азии, другая и более многочисленная - зафиксирована, в том числе, в Южной Сибири, что согласуется с лингвистическими, антропологическими и генетическими данными о ранних этапах истории енисейцев.

Конструктивные особенности кетских бубнов и традиция их «оживления» обнаруживают параллели главным образом у тюрков Саяно- Алтая и Минусинской котловины. В качестве объяснительной модели здесь допустимо назвать тюркское влияние на енисейцев (ср. данные о тюркизмах в соответствующем праязыке), но оно не является единственным вариантом, так как у самих тюрков это может быть местным (енисейско-самодийским?) субстратом, который оставил следы в том числе в их фольклоре и генофонде (см., например: Березкин, Дувакин б.г.: A32J, B42L, B64A, H23; Дамба и др. 2018; Berezkin 2015: 125). Показательным примером является распространение бубнов с росписью, разделенной на четыре сектора и имеющей крестообразную структуру. Ближайшие соответствия кетскому образцу с Подкаменной Тунгуски встречаются не у других групп кетов и вообще не в Западной Сибири, а у бельтиров и качинцев. В то же время изобразительные параллели есть в карасукских гравировках, поэтому нельзя исключать вероятность того, что росписи данного типа бытовали в Минусинской котловине еще в дотюркское время.

Среди элементов, которые даже при желании не могут быть объяснены контактами с тюрками, - изображения Большой Медведицы в виде лося, солнечных и лунных лучей с фигурами птиц на концах, антропоморфных персонажей в рентгеновском стиле и с лучистыми головами.

Первый из них основан на фольклорном представлении, которое лишь единожды засвидетельствовано в тюркской среде. Его присутствие у чулымцев наверняка объясняется субстратным влиянием, коррелирует с краниологическими данными (Козинцев 2004: 180-181, рис. 1) и концентрацией енисейских гидронимов в районе проживания этой группы (Дульзон 1962: 53, 63, 67, 70, 72, рис. 1).

Второй мотив узко локализован и, судя по всему, не известен за пределами Енисейского Севера. Антропоморфные изображения в рентгеновском стиле распространены в Сибири от Кондо-Сосьвинского междуречья до Приамурья, но совершенно отсутствуют в тюркомонгольских традициях. Кетские образцы могут восходить как к местным енисейским, так и к дотюркским прототипам с юга региона.

Персонажи с лучистыми головами зафиксированы в искусстве Северной и Центральной Азии преимущественно на тех территориях, где в историческое время проживали енисейские группы и / или встречается топонимика предположительно енисейского происхождения. Это, разумеется, не значит, что соответствующие изображения были характерны только для традиций, носители которых говорили на енисейских языках, но свидетельствует в пользу того, что данный мотив является одним из фрагментов южносибирского и среднеазиатского наследия в кетской культуре и уходит своими корнями как минимум в эпоху бронзы.

Примечания

¹ В подписи к рисунку у С.В. Иванова ошибочно указан № 4034-153.

² Далее в тексте бубны будут упоминаться под теми номерами, под которыми они приведены в этом списке.

³ Анучин описывал ее следующим образом: «Деревянный ободок шаманского бубна. Взят с могилы. Разломился на две части. На одной половине красною краской (охрой) изображено по 7-ми полосок (это 7 небесных кругов) в пяти местах, на другой половине такие же изображения черною краской (это семь кругов преисподней), в интервалах между этими изображениями нарисованы фигуры неизвестных (в данном случае) животных. На нижнем краю ободка под красочными изображениями - по семи вырезов» (МАЭ РАН. Опись коллекции МАЭ № 1048. Л. 11).

⁴ Согласно описи, составленной Анучиным, на рисунке № 1196-1 представлена внешняя сторона бубна № 1048-67 (МАЭ РАН. Опись коллекции МАЭ № 1196. Л. 1; Иванов 1954: 95, прим. 2). Рисунок, тем не менее, заметно отличается от изображенного на мембране данного бубна.

⁵ Транслитерация кетской лексики из разных источников унифицирована в соответствии с системой, принятой в работе С.А. Старостина (2007: 147-246).

⁶ Ср. записи Доннера о маленькой рыбе с серебряными плавниками, которая часто изображается на бубнах и, по представлениям шаманов, обитает в облаках (Donner 1933: 81).

Список сокращений

СМАЭ - Сборник Музея антропологии и этнографии



Литература

1. Агаркова А.Б., Труфанов А.Я. (сост.). Сургутский краеведческий музей. Археологическое собрание: Каталог. Екатеринбург; Сургут: Магеллан, 2011.

2. Аксянова Г.А. Происхождение кетов по данным антропологии: история вопроса, новые материалы // Вестник антропологии. 2013. № 1. С. 20-58.

3. АлексеенкоЕ.А. Кеты: Историко-этнографические очерки. Л.: Наука, 1967.

4. Алексеенко Е.А. Южносибирские элементы в культуре кетов. М.: Наука, 1973.

5. Алексеенко Е.А. Представления кетов о мире // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая половина XIX - начало XX в.) / отв. ред. И.С. Вдовин. Л.: Наука, 1976. С. 67-105.

6. Алексеенко Е.А. Культы у кетов // Памятники культуры народов Сибири и Севера (вторая половина XIX - начало XX в.) / отв. ред. И.С. Вдовин. Л.: Наука, 1977. (СМАЭ. Т. XXXIII). С. 29-65.

7. Алексеенко Е.А. Кетская проблема // Этногенез народов Севера / отв. ред. И.С. Гурвич. М.: Наука, 1980а. С. 118-140.

8. Алексеенко Е.А. Кетские собрания МАЭ // Собрания Музея антропологии и этнографии АН СССР / отв. ред. А.М. Решетов. Л.: Наука, 1980Ь. (СМАЭ. Т. XXXV). С. 65-72.

9. Алексеенко Е.А. Шаманская нарта (коссул) у кетов // Материальная культура и мифоло- гия / отв. ред. Б.Н. Путилов. Л.: Наука, 1981а. (СМАЭ. Т. XXXVII). С. 169-178.

10. Алексеенко Е.А. Шаманство у кетов // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири (по материалам второй половины XIX - начала XX в.) / отв. ред. И.С. Вдовин. Л.: Наука, 1981Ь. С. 90-128.

11. Алексеенко Е.А. Этнокультурные аспекты изучения шаманства у кетов // Этнокультурные контакты народов Сибири / под ред. Ч.М. Таксами. Л.: Наука, 1984а. С. 50-73.

12. Алексеенко Е.А. Южносибирские параллели в шаманстве кетов // Этнография народов Сибири / Отв. ред. И.Н. Гемуев, Ю.С. Худяков. Новосибирск: Наука, 1984Ь. С. 77-83.

13. Алексеенко Е.А. У истоков формирования кетского фонда в МАЭ РАН // 285 лет Петербургской Кунсткамере: Материалы итоговой научной конференции МАЭ РАН, посвященной 285-летию Кунсткамеры / отв. ред. Ч.М. Таксами. СПб.: Наука, 2000. (СМАЭ. Т. XLVШ). С. 113-118.

14. Алексеенко Е.А. (сост.). Мифы, предания, сказки кетов. М.: Вост. лит., 2001.

15. Аннинский Е.С., Заика А.Л., Ампилогов Б.А., Баранов М.В., Злотя Ю.В., Коган К.А., Пургин В.А. Наскальное искусство Среднего Енисея. От каменного века до Средневековья. По материалам коллекции эстампажей Евгения Сергеевича Аннинского. Железногорск: Фонд «Память о Решневе», 2007.

16. Анисимов А. Ф. Религия эвенков в историко-генетическом изучении и проблемы происхождения первобытных верований. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958.

17. Аноним. Шаманский бубен // Большая российская энциклопедия. М.: БРЭ, 2017. Т. 34. С. 680-681.

18. Анучин В.И. Очерк шаманства у енисейских остяков. СПб.: Имп. академия наук, 1914. (СМАЭ. Т. II. 2).

19. Березкин Ю.Е. Мифы заселяют Америку. Ареальное распределение фольклорных мотивов и ранние миграции в Новый Свет. М.: ОГИ, 2007.

20. Березкин Ю.Е. Африка, миграции, мифология. Ареалы распространения фольклорных мотивов в исторической перспективе. СПб.: Наука, 2013.

21. Березкин Ю.Е. Рождение звездного неба: представления о ночных светилах в исторической динамике. СПб.: МАЭ РАН, 2017.

22. Березкин Ю.Е., Дувакин Е.Н. Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог. иКЬ: http://www.ruthenia.ru/folklore/berezkin (дата обращения: 01.12.2018).

23. Березницкий С.В. Мифология и верования орочей. СПб.: Петербургское востоковедение, 1999.

24. Бутанаев В.Я. Традиционный шаманизм Хонгорая. Абакан: Изд-во Хакас. гос. ун-та, 2006.

25. Вайнштейн С.И. Тувинцы-тоджинцы. Историко-этнографические очерки. М.: Наука, 1961.

26. Вайнштейн С.И. Кеты Подкаменной Тунгуски (историко-этнографическое исследование по материалам экспедиций в 1948 и 1949 гг.). Красноярск: Сибирские промыслы, 2015.

27. Васильев С.А., Березкин Ю.Е., Козинцев А.Г, Пейрос И.И., Слободин С.Б., Табарев А.В. Заселение человеком Нового Света: опыт комплексного исследования. СПб.: Нестор-История, 2015.

28. Гохман И.И., Башлай А.Г., Беневоленская Ю.Д., Давыдова Г.М., Жомова В.К., Хить Г.Л. Антропология кетов // Кетский сборник. Антропология, этнография, мифология, лингвистика / отв. ред. Е.А. Алексеенко. Л.: Наука, 1982. С. 7-83.

29. ГурвичИ.С. Культура северных якутов-оленеводов. М.: Наука, 1977.

30. Гущина Е.Г. Этнографический музей Казанского университета: история формирования и основные этапы развития. Казань: Отечество, 2013.

31. Дамба Л.Д., Балановская Е.В., Жабагин М.К., Юсупов Ю.М., Богунов Ю.В., Сабитов Ж.М., Агджоян А.Т., Короткова Н.А., ЛавряшинаМ.Б., Монгуш Б.Б., Кавай-оол У.Н., Балановский О.П. Оценка вклада монгольской экспансии в генофонд тувинцев // Вавиловский журнал генетики и селекции. 2018. № 22. С. 611-619.

32. Дульзон А.П. Былое расселение кетов по данным топонимики // Вопросы географии / отв. ред. Э.М. Мурзаев, В.А. Никонов. М.: Гос. изд-во геогр. лит., 1962. Сб. 58. С. 50-84.

33. Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков: Лексический фонд: Пратюркский период. М.: Вост. лит., 2007.

34. Дэвлет Е.Г., Дэвлет М.А. Мифы в камне: Мир наскального искусства России. М.: Але- тейа, 2005.

35. Иванов С.В. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX - начала XX в.: Сюжетный рисунок и другие виды изображений на плоскости. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954. (Труды Института этнографии. Новая серия. Т. XXII).

36. Иванов С.В. К вопросу о значении изображений на старинных предметах культа у народов Саяно-Алтайского нагорья // СМАЭ. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1955. Т. XVI / отв. ред. С.П. Толстов. С. 165-264.

37. Иванов С.В. Скульптура народов Севера Сибири XIX - первой половины XX в. Л.: Наука, 1970.

38. Иванов С.В. Некоторые аспекты изучения сибирских бубнов // Из истории Сибири / отв. ред. Н.В. Лукина, Н.А. Томилов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1976. Вып. 19. С. 214-233.

39. Карапетова И.А. Кетские коллекции в собрании Российского этнографического музея // Сибирский сборник - 2: К юбилею Евгении Алексеевны Алексеенко / отв. ред. Е.Г. Федорова. СПб.: МАЭ РАН, 2010. С. 295-309.

40. Карьялайнен К.Ф. Религия югорских народов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1995. Т. 2.

41. Касьян А.С. Клинописные языки Анатолии (хаттский, хуррито-урартские, анатолийские): проблемы этимологии и грамматики: дис. ... д-ра филол. наук. М.: ИЯ РАН, 2015.

42. Козинцев А.Г. Кеты, уральцы, «американоиды»: интеграция краниологических данных // Палеоантропология, этническая антропология, этногенез. К 75 -летию Ильи Иосифовича Гохмана / отв. ред. А.Г. Козинцев. СПб.: МАЭ РАН, 2004. С. 172-185.

43. Ковалев А.А. Древнейшие статуи Чемурчека и прилегающих территорий. СПб.: Музей- институт семьи Рерихов, 2012.

44. Кокшаров С. Ф. Об истоках антропоморфных образов на керамике самусьской культуры // Уральский исторический вестник. 2010. № 1. С. 15-20.

45. Косарев М.Ф. Древняя история Западной Сибири: Человек и природная среда. М.: Наука, 1991.

46. Крейнович Е.А. Кетские загадки // Кетский сборник. Мифология, этнография, тексты / под ред. Вяч. Вс. Иванова, В.Н. Топорова, Б.А. Успенского. М.: Наука, 1969. С. 227-230.

47. Кубарев В.Д. Древние росписи Каракола. Новосибирск: Наука, 1988.

48. Латикова О.В. Шаманская парка (пос. Суломай, 2004 г.) / зап. О.А. Казакевич // Малые языки Сибири: наше культурное наследие. М.: ЛАЛС НИВЦ МГУ. URL: http:// siberian-lang .srcc.msu. ru/ru/text/shamanskaya-parka-o-v-latikova.

49. Леонтьев Н.В., Капелько В.Ф., Есин Ю.Н. Изваяния и стелы окуневской культуры. Абакан: Хакас. кн. изд-во, 2006.

50. Леонтьев Н.В., Панкова С.В. Петроглифы горы Георгиевской (таштыкские резные рисунки) // Памятники наскального искусства Минусинской котловины / отв. ред. Д.Г. Савинов. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2012. С. 5-27.

51. Лхагвасурэн И. Алтайские урянхайцы. Историко-этнографические очерки (конец XIX - начало XX в.). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2013.

52. Мазуркевич А.Н., Полковникова М.Э. (ред.). Зверь и человек. Древнее изобразительное творчество Евразии. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2009. (Труды Гос. Эрмитажа. Т. XLIV).

53. МАЭ РАН. Опись коллекции МАЭ № 1048. 1906 г.

54. МАЭ РАН. Опись коллекции МАЭ № 1196. 1908 г.

55. Миклашевич Е.А. К изучению техники нанесения изображений Томской писаницы // Историко-культурное наследие Кузбасса / отв. ред. А.В. Фрибус. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2011. Вып. III. С. 132-155.

56. Миллер А.А. Древние формы в материальной культуре современного населения Дагестана // Материалы по этнографии. Л.: Государственный русский музей, 1927. Т. IV, вып. 1. С. 15-76.

57. Окладников А.П. Древние шаманские изображения из Восточной Сибири // Советская археология. 1948. Т. X. С. 203-225.

58. Перевалова Е.В. «Между кочек живущая женщина» (культ лягушки у обских угров) // Уральский исторический вестник. 2010. № 1. С. 119-129.

59. Поляков А.В., Есин Ю.Н. Курильница с антропоморфными изображениями из ран- неокуневского погребения могильника Итколь-II // Труды V (XXI) Всероссийского археологического съезда в Барнауле-Белокурихе / отв. ред. А.П. Деревянко, А.А. Тишкин. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2017. Т. I. С. 339-343.

60. Помаскина Г.А. Когда боги были на земле... (Наскальная галерея Саймалы-Таша). Фрунзе: Кыргызстан, 1976.

61. ПоповА.А. (зап. и пер.). Якутский фольклор. Л.: Сов. писатель, 1936.

62. ПоповА.А. Нганасаны. Социальное устройство и верования. Л.: Наука, 1984.

63. Потапов Л.П. Обряд оживления шаманского бубна у тюркоязычных племен Алтая // Труды Института этнографии. Новая серия. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. Т. I. С. 159-182.

64. Прокофьев Г.Н. Церемония оживления бубна у остяков-самоедов // Известия Ленинградского государственного университета. 1930. Т. II. С. 365-373.

65. Прокофьева Е.Д. Представления селькупских шаманов о мире (по рисункам и акварелям селькупов) // СМАЭ / отв. ред. С.П. Толстов. Л.: Наука, 1961а. Т. XX. С. 54-74.

66. Прокофьева Е.Д. Шаманские бубны // Историко-этнографический атлас Сибири / Под ред. М.Г. Левина и Л.П. Потапова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961b. С. 435-492.

67. Прокофьева Е.Д. Шаманские костюмы народов Сибири // Религиозные представления и обряды народов Сибири в XIX - начале XX века / отв. ред. Л.П. Потапов. Л.: Наука, 1971. (СМАЭ. T. XXVII). С. 5-100.

68. Прокофьева Е.Д. Процесс национальной консолидации тувинцев. СПб.: Наука, 2011.

69. Рогожинский А.Е. Наскальные изображения «солнцеголовых» из Тамгалы в контексте изобразительных традиций бронзового века Казахстана и Средней Азии // Материалы и исследования по археологии Кыргызстана / под ред. В.А. Кольченко, Ф.Г. Ротт. Бишкек: Илим, 2009. Вып. 4 С. 53-65.

70. Русакова И.Д., Баринова Е.С. Новые петроглифы на Томи // Наскальное искусство Азии / ред. кол.: А.И. Мартынов, Г.С. Мартынова, И.Д. Русакова. Кемерово: Куз- басс-вузиздат, 1997. Вып. 2. С. 64-77.

71. Савинов Д.Г. Древние поселения Хакасии: Торгажак. СПб.: Петербургское востоковедение, 1996.

72. Старостин С.А. Сравнительный словарь енисейских языков // Кетский сборник: Лингвистика / ред. С.А. Старостин. М.: Восточ. лит., 1995. С. 176-315.

73. Старостин С.А. Труды по языкознанию. М.: Языки славянских культур, 2007.

74. Хелимский Е.А. Компаративистика, уралистика. Лекции и статьи. М.: Языки русской культуры, 2000.

75. Чернявская О.А. (сост.). Шаманский костюм: Из коллекции Иркутского областного краеведческого музея. Иркутск: Артиздат, 2004.

76. Членова Н.Л. Соотношение культур карасукского типа и кетских топонимов на территории Сибири // Этногенез и этническая история народов Севера / отв. ред. И.С. Гурвич. М.: Наука, 1975. С. 223-230.

77. Яйленко В.П. Енисейцы-кеты в этнической истории древней Средней Азии // Проблемы этногенеза и этнической истории народов Средней Азии и Казахстана / отв. ред. Б.А. Литвинский, Т.А. Жданко. М.: АН СССР, 1990. Вып. II. С. 37-49.

78. Berezkin Yu.E. Siberian Folklore and the Na-Denй Origins // Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia. 2015. Vol. 43, № 1. P. 122-134.

79. Berezkin Yu. Peopling of the New World in Light of the Data on Distribution of Folklore Motifs // Maths Meets Myths: Quantitative Approaches to Ancient Narratives / ed. by R. Kenna, M. MacCarron and P. MacCarron. Basel: Springer Verlag, 2017. P. 71 -89.

80. Blazek V. Yenisseian Homeland and Migrations // Man in India. 2017. Vol. 97, № 1. P. 6994.

81. Blazek V., Schwarz M. The Early Indo-Europeans in Central Asia and China: Cultural Relations as Reflected in Language. Innsbruck: Innsbrucker Beitrдge zur Kulturwissenschaft, 2017.

82. Castrйn M.A. Collectiones Museorum / ed. by Ildikф Lehtinen. Helsinki: Finno-Ugrian Society, 2017. (Travaux ethnographiques de la Sociйtй Finno-Ougrienne XXII. Manu- scripta Castreniana. Realia II, Ethnographica 1).

83. Donner K. Ethnological Notes about the Yenisey-Ostyak (in the Turnkhansk Region). Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Serna, 1933. (Mйmoires de la Sociйtй Finno-ougrienne LXVI).

84. Findeisen H. Der Mensch und seine Teile in der Kunst der Jenissejer (Ketц) // Zeitschrift fьr Ethnologie. 1931. Hf. 5/6. S. 296-315.

85. Findeisen H. Die Sterne in der Ьberlieferung der Jenissejer (Ketц) // Der Weltkreis. 1932. Hf. 2. S. 44-52.

86. Fitzhugh W. W. Comparative Art of the North Pacific Rim // Crossroads of Continents. Cultures of Siberia and Alaska / ed. by W.W. Fitzhugh, A. Crowell. Washington D.C.: Smithsonian Institution, 1988. P. 294-312.

87. Flegontov P., Changmai P., Zidkova A., LogachevaM.D., Altimзik N.E., Flegontova O., Gelfand M.S., Gerasimov E.S., Khrameeva E.E., Konovalova O.P., Neretina T., Nikolsky Yu.V., Starostin G., Stepanova V.V., Travinsky I.V., Tnska M., Tnska P., Tatarin ova T. V. Genomic Study of the Ket: a Paleo-Eskimo-Related Ethnic Group with Significant Ancient North Eurasian Ancestry // Scientific Reports. 2016. № 6, 20768. DOI: 10.1038/srep20768.

88. Gorbacheva V., Solovyeva K. (eds.). Between the Worlds: Shamanism of the Peoples of Siberia (from the collection of the Russian Museum of Ethnography). Moscow: Khudozhnik i Kniga Publishers, 2006.

89. Hall H. U. The Siberian Expedition // The Museum Journal. 1916. Vol. 7, № 1. P. 27-45.

90. Hall H.U. Shamanist Bird Figures of the Yenisei Ostyak // The Museum Journal. 1919. Vol. 10, № 4. P. 210-212.