Визуализация идентичности: символика этнической идентификации в контексте системы автомобильности (на примере Калмыкии)

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Визуализация идентичности: символика этнической идентификации в контексте системы автомобильности (на примере Калмыкии)

Э.П. Бакаева

Аннотация

В начале 2010-х гг. в Калмыкии появился новый тренд - индивидуальное оформление рамок для автомобильных номеров с указанием этнической и субэтнической идентификации. В статье, посвященной автомобильным маркерам этнической идентичности, осуществляется попытка анализа форм и способов проявления этнической символики в контексте, с одной стороны, системы автомобильности и, с другой стороны, специфики этнической ситуации в Калмыкии. Автор привлекает к исследованию материалы по маркерам «калмыцких» автомобилей в Республике Калмыкия и калмыцкой диаспоре в США, которые сопоставляются с примерами символов, используемых на автомобилях коренного населения Канады. В статье показано, как динамика этнической идентичности и иерархичность последней отражаются в символике «калмыцких» автомобильных номеров. Причины распространения этнической и субэтнической символики в одних обществах и неиспользования ее в других. Распространение практики «этнических» надписей в Калмыкии, с одной стороны, свидетельствует об этнических консолидационных процессах, объединяющих калмыцкое общество, с другой стороны, об актуализации после 1990-х гг. локальной субэтнической идентичности, о которой на протяжении периода со второй трети по 90-е гг.

XX в. не принято было говорить в калмыцком обществе. Примеры использования этнической символики на автомобилях калмыков (как в Калмыкии, так и в условиях эмиграции в США), как и у индейцев Канады, показывают, что актуализация этнической идентификации порождает разнообразные проявления демонстрации этнической идентичности, что отражается в автомобильной культуре как основной культуре мобильности в городских условиях.

Ключевые слова: этническая идентичность, пространство, визуализация идентичности, автомобильные маркеры, калмыки

Abstract

Bakaeva Elza P. Visualizing identity: Kalmyk number plates and the symbolism of the ethnic

In the early 2010s, Kalmykia allowed using individual designs for vehicle registration plates to mark one's ethnic and subethnic identity, which has become popular with the Kalmyks. The article examines number plates as ethnic identity markers and analyzes the symbolism of their designs with regard to automobility and the ethnic situation in Kalmykia. The analysis is focused on the number plates developed by both Kalmykia residents and Kalmyk diaspora in the USA. In addition, comparative analysis is conducted on the symbolism behind the two categories of number plates and that behind the number plates used by the indigenous population of Canada. It is shown that changes in ethnic identification affect the design of the Kalmyk number plates. This research material raises the question as to why ethnic symbols become spread in certain societies. In the case of Kalmykia, the spread of ethnic symbols appears to indicate the consolidation of the Kalmyk society on ethnic grounds, on the one hand, and the revitalization of local subethnic identity, on the other. The latter started after the 1990s, while the issue of local subethnic identity as such had been hardly discussed in the Kalmyk society before that. The analysis of the number plates used by the Kalmyks in Kalmykia and the US, as well as by the Canadian Indians, indicates that actualized ethnic identity drives other forms of ethnic identification, with manifestations of these found in the car culture which is central to mobility in urban areas.

Keywords: ethnic identity, space, visualization of identity, number plates as identity markers, Kalmyks

Введение

В начале 2010-х гг. в Калмыкии появился новый тренд - индивидуальное оформление рамок для автомобильных номеров с указанием этнической и субэтнической идентификации, что нашло отражение в интернет-публикациях «Вот это номер. В Калмыкии на автомобили наносят знаки этнической принадлежности» (публикация 27.03.2013) (Вот это номер 2013) и «Госномера автомобилей калмыков содержат этнические приметы» (публикация 27.02.2013) (Госномера автомобилей 2013а, 2013б, 2013в). «В Калмыкии появилась мода помечать свои авто знаками родовой принадлежности водителя к одной из четырех этнических групп, обитающих там, - дёрвюды, хошеуты, бузавы, торгуды. Флажки, рисунки и надписи на номерах демонстрируют гордость водителя за свою принадлежность к тому или иному субэтносу, а местные гаишники к мелким надписям на рамках госномера автомобиля относятся снисходительно», - писали авторы сообщения (Госномера автомобилей 2013в). Судя по комментариям к этим заметкам, подобная форма самоидентификации не являлась широко характерной для российских регионов, хотя практика индивидуального оформления номерных рамок на автомобилях имела место в то время и продолжает бытовать поныне.

Современные предложения о производстве индивидуальных рамок для автомобильных номеров, в основном, включают следующие тематические группы надписей (последовательность приводится по указанному ниже источнику): производители запчастей, армия, ведомства, вузы и институты, клубы и форумы, марки автомобилей, прикольные, спорт, страны и города (Рамки под номера). Общий посыл производителей таких рамок можно выразить опубликованным на сайте онлайн-сервиса печати полиграфии и сувениров «Printsegodnya.ru» девизом «Будьте уникальным» (Print сегодня). Рекламодатель сообщает, что онлайн-сервис постоянно работает над расширением списка продуктов, среди которых «есть много уникальных разработок, которые можно заказать только у нас, например автомобильные рамки для номеров с печатью любых изображений». Практическое применение сервиса сводится к трем основным положениям: реклама своего бизнеса (нанесение на рамку предложений и контактов для связи); развитие собственного бренда (для увеличения узнаваемости организации); реклама уникальности («Покажите всем, что вы борец, или свои любимые бренды. Запомните: детали характеризуют вашу личность») (Print сегодня). Однако в интернет-пространстве, как правило, отсутствуют упоминания о таком способе индивидуализации автомобилей, как нанесение на номерные рамки сведений об этнической и субэтнической идентификации хозяина авто.

В данной статье на материалах, представляющих калмыцкую традицию, в сопоставлении с материалами по другим регионам осуществляется попытка анализа форм и способов проявления этнической символики в контексте, с одной стороны, системы автомобильности и, с другой стороны, специфики этнической ситуации в Калмыкии.

Основная часть

Особенность этнической ситуации в современной Калмыкии состоит в фиксации среди ее калмыцкого населения разноуровневых идентичностей и одновременно попыток конструирования новых идентичностей, что обусловлено и современными социальными процессами, и этнической историей калмыков, общность которых образовалась на основе представителей разных ойратских (западномонгольских) этнополитических объединений (торгутов, дербетов¹, хошутов и других более мелких групп). Появление общекалмыцкой идентичности исследователи датируют разными периодами, обычно связывая с консолидацией этноса в период существования Калмыцкого ханства (середина XVII в. - 1771 г.). Но и накануне ликвидации ханства работавший с калмыками В.М. Бакунин отмечал, что хошуты и дербеты еще не называли себя калмыками, именуя себя ойратами, а торгуты, составлявшие подавляющее большинство, использовали термин «калмыки», хотя и подчеркивали, что он заимствован из другого языка (Бакунин 1995: 22). И в начале XX в. в структуре идентичностей важное место занимала локальная субэтническая идентичность, что отражено в источниках, в том числе документации по религиозным объединениям калмыков-буддистов (Бакаева 2018). В советское время в русле официальной политики, направленной на консолидацию общества, проводилась борьба с так называемым улусизмом (термин появился в 1920-1930-е гг.), понимавшимся как местничество, приверженность локальной идентичности и неоправданное покровительство своим землякам (Гоголданова 1994). В период депортации калмыцкого народа в восточные районы страны (1943-1957 гг.) сам термин «калмык» имел отрицательную коннотацию, быть калмыком означало быть «навечно переселенным», и в этих условиях над локальной идентичностью преобладала общеэтническая, объединявшая представителей народа в сложных условиях. В период после восстановления автономии Калмыкии (с 1957 г.) в республике реализовывалась советская модель национальной политики, в соответствии с которой особенно порицались проявления так называвшегося улусизма.

В современном калмыцком обществе наряду с общекалмыцкой фиксируется иерархическая локальная идентичность (причем в разных этнических группах в различной степени); сохраняются представления о том, что территория этнической группы связана с пространством, которое разделяется от территорий других этнических групп воображаемой границей: территория каждой этнической группы в прошлом имела свой сакральный центр, маркировавшийся чаще всего буддийским культовым объектом. Границы в культуре кочевников обычно связывались с реальными объектами (река, урочище), вместе с тем воображаемые границы этнических территорий были связаны в традиционной культуре с представлениями о духах-хозяевах территорий, которым регулярно приносились подношения и соответственно проводились обряды.

Как отмечала в начале 1990-х гг. З.Э.-Г. Гоголданова, «анализ современного расселения калмыков на территории республики позволяет с известной долей условности выделить этнотерриториальные зоны дербетов, торгутов, а также смешанного проживания дербетов (больших дербетов) и бузавов. Торгуты, как и прежде, проживают компактно на востоке и юго-востоке республики, дербеты - на севере и отчасти в центре. Бузавы несколько преобладают среди калмыцкого населения на западе. Современные хошуты, численность которых мала... локализованы в республике в одном из населенных пунктов. Территория их исторического расселения с оставшейся там частью калмыцких жителей оказалась за пределами республики и входит ныне в состав Астраханской области» (Гоголданова 1994). Среди калмыков после 1990-х гг. вновь стала актуализироваться локальная (внутриэтниче- ская) идентичность, что отражено и в материалах переписей 2002 и 2010 гг., в которых в группу «калмыки» были включены лица, указавшие свою идентификацию как «болдыры, бузавы, дербеты, казаки с языком калмыцким, ойраты, олеты, торгоуты, торгуты, хальмг, хойты, элеты» (Национальный состав населения 2010).

В этой связи обратим внимание на вывод Т. Эденсора, который в противовес мнению об утрате значения этнической идентичности в условиях детрадиционализации общества и широкого распространения средств массовой информации утверждает, что национальная идентичность «перераспределяется в более широком пространственном масштабе» (Edensor 2004: 101-120). В специальной работе, посвященной исследованию сохранения национальной идентичности в новых культурных формах, ученый исходит из задачи изучения способов, с помощью которых национальные идентичности формируются на основе массовой культуры и проявляются в повседневной жизни, и демонстрирует на примере автомобильных культур, как расширяется растущая сеть ассоциаций (названная им «матрицей») национальной идентичности, создавая новые способы связей для поддержания национального чувства принадлежности.

Одним из новых проявлений символов этнической идентичности в современном обществе стала автомобильная символика. Автомобиль как средство передвижения одновременно выполняет целый ряд функций, среди которых одно из важных мест занимает идентификация автовладельца или человека, передвигающегося в автомашине.

Специфика автомобиля как транспортного средства определена его многофункциональностью: транспорт разделяется на общественный и частный (на публичный и частный), на выполняющий функции орудия производства и функцию собственно транспортного средства (в том числе для частных лиц), на грузовой и легковой и т.д. Транспортные средства в границах отдельного государства объединяет их принадлежность к одной системе, что маркируется наличием единой системы государственных номерных знаков - различных в разных странах, в Российской Федерации имеющих стандарты, включающие обязательную маркировку общенациональной (общегосударственной, через включение в номерной знак изображения государственного флага России) и региональной (через цифровой код региона) принадлежности. Вместе с тем, несмотря на наличие общих стандартов, в обществе проявляются особенности восприятия и маркировки транспортных средств, которые, будучи связанными с человеком, обретают символику этой связи, что выражается как в маркировке автомобилей, так и в восприятии их как символов определенных социальных, этнических и иных групп.

Исследованию комплекса вопросов, связанных с анализом автомобильной символики, посвящен ряд работ отечественных и зарубежных ученых. Значимыми для нашей задачи анализа форм и способов проявления этнической символики в контексте специфики этнической ситуации в Калмыкии и в то же время системы автомобильности являются работы, в которых поставлены проблемы символической связи водителя и автомобиля в разных культурах. Так, практика отражения этнической идентичности в оформлении автомобилей известна по научным публикациям, посвященным анализу места автомобилей в обществе, их культурной ценности и знаковой символике в культурном контексте, а также в целом автомобильности, понимаемой как «самоорганизующаяся, аутопойетическая нелинейная система» (Урри 2012; Харламов 2012; Alam 2018; Dowling 2000; Sheller, Urry 2000; Edensor 2004; Исаханян 2016; Кузнецов 2017; Щепанская 2017; Щепанская 2018; Кононенко 2011; Ще- панская 2016; Мищенко 2015; Ростова 2015; Медведев 2019 и др.).

В современной культуре мобильности значимыми являются понятия «пути» и «дороги», которые объединяют и одновременно разъединяют пространство, а также транспортного средства, с помощью которого преодолевается пространство. Анализируя автомобильную культуру с позиций социологии мобильности, Ю.П. Чемова выделяет на основе проведенного анализа ряд функций автомобиля (рекреационная, экономическая, социальная, оборонно-военная, функции экономии времени и организации городского пространства и др.), среди которых - функции стирания пространственных границ и идентификационная (Чемова 2018: 349-351). Отметим, что две последние из указанных Ю.П. Чемовой функции могут реализовываться одновременно, и тогда идентификационная функция приобретает особую значимость. Однако идентификационная функция рассматривается этим автором прежде всего в аспекте статуса автомобиля и его стоимости, зачастую определяющими появление у водителя неформальных преимуществ на дорогах. Такое понимание автомобиля как одного из идентификаторов статуса его водителя / владельца прослеживается и в работе Ю. Алама, который, анализируя культурную ценность и значение автомобилей в мультикультурном контексте и влияние автомобиля как собственности на процессы, которые формируют отношения, связанные с расовой идентичностью, приводит факты того, что комбинация этнической принадлежности и марки (бренда) автомобилей вызывали порой у жителей города подозрения (Л1аш 2018: 9). Действительно, ценность автомобиля является признаком, позволяющим оценивать статус его владельца, но Ю. Алам рассматривает конкретный пример г. Брэдфорда, где автомобиль представал гибким признаком идентичности и различий, что создавало возможность формирования стереотипов в отношении этнических различий. Является ли статус автомобиля показательным при его маркировке этнической идентификации его владельца - вопрос, который на материалах, привлеченных Ю. Алама, получил положительный ответ, в иных условиях может не иметь подобного значения. В нашей статье не рассматриваются марки автомобилей: идентификационные надписи встречаются на калмыцких автомобилях независимо от их статусности и стоимости.

По мнению Дж. Урри, автомобили могут обрести «антропоморфный» облик, обретая имя, кличку и т.д., они «обеспечивают своим владельцам статус через различные знаковые ценности, включающие „скорость“, „дом“, „безопасность“, „сексуальность“, „карьерные достижения“, „свободу“, „семью“, „маскулинность“ и даже „наследственные хорошие манеры“», и в целом «существует ряд „автомобильных эмоций“, вызываемых владением или обладанием машиной» (Урри 2012: 239).

Маркировка автомобиля происходит, прежде всего, через размещение выполняющих коммуникативную функцию надписей или символики, среди которых Т.Б. Щепанская выделяет несколько групп (имена; ролевые наименования через указания на социальные образы или роли; названия, указывающие на технические средства; указывающие марку машины; образные наименования) и в целом различает два типа идентичности:

1) дорожную идентичность, которая возникает в движении (на дороге) или на базе сообществ, определенных движением (этот тип идентичности в материалах автора представлен эмблемами объединенных движением сообществ, надписями, свидетельствующими о самоидентификации со своим автомобилем, а также ценностями дорожных сообществ и комментариями по поводу состояния дорог);

2) домашнюю идентичность, которая включает локальные идентичности, профессиональные, семейные, культурные, воинские, а также национальную идентичность, как проявления которой упоминаются наклейки с российским гербом, изображения герба (Щепанская 2016: 64).

Исследователь отмечает, что метки на внешней поверхности машины или вещественные дополнения специально предназначены «для трансляции коммуникативных посланий и раскодирования коммуникативных характеристик автомобиля как „актора“ в дорожном потоке <...> Автомобиль в потоке всегда воспринимается как семиотически значимый объект, но надписи и наклейки позволяют прочитать значения, которые этому объекту целенаправленно приписываются» (Ще- панская 2016: 59-60). Как отражение национальной идентичности рассматривает Т.Б. Щепанская демонстрацию государственных флагов, наличие различных предметов цветов флага России и изображения герба государства (Щепанская 2016: 57). Выводы Т.Б. Щепанской способствуют постановке и следующего вопроса: каким образом «домашняя» (локальная) идентичность проявляется в ситуации, когда соответственно маркированный автомобиль, преодолевая пространство, движется по территории, маркируемой иной идентичностью? Чем представляется подобная ситуация - демонстрацией инаковости и освоения пространства как претензии на территорию, на которой они находятся, или лишь обозначением идентичности?

Специфическая текстовая информация на автомобилях обычно включает надписи не только на номерных рамках, но и на самом корпусе автомашины, особенно связанной с профессией водителя. Анализируя, как и Т.Б. Щепанская, профессиональную сферу автомобильности (Щепанская 2010, 2016, 2017), Д. Мищенко на материале надписей на такси приходит к выводу о том, что они «образуют корпус прецедентных текстов - семиотически значимых высказываний, знакомство с которыми является одним из знаков принадлежности к группе, а само функционирование оказывается возможным благодаря единству смыслового поля культуры у всех членов группы» (Мищенко 2015: 159), и выделяет группы надписей:

1) религиозные (несущие в основном охранительную символику и этимологически первичные);

2) личные имена (довольно редко);

3) самопрезентация водителя через краткие характеристики, создающие его образ;

4) имена известных персонажей (Мищенко 2015: 160-165).

На выбор надписи на машине влияет ряд характеристик, среди которых этническая идентификация, возраст, пол, социальный статус, уровень образования водителя. Однако в примерах, приводимых исследователем, речь идет об этнической идентификации. Нам необходимо рассмотреть вопрос внутриэтнической идентификации и его отражения в автомобильных маркировках.

В г. Сургуте Ханты-Мансийского автономного округа - Югры В.В. Медведев описывает примеры, более близкие упомянутым в начале статьи калмыцким материалам, анализирует «визуализацию самосознания водителя на корпусе автомобиля и наличие в салоне маркирующих предметов», которые демонстрируют идентичность автовладельца (Медведев 2019: 67), и освещает конкретные примеры, отражающие религиозную, этническую и территориальную идентичности, относящиеся к выделенному Т.Б. Щепанской «домашнему» типу идентичностей.

В г. Сургуте как этнически и конфессионально разнообразном городе, в котором проживают немало трудовых мигрантов, прослеживается демонстрация:

1) религиозной принадлежности автовладельцев, что является приемом самоидентификации,

2) происхождения через указание региона места рождения или предыдущего проживания, что отражает потребность в отождествлении себя с определенным регионом и этнической группой, самоопределение автовладельца как части этнического сообщества

3) этнической символики (Медведев 2019: 69-73).

Исследователь вслед за Т.Б. Щепанской пишет о том, что «государственные флаги, предметы цветов флага России и изображения ее герба отражают национальную самоидентификацию автовладельцев» (Медведев 2016: 73), так же, как и надписи «Российская Федерация», «Россия», «Russia», «Армения», «Kazakhstan». Приводится и пример «двойственной» национальной идентификации через изображение на автомобиле двух флагов - России и Армении (Медведев 2019: 72). Вместе с тем приводятся примеры проявления локальных территориальных идентичностей - через надписи на ветровых стеклах, обозначающих не только места нынешнего проживания (Сургут, Челябинск, Тюмень), но и места прежнего жительства или места рождения: «Карагас» (дагестанское поселение с преобладающим ногайским населением), «Орта-Тюбе» (ногайское село в Дагестане), «Чубутла» (аварское поселение в Дагестане), «Каракчикум» (населенный пункт в Согдийской области Таджикистана). Демонстрация гербов Республики Дагестан, Республики Татарстан подчеркивает не только локальную, но и этническую идентичность; она часто сочетается с надписями, отражающими эти идентичности. Встречаются также надписи-этнонимы (nogay, gagauz), сочетающиеся с этническими символами, в том числе, например, тамгой одного из ногайских родов (Медведев 2016: 70). В поликультурном и полиэтническом Сургуте, таким образом, автомобильные маркеры отражают локальную (территориальную), этническую и общенациональную (государственную) самоидентификацию водителя / автовладельца, проецируемую на знаковую символику на автомобиле. В.В. Медведев отмечает, что материалы, зафиксированные им в Сургуте, представляют «новые, ранее не известные и не востребованные материальные формы проявления идентичности. Несмотря на размещение знаково-символических маркеров на автомобиле, на него они не проецируются, а служат маркерами водителя, отражая его сознание» (Медведев 2019: 69).

Описанный исследователем на собранных в 2016-2019 гг. материалах г. Сургута тренд был зафиксирован в Калмыкии ранее (Вот это номер 2013; Госномера автомобилей 2013а, 2013б, 2013в). Как и в других регионах, в республике наблюдается наличие автомобильных маркеров, отражающих общенациональную (государственную) идентичность (через изображение флага России и надписи «Россия» и «Russia»; нам встречалась и надпись «СССР»), а также локальную и этническую идентичность. Региональную идентичность автовладельцы обозначают чаще всего через надписи на ветровом стекле. Наиболее ярко это проявляется на большегрузных машинах и пассажирских автобусах, совершающих рейсы в крупные города: в последние десятилетия большая часть пассажиров не только в соседние регионы, но и в Москву и Санкт-Петербург добиралась на автобусах, так как транспортная система республики в этот период являлась одной из проблемных зон². На ветровых стеклах ежедневно курсирующих пассажирских междугородных автобусов красуются огромные надписи «Элиста» (рис. 1) - такие же наклейки характерны и ддя рейсовых междугородных автобусов и других городов.

Рис. 1. Автобус фирмы «Нежин-экспресс» с надписью «Элиста» на ветровом стекле, изображением флага Калмыкии и на двери логотипа республиканского футбольного клуба «Уралан» и использованием синего и желтого цвета в маршрутной табличке. Фото из сети Интернет

Маркировка надписями, связанными с территориальной принадлежностью и этнической идентичностью, характерна для сферы профессиональных перевозок - и как опознавательный знак транспортного средства с обозначением его маршрута, и как знак этнической принадлежности. Вместе с тем в производственной сфере, где работают трудовые мигранты, встречается и маркировка транспортных средств в целях указания на происхождение водителя для возможного знакомства с земляками. Так, в интернет-пространстве нам встретилось изображение большегрузного автомобиля с надписью на кузове «менд» (`здравствуй', букв. `здоров') и цифрового сочетания 08 (хотя автомобиль имеет номерной знак московского региона, т.е. работник (водитель) трудится в Москве и области) (рис. 2). Традиционное приветствие «менд» на калмыцком языке использовано как этническая символика на большегрузном автомобиле, для адекватного перевода неясного для окружающих приветствия «отсылка» дана через государственный знак региона 08: таким образом, мы видим свидетельство того, что этническая маркировка используется в целях указания на идентичность водителя и возможных знакомств с представителями его народа.

Рис. 2. Большегрузный автомобиль с надписью - традиционным калмыцким приветствием «менд» и дополнительно выведенными цифрами 08 (указание на регион - Республики Калмыкия) на кузове. Фото из сети Интернет

В г. Элисте городские автобусы не имеют подобных маркеров, в то время как многие частные маршрутные такси, а также легковые автомобили автовладельцы обозначали на протяжении последнего десятилетия надписями локально-территориального характера, демонстрируя свое происхождение: «Шин Мер», «Алцынхута», «Наинтахин» (поселки в Кет- ченеровском районе Калмыкии), «Ики-Бухус» (поселок в Малодербетов- ском районе Калмыкии), «Ики-Чонос» (поселок в Целинном районе Калмыкии), «Яшкуль» (районный центр в Калмыкии), «Джангар» (поселок в Октябрьском районе Калмыкии) и т.п. Как правило, названия поселков отсылают к локальной этнической идентичности: для сельчан указание на происхождение из определенного районного поселения однозначно маркировке субэтнической группы. Встречается и надпись на ветровом стекле буддийской молитвы «Ом мани падме хум», выполняющей в этом случае охранительную функцию, а также, в сущности, в условиях республики выполняющей роль и этнического маркера: в Калмыкии подавляющая часть населения представлена калмыками и русскими.

Этническая идентичность проявляется в символике общеэтнического и субэтнического уровней.

Региональная и этническая идентичность отражены в надписях «Калмыкия» либо «Хальмг Тангч» (рис. 3) на номерной рамке автомобилей, популярными вариантами размещения на автомобильных номерах этих надписей являются сочетания с изображениями на правой стороне флага Республики Калмыкия (далее - РК), а на левой стороне - флага Российской Федерации либо с двух сторон флага РК. В этом случае на первый план выступает изображение флага РК в его прямом значении - как символа республики как субъекта федеративного государства. В ситуации с надписями прослеживается следующая особенность: надпись «Калмыкия» (рис. 4) более распространена, что отражает, во-первых, преемственность названия в русскоязычных документах (от Калмыцкого ханства до Калмыцкой АССР); во-вторых, языковую ситуацию: калмыцкий язык отнесен ЮНЕСКО к находящимся под угрозой исчезновения, и сфера его применения в обществе существенно сужена.

Уже спустя три года после включения в официальное название республики в январе 1991 г. словосочетания «Хальмг Тацгч» (`Калмыцкая республика' или `Республика Калмыкия') (Гунаев 2010: 20-21) с принятием «Степного Уложения (Конституции Республики Калмыкия)» в апреле 1994 г. «из наименования республики было исключено название „Хальмг Тангч"», после чего был принят Указ Президента России от 10 февраля 1996 г. №173 и внесено изменение в ч.1 ст.65 Конституции РФ 1993 г., республика стала именоваться «Республика Калмыкия». Изъятие из названия республики калмыцкой части объясняли неоднозначным толкованием перевода его словосочетания «Хальмг Тацгч» на русский язык и ограничением его использования при переводе официального названия на калмыцкий язык (Максимов, Ванькаев 1995: 44; Гунаев 2010: 23). Это мнение отражает официальную причину изменения названия республики. Сокращение наименования субъекта до русскоязычной части также отражало и языковую ситуацию в республике. Стоит отметить, что при выборе названия «Республика Калмыкия - Хальмг Тацгч» в феврале 1992 г. депутат В.М. Остапенко (отец Зосима, в то время - благочинный православных приходов в Калмыкии, с 1995 по 2011 г. - епископ Элистинской и Калмыцкой епархии) отмечал, что название «Республика Калмыкия - Хальмг Тацгч» «будет отражать интересы всех народов, живущих в Калмыкии» (Гунаев 2010: 22), конечно, основываясь на том, что в официальное наименование были включены названия на русском и калмыцком языке. Вышеизложенное свидетельствует о том, что надпись на номерной рамке калмыцких автомобилей, включающая название республики на калмыцком языке, отражает самоидентификацию автоводителей и подчеркивает их калмыцкое происхождение, более широко распространенная надпись «Калмыкия», во-первых, отражает прежде всего региональную идентичность, во-вторых, косвенно - языковую ситуацию.

Рис. 3. Автомобиль с надписью «Хальмг Тацгч» с изображением флага РК на номерной рамке. Фото Э.П. Бакаевой

Рис. 4. Автомобиль с надписью «Калмыкия» и флагами России и Калмыкии на рамке. Фото Э.П. Бакаевой

«Мода» на английский язык как язык международного общения отражена в появлении на автомобилях в республике популярной надписи и на латинице («Kalmykia»).

Общеэтническая идентичность проявляется в надписях, содержащих призыв ко всему калмыцкому народу: «Хальмгуд, уралан» `Калмыки, вперед', всегда бывший популярным (рис. 5): бытует представление о том, что даже призыв «Ура!» в русском языке происходит от калмыцкого слова «уралан» (или от монгольского «урагш») `вперед', заимствованного в краткой форме.

Рис.5. Автомобиль с надписью «Хальмгуд уралан» (`Калмыки, вперед') и изображением флага РК на номерной рамке. Фото из сети Интернет

При этом «уран» `клич' - один из идентификационных признаков в традиционном калмыцком обществе (Бакаева 2011; Басангова 2013; Шараева 2007; Трансграничная культура 2016). По данным опросов, фраза «Хальмгуд, уралан» входит в «топ 10 фраз на калмыцком языке» (Топ-10 2017), особенную популярность призыв приобрел в период, когда республиканская футбольная команда «Уралан» (созданная сразу после восстановления автономии республики в 1958 г.) выступала в высшем дивизионе российского футбола⁵; созданы песни с таким заглавием, популярные в республике и за ее пределами (рис. 6).

Как и в других регионах, в автомобильной культуре символом территориальной идентичности, но в большой мере и символом этнической идентичности выступает флаг. Удачное лаконичное художественное решение, сочетающееся с насыщенностью символики цвета и знаков, способствовало широкому использованию этого национального символа Калмыкии.

Рис. 6. Автомобиль с надписью на рамке «ФК Уралан». Фото Э.П. Бакаевой

В настоящее время именно флаг республики является наиболее используемым символом Калмыкии и калмыков. Изображение флага Республики Калмыкия, присутствующего на многих номерных рамках автомобилей и в виде отдельного предмета (закрепленного на ветровом стекле или на приборной панели) в интерьере, выступает этническим символом. В подавляющем числе автомобилей, на которых встретились изображения флага республики, водители явно являлись калмыками, что свидетельствует о разном восприятии данного изображения: флага как государственного символа республики и флага как знака этнической идентичности, поскольку в нем, в отличие от более раннего флага Калмыцкой АССР, использована национальная символика.

Флаг Республики Калмыкия утвержден постановлением парламента от 30.07.1993, он поистине является носителем «информации о брендовых историко-культурных характеристиках» (Малькова, Тишков 2010: 17). В.К. Малькова и В.А. Тишков, исследуя образы российских республик в государственных символах, отмечают: «Религиозные предпочтения <...> лишь изредка можно увидеть в цветовых воплощениях: на гербе Бурятии желтый цвет ассоциируется с ламаизмом, в Дагестане, часть населения которого исповедует ислам, - это зеленый цвет, а в Калмыкии <...> золотисто-желтый цвет ассоциирован с вероисповеданием народа. В других республиках это не подчеркивается» (Малькова, Тишков 2009: 113). Принятие флага, включающего религиозную символику, отвечало особенностям этапа становления новых социальных отношений в республике и особенно - условиям возрождения буддизма. Лаконичная символика флага, принятого в 1993 г., сочетала цветовую символику (голубое - небо, ранние верования, желтый - буддизм, белый - цвет чистоты) и символику лотоса в буддийской культуре.

Вероятно, высокая степень «брендовости» флага Калмыкии, разработанного в 1993 г., заключается в его лаконичности и глубокой символичности. Он стал восприниматься не только в качестве государственного символа, но и как символ всего народа, а также культурного пространства, связанного с этносом. Флаг Республики Калмыкия представлен в разных сферах: на правительственных зданиях и главных страницах сайтов (от республиканских до отдельных учреждений и предприятий), в оформлении бланков разных учреждений и на сувенирной продукции, распространяемой не только в самой Республике Калмыкия, но и за ее пределами. Он используется и в общинах эмигрантов как национальный символ; сочетание религиозной и этнической символики обусловило активное использование изображений флага в сочетании с очертаниями территории республики в предметах, связанных с буддийскими общинами калмыков зарубежья, демонстрирующими собственную этническую идентичность.

В целом сочетание этнической и религиозной символики во флаге Калмыкии обусловило его культурную ценность как знака, обладающего свойствами, которые применимы для его использования как автомобильного маркера, визуализирующего этническую идентичность автовладельца. Транспортное средство само по себе - знак движения в пространстве. Его маркировка этническими символами означает не только проявление этнической идентификации, но и обозначение территории пространства.

Брендовое значение, как и во многих других регионах России, в Калмыкии приобрело цифровое сочетание, обозначающее регион в соответствии с кодами субъектов Российской Федерации, определенными в очередности согласно их перечислению в Конституции РФ. Цифровое сочетание 08 или просто восьмерка приобрели значение символа региона, в связи с чем государственный номер автомобиля «008» или иные сочетания с цифрой восемь (в определенных случаях - и в сочетании с буквой «О») стали восприниматься как демонстрация калмыцкой идентичности. Такое сочетание порой на свадебных кортежах заменяется символикой «улан зала» `красной кисти' - национального калмыцкого символа, так как самоназвание калмыков - «улан залата хальмгуд» `калмыки с красной кисточкой' - отсылает к традиции их этнических предков ойратов, которые по указу Тогона-тайши с 1437 г. носили такие кисти на головных уборах. Акцент на этнической символике особенно ярко проявляется в свадебных обрядах, в которых народные традиции возрождаются наиболее активно, потому калмыцкие свадебные кортежи демонстрируют зачастую этническую символику в ее разнообразии: выбор автомобиля с номером «08», украшение автомобиля головным убором с красной кистью, наконец, сопровождение автомобилей всадниками, что отсылает окружающих к ассоциации «автомобиль - конь» (рис. 7-9).

Рис. 7. В свадебной обрядности современных калмыков ярко демонстрируется и этническая идентичность.

Акцент сделан на сопровождении всадниками, что позволяет сопоставить транспорт разных эпох; на автомобиле «калмыцкий» номер, повторяющий цифры 08 и даже в буквенном сочетании серии не уходящий от темы. Известно, что в калмыцкой традиционной культуре свадебный кортеж воспринимался как совершающий путь из одного сакрального пространства в другое, и по дороге путники не присоединялись к нему и не пересекали ему путь. Также и во второй половине XX в. сохранялась традиция не брать попутчиков в свадебный «поезд», поскольку путь осмыслялся как опасный - и в этой традиции явно прослеживается связь транспортного животного с современным автомобилем (символика «автомобиль» - «конь»).

Виды Волги, Астрахань. Берега Еалинчаа Идущая лъ Хурулъ

Рис. 8. К этому известному изображению на открытке «Виды Волги. Астрахань.

Рис. 9. Демонстрация этнического символа в виде головного убора с красной кистью на автомобиле, входящем в свадебный кортеж. Выбор цветов также связан с темой степного тюльпана - символа Калмыкии

Невеста калмычка, едущая в хурул», растиражированному в Интернете, явно идет отсылка в новых формах сопровождения свадебного кортежа всадниками (Собрание МАЭ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1. Л. 14-159.

Наряду с общеэтнической идентичностью в Калмыкии фиксируется многоуровневая идентичность, что получило визуальную текстовую форму в надписях к номерным знакам, приобретшую популярность в 2010-е гг. Известно, что калмыцкий этнос образовался в результате консолидации этнических групп торгутов, дербетов, хошутов (позднее образовалась группа калмыков-бузава), представители которых, несмотря на сложение единого народа, сохраняли свою идентичность до XX в. и продолжают сохранять память о ней до настоящего времени. З.Э.-Г. Гоголданова по результатам проведенного исследования в начала 1990-х гг. отмечала, что наблюдается внутригрупповая субэтническая консолидированность: среди калмыцкого населения в моногрупповых браках состояли в селе 39,0% бузавов, 83,1% дербетов и 65,0% торгутов, в городе - 50,4% бузавов, 54,8% дербетов и 77,1% торгутов (Гоголданова 1994). В советский период в обществе пристальное внимание придавалось так называемому улусизму как негативному явлению, не способствующему консолидации общества. Вместе с тем, обусловленная историческими условиями относительная компактность и однородность расселения этнических групп калмыков в сельской местности являлась основой воспроизводства субэтнических групп и многоуровневного самосознания калмыков, в связи с чем исследователи пришли к выводу о том, что «внутриэтнические процессы развиваются, хотя и не столь быстро, как это порой предполагается, все же в направлении этнической консолидации», но «нельзя не считаться с существованием субэтнической дифференциации», при этом проводя различие между этнической реалией (субэтническим делением) и негативными проявлениями на ее почве (Гоголданова 1994). Сложный состав фиксируется исследователями у разных народов (см., например: Ламажаа 2017), но степень консолидации и уровень самосознания в разных этнических группах различаются. Среди калмыков, как нами отмечалось ранее, особенности расселения этнических групп и формирования сети буддийских монастырей, а в 1920-1930-е гг. - и религиозных организаций буддистов-мирян способствовали сохранению самих субэтнических групп и их различий (Бакаева 2018), в том числе на бытовом уровне. Наглядный пример: в поселениях калмыков-дербетов, расположенных вблизи поселков, где основная часть населения представляла другую субэтническую группу, на вопрос, куда уехал человек, вполне обычным и в 70-80-е гг. XX в. мог быть ответ «торhуда hазрт» `букв. в торгутскую землю', т.е. в соседние села другого района. Однако реалии быта в тот период не транслировались в средствах информации и практически не отражались и в научной литературе.

До постперестроечной эпохи заявления о субэтнической принадлежности обычно признавались признаком улусизма, который в обществе однозначно порицался. Негативные проявления на субэтнической почве явились причиной отрицательного отношения в советский период в калмыцком обществе к демонстрации субэтнических различий. С перестройкой в стране начался новый период, одним из результатов масштабных изменений стала и возможность более открытой демонстрации локальной и субэтнической идентичностей, что не замедлило сказаться в калмыцком социуме - ведь само явление субэтнического деления имеет место среди калмыков, хотя в некоторых районах оно проявляется в большей степени, в других теряет актуальность.

Появление разнообразных способов демонстрации субэтнической идентификации, в том числе и появление особых номерных рамок с указанием субэтнической группы, возможно, связано и с тем, что с 1990-х гг. в российском обществе происходило повышение уровня автомобилизации. Это предположение может вызвать возражения: появились бы этнические маркеры на автомобилях, если бы их количество оставалось на прежнем уровне? С одной стороны, выделение оснований, приведших к этнической маркировке, не связано с количеством автомобилей в обществе, они базируются на социальных трансформациях, динамике этничности. С другой стороны, следует признать существование косвенной связи между уровнем автомобильности и появлением новой традиции с указанием субэтнической принадлежности: данная маркировка «работает» в определенном пространстве, наполненном соответствующими объектами.

Как отмечалось в одной из вышеупомянутых публикаций, «в Элисте чаще всего свои авто подписывают дёрвюды» (Вот это номер 2013), что вполне объяснимо: территория Элисты в прошлом относилась к южной части Малодербетовского улуса Калмыцкой степи (так называемому Манычскому улусу), в котором население, в основном, составляли калмыки-дербеты - хотя население города, основанного в 1920-х гг., смешанное. В начале 1990-х гг. З.Э.-Г. Гоголданова отмечала, что в Элисте представители групп бузавов, дербетов и торгутов представлены примерно равными по величине группами (Гоголданова 1994), однако в сложный период реформ конца XX - начала XXI в. в город переселилось немало сельчан. Что касается названий других субэтнических групп на госзнаках автомобилей - встречались и таблички с надписями «торгуд», «хошуд», кроме того, в надписях на номерных рамках писали и названия этнических групп «чонос», «цорос», «бухус», входящих в субэтнические группы, что отражает разноуровневую идентификацию калмыков. В целом указание локальной идентичности в прецедентных надписях также сопряжено с субэтнической идентичностью: так, надпись «Яшкуль», скорее всего, указывает на этническое происхождение хозяина автомобиля из калмыков-торгутов, «Найнтахин» или «Шин Мер» - на происхождение из калмыков-дербетов, «Сарпа» - из хошутов, «Ики Чонос» - соответственно из дербетов родов чонос. Однако, как правило, именно на номерных знаках автомобилей калмыков-дербетов отражалась иерархическая идентичность (чонос, бухус, найнтахин - и «дeрвYД» `дербет'), тогда как наряду с надписями, обозначающими субэтнические группы торгутов и хошутов, чаще встречались только названия населенных пунктов (Яшкуль, Сарпа), что свидетельствует о большей степени консолидированности группы торгутов и малочисленности группы хошутов.

В традиционном обществе кочевников-калмыков встреча в пути (в дальнем пути обычно - всадников) предполагала идентификацию («кенэхнэ?» `их чьих?', т.е. `какого рода'), в военных условиях такая идентификация производилась посредством клича-урана. В новейших условиях визуализация этнической и субэтнической и даже родовой идентификации в оформлении «калмыцкого» автомобиля, как показывают вышеприведенные примеры, может проецироваться в ситуации самопредставления в пути через демонстрацию идентичности. Вместе с тем можно сопоставить маркировку современного транспортного средства (автомобиля) с традицией обозначения транспортного животного (коня) у кочевников: при таврении лошадей знак (тамга) являлся родовым, для всего рода имелась определенная тамга, наглядно демонстрировавшая как принадлежность коня, так и происхождение его владельца. Тамга являлась знаком собственности и принадлежности коня определенной родовой группе, однако традиции таврения коней были утрачены с введением колхозного строя, и потому символика родовых тамг практически утрачена - в ином случае она активно использовалась бы в идентификационных практиках. В современных условиях принцип обозначения собственности через идентификацию автовладельца как представителя родовой или субэтнической группы нашел выражение в текстовых маркерах (названиях групп), но необходимо отметить, что сохраняется принцип обозначения собственности, принадлежности / происхождения владельца и одновременно его родной территории. Вполне вероятно, что нераспространенность на автономерах изображений калмыцких тамг связана с тем, что в целом традиция таврения была утрачена в начале XX в. и память о родовых тамгах плохо сохранена. Вместе с тем известно, что многие калмыки специально восстанавливают данные о родовых тамгах с целью использования изображений в повседневной жизни - в том числе для размещения изображений на воротах придомового участка, что свидетельствует о маркировке таким образом «своего» пространства.

И изображение тамги, и текстовые маркеры (названия групп) в приведенных примерах выполняют функцию знаков собственности. Можно предположить, что существуют отличия: тамга, наносимая на границу (ворота) участка, маркирует территорию «своего» пространства, тогда как текст надписи, относимый к этнической идентичности, маркирует личность владельца, и автомобиль выступает не маркируемым объектом (как в случае, если надпись территориального содержания, например, Элиста), а носителем информации об объекте, находящемся в нем / автовладельце. Однако маркировка субэтнической локальной идентичности относится не только к человеку, но и к территории. Так, «чонос» - название группы родов и территории, где расселяются их представители (включая поселки Ики Чонос `Большие чоносы', Бага Чонос `Малые чоносы'), «найнтахин» - название калмыцких родов, происходящих из одноименного поселения; «дeрвYД» - не только название крупной этнической группы калмыков, но и часть названия двух дербетовских улусов («Ик дервдэ» `Большедербетовский' и «Баh дервдэ» `Малодербетовский').

Принцип «мой автомобиль - моя территория» действует в разных регионах и в различных условиях. Так, желание обладать «калмыцким» номером у калмыка, проживающего в Республике Тыве, отражено в специфическом оформлении номера его автомобиля (рис. 10): здесь текст представляет визуализацию этничности, словесная формула дополняет государственный номерной знак, маркируя принадлежность владельца автомобиля к культурному пространству Калмыкии.

Визуальная демонстрация места прежнего проживания (рождения) и этнического происхождения ярко проявляется и в надписях на «калмыцких» автомобилях (как и на машинах бывших россиян в целом) в других странах. Так, представители мигрантов из России в США, где идентификационные знаки отличаются разнообразием (разрешается любое сочетание цифр и букв, изображения), зачастую в качестве идентификатора указывают родной город, имя или используют «прикольные» надписи на русском языке.

Рис. 10. Автомобильный номер с надписью «Калмыкия - Тыва» с изображением флагов Республики Калмыкия и Республики Тыва. Фото Э.П. Бакаевой

На автомобилях калмыков в США встречаются не только надписи «Elista» или «Kalmyk», но и изображение флага Республики Калмыкия и даже надписи, отражающие субэтническое происхождение автовладельца (рис. 11-14).

Таким образом, по аналогии с автомобильными номерами, маркирующими «калмыцкую территорию» на российских авто, представители диаспоры в США приобретают номера для своих автомобилей, маркируя этническую принадлежность и свое культурное пространство: так, «Элиста» и «Калмыкия» въезжают в пространство новых территорий с символикой «своей» территории. При этом и отсылки к родной республике и городу, коду региона согласно российскому перечню, и обозначение «Kalmyk» являются маркировками, относящимися к автовладельцу и отражающими его самосознание.

Рассмотренные нами автомобильные надписи маркируют идентичность этническую и религиозную, с одной стороны, и локальнотерриториальную и субэтническую - с другой. Они служат маркерами водителя - как и маркеры, рассмотренные Т.Б. Щепанской (Щепанская 2016: 59) и В.В. Медведевым, которые отмечают, что появляются новые, ранее не известные и не востребованные материальные формы идентичности (Медведев 2019: 69).

Рис. 11. На фото из социальной сети «ВКонтакте» с подписью «Привет землякам из солнечного Канзаса»: на табличке автомобиля изображение флага Республики Калмыкия. Фото из сети Интернет

Рис. 12. На фото: автомобиль из штата Вирджиния, США, с идентификационной надписью «Kalmyk». Фото из сети Интернет

Рис. 13. На фото: автомобиль из штата Нью-Йорк, США, с идентификационной надписью «Elista». Фото Э.П. Бакаевой

Рис. 14. На фото: автомобиль из штата Нью-Йорк, США, с идентификационной надписью «ООКУЦО» на рамке (источник: ВгоокІупОгаїі (новый сезон чтоль)). КРЧ Бруклинград. Калмыцкое землячество (США, 2018).

этнический идентичность автомобильный номер калмыкия

Вместе с тем особенностью маркировки на калмыцких автомобилях стало появление не только общеэтнических и локальных (территориальных) названий, но и субэтнических, что отражает актуализацию разноуровневой идентичности, бытовавшую и ранее, а в последние десятилетия приобретшую большую значимость в связи с широким обсуждением в обществе вопросов происхождения разных родов и групп калмыков.

Представляется, что маркировка субэтнической идентичности связана, прежде всего, с традиционной практикой коммуникации, традиции самопредставления и определения сторон в коммуникации. Сложно сказать, присутствует ли в этой прагматике какой-либо вызов - на первый план здесь выходит именно демонстрация идентичности, ответ на вопрос, «кто Вы?», что связано с методикой опознавания «своего» в потоке, узнавания «домашней идентичности» в потоке «дорожной идентичности».

Практика отсылки к этнической идентичности и создания «национального» образа автомобиля известна в разных странах. Известны и примеры, когда надпись и название автомобиля являются его маркерами, ассоциирующимися с народом: Studebaker Scotsman, Jeep Grand Cherokee, Jeep Comanche, Viking и т.п. И если название «Scotsman» было основано на представлениях о шотландской бережливости, то появление марок автомобилей с названиями индейских народов отражало представления о чертах, которыми наделялись эти народы. Означало ли то, что этноним включали в название бренда автомобиля, позитивное восприятие этого факта представителями народа - вопрос недостаточно исследованный. Известны факты, свидетельствующие о том, что индейские народы неоднозначно воспринимали использование этнической символики торговыми фирмами. Так, в автосалонах в 2014 г. появился внедорожник Jeep Grand Cherokee - 5-е поколение марки автомобилей, которые в США и Канаде в 1-м (1974-1983 гг.) и 2-м (19842001 гг.) поколениях носили название Jeep Cherokee, а в 3-м (20012007 гг.) и 4-м (2008-2013 гг.) поколениях именовались Jeep Liberty. Г. Коллинз в статье в газете «Нью-Йорк Таймс» пояснял возвращение к «этническому» имени индейцев чероки, по языку родственным ирокезам, маркетинговыми исследованиями: «Jeep возрождает имя модели - название племени американских индейцев. <...> задача как бренда состояла в том, чтобы связать образ прошлого с настоящим». «На протяжении десятилетий названия племен американских индейцев помогали выталкивать автомобили из автосалонов»: в рекламных брошюрах Pontiac были представлены иллюстрации, сравнивающие его 6-цилиндровые двигатели с шестью покрытыми перьями красными индейцами, гребущими на каноэ; в рекламе «Понтиака» присутствовала отсылка к имени вождя индейцев племени оттава Понтиака - «признанного вождя племен алгонкинской семьи»; в 1980-х производился пикап Jeep Comanche, название которому было дано по индейскому этнониму (Collins 2013).