Крымские татары: эволюция самоидентификации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Историческая психология и социология истории

Крымские татары: эволюция самоидентификации

Автор: Кульпин-Губайдуллин Э.С.

Аннотация

Начавшийся в конце XIX - начале XX века неспешный процесс консолидации трех тюркских субэтносов полуострова Крым приобрел в 1930-е годы специфическое «советское» лицо. Депортация в Среднюю Азию в 1944 году драматически ускорила формирование этноса, оттенила уникальные особенности этногенеза и политогенеза. Репатриация с конца 1980-х годов вызвала к жизни новые проблемы самоидентификации нации, в новом столетии они оказались связанными с религией.

Ключевые слова: социоестественная история, Исмаил Гаспринский, этнос, диаспора, вмещающий ландшафт, демографическое поколение.

The slow consolidation process of the three Turkic sub-ethnic groups started in the late 19th - early 20th century in Crimea, and acquired some specific `Soviet' features in the 1930s. The deportation to Central Asia in 1944 dramatically accelerated the formation of the ethnos, and imparted some unique traits to ethnical and political genesis. Since the late 1980s the repatriation has generated new problems of self-identification of the group. In the new century these problems prove to be related to religion.

Keywords: socio-natural history, Ismail Gasprinsky, ethnos, diaspora, the land capacity, demographic generation.

Присоединение Крыма к России (1783 год) резко изменило если не все, то очень многие устои жизни местного населения. Утрата государственности для коренных народов Крыма означала начало перехода из одного цивилизационного состояния в другое, провоцируя протестные настроения. Сильная имперская власть жестко подавляла активное сопротивление, но вовсе не стремилась к физическому уничтожению бунтовщиков. Не желающим жить в империи предоставлялась «гуманная» возможность добровольно покинуть родную землю. Как пишет А. А. Бенингсен (1993: 82), «характерной особенностью истории крымских татар… стала повальная миграция тысяч и тысяч жителей Крыма, обычно происходившая при ужасающих условиях и заканчивавшаяся значительными потерями». Потери были не только персональными, но и общественными - экономическими и культурными. Многие активные и всесторонне развитые представители народа покинули территорию ханства. Осталось население, в большинстве своем политически, экономически и культурно неразвитое, пассивное и географически разобщенное на три субэтноса.

История знает немного фактов, когда группа интеллектуалов брала на себя миссию возрождения национальной культуры и выполняла ее, но почти нет примеров, когда подобную миссию выполнил один человек. У крымских татар таким был Исмаил Гаспринский (1851-1914) (см.: Гаспринский… 2006). Он показал, что один человек, не имеющий никаких властных полномочий, не использующий никакого насилия - ни физического, ни интеллектуального, - но целенаправленно и честно действующий на благо народа, способен изменить судьбу целого народа за краткий срок своей жизни[1].

В 1920-1930-е годы советская власть своеобразно, но активно способствовала развитию национальных культур. Начатый Гаспринским процесс, целью которого было достижение всеобщего начального образования, продолжался. Три субэтноса - прибрежный, горный и степной, - имевшие существенные различия в культуре и языке, вступили в фазу интенсификации культурного синтеза, конечным результатом которого должен был стать единый этнос. Завершение этого в целом естественного процесса должно было произойти через смену нескольких демографических поколений, получающих идентичное образование в средней школе. Техническая основа была создана: в 1936 году в Крымской АССР было 386 крымскотатарских школ (Перепелкин, Руденский б. г.).

Как известно, развитие советских наций происходило на специфической идеологической основе. Прежняя культура и ее носители были отторгнуты новой властью. Если раньше образование, как и везде в районах мусульманского населения России, по большей части начиналось при мечетях, где мулла учил грамоте мальчиков, а его супруга - девочек, то теперь остались только светские начальные школы. Если раньше обучение шло на основе арабской графики, то с 1930-х годов - на латинице. Изменение шрифта в условиях изначально невысокой грамотности населения означало отрыв новых поколений от старой письменной культуры. Следующий переход от латиницы к кириллице закрепил этот отрыв. Вторая мировая война остановила процесс полной ликвидации неграмотности старших поколений и достижения грамотности на уровне средней школы новых поколений. Получение идентичного образования на протяжении смены нескольких демографических поколений - основы сложения единого современного этноса - не состоялось.

Насильственная депортация (Вяткин 1997а; 1997б) резко изменила условия бытия. Крымские татары на чужбине стали диаспорой (характерные черты диаспоры см.: Милитарев 1999), и как единое целое крымскотатарский этнос образовался вследствие катаклизма изгнания. Процесс этногенеза пошел по необычной траектории во времени и пространстве. Синтез единого этноса из трех субэтносов, имеющих существенные различия, в естественных условиях происходит постепенно, в течение смены нескольких демографических поколений. В изгнании синтез начался по сравнению с естественным процессом катастрофически мгновенным насильственным перемешиванием представителей всех субэтносов на грани физического выживания в лагерях спецпереселенцев. Условия старта процесса были экстремальными: во время депортации погибла чуть ли не половина населения.

В лагерях спецпереселенцы были лишены не только возможности развивать национальную культуру, но и основных гражданских прав. Все это создало условия для уникального (катастрофического) ускорения процесса образования современного этноса. Процесс прошел в течение смены двух демографических поколений. Вначале условия жизни спецпереселенцев были средними между условиями жизни заключенных советских концлагерей и обычной жизнью свободных людей, однако настолько свободных, насколько это возможно в жестких тоталитарных режимах. Разумеется, жизнь представителей этноса-изгоя резко отличалась не только от прежней жизни депортантов, но и от жизни представителей их нового этнического окружения.

Острый дефицит орошаемых земель в Азии не позволял посадить на землю переселенцев - в подавляющем большинстве сельских жителей, земледельцев. К тому же планы советской индустриализации императивно требовали использовать новых жителей Азии в промышленном производстве - там, где не были заинтересованы трудиться аборигены. Лишенным политических прав переселенцам не было оставлено иной возможности личного социально-политического самоутверждения и социально-экономической вертикальной мобильности, кроме совершенствования в области технических специальностей и производственного профессионального роста. Индивидуальное самоутверждение и профессиональный рост были как никогда и нигде почти напрямую связаны с необходимостью получения образования, прежде всего общего среднего - предпосылки среднего технического. Первое поколение депортантов, выросшее в Центральной Азии, в отличие от родителей, заканчивало уже не только начальную, но обязательно - среднюю школу, затем получало техническую подготовку, а впоследствии ориентировало своих детей (второе поколение переселенцев) на получение высшего специального образования.

Здесь нельзя не вспомнить, что индустриализация в советской Азии инициировалась не столько внутренними процессами развития, сколько внешними и во многом чуждыми для Азии общегосударственными и планетарными амбициями Советского Союза - наследника Российской империи. Для осуществления задач индустриализации в азиатские города приходилось насильно переселять рабочих из центральной России и крестьян из сельских районов той же Азии. Для первых переселение означало жизнь в непривычном климате и культурном окружении, для вторых - снижение качества и уровня жизни в условиях непривычной тяжелой работы в промышленном производстве, нечеловеческих, по их представлениям, условиях существования в городских квартирах новой массовой панельной застройки, получившей в народе наименование «хрущобы». И горожане из европейской части страны, и вчерашние жители местных кишлаков оказывали пассивное, но эффективное сопротивление планам руководства СССР по индустриализации Азии. В ином положении находились спецпереселенцы из числа репрессированных народов. Для них выход из спецлагерей открывал перспективу изменения морального и социального статуса и безусловное повышение уровня и качества жизни.

Здесь важно обратить внимание на детали. Имея мощные стимулы к образованию, крымские татары стремились изначально получить образование на том языке, на котором издавалась техническая литература, - на русском. Для быстрейшего освоения русского языка родители не только не сопротивлялись политике русификации, но сами отдавали своих детей в русскоязычные ясли, детские сады и школы. Поскольку родители (и более старшее поколение) вынуждены были работать по 8 часов 6 дней в неделю, а нередко и более, младшие поколения в принципе были лишены полноценных контактов со старшими и, в частности, необходимого времени общения для естественного усвоения родного языка. С малых лет они усваивали как родной не татарский, а русский язык.

Индустриальная востребованность отделила депортированных от местного сельского хозяйства, где они должны были контактировать с культурно близким тюркским населением, и насильственно интегрировала их в русскоязычную среду, осознанно или неосознанно ориентированную на государство-империю. К жизни в этой среде большинство переселенцев «инструментально» были готовы: 76,1 % из них свободно владели русским как вторым языком (Перепелкин, Руденский б. г.). В изгнании интегрированность в русскую культурную среду привела к утрате многих элементов национальной идентичности и, поскольку «свято место пусто не бывает», к замене их элементами русской культуры. В условиях советской Азии, русско-советской имперской культуры и русско-советской имперской национальной идентичности это стало аналогом западного бремени белого человека в его царском и советском вариантах[2]. Сложившийся в изгнании этнос был принципиально иным, не таким, каким бы он стал в результате естественного развития[3]. После тяжелейшей депортации этнос сумел адаптироваться к новой природной среде и новой среде межэтнических отношений, что нашло свое отражение, с одной стороны, в стремительном демографическом росте[4], с другой - в самой популярной до сих пор песне крымских татар: «Ташкент - родина моя».

Возвращение крымских татар на историческую родину было обусловлено не только ностальгией, но и общей атмосферой дискриминации русских и русскоязычных жителей Средней Азии в конце существования СССР. В националистических настроениях аборигенов Центральной Азии крымские татары (наравне с другими русскоязычными народами) соединялись с русскими в одно враждебное целое. Отношение к пришлым этносам выражалось не только глухим неприятием, но также массовыми столкновениями в конце 1980-х годов. Хотя прямая агрессия местного населения имела своим непосредственным адресатом турок-месхетинцев, последние просто стали «козлами отпущения» за всех переселенцев. Отражая общие настроения, тогдашний узбекский официоз писал так: «Местное население, чаша терпения которого тоже переполнилась в тяжелой социально-экономической обстановке в республике, выступило с серьезным требованием улучшить условия жизни, обеспечить молодежь работой, покончить с несправедливостью в национальных отношениях… В Фергане проживают люди разных национальностей - турки, крымские татары, евреи, немцы и другие. Однако удивительно то, что они, по сравнению с узбеками, живут сытно, зажиточно. Наша ли вина, что мы живем на селе, сеем хлопок?»[5]. Центральная власть вынуждена была признать, что стычки явились результатом усилившегося «яростного националистического» настроения среди местного населения, и они настраивали проживающие в республике народы друг против друга[6]. Тогда в Фергану для подавления стычек среди молодежи прибыл начальник главного управления внутренних войск МВД СССР Ю. В. Шаталин и подразделения внутренних войск в количестве 13 тыс. человек (Лурье, Студеникин 1990; Юнусова 2012).

В ходе опроса в 1990-х годах наши респонденты-репатрианты жаловались на невозможность продать дома и утварь в Узбекистане иначе, как за бесценок. Общий настрой узбеков и других местных жителей выражался в сентенции, обращенной к крымским татарам: «Голыми приехали - голыми уедете». Репатриация крымских татар осуществлялась из одной окружающей среды, где они стали нежеланными, в другую, где их не ждали. субэтнос депортация политогенез нация

После репатриации крымские татары в социально-культурном отношении продолжают находиться в положении диаспоры. При этом с точки зрения ментальности окружающая среда - русская диаспора в Крыму (и на Украине), post Homo sovetikus - не просто понятна, она - «своя»: для одних - «своя» вторично, для других - первично (см.: Кульпин 1997б). Достаточно сказать, что после возвращения на родину вплоть до сего дня крымские татары вынуждены учить свой родной язык как иностранный. Диаспоральное положение для крымских татар (как и казанских татар в Российской Федерации вне Татарстана) вместе с тем необычно: они живут на исконно своей земле. И это положение порождает у представителей этноса ощущение неравноправности - угнетенности, униженности и оскорбленности (Кульпин 2007).

Политическая нация, осуществившая репатриацию, встала перед проблемой восстановления (а практически создания почти с нуля) культурной идентичности с неизбежными значительными элементами утраченной традиционной культуры, к чему предшествующая жизнь репатриантов их совершенно не готовила. На чужбине в специфических условиях советской Средней Азии этнос занял «экологическую нишу» посредника между не просто производственными, но социальными стратами: руководителями промышленных предприятий и рядовыми рабочими. Крымские татары стали начальниками цехов, инженерами и техниками. Директора и главные инженеры ведущих производств в Азии были русскими по культуре, инженеры и техники - полиэтничны, но практически без исключений - представителями русской культуры, рядовые рабочие - из традиционных местных этносов. Хотя среднестатистический уровень образования у крымских татар был выше среднего уровня многих этносов СССР, среди крымскотатарской интеллигенции гуманитарии были редкостью, они, как правило, были представителями старших поколений, которые дожили до репатриации, но не пережили ее.

К сегодняшнему дню нация потеряла немногих интеллектуалов 1920-1930-х годов рождения, не имеет дипломированных гуманитариев среднего возраста и не успела вырастить интеллектуалов из нового постсоветского поколения. Ситуация хуже, чем в китайской поговорке: «Старый урожай уже на исходе, а новый еще на корню». Поэтому поиски национальной идентичности осуществляются не столько осознанно, сколько бессознательно, причем по разным траекториям у разных возрастных поколений (см.: Кульпин 2012а; 2012б). Сейчас все поколения проходят испытание глобализацией, интернетом и исламом - монотеистической религией, наиболее привлекательной для молодежи. Ислам использует интернет, теоретически опирается на процесс глобализации и практически применяет его. Если традиционный российский ислам националистичен, иными словами, традиционные национальные ценности для него превыше всего, то новый ислам интернационален: для него конфессиональная принадлежность выше этнической. У ислама всегда были (а ныне обостренно выражены) два лица - интернациональное и национальное, и адепты двух мировоззрений находятся в непримиримой борьбе. Так, гражданская война в Дагестане сегодня - это также борьба между салафитами (интернационалистами) и традиционалистами (националистами) в исламе. В Чечне гражданская война вышла из острой фазы, в частности, за счет победы традиционного ислама над салафитами (см.: Малашенко 2009). В Крыму эта борьба только начинается.

У крымских татар ислам был вытравлен за годы советской власти как на родине, так и на чужбине - в Центральной Азии. Вернувшиеся в Крым татары безосновательно считали себя мусульманами[7]. Ныне несмотря на то, что просвещение в этом направлении дало значительные успехи и старшие и средние поколения ментально вне религии (во всяком случае, они не подвержены влиянию салафитов), новое поколение, выросшее на родине после репатриации, не имеет иммунитета к мощному воздействию ислама вообще и салафитов в частности.

Литература

1. Бенингсен, А. А. 1993. Исмаил бей Гаспринский (Гаспралы) и происхождение джадидского движения в России. Исмаил бей Гаспринский. Россия и Восток. Казань: Казанское книжное изд-во. Вяткин, А. Р.

2. 1997а. Миграционные потоки и проблемы адаптации. Крымские татары: проблемы репатриации. М.: ИВ РАН, с. 78-114.

3. 1997б. Среднеазиатский тупик: причины возникновения, масштабы, пути выхода. В: Вяткин, А. Р., Кульпин, Э. С. (отв. ред.), Крымские татары: проблемы репатриации. М.: ИВ РАН, с. 129-133.

4. Гаспринский Исмэгыйль: тарихи-документаль жыентыл / тоз. С. Рэ-химов. Казан: Жиен, 2006.

5. Исмаил бей Гаспринский. Россия и Восток. Казань: Казанское книжное изд-во, 1993.

6. Кульпин, Э. С. 1997а. Трансформация крымскотатарского этноса (1944-1996). Крымские татары: проблемы репатриации. М.: ИВ РАН, с. 38-50.

7. 1997б. Структурный кризис в Крыму как фон взаимодействия репатриантов и сложившихся форм расселения. В: Вяткин, А. Р., Кульпин, Э. С. (отв. ред.), Крымские татары: проблемы репатриации. М.: ИВ РАН, с. 70-76.

8. 2007. Крым: проблема собственности на природные ресурсы. Человек и природа: противостояние и гармония. М.: ИАЦ-Энергия, с. 58-60.

9. 2012а. Малая нация в иноэтническом окружении на постсоветском пространстве. На примере крымских татар. Страны Востока: Социально-политические, социально-экономические, этноконфессиональные и социокультурные проблемы в контексте глобализации. Памяти А. М. Петрова. М.: ИВ РАН, с. 218-222.

10. 2012б. Национальные цели крымских татар. Вопросы развития Крыма. Серия «Крымское региональное сообщество: генезис, современное состояние, перспективы». Вып. 16. Симферополь: СОНАТ, с. 328-333.

11. Лапкин, В. В. 2012. Политическая модернизация России в контексте глобальных изменений: науч. монография. М.: ИМЭМО РАН.

12. Лурье, М., Студеникин, П. 1990. Запах горы и горя. Фергана: тревожный июнь 1989-го. М.: Книга.

13. Малашенко, А. 2009. Рамзан Кадыров: российский политик кавказской национальности. М.: РОССПЭН.

14. Милитарев, А. Ю. 1999. О содержании термина «диаспора» (к разработке дефиниции). Диаспоры 1: 24-33.

15. Перепелкин, Л., Руденский, Н. [б. г.] Этнополитические проблемы крымских татар. URL: http://www.hrights.ru/text/b2/Chapter6.htm.

16. Юнусова, Х. Э. 2012. Причины и последствия этнических инцидентов в Ферганской долине в 80-е годы ХХ века. Евразийское пространство: прошлое, настоящее, будущее. Материалы круглого стола. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, c. 110-116.

17. What is SNH? 2007. Interview with E. Kulpin, provided by I. Khaliy. In Kulpin, E. (Kulpin-Gubaidullin) (ed.), Social-Natural History. Selected lectures I-XVI schools (1992-2007). Moscow: KomKniga, pp. 5-13.

[1] Правда, при одном непременном условии. Гаспринский так оценивал сто лет, прошедшие после присоединения Крыма к России: «Мы усматриваем лишь одно хорошее деяние, достойное великой миссии: это уничтожение рабства там, куда проникла эта власть. И странное дело, рабство уничтожалось русскими среди азиатов в то время, когда оно процветало еще в недрах коренной Руси» (Исмаил бей… 1993: 20-21).

[2] Проблема модернизации для колоний выразилась в так называемом бремени белого человека - модернизации колоний по образцу метрополий. Как справедливо пишет В. В. Лапкин (2012: 97, 110), для культурной европеизации и технической модернизации России «потребовалось новое радикальное преобразование всего социального и государственного механизма самодержавия, что удалось осуществить лишь по итогам большевистского переворота»; «Именно потребность продолжения (имперской. - Э. К.) нерыночной индустриализации обусловило появление большевистского режима, который был призван “решить эту проблему”».

[3] Феномен еще требует специального изучения, так как не исключено, что из репрессированного народа в большей мере, чем из какого-либо другого, удалось создать Homo sovetikus - то, что не удалось сделать с другими народами СССР (см.: Кульпин 1997а).

[4] По архивным данным об учете специально переселенных по республикам, к 1 июля 1950 года в Узбекской ССР насчитывалось депортированных из Крыма - 126 114 человек (Юнусова 2012: 110]), а выехало в Крым из Узбекистана в 1990-е годы около 250 тыс. человек.

[5] См.: «Совет Ўзбекистони» 10 июня 1989 года (цит по: Юнусова 2012: 111).

[6] О трагических событиях в Ферганской области и ответственности партийных, советских и правоохранительных органов // Известия ЦК КПСС. 1989. № 10 (цит по: Юнусова 2012: 114).

[7] В нашем обследовании, охватившем жителей Крыма разных национальностей, был ряд контрольных вопросов. Так, если респондент называл себя христианином, мы задавали вопрос: как формулируется первая заповедь? Если мусульманином: что такое пять столпов веры? Удивительно, но факт: мы ни разу не получили верного ответа на эти вопросы.

Размещено на Allbest.ru