Изменение жизненных стратегий у коренных малочисленных народов Восточной Сибири во второй половине ХХ века

Размещено на http://www.allbest.ru/

изменение жизненных стратегий у коренных малочисленных народов восточной Сибири во второй половине хх века Кудашкин В. А., 2011

Вячеслав Александрович Кудашкин, к.и.н., доцент

Кафедра истории

Братский государственный университет

slava1982_@rambler.ru

Изучается процесс поглощения «советской» цивилизацией культуры коренных малочисленных народов, проживающих на территории Восточной Сибири. Показано, как в условиях межкультурного взаимодействия рос культурный уровень коренного населения, но забывались многие способы ведения хозяйства.

Ключевые слова и фразы: межкультурное взаимодействие; быт; жилище; приусадебное хозяйство; малочисленные народы; Восточная Сибирь.

Положение коренных малочисленных народов всегда считалось одной из актуальных проблем, требующей своего решения в многонациональном российском государстве. В годы советской власти была сформирована определенная правовая база, решен ряд вопросов, касающихся социально-экономического развития территорий проживания коренных малочисленных народов. На изменения в национальной культуре, этническое самосознание и самоидентификацию оказала влияние «советская культура».

В современной историографии по данному вопросу часто встречается понятие «межкультурное взаимодействие». Межкультурное взаимодействие - это активный обмен, интеграция (синтез), диалог, взаимоизоляция, взаимодополнение и перманентный конфликт двух или более культурных традиций (канонов, стилей), в ходе, которого контрагенты оказывают существенное влияние друг на друга.

Ярким примером государственной политики по приобщению коренного малочисленного населения к элементам русской культуры через оседлость, в первой половине ХХ в. было строительство рубленых деревенских домов. Среди советского руководства бытовало мнение о необходимости строительства больших домов барачного типа на несколько семей в целях создания коллективного домашнего хозяйства. Дома строились с расчетом на одну семью, но фактически в них проживало 5-8 семей. Дома, сложенные из лиственницы, должны были заменить «холодный, дымный чум». Так, например, тофалары, кеты и эвенки в Иркутской области, долго не могли привыкнуть к новой жизни. Вплоть до 1970-х гг. в поселках рядом с домами стояли остовы чумов. Чумы, таким образом, выполняли функцию летнего жилища. В зимний период эвенки и тофалары жили в домах, а с наступлением весны покрывали чумы покрышкой и переходили жить в них. В домах им было непривычно, чистота пола и стен пугала. Больше того, они боялись спать без огня.

Улучшению жизни коренного населения в значительной степени способствовало обеспечение его стационарным жильем, для чего ежегодно использовались кредиты Государственного банка. С 1958 по 1969 гг. было построено 1223 дома, в том числе 732 дома для народов Севера. С 1958 года ежегодно строились сотни домов для коренных малочисленных народов. На эти цели было выделено 808,9 тыс. руб. льготных кредитов Госбанка [4].

Всего с 1958 по 1963 гг. за счет государственных капиталовложений и нецентрализованных источников на строительство объектов просвещения, здравоохранения и культуры, для народов Севера было израсходовано 9419 тыс. руб. [7]. Благодаря проводимым мероприятиям за сравнительно небольшой период времени кардинально изменился облик национального села, быт, культура и жизненный уровень коренных малочисленных народов Севера. Практически в каждом национальном селе появились: клуб, баня, библиотека, медпункт и школа. Все больницы и школы в районах, где проживали малочисленные народы, были обеспечены электрическим освещением, улицы огорожены изгородями, проложены тротуары, проведено озеленение.

Другая картина наблюдалась у долган и нганасан на севере Красноярского края. В 1960-1970-е гг. власти не предоставляли услуг по строительству [2]. На фоне строящихся в непосредственной близости от сел станционных поселков городского типа с полным набором благоустройства, жилищно-коммунальное обслуживание населения выглядело крайним анахронизмом.

У кетов, проживавших на территории Эвенкии, в исследуемый период было обнаружено всего два чума, в которых жили престарелые супружеские пары (один в районе Верхнеимбатска, второй - на реке Курейке) [Там же, с. 17]. Все остальное кетское население начиная с 1970-х гг. проживало в деревянных домах, построенных по типовым проектам и не имеющих каких-либо национальных особенностей. В архивных материалах нам встретилась следующие данные: 13,6% семей имели квартиры в своей собственности, 65,6% жили в квартирах, принадлежащих совхозам и другим учреждениям, 17,5% семей ютились в аварийном жилье - бараках и ветхих домах, списанных с баланса предприятий, 3,3% семей вообще не имели жилья, снимали комнату, но чаще всего ютились у родственников [3].

Жилище является одним из ярких примеров изменения материальной культуры. Деревянные стационарные дома, усадьбы возле них, а также внутренний интерьер этих жилищ довольно быстро приобрели облик обычных деревенских домов в русских поселках. О том, что это поселки охотников летом напоминали лишь стаи охотничьих лаек возле домов, и изредка привязанные к ограде усадеб олени пастухов, приехавших из оленьего стада за припасами, или каюров, отправлявшихся с очередной экспедицией. Осенью и зимой в поселках было тихо, так как почти все собаки были в тайге на промысле.

Главная же особенность усадеб у эвенков Иркутской области (поселки Накано, Ерема, Ербогачен, Ика) и эвенков, проживавших на востоке Красноярского края в поселках Чемдальск, Ванавара, Стрелка-Чуня была в том, что они возле своих бревенчатых домов устраивали привычные чумы, использовавшиеся в качестве летних жилищ. В домах жили зимой, а в чумах в теплое время. Отличием этих чумов от кочевых было то, что они делались как стационарные, из более толстых жердей, и покрывались пластами лиственничной коры. Чум снаружи обкладывался толстыми жердями и обвязывался веревками, чтобы плотнее прижать кору к жердям чума. Вверху чум имел обычное отверстие для выхода дыма.

У тофаларов с 1975 г., во время празднования 50-летия установления советской власти, были уничтожены все чумы из усадеб [6]. После этого поселки утратили национальный колорит, а старикам летом негде стало жить: они лишились привычных для них жилищ.

Внутри устройство чума было традиционным. На месте очага выкапывалась ямка и засыпалась крупным речным песком, чтобы семья имела возможность выпекать в очаге свои привычные лепешки. Котел висел на цепочке, которая в другое время обматывалась вокруг центральной опорной жерди. Постель чаще всего устраивали не на земле, а на кровати, либо из досок или колотых плах, либо на железной покупной. Для сиденья использовали низенькие самодельные табуретки. Всю утварь продолжали хранить в сумах и мешках в чуме [8, с. 112].

Таким образом, деятельность органов государственной власти в Восточной Сибири носила точный и последовательный характер и способствовала достижению главной цели - созданию «устойчивого производства» в местах компактного проживания коренных малочисленных народов [11, с. 144].

В середине 1970-х гг., когда подросло новое поколение, уже привыкшее к оседлой жизни, выросшее в интернатах, побывавшее в городах на учебе, у эвенков, долган, тофалар дома стали обустраиваться по «русскому» типу.

Таким образом, внутреннее убранство домов, в которых жили представители малочисленных народов, мало чем отличалось от тех, где жили русские. Из-за большого дефицита кирпича в Нижнеудинском и Катангском районах Иркутской области, который трудно было доставлять, в домах поселков не было русских крестьянских печей, а были поставлены обычные плиты с обогревательным щитом. Кое-где не было и их, а стояли железные печки-буржуйки, с жестяной трубой, выходящей наружу через потолок и крышу. Местами такие печи простояли вплоть до 80-90-х гг. ХХ в. Из мебели в доме были деревянные столы, табуретки, железные кровати. Коренные этносы предпочитали использовать вместо постельного белья шкуры медведей, кабанов, меховые одеяла, подушки, набитые шерстью кабарги. В домах появилась самодельная мебель в виде платяных и кухонных шкафов, различные сундуки, используемые для хранения праздничной одежды, пушнины, боеприпасов и других ценных для охотников вещей. В домах был минимум перегородок, так как тофы, эвенки, кеты и нганасаны предпочитали однокамерное жилище. Видимо, сказывалась привычка к чуму.

По мере роста благосостояния семей в домах появлялась городская покупная мебель в виде различных комодов, шифоньеров, столов и стульев, кресел, трюмо, на окнах - занавески, тюль. В домах сразу же стали пользоваться городской посудой, состоявшей из различных металлических сосудов: оцинкованных ведер, баков, кастрюль, ковшей, тазов, мисок, сковородок, жаровень, кружек, которые находились уже не в специальных мешках, а в кухонных шкафах и столешницах.

В 1980-е гг., с развитием туризма, молодежь узнала туристское снаряжение и стала предпочитать чуму туристические палатки. Некоторые тофы, эвенки и кеты Иркутской области, поработав в различных экспедициях проводниками, познакомились там с русским экспедиционным бытом и снаряжением и использовали все это для таежного промысла, оставив чумы. Это можно объяснить лишь тягой молодежи ко всему новому, необычному, которое всегда кажется лучше привычного и надоевшего своего. Привлекала также быстрота и простота установки палатки по сравнению с чумом, хотя жить в палатке было несравненно труднее, особенно из-за невозможности развести внутри костер. С уходом старшего поколения, в тайге повсеместно стали строить охотничьи избушки, по примеру русских промышленников - зимовье. На промысловом участке устанавливали обычно несколько таких избушек, возле них строили амбары для хранения припасов и продукции, но теперь это были не традиционные амбарчики на сваях, а русские амбары типа домиков.

Еще одним нововведением в быту коренных малочисленных народов с приходом советского образа жизни с конца 1950-х гг. явилось использование дизельных движков-установок. За счет электроэнергии, вырабатываемой дизелями, представители коренных этносов получили возможность пользоваться бытовой техникой. В 1970-е гг. у тофов появились телевизоры, холодильники, стиральные машины. В Дудинке домашняя техника у нганасан и долган начала появляться с начала 1980 г. [5].

В рассматриваемый период на севере Красноярского края и на северо-востоке Иркутской области, в связи со строительством Байкало-Амурской магистрали, работали разведывательные геологические экспедиции, что способствовало повышению спроса на олений транспорт и замене значительной части породы местного стада на оленей «вилюйской» породы [1, с. 22]. Наибольшее развитие транспортного оленеводства в регионе наблюдается в 1960-е гг. Расширение изыскательских работ в регионе в эти годы частично возродило олений извоз и в старом вьючном варианте, что было продиктовано летними сроками проведения полевых работ. Помимо аренды колхозных оленей геологические партии практиковали покупку оленей, а на территории Красноярского края нанимали извозчиков из долган, нганасан, эвенов и эвенков.

Со второй половины 1960-х гг. спрос на транспортные услуги резко сократился, изыскательские работы все более проводились с применением механического наземного транспорта и вертолетов. Транспортное оленеводство сохранялось лишь в пушном промысле.

Необходимо отметить, что технический прогресс привел к исчезновению ездовых оленей у эвенков. В конце 1960-х гг. у сымских эвенков исчезновение ездовых оленей было связано из-за обилия мошки и нехватки ягеля, олени мельчали и не могли держать человека [8, с. 148]. У туруханских эвенков исчезновение этой практики связано с внедрением в жизнь моторных лодок. По воспоминаниям пожилых людей во второй половине 1950-х гг. моторы были редкостью, это были моторы старого образца, которые приводились в движение ногой. «Раньше мотор был - топтун, «Архимед». Смотришь, дед по реке плывет, так он его больше ногой качает, чем плывет. Пешком быстрей дойдешь. Такой мотор только на деревянную лодку можно ставить» [9]. В 1970-е гг. получили распространение моторы более сложной, современной модификации - «Вихрь», которые уже не являлись редкостью. В этот же период перестали ездить верхом.

В рассматриваемый период долганы и эвенки применяли в домашнем хозяйстве традиционные инструменты. В их число входили различные скребки для обработки кожи, лучковое сверло - пурупчанэ, разновидность рубанка - ирупчинэ. Несмотря на то, что недостатка в металлической посуде не было, распространялись навыки изготовления некоторых вещей из бересты. Востребованной оставалась область народных знаний. Так, особые березовые стружки - кучу или хуку являлись необходимым атрибутом зимней рыбалки. Чтобы получить этот предмет, «следовало найти подходящую трухлявую березу. Часть ствола, очищали от коры и сушили за печкой. Высушенное трухлявое полено называлось кучу. Перед тем как отправиться проверять сети зимой, рыбаки наполняли мешок - стружками, срезанными с кучу ножом, и брали его с собой. Вытащив из сети рыбу, рыбак сразу же помещал руки в мешок со стружками, и они моментально высыхали» [Там же]. Местные жители даже научили этому способу рыбаков «Гослова», которые в 1980-х гг. имели промысловые точки на некоторых озерах. «Раньше здесь «гословы» были, так они с собой на сети полотенца таскали. Один раз руки вытрут - полотенце замерзло, а сетей надо много проверить. Потом увидели, как мы делаем, так же делать стали» [8, с. 71].

Таким образом, изменение материальной культуры, вызванное столкновением с новой советской культурой, повлекшее малочисленные народы Иркутской области и Красноярского края к новым процессам ведения хозяйства, поставило их на новую ступень развития межнациональных отношений, которые стимулировали развитие многообразия процессов и новых межкультурных стратегий сосуществования.

Политика оседлости, проводимая государственными и партийными органами в отношении бытовых условий проживания коренных народов, осложняла ситуацию. Государственная машина очень быстро уничтожила те основы хозяйства, которые складывались исторически, не дав взамен других жизненных экономических форм. Таким образом, в начале 1960-х гг. возникла «ненормальная» экономическая ситуация, при которой оседлое население должно было заниматься такими формами хозяйства, которые требовали кочевого образа жизни.

Малочисленные народы были оторваны от их многовекового уклада жизни, их культурного наследия, и обыденности, в итоге повседневность и быт стали изменяться. Они стали приспосабливаться к новым условиям жизни, овладели новыми для них видами хозяйственной деятельности: земледелием. В поселках они научились жить «по-советски». Их материальная культура и быт полностью приспособились к новым условиям оседлой жизни. Жилище, обувь, одежда, домашняя утварь, пища уравнивались с общесоветскими и утрачивали национальный колорит. Так же негативным последствием столкновения с «советской цивилизацией» являлось распространение алкоголизма среди малочисленного населения. Меры, направленные на искоренение этой проблемы практически не давали результатов.

Тем не менее, советский период истории второй половине ХХ в. оказал положительное влияние на изменение в материальной культуре малочисленных народов. Долганам, нганасанам, кетам, тофаларам, энцам, эвенкам и др. пришлось осваивать новые для них виды индивидуальной хозяйственной деятельности, которые сосуществовали наряду с традиционными. Уходя на промысел, они продолжали придерживаться традиционного образа жизни, из которого сохранили лишь наиболее рациональные черты, хорошо соотносящиеся с новой, оседлой жизнью. В то же время они переняли у русских более совершенные приемы и способы оленеводства, охоты, рыболовства и собирательства.

Постепенно повышался уровень благосостояния малочисленных народов. Если, в первые годы оседлой жизни у них еще была сильна память о кочевом быте, сохранялась домашняя утварь, одежда и обувь, привычки и пристрастия в питании, то постепенно они привыкали к условиям оседлой, размеренной жизни. Новое поколение детей, выросшее в интернатах, привыкало к условиям жизни в поселках. Они уже стремились обустроить свою жизнь по-новому.

коренной население восточный сибирь

Список литературы

1. Власов Г. П. Регион БАМа в XXI веке: опыт и перспективы. Братск: Изд-во ГОУ ВПО «БрГУ», 2009. 192 с.

2. Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф. П.-28. Оп. 72. Д. 80. Л. 58.

3. ГАКК. Ф. П.-35. Оп. 47. Д. 11. Л. 6.

4. Государственный архив новейшей истории Иркутской области (ГАНИИО) Ф. 280. Оп. 10. Д. 10. Л. 21.

5. Там же. Оп. 19. Д. 15. Л 98.

6. Там же. Л. 17.

7. ГАНИИО. Ф. 280. Оп. 1. Д. 40. Л. 15.

8. Кудашкин В. А. Социально-экономическое и культурное развитие коренных малочисленных народов иркутской области и Красноярского края во второй половине 1950-х - 1991 гг. Братск: Изд-во ГОУ ВПО «БрГУ», 2009. 172 с.

9. Полевые материалы автора: интервью с респондентами историко-этнографической экспедиции (март 2007 год). П. Алыгджер, п. Нерха Нижнеудинского района Иркутской области.

10. Семченко Ю. Б. Основные черты современных этнических процессов у коренного населения авамской тундры Таймырского национального округа // Преобразования в хозяйстве и культурные и этнические процессы у народов Севера. М., 1970. 248 с.

11. Янюшкин С. А. Хозяйственное освоение и проблемы природопользования Приангарья в 1950-1980-е гг. Братск: Изд-во ГОУ ВПО «БрГУ», 2009. 167 с.

Размещено на Allbest.ru