Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат

на тему: "Этнополитические и этнокультурные представления в Великопольской хронике"

Введение

В Великопольской хронике используется богатая лексика, которая служит для определения идентичностей. Следует заметить, что этот вопрос интересовал автора хроники. Ведь в ее тексте большое внимание уделяется происхождению названий, которые закрепились за "народами". При реконструкции легендарной истории Ibid. P. 467-473. хронистом используется несколько приемов, которые можно выразить в следующих концепциях:

· Восхождение названия к легендарному прародителю: Пан - паннонцы, Слав - славяне, Лех - лехиты, Рус - русы, Чех - чехи.

· Заимствование названия по особенностям территории - травняне, древняне, поляки (от поля), поморяне.

· Географическим названием: вандалиты (река Вандала), альбы (жители крепости Бельгард), поляки (от крепости Полань), венгры (Вкра).

· Культурные внешние и поведенческие особенности - кашубы (от "хуба" - складки на одежде), германцы от слова "ярмо", русы от рцы, рани от крика "раны", керуханы - от корыта, каналов.

Упоминаемые в этой части идентичности можно назвать этническими, но затем они трансформируются в этнополитические (например, поляки, венгры, рани, поморяне), либо исчезают по крайней мере из текста хроники (травняне, древняне).

Хронист пытается изложить легендарную историю поляков, уделяя внимание их взаимоотношениям с соседними народами. Однако, не располагая информацией по этому периоду, он пытается заполнить пробелы в исторической памяти посредством интерпретации известных ему старинных названий общностей. Использование "Этимологии" Исидора Севильского и собственные рассуждения позволяют ему доказательно создавать прошлое. На то, что хронисту важно увязать прошлое с настоящим указывает стремление отождествить названия "народов", известных в более ранних латинских текстах, с существовавшими в его время.

Кроме того, автор "Великопольской хроники" сразу же пытается расставить "народы" в иерархии. Это стремление подкреплено библейской традицией. Хронист строит распределяет народам места в иерархии, вписывая их в каноничную схему потомков Яфета. Таким образом, представление об идентичности развивается подобно "семейному древу", образуя иерархически распределенные уровни. Идеальное представление должно, по всей видимости, было выглядеть следующим образом:

· Яфет - христианская идентичность.

· Ян и Кус - приблизительное равенство с германцами.

· Слав - общее происхождение языков.

· Племенные названия - общности по описанным выше концепциям.

Позднее вводится легенда о сыновьях Пана - Лехе, Русе и Чехе. Она представляет собой развитие идеи канонической иерархии в представление о политической легитимации. Под влиянием трансформации представлений об устройстве описываемого в хронике региона схема обрастает новыми политико-культурными смыслами.

· Яфет - христиане.

· Ян (Кус) - представление о Германской и Славянской империях.

· Слав - славянский язык. Возможно, более поздняя идентичность "люди польского языка" является не столько осознанием лингвистических особенностей, сколько эквивалентом понятия "потомки Леха".

· Пан, Лех, Рус, Чех - основатели первых четырех славянских королевств, "которыми они владеют и будут владеть, пока это угодно божественной воле".

На основании этого, описываемые в "Великопольской хронике" народы можно разделить на легитимные (вписываются в христианскую концепцию) и нелегитимные (одни из которых уже исчезли, а существование других - божественный промысел). Субъектами истории являются только легитимные народы. Но так как в результате дробления территорий возникают новые названия идентичностей, они образуют другие уровни в концепции хрониста. Сами названия можно разделить на:

· Административно-территориальные - названия народов, проживавших в определенных областях внутри легитимных королевств (этнополитические).

· Племенные названия - сохраняются у народов, которые населяют нелегитимные в христианском мировосприятии объединения. Польские (травняне, древняне) встречаются только в прологе хроники. А кашубы, которые упоминаются в связи с их отделением под властью наместника этой территории Барнима (не из Пястов) и войнами с поляками, воспринимаются уже не как племенная общность (название которой происходит от "хуба"), а как жители области Кашубия (упоминается в Гл. 8 Ibid. P. 479-481.).

Таким образом, усложнение взаимоотношений между общностями народов, вызванное развитием политической организации, влияет на формирование этнических идентичностей. То есть с развитием властных отношений, которые подкрепляются идеологией, можно говорить о создании этнополитических идентичностей: либо совершенно новых (краковяне, сандомирцы), либо посредством трансформации представления об этнических (кашубы, моравяне).

В связи с подобными представлениями об иерархии и легитимации этнополитических общностей, обозначенных в хронике, можно условно подразделить их на несколько групп:

· Легитимные этнополитичекие идентичности (gentes);

· Легитимные региональные этнополитические идентичности (население городов, административно-территориальных единиц);

· Нелегитимные этнические идентичности (nationes).

Легитимные этнополитические идентичности

В Великопольской хронике упоминается много этнических названий, большинство из которых заимствуется их хроники Винцентия Кадлубка. Причем по отношению к некоторым этническим идентичностям употребляется два названия, о чем напрямую указывается в тексте хроники, посредством уточнений. К таким народам относятся поляки/лехиты, чехи/богемцы, русские/руги/варвары, тевтонцы (германцы)/алеманы, даны/даки, пруссы/геты, франки/галлы, венгры/паннонцы. Подобным обозначение хронист проводит связь между современными ему этническими названиями и теми, что известны из более древних источников. Таким образом, он удревняет историю этих народов, придавая этим идентичностям особый статус.

Для данов, германцев, франков более древнее название применяется с целью подчеркнуть легитимность этих христианских народов через отождествление с известными в древности народами. Нахождение в числе легитимных христиан пруссов можно объяснить их христианизацию, которая и шла с переменным успехом с начала XIII века. Применительно к остальным "народам" отождествление с древними общностями выполняет и другие функции.

Поляки и чехи - идентичности племен, которыми со временем будут обозначаться весь народ, подчиненный власти соответственно польских или чешских правителей. Лехиты и богемцы - идентичности, которые указывают на общность этих народов, маркер того, что их историческая судьба одна, вне зависимости от того, кто ими правит. Это способ консолидации, преодоления племенных различий. К венграм второе название применяется для того, чтобы обосновать их причастность к славянской земле через происхождение от Пана. великопольская хроника этнополитическая идентификация

Более сложная ситуация с русскими. В хронике встречаются такие выражения, как "обе Руси". В одном месте говорится о князьях Руси (princeps Russiae) и предводителях Ругиев (princeps Rugiae) Ibid. P. 526-530.. Соответственно название, которое переносится с балтийского племени ругиев, которые упоминаются в "Славянской хронике" Гельмольда, на жителей одной части Руси, используется в качестве противопоставления населению другой ее части, а значит нельзя в полной мере говорить, что он служит для удревнения, хотя возможно какие-то параллели между этими народами хронист и проводил. Гораздо более примечательно обозначение русских варварами. Возможно, это довольно обыденная форма принижения уровня культурного развития соседа. У Галла Анонима название "варвары" фигурировало как отличительный признак язычников. Слово "варвары" впервые в Великопольской хронике употребляется в 30 главе и не относится напрямую к русским: "Видно, как приближаются издалека бесчисленные ряды русских и варваров". Это можно трактовать, как русские и союзные им кочевые народы, но в хронике говорится о проданных русскими в рабство поляках следующим образом: "Многие люди знатной крови были проданы в горестную неволю языческому люду". Под языческими людьми здесь скорее всего понимаются кочевники. А варварами судя по всему хронист называет население "другой Руси", под которой понимается жители не Галицкого княжества. В этой же главе русские (галичане) называются вместе с паннонцами словом gentes: "когда доблесть Болеслава явственно обнаружилась, в нее поверили и паннонцы и русские (Pannonii et Ruthenorum gentibus)". Таким образом, русские-галичане, которые рассматриваются в качестве подчиненных власти польскому князю, ставятся выше русских-варваров из "другой Руси".

Далее это название относится исключительно русским: "Прежде всего они собирают подчиненных им князей, затем множество вооруженных варваров, первых из первых всего Галицкого королевства" Ibid. P. 515-519.; "Затем он находится в русских землях, довольствуясь только отцовским наследством. Под влиянием дерзкой отваги нападает с какими-то разбойниками на границы Польского королевства в день Вознесения Св. Девы, совершив нечестивое побоище и похитив жен знатных людей, увозит их в отдаленные владения варваров" Ibid. P. 535..

Возможно дело в том, что русские были православными христианами, различие которых с католиками начинает в XIII веке уже отчетливо ощущаться. К тому же, такая характеристика русских заимствуется из хроники Винцентия Кадлубка, а значит может отражать отношение польского духовенства к соседям, которые, по их мнению, не верно трактуют христианство.

Таким образом, о слове "варвары" можно говорить, как об обозначении этнической идентичности, которая основана на конфессиональном принципе. Контекст, в котором это слово упоминается, позволяет предположить, что хронистом оно понимается, как определение общности народов, которые связаны не общим происхождением, а неким культурным единством, сопричастностью к объединению, связанному с возложенными на него функциями, или общину верующих.

В тексте приводятся объективные критерии, которые отличают "поляков, или лехитов" от других идентичностей польского происхождения:

· Подчинение представителям одной правящей династии.

· Общность законов (Гл.37 Ibid. P. 531.) и налогов (Владислав Одончич освободил земли костела и капитула познаньского, также жителей их от всех податей и повинностей, а именно, от "строжи", от "посошной", от "провода", от "подводы", от "дани зерном", от "постоя", от военной службы, от всякой юрисдикции воевод, каштелянов и от всех судей и их помощников Ibid.).

· Проживание в исторически определенных границах, которые упоминаются применительно к деятельности Болеслава Храброго и позднее при описании разделов королевства Польского между Пястами.

· Появление некоторых общих обычаев (Жена Владислава II "брезгливо высмеивала она одежду, обувь и нравы польских знатных людей". Гл. 36) Ibid. 1872. P. 530-531., которые могли распространиться под влиянием единых социально-политических институтов, наличие которых задается обстоятельствами, названными в предыдущих пунктах.

В хронике подобная информация упоминается только применительно к полякам/лехитам, но в связи с тем, что по данным критериям обычно этнические идентичности противопоставляются друг другу, можно предположить, что хронист подразумевал наличие их и у других вышеперечисленных народов.

Отождествление существующих народов с известными в более ранних источниках позволяет автору проследить (иногда искусственно) преемственность. Это необходимо, потому что подтверждает христианскую концепцию о существовавших всегда историчных (легитимных) народах. Так хронист мог создавать некую макроидентичность, которая объединяла бы в себе несколько региональных, не вызывая между ними противоречий. При этом основой для принадлежности к определенной макроидентичности являлась подчиненность власти правящей династии. К тому же, "народ" в широком смысле и подданные князя, когда, например, речь идет о военном походе, обозначаются одним словом - gentes. "Болеславу [польский князь]и его народу (gents), хотя и немногочисленному, Бог внушил такую доблесть, что он обратил в бегство князя Казимира [куявский, ленчицкий и серадзский князь]с его многочисленными людьми (gentes)" Ibid. P. 584.. Создание идентичности поляков осуществляется путем отождествления их со словом лехиты, о которых впервые письменно упоминает Винцентий Кадлубок. С одной стороны, это акт легитимизации поляков по аналогии с другими народами, к которым применяется два названия. С другой - способ консолидации, попытка стереть представление о поляках как о племени и перенести это понятие на весь народ лехитов.

Легитимные региональные этнополитические идентичности

Ниже в иерархии уровней этнополитической идентификации находятся народы, общность которых хронист определяет, исходя из их принадлежности к региону, расположенному внутри границ, на которые распространяется власть одной легитимной правящей династии. Вывод о связи "этнических" названий с "политическими" территориями позволяет сделать то, что в тексте они упоминаются практически друг за другом. Этническое название известное издавна, в процессе присоединения территории к владениям Пястов остается, если за этой землей сохраняется особый политический статус - епископство, каштеляния. В пользу этого довода говорит, и сама необходимость различать территории, с которых взимались подати. Наиболее естественным способом было обозначение традиционным названием. Так сохранились названия мазовшане (жители Мазовии), поморяне (Поморье), силезцы (Силезия). Но при этом, локальное сознание не должно было противоречить общелехитской.

Кроме того, этническое название населения возникает, когда территория приобретает особый политический статус в результате раздела польских земель между князьями. По такому принципу возникают названия сандомирцы (Сандомирская земля), куявяне (Куявия), краковяне (Краковия), сорабы (Сорабия) возможно были названия этнического характера для жителей Серадза и Ленчицы, которые упоминаются при раздели территории польского королевства между Пястами, но в хронике они не фигурируют.

Такой же характер носят обозначение жителей территорий подобного статуса под властью других правителей: моравяне (Моравия), галичане (Галиция), пражане (Пражская земля). По аналогии могли существовать подобные наименования жителей, упоминаемых в хронике Баварии, Тюрингии, Саксонии, Каринтии, Далмации, Перемышльской, Владимирской, Берестейской, Дорогочинской, Киевской земель.

Нужно заметить, что возникновение этнических названий, связанных с территориями, могло происходить двумя путями. Первый связан с дипломатическими отношениями, но эта идентичность скорее всего могла коснуться только элиту территориально-политической общности. Примечательно, что в Великопольской хронике изначально упоминается территория, а уже затем соответствующая ей идентичность. В 11 главе упоминается о восстании в Мазовии Ibid. P. 482-483., в 15 главе - о восстании в Морских провинциях Ibid. P. 490-491., в 17 главе - Силезии Ibid. P. 493., в 18 - первые встречается Галиция Ibid. P. 493-495., в 24 главе об осаде крепости Накло говорится о землях (terra) Куявии Ibid. P. 503-504., в 30 - в рассказе о разделении владений Болеславом II упомянуты Сандомир Ibid. P. 515-519., в главе 42 - Краковия Ibid. P. 535-537.. Соответственно названия народов: мазовшане - в 25 главе, поморяне - в 16 главе Ibid. P. 491-493. (в Прологе говориться, что "крепость Полань находится в границах поморян" Ibid. P. 467., здесь возможна трансформация этнического названия в этнополитическое, как в случае с кашубами), галичане - в 27 главе Ibid. P. 506-508., куявяне и сандомирцы - в 32 главе Ibid. P. 520-523., силезцы - в 25 главе Ibid. P. 504-506., краковяне - в 47 главе Ibid. P. 542-544.. Из этого можно сделать вывод, что названия идентичностей - производные от наименований территорий, которые являлись политическими субъектами. Причем название народов в указанных главах встречаются в отрыве от территории, что позволяет исключить логически правильную последовательность - "сначала местность, а потом народ" при описании события. Как например в 25 главе в случае с городом Глоговом и его жителями глоговянами).

Второй - церковно-институциональный, в этом случае такая идентичность могла осознаваться широкими слоями населения. В Великопольской хронике встречается пример разделения территории на епископства. Такое деление представляет собой форму административно-территориального, но способна сильнее влиять на самоидентификацию населения, которое относит себя принадлежащим к определенному приходу. В хронике идет повествование о крупных территориальных единицах, в которых границы епархий и княжеств совпадают.

Идентичностей по территориальному уровню могло быть множество - жители городов, земель, административного деления, сел. Как правило, такие идентичности будучи изначально этническими с включением в династийные владения Пястов сохраняют свою региональную идентичность, но в ее основе лежит уже не племенная самоидентификация, которая проявлялась во внешних признаках, а этнополитическая по общности административного аппарата.

Этнические общности (племена)

Племенная идентичность в хронике представлена названиями уже не существовавших во времена написания хроники народами - готы, гунны, вандалиты. Также упоминаются названия тибианцы и парфяне для обозначения неизвестных восточных народов, которые находились в войске галицкого князя Романа Ibid. P. 454-598.. Они используются хронистом только для описания исторической картины и не относятся к сфере этнического и этнополитического.

В легендарной части хроники используются этнические идентичности - рани, древняне, травняне, которые хронист использует, чтобы проиллюстрировать способы образования названий славянских племен. Однако эти идентичности упоминаются только в Прологе Великопольской хроники. Это может говорить об утрате ими актуальности в дальнейшем и исчезновении.

Из современных хронистами этнических идентичностей упомянуты прусское племя полешан и "другие языческие народы" - ятвяги, сковинги, литвины, жмудзины. Описание язычников вполне обычное - им отказывается в праве считаться полноправными людьми ("По свершению всего этого Болеслав Кудрявый замыслил бесстрашно опустошить земли пруссов. Известно, что они враги не только людям, но и душам христиан") Ibid. P. 523-524.. Таким образом, хронист сохраняет этническую идентичность за нелигитимными языческими народами, над которыми нет власти, санкционированной богом.

Несколько особняком среди языческих народов стоят татары. Им не отказывается в легитимности: Батый именуется титулом rex (71 гл.) Ibid. P. 561., возможно хронист видит во вторжении непобедимых войск хана тождество с армией Навуходоносора II, покорившего Иудею. Тогда татары, воспринимались, как посланный Богом народ, в чем современников убеждали их военные успехи: "Недалеко от Ополья их [татар]встретили князья опольский и сандомирский и начали было с ними сражаться, но бежали, не имея возможности сопротивляться ни их многочисленности, ни воле Божьей" Ibid.. Возможно такое представление согласуется пониманием звучащей у Галла Анонима перед описанием сражений фразой "pro patria mori", а именно ее понимание в качестве обозначения божьего суда. Воевать с посланцами Бога - бессмысленно, против судьи в суде не выступают. Поэтому татары - легитимны, и их правитель именуется титулом rex.

Упоминание о "кашубах, или славянах", которые воевали под предводительством князя Бернима с поляками встречается в 82 главе Великопольской хроники Kronika Boguchwala i Godyslawa Paska / op. W.A. Maciejowski // MPH, T. 2. Lwow, 1872, P. 565. - части, которая не была заимствована составителями текста у предшественников. Обращает на себя внимание то, что используется двойное название "кашубы, или славяне", однако логика легитимации народа через поиск более древних упоминаний о нем справедлива для части, заимствованной у Винцения Кадлубка. В части хроники, авторство которой приписывается Богухвалу, уже не упоминаются лехиты, богемцы, геты и прочие, а названия поляки, чехи, пруссы используются без уточнения. Уточнение, что кашубы - это славяне, скорее всего связано с отделением от польского королевства "Славянской земли", где правил вышеупомянутый Барним. Соответственно, когда кашубы вышли из-под власти Пястов, они перестали называться поляками, а идентифицируются хронистом, как славяне.

Таким образом, практически все названия племен, которые могут рассматриваться в качестве этнических на момент написания хроники утрачивают актуальность. Они трансформируются в политические, в противном случае забываются (древняне, травняне).

Отдельный примечательный случай представляет собой определение хронистом идентичности рыцарей Тевтонского ордена. В Прологе словом тевтонцы обозначаются германцы - соседи славян. Затем тевтонцы упоминаются в главе 66 Ibid. P. 560., где говориться передаче Хельминской земле тевтонскому ордену - "бородатым, обозначенным черным крестом госпитальерам из ордена святой Марии Иерусалимской из тевтонского дома". Далее оно часто упоминается в связи с военными действиями рыцарей тевтонского ордена против поляков, пруссов и языческих народов. Об этническом происхождении тевтонцев-крестоносцев хронист не говорит. Но примечательно, что тевтонских рыцарей в 72 главе Ibid. P. 562. он именует бородачами: "Изменник Святополк, который сам себя бесстыдно и нечестиво назначил князем Поморья, окрещенных пруссов, находившихся под властью бородачей (barbatorus)" Ibid.. Это похоже на этническое название, которое дается по явному внешнему отличительному признаку народа. Таким образом, Тевтонский орден, как политическое образование, послужил появлению идентичности (этнополитической по своей сущности), которую современники наделяли сугубо этническими чертами.

Выводы

Этнополитический дискурс, который был зафиксирован в Великопольской хронике, может содержать в себе как элементы мировоззрения, которое было характерно обществу хрониста, так и отражение повседневной практики.

С одной стороны, хронист - представитель духовенства. Он описывает современное ему общество, а также его историю, ориентируясь на авторитетные источники, в основе которых лежало богословское переосмысление библейской истории. Соответственно этнические представления выстраиваются по библейскому подобию - от Яфета по иерархии старшинства. Легитимнее тот народ, чья история древнее, а значит ближе к общему предку северных народов.

Соответственно главными показателями общностей "gentes" были единые законы, обычаи и налоги. Кроме того, хронист знал понятие правоспособности. Из этого можно сделать вывод, что при описании идентичностей, он рассматривал их в качестве субъектов политических взаимоотношений.

Конечно, божественное и политическое тесно связаны между собой, ведь бог дает князьям власть, право утверждать законы и вершить суд. Поэтому идентичность христианских народов - в полной мере политическая. Народы, исповедующие восточное, неправильное христианство наделяются несколько аморфной этнополитической идентичностью с негативными культурными чертами.

Язычники - не легитимные народы, поэтому имеют этническую идентичность.

Таким образом, лексика, с помощью которой в Великопольской хронике характеризуются народы и территории, где они проживали, позволяет выделить несколько уровней этнической идентификации, которые соответствуют и территориальному делению. Причем можно говорить, что эти урони находятся в определенной иерархии по отношению друг к другу, которая задается величиной политической общности. Можно сделать вывод, что в Великопольской хронике встречаются разные уровни идентификации:

1. Этнополитический, который включает в себя:

1) Идейный конструкт, выраженный в противопоставлении славянского и германского миров.

2) Этнополитические идентичности, которые формируются в момент написания хроники.

3) Этнополитические региональные идентичности, связанные с территориально-политическими общностями.

4) Этнические названия, в основе которых лежит память о дохристианской идентичности.

2. Конфессиональный, который выражается в противопоставлении "христиане - язычники".

1) Христиане - народы, признающие римскую церковь.

2) Православные - конфессиональная идентичность с уничижительным оттенком - варвары. В Великопольской хронике употребляется по отношению к русскому народу (populus). Однако такая форма заимствуется у Винцентия Кадлубка.

3) Язычники, которые поставлены хронистом на нижнюю ступень иерархии. В главах выпускной квалификационной работы частично использовались материалы курсовой работы: "Этнополитические дискурсы в культуре Польши в XII-XIV вв.", защищенной в 2016 г. (научный руководитель - д.и.н. М.В. Дмитриев).

Литература

1. Данилевский И. Древнерусская государственность и "народ Русь": возможности и пути корректного описания // Ab Imperio. 2001. № 3. C. 147-167.

2. Добровольский Д.А. Якоже и прародители наши погынуша: к вопросу об этническом самосознании древнерусских летописцев XI - начала XII в. // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. 2010. № 7. С. 83-95.

3. Живов В.М. Особенности рецепции византийской культуры в древней Руси. // Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. Монография. М., 2002.

4. Лукин П.В. Восточнославянские "племена" в русских летописях: историческая память и реальность // Образы прошлого. Коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. М., 2003. С. 257-285

5. Мильков В.В. Осмысление истории в Древней Руси. СПб., 2000.

6. Толстой Н.И. Этническое самопознание и самосознание Нестора Летписца, автора "Повести временных лет" // Из истории русской культуры. Т. I (Древняя Русь). М. 2000. С. 441-448.

7. Вольфрам Х. Готы. СПб., 2003.

8. Греческий и славянский мир в Средние века и раннее Новое время. М.: Индрик, 1996.

9. Древняя славянская этническая общность // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982. C. 10-33.

10. Иванов С. А. "В тени Юстиниановых крепостей"? Ф. Курта и парадоксы раннеславянской этничности // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2008. № 2 (4). С. 5-12.

11. Иванов С.А. Откуда начинать этническую историю славян? (по поводу нового труда польских исследователей) // Советское славяноведение. 1991. № 5. С. 3-13.

12. История культур славянских народов. В 3 тт. Т. I. Древность и Средневековье. М., 2003.

13. Канторович Э. Pro patria mori // Два тела короля. Исследование по средневековой политической теологии. М., 2005. С. 215-250.

14. Литаврин Г.Г. Флоря Б.Н. Общее и особенное в этническом самосознании славян в XV веке // Этническое самосознание славян XV в. М., 1995. С. 216-239.

15. Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982.

16. Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху зрелого феодализма. М., 1989.

17. Религиозные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в Европе. Средние века - новое время. M., 2008. 304 с.

18. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистически е исследования. М., 2003. 489 с.

19. Флоря Б.Н. Принятие христианства в Великой Моравии, Чехии и Польше // Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы, и крещение Руси. М., 1988. С. 122-159.

20. Формирование раннефеодальных славянских народностей М., 1981. 293 с.

21. Шувалов П.В. Изобретение проблемы (по поводу книги Флорина Курты) // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2008. № 2 (4). С. 13-20.

22. Щавелёв А.С. Славянские легенды о первых князьях. Сравнительно-историческое исследование моделей власти у славян. М., 2007. 272 с.

23. Эггерт, В. Идентификация и "чувство-мы" у франкских и немецких средневековых хронистов: (до периода борьбы за инвеституру) / Средние века. М., 1982. Вып. 45. С. 104-118.

24. Amory P. People and Identity in Ostrogothic Italy 489-554. Cambridge: Cambridge University Press, 1997.

25. Curta F. The Making of the Slavs: History and Archaeology of the Lower Danube Region. Cambridge university press. 2001.

26. Geary P.J. The Myth of Nations. Pringston University Press, 2002.

27. Hastings A. Ethnicity Further Considered // The Construction of Nationhood. Cambridge University Press, 1997.

28. Pohl W. The Politics of Change. Reflections on the Transformations of the Roman World / Integration and Herrschaft. Etnische Identitaten und Soziale Organisation im Fruhmittelalter. Wien, 2002.

29. Pohl W. Conceptions of ethnicity in early medieval studies / Archaeologia Polona vol. 29, 1991. P. 39-49.

30. Pohl W., Reimitz H. (ed.) Strategies of Distinction: The Construction of Ethnic Communities, 300-800. Leiden; Boston; Koln; Brill. 1998.

Размещено на Allbest.ru