Структурные элементы национального менталитета

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Структурные элементы национального менталитета

менталитет социальный культура

Понятие менталитета

Понятие менталитета, особенно в словосочетании «российский менталитет», превращается, если уже не превратилось, в один из самых популярных терминов современной российской психологии и смежных с нею наук. Отмечается, что «в конце ХХ в. в отечественной науке предметом широкого дискурса становится проблема менталитета» [Буянова, 2006, с. 168], что «исследования российской ментальности, самосознания и самоосознания интеллигенции становятся одними из самых актуальных в последние десятилетия» [Гусельцева, 2012, с. 46]. Пишут также, что «в последние пятнадцать лет в отечественных социальных науках нарастало использование термина «менталитет» в самой разнообразной трактовке» [Семенов, 2007, с. 95], что «актуальность изучения проблемы менталитета не требует доказательств.

Влияя на отражение происходящего в мире и стране, менталитет является фактором построения интегрального образа реальности (картины мира) и, соответственно, регулятором поведения людей» [Гостев, 2010, с. 22]. Высказывается мнение о том, что «проблема менталитета занимает центральное место в структуре исторической психологии; она в значительной степени определила становление этой отрасли знания» [Артемьева, 2010, с. 298]. Употребляются такие термины, как «парадигма ментальностей» [Родштейн, 2006] и т.п. А «менталистика» уже фигурирует в качестве самостоятельной исследовательской области [Акопов и др., 2006].

Отмечается и то, что в отечественной науке дореволюционного периода это понятие не использовалось, а для характеристики менталитета российские ученые предпочитали использовать другие, но идентичные по содержанию понятия - «национальный, народный характер», «психический склад нации», «дух народа» и др. [Артемьева, 2010]. Само понятие появилось в отечественной психологии сравнительно недавно - в 1990-х гг. Однако по существу в других терминологических обозначениях систематическая разработка этой проблемы началось в российской науке - истории, этнографии, географии, намного раньше - в 19-м веке [Там же].

Корни понятия «менталитет» усматриваются в работах Ш. Монтескье, Ж.Б. Вико, И. Гердера, Г.В.Ф. Гегеля, Д. Локка, Ф. Бекона и др. [Додонов, 1998]. Систематическое же исследование проблемы ментальности принято связывать со школой «Анналов», сложившейся во Франции в 20-30-е годы прошлого века под знаменем так называемой Новой истории, представленной именами М. Блока, Л. Февра и др. [Буянова, 2006]. Однако первым, по-видимому, ввел этот термин Л. Леви-Брюль в своей книге «Первобытный менталитет», увидевшей свет в 1921 г.

Ю.В. Буянова выделяет три этапа в развитии понятия «менталитет». На первом этапе оно латентно вызревает в исследованиях, по существу посвященных проблемам менталитета, но использующих другие термины: «психика народа», «дух народа», «этническое сознание» и др. На втором этапе происходит выделение этого понятия в школе «Анналов». На третьем начинается его использование разными науками - психологией, социологией и этнологией, что «отражает тенденцию современного знания к интеграции и междисциплинарному исследованию психологии народа» [Буянова, 2006, с. 170].

Причины широкого обращения отечественной науки к проблеме менталитета связываются с тем, что «ее актуальность обусловлена необходимостью изучения и предупреждения межнациональных конфликтов» [Там же. С. 168], с тем, что появление этого понятия является определенным этапом самосознания и самоутверждения нации [Российская ментальность, 1994].

Ю.В. Буянова утверждает, что «в годы тоталитаризма употребление данного термина в научных публикациях было невозможным» [Буянова, 2006, с. 169], оставляя эту очень важную констатацию без объяснения. Г.В. Акопов с коллегами связывает растущую популярность «менталистики» с транзитом нашей страны к демократии, рыночной экономике и т.п., с ее переориентацией в «ментальной дихотомии» Запад-Восток и т.п. [Акопов и др., 2006].

Еще чаще причины усматриваются в том, что отечественные реформы, осуществляемые по западным сценариям, в наших условиях дают неожиданные и преимущественно негативные результаты, поскольку не учитывают особенности российского менталитета [Семенов, 2007], и с другими подобными причинами. Причем подобная ситуация была характерной для середины XIX века, вообще регулярно воспроизводится со времен реформ Петра I [Гусельцева и др., 2012], и уже не одно столетие звучат утверждения о том, что «процесс реформирования не был приспособлен к самобытности России, к особенностям национальной психики» [Там же. С. 21].

Так или иначе, понятие «менталитет» оказалось не только очень востребованным современной российской реальностью, но по-своему и очень удобным для объяснения происходящего, обнаружив свой незаурядный потенциал в выполнении как объяснительных, так и идеологических и прочих (оправдание нашей неспособности жить по западным образцам и т.п.) функций.

При этом сразу же обозначился ряд тенденций, характерных для использования данного понятия по сей день.

Во-первых, особенностям российского менталитета, которым посвящали хорошо известные произведения отечественные мыслители еще прошлого века, в частности пассажиры «корабля философов» [1], уделяется куда большее внимание, чем самому понятию «менталитет», которое остается очень аморфным, плохо определенным и «малоконсонантным» - по-разному понимаемым и наполняемым разным смыслом различными исследователями.

Во-вторых, оно используется как практически синонимичное с такими понятиями, как «дух народа» и «национальный дух» (этими понятиями оперировал В. Вундт), «национальная психология», «национальный характер», «психологические особенности народа», «базовая личность», «модальная личность», «этническое бессознательное», «коллективная душа», «народное сознание» (и бессознательное), «национальное самосознание», «национальный склад ума» [2] и т.п., и остается непроясненным, имеются ли между ними какие-либо, кроме чисто языковых, различия.

В-третьих, отсутствуют сколь-либо удовлетворительные попытки структурировать менталитет, выделить его основные компоненты, четко определить, что именно это понятие охватывает.

Можно проследить и эволюцию исследовательских интересов в системе подобных, имеющих между собой много общего, понятий. Поначалу в соответствующей литературе доминировало понятие «национальный характер». Затем наблюдалось «изгнание темы характера из психологии и замена интегрального понятия «характер» понятием «личностных черт» или просто понятием «личность» [Насиновская, 1998, с. 180]. Однако, как отмечает Т.Г. Стефаненко, «в последнее время и понятие «национальный характер» вслед за понятиями базовой и модальной личности покидает страницы психологической и культурноантропологической литературы. Ему на смену для обозначения психологических особенностей этнических общностей приходит понятие «ментальность»» [Стефаненко, 1999, с. 139].

В общем, можно констатировать, что понятие «ментальность» или «менталитет» оказалось «лучше» других понятий, имеющих сходную предметную область, и одолело их в своего рода конкурентной борьбе понятий, очевидно, имея перед ними ряд преимуществ[3]. Более того, по мнению Т.Г. Стефаненко, «с первых шагов становления этнопсихологии крупнейшие ее представители изучали именно ментальность, хотя и под другими названиями» [Там же. С. 140]. В качестве исследователей, оперировавших аналогами этого понятия, Т.Г. Стефаненко называет В. Вундта, Ф. Хсю, Г.Г. Шпета, Л. Леви-Брюля, Г. Триандиса [Там же].

Определения менталитета

По мнению многих авторов, обращающихся к проблеме менталитета, «можно сделать вывод, что удовлетворительного определения понятия «менталитет» пока не существует» [Лурье, 1997, с. 45], а «наше знание о психологической природе и механизмах формирования менталитета народов, субкультур, социальных групп и т.д. еще крайне ограничено» [Гостев, 2010, с. 22]. Один из представителей школы «Анналов» Ж. Дюби отмечает как многоплановость, так и невозможность однозначного перевода базового франкоязычного термина, означающего одновременно и «умонастроение», и «мыслительную установку», и «коллективные представления», и «воображение», и «склад ума», и «видение мира» [Буянова, 2006].

Участники прошедших в нашей стране конференций («Менталитет и аграрное развитие России», 1996; «Менталитет и культура предпринимателей России», 1996, и др.) тоже отмечают терминологическую неопределенность понятий «менталитет» и «ментальность» [Буянова, 2006]. Любопытно, что в этом иногда видится и их достоинство.

Как пишет Т.Г. Стефаненко, «многие современные исследователи усматривают в недоформализованности термина «ментальность» достоинство, позволяющее использовать его в широком диапазоне и соединять психологический анализ и гуманитарные рассуждения о человеке. Именно таким эклектичным способом чаще всего исследуют ментальность этнических общностей, практически сводя ее к национальному характеру, психологи и этнологи во многих странах мира» [Стефаненко, 1999, с. 141].

Недоопределенность понятия «менталитет» содействует расширению области его значений, а также отделению от его этнических корней. Так, сейчас принято говорить не только о менталитете народов, но и о менталитете различных социальных групп вне какого-либо этнического контекста.

Необходимо обозначить и ряд объективных трудностей, препятствующих выработке строгого определения понятия «менталитет» и очерчиванию области его значений.

1. Историчность менталитетов, их изменчивость во времени и зависимость от трансформаций общества (что не опровергает обратной зависимости - изменений общества от ментальных особенностей народов). Так, например, изменения российского менталитета в последние годы обусловливают доходящие до жарких идеологических споров разногласия относительно того, какие черты ему все еще свойственны, а какие - уже нет.

Скажем, авторы проведенного в 2008 г. исследования констатируют: «Сравнение России с другими европейскими странами явно свидетельствует, что у сегодняшнего среднего россиянина крайне слабо выражены надличные ценности, связанные с заботой о благополучии других людей, о равноправии и терпимом отношении к ним, а также с заботой об окружающей среде, и, наоборот, крайне высока значимость противостоящих им «эгоистических ценностей» [Цит. по: Национальная идея России, 2012, с. 457-458]. По их данным, «средний россиянин сильнее, чем жители большинства других включенных в исследование европейских стран, стремится к богатству и власти, а также к личному успеху и социальному признанию» [Там же. С. 458]. Естественно, подобная характеристика нашего менталитета, сильно противоречащая стереотипным представлениям о нем, вызвала крайне негативную реакцию.

Классики исследований национального характера акцентировали устойчивость его основоопределяющих черт. Л. Леви-Брюль писал: «Какими бы значительными ни были внешние изменения в образе жизни, менталитет остается прежним, потому что продолжают сохраняться основные институты группы» [Леви-Брюль, 2002, с. 332]. Из этого высказывания остается, правда, неясным, что происходит с менталитетом в том случае, когда изменяются «основные институты группы».

И.А. Сикорский пытался доказать, что русским людям его времени присущи те же черты, которые отличали их далеких предков 1000 лет назад (подробнее см. [Артемьева, 2010]). Он подчеркивал, что одной из таких черт является религиозная и национальная терпимость [Там же], в существование которой в современной России уже трудно поверить. Еще более любопытным примером служит выделение И.А. Сикорским такой инвариантной черты русского национального характера, как нравственное самосохранение, проявляющееся, в частности, в оберегании себя от таких зол, как самоубийства и преступления. В подтверждение он приводит статистические данные о количестве самоубийств на 1 млн чел. в 1818 г.: Саксония - 311, Франция - 210, Пруссия - 133, Австрия - 130, Бавария - 90, Англия - 66, Россия - 30 [Там же].

Спустя 200 лет наша страна оказалась одним из мировых лидеров по количеству самоубийств, убийств и других видов преступлений на 100 тыс. жителей [Доклад о развитии человека, 2007]. Это, естественно, ни в коей мере не опровергает выводов И.А. Сикорского, но демонстрирует, что некоторые черты национального менталитета могут обладать потенциальной изменчивостью и, оставаясь неизменными в течение тысячи лет, способны радикально измениться в последующем.

Некоторые особенности менталитета могут быть в большей степени свойственны определенным эпохам, чем народам. Например, такие черты российского менталитета, описываемые Н.А. Бердяевым, как «нигилизм и апокалиптика», т.е. перманентные отрицание прошлого и мечтательность о будущем [Бердяев, 1992], как отмечают различные исследователи, в не меньшей мере свойственны французам эпохи Французской революции и вообще народам, переживающим революционные периоды.

2. Наличие в составе любого народа различных этнических групп, менталитеты которых подчас различаются очень существенно. Например, когда речь идет о российском менталитете, «понятно, что не надо забывать и о других конфессиональных менталитетах, прежде всего российско-исламском, втором по распространенности среди религиозных менталитетов России» [Семенов, 2007, с. 96]. Народы, живущие в разных государствах, могут иметь более родственные менталитеты, чем граждане одной страны. Скажем, близость менталитетов русских, украинцев[4] и белорусов показана во многих исследованиях [Кириенко, 2005] и выглядит настолько естественной, что вряд ли нуждается в комментариях.

3. Сосуществование в рамках национальных менталитетов различных личностных и социальных типов, которым свойственны более частные менталитеты[5]. Это побудило В.Е. Семенова ввести понятие полиментальности как более отвечающее многокомпонентной реальности, нежели неизбежно нивелирующее индивидуальные особенности представление об относительно едином - для нации - менталитете.

В частности, в современном российском обществе В.Е. Семенов выделяет четыре основных типа менталитета: 1) российско-православный; 2) коллективистско-социалистический; 3) индивидуалистско-капиталистический; 4) криминально-групповой, к которым добавляет пятый - мозаично-эклектический, называя его «псевдоменталитетом» [Семенов, 2007]. Характеристика этих менталитетов выделившим их автором не оставляет сомнений в том, что психологические различия между их носителями - не меньшие, чем между представителями разных народов, причем не самых близких, а то и рас.

Выявлены и различия в ментальности социальных групп. Так, К.А. Абульханова показывает, что предпринимателям свойственно преимущественно субъект-объектное сознание, а интеллигенции - субъект-субъектное [Российский менталитет, 1997].

Заговорили также о таких видах российской ментальности, как провинциальная ментальность, которой уже был посвящен ряд конференций, а также ее более частные виды, например поволжская ментальность [Акопов и др., 2006].

К идее полиментальности близка выдвинутая этнологами идея мультимодальных обществ, согласно которой «каждый народ представлен не одной модальной личностью[6], а несколькими переходными формами между ними» [Стефаненко, 1999, с. 64]. Е.А. Тимофеева подчеркивает, что «каждый народ, нация, этнос или любая другая общность складывается из отдельных личностей, поэтому при рассмотрении проблем национального менталитета необходимо учитывать, что и национальный менталитет включает в себя индивидуальные менталитеты отдельных личностей, принадлежащих к той или иной нации или же относящих себя к ней» [Тимофеева, 2006, с. 554].

Из всего этого неизбежно вытекает мозаичность менталитетов как народов, так и конкретных личностей. Так, например, менталитет любого конкретного россиянина включается в себя ключевые характеристики: а) российского менталитета в целом; б) менталитета той конкретной нации, к которой он принадлежит; в) менталитета жителей региона, где он проживает; г) менталитета городского или сельского жителя; д) менталитета жителей конкретного города - Москвы, Санкт-Петербурга, Томска и др. - или села; е) менталитета той (тех) социальной группы, к которой (которым) он относится; ж) менталитета представителя мужского или женского пола и т.п.

4. Релятивность характеристик национальных менталитетов, их зависимость от идеологических позиций авторов таких характеристик и отношения к носителям данных менталитетов, а также от перцептивных позиций и исходных точек отсчета.

Исследование, проведенное в Венесуэле, продемонстрировало, что жители этой страны воспринимают русских как амбициозных, материалистичных, трудолюбивых, хитрых, религиозных и не внушающих доверия, а народом, наиболее близким им по психологическому складу, считают… китайцев [DeCastro Aguirre, 1967]. Восприятие наших сограждан жителями тех стран, куда мы сейчас наиболее часто ездим отдыхать, формируется на основе особенностей поведения российских туристов и тоже, как правило, сильно отличается от традиционных образов российского национального характера. А его описание самими россиянами обнаруживает очевидную связь с тем, к какой идеологической категории, например, к западникам или славянофилам, либералам или патриотам и т.п. они принадлежат.

Например, Е.Г. Синякина обозначает на «психологическом портрете» русского крестьянина дореволюционного периода такие качества: «трудолюбие; умение терпеливо и достойно переносить трудности, сила воли и мужество в их преодолении; глубокая религиозность и одновременно тяга к просвещению; широта русской души; соборность; милосердие и сострадание к ближнему; музыкальность и поэтичность; неразрывная связь с землей; гостеприимство, толерантность, терпение, независимость, честность; чувство собственного достоинства» [Синякина, 2010, с. 603].

Легко видеть, что в этом списке представлены только положительные качества, а негативные черты у русского дореволюционного крестьянства либо вообще отсутствовали, либо они имелись, но автор избегает их описания. Исключительно в позитивном свете выглядит и купеческая ментальность, в частности то, что «благотворительность и меценатство, внедрение технологических и организационных инноваций в конце XIX - начале XX в. становятся основами и отличительными чертами московского купечества, их своеобразной визитной карточкой» [Ахмарова, 2006, с. 461].

Иногда, напротив, акцентируются преимущественно негативные качества[7] российского менталитета, такие как нелогичность, несистематичность и утопичность мышления, импульсивность, лень и неумение постоянно и организованно трудиться, склонность к самоуничижению, неаккуратность, неряшливость, стремление сделать все побыстрее и «спустя рукава», максимализм, нетерпимость, фанатизм, низкий уровень быта, неумение его организовать и т.д. [Гусельцева и др., 2012].

При постоянно подчеркиваемой противоречивости российского менталитета, сосуществования в нем как положительных, так и отрицательных качеств, а также типичности попыток представить положительные качества как «продолжение» отрицательных или наоборот (подробнее см. [Гусельцева, 2012]) вопрос о том, какой его образ - позитивный или негативный - более соответствует действительности, по-видимому, вообще лишен смысла, поскольку все определяется фокусом анализа.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть два обстоятельства. Во-первых, едва ли интерес к проблеме особенностей российского менталитета был бы столь велик и постоянен, если бы с этим менталитетом все было благополучно и он характеризовался бы только положительными качествами. Во-вторых, прагматический ракурс, в котором эта проблема рассматривалась с первых шагов ее изучения - направленность исследований на выявление тех наших черт, которые препятствуют нормальному развитию России и от которых нам, по возможности, следует избавляться [Там же].

Подобные обстоятельства во многом размывают понятие менталитета, а подчас и порождают представления об эфемерности соответствующей реальности. Например, бывший помощник бывшего президента России Г. Сатаров на одном из семинаров, посвященных российскому менталитету, высказал точку зрения о том, что менталитетов вообще не существует, однако соответствующее понятие небесполезно, как полезны физические понятия, описывающие реальность, которую нельзя зафиксировать.

Другим закономерным результатом размывания базового понятия в результате сосуществования в любом обществе различных видов ментальности является использование категории «доминирующая ментальность» (по существу, эквивалентной понятию модальной личности, широко распространенному в психологии) и других подобных категорий, позволяющих одновременно и сохранить идею психологической общности любого народа, и учесть сосуществование в ее рамках большого количества индивидуальных и групповых различий.

Структурирование менталитета

Несмотря на подобные, вполне объективные, трудности в определении понятия «менталитет», в его характеристиках, правда, не претендующих на статус четкого и однозначного определения, а, скорее, задающих некоторую нестрого очерченную область понимания данного явления, явно нет недостатка.

Пишут о том, что «менталитет - это нематериализуемая составляющая традиции» [Лурье, 1994, с. 44]; «совокупность сознательных и бессознательных[8] установок, сопряженных с этнической традицией» [Там же. С. 45]; «совокупность эмоционально окрашенных социальных представлений» [Стефаненко, 1999, с. 89]; «некий всегда неосознаваемый и устойчивый пласт психики, который включает в себя определенные мыслительные модели» [Там же. С. 45]; «направленность и склад мышления личности и социальной группы» [Тимофеева, 2006, с. 554]; «исторически сложившееся групповое долговременное умонастроение, единство (сплав) сознательных и неосознанных ценностей, норм, установок в их когнитивном, эмоциональном и поведенческом выражении» [Семенов, 2007, с. 95]; «некое социально-психологическое образование, присущее этносу, нации, народу, стране» [Там же. С. 95]; система взаимосвязанных образов, включая неосознанные, которые лежат в основе коллективных представлений о мире [Вяльцев, 2004]; специфика психической жизни людей, детерминированная экономическими и политическими условиями [Дубов, 1993].

Французские историки, принадлежавшие к школе «Анналов» и выступившие инициаторами введения понятия «ментальность» в научный оборот, писали, что это «система образов … которые … лежат в основе человеческих представлений о мире и своем месте в этом мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей» [Цит. по: Стефаненко, 1999, с. 140].

При этом, как подчеркивает Т.Г. Стефаненко, «при таком понимании ментальности трудно переводимое на иностранные языки французское слово mentalite ближе всего оказывается к русскому слову миропонимание, характеризующему общественные формации, эпохи или этнические общности» [Там же. С. 140] [9]. Вместе с тем, как подчеркивает В.А. Шкуратов, во французском языке это слово весьма многозначно и обозначает не только мышление, но также умонастроение, мыслительную установку, воображение и склад ума [Шкуратов, 1997].

Предпринимаются и попытки структурировать менталитет, выделив его основные составляющие. Например, утверждается, что структуру менталитета образуют «картина мира» и «кодекс поведения» [Усенко, 1994]. Представители вышеупомянутой школы «Анналов» подчеркивали, что ментальность представляет собой не набор характеристик, а систему взаимосвязанных представлений, регулирующих поведение членов социальной группы [Стефаненко, 1999]. С.В. Лурье выделяет «центральную зону» ментальности, включающую локализации источников добра, Мы-образ и образ покровителя; локализации образа зла - образа врага; представления о способе действий, при котором добро побеждает зло [Лурье, 1994].

Таким образом, в «центре» ментальности оказываются нравственные категории. Духовно-нравственные смыслы, символы мифологического, мистического и религиозного содержания считает важным компонентом ментальности и А.А. Гостев [Гостев, 2010], при этом видя в основаниях «метафизики коллективного бессознательного» главную опору менталитета [Там же. С. 24].

При трактовке понятий «менталитет» и «ментальность» как синонимов «под ментальностью понимается глубинный пласт общественного сознания, совокупность коллективных представлений, имплицитно содержащихся в сознании ценностей, моделей поведения и стереотипных реакций, характерных для общности в целом» [Национальная идея России, 2012, с. 385].

Отмечается, что ментальность «консолидирует народ на основе общих ценностей, моделей поведения, традиций, жизненного уклада, культуры и заложена, если не сказать запрограммирована, на уровне сознания - как индивидуального, так и массового» [Там же. С. 385]. «Комплекс глубинных скрытых установок, представлений, ценностных ориентаций, обозначаемых емким термином «ментальность», позволяет достигать более адекватного познания умонастроения масс в конкретную эпоху, поведения различных слоев, этносов, их представлений о себе, своей культуре, особенностях своего исторического развития» [Там же. С. 386], а «базовыми характеристиками менталитета выступают коллективность, неосознанность или неполная осознанность, устойчивость» [Там же. С. 386] [10].

Выделяются и такие структурные составляющие менталитета, как национальная идея и национальный прототип (как образ положительного национального героя) [Вяльцев, 2004].

Приведенные утверждения хорошо иллюстрируют отмеченные выше особенности использования понятия «менталитет». Во-первых, его неотграниченность от близких понятий. В частности, авторы приведенных цитат переходят от понятия «менталитет» к понятию «ментальность» так, как будто они совершенно эквивалентны. Во-вторых, неопределенность его наполнения: одни и те же авторы в качестве составляющих менталитета / ментальности указывают то одни, то другие элементы. В-третьих, неопределенность его «локализации», в частности отнесение менталитета то к уровню сознания, то к уровню бессознательного, то к обоим этим уровням одновременно, а также очень произвольное оперирование этими категориями историками и этнографами. В-четвертых, объяснительная полифункциональность данного понятия, тенденция объяснять на его основе практически всё, относящееся к нации и ее истории.

Структурные элементы менталитета

Если менталитет, в его наиболее широком понимании, представляет собой совокупность психологических качеств, отличающих данный народ от других народов, то естественно предположить, что практически отсутствуют психологические элементы, которые не входили бы в структуру менталитета, - в противном случае пришлось бы признать полную тождественность некоторых психологических характеристик разных народов. Иными словами, любой психический элемент, относимый к уровню психологии народов, всегда в какой-то степени специфичен для данного народа и, соответственно, является составным элементом его менталитета.

Вместе с тем реализация данного, вроде бы достаточно очевидного, утверждения ведет к практической бесконечности элементов менталитета и размыванию этого понятия. Поэтому целесообразно выделить как минимум набор базовых компонентовнационального менталитета, составляющих его ядерный слой. Представляется, что к числу таковых относимы, в первую очередь: 1) коллективная память; 2) социальные представления, установки и отношения; 3) закрепляющие их коллективные эмоции, чувства и настроения; 4) нормы, ценности и идеалы; 5) национальный характер и темперамент; 6) язык; 7) ментальные репрезентации культуры; 8) стиль мышления и социального восприятия; 9) поведенческие образцы; 10) национальная идентичность.

Прежде всего, отметим, что некоторые из обозначенных элементов традиционно включаются в структуру менталитета, многократно описаны в этом качестве и едва ли нуждаются в дополнительных уточнениях. Таковы, например, социальные представления и закрепляющие их коллективные эмоции, а также стили мышления, ценности и др. Напомним, что менталитет часто характеризуется как «совокупность эмоционально окрашенных социальных представлений» [Стефаненко, 1999, с. 89]; «некий всегда неосознаваемый и устойчивый пласт психики, который включает в себя определенные мыслительные модели» [Там же. С. 45]; «исторически сложившееся групповое долговременное умонастроение, единство (сплав) сознательных и неосознанных ценностей, норм, установок в их когнитивном, эмоциональном и поведенческом выражении» [Семенов, 2007]; умонастроение, мыслительная установка, воображение и склад ума [Шкуратов, 1997]; «кодекс поведения» [Усенко, 1994]; знания и верования, составляющие в совокупности представления о мире [Дубов, 1993]; совокупность коллективных представлений, имплицитно содержащихся в сознании ценностей, моделей поведения и стереотипных реакций, характерных для общности в целом [Национальная идея России, 2012]; общие ценности, модели поведения, традиции, жизненный уклад [Там же. С. 385]; комплекс глубинных скрытых установок, представлений, ценностных ориентаций [Там же. С. 386].

В приведенных выше определениях и соответствующих «наполнениях» понятия «менталитет», некоторые его составляющие, если вынести за скобки терминологические различия в их обозначениях, выглядят достаточно инвариантными. Таковыми являются: 1) когнитивные компоненты менталитета - социальные представления[11], сознательные и бессознательные установки, умонастроения, образы, картина мира, воображение, склад ума и т.п.; 2) его аффективные и нормативно-ценностные компоненты, придающие когнитивным составляющим эмоциональную окраску и закрепление; 3) модели поведения, стереотипные реакции, традиции, жизненный уклад и т.д.

При этом в структуре менталитета нетрудно разглядеть три основных компонента социальных установок - когнитивный, эмоциональный и поведенческий[12], с тем очевидным отличием от социальных установок, что каждый из соответствующих компонентов менталитета в свою очередь включает социальные установки в единстве их трех компонентов, то есть в нем происходит своего рода удвоение этой трехкомпонентности.

Вместе с тем описание ядерной части менталитета требует расширения описанной схемы и уточнения ее структурных элементов. Можно согласиться с А.А. Гостевым в том, что «исследуя проблему менталитета, следует искать дополнительные понятия, закономерности, неосвоенные психологией» [Гостев, 2010, с. 24], а также другими науками.

Прежде всего, одним из базовых компонентов менталитета можно считать коллективную память. В терминах автора этого понятия М. Хальвбакса, коллективные воспоминания интерсубъектной природы [Halbwachs, 1950] репрезентируют в менталитете народа его коллективное прошлое, тоже в значительной мере эмоционально окрашены, а, по словам Дж. Ассмана, не просто воспроизводятся в настоящем, но и во многом определяют его [Assman, 1997]. «Анализируя нарративы коллективной памяти, мы понимаем, кем мы являемся сегодня», - пишет Дж. Верч[13] [Верч, 2009, с. 37].

Коллективная память тоже очень идеологизирована, содержит не только воспоминания о реальных событиях, но и «легенды» памяти, подвержена влиянию различных защитных механизмов, таких как вытеснение событий и их искажение, а «эмоциональный заряд некоторых воспоминаний настолько силен, что их можно считать основой психологического единства нации» [Емельянова, 2009, с. 28]. Как подчеркивает Т.П. Емельянова, представленное в виде коллективной памяти «прошлое бытует в менталитете общества» [Там же. С. 28], являясь его важной составляющей.

Вообще следует отметить, что каждый народ «маркирует» свою историю наиболее значимыми событиями, которые и занимают наиболее заметное место в его коллективной памяти. В нашей коллективной памяти такими событиями являются татаро-монгольское иго, «прорубание окна в Европу», различные войны, особенно отечественные, революция 1917 г. и т.п. И, собственно говоря, выражение «знать историю» означает знание именно этих событий - ее дискретных, «клиповых» фрагментов, времени, когда эти события произошли, и основных сопутствующих им обстоятельств, а не всей той непрерывной жизни общества, которая образует реальную историю.

Роль культурогенетической или «культурной памяти», представляющей собой «исторические записи» - в виде народных обычаев, традиций, обрядов, суеверий и т.д. - акцентирует также А.А. Гостев [Гостев, 2010, с. 24], обращающий внимание на такой психологический феномен, как «коллективные сновидения» [Там же].

К числу основных компонентов национального менталитета явно стоит отнести и язык в его собственно психологическом выражении. Согласно А.А. Потебне, народность - это скорее ощущение общности, народного единства в смысле «общения мысли, устанавливаемого единством языка» [Цит. по: Гусельцева и др., 2012, с. 16]. В мышлении и языке видел основу национальной психологии также Д.Н. Овсянико-Куликовский, аргументируя его роль тем, что до усвоения родного языка ребенок не обладает национальными психологическими признаками [Там же]. Роль языка, а также мифов и обычаев в качестве основных элементов «национального духа» рассматривал и В. Вундт, писавший: «Язык содержит в себе общую форму живущих в духе народа представлений и законы их связи» [Вундт, 1998, с. 220].

Действительно, значение языка в качестве одновременно составляющей, выразителя и детерминанты национального менталитета, акцентированное многими авторами, трудно переоценить. Закономерно, что «В понятие «народной души» (одно из родственных понятию менталитета - А.Ю.) часто включали язык, являющийся родным для представителей данной нации» [Гусельцева и др., 2012, с. 15]. При этом существенно подчеркнуть, что речь идет не столько о реальном использовании языка, сколько о его символической роли в формировании чувства общности с группой [Донцов и др., 1997].

В ядерную часть менталитета следует включить и ментальные репрезентации всех основных элементов национальной культуры - от народных сказок до наиболее значимых для народа литературных произведений, памятников архитектуры и т.п. (см., например, [Малафеева, 2010]). Символично, причем во многих отношениях, что если во французской, проистекавшей из школы «Анналов», а также во многом основанной на ней российской традиции ключевым для характеристики особенностей наций стало понятие менталитета, то в германской традиции - понятие культуры, что выражает теснейшую взаимосвязь между этими категориями.

В то же время в силу наличия в культуре не только ментальной, но и материальной составляющей имеет смысл относить к менталитету именно ментальную составляющую культуры, что выглядит достаточно тавтологично. При этом, поскольку любое общество мультикультурально, представляет собой сочетание культур различных этнических и социальных групп, то и соответствующий компонент национального менталитета тоже имеет многосоставной характер.

К ядерным составляющим менталитета, естественно, следует добавить и национальную идентичность, то есть чувство принадлежности к соответствующему народу - носителю данного менталитета. В результате, как пишет Е.А. Тимофеева, «можно констатировать наличие неразрывной связи и взаимного влияния этнической самоидентификации личности и национального менталитета» [Тимофеева, 2006, с. 556], с тем уточнением, что речь идет о связи и взаимовлиянии частей одного целого. Показательно и то, насколько противоречива эта идентичность, подчас принимающая негативный характер. Например, в трудах многих российских философов, таких как Н.А. Бердяев, «принятие на себя» основных особенностей российского менталитета сочетается с негативным отношением к ним и установкой на их преодоление.

Вместе с тем национальная идентичность является, в определенном смысле, узловым компонентом национального менталитета, результирующим его другие базовые составляющие.

Следует подчеркнуть, что каждый из описанных ядерных элементов менталитета имеет процессуальную и относительно статичную составляющие. Например, мышление представлено в нем и как определенные мыслительные установки, характерные для данного менталитета, например типовые схемы причинного объяснения социальных событий (каузальной атрибуции), и как процесс, характеризующийся определенными динамическими (например, доказано, что представители одних народов принимают решения в целом быстрее, чем других) и структурными (типовая «логика», точнее, «психологика» и т.п.) свойствами. То же самое можно сказать о коллективной памяти, которая включает одновременно и хранимые в ней образы, и процесс оперирования ими (в том числе и определенные защитные механизмы их искажения), и о других слагаемых менталитета.

Естественно, базовые составляющие менталитета несут на себе печать его отмеченных выше общих качеств, таких как интериндивидуальная и временная изменчивость и др. Например, коллективная память, являясь одной из ядерных составляющих менталитета нации, основ ее идентичности и психологической консолидации, как и менталитет в целом, достаточно изменчива и противоречива. Некоторые ее элементы блекнут, а то и вообще стираются со временем. Например, полет Юрия Гагарина был значимой составляющей коллективной памяти и предметом общей гордости советских людей, а значительная часть современной российской молодежи не знает, кто был первым в мире космонавтом. Одни и те же события, такие как Октябрьская революция и Гражданская война, по-разному «вспоминаются» и вызывают совершенно разные эмоции у различных слоев населения.

В то же время отсутствие как оценочного, так и когнитивного консенсуса по поводу элементов коллективной памяти не вычеркивает их из нее, а подчас, напротив, делает ее более эмоционально «разогретой» и значимой частью. А изменчивость подобных слагаемых менталитета не лишает их инвариантной составляющей: очевидно, что в нашей истории есть события, которые мы будем помнить всегда, вне зависимости от изменения идеологической и политической конъюнктуры.

Вообще же, по всей видимости, существуют как более устойчивые компоненты национального менталитета, мало зависимые от исторических обстоятельств, так и его более гибкие элементы, в большей степени подвластные их влиянию.

Очевидно и глубокое взаимопроникновение основных составляющих менталитета, возможность их отделения друг от друга лишь в абстракции. Например, коллективные представления служат основой коллективной памяти, и наоборот, коллективные эмоции присутствуют и в коллективной памяти, и создают эмоциональный фон коллективных представлений, национальный стиль мышления пронизывает все основные компоненты менталитета и сам базируется на них и т.п.

Возможно, к проблеме выделения базовых компонентов менталитета имеет смысл подойди и с «обратной» стороны, рассмотрев вопрос о том, какие специфические элементы национальной психологии не следует включать в их состав, дабы не превратить соответствующее понятие в своего рода «резиновое», не имеющее концептуальных границ. В этой связи имеет смысл обозначить два основных ограничения, препятствующих его чрезмерному расширению.

1. Включение в него слишком частных психологических характеристик, которые фактически входят в состав других, более общих. Например, хорошо известная бмольшая пунктуальность одних народов (классический стереотип - немцы) и меньшая других (в основном южных), такие их выявляемые в психологических исследованиях характеристики, как различный размер «зоны тела» [14] и т.п., являются реальными и достаточно значимыми особенностями национального менталитета. Вместе с тем их вполне можно отнести к его поведенческой составляющей, не выделяя ту или иную из них в качестве его самостоятельного компонента, равно как и такие национальные черты, как отраженные нашим кинематографом «Особенности национальной рыбалки», «Особенности национальной охоты», «Особенности национальной политики» и т.п.

2. К базовым составляющим менталитета стоит относить не всякий достаточно глобальный психологический процесс, даже если он и имеет национальную специфику. Например, воля, внимание и др., наверняка имеют некоторые особенности у разных народов (хотя результаты соответствующих психологических исследований неполны и довольно противоречивы). Однако, во-первых, подобные различия между народами менее выражены, нежели личностные, возрастные и прочие различия между представителями одних и тех же народов. Во-вторых, подобные различия могут выражать самые различные факторы, среди которых факторы, формирующие особенности национального менталитета - исторические, геополитические и др., - занимают далеко не самое заметное место, и, соответственно, такие различия трудно считать выражающими особенности собственно менталитета[15].

Эти особенности проявляются во многих элементах национальной культуры, имеющих ярко выраженную психологическую специфику, например, в праздниках (подробнее см. [Воловикова и др., 2003]). Однако подобные элементы содержат в себе практически все описанные базовые компоненты национального менталитета и, имея свою «синтетическую» специфику, все же в основном исчерпываются ими.

В дополнение к обсужденным в тексте предпосылкам систематизации менталитета можно сформулировать также ряд общих утверждений относительно этого понятия.

1. Любая нация формируется в уникальных именно для нее условиях - географических, климатических, исторических, экономических социально-политических и др., которые неизбежно влияют на ее психологию. Поэтому любой народ имеет свой, специфический именно для него менталитет.

2. Чем в более сходных условиях формируется психология наций, тем ближе их менталитеты. Соответственно, чем уникальнее эти условия, тем более специфический характер имеет и национальный менталитет.

3. Факторы, оказывающие влияние на национальную психологию, действуют постоянно, эта психология находится под их перманентным воздействием, к тому же к одним факторам регулярно добавляются другие, в результате чего национальные менталитеты находятся в постоянном изменении и никогда не носят «законченного» характера.

4. Вместе с тем одни компоненты национальных менталитетов имеют более изменчивый характер, чем другие, и в любом постоянно изменяющемся менталитете существует относительно стабильное ядро.

5. Общие характеристики национального менталитета всегда накладываются на психологические особенности различных этнических, социальных и прочих групп, а также конкретных личностей. В результате в любом обществе на фоне базового существует и ряд более частных типов менталитета, а характеристики базового менталитета всегда представлены в преломлении групповыми и личностными особенностями.

6. Подобные обстоятельства не «размывают» общее понятие менталитета, но делают его, подобно ключевым понятиям, например, физической науки, достаточно релятивным и требующим рассмотрения в системе других, дополняющих его понятий.

Представленная в этой статье рабочая схема анализа менталитета - всего лишь руководство к действию и, естественно, не носит сколь-либо законченного характера. Возможны как ее расширение - включение в нее других базовых составляющих менталитета, так и укрупнение - объединение этих составляющих в более общие блоки.

Наиболее очевидными шагами дальнейшего анализа проблемы представляются: а) уточнение и «оптимизация» базовой схемы менталитета; б) разработка на ее основе типовой структуры менталитета, предполагающей обозначение взаимоотношений между ее элементами; в) описание периферической части этой структуры, надстраивающейся над ее ядерной частью; г) разработка операциональных схем анализа менталитетов, способной интегрировать их эмпирические исследования; д) структурирование различных видов менталитета как «наверху» - на уровне национального менталитета, так и «внизу» - на уровне базовых, модальных личностей.

Размещено на Allbest.ru