Традиции и верования шорцев

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

ГЛАВА 1. Краткая характеристика и описание шорцев

1.1 История шорского народа

1.2 Отношение шорцев к иному миру

ГЛАВА 2. Традиционное мировоззрение шорцев Южной Сибири

2.1 Религиозные верования шорцев

2.2 Шаманизм у шорцев

Заключение

Список литературы



Введение

Шорцы - потомки местных самодийских и угорских племен, смешавшихся с группами тюркоязычных (главным образом, уйгурских и енисейско-кыргызских) племен, мигрировавших на территорию современной Кемеровской обл. в период господства тюрок в Центральной Азии и Алтае-Саянском нагорье (Тюркский, Уйгурский, Кыргызский каганаты, середина VI - начало Х в.) и позже - вплоть до ХVIII в., когда с уже тюркизировавшимися местными племенами «кузнецких татар» (известных в русских источниках с 1618 г.) смешиваются пришедшие с Алтая группы телеутов.

Этноним «шорцы» предложен В.В.Радловым в 1861 г. и был признан всеми современными шорцами в советское время. В 1925-1939 гг. существовал шорский национальный район, после его ликвидации, особенно в 1950-70 гг., усилился процесс ассимиляции шорцев русскими. В 1980-е гг. возрождается интерес шорцев к своей традиционной культуре. Это стремление выразилось в принятии программы возрождения Горной Шории (1989 г.), в создании фольклорных ансамблей, краеведческого музея в г. Таштагол, шорского национального парка, в изучении шорского языка.

Основная территория расселения - бассейн среднего течения реки Томь и ее притоков Кондома и Мрас-Су -- Таштагольский, Новокузнецкий и Междуреченский районы, города Мыски, Междуреченск, Таштагол, Новокузнецк, Кемерово.

Общая численность шорцев в РФ составляет 16,8 тыс. чел.

Актуальность темы: традиционная духовная культура шорцев имеет свои локальные особенности, связанные с различиями этнокультурных контактов с русскими в XVII - нач. XX вв. и влиянием модернизаций советского периода. К нач. XX в. большинство шорцев стараниями Алтайской духовной миссии были крещены и официально исповедовали православие. Православные календарные обряды вытесняли шаманистские или сочетались с ними, через миссионерские школы распространялись знания русского языка, библии и жития святых, истории России. Однако значительное место в духовной жизни продолжало занимать шаманство и более архаичные культы огня, гор и др. Элементы дохристианских верований сохранились до сих пор, хотя и не играют заметной роли в современной жизни большинства шорцев, подавляющее большинство которых придерживаются безрелигиозного мировоззрения.

Цель курсовой работы: рассмотреть систему представлений шорцев о душе (душах) и их отражение в обрядовой практики.

Задачи: шорцы шаманизм обрядовый религиозный

1. Изучить общетюркские представления о душе.

2. Выяснить функции каждой из душ, способы и формы взаимодействия с душами(судьба душ после смерти, появление и трансформация душ).

3. Выявить обрядовые формы воздействия на душу человека.

Предмет: представления шорцев о душе.

Объект: шорский народ.



ГЛАВА 1. Краткая характеристика и описание шорцев

1.1 История шорского народа

Предки шорцев занимались металлургией, кузнечеством, охотой, рыболовством, подсобным скотоводством, примитивным ручным земледелием, собирательством. Изделия из железа, сделанные шорскими кузнецами, славились на всю Сибирь. Ими они платили дань (албан) джунгарам и енисейским киргизам. Когда пришли русские казаки, они назвали шорцев кузнецкими татарами. Именно благодаря шорским кузнецам земля, которую они населяли, была названа Землей кузнецкой, а затем Кузбассом. В XVII веке Южная Сибирь была покорена русскими казаками. Приводя шорцев в русское “подданство“, русские воеводы вначале выдавали шорским паштыкам (старостам) владельные грамоты и указы, признающие и закрепляющие права шорцев на те или иные земли. Но когда Южная Сибирь была покорена полностью, эти земли были объявлены собственностью царя, а владельные грамоты были отобраны. Шорцы платили дань (ясак) русскому царю пушниной. Охотничьи территории были поделены между родами. После прихода русских шорцам было запрещено заниматься металлургией и кузнечеством, чтобы их противники - джунгары и кигризы - не могли заказать у шорцев военные доспехи и снаряжения.

Предки шорцев жили родами. Отцовский род у шорцев управлялся на демократических началах. Во главе родовой общины стоял паштык, который выбирался на родовом собрании. Родовое собрание считалось высшим органом рода. Оно решало все важнейшие общие дела: выборы паштыка, раскладку албана, а затем ясака, принятие христианства. На общих собраниях происходили и судебные разбирательства, например, судили воров. Во время суда народ выбирал 6 человек, чаще умных стариков, которые вместе с паштыком судили. О своем решении спрашивали народ “чарар ба” (согласны ли). Если большинство говорило “чарар”(согласны), то достигалось соглашение было достигнуто, если нет, то дело разбиралось снова. Решение, которое принималось на собрании, подлежало обязательному выполнению.

По своей религии шорцы были шаманистами. Согласно традиционному мировоззрению шорцев мир был разделен на три сферы: небесную землю, где находится высшее божество Ульгень; среднюю землю, где живут люди; и земля злых духов, подземный мир, где властвует Эрлик. Шорцы верили также и в духов - хозяев тайги, гор, рек, озер. Общение с духами и божествами происходило через посредника-шамана - особого избранника божеств. К услугам шаманов прибегали очень часто: при болезнях, во время похорон, перед охотой, при трудных родах, перед сбором урожая. С участием шамана проходили традиционные родовые моления верховному божеству Ульгеню.

В годы советской власти в 1926 году на территории, где проживали шорцы, был создан Горно-Шорский национальный район. За годы его существования многое было сделано в области образования шорцев, развития культуры, появилась национальная интеллигенция, стали выходить книги и учебники на шорском языке. Но, на беду, Горная Шория оказалась богатой полезными ископаемыми: углем, железной рудой, золотом. В конце 30-х годов в Шорию стало прибывать население из других мест для работы на горнодобывающих предприятиях. В 1939 году Горно-Шорский национальный район был ликвидирован. С этого времени началось этническое развитие шорцев вспять. Перестали выходить книги на шорском языке, прекратилось преподавание шорского языка. Во время репрессий, а затем войны были уничтожены лучшие представители шорцев. После войны началась новая волна бурного промышленного освоения Горной Шории, наблюдался большой приток пришлого населения, ассимиляция шорцев, утрата языка и традиций. Горная Шория была покрыта сетью исправительно-трудовых колоний, что отрицательно сказалось на нравственном состоянии шорцев.

В конце 80-х - 90-х годов началось движение за возрождение шорского народа, его языка и культуры. Были созданы общественные организации в городах и Ассоциация шорского народа. Благодаря их работе, в городских администрациях были введены должности заместителей глав администраций по национальному вопросу, был создан областной комитет по национальному вопросу, в 1993 году шорцы были отнесены к малочисленным народам Севера. Первые успехи движения были обнадеживающими. На шорцев оказала свое действие Государственная программа развития экономики и культуры малочисленных народов Севера в 1991 - 1995 годы: была открыта кафедра шорского языка, стали проводиться традиционные шорские праздники Пайрамы, в школах стали преподавать шорский язык. Но нерешенных вопросов еще много, самый главный - это вопрос о земле, о территориях традиционного природопользования, о выплате компенсации за нарушенные земли и уклад жизни. Власти не желают решать этот вопрос. Мало того, в январе 1996 года был сокращен областной комитет по национальному вопросу, который координировал эту работу.

1.2 Отношение шорцев к иному миру

Устный характер тюркской культуры с его повышенным вниманием к слову превратил диалог в универсальный механизм взаимодействия человека с внешней средой. Складывается впечатление, что общество, еще только начиная осознавать свою объективную выделенность из природы, интуитивно пытается восстановить разрушаемое единство-тождество, стремится всеми возможными способами продлить контакт.

Напряженный и драматический процесс двусторонних взаимоотношений мира людей и нелюдей сводился в итоге к обмену информацией и ее дешифровке. Мифический космос говорил на многих языках. И все же, поскольку «матрицей» иного существа был в конечном итоге человек, люди наделяли всевозможных духов способностью имитировать сугубо человеческое поведение. Охотники-шорцы рассказывали о хозяине тайги:

«Ночью он (эзи) ходит около охотничьего балагана, иногда стучит, иногда говорит-- но охотнику нельзя выйти на его стук из балагана. Ночью в тайге вдруг послышатся песни, словно играет кто-то,-- это хозяева тайги развеселились. Или пугает около балагана, ревет кто-то, кричит по имени три раза. Надо промолчать -- иначе душу возьмет, тогда по возвращении домой придется камлать и просить душу назад».

В мире духов, на их территории или в их присутствии считалось опасным проявить свою человеческую сущность: подать голос, отозваться на имя и т. п.-- «отчуждаемые» части человека могли стать добычей существа иного мира, стремящегося тем самым как бы восполнить свою ущербность.

Иной мир давал знать о себе не только подражанием речи человека; диапазон его звучания был много шире. Угли в очаге, потрескивая, сообщали о настроении духа огня, звон колец тагана предвещал появление гостя. По представлениям шорцев, душа-тень за год до смерти человека предупреждала его об этом щелкающими звуками. Дух двери в алтайской традиции был невидим, но обнаруживал себя внезапным шумом. Кормосы (злые духи) могли мяукать, кричать совой или подавать утробный голос. Услышать подобное человеку считалось дурным предзнаменованием.

В чувственно переживаемом мире, где естественное и вероятностное сливались, звучание было одним из возможных, а порой и единственным свидетельством реальности физических объектов и фантомов воображения. «Что ушам будет слышно, то и глазам будет видно»,-- гласила шорская пословица, ставя знак приблизительного равенства между слышимым и видимым. Безмолвие приравнивалось к небытию. Звук, напротив, был свойством жизни, и люди чутко вслушивались в звучание природы.

Возникая из аморфности и молчания, тьмы и безвременья, мир заявлял о себе птичьим щебетом, рокотом, шелестом и треском. Жизнь и звук заполняли Вселенную. Эта ситуация изначальных времен ежегодно повторялась в весеннем пробуждении природы. Ее наступление хакасы определяли по первой зелени и грому, услышав который, женщины посолонь обегали юрту, стуча по ее кровле ковшом. Предвестником весны в шорском фольклоре иногда бывает хозяин горы:

«Весною, пока еще на дереве не распустились листья, пока еще на земле не выросла трава,-- тогда хозяин горы кричит. Также и осенью, когда трава, засохнув, клонится, когда листья деревьев, засохнув, опадают. Уши горы осенью начинают лучше слышать. Тогда (снова) кричит».

Здесь звук, сопоставимый по значимости с громовым раскатом, «открывает» и «закрывает» год. Раскаты грома весной (у тюрко-монгольских народов Сибири он считался криком небесного дракона), подобно первому крику ребенка, возвещали о возникновении новой жизни. У южных алтайцев -- и эту традицию разделяют многие тюрко-монгольские народы -- появление новорожденного сопровождалось возгласами и ружейными выстрелами. Буряты при родах не поднимали младенца с земли до тех пор, пока он не подавал голоса.

Сталкиваясь с феноменом звучания и голосом человека, архаичное сознание рассматривало последний в ряду таких важных характеристик, как имя, образ, душа. Шорцы считали, что если на охоте хозяин горы завладевал голосом человека (а тем самым и его «душой»), тот неминуемо умирал. Страх потерять даже «часть» себя был чрезвычайно велик. «Старики-шорцы даже боялись закричать ночью на собаку, лающую около дома,-- это дух, подстерегающий человека, мог начать лаять по-собачьи и таким образом обмануть человека и похитить его душу».

Голос был знаком, индивидуальной меткой человека. У многих народов Сибири с осознанием этой его функции был,- вероятно, сопряжен и феномен так называемых личных песен. Они отмечали все этапы жизни, от младенчества до старости, служили показателями гражданского состояния и родовой принадлежности. У тюрко-монгольских народов эта традиция не получила широкого распространения, хотя каждый из персонажей эпоса или шаманского камлания имел, как правило, свою собственную мелодию. Известно также, что в прошлом у хакасов были популярны «песни узутов» (недоброжелательных духов). Однако во избежание несчастья их разрешали петь только старым и одиноким людям, стоящим на пороге небытия.

Песня была как бы продолжением обыденного речения, она указывала на положение исполнителя в обществе. Отчасти поэтому песенный язык отличался многообразием. Например, мужские колыбельные песни тувинцев исполнялись горловым пением. Женским алтайцы считали звучание комыса. «Слабая» половина общества использовала его для тайного музицирования. Кроме того, этот инструмент применялся для условного «разговора» между влюбленными. Отдельные виды пения тем самым превращались в форму иноговорения. Примечательно, в этой связи, что язычковые инструменты типа комыса и варгана использовались и в шаманской традиции, где, вероятно, также выполняли функцию «переводчика». В 1983 г. С. И. Вайнштейну посчастливилось сделать редкий снимок: тувинская шаманка «держит у рта древний инструмент варган, который издает мрачный,. ,,потусторонний" звук».

Слияние реального и возможного (как вариант: природного и божественного) начал и в человеке, и на всех иных уровнях мироздания являлось камертоном мифопоэтического взгляда на мир. Оценка языковой деятельности имела и социальный аспект. Как уже говорилось, членораздельная речь была важнейшим показателем принадлежности к людскому сообществу. В одной из кумандинских легенд охотник, встретив хозяйку тайги, спрашивает ее: «Если ты человек, то разговаривай, если ты не человек, не задумала ли зло на меня»? Такая настороженность вполне оправданна, ибо опирается на представления о разноязычии представителей разных миров. Сравнимая с немотой или косноязычием, речь-иноговорение, обращенная к партнеру, оборачивалась враждебным непониманием. Дискомфортное состояние как следствие несостоявшегося диалога могло сопровождать и встречу с иноязычным чужаком, и неудачную попытку шамана установить контакт с божеством.

Из общей структуры мироздания и отношений между людьми и божествами становится очевидным, что зависимой стороной в диалоге ощущали себя все же люди. Поддержание необходимого диалога с обеих сторон обеспечивали посредники «полиглоты».



ГЛАВА 2. Традиционное мировоззрение шорцев Южной Сибири

2.1 Религиозные верования шорцев

Традиционная духовная культура шорцев имеет свои локальные особенности, связанные с различиями этнокультурных контактов с русскими в XVII - нач. XX вв. и влиянием модернизаций советского периода. К нач. XX в. большинство шорцев стараниями Алтайской духовной миссии были крещены и официально исповедовали православие. Православные календарные обряды вытесняли шаманистские или сочетались с ними, через миссионерские школы распространялись знания русского языка, библии и жития святых, истории России. Однако значительное место в духовной жизни продолжало занимать шаманство и более архаичные культы огня, гор и др. Элементы дохристианских верований сохранились до сих пор, хотя и не играют заметной роли в современной жизни большинства шорцев, подавляющее большинство которых придерживаются безрелигиозного мировоззрения.

Духи гор таг-эзи в отличие от охотничьих покровителей шорцев не получили материального воплощения, хотя их образ довольно отчетливо представлен в мифологии шорцев. Обычно они являлись охотникам во сне в образе молодой голой женщины или девицы с большими грудями, закинутыми за плечи или заложенными под мышки. Не известны у шорцев также изображения духа огня от-эзи, хотя жертвоприношение ему во время похорон и поминок сохранилось до сегодняшнего дня. Этот факт объясняется этнографами глубокой древностью культа, когда изготовление идолов еще не практиковалось.

Религиозное наполнение охотничьего промысла у шорцев было настолько обильным, что сам промысел представлялся чем-то священным. По дороге охотники останавливались у подножия гор и "кормили" духа таг-эзи, разбрызгивая по кругу жертвенный напиток абыртку. Переваливая через хребет, побрасывали собранные пихтовые ветки, обращаясь к горам с просьбой об удачном промысле. Придя на промысловый участок, кропили абырткой охотничий балаган, бросали во время вечерней трапезы кусочки мяса в костер духу огня от-эзи. Специально взятый на промысел сказитель-кайчи рассказывал присутствующим и духам сказки, сопровождая свой рассказ игрой на двухструнном музыкальном инструменте комысе или дудке из сухого дягиля.

На промысле существовали строгие запреты: нельзя было шуметь, кричать, ругаться, так как звери в тайге понимают человеческую речь. Общаться между собой можно было только знаками, иносказательно называя промысловых животных. Соболя вместо алба называли аскыр, т.е. красивый, медведя вместо апилак - улуг кижи, т.е. старый человек и т.д.

Считалось, что душа промыслового зверя находится в кончике его носа, поэтому последний отрезали и хранили, как амулет. Такими же амулетами служили различные части убитого медведя: коготь или лапа, подвешенные над дверью служили оберегом от злых духов айна. Бывали случаи, когда на пасеке вешали на кол медвежью голову и поворачивали ее по направлению к чужой пасеке, чтобы пчелы летели туда воровать мед.

Наряду с почитанием духов-владельцев промысловых зверей, ежегодно, перед большой охотой, устраивались моления и другим духам, способствующим охоте, которых обычно изображали одноголовыми или двухголовыми. Изображения с большой овальной головой с налепленными на нее кусочками меха и с короткими выступами по бокам вместо рук, считались мужчинами. Они имели длинный прямой и широкий нос, и круглые медные глаза. Второе изображение в виде двух одинаковых по размеру овалов, соединенных короткой и тонкой перемычкой, считалось женским.

На Кондоме почитали духа охоты шалыг. Он изображался в виде вырезанных из дерева мужа и жены, причем одна нога мужского изображения делалась короче другой, отчего шалыг считался хромым. Хранили изображения духов в холщовом мешке или берестяной коробке в амбаре. Перед промыслом их заносили в дом и оставляли там до возвращения охотников, угощая аракой и талканом. Там же на Кондоме покровителем охоты считался дух сарыс. Его изображения в виде шкурки колонка или небольшой холщовой тряпочки прямоугольной формы вывешивали на сучьях деревьев за улусом и кормили по пути на промысел.

Каларцы осенью перед охотой поклонялись духу теркижи - человеку переднего угла. Обычно это было изображение человеческого лица из бересты с прикрепленным деревянным носом и глазами из свинцовых бляшек, с приклеенной бородой и усами из беличьего хвоста. Для кормлении тер-кижи приносили из амбара в дом и помещали в передний угол. Перед ним ставили берестяной двухведерный туес с абырткой и тарелку каши. Кормление сопровождалось камланием и обильной пирушкой.

Духи - покровители домашнего очага. Кроме духов-хозяев и покровителей охотников на земле обитали еще духи предков, являющиеся покровителями домашнего очага. Изображения их делали женщины. Эти антропоморфные "покровители" очага и детей, родоначальницы женщин орекеннер или тер-кижилер имелись в каждой семье и относились к наиболее древнему культурному пласту. У шорцев существовали различные вариации их материального воплощения, и соответственно имеющие разные названия: орекеннер, ене-кижи, тор-кижилер.

Когда девушка покидала родительский дом, она получала их от своей матери и перевозила в дом мужа. Родовые духи заботились о благополучии семьи, увеличении рода, охраняли здоровье детей, родовой огонь. Если к этим духам относились небрежно, то они посылали болезни, поэтому не реже одного раза в год их угощали салом и маслом. Хранились такие изображения в мешке или берестяной коробке на печи или под крышкой амбара.

Орекеннеры представляли собой упрощенные изображения человека в виде либо тряпичных кукол (холщовых мешочков 15-20 см длиной, набитых куделью, реже волосами, срезанными с головы умершей шаманки), либо в виде полос из кендырной ткани. Чаще всего они были безруки и безноги, иногда без шеи, носа, рта, но обязательно с глазами из бисера. Нередко фигурки соединялись попарно - муж и жена.

В некоторых шорских родах изображения домашних духов представляли собой упрощенные антропоморфные, сшитые из мешковины фигурки цилиндрической формы, лишенные шеи, а иногда и носа и рта. У некоторых фигурок отмечались груди, олицетворяя духов-женщин. Соединялись "куколки" или попарно, обозначая мужа и жену, или по три и более.

Холщовые и набитые тканью тор-кижилеры сходны с орекеннерами, но часто имели подобие рук и головных уборов. Вероятнее всего орекеннеры, тор-кижилеры и ене-кижи - различные локальные названия изображений, выполняющих одну и ту же функцию.

К другому типу домашних духов относятся изображения, имеющие деревянную основу, зашитую в лоскут ткани, поверх которой отмечены бисером или стежками из ниток глаза, нос и рот. На голову повязывался платок или надевалась круглая шапочка, сами фигурки подпоясывались кушаками. Назывались такие изображения также тор-кижилер, и при плохом к ним отношении могли нанести вред скоту и отравить воду.

В пантеоне домашних духов покровителей особое место занимало божество Умай, Умай-иче. Представления о богине Умай - покровительнице детей - были широко распространены среди всех тюркоязычных народов Саяно-Алтая и возникли, видимо, в древнетюркскую эпоху. По воззрениям шорцев, Умай живет одновременно и в верхнем мире, и на земле рядом с новорожденным ребенком.

Со временем культ богине Умай опустился на семейно-бытовой уровень и его функции ограничивались, как у других родовых духов.

Мрасские, кондомские и верхнеабаканские шорцы (улус Балыкташ) одновременно почитали добрую покровительницу детей Умай и злое божество Кара-Умай, с которым связывали болезнь и смерть грудных детей.

Умай, покровительствующая детям, олицетворялась с душой ребенка и входила в шаманский пантеон. Словом "умай" именовали душу ребенка с момента рождения примерно до трех лет, также называлась у шорцев пуповина младенца. Ее символическое изображение - оберег в виде лучка со стрелкой, прикрепленной с кусочком заячьей шкурки к куску бересты - прибивалось к стене юрты или над колыбелью ребенка как знак присутствия женского божества. Л.П. Потапов отмечает, что его "делали при первом укладывании ребенка в колыбель (с приглашением шамана) и снимали, когда дети подрастали и уже не пользовались колыбелью. Рядом с этим изображением оставляли на ночь зернышки кедрового ореха для "угощения" и кропили его талканом.

У мрасских шорцев известно было другое изображение Умай - маленькая берестяная колыбель, выстланная заячьей шкуркой и проткнутая либо стрелой (для мальчика), либо веретеном (для девочки) и прикрепленная к стене юрты. В качестве самого простого оберега могла служить короткая деревянная стрела с железным наконечником, уложенная на дно колыбели ребенка.

Если в семье болели и умирали дети, мать обращалась за помощью к шаману. Он заставлял женщину тайно от всех свернуть из тряпок куклу пала куду начах, т.е. детскую душу маленького ребенка, имитирующую младенца. Это камлание Умай тытарга устраивалось тайно глубокой ночью в годовщину смерти последнего ребенка. Предварительно по совету шамана женщина бросала в реку колыбель, чтобы вместе с ней уплыла вниз по течению реки, в царство мертвых, и Кара-Умай. Во время камлания женщина держала в руках у груди, словно ребенка, изготовленную куклу. Шаман камлал тихо, хотя и с бубном, осторожно проходя свой путь. Изловив Умай какого-нибудь ребенка, кам приносил ее в своем бубне, которым накрывал женщину-мать, заставляя ее в это время пить молоко или араку и ударами в бубен "вбивал" в нее похищенную душу ребенка. При этом ребенок, чья душа была похищена, умирал. Шаман сообщал пол украденного ребенка, у которого была похищена душа, и повелевал сделать к рождению нового дитя оберег: для мальчика - маленький лучок со стрелкой, для девочки - раковинку каури для подвешивания их к колыбели для защиты новорожденного.

Фигурки Кара-Умай тщательно прятали от постороннего глаза. Одни их закапывали после удачного камлания в земляной пол юрты неподалеку от того места, где обычно помещалась колыбель с новорожденным. Другие отправляли куклу в маленьком деревянном гробике на плотике вниз по течению реки.

Стойкое сохранение культа этого женского божества у ряда современных тюркоязычных народов Саяно-Алтая и Средней Азии, причем в сходных чертах, доходящих до тождества, говорит о его широком распространении в древнетюркское время.

Таежные шорцы изготовляли и почитали изображения духов, одновременно являвшихся покровителями домашнего очага и охотничьего промысла, так как без удачной охоты не мыслилось благополучие семьи. Среди таких изображений Т.И. Кимеевой выделяются несколько типов.

У шорцев среднего течения Мрассу и в верховьях Томи почитался каннатыг или канатулар (крылатый) в виде природной развилки ветки березы с неорнамен-тированной тряпочкой посредине. К концам развилки или вдоль верхнего края тряпочки крепились птичьи перья. В низовьях Мрассу развилка с холстинкой называлась Ухут-кан, в низовьях Кондомы - Учугаткан. Это идол в виде укрепленной между развилки тряпочки покровительствовал как охотничьему промыслу, так и охранял дом от злых сил, обитая в печной трубе.

У шорцев низовьев Кондомы аналогичное канатулару изображение носило еще название сарае/сарыс/колунак, трактовавшееся как дух охоты. Это был или небольшой лоскут холста, или шкурка колонка, которую вывешивали на матицу на все время охоты хозяина . Т. И. Кимеева полагает, что прототипом культового предмета в виде развилки с натянутой холстиной являлась шкурка колонка, которую при принесении бескровной жертвы - кормлении - вешали на втыкаемую в скамейку березовую развилку.

Охотничьи духи сарае, колунак, каннатыг, канатулар имели родовую принадлежность. Их изображения хранили в амбаре или под крышей вместе с другими духами и "угощали" жирной пищей - маслом и кашей без соли. За непочтение "крылатый" мог насылать болезни, мешал охотникам прицеливаться в зверя, мелькая перед глазами".

Более поздние по происхождению духи территориально-этнических групп шорцев имели уже антропоморфную форму, почитались целыми группами шорских родов и назывались - тайгамы, шалыги, курмуши и составляли 2-й тип.

По всей долине Мрассу, в верховьях Томи и Абакана шорцы почитали охотничий дух тайгам, имевший как одноголовые, так и двухголовые изображения. При этом в обоих случаях пропорции тела изображений были нарушены. Одноголовые тайгамы вырезались из дерева и имели антропоморфную форму с овальной головой. Прямой и широкий нос начинался у верхнего края головы, глаза обозначались обычно вдавленными в древесину медными круглыми пуговицами или пистонами. Вырезался рот с тонкими губами, вокруг которого приклеивались кусочки меха, изображая бороду и усы. У некоторых фигур отмечались ступни и признаки пола. Перед отправкой на охоту приглашенный шаман брызгал на подвешенное к стене ружье абырткой.

Двухголовые деревянные тайгамы имели форму двух овалов, соединенных тонкой перемычкой. Верхний овал изображал лицо с намеченными чертами: длинный двухгранный расширяющийся книзу нос, глаза узкие, из проволоки, или круглые, из медных заклепок, рот вырезан в виде углубления. На нижнем овале некоторых фигур обозначен знак пола или ступни ног. У некоторых тайгамов из кусочков меха прикреплены усы, брови и борода.

У шорцев среднего течения р. Кондомы охотники перед промыслом камлали шалыгу, почитавшемуся как домашний пенат, так и как охотничий дух. Изображение духа вырезалось из кедра или сосны в виде плоской антропоморфной фигуры с овальной готовой, глазами из кусочков свинца или меди, рельефно вырезанным ртом и носом, расчлененными ногами разной длины и руками в виде коротких выступов.

К третьему типу относят идолы из бересты в виде человеческого лица с глазами из округлых свинцовых бляшек, деревянным носом, с бородой и усами из беличьего хвоста. Они напоминают берестяные маски коча. Такие изображения символизировали духов, сочетающих функции покровителей охоты и домашнего очага. По сведениям Л.П. Потапова, охотники рода Челей устраивали камлание "хозяину двери" - ежик-ези, считавшемуся сыном Ульгеня и хранителем человеческого жилища. Изображение его делали также из бересты. Шорцы рода Калар в прошлом почитали тор-кижи - "хозяина переднего угла", изображение которого делали в виде берестяной маски .

У шорцев существовали также представления о магической силы амулетов. Таким могла быть прикрепленная к веревке детской колыбели кость животного или медвежья лапа, укрепленная перед входом в юрту .

Изображения домашних и охотничьих духов чаще всего хранили вместе в укромном уголке в берестяном туесе или просто в мешке. Такие туеса украшали незатейливым орнаментом: зигзагом из двух параллельных линий, ромбами, выполненными техникой процарапывания.

Таким образом, у шорцев дошаманистские верования представлены предметами домашнего и охотничьего культов, а также наделенными магической силой амулетами.

2.2 Шаманизм у шорцев

Своего рода «языковой подготовке» отводилось большое место в процессе становления шамана у тюрко-монгольских народов Сибири. Владение размером и ритмом шаманского стиха, знакомство с персонажами иных миров, развитие искусства импровизации -- все это определяло в дальнейшем уровень мастерства шамана. Наиболее яркая часть камлания -- это призывание шаманом своих духов-помощников. Особое место здесь отводилось их речевым характеристикам. Чем сильнее был шаман, тем шире и богаче была его звуковая палитра. Изображая своих собеседников, он прибегал к тайному, «темному» языку, явной абракадабре, эффектам чревовещания и имитации. С его подачи (его устами) обитатели иного мира говорили на языке природы. Их голосами были птичье пение и крики зверей.

Согласно традиционному мировоззрению кузнецких татар-шорцев, мир разделен на три сферы: небесная земля Ульген-чер (земля Ульгеня) - небо; средняя земля - орты чер или бистын чер - наша земля; земля злых духов - айна чер - подземный мир.

Во владениях высшего божества Ульгеня имеется 9 небес. На первом, самом нижнем небе кошкан помещается молния сарыджы - плеть для бело-сивого коня Ульгеня, гром - удары этой плетью. В середине первого неба санчи живет его хозяин, у которого свой дом, жена, дети. Второе небо называется кок кур - синий пояс, где помещается синяя часть радуги тенгри челизе. Третье - кызыл кур - красный пояс, четвертое - кыр кур - серый пояс, пятое - кектамош кур - голубой пояс, а шестое - кызыл тенгри - красное небо, там живут красные женщины. На седьмом небе находятся луна и звезды, на восьмом - солнце, на девятом живет Ульгень - доброе верховное божество.

Ульгень вместе со своим братом Эрликом, который в мифологии шорцев олицетворял злое начало, сотворили мир и человека. Согласно легенде, Ульгень сотворил солнце, луну, звезды, ровную землю и на ней реки. Эрлик, злое божество, поставил на земле горы. Затем Ульгень создал птиц и зверей, потом человека, но душу его, как ни старался, создать не мог. Он позвал Эрлика и попросил помочь, на что тот ответил согласием, но поставил условие, что созданная душа будет принадлежать ему, а телом пусть владеет Ульгень. Поэтому кузнецкие татары верили тому, что Ульгень и Эрлик равны между собой и их власть над человеком одинакова. Счастье, здоровье, богатство - это воля двоих, а не одного существа. Даже очевидное зло: болезни, несчастья - определяются обоими началами.

Согласно легендам, Эрлик по воле Ульгеня был изгнан с поверхности земли в подземный мир, где он властвует. В подчинении Эрика находятся его помощники айна. Это злые духи, которые забирают душу человека, чем причиняют ему болезнь и смерть. В нижнем мире находится загробный мир, где обитают души умерших людей кермесы, служащие, как и айна, Эрлику.

Человек обитает на средней земле в соседстве с многочисленными духами - хозяевами мест: тайги, гор, рек, озер. Причем эти духи обычно представляются антропоморфными существами, почти ничем не отличающимися от людей по образу жизни. Наибольшим почитанием у шорцев пользовались духи гор - таг эзи и духи воды - суг эзи. Эти духи представлялись в образе мужчин-охотников или нагих женщин с длинными распущенными волосами. Водный дух часто виделся в образе рогатого черного человека.

Таг эзи считался не только хозяином горы, но и хозяином тайги со всеми ее обитателями. Звери и птицы воспринимались как его подданные. Линьку зверей кузнецкие татары считали как бы уплатой дани своему хозяину.

Жизнь любого человека, по воззрениям кузнецких татар - шорцев полностью зависела от этих окружающих духов и божеств всех трех миров. Сам человек лишь в немногих случаях непосредственно общался с духами, например, при "кормлении" духа огня, жертвоприношении духам - хозяевам во время промыслов и некоторым домашним духам-покровителям. Чаще же общение с духами и божествами происходило через посредника-шамана, особого избранника среди живущих на земле людей.

К услугам шаманов прибегали очень часто: при болезнях, во время похорон и поминок, перед охотой, при трудных родах, перед сбором урожая и т.д. Кроме того, существовали традиционные родовые моления Ульгеню, в которых обязательно участвовал шаман.

Шаманом, по-шорски - камом, мог стать только особый избранник Ульгеня. У такого избранника обычно бывает отметина Ульгеня, так называемая артак сеок - лишняя кость: бугорок на пальце руки или ноги, ямка в мочке уха и прочее. Если родители замечали такую особенность у ребенка, то обращались к шаману. Тот узнавал у главного духа-помощника - таг-эзи горы Мустаг, будет ли ребенок камом. Если дух подтверждал это, то ребенку с детства внушали, что он будет камом. Если же лишняя кость не обнаруживалась в детстве, то все равно к предопределенному Ульгенем времени Эрлик пошлет духов причинить избраннику мучительную шаманскую болезнь, пока не добьются согласия стать шаманом.

Шаманы по своей силе и возможностям делились на несколько категорий. Сильный всегда имел бубен с изображенными на нем духами-помощниками и колотушку. Слабый шаман шабынчи камлал веником, рукавицей, палкой или маленьким охотничьим луком и мог только лечить больных.

Самые сильные шорские шаманы получали бубны от горы Мустаг, другие - от Эрлика или Ульгеня. В обоих случаях существовали специальные обряды посвящения шаманского бубна.

Вначале будущему каму вырезали колотушку орба из черемуховой ветви с развилкой из трех или пяти отростков. Заготовку обтягивали камусом дикой козы или шкуркой белого зайца. В рукоятке колотушки сверлили дырку, продевали в нее ремешок, завязывали его петлей и привязывали полоски цветной материи. Такой колотушкой можно было камлать целый год, затем делали новую.

Шаман получал бубен по указанию Мустага обычно осенью. Если разрешение на бубен давал Эрлик, то он повелевал отправиться к Ульгеню весной. Получив разрешение на изготовление бубна, кам обращался к духу-хозяину, перешедшему к нему от умершего в родне шамана, стараясь выпытать у него сведения о материале, форме бубна, местонахождении дерева, из которого нужно делать обечайку, о рисунках, наносимых на бубен.

Обечайку бубна не менее 12 см шириной гнули из тальника, получая таким образом основу круглой или овальной формы 60-70 см в диаметре, затем стягивали ее двумя тонкими черемуховыми обручами и вставляли березовую рукоятку, орнаментируя последнюю резьбой и симметричными отверстиями различной конфигурации. Рукоятка бубна считалась изображением духа - хозяина бубна. Верхнюю ее часть пронизывала железная тетива тебир кириш с навешенными колокольчиками, металлическими полыми трубками, полосками разноцветной материи по обеим сторонам от рукоятки. На верхнем крае обечайки привешивали три ножеобразных подвески - "сабли и мечи" шамана.

Обтягивался бубен кожей самца марала или оленя. Внешняя сторона обтяжки делилась сакральными изображениями на две неравные части. Верхняя, большая часть, олицетворяла небесную сферу - верхний мир, нижняя - подземный мир. Горизонтальный пояс, отделяющий верхнюю часть бубна от нижней - средний мир, земля. В верхней части обтяжки белой или красной краской наносились рисунки: солнце, луна, звезды, радуга, священные березы и тополь, духи-помощники шамана в образе птиц. Ниже изображались люди - пешие, конные, в санях - медведь, лошадь и какое-то многоногое животное. Контур обечайки окаймляет широкая дуга из двух линий, а между ними - геометрические фигуры, зигзаги, косые кресты, поперечные полосы.

В нижней части кожаной обтяжки также изображались деревья и птицы, люди в санях, с луком, пешие, конные, шаман. Также здесь наносились изображения ящериц, змей, лягушек - духов-помощников шамана. Чем больше их было на бубне, тем сильнее считался шаман.

Процесс изготовления бубна длился несколько дней. В течение двух дней готовили детали для бубна, на третий - обечайку обтягивали кожей. Вечером шаман совершал первое камлание и рассказывал духу-хозяину бубна о процессе его изготовления. Затем начиналось "оживление" бубна с оживления дерева, из которого был сделан обод. После этого "оживлялся" марал, чьей кожей был обтянут бубен. По окончании камлания в течении ночи до рассвета все присутствующие мужчины стучали по очереди в бубен.

Утром шаман справлялся у духа-хозяина бубна об изображениях, которые тут же наносились на обтяжку, после чего подвешивались "ножи шамана". В течение дня бубен просыхал, а вечером все, принимавшие участие в его изготовлении, привязывали к перекладине и рукоятке бубна ленточки из материи. Затем шаман вновь камлал, показывая бубен Мустагу или Эрлику.

В тех случаях, когда разрешение на изготовление бубна давал Эрлик, бубен делал кто-либо из старших дальних родственников под руководством шамана, который обучал своему ремеслу будущего кама. После изготовления бубна шаман вместе со своими родственниками шел к человеку, сделавшему бубен и "сватал" его, так как дух-хозяин становился мифической женой шамана. При сватовстве человек, сделавший бубен, выступал в роли отца духа-хозяйки, роль ее матери поручали тому, кто помогал делать бубен. Они садились на лавку, ставили около себя бубен, привязывали к нему ленты и повязывали на него женский платок. Затем шаман подносил "отцу" хозяйки бубна чашку вина. Когда тот принимал угощение, шаман или один из его родственников хватал бубен и убегал с ним из жилища. "Отец и "мать" разыгрывали сцены ссоры и примирения, заканчивающиеся угощением всех присутствующих аракой.

Дальше начиналась сама "свадьба", и шаман совершал "поездку" к Ульгеню. Осмотрев бубен, Ульгень сообщал о сроке, в течении которого можно им пользоваться, указывал, сколько бубнов шаман сменит за свою жизнь50.

В качестве культового атрибута при лечении больных шаман использовал и посох - черемуховую палку длиной 70 см с орнаментально срезанной корой в виде спиральных и прямых линий по всей длине. На одном из концов посоха на кендырной нити подвешивался скрученный кусок бересты.

Судя по фотографиям Г.И. Иванова, Н.П. Дыренковой, Л.П. Потапова, специальной ритуальной одежды у шорских шаманов не было, камлали они в довольно заношенной рубахе и штанах, иногда босиком, но на голову обязательно и женщины и мужчины повязывали платок.

Ежегодно для благополучия сородичей устраивались родовые моления Ульгеню - обряд таелга. Камлать ему можно было только весной, летом и осенью, так как в зимнее время между человеком и Ульгенем нет общения, их разделяют слой льда, покрывающий небо. Жертвоприношение зимой допускалось лишь в тех случаях, если на это соглашался кам, который обычно вооружался молотком и им пробивал в небе лед3. Камлание Ульгеню заключалось в жертвоприношении сородичами (исключительно мужчинами) жеребца особой для каждого из родов масти.

Место для камлания выбирал сам кам - обычно на поляне около березы. С западной стороны от нее вкапывали столб, рядом ставили в ряд принесенные с собой куспаки с абырткой. Невдалеке сооружали конический шалаш - одаг со свежей березкой в центре, вершина которой с зелеными листьями возвышалась над конусом. Сучья на березке внутри шалаша обрубались, а на стволе делались 9 зарубок - ступеней, по которым шаман во время камлания проникал на небеса к Ульгеню. Рядом с одагом разводили небольшой костер, а внутрь его складывали остатки трапезы - кости и туеса с недопитой аракой. Считалось, что кости в будущем воплотятся в другого жертвенного жеребца - сына Ульгеня, а напитки пригодятся таг эзи.

Снаружи перед входом в юрту, обращенным на восток, сооружался небольшой символический пригон для жертвенной лошади белой масти. Во время обряда на спину лошади ставили чашку и вели ее к пригону. Если чашка падала со спины вверх дном - значит, лошадь в жертву не годилась. Использование выпукло-вогнутых предметов для гадания (выяснения о принятии жертвы в данном случае) характерно для шаманистских народов Сибири. Такие предметы семантически связаны с бинарными понятиями "да - нет" и выражены в логических оппозиция "верх - низ", "правая сторона - левая сторона" и т.д. Несмотря на различие форм колотушки у народов Притомья, общим для них является противопоставление, зафиксированное в ее выпукло-вогнутой форме или качественном различии ее сторон, если она сделана из березовой развилки.

В начале камлания шаман садился и рассказывал о следах зверей, которых он видел по дороге к Ульгеню, значит, их будет много зимой; о местах, в которых он встречал животных, значит, охота там будет удачной. Путь кама проходил через Золотое (Телецкое) озеро. По пути задерживался у хозяев гор на Мрассу возле улусов Кабырза, Адыр, Кичик, Челей, заходил к хозяину огня от эзи. В это время один из присутствующих брал палку, расщепленную на одном конце, со вставленной в расщеп берестой, зажигал бересту от костра и подходил к каму. Тот высоко поднимал бубен и подбрасывал его вверх, это значило, что он начинает подниматься к Ульгеню. Один из сородичей трижды окуривал факелом бубен, при этом заклиная: "Алас, алас". Все присутствующие повторяли за ним те же слова.

Затем привязывали к ногам жеребца веревки и растягивая их, выворачивая тем самым жеребцу суставы до тех пор, пока он не погибал от боли. Потом тушу разделывали, оставляя в шкуре череп и голени, при этом стараясь не разлить ни капли крови на землю, не ломать и не резать кости. Мясо варили в больших казанах, затем выкладывали в деревянные блюда и не спеша съедали.

Пока мясо варилось, рядом с березкой втыкался в землю большой кол с развилкой. В нее вставляли длинный шест тюкеле, на конце которого укрепляли шкуру жертвенного жеребца и оставляли здесь до следующего камлания. Под свисающей шкурой устраивали деревянный сруб из 2-3 венцов на четырех столбах - жертвенник тастак.

Жердь укладывалась в развилку столба так, чтобы голова лошадиной шкуры была обращена на В, если жертва предназначалась Ульгеню, на 3 - Эрлику. Противоположный конец жерди закреплялся на земле.

Во время камлания присутствующие члены рода вырезали из бересты маску с двумя отверстиями для глаз и завязками из конского волоса. Потом из ствола тонкой березы выстругивали палку длиной около 60 см, изображающую фаллос жеребца. В то время, когда кам упоминал о следах соболя, присутствующие по очереди надевали на лицо маску с двумя отверстиями для глаз и садились верхом на палку, бегали друг за другом, вырывая маску - разыгрывали магическое действо - кочиган, направленное на увеличение плодородия соболей.

Другое родовое моление шачил было связано с почитанием березы. Совершался этот обряд летом в Николин день или на Троицу. Рано утром два «выборных» обходили с туесами дома, собирая в них абыртку и отправлялись вместе с толпой сородичей на возвышенное место за улусом. Там около священной березы ставили туеса различной величины, наполненные абырткой. К сучьям березы подвешивали принесенные с собой ленточки, шкурки белок, бурундуков, крылья глухаря, рябчика, предварительно сделав три кивка головой. Старейший из рода становился против березы и туесов и обращался к духам гор. При произнесении имени того или иного духа присутствовавшие на обряде кланялись и брызгали абырткой на березу и вокруг нее. Затем устраивалась борьба, после которой перед уходом гадали на чашках, подбрасывая их вверх. Если чашка падала кверху дном - год обещает быть тяжелым, книзу - хорошим.

В музейных коллекциях зафиксирован посох шамана, используемый для лечения болезней - черемуховая палка длиной от 60 см с орнаментом в виде спиральных и прямых линий по всей длине. На одном из его концов на кендырной нити подвешивался скрученный кусок бересты. Одним из шаманских атрибутов являлся игольник с нашитыми раковинами каури.



Заключение

По настоящее время у шорцев так и не сложилось цельной традиционной религиозно-мифологической системы. Религиозные верования представляют синкретический комплекс, состоящий из остатков дошаманистских культов, православного христианства и пережитков марксистско-ленинской идеологии. Кроме остаточных элементов православия и шаманизма с 1993 г. активно стали внедряться другие конфессии, как например евангелисты-баптисты. Причем носителей безрелигиозного сознания нельзя назвать атеистами из-за недостаточного образовательного уровня и владения элементарными постулатами атеизма. Однако вряд ли возможно полное возрождение православия у местных жителей, особенно у молодого поколения. Для большинства как сельских, так и городских шорцев характерен религиозный нигилизм. Попытки внедрения неошаманизма со стороны шорской и хакасской национально-политической элиты пока не находят поддержки даже у старшего поколения как в городе, так и по поселкам.

Религиозный синкретизм наиболее выраженно прослеживается в отдаленных таежных улусах Горной Шории (как Усть-Анзас, Челису-Анэас) в погребальном и поминальном обрядах, которыми обычно руководят представители старшего поколения. Даже после закрытия и разрушения церкви в местах бывших станов сохранилась тяга к крещению и отмечанию церковных праздников. Почти в каждом доме в углу висят иконы, стоят свечи или пучки вербы. Шорцы всех поколений постоянно носят нательные кресты, полученные при крещении. В то же время здесь сохранились представления о душах умершего, отрывочные представления о духах гор, воды, огня и т.д., что проявляется в обычаях кормления духов этих объектов природы.

Принявшие через русских христианство шорцы приурочили ряд традиционных языческих праздников с характерными для них обрядами к праздникам православным. Одним из атрибутов костюма участников рождественских ряжений были берестяные маски, подобные маскам коча или чертей. Одна из фотографий начала XX в. запечатлела участника обряда в берестяной маске на лице и в вывернутой наизнанку - наверх мехом - шубе. Точно так же, как это делали русские при колядовании.

Христианство переосмысливалось шорцами через призму его восприятия русскими, которые до переселения в Сибирь приурочили ряд своих языческих праздников к христианским. Усть-Анзасскими шорцами, например, живущими на богатой в прежние времена рыбой реке Мрассу, очень почитаем Петров день, как и у северорусских рыбаков, которые считали апостола Петра покровителем рыбаков. По свидетельству В.В. Радлова, шорцы христианами были лишь по названию, а "...о христианской вере им было известно лишь то, что надо креститься, осенять себя крестным знамением, а когда приезжает к ним священник, он дает им всегда причастие кызыл аракы - красную водку".

К началу XX в. духи-покровители отдельных шорских родов отходили на второй план, уступая место новым общеэтническим божествам. Процесс превращения родоплеменного шаманизма в классовую религию еще не был завершен. К тому же у шорцев под влиянием христианства эволюция шаманизма прекратилась, а шаманистские представления стали переплетаться с поверьями, характерными для православных христиан.

Влияние православия на быт кузнецких татар благотворно сказывалось на развитии их хозяйства и быта. Миссионерами в своих отчетах отмечалось, что аборигены, живущие в ближних к миссионерскому стану улусах, кроме традиционного ячменя начинают сеять пшеницу и рожь и в больших размерах, чем жители отдаленных улусов. "Но не в одном этом, айв других частях домохозяйства они опередили верховых инородцев, на которых, вследствие отдаленности их и неудобства путей сообщения, миссионер и школа не могут иметь такого влияния, как на живущих вблизи".

Распространение христианства у шорцев сливалось с традиционными религиозными представлениями, наслаивалось на них и создавало причудливую картину религиозного синкретизма. В одном доме с иконами сохранялись изображения охотничьих и домашних духов, к которым мог запросто обращаться за помощью крещеный инородец.



Список литературы

1. Андерсон Т.В. Этнография народов Южной Сибири. Литература, опубликованная в 1944 - 1975 гг. Л., 1981.- 100 с.

2. Бутанаев В. Я. Степные законы Хонгорая. -Абакан, 2004.

3. Бутанаев В. Я., Монгуш Ч. В. Архаические обычаи и обряды саянских тюрков. -Абакан,2005

4. Газета: «Кузнецкий край»; «Кузбасс»; «Тайдон» - юбилейные выпуски к 60-летию Кемеровской области.

5. Ерофеева Т.И. и другие. "История дня дошкольников",- М.: Просвещение,1992г.

6. Журнал «Наука и жизнь», №3-М.:2010-144с.

7. Запорожец А.В. и Усова А.П. «История Южной» М.: Просвещение 1966г. стр. 216-220.

8. История России. Министерство образования РФ. - М.:

Изд. АСТ, 1997г., 8-45, 147, 155.

9. Кимеев В.М.Шорцы. Кто они? Этнографические очерки. Кемерово, 1989. -189 с.

10. Ключевский В.О. Избранные лекции "Курса русской истории". - М., 2002. - С.672.

11. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. В трех книгах. - М., 1997. - С.1792.

12. Мандельштам Р. С., Художественная литература в оценке шорского населения, изд. 4-е, Гиз, М. -- Л., 1928-с.95-102.

13. Мокшин Г.Н. Идеологи легального народничества об исторической миссии русской интеллигенции // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. 2002. № 2.

14. Полянский В., «Малая советская энциклопедия», т. VI, М., 1930-564с.

15. Свободная мысль/Теоретический и исторический журнал №5-М.:2003г.-124с.

16. Тарунтаева Т.В. "Развитие исторических представлений о шорском народе", - М. Просвещение 1980г. стр.37-40.

17. Тихонов А.И. История отечества. - М., 2003. - С.120.