Нравственные критерии чеченского народа

Размещено на http://www.allbest.ru/

Театр

Чеченский государственный драматический театр имени Х. Нурадилова открыт 1 мая 1931 года. У истоков его стояли такие известные режиссеры как В. Шатов, А.Туганов, А. Чхартишвили.

На сцене театра были поставлены произведения мировой классики: «Овечий источник» Лопе де Вега, «Слуга двух господ» Фридриха Шиллера, «Женитьба» Гоголя; грузинской драматургии: «Анзор» С.Шаншиашвили, «Ламара» ВажаПшавела, «ХрабрыйКикила» Г.Нухуцришвили; пьесы чеченских авторов: «Золотое озеро», «Красная крепость», «Петимат», «Женитьба Цаэбы» Саида Бадуева.

Первым режиссером из чеченцев был Гарун Батукаев.

Со становлением чеченского театра связано начало творческой деятельности первых чеченских драматургов: Саида Бадуева, АрбиМамакаева, БилалаСаидова, ХалидаОшаева.

Одним из первых директоров Чеченского драматического театра был всемирно известный политолог АбдурахманАвторханов.

Актеры, подготовленные в лучших театральных вузах Москвы, Ленинграда, Тбилиси, Воронежа, регулярно пополняли творческий коллектив театра вплоть до начала 90-х годов.

И это тоже сыграло определенную роль в творческом своеобразии чеченского театра, так как каждый актер нес с собой опыт своей театральной школы, опыт своих педагогов: А. Васадзе, М. Минаева, Л.С. Горькой, С. Гушанского, В.Меркурьева, И. Мейерхольд, В. Стржельчика, И. Савельева. Хотя это и создавало определенные проблемы при режиссуре, но все же в результате творческого синтеза игрового опыта разных театральных школ, основывающегося на эстетических традициях чеченской народной культуры и родился чеченский театр. Театр, который с равным успехом может сыграть и бытовую драму, и фарс, и классическую трагедию.

Первые актеры чеченского театра: Тамара Алиева, Асет Исаева, Яраги Зубайраев, Халим Мусаев, Мовжди Бадуев, Халимат Мустопаева, Асет Ташухаджиева, Зинаида Исакова, вынуждены были первоначально преодолевать пренебрежительное отношение к людям искусства, свойственное чеченской ментальности. Они были настолько влюблены в свою работу, в искусство, что были готовы преодолеть все: и жизненные невзгоды, и бытовую неустроенность. Своей жизнью, своим творчеством они заставили уважать себя.

22 февраля 1944 года был отменен со второго акта спектакль «Петимат» по пьесе С. Бадуева, о чем объявил директор театра А. Хамидов. Чеченский театр разделил трагическую судьбу своего народа и был восстановлен лишь в 1958 году.

С конца 60-х - начала 70-х годов начинается новый расцвет чеченского театра. В театр возвращается после окончания режиссерского факультета Ленинградского института театрального мастерства и кинематографии Руслан Хакишев, приходят молодые актеры, выпускники театральных вузов Москвы и Ленинграда, а также студии при Чеченском театре: Ю. Идаев, Н. Хаджиева, М. Давлетмирзаев, М. Цицкиев, Д. Омаев, З. Багалова, Х. Азаев, З. Радуева, И. Джамаев, М. Дудаев, Б.-А. Вахидов, А. Гайтукаев, Х-Б. Исраилов, З. Айдамирова.

Именно на это время приходится наиболее плодотворный в творческом отношении период в истории театра. Поистине народной стала комедия А. Хамидова «Падение Бож-Али». Эта комедия сделала чеченский театр подлинно народным, а актеров, игравших в ней, народными героями. А. Дениев, М. Давлетмирзаев, З. Багалова, Р. Гичаева - их узнавали везде, в восприятии людей они стали ассоциироваться с героями, которых играли. Театральные залы были переполнены, люди просто плакали от смеха. Сутарби в исполнении гениального чеченского актера Альви Дениева был настолько органичен, естественен, что зрители смеялись просто при появлении его на сцене. Альви Дениева театральные критики называли «чеченским Чарли Чаплином».

Но все же это была национальная бытовая комедия с богатым, сочным, народным языком. Творческий потенциал театра к этому времени был гораздо мощнее, театру были нужны новые постановки, новая драматургия, в которой могли проявить свои возможности актеры самых разных дарований, было необходимо откровение…

Для чеченского театра таким откровением стала мировая классическая драматургия. «Сид» П. Корнеля, «Ричард III» и «Кориолан» В. Шекспира, «Маленькие трагедии» А. Пушкина, «Коварство и любовь» Ф. Шиллера, «Женитьба» и «Ревизор» Н. Гоголя, «Женитьба Бальзаминова» А. Островского совершенно по-новому зазвучали на сцене чеченского театра. И он засверкал новыми гранями, открыв в себе бездну творческих и профессиональных возможностей, и стал «театром, отличающимся «лица необщим выраженьем».

Классика никогда не проходит в творческом плане бесследно для театра: или она выводит его на новый творческий и профессиональный, и даже духовный уровень, или низвергает его в пропасть серых театральных штампов и клише. Ведь только в классической драме человеческие страсти: любовь, ненависть, скупость, щедрость, преданность долгу или предательство, оставаясь личностными, индивидуальными качествами, становятся общечеловеческими категориями, поднимаясь над национальным, становясь понятными каждому человеку. И только в классике актер может по-настоящему проверить свое мастерство, заглянуть в свой внутренний мир, открыть для себя новые стороны своей человеческой сущности, возвыситься над повседневностью.

В трагедии П. Корнеля «Сид», поставленной на чеченской сцене М. Солцаевым, основной конфликт - это конфликт между общественным долгом и человеческим чувством. Но в трактовке М. Солцаева он приобретает характер фатальности, с которой Родриго (А. Гайтукаев) и Химена (Н. Хаджиева) вынуждены смириться. Это уже не внутренний конфликт героев трагедии, а жестокая реальность, суровым законам которой они вынуждены подчиняться.

И дон Диего (М. Давлетмирзаев), и Гомес (Ю. Идаев) также открываются в спектакле М. Солцаева совершенно по-новому. Гомес в исполнении блестящего чеченского актера Юсупа Идаева - это красивый, внутренне гармоничный человек, не чуждый милосердия и благородства, но все же неспособный подняться над условностями своей среды. Дон Диего М. Давлетмирзаева более сатиричен, это трусливый и злобный человек, для которого ложное понятие о гордости дороже жизни и счастья собственного сына. Как писал театровед К. Березин, М. Солцаев сумел найти неординарное, убедительное решение одного из величайших произведений мировой драматургии, столь редко появляющегося на сцене.

Творческим триумфом чеченского театра стала и постановка М. Солцаевым трагедии «Ричард III» В. Шекспира. Ричард III (актеры М. Цицкиев, М. Давлетмирзаев) в трактовке М. Солцаева - это не просто злодей (очень уродливый внешне по Шекспиру), а умный, красивый, мужественный человек. Трагедия его в том, что он живет в мире, в котором господствует Зло. Он во всем превосходит окружающих его людей и, действуя по законам этого мира, он становится воплощением Зла.

Событием в жизни чеченского театра стала постановка Русланом Хакишевым пьесы Федерико Гарсиа Лорки «Кровавая свадьба». Режиссеру удалось воплотить на сцене не только «бурное кипение страстей», но и передать пластику чувств героев драмы, очень удачно было решено художественное и музыкальное оформление спектакля. Этот спектакль пережил несколько постановок, в нем играли актеры разных поколений, но он всегда был праздником театрального искусства.

«Маленькие трагедии» А. Пушкина режиссер Р. Хакишев объединил общим названием «Пир во время чумы», а также образом Поэта (актер Муса Дудаев). Совершенно новое звучание приобретают пушкинские герои: одни становятся почти трагикомическими, к примеру, старый барон (актер Х. Азаев), герцог (актер М. Давлетмирзаев), Сальери (М. Давлетмирзаев) или более трагическими и возвышенными: Моцарт (актер М. Цицкиев). «Спектакль, поставленный Р. Хакишевым, раскрывает маленькие трагедии А. Пушкина как единое целостное произведение с единым героем -- Поэтом, который может менять костюмы, времена и обличья, но неизменно будет нести идею независимости, непокоренности -- идею свободы. И в чьем бы образе ни являлся Поэт -- юного Альбера, гениального Моцарта или Вальсингама, за всю жизнь написавшего единственное произведение -- гимн Чуме, всегда найдется для него свой царь, свой палач. Ибо конфликт лежит не в плоскости личных противоречий, а в несовместимости полярных, принципиально различных мировоззрений: «Гений и злодейство -- две вещи несовместные» (Е. Зубкова. Классика на сцене Чечено-ингушского театра).

Наряду с классикой чеченский театр продолжает осваивать и фольклорный материал («Песни вайнахов», автор и режиссер Р. Хакишев) и национальную драматургию. В конце 80-х на сцене чеченского театра идут пьесы молодых чеченских авторов: «Черная коса» Л. Яхьяева, «Один лишь бог…» С.-Х. Нунуева, посвященные трагическим страницам истории нашего народа.

Спектакль «Песни вайнахов» -- это новая веха в творческой истории театра. Профессор В.А. Сахновский-Панкеев писал о нем: «Спектакль «Песни вайнахов», в основу которого легли две старинные народные песни, суров, патетичен и очень красив. Р. Хакишев щедро использует древние ритуалы и бытовые обычаи, обращается к истокам - к народному мифотворчеству, к глубинным основам народной этики. На сцене возникает лиро-эпическое действо, не скованные какими-либо традиционными формами композиции и фабулы. Главным героем становится хор - в том высоком смысле, который придавали этому понятию древние…».

С начала 90-х годов Чеченский театр оказался в очень сложном положении, связанном с политическим кризисом в чеченском обществе.

С этого времени он работал в экстремальных условиях: война, уничтожение театральных зданий и всей материальной базы театра, творческий кризис, связанный с отсутствием новых постановок, со сменой актерских поколений, проблемами режиссуры, отсутствие регулярного финансирования.

Но даже в этих условиях Чеченский театр продолжал оставаться одним из самых сильных театров Северного Кавказа, сохранив основной костяк труппы.

История развития театра

До 1928 года чеченский народ, как и многие другие народы царской России, не имел своего профессионального театра. Вся духовная культура, по существу, концентрировалась главным образом в богатом устном народном творчестве.

В начале 20-х годов XX века сложились благоприятные условия для развития культуры народа. Важнейшей задачей было создание чеченской массовой письменности, уже в 1923 году в газетах начали печататься стихи, рассказы, очерки. И вполне закономерным явлением на этом фоне было появление в молодой чеченской литературе драматургии. В Чечне организовываются самодеятельные кружки, которые дают толчок возникновению и развитию драматической литературы.

Первый постоянно действующий драматический кружок в Чечне был организован в 1928 году большим любителем сцены Магомедом Яндаровым из слушателей областных курсов низовых работников. В помещении курсов была устроена примитивная сцена, здесь М. Яндаров репетировал с самодеятельными артистами свои пьесы, а также пьесы драматургов Д. Шерипова, И. Эльдарханова, С. Бадуева. Кружок примерно два раза в месяц показывал спектакль. В то время М. Яндарову помогали Д. Шерипов, Н. Мосиенко и другие энтузиасты.

1 мая 1931 года на базе этого драматического кружка была открыта студия Чеченского национального театра, первым директором которой стал М. Яндаров. В студию было набрано 45 человек, в основном из художественной самодеятельности, из них 9 женщин. Как бы ни смотрели на это сегодня, по тому времени это была целая революция: впервые в истории Чечни женщина выступала вместе с мужчиной на сцене театра. Многие из студийцев оставались неграмотными, большинство - малограмотными. Они почти не знали русского языка, поэтому для них была разработана специальная программа, рассчитанная на два года. Кроме основных занятий по искусству, студийцы изучали национальный вопрос, вопросы государственного строительства и другие.

Одновременно студийцы продолжали выступать со спектаклями в районах Чечни и в городе Грозном. Национальный театр-студия с самого начала своей творческой деятельности самым тесным образом связал себя с задачами обновляющейся жизни в Чечне.

Театр сразу же завоевал широкую популярность. В одном из номеров за 1933 год газета "Известия" писала о деятельности чеченского театра: "Театр работает чрезвычайно напряженно: выезжая для постановки в аулы, он продолжает оставаться студией, обучающей актеров грамоте и театральному мастерству. Ищет пути показа зрелища без боковых декораций, мешающих зрителю, он пытается приспособиться к условиям аула, когда негде поставить подмостки и негде поставить зрителей. И уже в аулах молодежь, девушки приходят к актрисам и спрашивают, как им уйти из аула и попасть в театр. Они решаются на это, не боясь проклятий своих матерей".

В газете "Грозненский рабочий" 25 июня 1933 года сообщалось: "Театр разъезжал по аулам. Сегодня его видели на верхнем Тереке, через неделю он спустился к Старому-Юрту, а через две - играл где-нибудь в предгорной Шалинской зоне.

На спектакли стекалось большое количество зрителей, гораздо больше, чем могут вместить небольшие аульные школы. Они располагаются во всех положениях: сидя на полу, стоя, на скамейках, поддерживая друг друга на плечах. Такой тяги к театру, тяги к культурному зрелищу не увидеть нигде".

15 июля 1933 года в торжественной обстановке студийцы чеченского театра показали свой дипломный спектакль по пьесе С. Бадуева "Красная крепость", посвященный событиям гражданской войны в Чечне.

С того дня студия стала называться Чеченским государственным драматическим театром. Студию окончило 23 человека. Среди них Асет Исаева, Шамсуддин Кагерманов, Баудин Эльмурзаев, Асет Ташухаджиева, Исмаил Ибрагимов, Тута Алхазов, Вера Ткачева и другие. Некоторые из первых актеров национального театра до последнего времени выступали на его сцене: заслуженные и народные артистки республики Т. Алиева, А. Ташухаджиева, З. Исакова и многие другие.

Вместе с театром развивалась драматургия. Выдающаяся роль в развитии театра и национальной драматургии принадлежит основоположнику чеченской советской литературы Саиду Бадуеву. Вся его творческая деятельность с момента зарождения студии была тесно связана с театром и его коллективом. Собственно говоря, театр жил на его пьесах. Менее чем за десять лет творческой деятельности С. Бадуев создал 15 оригинальных пьес. Национальный театр испытывал большие затруднения в создании репертуара из-за отсутствия произведений своих драматургов. Бадуев в этом отношении оказывал незаменимую помощь: писал пьесы всех жанров, разрабатывая многие актуальные проблемы жизни народа, его прошлой истории и современности. Его перу принадлежат такие сценические произведения, как "Закон отцов", "Горы меняются", "Красная крепость" и другие. Классической стала пьеса "Петимат", которая до последнего времени не сходила со сцены национального театра.

С объединением в 1934 году Чеченской и Ингушской областей в единую область театр стал называться Чечено-Ингушским, хотя пьесы на его сцене шли только на чеченском языке.

В развитии чеченской литературы большую роль сыграла русская литература, что выражается в творческом освоении ее богатого опыта как путем знакомства с оригинальной литературой, так и переводами на родной язык.

Значительная роль в становлении Чеченского театра принадлежит братской Грузии. В 1934 году Грузинский ЦИК и Чеченский облисполком заключили договор, по которому старейший грузинский академический театр имени Шота Руставели взял шефство над молодым, начинающим творческий путь коллективом Чечено-Ингушского драматического театра. В порядке шефской помощи из Тбилиси в Грозный был командирован талантливый театральный работник Арчил Чхартишвили, позже народный артист Грузинской ССР, главный режиссер театра имени Шота Руставели.

А. Чхартишвили пришел на должность художественного руководителя и сделал очень много для его становления. Тогда же театр имени Ш. Руставели открыл специальную студию для подготовки творческих сил Чечено-Ингушского театра, которую к маю месяцу 1936 года окончили 19 человек.

На сцене национального театра зритель имел возможность познакомиться не только с национальной драматургией, но и с мировой классикой, пьесами драматургов многих народов бывшего СССР.

На чеченский язык были переведены такие пьесы, как "Овечий источник" Лопе де Вега, "Коварство и любовь" Шиллера, "Слуга двух господ" Гольдони, "Лекарь поневоле" Мольера, "Женитьба" Гоголя, "Платон Кречет" Корнейчука, "Горцы" Фатуева, "Храбрый Кикила" Тамрекели и Нахуцрашвили и другие. Причем переводные пьесы пользовались огромным вниманием у зрителя. Таким образом, шло приобщение горца к лучшим достижениям мировой драматургии.

Появились истинные энтузиасты национального театра, оказывавшие ему всяческую помощь. В разные годы в национальном театре работали А.А. Туганов (художественный руководитель), Мамед Алили (режиссер), Л.А. Леонов (балетмейстер), художники Ираклий Гамрекели, Э.А. Бернгард, композиторы Г. Мепурнов и А.А. Александров, режиссеры В.Э.Вайнштейн и М.Г. Минаев, народный артист СССР В.В. Меркурьев и многие другие.

От спектакля к спектаклю росло сценическое мастерство актеров, раскрывались их творческие возможности. В 1937 году в театр пришел первый режиссер-чеченец с высшим специальным образованием. Это был молодой выпускник ГИТИСа Гарун Батукаев. Приход в театр режиссера, знающего язык, быт, традиции народа, культурный уровень и запросы зрителя, имел большое значение. Вскоре это сказалось на качестве спектаклей.

Журнал "Театр" писал: "Приезжая в Грозный, неожиданно увлекаешься блистательным спектаклем "Храбрый Кикила" в Чечено-Ингушском национальном театре. Спектакль, поставленный режиссером Гарун аль-Раажд Батукаевым, пленяет как красивая песенка, и недаром он так популярен далеко за пределами города, в горных аулах республики" (Театр. 1940, N8, с. 79).

Знаменательным событием в жизни национального театра явилось открытие в 1938 году Чечено-Ингушской театральной студии при ГИТИСе.

В 1940 году Т. Батукаеву, В. Вайнштейну, Б. Ильясову, О. Горчханову, Я. Зубайраеву, И. Ибрагимову было присвоено почетное звание заслуженных артистов ЧИАССР. Позже некоторые актеры стали народными артистами республики.

Серьезным экзаменом на творческую зрелость театра и драматургии стала Великая Отечественная война 1941-1945 годов. Чечено-Ингушский театр немедленно перестроился на военный лад, поставив себя на службу справедливой борьбе народа с фашистскими захватчиками.

Национальный театр находился на казарменном положении. Из творческого коллектива было организовано три бригады по художественному обслуживанию митингов, собраний в клубах, на избирательных участках, в войсковых частях и госпиталях. В составе бригад были ведущие артисты театра, филармоний, государственного ансамбля песни и танца, такие мастера сцены, как М. Эсамбаев, А. Хамидов, Я. Зубайраев, Т. Алиева, А. Исаева, А. Садыков, В. Дакашев и другие. В программах бригад - скетчи, антифашистские стихи, песни и пляски.

Артистические бригады дали несколько сот спектаклей и концертов для трудящихся республики, в действующей армии, в отдаленных горных аулах, порой перетаскивая свой театральный реквизит на собственных спинах. Все работали с исключительной активностью. Популярность театра была огромной. Так, с 15 июля по 10 августа 1941 года бригады артистов дали пятьдесят три концерта, обслужив более тринадцати тысяч человек.

Театр также успевал выступать с концертами, сборы от которых были переданы на постройку эскадрильи "Советский артист" и в пользу военных госпиталей. Многие актеры театра ушли на фронт и погибли в борьбе с фашизмом.

Второе рождение пережил театр в конце пятидесятых годов, после восстановления автономии народа и его возвращения на родину. В него вернулись старые актеры, росшие вместе с ним с первых лет зарождения, их ряды пополнила талантливая высокообразованная, культурная молодежь, многие из которой окончили национальную студию Ленинградского театрального института имени А. Островского.

Вместе с такими известными актерами, как Я. Зубайраев, А. Хамидов, А. Исаева, Х. Мустапасва и другими, в театре рука об руку стали работать молодые таланты А. Дениев, З. Багалова, Ю. Идаев, Д. Омаев и многие другие.

В 1974 году в театр влилось новое поколение актеров - выпускники Чечено-Ингушской студии ГИТИСа Х. Азаев, З. Радуева, А. Джамаев и другие. Состоялись выпуски актеров для национального театра в других известных вузах страны.

Как замечательные мастера своего дела зарекомендовали себя режиссеры М. Солцаев, Р. Хакишев.

В то же время значительные успехи делает и чеченская драматургия. Не сходят со сцены пьесы "Асланбек Шерипов" Х.Ошаева, "Бож-Али" А. Хамидова, пьесы У. Ахмадова, С. Гацаева.

Пьеса А. Хамидова "Бож-Али" была переведена на многие языки и поставлена в республиках бывшего СССР.

На сцене Чеченского драматического театра увидели свет рампы пьесы ингушских, русских, азербайджанских, дагестанских, грузинских, осетинских, узбекских и других авторов.

Заметным явлением в чеченском сценическом искусстве стали пьесы мировой классики - "Отелло" и "Ромео и Джульетта" В. Шекспира, "Кровавая свадьба" Г. Лорки, мастерски поставленные М. Солцаевым, Р. Хакишевым и блестяще сыгранные актерами театра.

Дружный, талантливый коллектив театра и сегодня в движении. Идет обновление репертуара, устанавливаются связи с молодыми драматургами. Театр уверенно выходит из кризиса, вызванного ломкой общественных отношений, вхождением в рыночные отношения.

Истоки чеченского театрального искусства - в далекой древности, в языческой ритуальности, в богатом и полном драматизма фольклоре чеченцев, в мифологии, древних языческих обрядах, в представлениях джухургов, тюлликов, канатоходцев-пелхо.

Ритуальность, своего рода театрализованность, была свойственна всей жизни чеченцев: она проявлялась и на религиозных празднествах, и в военное время, и на молодежных игрищах, и во время музыкальных и танцевальных состязаний. Свойственна она в определенной мере и традиционному чеченскому этикету.

Как известно, жизнь чеченцев, как и многих других земледельческих народов, сопровождалась различными празднествами, связанными со сменой времен года, посевом и сбором урожая.

Особенно весело и красочно отмечались зимние праздники: день зимнего солнцестояния, Новый год. В праздник зимнего солнцестояния в семьях выпекался ритуальный хлеб: маленькие хлебцы по числу членов семьи, а также большой хлеб в форме солнечного диска. Первые раздавали соседям, а последний делили между домочадцами. Молодежь возводила снежную крепость, символизировавшую солнечный дом. В день зимнего солнцестояния эта крепость торжественно разрушалась жителями села, которые таким образом помогали солнцу покинуть зимний дом и вернуться в мир живых. На снежных развалинах водружалась дубовая ветвь, которая украшалась фруктами, орехами, зажженными свечами. Собравшиеся вокруг люди обращались с просьбами к Гура-нана (Матери холода) и Iаьна-дада (Отцу зимы). Мать холода, которая олицетворяла злое начало, просили не насылать сильных морозов, не губить скот. После того, как дети срывали гостинцы, дубовая ветвь поджигалась, и один из взрослых опять обращался с просьбой уже к Отцу зимы, который символизировал доброе начало. Огонь этого костра считался священным, и люди стремились перенести его в свои домашние очаги.

В период распространения в Чечне ислама эти празднества уже носили характер шуточных театрализованных представлений, на которых ряженые молодые люди изображали Мать холода и Отца зимы, а собравшиеся вокруг односельчане обращались к ним с шуточными просьбами. Все это действо сопровождалось танцами и песнями.

Новый год у чеченцев начинался 25 декабря. В начале этого праздника очаг топили не хворостом и дровами, как обычно, а целым стволом дерева (чаще всего дуба). Это дерево называлось гула. Его нужно было срубить через два дня после того, как зажигали ритуальный общественный костер в связи с наступлением Нового года. В дом дерево вносили и укладывали кроной вперед, а его основание оставалось на улице. Время, когда ствол дерева сгорал настолько, что можно было закрыть дверь, считалось священным. В этот дом собирались все соседи и праздновали Новый год - пели, танцевали, поздравляли друг друга. Собравшиеся также прыгали через бревно, очищаясь таким образом от старых грехов и защищая себя от различных бед в грядущем году.

Обязательными в это время были представления «жухургов» - ряженых. Это была не просто клоунада, а импровизированное театральное представление. В Средневековье существовали профессиональные труппы жухургов, которые выступали обычно в праздники в местах проведения народных гуляний и игрищ. Во многих исторических областях горной Чечни был зафиксирован топоним «Нах ловзача» - место для военных и спортивных игр, для празднеств и коллективных обрядов.

Во время новогодних и других праздников в роли ряженых обычно выступали молодые люди, чаще всего юноши, хотя в некоторых районах это могли быть и девушки. Они надевали на себя наизнанку меховые тулупы и полушубки, маски из войлока, на голову рога животных, часто лицо обмазывали лицо сажей или мукой, в зависимости от характера персонажа, привязывали бороды. Группы ряженых ходили по дворам исполняли песни, обрядовые, шуточные, желали хозяевам благодати, устраивали небольшие представления в виде пантомимы. Они носили с собой войлочные сумы, в которые складывали гостинцы.

У чеченцев Грузии в Новый год ряжеными были девушки. При этом главным персонажем у них был «бирик» - девушка в войлочной маске с бородой из овчины, одетая в вывернутую наизнанку шубу. Ее сопровождали ряженые девушки с палками и мешками в руках. Эта процессия с невероятным шумом и возгласами «КIорц, кIорц!» обходила дома с пожеланиями благополучия и благодати, выпрашивая гостинцы. Если хозяйка скупилась, то «бирик» падала и каталась по земле, проклиная ее и желая ей такого же приплода от ее скота и птицы. Женщины пытались вырвать клочок бороды у «бирик». Согласно поверью, если его весной положить под несушку, она приносила много яиц[5].

Театральные элементы присутствовали и в новогодних народных гаданиях: на бараньей лопатке, с помощью зеркала, узелков, хлеба.

Праздник «Мехкан Нана - Мать земли» отмечался ранней весной, перед началом весенних полевых работ. Сначала выбирали самую красивую девушку, наряжали ее, надевали на голову венок из цветов, которые девушки плели при лунном свете. Девушка - «Мехкан Нана» вела за веревку первотелку красной масти с надочажной цепью на шее. К рогам первотелки привязывали красные ленты. Ее сопровождали жители селения с пением гимнов, неся вино, хлеб и сыр. Процессия обходила селение и проходила к храму. Жрец трижды обходил вокруг храма, исполняя магические обряды, а затем приносил в жертву пробуждающейся природе корову.

Не менее красочными и насыщенными драматическим действом были праздники весеннего равноденствия и выхода плуга - «гуота йоду де». В день выхода плуга процессия с волами, пахарем и сеятелем выходила в поле до восхода солнца. Ритуальная запашка производилась после прочтения молитвы, затем в первую борозду с молитвой сеятель бросал семена. После этого присутствующие окропляли водой пахаря и сеятеля, желая друг другу хорошего урожая.

Настоящим театральным представлением был у чеченцев обряд вызывания дождя. Юношу окутывали ветвями, на голову надевали сноп из конопли или другого растения или мешок с отверстиями для глаз, обвитый зелеными ветками, и опоясывали веревкой. Его сопровождала группа подростков в вывернутых наизнанку тулупах, один из которых держал в руках конец веревки. Процессия ходила по дворам, хозяева обливали водой из кувшина ряженого, приговаривая: «Будь дождливым» и давали участникам обряда подарки. Ряженый, которого называли «къоршкъули», прыгал, кружился, танцевал, обрызгивая всех вокруг. Все остальные пели обрядовую песню:

Это - Коршкули!

Дай, Боже, дождя!

Хурта-бурта, два зерна,

В масле шкварки,

Во дворе у тебя молодцы

Пусть расплодятся, бабушка!

Музыкой, песнями, танцами, юмором сопровождался и ежедневный нелегкий труд, особенно «белхи» - трудовая коллективная помощь односельчан одному из жителей селения в строительстве дома или сборе урожая. Обычно «белхи» превращали в самый настоящий праздник музыки и смеха. Юноши и девушки разыгрывали импровизированные спектакли, чему способствовали диалогические песни, которые исполнялись солистом и мужским хором, с одной стороны, солисткой и женским хором, с другой.

Настоящим театральным представлением были молодежные вечеринки - «синкъерам». Помимо гостей, юношей и девушек, на них обязательно избирался распорядитель - тамада, который имел под своим началом «гвардию», исполнявшую его приказы. На вечеринке обязательно присутствовал «шут», обычно из ее устроителей, «вдова», «плохой парень», который пытался устроить шутливую потасовку с кем-нибудь из гостей, «мудрый старец», дававший гостям смешные советы. Народные актеры часто настолько естественно играли свои роли, что люди, впервые видевшие подобные представления, воспринимали все происходящее как реальность.

Довольно драматичным и интересным зрелищем, которое содержало в себе музыкальный, танцевальный и театральный компоненты, была чеченская свадьба.

«Чеченская свадьба пародировала и имитировала царскую администрацию. Тамада - деспот в генеральских погонах - сидел за столом. Два толмача-переводчика переводили его «приказы», хотя тамада говорил на искаженном чеченском языке. Переводчики искажали смысл слов так комично, что люди не могли не смеяться. Гордая невозмутимость генерала-тамады, готовность его стражников посадить в тюрьму (в конюшню или курятник) любого «бунтаря» или «неугодного элемента» по приказу «его сиятельства» не только обеспечивали строгую дисциплину среди чеченцев, но и делали свадьбу веселой и увлекательной».

Театральность, хотя и с трагическим оттенком, присуща похоронному обряду чеченцев, особенно ритуалу соболезнования.

Театром одного актера было исполнение чеченских героико-эпических песен - илли. Основная тематика этих песен - подвиги народных героев, мужская дружба, любовь, верность, благородство. Илли содержит все компоненты классической драмы: вступление, завязку, развитие действия и развязку[8]. Характерен для нее и диалог героев, который придает ей особый драматизм и психологизм. Профессиональный исполнитель героико-эпических песен - илланча должен был обладать не только музыкальностью и тонким чувством слова, но и актерскими способностями, так как исполнение сопровождалось мимикой и жестикуляцией. При этом илланча должен был передавать особенности характера и своего отношения к героям песни через передачу особенностей их голоса и дикции. Его слушатели были активными участниками этого представления. Они сочувствовали страданиям положительных героев «илли», восторгались их поступками и подвигами. И это совершенно естественно становилось частью представления.

Музыкальность, культ Слова, развитое чувство юмора были присущи чеченцам издревле. Именно поэтому чеченский театр с самого начала своего существования был связан глубокими корнями с народной культурой: музыкальной, духовной, смеховой, и прежде всего с народной драмой - театром джухургов и тюлликов.

Театр джухургов - это театр импровизированной комедии, буффонады, основными элементами которых были музыка, клоунада, пародийные танцы, пантомима. Кроме того, это был театр масок. В более ранние времена использовались в основном маски животных, а позднее и маски людей, выражавшие радость, удивление, печаль, злость. Обязательным элементом театрального костюма были шкуры животных, вывернутые наизнанку тулупы. Джухурги ставили небольшие комические пьесы на бытовые темы, на сюжеты из волшебных сказок, шуточные танцы и пантомимы.

Свои представления джухурги давали на общественных праздниках, свадьбах, часто совместно с выступлениями канатоходцев-пелхо. В Чечне, как и в других районах Северного Кавказа, были целые династии пелхо. Искусство хождения по канату воспринималось народом как нечто необыкновенное, волшебное. По всей видимости, в более древние, языческие времена оно имело магический, ритуальный смысл. Поэтому мусульманское духовенство на определенном этапе считало это искусство греховным.

Театр тюлликов - представителей особого суфийского общества, которое появляется в Чечне в конце XIX - начале XX века. Это было время зарождения в Чечне капиталистических отношений, когда рушились устои традиционного общества, основанном на идеологии всеобщего равенства. Усиливалось и углублялось социальное неравенство, разрушались патриархальные связи, основным мерилом состоятельности человека становились деньги. Все это сопровождалось кризисом нравственных ценностей, формализацией религии. Движение тюлликов было реакцией на вырождение многих представителей официального духовенства, которое проповедуя среди простых людей смирение и нравственность, сами были готовы ради денег оправдать любые действия власти и часто вели аморальный образ жизни. Критика тюлликов была направлена не на ислам и исламские ценности, как считали некоторые исследователи[9], а на религиозное ханжество и лицемерие, на предпочтение в религии внешней формы в ущерб внутреннему содержанию, что в принципе противоречило учению суфизма.

Репертуар тюлликов был достаточно разнообразным: пародийные песни, стихи, монологи, танцы. Но наиболее популярными были их театральные представления, в которых они пародировали существующие государственные институты, нерадивых чиновников, трусливых военных, алчных и лицемерных представителей духовенства.

Несмотря на богатые традиции народной драмы, в Чечне до 1917 года так и не появился профессиональный театр, хотя были попытки отдельных любителей театра поставить пьесы на чеченском языке. Например, бывший царский офицер, чеченец по национальности, Н.Б. Гаттен-Калинский, играл на сценах различных российских театров, пробовал себя в роли режиссера. После возвращения на родину создал в Грозном театральный кружок и осуществил постановку пьесы на чеченском языке собственного сочинения.

Первые театральные коллективы появляются в Чечне в 20-х годах XX века, в то же время создаются первые национальные пьесы: «Мюрид» С. адиева, М. Гайсанова, «Закон отцов» Исы Эльдарханова, Саида Бадуева, «Алибек-Хаджи Зандакский» Данилбека Шерипова, «Макажоевский имам» Магомета Яндарова, «Молодая жена старого мужа», «Шейх-Мохсум» Исы Эльдерханова. Эти произведения были первыми шагами в драматургии этих авторов, и поэтому не относятся к числу высокохудожественных произведений чеченской литературы. Но они, конечно же, представляют большую историко-культурную ценность как первые драматические произведения новой чеченской литературы.

Направление в суфизме, распространившееся в Чечне в период укрепления и последующей формализации ислама, представители которого выступали с резкой критикой ханжества и лицемерия официального духовенства. Эта критика выражалась и в сатирических стихах и песнях, и в виде театрализованных представлений.

По старинной доисламской народной чеченской легенде, при сотворении мира огонь был только в одном очаге, и хозяином этого очага являлся бог Сeла. Однажды вор пробрался к нему, чтобы украсть огонь. Разозлившись, Сeла бросил в него головешку, угольки от которой упали на землю. И если бы не эти угольки, земля осталась бы навечно холодной. Почитая могущественного бога, чеченцы стали называть молнии - факел Сeла, а радугу - лук Сeла. Его именем назывался месяц май, его день недели - среда. В этот день запрещено было давать из домашнего очага кому-либо даже один уголек, нельзя было также выкидывать золу. На территории Чечни сохранились развалины храмов и святилищ, посвященных богу Сeла. Далекие предки современных чеченцев уважительно называли этого бога "благочестивый Сeла", "светлый, чуткий Сeла", "бог звезд, молнии и огня". В те времена умершего от удара молнии человека весьма почитали и хоронили в склепе из тесаного камня в полном вооружении и сидя. Место, где был убит молнией человек или животное, считалось священным. Целебной считалась вода, принесенная из святилища бога Сeла. Жрецы давали ее пить больным по ложечке и лечили этой водой глаза. Чеченский народный праздник в честь громовержца Сeла отдельными элементами напоминал праздник христиан в честь Ильи-пророка. Для празднования отводилась одна из сред месяца Сeла - в период с 22 мая по 22 июня. Церемония праздника у святилища включала приношения богу Сeла и молитвы. Примерно такие: "Небо часто заставь греметь. Заставь солнце целительно греть. Пролей дождь маслом, взрасти посеянное. Осенью не дай дуть быстрому ветру". Другой вариант молитвы: "Сeла, сбереги людей от бед, вреда, сбереги наши посевы от града, потопа, дай нам богатый урожай".

Праздник богини Тушоли

Культ богини Тушоли был распространен в глубокой древности. Тушоли - богиня весны, плодородия и деторождения. Праздник в честь богини проходил в последнее воскресенье первого месяца весны. К этому дню прилетала главная вестница весны - птица удод. Чеченцы называли ее "курица Тушоли" и почитали как священную птицу. Ее нельзя было убить, разве только с разрешения жреца в лечебных целях. Хорошей приметой считалось, если удод совьет гнездо на чердаке или где-либо во дворе. К празднику Тушоли приурочивали выбор невест. Старшее поколение всячески содействовало бракам, заключенным в этом месяце, считая, что они - самые счастливые. Почитая Тушоли как покровительницу плодородия и чадородия женщины просили богиню: "Тушоли, дай нам благодать свою. Сделай так, чтобы неродившие родили детей, а родившихся оставь в живых. Пошли нам обильный урожай, пошли дождь масляный, солнце лекарственное". В древности праздник Тушоли был связан с обрядами, которые проводились в святилищах, где жрецы хранили идол богини и особую хоругвь. Древко для хоругви вырубалось только в заповедной роще, куда нельзя было ходить без разрешения жреца и не разрешалось рубить деревья и пасти скот. Люди приносили в святилище в честь праздника подарки: оленьи рога, пули, восковые свечи. Приношения освящал жрец, одетый обязательно в белое. В период распространения в Чечне ислама культ богини Тушоли был официально запрещен. Но праздник Тушоли остался как народный женский и детский праздник.

Праздник выхода плуга

Праздник выхода плуга проходил в четвертый день Праздника весны. Он отмечался в течение двух дней. Первый день был посвящен ритуальной вспашке поля и севу. Традиционный порядок этого дня: запрягание волов, проводы пахаря, проведение ритуальной борозды, сева, общественная трапеза, увеселительная часть. Выбранный для ритуала пахарь должен был строго соответствовать следующим требованиям: быть "несущим изобилие", быть "честным тружеником", быть "человеком легкой и счастливой руки". Не всякий соглашался на эту почетную работу, опасаясь обвинения односельчан в случае неурожая. Интересно, что наряду с перечисленными качествами пахарь, выбранный для ритуала, должен был обладать и рядом других признаков: например, быть средней полноты и волосатым. Волов для ритуальной вспашки специально украшали. Их шею и рога смазывали маслом, остригали шерсть вокруг рогов, вбивали в них от сглаза медные затычки, на рога и хвост навешивали красные ленточки. С полными ведрами воды (заранее выйдя из дома) встречала жена пахаря процессию, идущую в поле. А участников обряда, возвращавшихся домой, обязательно старались обрызгать водой. Это делалось в качестве пожеланий хорошей погоды и обильного урожая. На второй день праздника устраивались скачки и различные состязания. Принято было также, чтобы каждая семья перед началом основной пахоты и сева устроила малую жертву - раздачу в три дома различных продуктов растительного происхождения.

Праздник весны

С глубокой древности чеченцы приурочивали начало сельскохозяйственного года ко дню весеннего равноденствия - 22 марта. Этот день был важным весенним праздником. В ходе подготовки к нему в хозяйстве наводили особую чистоту. Женщины все тщательно чистили, мыли, белили дом изнутри и снаружи, убирали во дворах. Всю бронзовую и медную посуду натирали до блеска и выставляли во двор, считая, что красный цвет меди призывает солнце. В сам праздничный день все, включая грудных детей, поднимались до рассвета и выходили во двор, навстречу восходящему солнцу. Этот праздник предполагал обилие еды для всех. Накормлены должны были быть не только домашние, но и сироты, одинокие старики. В этот день особенно сытно кормили скотину, на улице рассыпали зерно для птиц, на чердаке и во всех темных углах дома бросали крошки. Считалось также, что если обновить на праздник одежду, то это поможет весь год ходить в новом. Праздничные развлечения вечером проходили у костров, символизирующих солнце. Костры могли быть семейные или для всей улицы и даже для всего села. Их разжигали молодые люди, стараясь, чтобы костер был побольше и поярче. Через костры прыгали юноши и взрослые мужчины, демонстрируя храбрость и вместе с тем как бы "очищаясь" огнем.

Новый год

История традиций новогоднего праздника восходит к глубокой древности. Тогда важным новогодним ритуалом было обновление огня в очаге. Именно на новом огне должно было быть сварено и испечено все необходимое для праздника. Еще один ритуал - укладывание длинного, неразрубленного бревна в очаг. Длина бревна определяла продолжительность праздника. В том доме, где бревно, прогорев, сокращалось до таких размеров, что за ним можно закрыть дверь, начиналась вечеринка с обильной едой, питьем, танцами, представлениями клоунов или артистов. Поскольку бревна рано или поздно укорачивались во всех очагах, то праздник приходил в каждый дом. Новогодние бревна заготавливались заранее: дерево, чаще всего дуб, сушили на корню. Использование фруктовых деревьев считалось большим грехом. Далекие предки чеченцев верили, что в новогоднюю ночь активизируется нечистая сила, поэтому, защищаясь от нее, раскладывали в хлевах и жилых помещениях в качестве оберегов железные предметы. Обильный новогодний стол, по народным представлениям, был гарантией благополучия семьи в наступающем году. С этой целью сытно кормили в новогоднюю ночь все живое, вплоть до мышей. К празднику пекли хлебы из пшеничной муки. Самый главный - большой ритуальный хлеб - имел форму диска с лучеобразными линиями, идущими от центра. Кроме того, пеклись пироги с различной начинкой: для старшего в семье - четырехугольной формы, для гостей - круглые. В сдобные хлебы клали монеты, хлебные зерна, кусочек шерсти, по которым гадали: кто, чем будет богат в новом году. В новогоднюю ночь были приняты и другие гадания. Для одного из них специально выбранный человек отправлялся в святилище. Там он лежал на животе всю ночь, приложив ухо к земле. Наутро этот человек толковал то, что услышал. Интересно, что аналогичное гадание есть и у русских. В ночь на Рождество русский крестьянин идет на перекресток, чертит круг и припадает ухом к земле. Если он "слышит" шум нагруженных саней, это к урожайному году, если ненагруженных - к неурожаю. Уникальное древнее чеченское гадание - на бараньей лопатке. При гадании смотрели на свет сквозь лопатку и по пятнам на кости предсказывали урожай, погоду и даже семейные события (свадьбы, роды, похороны). Похожее на это гадание известно в культуре китайцев. Ночь под Новый год считалась особенно благоприятной для гаданий о замужестве. Для одного из них девушка пекла три очень соленых маленьких хлебца; два из них клала под подушку, а один съедала. По примете, будущий муж - тот, кто подаст девушке во сне воду. Под Новый год в чеченских селах ходили ряженые - молодые люди или подростки в шубах наизнанку, в войлочных масках с рогами или с вымазанными сажей лицами. Обычай рядиться и колядничать, кстати, интернациональный - он сохранился по сей день во многих странах Европы и в Америке. А вот скачки в третий день новогоднего праздника были чисто чеченским обычаем. Первым трем победителям-наездникам полагались призы: верховая лошадь, седло, уздечка и плетка или что-нибудь из одежды. Для современных чеченцев новогодний праздник не связан с народным сельскохозяйственным календарем. Он не входит и в исламскую традицию. В новогоднюю ночь люди просто собираются за столом, чтобы проститься с прожитым годом и встретить новый, с которым связывают свои мечты и надежды на лучшее.

Мужской этикет

Основные нормы поведения чеченского мужчины отражает понятие "нохчалла" Но для отдельных бытовых ситуаций также существуют сложившиеся веками традиции и обычаи. Они нашли отражение в чеченских пословицах и поговорках о том, как должен вести себя хозяин, муж, отец...

Немногословие - "Не знаю, нет - одно слово; знаю, видел - тысяча слов".

Неторопливость - "Быстрая речушка до моря не дошла".

Осторожность в высказываниях и в оценках людей - "Рана от шашки заживет, рана от языка - нет".

Выдержанность - "Несдержанность - глупость, терпение - воспитанность".

Сдержанность - основная характеристика чеченского мужчины практически во всем, что касается его домашних дел. По обычаю, мужчина не будет даже улыбаться жене при посторонних, не возьмет при посторонних ребенка на руки. Он очень скупо отзывается о достоинствах жены, детей. При этом должен строго следить, чтобы на жену не пали никакие мужские дела и обязанности - "Курица, начавшая петь по-петушиному, лопнула". Чеченец как на особо тяжкое оскорбление реагирует на нецензурную брань, особенно если в ругательстве фигурирует женщина. Это связано с тем, что самый большой позор, если женщина из семьи позволила себе какие-либо отношения с посторонним мужчиной. В республике хоть и редко, но имелись случаи самосуда над женщинами за вольное поведение. В понятие мужской красоты чеченцев входят высокий рост, широкие плечи и грудь, тонкая талия, худощавость, быстрая походка. "По походке узнаешь, каков он", - говорят в народе. Особенную, знаковую нагрузку несут усы - "Если ты не ведешь себя как мужчина, не носи усов!" Для тех, кто носит усы, к этой строгой формуле прилагаются три запрета: не плакать от горя, не смеяться от радости, не убегать ни при какой угрозе. Вот так усы регламентируют поведение чеченского мужчины! И еще одно. Рассказывают, что идущего сдаваться в плен предводителя восставших горцев Шамиля несколько раз окликнул его верный сподвижник. Но Шамиль не обернулся. Когда потом его спросили, почему он не обернулся, он ответил, что его застрелили бы. "Чеченцы не стреляют в спину", - пояснил Шамиль.

Особые цифры - 7 и 8.

В одной из чеченских сказок говорится о юноше Султане, ухаживавшем за девушкой ровно 8 лет. Грудному ребенку, по чеченским обычаям, нельзя показывать зеркало до восьмимесячного возраста. В вайнахском варианте мифа об Адаме и Еве первые мужчина и женщина разошлись в разные стороны, чтобы найти себе пару; Ева сказала, что на своем пути она перешла через восемь горных хребтов. Чеченская традиция предполагает знание женщиной восьми поколений предков по материнской и по отцовской линии. Мужчине обязательно знание семи предков. Эти примеры показывают, что с женщиной чеченцы ассоциируют цифру 8, а с мужчиной - цифру 7. Семерка состоит, по существу, из единиц. Восьмерка же, состоящая из четырех двоек (иначе - из пар) отражает материнство, принцип порождения себе подобного. Таким образом, цифровая символика показывает пришедшее из глубокой древности особое, превалирующее место женщины в обществе по сравнению с мужчиной. Это же подчеркивает и известная чеченская пословица: "Портится мужчина - портится семья, испортится женщина - портится весь народ". Чеченцы придают особое значение наследственности по женской линии. Так, выражение "материнский язык" употребляется, когда отмечают достойное поведение человека, а выражение "материнское молоко" - когда осуждают за неблаговидный поступок. И по сей день чеченец вправе взять себе жену любой национальности, но не поощряется выход чеченки замуж за иноплеменника.

Взаимопомощь, взаимовыручка

При встрече каждый чеченец первым делом спросит: "Как дома? Все ли живы, здоровы?" При расставании считается правилом хорошего тона спросить: "Нужна ли моя помощь?" Обычай трудовой взаимопомощи уходит корнями в глубокую старину. В те времена суровые условия жизни заставляли горцев объединяться для сельскохозяйственных работ. Крестьяне связывались одной веревкой, чтобы выкосить на отвесном склоне горы траву; всем селом отвоевывали у гор участки под посевы. В любом несчастье, особенно если семья теряла кормильца, село брало на себя заботу о потерпевших. Мужчины не садились к столу, пока часть еды не была отнесена в дом, где нет мужчины-кормильца. Приветствие молодого человека старшему по возрасту обязательно включает предложение помощи. В чеченских селах принято, если пожилой человек начинает какую-то работу по хозяйству, по-соседски принять в этом участие. И зачастую начатое дело закачивают именно добровольные помощники. Традиция взаимной поддержки выработала в народе отзывчивость на чужое несчастье. Если в доме горе, то все соседи открывают настежь ворота, показывая тем самым, что горе соседа - его горе. Если в селе кто-то умирает, все односельчане придут в этот дом выразить соболезнование, оказать моральную поддержку, а если надо - и материальную помощь. Похоронные хлопоты у чеченцев полностью берут на себя родственники и односельчане. Человек, какое-то время отсутствовавший в селе, по приезде получает полную информацию о произошедших без него событиях, в том числе и о несчастьях. И первым делом по приезде он идет выражать соболезнования. "Лучше сосед поблизости, чем родственники вдали", "Чем жить без любви людской, лучше умереть", "Единство народа - несокрушимая крепость", гласит чеченская мудрость.

Гостеприимство

Согласно легенде, пращур чеченцев Нохчуо родился с куском железа - символом воинской доблести - в одной руке и с куском сыра - символом гостеприимства - в другой. "Куда не приходит гость, туда не приходит и благодать", "Гость в доме - радость"... Множество поговорок, легенд, притч посвящено у чеченцев святому долгу гостеприимства. Особенно ярко проявляется гостеприимство в сельском быту. Для приема гостей в каждом доме имеется "комната гостя", она всегда наготове - чистая, со свежей постелью. Никто ею не пользуется, даже детям запрещается играть или заниматься в этой комнате. Хозяин должен быть всегда готов накормить гостя, поэтому в любые времена в чеченской семье специально откладывали на этот случай продукты. Первые три дня у гостя не положено ни о чем спрашивать. Гость живет в доме на правах почетного члена семьи. В старину в знак особого уважения дочь или невестка хозяина помогали гостю снимать обувь, верхнюю одежду. Сердечно-щедрый прием оказывают хозяева гостю за столом. Одно из основных правил чеченского гостеприимства - защита жизни, чести и имущества гостя, даже если это связано с риском для жизни. Гость не должен предлагать платы за прием, но он может сделать подарки детям. Обычаю гостеприимства чеченцы следовали всегда. И проявляли его к любому доброму человеку, независимо от его национальной принадлежности. У чеченцев и ингушей представления о гостеприимстве сложились в строго разработанный кодекс “красивого” поведения хозяина дома (цIин да) и гостя (хьаша). Отступление от этой нормы считалось некрасивым, недостойным поведением. Долг хозяина дома обеспечить своего хьаша всем необходимым, оказать ему всяческое уважение и почет. Вероятно, поэтому с усмешкой замечено: “хозяин дома - баран, гость - волк”. Но неверно было бы думать, что гость имеет только одни права, но не имеет обязанностей. Если хозяин имеет свои обязанности в сложном этикете - хьоашал, то и гость имеет свои. Например, хозяин дома в ущерб своему хозяйству собирается зарезать барана или истратить большую сумму денег, то долг гостя вмешаться и не допустить таких трат, которые приносят хозяину урон.